На пороге смерти

Смерть — это не самая большая потеря в жизни. Самая большая потеря — это то, что умирает внутри нас, пока мы живем.

С. Холодный ветер пронизывал до костей, а пасмурное небо давило на плечи так сильно, будто само оплакивало мертвого. Тяжелые тучи нависали над кладбищем, воздух был пропитан сыростью и напряжением. Я стояла среди черных силуэтов и смотрела на гроб, опущенный в землю. Молчание было почти оглушительным, прерываемое лишь приглушенными шагами, шелестом дождя и шорохом земли, падающим на крышку гроба. Я не плакала — слёзы уже высохли, оставив на сердце глубокие трещины. Вместо этого, я чувствовала что-то другое. Тревогу. Холодок по спине. Это был не просто похоронный обряд — это было начало войны. Мужчины в строгих костюмах держались по краям толпы. Много охраны. Слишком много. Каждое движение проверено, каждый взгляд изучает чужие лица, будто пытаясь прочитать ответ на вопрос, который гудел в воздухе, как звон колокола: Кто это сделал? Сын главы клана убит. Наследник, правая рука семьи, человек, имя которого внушало страх, и вот он теперь лежит под слоем земли, а его убийца где-то рядом. Это чувствовалось это каждой клеткой. — Скоро кровь потечёт рекой, — за спиной хриплый голос дяди Фьюри. — Мы найдем их, каждого, кто осмелился поднять руку на сына босса. — Его слова прозвучали как угроза, как обещание. Я обернулась. Морщинистое лицо Фьюри исказилось в гримасе ярости. Рядом стоял Николас Ральфс, мужчина, примерно, одно возраста с Фьюри, он был родным братом моей бабушки. На них, как и на всех остальных, был чёрный костюм. Сжав в пальцах платок, я подняла глаза на отца, стоявшего у самой могилы. Он выглядел старше и тяжелее, чем обычно, но его взгляд был холоден, как сталь. Он не просто скорбел, он думал. «Кто следующий?» — этот вопрос читался в каждом лице вокруг. Я смотрела на людей: скорбящие, напряженные, скрытые. Семья и чужаки. Убийца мог быть кем угодно. Отчаяние смешивалось с тревогой. Месть неизбежна, но кого это остановит? Только больше крови, больше похорон, больше таких вот дней. И так по кругу. — Сарада, — голос отца тихий, но твёрдый, как камень. Он перевел взгляд на толпу. — Здесь много чужих лиц. Будь начеку. Я кивнула, хотя знала, что не смогу распознать врага в этой толпе. Семья, друзья, охрана — все выглядели одинаково. — Думаешь здесь опасно? — Опасно везде, — ответил он. — Особенно сегодня. Подожди меня здесь. Оставив меня одну, отец направился к священнику, который уже заканчивал молитву. Я провела взглядом его спину и внезапно почувствовала, как по коже побежали мурашки. Убийца мог стоять где-то здесь. В очередной раз я обвела взглядом толпу. Люди шептались, кто-то бросал взгляды на охранников, кто-то на отца. Было в их поведении что-то неестественное, напряженное. Я слышала, как дядя Фьюри говорил о мести, но даже его слова казались лишь отголоском того, что действительно витало в воздухе. — Твоему дяде этого было мало, — произнес голос рядом. Вздрогнув, я обернулась. Это был сын Фьюри. Худой и высокий парень с голубыми глазами. Он нервно теребил край рукава. — О чем ты, Роб? — Власть. Всё из-за власти. Мы же все это понимаем. Кто-то решил, что может бросить вызов семье. — И что будет теперь? — тихо спросила я, хотя знала ответ. Роберт пожал плечами, но его голос дрогнул: — Теперь смерть найдет их всех. Я отвела взгляд от Роба и снова посмотрела на могилу, где уже почти скрывался гроб. Лопата скребла по земле, и этот звук заставлял вздрагивать каждый раз, как будто кто-то проводил ногтями по стеклу. Впереди, возле могилы, отец стоял с группой старших членов семьи, среди них были Фьюрь Банндера, Николас Ральфс и Джерард Гектус. Их голоса были тихими, но каждый жест, каждый взгляд говорил больше слов. Это была не скорбь, а военный совет. — Сарада. Я обернулась и встретилась взглядом с одним из телохранителей отца. Его звали Андре. Высокий мужчина с длинным лицом и рацией в ухе стоял чуть в стороне от толпы, внимательно следя за обстановкой. — Вас просят подойти к отцу. Кивнув, я двинулась вперед, протискиваясь сквозь людей. Я чувствовала на себе их взгляды — любопытные, изучающие, иногда даже сочувствующие, но ни одному из них она не верила. Здесь слишком много чужих. — Сарада, иди сюда, — отец жестом подозвал меня ближе. Я подошла и встала рядом с ним. Теперь голоса мужчин были отчетливо слышны. — Я говорю тебе, это был кто-то из своих, — рыкнул Фьюри, зло косясь на молодого мужчину напротив. — Никто не мог так близко подобраться к нему без помощи. — Брось, Фью, — хрипло возразил дядя Николас. — Ты опять ищешь врагов среди своих. — А если я прав? Что тогда? — не унимался дядя. Его голос дрожал от гнева. — Разве ты не такого же мнения, Майкл? — Джерард обратился к отцу, но тот поднял руку, и все трое замолчали. Он повернулся ко мне, его взгляд был тяжелым. — Поезжай домой, Сарада. Сейчас не время для тебя находиться здесь. — Я тоже часть семьи, — тихо произнесла я, пытаясь скрыть обиду. — Я хочу быть с тобой, отец. — А я хочу, чтобы моя дочь была жива! Ты — не их часть, — жестко отрезал он. — И я хочу, чтобы так и оставалось. — А если убийца придет за нами снова? Что тогда? — Ты не сможешь помочь. Ни мне, ни семье, — ответил холодно отец. — Твоя задача быть в безопасности. Всё остальное не твое дело. Сердце болезненно сжалось, но я не ответила. Его слова резали, но в глубине души я понимала, что он так говорит из-за страха. Из-за того, что уже потерял одного человека и не готов терять еще кого-то, кого любил. — Я отвезу её домой, — сказал Роберт, вдруг подходя ближе. Отец на секунду замешкался, но потом кивнул. — Хорошо. Но без лишних остановок. Я посмотрела на Роба, который вяло махнул рукой в сторону машин. — Пойдем. Здесь всё равно больше нечего делать. Я медленно пошла за ним, ощущая, как кто-то из толпы провожает нас взглядом. Мне казалось, что спина горит от этих взглядов. Чужих. Подозрительных. Не выдержав, я обернулась лишь на секунду и встретилась глазами с мужчиной в тёмном пальто и чёрной шляпе. Он стоял в стороне, почти сливаясь с тенями, но его взгляд был пристальным и холодным. «Кто он?» — пронеслось в голове. — Сарада! — окликнул Роб, и я вздрогнула. — Да, иду... — Я снова оглянулась, но мужчина уже исчез. Сев на переднее сиденье автомобиля, я закрыла за собой тяжелую дверь. Роберт занял место водителя, запуская двигатель. В салоне пахло кожей и слабым ароматом бензина. — Тебе тоже кажется, что все притихли слишком быстро? — пробормотал он, не глядя на меня. — Что ты имеешь в виду? — я повернулась к нему, нахмурившись. Роб медленно вырулил с парковки, ведя машину к воротам кладбища. Здесь была куча машин. Его пальцы крепко сжимали руль. — Слишком много охраны, слишком много лиц, которых я не знаю. Это не похоже на простое убийство. Кто-то пытается сказать нам что-то... показать, насколько мы уязвимы. — А ты думаешь, отец этого не понимает? — Конечно, понимает. Но никто не хочет признавать правду. Среди нас есть крыса. — Роберт бросил на меня короткий взгляд. — И когда её найдут, всем будет наплевать на оправдания. Мне нечего было сказать, глядя в окно на мимо проносящиеся серые здания, яне могла не думать о словах друга. «Крыса». Предательство. Наша семья всегда была как стальной механизм, где каждый знал свое место. Но теперь в этом механизме появилась трещина, и через неё сочилась кровь. Машина выехала на широкую дорогу, залитую тусклым светом. Тучи всё ещё клубились над городом, не давая солнцу пробиться сквозь их тяжелую пелену. — Ты не думаешь, что это странно? — осторожно спросила я. — Что именно? — Дядя Кросман был осторожным. Он не ездил без охраны, не доверял лишним людям. Но кто-то сумел подобраться к нему настолько близко, чтобы выстрелить в упор. Как это вообще возможно? Роберт молчал, но его челюсть напряглась. — Это сделал кто-то, кто знал все наши маршруты, все слабые места, — продолжила я. — Неужели никто не понимает? Это не случайность. Это... предупреждение. — Тише, Сарада. — Роберт замедлил машину и обернулся ко мне. — Об этом нельзя говорить вслух. Даже между нами. — Почему? Я имею право знать. — Потому что ты не должна быть частью этого, — ответил он резко. — Твой отец был прав: ты другая. И это хорошо. Я посмотрела на него, пытаясь понять, говорит ли он искренне или просто повторяет слова отца. Роберт снова отвернулся, сосредоточившись на дороге. — Мы все по горло в этом дерьме. Поверь, Сарада, лучше не знать лишнего. — Я хотела возразить, но вдруг заметила нечто впереди. — Роб, осторожно! Машина резко затормозила. Прямо на середине дороги стояла другая черная машина, как будто намеренно преграждая путь. — Что за черт... — Роберт ругнулся сквозь зубы и потянулся к бардачку. — Что ты делаешь? — прошептала я, чувствуя, как сердце начинает колотиться сильнее. — Запирай двери! Роб достал пистолет и прищурился, вглядываясь в людей, выходящих из машины впереди. Трое мужчин. Все в чёрном. — Это люди отца? — в надежде спросила я. — Не знаю, — ответил Роберт, сжав пальцы на оружии. Один из мужчин шагнул вперед, медленно, как хищник, приближающийся к добыче. — Спокойно, малец, — сказал он глухим голосом, остановившись в нескольких метрах от машины. — Мы просто хотим поговорить. — Оружие на виду, а значит, ни о каком разговоре речи не идет, — прошипел Роберт, не опуская пистолета. — Чего вам нужно? — Нам нужна она, — мужчина пальцем указал в мою сторону, заставляя тело вздрогнуть. Наши взгляды пересеклись. — Что? — прошептала я. — Выйди из машины, — послышалось чуть дальше. — Пацана можешь оставить в живых. Мы не за ним пришли. Время будто замерло. Дождь начал накрапывать, стекая по лобовому стеклу тонкими струйками. Роб повернулся ко мне, его глаза горели решимостью. — Сиди здесь и не двигайся, — приказал он. —Роберт, нет! — Я вцепилась в его рукав. — Уезжай! Скорее! — Поздно, — прошептал он. Мужчины начали двигаться быстрее, и я увидела, как один из них потянулся за оружием. Нет... этого не может быть. — Сарада, пригнись! Всё произошло за считаные секунды: выстрелы, осколки стекла, крики. Роберт резко выкрутил руль, и машина рванула назад, буксуя по мокрому асфальту. Я зажмурилась, вцепившись в ремень безопасности, а сердце бешено колотилось в груди. — Держись! — крикнул Роб, разворачивая машину. Я слышала, как пули врезаются в металл, как визжат покрышки. В памяти всё слилось в один хаотичный шум: дождь, выстрелы, крики. А потом стало тихо. — Всё в порядке? — хрипло спросил Роб, не сбавляя скорости. Я медленно открыла глаза. Я была жива. Мы были живы. Машина неслась по пустой дороге, оставляя опасность позади. — Кто они? Роберт не ответил. Его взгляд был устремлен на дорогу, но в нём я увидела то, что пугало больше всего — страх.

.

Сквозь огромные окна в гостиную просачивался серый свет, тускло освещая залитую тишиной комнату. Дом был полон людей, но теперь их голоса звучали тише, почти приглушенно, как будто снаружи туман забрал с собой и звуки, и жизнь. Я вошла в гостиную и на мгновение остановилась у двери. Воздух был пропитан запахом кофе, сигарет и старого дерева. Роб шёл позади, молча, но я чувствовала его напряженность, как стальную пружину, готовую разжаться в любой момент. — Не говори никому, — прошептала я, оборачиваясь к нему. Он нахмурился. — Что? — О том, что произошло на дороге. Сейчас не время. Дедушка... он и так едва держится. Если он узнает, что кто-то попытался.... — я запнулась, проглотив комок в горле. — Мы разберёмся с этим позже. — Ты не понимаешь. Они пытались тебя убить, Сарада, — процедил Роберт сквозь зубы. — Это не случайность. Если мы сейчас молчим, мы даем им фору. — Я понимаю больше, чём ты думаешь, — мой голос был твердым. — Но если мы поднимем панику сейчас, ситуация станет ещё хуже. Прошу тебя, Роб, давай подождём. Он пристально посмотрел в мои глаза, его взгляд был тяжелым и колеблющимся. — Ладно. Но недолго. Я слабо кивнула в знак благодарности и развернулась к гостиной. Внутри люди сидели группами, кто-то шептался, кто-то молча пил кофе или виски. В центре комнаты, в огромном кресле, сидела бабушка Эсме. Её лицо, обычно строгое и непроницаемое, теперь было искажено болью. Она сжимала в руке шарф дяди и бесшумно молилась, глядя в одну точку. Не выдержав, я подошла и опустилась рядом на колени, обхватив бабушкину руку. Пальцы Эсме были холодными и дрожащими. — Мой сынок, мой первенец... он был хорошим человеком, — прошептала бабушка. — И это несправедливо. Никто не должен хоронить своих детей. Никто... — Бабушка... — Я мягко сжала её руку. — Твой дедушка уже строит планы, — продолжила Эсме, даже не слушая меня. — Но месть не вернет мне сына. Она только принесет больше крови. Я почувствовала, как бабушкина рука сжала пальцы сильнее. — Обещай мне, что ты будешь осторожна, Сарада. Обещай мне. — Обещаю, — тихо ответила я, хотя внутри все сжалось от сомнений. Сзади раздались тяжелые шаги, и голос дедушки Атилы заставил всех в комнате поднять головы. — Эсме, — его голос был твердым, почти холодным.  — Нам нужно поговорить. Я обернулась. Дед стоял у камина, высокий, внушительный, с выправкой генерала. Лицо его казалось высеченным из камня, тёмно-серые глаза горели едва сдерживаемым огнем, а скулы обрамляла седая щетина. — Поговорим позже, Атила, — устало сказала бабушка. —  Не сейчас. — Сейчас, — твёрдо возразил он. Они обменялись взглядами, и дед удалился в кабинет. Я знала: его не интересовала скорбь, только месть. Бабуша устало поднялась с места, пытаясь ей помочь, я подошла ближе, но Эсме дала понять, что не нуждается в помощи, остановив меня протянутой вверх ладонью. Я лишь кивнула. — Сарада, — раздался голос позади. Вздрогнув, я обернулась. Передо мной стоял Аарон. Он был немного младше, широкоплечий и с пронзительным взглядом, который всегда искал слабость. Глаза у него были карие, как и у его матери Николь. —  Соболезную, — произнес Аарон, но в его тоне не было ни капли тепла. Сейчас издевка ядом сочилась из губ кузена. Это вызвало во мне горькую улыбку, которую было сложно скрывать. Опять он за своё. Мы разговаривали только сегодня утром, я пыталась прибодрить Аарона, оказать ему поддержку, но он был молчалив, не проронил и слова. На все мои слова он лишь покачивал головой. — Аарон, я всегда могу тебе помочь, ты ведь знаешь это? Мы семья, никогда не забывай об этом, прошу тебя.  — По щеке брата скатилась слеза. — Знаю, нам это чуждо, выражать свои чувства, показывать эмоции, которые ранят сердце, но здесь никого нет. Только ты и я. Помнишь, как в детстве? — Спасибо, — сдержанно ответила я, возвращаясь в реальность. Все будто ещё больше притихли. — Ты как всегда в центре внимания, — усмехнулся он, скользя по мне оценивающим взглядом. — Даже в такие дни, — колко добавляет брат. — Не сейчас, Аарон. — Почему? Разве не этого ты всегда хотела? — он наклонился ближе, его слова были почти шепотом. — Славы... Ты любимая внучка. Гордость нашего деда. Но ты не часть этого мира, Сарада. Ты не сможешь защитить семью. Не сможешь занять его место. — Я и не пыталась. Никогда. — Вот в этом-то и дело. Ты просто бремя. Ноша, которая досталась нашей семье. Бремя. — Аарон, я понимаю твою боль, ты... — Довольно! — грубо отдёрнул брат, отталкивая мою руку в воздухе, когда я попыталась дотронуться до его плеча. В этот момент десятки глаз были направлены в нашу сторону. Я не обернулась. Не смотрела по сторонам, ведь это давление чувствовалось всем телом. — Я не на твоем долбанном сеансе, — прошипел Аарон, чуть приблизившись. В нос ударил запал алкоголя. — Сейчас не время для этого, — твёрдый голос Николь врывается между нами. Женщина что-то прошептала сыну. Это было слишком тихо, чтобы разобрать. Карие глаза ещё несколько секунд сверлили меня взглядом, прежде чем Аарон скрылся на выходе из гостиной. Я выдохнула, чувствуя, как напряжение сковывает плечи. — Иди за сыном, — эти слова вырвались из губ прежде, чем я успела их обдумать. Лицо Николь исказилось в удивлении. — Его отца убили, он нуждается в тебе. В своей матери. Не оставляй его, боюсь, он может себе навредить. Я выдохнула, уже пожалев о сказанных словах. Теперь губы Николь искривились в усмешке. — Твой дед сейчас думает о мести. — Не сосчитать, сколько раз за день мне приходилось слышать эти слова. — Мы оба знаем, что он не остановится. — Он не должен был терять сына. — А я не должна была терять мужа, — голос Николь вздрогнул, но её взгляд остался твёрдым. — Но, видимо, это мало кого интересует, кроме меня и Аарона. Двойняшки ещё ничего не знают, да и как я им скажу? Как объяснить маленьким детям, что их отца больше нет? — Теперь же глаза заполнились слезами. От былой стойкости не осталось и следа. Мне не нашлось слов, чтобы ей ответить. Что я скажу? На самом деле, что? Всё будет хорошо? Мы справимся? Жизнь наладится? Но уже ничего не будет как прежде. И мы все это знаем. — Знаешь, я иногда завидовала тебе, — продолжила Николь, склонив голову набок. — Ты выросла в стороне от всего этого. Обычная жизнь. Учёба. Работа. Свобода. — Отец хотел оградить меня от насилия… — А тебе не кажется, что он был слишком идеалистичен? Твой отец всегда был чужим в этой семье. Он думал, что сможет вырвать тебя из этого порочного круга. Но кровь есть кровь, Сарада. И она всегда зовет. — Дядя Кросман хотел поступить так же и с двойняшками, ты знаешь это лучше всех, Николь. Он желал другой жизни Ливайю и Хизер. — Ну, конечно, ведь Майкл… — Я не позволю винить моего отца за его выборы! — Николь не успела закончить, как я её прервала. — Даже тебе. — Я никого не виню. — Взгляд женщины стал колючим. — Лишь констатирую факты. Теперь, когда Кросмана нет, твой дед уже выбрал нового наследника, не так ли? — Что ты хочешь сказать? — Ох, не будь наивной, — в её голосе прозвучала усталость. — Атила всегда делал ставку на тебя. Ты — его любимая внучка. Гордость, как он говорит. Но Аарон... — она сделала паузу, словно подбирая слова. — Он его сын. И это место по праву принадлежит ему. — Я никогда не претендовала на это место. Но если ты и правда хочешь услышать имя, которое должно занять этот трон. — Что я делаю? — То это совсем не твой сын, и уж тем более не я. — Майкл, не так ли? — с улыбкой предположила Николь. — Атила Де'Лоренте, — твердо вырвалось из моих губ. Она прищурилась. — В этом доме любовь деда — это сила, а сила — это власть. Я промолчала, лишь тяжело вздохнув. Каждое слово Николь словно впивалось в меня шипами. Чувствуя напряжение, я не могла отделаться от мысли, что мать Аарона говорит больше, чем просто предположения. Она явно что-то знала. — Николь, — голос бабушки раздался откуда-то из коридора. — Иди ко мне. — Женщина кивнула, устало направившись к выходу из гостиной. Но прежде чем уйти, она остановилась на пороге и обернулась. — Сарада, будь осторожна. Вокруг тебя слишком много глаз, и ни одни из них не смотрят с добром. — Ненавижу её голос. — Роб оказался рядом незаметно. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и внимательно наблюдал за гостями. — Сколько я себя помню, она плела интриги и сыпала ядом. — Она потеряла мужа, Роб, — устало ответила я. — Это не дает ей права травить всех вокруг. — Он хмыкнул. — Будь осторожна с ней. И с Аароном тоже. Мы давно уже не дети. Он вёл себя так, словно это ты была виновата в смерти дяди Кросмана. — Он в печали, просто не знает на кого скинуть эту злость. Я — это легкая мишень в данном положении. Пусть будет так. — И ты просто будешь молчать? — Пока что молчание — лучший способ выжить в этом доме. — Роберт взглянул на меня долгим, пристальным взглядом. — А что на счет произошедшего на дроге? Ты уже рассказала отцу? — Роб... Внезапно снаружи раздался шум — тяжелые шаги, гул голосов, Хлопок дверей. Я всем телом ощутила, как напряжение возвращается с новой силой. Дедушка вернулся в гостиную, за ним следовал отец, а позади него Аарон. Все трое выглядели сосредоточенными и мрачными. — Все сюда, — громко произнес Атила, его голос эхом прокатился по комнате. Люди замолчали, взгляды устремились на патриарха семьи. Я ощутила, как сердце сжалось в груди. — Я долго думал, — начал он, сверля всех взглядом. — Кто-то посмел поднять руку на мою кровь. Кто-то решил бросить вызов нашей семье. И я клянусь вам, что кровь обидчиков будет литься рекой. В его голосе звучала не просто решимость — это была ярость, холодная и беспощадная. — Мы начнем поиски. Найдём тех, кто за этим стоит. Начнём с пешек. Каждый, кто был причастен к смерти моего сына, понесет наказание. Никому не удаться скрыться. Но помните: крысы есть везде. Даже среди нас. Атила обвел всех взглядом, и на мгновение его глаза задержались на мне. Я почувствовала, как холодок пробежал по спине, тело покрылось мурашками. Оставшись стоять на месте, я ощущала, как стены вокруг становится все теснее. Гул голосов, взгляды, скрытые недомолвки — все смешивалось в одну какофонию. «Крысы среди нас.» Эти слова эхом отдавались в голове. Осознание пришло быстро: эта война только начинается.

.

Нет ничего тягостней мучительной неизвестности.

Тишина ночи была пугающей. Зимний сад казался застывшим в ожидании, как хищник перед прыжком. Я стояла на каменной дорожке, кутаясь в пальто. Дыхание превращалось в белый пар, а ноги утопали в слое свежевыпавшего снега. Свет в доме еще горел, но доносившиеся из окон голоса стихли. Семья разошлась по своим комнатам, каждый в одиночестве переживая боль утраты. Я подняла голову и посмотрела на чернеющее небо. Снег падал медленно, кружась в воздухе, но я почти не замечала его. Мысли о произошедшем сжимали разум. Нападение. Выстрелы. Крики Роберата. Эти образы вновь и вновь всплывали перед глазами, словно воспоминания обжигали душу. Тишину нарушили шаги. Обернувшись, я увидела, как из дома спешил отец. Майкл был в расстегнутом пальто, сжимающим кулаки. Я не видела отца со вчерашнего вечера. Никто из мужчин не ночевал дома прошлой ночью, теперь так будет долгое время. Никто не сомкнёт глаз, пока дядя не будет отомщён. Его лицо, обычно спокойное, теперь было перекошено гневом. — Сарада! — он выкрикнул мое имя, едва не поскользнувшись на заснеженной дорожке. — Отец, ты... — начала я, но он не дал мне договорить. — Ты понимаешь, что могло случиться? — его голос дрожал от ярости. — Они могли убить тебя, Сарада. Убить! Я замерла. Отрицать произошедшее нет смысла. Роберт всё рассказал? — Но этого не случилось. Мы с Робом справились, — мой голос был спокоен. — Справились? — с издёвкой переспрашивает отец. — Посмотрите, они справились! Справились, черт возьми! — последнее он буквально прорычал. Я прикрыла глаза. Отец грубо схватил меня за плечи, заставляя смотреть ему в глаза. — Вы были загнаны в ловушку, как дети! Ты вообще понимаешь, что на тебя объявлена охота? О чем ты только думала, когда решила скрыть это от меня? — Они хотели предупредить семью, а не убить нас. — Не будь наивной, Сарада! Не будь дурой! — Он отступил, пытаясь совладать с гневом. — Это не предупреждение. Это война. И ты находишься в самом её центре! — Отец, прошу тебя... —Нет! — перебил он меня, голос отца стал ещё громче. — Ты уезжаешь. На этот раз ты меня послушаешь. — Хорошо, я завтра же вернусь в город... — Через два дня ты покинешь этот город. — Я шагнула назад, в недоумении глядя на отца. — Улетишь в Германию. Я уже всё подготовил. Временно будешь жить там. — Ты не можешь быть серьёзным, —прошептала я, чувствуя, как мир вокруг рушится. — Более чем серьёзен. — Я не могу уехать, отец. Здесь моя жизнь, мои друзья, работа, мои клиенты. Как я могу все это бросить? — Это не обсуждается, — холодно произнёс Майкл. — Ты всегда так делаешь, — резко ответила я. Голос задрожал от эмоций. — Думаешь, что можешь контролировать всех вокруг. Но это моя жизнь! Я не ребёнок! — Ты мой ребёнок! Мой! — выкрикнул Майкл, не выдержав. — Единственная дочь! И если ты думаешь, что я позволю тебе умереть из-за амбиций этой семьи, ты ошибаешься. — Ты сам часть этой семьи, — напомнила я ему, сжав кулаки. — Ты всегда был частью этого мира, а теперь хочешь меня от него отгородить? Да, я жила отдельно от семьи, но не в другом городе, не в другой стране, отец! Знаю, ты делал все от тебя зависящееся, чтобы отгородить меня от проблем, но Германия... — я проглотила комок. — Думаешь расстояние их остановит? Он тяжело вздохнул, пытаясь успокоиться. — Я совершил много ошибок, Сарада. Но самая большая из них это то, что я позволил тебе остаться здесь так долго. Слёзы начинают жечь глаза. — Я не уеду, — тихо, но твёрдо сказала я. — Есть множества других вариантов, отец. Давай найдем более надежную квартиру? Приставим охрану? Хочешь, я могу временно пожить в особняке. Но не Германия, папа... — Слёзы градом текли по щекам. — Здесь моя жизнь. Я не могу бросить всё! — Это не просьба, Сарада, — его голос вновь стал стальным. — Ты покинешь штаты, даже если мне придется сделать это силой. Я крепко сжала зубы, чувствуя, как внутри всё клокочет от ярости и боли. — Ты всегда думал, что знаешь, что лучше для меня. Но ты даже не видишь, что твое решение разрушает все, что для меня важно! Отец посмотрел на меня долгим, тёмным взглядом, прежде чем тихо произнести: — Лучше разрушить твою жизнь, чем потерять тебя навсегда. С этими словами он развернулся и ушёл обратно в дом, оставив меня стоять под снегом в одиночестве. Медленно опустившись на каменную скамью, я уставилась на белый ковёр перед собой. Сердце было сжато страхом и гневом. Но глубоко внутри я знала: что бы ни решил отец, я не сдамся. Не останусь. Эта война была нашей реальностью, и бежать от неё не выход. Я потеряла счет времени, когда медленно шла по заснеженной дорожке, возвращаясь к дому. Мысли, словно тяжелые камни, тянули вниз. Слова отца резали душу. Я понимала его страх, но не могла смириться с тем, что мою жизнь снова хотят превратить в тень чьих-то решений. Я поднялась в свою комнату. Это сложно было назвать «моей комнатой», я была здесь так редко. В последний раз на десятилетие двойняшек, это было в июле. За девять лет здесь почти не осталось ничего родного. Большое окно в спальне выходило на зимний сад, где только что происходил наш разговор с отцом. Я медленно прижалась лбом к холодному стеклу, вспоминая тот день, когда мне исполнилось шестнадцать. Тогда отец вошел в спальню с ключами от новой квартиры. — Это твой шанс на нормальную жизнь, Сарада, — сказал он, протягивая ключи. У тебя будет всё, что нужно, чтобы стать кем-то другим, а не частью тёмной стороны этой семьи. Я всё ещё помнила, как смотрела на него в тот момент. Его лицо было твердым, но глаза выдавали сомнения. Мне хотелось отказаться, закричать, что я не хочу быть одна, но вместо этого я тихо взяла ключи. Жизнь в Чикаго стала для меня глотком свободы. Просторная квартира, университет, друзья. Я росла и ни в чём себе не отказывала. Училась и начала работать, гордясь тем, что выбрала профессию, которая помогает людям. Но на праздники всё менялось. Я возвращалась в семейный особняк, где величие и роскошь скрывали тёмные дела. Эти редкие встречи с семьей заставляли чувствовать себя чужой, но в то же время связывали меня с корнями. Особенно близким для меня был дядя Кросман. Он всегда был добрым, мудрым и поддерживал меня. Когда дедушка был против моего переезда, дядя стал на сторону отца, переубедив Атилу, он настоял на том, что это правильное решение. Я знала, что Кросман хотел уберечь своих детей так же, как это сделал его брат. Его младшие дети всё ещё жили в особняке, но он мечтал о другом будущем для них. Кросман не успел воплотить свои планы. Мысли о дяде, о том, что он больше не войдет в эту комнату, не посмеётся со мной или не даст мудрый совет, причиняли невыносимую боль. Мой взгляд остановился на старой фотографии, стоявшей на столе у кровати. Я, отец, Кросман и дед — редкий момент, когда все улыбались. Я провела пальцем по стеклу рамки, чувствуя, как в горле сдавливает ком. «Что теперь?» — подумала я. В этот момент в дверь постучали. — Войдите, — хрипло произнесла я. На пороге стоял Роберт. Его лицо было напряженным, взгляд обеспокоенным. — Твой отец говорит, что ты уезжаешь, — начал он, заходя в комнату. — Ты, наверное, не поверишь, но клянусь, я ничего не говорил. Ни кому. Правда. Голос Роба полон сожаления. Но теперь это не важно. Отец всё узнал, это было главной проблемой. — Он сказал мне, что это не обсуждается, — с горечью ответила я, садясь на кровать. Роберт присел на стул у окна, сложив руки перед собой. — А ты согласна? — Конечно, нет, — резко ответила я. — Но что я могу сделать? Он привык контролировать всё. — Ты можешь бороться, — сказал Роберт после короткой паузы. Я посмотрела на него с удивлением. — Бороться? С кем? С моим отцом? — Не только с ним. С собой. С этой ситуацией, с этим домом. С тем, что происходит вокруг. Я отвернулась, глядя на сад. — Я устала бороться, Роб. — Нет, не устала, — его голос стал мягче. — Ты просто боишься. — Мои глаза наполнились слезами, но я сдержалась. — Как мне не бояться, если я не знаю, что будет дальше? — Страх — это нормально, — сказал он. — Главное не позволять ему управлять тобой. — Я закрыла глаза, чувствуя его поддержку.

.

Я не спала всю ночь. Ворочалась с боку на бок, смотрела в потолок, вслушивалась в тишину дома, которая временами нарушалась приглушенными шагами охраны за дверью. Сон был роскошью, которую я не могла себе позволить, пока не придумаю, как убедить отца. Покидать Чикаго? Это казалось абсурдным. Здесь была вся моя жизнь, всё, что я строила годами. Каждый месяц я проводила сессии с пятью клиентами, чьи судьбы и проблемы стали для меня почти такими же важными, как моя собственная. Пять жизней. Пять разных путей к исцелению. Каждый из них пришел ко мне с грузом боли и отчаяния. Мы работали над их страхами, травмами, потерями. Кто-то доверяет мне уже год, кто-то всего несколько месяцев, но каждый шаг в их прогрессе — моя маленькая победа. Бросить их? Это невозможно. Для них я была опорой. А для себя якорем, который удерживал меня в реальности. Утром я не нашла сил спуститься на завтрак. Впрочем, я сомневалась, что кто-то из семьи вообще ел. Никто не мог заставить себя проглотить и кусочка после вчерашнего дня. Мне просто принесли поднос с едой в комнату. Я мельком взглянула на него: омлет с овощами, кусочек тоста, джем и чай. Всё это выглядело так, будто его приготовили на автомате, без души. Как и всё в этом доме. Я подошла к окну. Солнце пробивалось сквозь серые облака, а вчерашний снег уже начал таять. На улице я увидела отца. Он стоял во дворе с Фьюри, человеком дедушки, который занимался бумажными делами семьи. Фьюри казался спокойным, как всегда, но движения его рук говорили о напряжении. Отец держался ровно, но я видела, как он сжимал кулак, слушая мужчину. Сердце сжалось. Я знала, что отец еще зол. Зол на меня, на Роберта, на весь этот мир, который он не может контролировать так, как ему хочется. Я отошла от окна, чувствуя, как внутри меня поднимается волна страха. Я не боялась Майкла как отца. До вчерашнего дня, он никогда не повышал на меня голос, никогда не делал мне больно. Но его решимость, его способность добиваться своего, пугала меня до дрожи. Мысль о новом разговоре с ним заставляла мое сердце сжиматься. Но оставаться молчаливой жертвой его планов я тоже не могла. В этот момент телефон завибрировал на тумбочке. Я посмотрела на экран: Тейлор. — Привет, Сарада, — её голос, как всегда, звучал бодро, но я уловила нотку сомнения. — Как ты? — Привет! Всё... нормально, насколько это возможно, — комок снова подошел к горлу. — Прости, что беспокою. Знаю, что тебе сейчас совсем не до работы. — Нет, всё нормально. Что-то случилось? Тейлор работала ассистентом у меня и ещё у нескольких психологов. Её работа была незаменима: она записывала клиентов, принимала звонки, вела отчеты. Без неё я бы точно погрязла в хаосе. — У нас новый запрос, — начала она. — Мужчина, он хочет записаться на прием, говорит что ему посоветовали тебя. — Хорошо, ты уточняла, он ранее проходил терапию? — Говорит, что нет. Если честно, он вообще мало что говорил. Просил записать его на сегодня, но ты ведь пока не принимаешь, мы итак с трудом перенесли остальных клиентов. — И что ты ответила? — Сказала, что перезвоню. Так что будем делать? В целом, я могу предложить ему мистера Гллена. — Я нахмурилась, подойдя к окну. Ситуация вокруг меня была хаотичной. Семья погружена в траур и гнев, отец пытается отправить меня за океан, а тут новый запрос. Я пыталась понять, что важнее: разобраться с семьёй или продолжать работать, чтобы не сойти с ума. — Сарада? — Да, да, я здесь. На когда мы можем его записать? — Секунду. — Тейлор недолго сучит по клавишам, а затем бормочет что-то полушепотом. — На понедельник. У тебя в два часа дня свободно, а в три к тебе записана Саванна Вин, мы перенесли её запись во вторник, помнишь? — Да, конечно. — На самом деле нет. — Хорошо, запиши его. — Ты точно уверенна? — переспросила Тейлор, зная, что у меня сейчас происходит. Я закрыла глаза, чувствуя, как напряжение стягивает плечи. — Да, — я сделала паузу. — Я не могу бросить работу. — Ладно, тогда я записываю. Держись, Сарада. Если что, звони, хорошо? — Спасибо, Тейлор. Я повесила трубку и кинула телефон на кровать. Принять нового клиента в такой момент казалось безумием, но отказаться от работы означало признать поражение. Я не могла этого допустить. Моё отражение в зеркале показывало уставшую, но решительную девушку. «Теперь только осталось снова поговорить с отцом», — подумала я. Внутри всё сжалось от одной мысли о том, что нас ждёт.