ты не верь слезам

      саша всегда возвращается.       а костя всегда, как взглянет на него, видит своё отражение в стеклянных хрусталиках какого-то дворового потрепанного котенка. он смотрит в чужие глаза потерянные и подведенные чёрной подводкой только с заботой и такой нежностью, о которой никто кроме его сомнительного друга не догадывается, тем более его дворовые кенты.       потом саша отворачивает лицо и прижимается к косте так сильно, что совсем не чувствуется слой ткани чужой потертой олимпийки. как будто голая кожа к голой коже. саша потом руки ему под футболку на голой спине прижимает. он будто ломает ребра, жадно впивается черными ногтями в чужую душу и тело, ничего уже давно не стесняясь. костя готов поспорить, что внутренняя сторона его кожи покрыта синяками от того, как быстро сейчас ебашит из стороны в сторону его сердце.       — ну и где ты был? - костя пытается прижаться к саше так же сильно. он существует, он рядом, он - его саша. ему даже кажется, что они пытаются друг с другом слиться сейчас (но он не против, главное чтобы саша не уходил).       — я думал, ты скучал. ну вот с кем ты опять пиздился? — саша всё ещё прижат к олимпийке, уткнутый куда-то в районе костиного плеча. разворачивает голову и выцветшие уже розовые волосы, покрашенные тоникой оказываются всё ближе к лицу — совсем без меня не можешь, да? — вглядывается в поцарапанную очевидно не кошками и не сашей шею, понимая, что никто ничего тут в помине не отрабатывал. саша отстраняется, а костя его за руку держит, не отпускает. — подожди чуть-чуть, ещё потрогаешь, балбес.       а саша у кости уже давно не просто гость. он даже в темноте с завязанными глазами по чужой квартире чудесно ориентируется, поэтому сразу идёт на кухню, открывает нужный шкафчик и антисептик, пластыри, ватки и бинты оказываются в его руках.       пока саша роется где-то в другой стороне квартиры, где он настежь открывает окна, чтобы запустить хоть немного какого-то воздуха, костя думает. аман бы не поверил, что тот умеет это делать, но он просто не до конца своего кента знает. конечно.       а ведь костя скучал. очень скучал. саша ему кислород заменял, а он так быстро привык и подсел, что без него теперь просто не может, без него хуже ломки в миллиарды раз. он ищет его всё время где-то взглядом, даже если знает, что его не должно быть. саши настолько иногда не хватает, что он везде для кости мерещится: в каждом дворе его дух, на качелях, дома на кухне кажется всегда есть, даже если галлюцинацией.       он в голосовых сообщениях, ночных звонках таких дурацких про чувства, он в разноцветных пластырях, в пустых банках от энергетиков, в словах кривым почерком в костином дневнике, в закатах на крышах, в прогулках по набережной...       всё о нём напоминает. все запахи его костя узнаёт из бесконечного множества: его шампунь приторный, жвачку вишневую, его мамы духи, цветы, те которые он фотографировать любит. запах спирта, которым он раны обрабатывает, чужой пот, кровь и солёные слезы кажется тоже имели какой-то запах.       саша бы за эти подробности назвал его отвратительным, они бы подрались и опять бы уснули в обнимку. ну, что-то у них никогда не меняется.       саша везде, а косте всегда мало.       — мне так нравится контраст между тем, как ты сейчас дергаешься и краснеешь каждый раз, когда я до тебя дотрагиваюсь, а ещё вчера вы с аманом передрались со всеми пацанами из параллели. там у тебя даже глаз не дергался, ахахах. — саша смеётся снаружи, но костя знает его глаза, знает этот взгляд и понимает, что тот волнуется. — тебя за ручку подержать, как мама в детской поликлинике? — саша шутит, а сам пока бинтует и правда костю за руку держит. он тоже скучал.       — саш, я тебя люблю. — костя пошел в нападение. всё таки он был лучшим в драках на районе.       — я знаю, не сильно жжёт? — саша не хочет сдаваться и проигрывать чужим голубым глазам.       — вообще нет, можно я тебя поцелую?       — заткнись уже, умоляю.       и саша к нему первый приближается, дразнит, в последнюю секунду опускает голову вбок, убирает светлую прядь за ухо и целует в костину поцарапанную шею, в каждый шрам. удовольствие растягивает, как только может. саша косте ухмыляется, валит его на дедовский ковер (который вообще висел когда-то на стене...), прижимает руками по обе стороны и поглядывает обессиленно.        костя смотрит на него так влюбленно, как только для него возможно, слегка приподнимается, не трогая сашу, а потом обеими ладонями мозолистыми к щекам его прижимается. ещё раз зрачками спрашивает разрешения, а саша свои только закатывает.       костя всегда целует очень-очень аккуратно, гораздо нежнее (удивительно) саши. старается не жадничать сразу, всё делает медленно, мажет языком так романтично и сопливо, что саша потом будет смеяться и подъебывать (ему на самом деле нравится, просто не признается). костя мажет по контуру, постепенно углубляя то, что он пытается в этот поцелуй вложить.       саше нравится, но ему мало. он сжимает свои руки на чужих плечах всё сильнее, отвечает косте так, будто хочет чтоб у них поскорее кончился воздух. дышать друг другом конечно очень здорово, но даже здесь в один момент становится просто невыносимо и они разделяются, выдыхать тяжело совсем-совсем.       — пойдём спать?       — уже устал?       — так где ты был?       — ладно, пойдём.       и они засыпают, крепко вцепившись кожей к коже, отпускать никто никого не планирует. аптечка так и остаётся до утра полуразобранной на журнальном столике.

***

      саша идёт по парадной, планируя покурить, но боится вкус кости потерять, поэтому идёт, забыв обо всём, просто весь растрепанный в чужой олимпийке. улыбается смущённо, только костя об этом не узнает.

***

костя просыпается один и в мурашках. весной в самые холода отключили отопление, конечно. он заваривает, кажется, самый отвратительный растворимый кофе в его жизни и вспоминает какой сегодня день.