Пусть это останется в архивах

– Потрясающе! Это просто потрясающе, – восторгался Петя вот уже минут пятнадцать, листая фотографии сайта заведения, в котором Импроком намеревался справлять новогодний корпоратив. – Это рай, понимаешь? Рай, Маша. Ты бывала в раю? – Не припоминаю. – Я уверен, что рай выглядит именно так. Ну посмотри же, хорош выпендриваться! Петин восторг объяснялся очень просто: корпоратив был запланирован в караоке. В отличном караоке, приподнятом, моднецком и вполне молодежном. Маша уже не в первый раз листала изображения со сценой, столиками, барной стойкой и панорамой фасада здания. Сама она к такому формату относилась равнодушно, но вот Петя был заядлым любителем погорланить мировые хиты. При этом Маша старалась избегать совместных с ним походов на такого рода мероприятия, а если избежать не получалось – держать заводного брата подальше от сцены, иначе выкуривать его оттуда потом полночи, не меньше. Однако сейчас думалось, что такой отдых пошел бы Пете на пользу. Маша с беспокойством рассматривала залегшие под родными глазами синяки, красные от полопавшихся капилляров белки, руки, слишком уж часто касающиеся висков, будто старавшиеся унять пульсирующую боль под кожей. Петину усталость буквально можно было резать ножом, и будь у Маши возможность, она бы ее искромсала в мелкий щебень. Но он не терял или по крайней мере старался не терять бодрости духа и подвижности настроения – разве что улыбался реже и иронизировал невпопад, но такое вполне можно простить. Петя вертелся как белка в колесе и на последнем издыхании в прошедшие недели, а декабрь неумолимо приближался к своему экватору, подкидывая больше дедлайнов, срочных задач и неотложных встреч. Машин декабрь тоже оказался неожиданно насыщенным, хотя ей представлялось, что в отсутствие импровизаторов она загнется от скуки и рутины. Но не тут-то было. Во-первых, на ее хрупком женском горбу все еще оставался Гоша, у которого усвоение материала происходило пропорционально накатывающей панике. Его экзамены были назначены на последних неделях декабря, а не в январе, как в большинстве университетов, и близкая перспектива экзекуций пугала его до чертиков, хотя по машиному мнению, парень вполне мог претендовать на оценку сильно выше тройки. Так что порой Гошу буквально приходилось выгонять уже в ночи, отмахиваясь от уговоров разобрать еще одну тему или повторить уже пройденное. Однажды Маша прогнулась под его напором, и разошлись они только к двум часам ночи, и более она своей ошибки не повторяла. Во-вторых, произошло невероятное: Маша снова залезла на сайты магистратур спустя годы отрицаний. Обновление программ отечественного образования ее порадовало, и даже приглянулись несколько вариантов. Она перед сном, потягивая горячий чай в кровати, листала всевозможные сайты, вчитывалась в курсы, пробивала в мировой сети преподавателей и отзывы на факультеты и направления и составила список наиболее привлекательных. Все так же в ночи, потому что ночь – конечно же лучшее время для принятия серьезных решений, – пообещала самой себе этим же летом подать документы. С чего вдруг ей пришла эта мысль в голову – непонятно, но вполне возможно, что на ее миросознание повлиял увлеченный Гоша, горящие глаза которого подстегивали желание действовать, а не сидеть и ждать у моря погоды. Маша все равно заметила, что без магистратуры – хрен ей, а не хорошая зарплатная вилка, поэтому необходимость, оказывается, зрела еще давно, но само решение до полной готовности дошло только сейчас. В-третьих, на работе развернулась война с Ириной. Ирина, кажется, не подозревала, что оказалась втянута в шахматную партию двух злобных гениев-мстителей в лице Маши и, как ни странно, Олега. Олег, как оказалось, давно точил на противную коллегу зуб, а потому, когда его посвятили в содержание проблемы более детально, расплескался в крепких выражениях и нецензурных эпитетах, чем вызвал у Маши уважение и небольшую опаску. Пока что атака была осторожной и больше была нацелена на прощупывание врага: Олег, ежедневно приходивший в офис раньше всех остальных обитателей этажа бизнес-центра, упорно вырубал питание стационарного компьютера Ирины. Вначале враг особого внимания этому обстоятельству не придал, на второй день – начал раздражаться, на третий – призадумался, а на четвертый – принял меры: зачем-то примотал изолентой штепсель компьютерного шнура к удлинителю с розетками, будто Олег не умел пользоваться канцелярским ножом. Еще Маша ездила с матушкой в торговый центр закупаться всякими гирляндами и елочными игрушками. И елью. Ель они выбирали долго, Маше нравилась каждая, а женщине, которая ее родила – ни одна. Пришлось звонить поочередно отцу и Пете в поисках не то, что дельного совета, но хотя бы рефери в назревающем конфликте. В итоге купили гигантскую пышную и, что уж греха таить, очень красивую елку, которая не поместилась в багажник небольшого маминого авто, и Маша еще битый час оформляла доставку за пределы МКАДа, переругиваясь от усталости с непонятливым персоналом магазина. В общем, скучать не приходилось, к тому же Антон стабильно вел отчет по гастрольным событиям. В его видеокружки часто попадали и другие импровизаторы, как и Стас с Оксаной, а Маша каждый раз радовалась, когда видела знакомые светлые глаза Арсения, его легкую небритость, добавлявшую ему возраста, и его яркие шапки, которых оказалось по меньшей мере три штуки. Кто же, как не Арсений, возьмет в поездку три шапки? А может и больше. Если бы Маша узнала, что у Арсения с собой было семь шапок на каждый день недели, она бы не удивилась. Сам Арсений писал редко, но когда писал, то сообщения неизменно были дружелюбными, хотя и немного суховатыми. Маша списывала это на усталость от разъездов, плотный график и выматывающие выступления, хотя подсознательно чувствовала, что все не так просто. Она чаще стала залезать в инстаграм и шерстить хештеги в поисках записей и нарезок с концертов, и в тайне очень сильно завидовала авторам такого контента. Белой завистью, конечно же. Радовало лишь то, что буквально через пару дней ее уважаемые импровизаторы планируют вернуться в Москву, после чего еще через несколько суток намечался корпоратив. На котором непременно стоит поговорить с Арсением, потому что текущий расклад ее, все-таки, беспокоил. Непременно стоит – значит надо кровь из носу, без отговорок, отмазок, поводов улизнуть. Не откладывая. Да будет так. – Я думаю, я успею забежать на работу, а после – подъехать к вам, – Маша разложила по тарелкам пельмени и поставила одну из порций перед петиным благодарным носом. – Знаешь, из тебя вышла бы отвратительная жена, но я б на тебе все равно женился хотя бы ради таких пельменей, – заявил Петя и принялся уминать ужин за обе щеки. – Не такая уж и отвратительная, – Маша повалтузила кусочек сливочного масла в тарелке, наблюдая, как тот медленно тает и расплывается желтой жижей. – Я ж не только пельмени готовить умею. – Ну да, еще макароны, – согласился Петя, – но это не главная характеристика хорошей жены. – Тебе-то откуда знать? – Если бы я ничего в этом не смыслил, то уже женился бы дважды и дважды бы развелся. Но я более избирателен. – Или ты просто никому не нравишься, – резонно заметила Маша. – Ну, это чушь. Я всем нравлюсь, – невозмутимо парировал он. – Ой ли. – Не говори ерунды. А вообще, – Петя изящно вытер руки салфеткой, которая возникла буквально из ниоткуда – Маша точно помнила, что не вытаскивала свои запасы на стол, – и сцепил пальцы в деловитом жесте, что означало время лекции по просвещению. – В отношениях, моя дорогая, каждый должен быть уверен, что может довериться своему партнеру, что найдет в нем понимание и поддержку. Это, так сказать, основа. Маша подняла бровь. Петя закатил глаза и пояснил: – Я это вычитал в книге по психологии. – Какой кошмар, – хмыкнула она в ответ, но все же решила уточнить. – И где противоречие? Хочешь сказать, на меня нельзя положиться? – Ну, нет, – он нахмурился, что-то прикидывая в голове, – положиться-то можно. Просто твое вот это вот непрошибаемое спокойствие иногда бесит. – А с ним-то что не так? Гораздо лучше, если в паре есть тот, кто всегда спокоен. – Это верно, но иногда также полезно проявлять эмоциональный отклик. – То, что у меня крепкие нервы, не значит, что я не эмпатична. – Я бы поспорил. – Ты делаешь из меня психопатку, – запротестовала Маша. – Возможно, я не так далек от истины, – поймав возмущенный взгляд, Петя поднял руки в капитулирующем жесте. – Шучу-шучу, не нервничай так. Отличные пельмени, кстати. Как всегда. Винца бы еще. – Не съезжай с темы, брат мой. – Сестра моя, я просто пытаюсь направить тебя в нужное русло своей чуткой братской рукой. – Конкретнее, – прищурилась Маша. – Стремлюсь открыть твои глаза на суровую реальность. – Еще конкретнее. Петя тяжело вздохнул, подвинул свою опустевшую тарелку и снисходительно взглянул Маше прямо в глаза. – Хорошо, как твоей душе угодно, – театрально кивнул он. – Если ты пускаешь слюни на Арсения Попова – что я решительно не понимаю, но не осуждаю, – то перестань, пожалуйста, это делать с непроницаемым лицом и покажи миру – в том числе, Арсению Попову, – что он тебе небезразличен, а сама ты способна на что-то большее, чем ирония и неуместные шутки. Они поиграли в гляделки с минуту: Петя изучал результат своих проповедей, а Маша боролась с локальным гипертоническим кризом. Тем не менее, справившись с перепадом давления, она спокойно и молча стащила со стола грязную посуду и сгрузила ее в раковину, затем намочила тряпку и вытерла стол, набрала в чайник воды и поставила его кипятиться, вытащила чашки и чайные ложки, сахарницу, конфеты. Под пристальным и до скрипа зубов насмешливым петиным взглядом прошествовала к окну и приоткрыла форточку – очень уж душно стало на кухне. Поглядела на вид, оценила его, как удручающий. Развернулась к Пете, который так и не переставал сканировать машино постное лицо, оперлась бедром о подоконник и скрестила руки на груди. Теперь можно сформулировать что-то внятное. – И давно ты в курсе? Петя самодовольно усмехнулся и зачесал отросшую челку назад. Их семейное – вьющиеся и непослушные волосы, от отца, вот только на мужской половине семьи они смотрелись весьма презентабельно даже в своем вечном беспорядке, в отличие от машиного лохматого облака над головой. – В курсе – не совсем правильное выражение. Предполагал и чувствовал, но не был уверен, – он поддерживающе и тепло – с ума сойти! – улыбнулся и все же пояснил. – То, что ты по кому-то сохнешь… прошу прощения, мадмуазель. То, что ты к кому-то неравнодушна, я понял, когда ты глаза намалевала. Кстати, тебе ж и правда идет, почему не красишься? – Потому что мне лень, – мельком пояснила Маша и получила еще один кивок, теперь уже понимающий. – Только я не был уверен, кто жертва. Ладно, извини! «Не был уверен, к кому именно ты воспылала высокими чувствами» – так лучше? – Не встретив активного сопротивления, Петя удовлетворенно продолжил. – Думал на Антоху, но потом… Он умолк, поднял глаза к потолку и неопределенно покрутил кистью в воздухе. – Что за манера повествования у тебя, а? – всплеснула руками Маша. Она и так чувствовала себя как под микроскопом, так что эта театральность, присущая, кстати говоря, почти каждому петиному изречению и действию, немного нервировала. – Не ломай мою исповедь. Ну так вот… Потом, конечно, много воды утекло. Но на Антоху я подзабил, только когда увидел, как вы с этим Поповым ворковали в офисе, когда Стас еще общий сбор устроил. Вот там хоть кино снимай и сразу в Канны первым рейсом. Петя уставился в стену будто древний мудрец, воспроизводивший в памяти дела давно минувших дней. Маша нетерпеливо переводила взгляд с Пети на стену и обратно в ожидании продолжения повести. Продолжения не последовало, так что она все же решила вставить свои пять копеек. – И что же меня выдает? – О, – отлип Петя от стены, – ничего особенного. Просто ты смотришь на него с тоской, сравнимой с необъятностью космоса. Аж тошнит, правда. – Ты очень тактичен. – Спасибо, – вновь кивнул он. – Не хочешь все-таки со мной поговорить? Я очень понимающий. Маша поджала губы и уселась обратно на свое место. Наверное, ей все-таки хотелось поговорить. Она, если честно, совсем запуталась, как минимум – нужно было откровенно поделиться тем, что происходит в ее голове. Больше того, Петя как никто умел находить выходы из самых запутанных обстоятельств, так что иногда даже бывал полезен, а отпираться от его хитрых гляделок, загадочных формулировок и прочей некомфортности она, право дело, действительно устала, да и смысла, видимо, уже не было. – Насчет этого я не уверена. А насчет… Арсения, – она машинально положила ладонь на телефон, покоившийся на столешнице, но не издававший звука знакомого уведомления за весь день ни разу. – Что не так? Да все не так. И Маша рассказала. С самого начала, в подробностях и без прикрас. Все этапы, от отрицания до принятия. И про первые съемки – точку отсчета неожиданно закрутившейся спирали, – и про Черный четверг, и про гонг, вызвавший бурю эмоций на таком важном теперь лице; про душевное чаепитие в «Магазине», про то, как постепенно узнавала Арсения лучше, как начала цепляться за мелочи, которые западали в душу и высекались на сердце, будто на мраморе; про разговоры, наполненные сказочностью, советскими фильмами, легким флером иронии и неудержимыми машиными улыбками.  Про последний телефонный звонок умолчала – это казалось очень личным, тем, в чем предстоит разобраться самостоятельно, не впутывая посторонних, ведь то самое хрупкое и очень ценное для Маши равновесие в тот вечер, кажется, нарушилось. Что с этим делать – совсем непонятно, но она разберется. Разберется сама. Наверное. – Ладно, – резюмировал Петя, – и почему ты еще не взяла его в оборот? Маша одарила его своим самым укоризненным взглядом из всех доступных – а это уже многое, с ее-то «эмоциональным откликом». – Слушай, – он подался вперед, немного перегнувшись через стол, и легонько дернул машин указательный палец. – Вот сейчас без шуток. Я не думал, что все настолько всерьез. Но если оно так, почему ты еще не… – Разве я выгляжу как потенциальная пассия телезвезды? – ухмыльнулась Маша для отвода глаз. – О, нет, – поморщился Петя. – Не обдуришь меня, Машка. Ты выглядишь как привлекательная девушка, которая еще и считает, как калькулятор. Это, поверь, гораздо круче. Маша сжала петину ладонь в благодарном жесте и откинулась на спинку стула. Петя прав – она и правда лукавила: с самооценкой все было в порядке. Это последнее, о чем стоило бы задумываться. – А еще он, кажется, женат, – кашлянула она в попытке сгладить углы. Петя расценил такое заявление как требующее глубоких раздумий, к чему приступил незамедлительно. Воцарилась тишина. Маша обернулась к окну и с минуту рассматривала серое зимнее небо, такое неприветливое и холодное. Деревья давно оголели и мрачными когтями смыкались меж собой, превращая ветви в черную паутину, усаженную мелкими птицами. Лишь редкие прохожие пробегали в этот воскресный день, борясь с порывами ледяного ветра, натягивая капюшоны поглубже, стараясь поскорее заскочить в теплый штиль подъездов. В такую погоду собаку не выгонишь, а ей еще топать в магазин за провиантом. – Это точно? – наконец выдал Петя, окончательно порастеряв прежнюю веселость. – Ну, – Маша поднялась и принялась разливать уже немного остывший кипяток по чашкам, – допрос не проводила. Во всяком случае у него есть кольцо на безымянном пальце, стремное такое, ты видел. А еще – дочь. Такие вот пироги, Петюнь. Петюня очень сосредоточенно оглядел Машу. В его голове крутились шестеренки креативности и изобретательности, настолько активно, что будто их скрежет разносился по квартире, отражаясь от стен. Петя точно готовился выдать что-то гениальное. – Хочешь, я ему морду набью? Маша опешила. – Зачем? – Ну, так, – он пожал плечами, – для профилактики. Петя в жизни дрался раза три, один из которых пришелся на Машу в глубоком детстве. А вот в университетские годы все же умудрился ввязаться в парочку потасовок умеренной серьезности. Морду неизменно били Пете, но тот этого факта так и не признал, поэтому история гласила, что доблестный он размотал врагов как Тузик грелку, а перебитый нос, вывихнутая рука и фонарь под глазом – так, сопутствующий ущерб. – Костюм треснет, мститель, – отмахнулась Маша. – Как скажешь, – он провел ногтем вдоль брови, не слишком обрадовавшись отказу. – И что думаешь делать? – А что делать? – развела руками Маша. – Ничего я делать не буду. Пройдет само, может быть, а если не пройдет, и станет хреново – тогда и буду думать. Пока что у меня все хорошо. – Это губительно, – заметил он. – Как и твой подход к решению проблем. – Неправда, это вполне сносно, – Маша погрела руки о чашку, – Кстати, о проблемах. Как думаешь, стоит принаряжаться на корпоратив? – К нашим чижикам? Конечно, – горячо поддержал перевод темы Петя, не пытаясь копать глубже, за что Маша была ему, честно говоря, благодарна. – Ради бога, только не джинсы. – Я постараюсь, – улыбнулась Маша. – Так почему из меня вышла бы отвратительная жена, я так и не поняла? – Потому что из тебя хранительница очага, как из меня – Человек-паук. – Спасибо. – Не за что.  

***

  Это были джинсы. Маша не виновата – она просто проспала и решительно не успевала откопать в своих горах однотипных вещей что-то сколько-нибудь особенное. Поэтому на вылете из квартиры с собой все же была прихвачена симпатичная подвеска с жемчужиной – петин подарок на один из дней рождения, – и неброская сумка через плечо, вмещавшая в себя только картхолдер, тушь и какой-то засохший блеск для губ, который планировалось реанимировать в офисном туалете. Хотя бы удалось выпрямить волосы феном – и на том спасибо. Считай, нарядилась. Предстоящий день обещал быть муторным. Корпоратив на работе, представлявший собой распитие парочки бутылок шампанского на этаж и поедание разнообразных сладостей, ожидал отважных трудящихся к четырем-пяти вечера, а это значило, что к началу вечеринки Импрокома Маша не успевала от слова совсем. Проигнорировать идеальную возможность для очередной пакости Ирине она также не могла, тем более – уже договорилась с Олегом, который теперь носил исключительно темные водолазки, вообразив себя собирательным образом секретного агента на задании. Откупоривать шампанское милые кадровички начали уже в три дня, потому что «а вот инвест-блок уже в полдень хлопнули». Справедливости ради, инвест-блок кирять начал еще в понедельник, но там, знаете, то клиентское мероприятие, то конференция в другом городе, то то, то это – в общем, заранее в ритм вошли, как их можно осуждать? Никак, только нагонять отрыв. Светлана напялила сомнительного вида праздничный колпак и гуляла по этажу, предлагая всем желающим присоединиться к ее дресс-коду. Маша не отказалась, вырядилась в колпак и наблюдала из-за монитора компьютера за дислокацией вражеских сил. Ирина выбрала в этот праздничный рабочий день образ русалки. На ней сверкало и переливалось всеми цветами радуги обтягивающее платье в серебристых пайетках, угрожающе треща по швам от каждого движения ее пышных форм. Неестественно рыжие волосы были завиты в тугие кудри, а на голове блистал гребень на подобие диадемы. В общем, в отличие от Маши, Ирина сегодня была звездой. – Такого даже на Мет Гала не было, – пробормотал Олег, с ужасом таращившийся на этот грандиозный прикид. – Неплохо, да, – хмыкнула Маша, – видная женщина. Ну что, Том Круз, готов? – Олеговы глазища непонимающе округлились. – Водолазка, говорю, крутая. – А, – расслабился он, – это как у Стива Джоббса. Женя так говорит. – Все верно Женя говорит. Не отвлекайся, Олег, мы на миссии. Теперь уже две пары глаз выглядывали из-за машиного широкоэкранного стационарного компьютера, сканируя поле боя. Игрища с электропитанием дали желаемый результат: теперь Ирина стабильно пребывала в поганом настроении. Ощущение, что во всех своих бедах она стремилась обвинить Машу было весьма стойким, вот только у Маши всегда было железобетонное алиби на время преступления, а на пугливого Олега подумать подобное было чем-то из серии абсурдного кощунства. Поэтому, если рыжая бестия что-то и подозревала, доказать машину причастность не смогла бы при всем своем громадном желании. Однако такой газлайтинг, как выразился Петя, когда прознал про все эти события, не мог удовлетворить желание справедливой мести, а значит апогей только предстоял. У Маши в подобных делах фантазии обычно хватало, но лишь на мелкие пакости, а помыслы о чем-то более грандиозном вылились в банальный план подмешать слабительное в иринин сок. Автор и идеолог к этому относилась с сомнением, считая такой выпад совершенно не изящным, да и предложение было высказано в шутку и с вездесущей иронией, однако вот Олег пришел в восторг от одной мысли. Потому реализацию Маша также повесила на своего подельника. – Сейчас откроют торт, и я приступлю, – серьезно сообщил Олег с коварным прищуром. – Боеприпасы с собой? – уточнила Маша, получив в ответ утвердительный кивок. – Отлично, Олег. Я подам знак. – Какой? Может, придумаем кодовое слово? – он на секунду задумался. – Например, «форма 2-НДФЛ»? Маша посмотрела на него как на идиота. – Это не слово. И как я вверну тебе «форму 2-НДФЛ» в разговор? – Олег неловко пожал плечами. – Давай, что ли, когда спрошу, нет ли томатного сока – ты подашь ей стаканчик. – Ты любишь томатный сок? – ужаснулся он. – Да, только им торты и запиваю, – съязвила Маша. – Олег! Мне не нравится твое легкомысленное отношение к заданию. – Нет-нет, – заверил он. – Я готов. Томатный сок. Я все помню. Они разошлись по позициям. Маша вооружилась тарелкой с куском чизкейка и чашкой чая и расположилась с краю увлеченно переговаривающейся компании женщин бальзаковского возраста, которые вовсю распивали уже вторую (или третью?) бутылочку шампанского. Ирина светилась в самом центре, разглагольствуя громче всех. Маша выжидала – терпение и что-то там все перетрут. – А вы, Мария, как собираетесь провести праздники? – внезапно обратилась к ней Ирина, ослепив всех вокруг своей светомузыкой в грациозном повороте на сто восемьдесят градусов. – О, у меня большие планы, – стакан Ирины был наполовину пуст и это даже не метафора. – Не могу определиться: Мальдивы или Рим. Парочка коллег оценили шутку и даже хихикнули. Ирина поджала губы. – У нас есть прекрасные групповые корпоративные туры в Нижний Новгород. Между прочим, прекрасный город, а внутренний туризм в наше время слишком недооценен. – Вы думаете? – в Нижний Новгород Маша больше ни ногой – психологическая травма, знаете ли. – Очень интересно. Обязательно рассмотрю этот вариант. Ирина отставила пустой стаканчик на соседний стол и принялась выискивать очередную порцию тортиков. Маша зыркнула на Олега, который, казалось, наблюдал за событиями, не отрывая взгляда. – Апельсин, мультифрукт… – она оглядела выставленные напитки. – Мне казалось, был томатный сок. Закончился что ли? Олег свой звездный час уловил. Он метнулся в мгновение ока наперевес со стаканчиком с минеральной водой и коварной примесью персонально для Ирины. Галантно, насколько мог, подал свое зелье жертве, да так, что та без пререканий приняла его из подрагивающих рук и даже поблагодарила. Маша внимательно следила за каждым жестом. – Кстати, – махнула заветным стаканчиком в воздухе Ирина, чуть не расплескав содержимое, и у Маши екнуло сердце, – в этих соках сплошная химия. А вот чтобы наутро не болела голова, надо пить минералочку, правда, девочки? Девочки согласно загалдели, а Ирина, тем не менее, отставила воду на стол рядом с собой. Маша чертыхнулась про себя. – У нас есть план «Б»? – шепнул появившийся за спиной Олег на ухо. Маша еле заметно помотала головой. Стаканчик пришлось отслеживать еще полчаса. Ирина ретировалась на довольно продолжительное время, поэтому Маша с Олегом перманентно ошивались рядом с отравленной водой, оберегая оружие замедленного действия от ни в чем неповинных коллег. Мероприятие Импрокома началось уже давно, и стрелка часов неумолимо продолжала двигаться к восьми вечера. А виновата в этом была, конечно же, Ирина. К тому времени, как телефон начало буквально разрывать от уведомлений от Антона и Пети, Маша уже смирилась, что в этот день свершиться мести не дано. Как вдруг рыжая макушка Ирины замаячила на горизонте, вселяя трепетную надежду. Хочешь сделать хорошо – делай сам. Маша прихватила стаканчик с собой и направилась к цели твердой поступью, аккуратно огибая коллег, коих, кажется, прибавлялось с каждой минутой – видимо, сползлись жители других этажей. Однако, чем ближе оказывалась Маша, тем слабее рука сжимала драгоценное пойло и тем медленнее становился шаг. Ирина сидела на корточках, мягко держа в своих наманикюренных отвратительным лаком руках детские ладошки. Мальчик с копной также рыжих, правда вполне естественного цвета, волос что-то увлеченно тараторил, поправляя время от времени лямку комбинезона и утирая веснушчатый нос. Женщина в ответ широко улыбалась и кивала головой, не пытаясь прервать поток детского сознания, слушая внимательно и на полном серьезе. Даже ее лицо будто переменилось: морщины подразгладились, макияж уже не казался таким кричащим, как прежде, а близко посаженные глаза смотрелись вполне себе дружелюбно, а не злюще и надменно, как это бывало по обыкновению. Тут уж Маша совсем выпала в осадок, мельком поглядывая на стаканчик с адской смесью. Ирина, будто у той была камера на затылке, повернула голову и столкнулась с растерянным машиным взглядом. – Ваня, – легонько потянула она мальчика за пальчики, – давай поздороваемся. Это Маша, – Ваня с любопытством осмотрел нового персонажа и растянулся в искренней улыбке. – Привет! – от переизбытка эмоций чадо яростно замахало ручонкой. Ничего не оставалось, кроме как махнуть в ответ. – Умничка, – Ирина взлохматила его волосы. – Вон, видишь тетю Олю? Беги скорей, она тебе даст немного торта. Скорей-скорей беги, а то не останется! Ваня вприпрыжку поскакал в указанном направлении, где его встретила дама в менее помпезном, но также весьма впечатляющем наряде. Маша в своей белой мнущейся рубашке и джинсах выглядела на фоне такого дизайнерского парада серой мышью. Хорошо хоть «наверху» свободную форму одежды на денек разрешили – подарок на Новый год, так сказать, премного благодарны. Ирина тяжело поднялась с согнутых колен и выдохнула. Ее прическа поистрепалась, а гребень, видимо, не раз подерганный неуемными детскими руками, немного съехал набекрень. Маша непроизвольно поправила свой колпак. – Сказали, можно детей с собой взять, – непонятно зачем решила пояснить Ирина, высматривая сына в толпе. – Обещали Деда Мороза обеспечить. Что-то задерживаются. У вас, кстати, нет детей, Мария? – Нет, – выдавила Маша, пряча стаканчик за спину. – Я так и думала. Рановато, наверное, – пожала плечами женщина. Маша вгляделась в ее наштукатуренное лицо, тронутое усталой заботой и нежностью. Не то, чтобы это самое лицо резко стало вызывать исключительно положительные эмоции, но пакостить резко расхотелось. Явно не при сыне. Месть, похоже, временно откладывалась. И даже совсем не обидно, честно говоря. – Томатный сок вон на том столе, – кивнула тем временем Ирина, и ее иссохшие кудри забавно запружинили. – Спасибо, – Маша подчеркнуто непринужденно осмотрелась и добавила зачем-то, – крутое у вас платье. – Правда? – оживленно улыбнулась кадровичка. – Специально неделю назад купила, для праздника.  А вы, Мария… – она призадумалась, подбирая слова, – тоже неплохо выглядите. Маша определенно чувствовала подъебку долю лукавства, но значения особого не придала. Ирина в своем гардеробе затмевала всех и вся. К Олегу она вернулась в задумчивых чувствах, вылив, помолившись, отраву в какой-то цветочный горшок, то и дело цепляясь взглядом за рыжую мальчишескую шевелюру, обладатель которой ртутью перемещался по всему этажу, сиял своей малозубой улыбкой и постоянно поправлял комбинезон – одежда была совсем не с его плеча. Олег встретил ее недоумевающе-предвкушающим взглядом, румяными от шампанского щеками, расстегнутым и сбившимся воротником – похоже влился в тусовку. – Птичка в клетке? – Чего? – вынырнула из мыслей Маша. – Ну, свинья в загоне? – не встретив энтузиазма, а только сложное выражение, Олег попытался снова. – Кролик в норе? – Да, Олег, дело в шляпе, – кивнула, сообразив, Маша и отвлеклась на телефон, который опух от уведомлений, – следи за ситуацией и обо всем докладывай, понял? – Понял, а… – он помялся. – Только мне в десять надо уйти. – Есть уважительная причина? – повела бровью Маша, все еще ожидая, когда Олег, наконец, выкупит ее жирный подкол и закатит глаза. – Женя… – не выкупил. – Ну, раз Женя – можешь даже в девять закончить. Надо будет ему как-нибудь объяснить, что большую часть ее реплик не стоит воспринимать всерьез. А то тяжело Олегу по жизни будет. Маша выбегала из бизнес-центра сломя голову, потому что такси приехало неожиданно быстро, а лифты перемещались по зданию как черепахи. С разбегу врезалась в поручень турникета, выбив сдавленный «ох», потому что плохо приложила карточку к сканеру, а в дверях столкнулась с тем самым Дедом Морозом. Обменялась с ним вежливыми приветствиями, получила за хорошее поведение снежинку с фонариками – чтобы на елку вешать, – и, наконец, запрыгнула в автомобиль.  

***

Добираться по загаженным грязным снегом столичным дорогам, в пробках и малокомфортном помятом эконом-классе, в салоне которого до кучи еще и пахло какой-то едой вперемешку с чем-то еще более противным, оказалось долго, жарко, выматывающе и вообще – неприятно. Маша отгородилась от странного плейлиста таксиста собственным, воткнув наушники и постоянно переключая треки, не дослушивая до конца. Внутри скреблось предвкушение и легкая боязнь, чего – непонятно. Время от времени возвращалась мыслями к Ирине и отмененной карательной операции и чувствовала легкий флер стыда и еле слышный укоризненный ропот совести. Теперь казалось, что вся затея с самого начала – довольно подлая история. Да что уж там: подлая, банальная, неизящная и не имевшая права на существование. В принципе, Петя об этом заявил сразу, но слушать его, конечно же, никто и не подумал. На входе чуть не поцапалась с охранником, потому что тот наотрез отказывался впускать в здание, едва окинув гостью беспристрастным взглядом, а Маша уж очень сильно была раздражена поездкой на такси, которая была оценена в твердые три звезды, и самой собой, а потому ерепенилась больше обычного. «Без объяснения причины», – как попугай повторял двухметровый шкаф в черном пуховике на черный же костюм и, почему-то, с солнцезащитными очками на пол-лица, и она, подавив желание окатить тупоголового вышибалу благородным трехэтажным, вызвонила Антона. Антон появился минут через пять. Приветливо хлопнул бдительного блюстителя порядка по плечу под недовольный машин зырк и повел длинным цветастым коридором с остановкой у гардероба в зал. Все смотрелось даже лучше, чем на фотографиях, а может быть такой эффект на Машу произвела отвратительная поездка на такси. В приглушенном свете, разбавленном фиолетовыми лучами прожекторов и бликами ненавязчивой светомузыки, помещение одновременно казалось просторным и камерно уютным. Множество круглых столиков совсем не загромождало, они располагались на приличном расстоянии друг от друга, а за минималистичными колоннами у стен можно было найти небольшие диванчики, без сомнения мягкие и очень манящие присесть и вытянуть ноги. Барная стойка слева от сцены горела холодной подсветкой, а также внушительным шкафом с множеством разноцветных бутылочек, бутылок и бутылочищ. Сцена – сердце караоке-бара. Скорее всего, в этом месте время от времени давали живые концерты, поскольку, если приглядеться, помимо стоячего микрофона посередине можно было отыскать рояль, сдвинутый, правда, ближе к кулисам, барабанную установку и какую-то другую хитровыдуманную музыкальную аппаратуру. На стене вдоль сцены был натянут экран, куда высвечивались тексты песен, а на самой сцене… – Матерь божья, – обреченно всплеснула руками Маша, неотрывно наблюдая за развернувшейся картиной. Антон довольно хмыкнул, то ли соглашаясь, то ли гордясь, то ли вообще непонятно, что он этим хотел донести. На сцене, придерживаясь за микрофонную установку как настоящая звезда эстрады, Петя орал, впрочем, весьма благозвучно и мелодично, что-то про рыбу его мечты, никакого внимания не обращая на бегущую строчку текста. Умеренно взлохмаченный, в отлично сидящем и, Маша была уверена, баснословно дорогущем костюме, пиджак которого был щегольски распахнут, как и душа хозяина, он собрал вокруг себя очаровательных фанаток своего творчества, которые вовсю пританцовывали и подпевали у сцены, тряся укладками и бокалами. Маша такого расклада ждала, но не так скоро. – И давно он так? – она с сомнением проследила, как Петя крутанул несчастный микрофон в умопомрачительном вираже. – Смотря, что ты имеешь в виду, – Антон явно наслаждался происходящим. – Если то, как давно он захватил микрофон, то где-то спустя полчаса после начала. Остальные просто постеснялись, так что он наш герой. – А второй вариант какой? – Ну, если ты беспокоишься о количестве алкоголя в его организме, то не беспокойся – его дохера, но Петя, кажется, не пьянеет. – Долго запрягает – быстро едет, – пробормотала Маша, четко осознавая, что сегодня компанию ей составит разве что очередная чашка чая. Это будет длинная ночь, возможно, в трех актах.  

Акт первый. Григорий Лепс или разговор.

  Они подобрались поближе к сцене. Как выяснилось, импровизаторы рассредоточились по залу компаниями: Антон привел Иру, Дима – Катю, Стас, кажется, тоже был не один, так что вшестером они облюбовали место с краю, во втором ряду, но подальше от динамиков, из которых петиным голосом разливались строчки Ленинграда. Арсений с Сережей, по словам Антона, расположились недалеко – в третьем ряду и ближе к середине. Правда, за столом их не оказалось, зато там обнаружилась петина куртка, которую тот, видимо, решил не сдавать в гардероб – все равно, небось, на перекур гонял раз в пятнадцать минут, – а также его кожаный портмоне – хватай и беги. Маша долго устраивалась за столиком, перекладывала с места на место свою сумку, доставала и убирала обратно засохший блеск, который был списан со счетов после трех тщетных попыток реанимации. Веселый официант, общавшийся на грани фамильярности, записал в блокнотик чай с бергамотом, уточнил, не добавить ли в него коньяка, и, получив вежливый отказ, скрылся из поля зрения. Зато в поле зрения появился Петр. – Я думал, без тебя здесь будет скучно, но я катастрофически ошибался, – разгоряченный он плюхнулся рядом с Машей и потянулся к своему бокалу. – Не уверена, стоит ли принимать это за комплимент. – Не принимай, – легко отмахнулся Петя и тут же отвесил новую любезность. – Вырядилась, как на школьную линейку. – Это почему? – Маша даже немного огорчилась. Не так уж часто она натягивает белые рубашки и выпрямляет волосы феном. Петя многозначительно и как-то жалостливо ее осмотрел с ног до головы и не удостоил ответом. Тем временем, микрофон перешел в руки миловидной девушки в симпатичном черном платье с разрезом вдоль бедра и элегантной золотой цепочкой на талии. Такое, конечно, на линейку не наденешь, наверное. – Мне кажется, у нас с тобой токсично-абьюзивные отношения, – заметила Маша, все еще сокрушаясь по своей рубашке. – В этом точно виноват не я. Арсения видела? – прямой вопрос несколько выбил из колеи, и Маша оживленно огляделась в поисках знакомой фигуры, позабыв о прежних переживаниях. – Пока нет, – все так же осматривая зал ответила она, – ты специально подсел к ним за столик? Петя глубоко кивнул, осушив бокал одним глотком. – Не беспокойся, я за ним наблюдаю. – Следишь? – Наблюдаю, Маша, – он поднял указательный палец, – это другое. Кстати, интересовался, придешь ли ты. Машино сердце сделало задорный кульбит. – Возникли обстоятельства на работе, – расплывчато поделилась она. Подумав, решила уточнить, проглотив смущение. – А он… один сегодня? – Ну, я не видел, чтобы он с кем-то сливался в жарком поцелуе на танцполе, если ты об этом, – машины закатившиеся к затылку глаза Петю никак не колыхнули. – Шастает туда-сюда с Серегой. Потанцевал с кем-то, когда я пел Агутина. Не смотри так – меня горячо попросили, я не мог отказать. Короче, жена засечена не была. Ровно на этом моменте соседний стул аккуратно отодвинулся, чтобы в следующую секунду на нем оказался Арсений. Маша молилась, чтобы красивый вокал женщины в черном заглушил последнюю фразу. Кажется, на этот раз высшие силы были более благосклонны, чем всегда, и вняли немому зову, потому что на арсеньевском лице не проявлялось никакого недоумения или подозрения, а только приветливое дружелюбие. – Ну, я погнал, – сообщил Петя, хлопнув себя по коленям и поднимаясь возмутительно решительно, – пора вновь спасать ваш корпоратив от уныния, – и ускакал к сцене, вероломно бросив Машу наедине с Арсением. Тот иронично проследил за перемещениями самоизбранного тамады и покосился на Машу. В уголках его глаз рассыпались паутинки смешливых морщинок. – Он всегда такой активный? – спросил Арсений, кивнув в сторону сцены. – О, да. Я все еще не отыскала кнопку выключения, – Маша широко улыбнулась, стараясь спрятать неловкость, вполне объяснимую последними неделями скудного общения. – Кажется, я ему не нравлюсь, – доверительно сообщил он. – С чего ты взял? – Ну, знаешь, – Арсений зачесал выбившиеся из прически прядки. Вечно они выбиваются, будто испытывают Машу на прочность, – у меня ощущение, что он за мной следит весь вечер. Очень пристально. – Наблюдает, – поправила Маша, сохранив к своей чести невозмутимый вид, – проверяет, нравятся ли вам его серенады. – Что ж, он весьма клиентоориентирован. Петя со сцены завел Лепса, весьма схоже копируя манеру исполнения. Даже нацепил темные очки – видимо, позаимствовал у своих фанатов. Поднимал руки, хотел сдаться и утверждал, что дама, вторившая его движениями у сцены, так красива в свои восемнадцать. Маша смиренно наблюдала и потягивала свой чаек, ощущая боковым зрением чужое внимание у своего левого плеча. Вскоре, плечо начало фантомно печь, а Маша ехала сюда с весьма определенной целью, да и варилась она в своих размышлениях достаточно, чтобы не бояться (почти) завести животрепещущий разговор. – Надеюсь, я тебя ничем не обидела, – завела так завела. Не женщина, но красноречие во плоти. Еще Маша надеялась, что ей не придется объяснять, о чем именно она говорит. В конце концов, Арсений, вроде как, человек неглупый, да и вполне себе проницательный. Сейчас эти два достоинства как никогда сыграли бы на руку. – Ты меня ничем не обидела, – спустя некоторое время ответил Арсений, опасно крутя свой стакан на краю стола. – Более того, я бы спросил, не обидел ли я тебя чем-то. – Не обидел, – честно ответила Маша, не до конца понимая суть. Они оба подчеркнуто увлеченно разглядывали петино выступление. Арсений – с каким-то научным интересом, а Маша просто не решалась перевести на него взгляд. Как-то что ли надо продолжать, но как? Не играть же в молчанку вечно. Каждое усилие воистину пытка, но Маша не сдастся – ее дух тверд, а намерения – благородны. – Насчет твоей кинопробы… – начала она снова. – Ты все правильно сказала, – мгновенно отозвался Арсений, будто того и ждал, и Маша насторожилась. – Просто, когда я звонил, то не ожидал... советов. Конечно. Арсений, наверное, рассчитывал на ободряющие слова, мотивационную речь, заверения, что все будет хорошо и все получится. Маша оратором не была, а еще не любила говорить то, в чем до конца не была уверена. Чем богаты, как говорится. – И поэтому разозлился? В принципе, согласна, с поддержкой у меня туго. Петя тянул руки к даме у сцены и объяснял, что вдруг может статься, что она лишь новый шанс от скуки, и ему совсем не за чем гнаться. Дама ловила его слова и прижимала к сердцу, весело хохоча. Красота, да и только. – Не поэтому, – Арсений отлип от стакана и созерцания представления и повернулся всем корпусом к Маше, положив локоть на стол. Решительности в нем явно побольше. – И все нормально с твоей поддержкой, не прибедняйся. Меня просто выбесило, что ты права в каждом слове. – Ты о том, что киноактеры мрут как мухи? – брякнула Маша и тут же стушевалась под недоумевающим взглядом. – Извини. – Нет, я… – он нахмурился, стараясь сохранять серьезность, но в уголках губ почти неуловимо начала выступать предательская ухмылка, – я о том, что, возможно, я недостаточно хорош для кинематографа. Ну, а потом я просто не знал, с чего начинать диалог, – он легко пожал плечами. – Прям как школьник, – и ведь совсем того не стеснялся. Маша мысленно хлопнула себя по лбу. Показалось очень смешным – это ж насколько она не умеет выражать свои мысли через рот, если даже проницательный Арсений нихрена не понял. Надо было начать этот разговор раньше, по горячим следам, ведь сейчас он, небось, уже как следует помариновался в собственных размышлениях и сделал какие-то выводы, очевидно – неправильные. А ведь Маше думалось, что они друг друга неплохо понимают. Оказывается, есть к чему стремиться. – Посыл был не тот, – она тоже развернулась к Арсению, теперь они сидели глаза в глаза, и даже мерцающий свет и петины завывания не могли отвлечь от мысли. Дело за малым: главное сложить буквы в слова, ничего сложного. – Я лишь пыталась донести, что актерская игра в театре и кино сильно различается – техникой, приемами, еще чем-то, не знаю. Мне кажется, то, что ты долгое время играешь на сцене и не имеешь широкого опыта в кинематографе, не делает тебя плохим актером. А чтобы каждый раз перестроиться – нужна хоть какая-то подготовка, и в этом абсолютно точно поможет мнение тех, кто в производстве варится давно. – Хороший актер может сыграть что угодно в любых условиях, – резонно заметил Арсений, внимательно прослушав машин проникновенный монолог. – Это неправда и выдумки самих актеров, – фыркнула Маша, будто вывела тысячи актеров на чистую воду, сама много раз лажала на пробах и вообще – познала истины мирские. – А еще я посмотрела твой сериал, и тебя там незаслуженно мало. Теперь Арсений совершенно не мог удержать свою лучезарную улыбку. Может быть, Маше показалось, но будто бы даже его скулы окрасились в розовый оттенок. Вот это тот Арсений, которого она знает. Все встает на свои места. Камень, нет – скала с плеч. – Наглая и неприкрытая, – он, все так же улыбаясь, подался вперед, приблизившись к машиному лицу, отчего его теплое дыхание еле заметно коснулось кончика ее носа, – лесть. Его глаза сияли – то ли от мерцающего освещения, то ли от банальной радости, то ли от небольшого градуса в крови. Разве это важно, если они сияли так ярко и так пронзительно открыто, а Маше этот блеск казался красивее всех звезд на небе. Зачем искать причины? От собственной сопливой лирики хотелось издевательски рассмеяться, но это потом, когда она останется наедине с собой в своей пустой квартире и сможет незатуманенным сознанием разложить по полочкам очередной странный вечер, наполненный арсеньевским обаянием, его улыбкой, этими невозможно близкими глазами и тонкими изогнутыми губами и… – Так-так, – раздался над головой задорный возглас пресловутого Пети, заставивший Машу резко выпрямить спину. Она и не заметила, как сама приблизилась к Арсению под влиянием момента. Опасно, очень опасно. – Заскучали без меня? Он вновь занял свое место и чрезмерно радостно оглядел присутствующих. Маша, мельком пробежавшись глазами по залу, выцепила невысокую фигуру Матвиенко, который, при виде экзальтированного Петра, развернулся на ходу и направился к столу Антона. – Ты репертуар заранее выбирал, или это все полет фантазии? – поинтересовался тем временем Арсений. – Зов сердца, – охотно поделился Петя, вальяжно откинувшись на спинку. – Творчество – это порыв, а не заметки в ежедневнике. Арсений одобрительно приподнял бровь, а когда все тот же фамильярный официант водрузил на стол сет из шотов разного цвета и крепости, эта самая бровь вылетела в открытый космос. – Господа, время пришло, – гордо заявил все тот же неугомонный Петя и оперативно выбрал себе самую убийственно кислотно-зеленую субстанцию, просмотрев рюмку на свет, – прошу вас. – Сразу после чая, – отмазалась Маша. – Арсений, надеюсь, ты не такой же тухлый, как моя дражайшая сестра. – Ни в коем разе, – с готовностью принял вызов тот и сцапал полупрозрачный розоватый напиток, а Маша задумалась, как расценивать эту реплику. Сет ушел быстро, под звон рюмок и какие-то невообразимые тосты, будто мужчины соревновались в остроумии и абсурдности высказываний, потому вездесущему официанту был подан знак повторить заказ. Маша сидела между ними, уворачиваясь от чужих рук и проливающегося на стол и мимо алкоголя. Собутыльники замкнулись друг на друге, перестав обращать на нее особенного внимания. В конце концов это порядком надоело, поэтому Маша вывернулась из капкана, отчаянно отбиваясь от уговоров остаться и составить компанию, и отправилась на поиски Антона. На душе стало спокойно. Бывают такие гештальты, не закрыв которые, спокойствия не найдешь, и, оказывается, в машином случае закрыть их можно очень просто – разговором через рот. Удивительное существо – человек. Столько всего может и знает, достигает невообразимых высот, осваивает сложнейшие науки и ремесла – в космос вот, слетал, симфонии писал, мир цифровизировал, – а нормально разговаривать на животрепещущие темы, с честными и искренними намерениями и правильными словами так и не научился. Все юлит, ищет обходные пути, говорит загадками и интригами, боится быть непонятым, понятым превратно, показаться смешным и глупым, и от того… От того, наверное, у человечества куча проблем. Не только из-за этого, конечно, но в том числе. Еще ощущалось эгоистичное самодовольство: машины слова заставили кого-то задуматься, переживать, рефлексировать. Другое дело, что ее банально недопоняли, и вообще все получилось как-то криво, но это уже дело десятое. У Маши не криво не получается обычно. Суть в другом: может быть, ее бесценное мнение и правда было важно, хоть о нем никто и не просил. И почему «никто»? Речь шла о совершенно конкретном человеке – об Арсении, а все, что с ним связано, для Маши автоматически утраивалось в важности.  

Акт второй. Моргенштерн или обновление статуса.

  Антон нашелся на своем месте и выразил неизмеримую в известных научному сообществу единицах радость от машиного появления. Ее вновь пытались угостить чем-то алкогольным, но она мужественно прилипла к своей громадной чашке остывшего чая, держа в голове, что излишне взбудораженного этим вечером Петю надо будет как-то доставлять домой. Полился непринужденный разговор. Ей была представлена жена Стаса, Дарина, с которой удалось перекинуться парой фраз, не наполненных особым смыслом. Тем не менее, беседа утянула Машу с головой, такая легкая и приятная, а чай обновился, теперь уже какой-то фруктовый и приторно сладкий – прям как машины романтические терзания. Время от времени она косилась на прежний столик, отмечая, что Арсений с Петей неплохо разговорились и увлеклись друг другом – спелись, короче говоря, – так что даже досада брала. Впрочем, Пете определенно сегодняшний вечер был нужен. Нужен, чтобы скинуть со своих плеч нервяк и укоренившуюся за последнее время озабоченность собственными проблемами, опустошить голову и сброситься до заводских настроек. Маша была готова ему в этом помочь и, если надо – поделиться вниманием Арсения и даже оказать первую медицинскую помощь. Но пока что он вел себя вполне мирно. Дважды она вышла на улицу и поиграла в гляделки с вышибалой на входе, пока Антон с наслаждением смолил одну сигарету за другой. В Москве шел снег, крупными хлопьями застилая асфальт, который доблестные городские службы изо всех сил старались сгрести в огромные сугробы у обочин. У родителей за городом, наверное, настоящая зимняя сказка, мама пинает отца, чтобы тот разгреб завалившие садовые дорожки, тот отмахивается, ссылаясь на обилие работы, подливая черный кофе в чашку, а наутро они оба обнаружат следы чьих-то небольших лапок на примятом и искрящемся на солнце снегу. Антон на все это улыбался, делился в ответ детскими воспоминаниями из Воронежа и рассказывал, как катался с горки на высоких скоростях, так что его нелепая шапка с помпоном и дурацкими завязками слетала с головы и увязала в сугробах. После очередной вылазки, полной снежных предновогодних разговоров, коридор встретил их оглушающими басами, от которых в ушах звенело, и до боли знакомым мотивом. Маше даже было страшно заглядывать обратно в зал. А вот Антон чуть не подпрыгнул от восторга и сорвался на звук. Теперь в три голоса орался Кадиллак, разными тембрами, но с одинаковым рвением. Очень современно и молодежно. Было бы пару-тройку лет назад. Арсений с Петей на максимуме своих возможностей выкладывались в микрофон, стараясь больше в громкость, чем в технику, а Антон просто прыгал рядом, неспособный совладать с собственной энергией, и повизгивал текст по памяти. От шума начинала болеть голова – поэтому-то Маша и не любила ходить по клубам, где раскаты музыки из динамиков заставляли дрожать все внутренние органы. И творчеством Моргенштерна не увлекалась. И вообще, что она здесь делает? Огляделась – оказывается, всем вокруг шоу заходило на ура, только Сережа флегматично потягивал апельсиновый сок, копаясь в телефоне. – Сергей Борисыч, – присоседилась Маша к нему. – Один здесь отдыхаете? – К сожалению, нет, – скривился он, кивнув в сторону сцены, где Арсений выдавал невообразимую смесь из тектоника и поппинга. – Я тоже, – развеселилась Маша. – Вон мой, – она ткнула пальцем в Петю. – Потрясающе, правда? – Не то слово, – саркастично отозвался Сережа, – как ты его терпишь? Даже обидно за Петю стало. Он, конечно, заноза в заднице, но очень позитивная и доброжелательная заноза. Заносчивая немного и гиперактивная – и только. А кто не без греха? Не так уж сильно он отличается от Арсения в этом плане. Они вдвоем, кстати, вовсю интересовались, как у кого дела, басили про новый кадиллак, что-то кричали про деньги, а дальше Маша не разобрала, хотя сомнений не было – оба знают текст наизусть. – У меня выработался иммунитет, – все же ответила Маша, хотя дальше разговор вести совсем расхотелось. – Ага, не к нему одному, – хмыкнул Сережа. Маша многозначительно промолчала. – У Арсения, говорю, тоже шило в одном месте. Просто двое из ларца. Мы должны были уехать еще час назад. Арсений явно не планировал уезжать в ближайшее время. Со сцены он, кстати, исчез, как и остальные два мамкиных рэпера, а Маша уже порядком устала отслеживать дислокацию Пети. Она зарылась в волосы пальцами, массируя кожу головы в попытках унять пульсирующую боль. От бокальчика вина она бы не отказалась. Но это позже, наверное. А то где один, там и два, а где два, там и три – и, в общем, закономерность ясна. Сережа тоже потерял интерес к соседке и уткнулся в телефон, а как только Петя спустя добрые двадцать минут, уже основательно взмыленный и без пиджака – его, естественно, придется потом искать Маше, – подкатил к их столику, Матвиенко предпочел вновь скрыться. Что-то у них не срослось явно. Маша потом уточнит. – Я все выяснил, – петина рука ощутимо приземлилась на машино тощее плечо, отчего чай едва не перелился за края чашки. – Я хочу знать? – Безусловно, – фыркнул Петя, и стало понятно, что он уже в состоянии апогея куража и немного нестояния. – Не женат. – Чего? – Маша, поморщившись, потянула брата за рукав, и тот неуклюже рухнул на стул. Забрала у него микрофон, снова с облегчением отмечая, что тот заранее был выключен. Иначе будьте вам здрасьте, как говорится. Сегодня высшие силы определенно Маше благоволили. – Твой этот, граф, – и без уточнения стало понятно, о ком речь, – не женат, говорю. Петя похлопал себя ладонями по щекам, махнул официанту, после чего отыскал на столе чей-то недопитый бокал вина, залил в себя остатки и принялся осматривать стол в поисках новой добычи. Машу эти метания, немного, конечно, волновали, но не очень – есть кое-что поважнее, а Петю спасти уже было невозможно. Две красотки за соседнем столиком с интересом разглядывали звезду сегодняшнего вечера, перешептываясь и заговорщицки хихикая. Звезда подмигивала в ответ. – Откуда ты это взял? – она тряхнула Петю за плечо. Он на секунду перестал мельтешить и воззрился самым возмущенно-очевидным взглядом. – Спросил, конечно. – Спросил?! – ахнула Маша. Господи. – Я элегантно спросил, ты что, меня не знаешь? – он расслабленно вытянул ноги, меланхолично рассматривая окружающую обстановку, утеряв внимание своих фанаток. Девушка в черном вновь заняла сцену – ей оперативно вручили запасной микрофон, – и запела что-то из золотых хитов Аретты Франклин. – Я-то тебя знаю, поэтому и напрягаюсь. – Не боись, Машустик, твой граф свободен как ветер. Зеленый свет и флаг в руки, так сказать. А еще он нихрена не подозревает, поэтому сделай лицо попроще. – Не подозревает что? – Ничего не подозревает. Отдай микрофон. – Выпей воды, прошу тебя по-человечески. – Ты пропустила букву в середине, – хихикнул он в ответ. – Петь, заебал, – рявкнула Маша. Подействовало. Петя, пораскинув мозгами с минуту, согласно кивнул и принял заготовленный заранее стакан с водой. Маша туда еще лимончика выдавила. Осушив подношение до дна, он воспользовался утратой бдительности и урвал себе микрофон. Понажимал кнопки, не сообразил, как вернуть ему работоспособность и расстроенно кинул на стол. – Что ты в нем нашла? – непонимающе протянул Петя, а Маше вновь потребовалось время, чтобы поспеть за сменой темы. – Не знаю, – Арсений теперь увлеченно болтал с одной из девушек из креативной группы, и нотки ревности – а это были именно они, Маша даже отпираться не стала, – неприятно кольнули сердце. – Не знаю, правда. С ним хорошо. – Очень размыто, – отмахнулся Петя, прочитавший книгу по психологии и требовавший определенности суждений. – Вы ж редко видитесь. – Редко, но метко, – хмыкнула Маша, – если ты ждешь от меня выверенный список, то я тебе его сейчас не дам. – Что-то точно должно быть, – заметил он, – иначе я не понимаю, с чего вдруг ты втрескалась в мужика на двадцать лет старше тебя самой. – Не на двадцать, а всего на… Неважно, – Маша тряхнула головой, – во всяком случае, ему интересно слушать про мою работу. – Какой ужас. – Да уж. А еще он не кривится на мои глупые шутки и понимает, когда я вру, – она улыбнулась, больше себе, чем кому-то еще. – Все? – скептически уточнил Петя. – Я-то думал у вас космическая связь, или, например, обоюдная любовь к пельменям. Нет, конечно. С Арсением просто приятно молчать и пить чай, его просто интересно слушать и ему просто интересно рассказывать о своем. С ним всего лишь здорово радоваться каким-то дурацким мелочам, ему нестрашно ляпнуть какую-то глупость, ведь ответом будет либо ответная несуразица, либо искренний смех. Просто смеяться с ним тоже чудесно – заразительно и свободно. И еще куча разных «просто» и «всего лишь» – совсем непритязательных штучек, которые необъяснимым образом вызывали трепет сердца, румянец на щеках, безумное покалывание на кончиках пальцев и прочее и прочее и много больше. Нет, она не могла сформулировать ничего конкретного, как и вначале, как и потом, как и сейчас, но точно знала, что ничего себе не напридумывала, а влипла, и весьма сильно. А еще Арсений, оказывается, не женат. Об этом даже страшно было думать. Маша не из пугливых, но боится.

Акт третий. Михаил Шуфутинский или неудержимая нежность.

– Самая лучшая, – проникновенно тянул Петя, – в мире из женщин… Маша знала – это его финальная стадия. В таком состоянии Петя обычно посвящал всем вокруг песни, и конкретно эта была предназначена именно ей. Он так и заявил со сцены удивительно четкой дикцией, мол, «моей прекраснейшей и неповторимой, свету моих очей, бриллианту моего сердца, части моей души…» Зал на такую высокопарную речь разразился аплодисментами, вогнав Машу в краску, а громче всех с широченной лыбой хлопал на ухо Арсений, который порядком подустал плясать и прыгать у сцены и снова облюбовал соседний стул. – Ты же знаешь, что бар закрывается через двадцать минут? – уточнил он. Маша пожала плечами: – За это время можно добежать до канадской границы. Думаю, с Шуфутинским он разберется быстрее, – она отпила из бокала – все же дорвалась до вина и пообещала себе открыть бутылочку дома, если хватит сил. – Сережа уехал? – Не выдержал, – кивнул Арсений. – Я доберусь на такси. Петя неровно спустился по ступеням сцены и уселся прям на них, с безграничным доверием глядя на лица оставшихся зрителей. Что удивительно, зрители отвечали ему взаимностью. – Или, может, тебе помочь? – В чем? – Маша с сомнением оглядывала брата. – Загрузить его в такси, – пояснил Арсений, разделяя ее настрой. – Ну, – «вообще, было бы неплохо», – вообще, было бы неплохо. Арсений кивнул. Сейчас он был в одной черной футболке, оставив пиджак висеть на спинке стула. Его бледная кожа на предплечьях почти светилась в полумраке, или Маше просто так казалось. Не так уж часто она видела Арсения в подобной обстановке: поздней ночью в приглушенном свете, расслабленным, чуть уставшим, дышащим размеренно под переливы отечественного шансона. Поблескивающее кольцо уже не вводило Машу в ступор и даже не казалось таким уж стремным, а даже каким-то привычным. Симпатичным даже. Кольцо и кольцо, ничего такого. Просто кольцо. Ничего не значащее кольцо, по совпадению обстоятельств носившееся на безымянном пальце. И вообще, с чего бы такому кольцу быть свидетельством семейного положения Арсения? Может, оно просто на другие пальцы не налезло, вот он и носит его… вот так. – Пусть тебе приснится, – нежно завывал Петя, – Пальма де Майорка… – В Каннах или в Ницце… – поддержала Маша, хитро глянув на Арсения. Ее настроение было весьма приподнятым, несмотря на позднее время. – Ну и мрак, – весело хмыкнул он, потерев глаза в усталой усмешке. – А мне, вообще-то, очень нравится его исполнение. – А я и не про исполнение, – невозмутимо парировал Арсений, – а про репертуар. – Что-то когда ты прыгал под хиты Моргенштерна, тебя ничего не смущало, – хохотнула Маша. – Это святое. Тем более, мне трижды обещали набить морду, так что было даже интересно. – Я думаю, он это от большой любви. – Уверен в этом. Не хочешь потанцевать в свой звездный час? Маша застыла. Тот самый момент, когда течение времени замирает, а в голове в тарелки с остервенением бьет нелепая обезьянка. Она пристально посмотрела на Арсения, пытаясь вычитать там подвох – но какой может быть подвох в этих заглядывающих в душу глазах? Ее точно не водили за нос, а на полном серьезе, пусть и мягко и между делом, приглашали на танцпол. А Маша танцует только с Петей, и то – опционально. И вообще она стесняется. Обычно мало чего стесняется, но тут особый случай, тут вам не хухры-мухры – ответственный момент. Это что же, надо будет вложить свою ладонь в арсеньевские пальцы, положить руку на его теплое плечо, ощущать то же тепло на своей лопатке и качаться в такт музыке, стараясь не оступиться и не запутаться в ногах, думать о каждом движении, чтобы не показаться смешной, а оттого казаться смешной вдвойне? Это что, все это будет, если она согласится? Надо бы что-то ответить. Согласиться что ли. – Я не танцую, – выпалила Маша, не совсем осознавая, что она делает. – Вообще? – удивился Арсений. Музыка продолжала литься, приближаясь к последнему куплету. Надо просто потянуть время. Зачем-то. – Да, я не умею, – очень серьезно покивала она. – Я научу, – сверкнула обезоруживающая улыбка. – Песня заканчивается, – попыталась Маша снова. Арсений оценивающе оглядел зажмурившегося на очередной душераздирающей ноте Петю, окончательно вжившегося в роль примадонны. – Мне кажется, его хватит еще на одну. Но Петю еще на одну не хватило. Как только все смолкло, он драматично отбросил микрофон, и тот жалостливо задребезжал, покатившись по сцене. Это было машиным спасением. Она виновато приподняла уголок рта, что должно было быть подобием улыбки, а вышло на деле дурацкой гримасой, беспорядочно подскочила и поспешила к сцене, где Петя сидел, уткнувшись лицом в ладони, и явно нуждался в крепкой сестринской руке. Маша похлопала его по щекам, немного растормошила и повела к столику, где Арсений уже понятливо засобирал вещи, свои и чужие, чтобы не тратить время на лишнее копошение. Боже, храни его терпение и предусмотрительность. Они вдвоем дотащили извивающегося Петю до выхода: Маша постоянно натягивала на него слетавшую шапку, а Арсений поддерживал баланс груза, чтобы тот не завалился набок и не пропахал носом весь коридор. Петя причитал что-то – вроде, что хороший мужик, этот Арсений, и что сам он передумал бить ему морду. Не могло не радовать, конечно. Арсений посмеивался, а Маша заботливо запахивала куртку брата, стараясь мимоходом заткнуть ему рот. Она настаивала вызвать две машины, причем с собственного телефона – в знак признательности за помощь, – но отчаянное джентельменство Арсения подавило сии порывы. Сошлись на компромиссе: вызвали один автомобиль, но через две точки. Так себе оптимизация, конечно, но зато машина совесть была чиста. Совесть – это с каких-то пор очень важно. Оптимизация страдала и далее, потому что, не сговариваясь, они все вместе набились на заднее сиденье, долго препирались, кто из двоих наиболее адекватных пересядет вперед, чуть не поцапались и по итогу остались в той же конфигурации, теснясь и пыхтя от объемных курток. Маша с трудом, но умостила ноги, благо ей досталось местечко посередине, а вот арсеньевские колени ощутимо вдавливались в спинку спереди, но он не жаловался и принимал это испытание как должное. Настоящий мужчина. Такси размеренно катилось по сияющей огнями Москве, плавно, по просьбе Маши, входя в повороты и не делая резких виражей. Петина макушка пару раз съехала ей на плечо и только после третьего пинка прислонилась к леденящему окну. Он уснул. Задремал и Арсений, откинув голову, прикрыв свои пушистые ресницы и обретя самое умиротворенное в мире лицо. Тени и свет от фонарей вперемешку играли на его профиле, но не тревожили сон. Они превращали автомобильный салон в сказку. Маша не заметила, как уже завороженно наблюдала за картиной, не понимая, каким образом столько всего может помещаться в сердце, не разрывая его в клочья. Как столько эмоций может обрабатывать мозг, как она выдерживает такую палитру, как она вообще существует в таком воздухе – густом, вязком, наэлектризованным чувствами. Как она справляется? Справляется ли вообще? Маша не была в этом уверена. Темные волоски растрепались и сбились – еще бы, тащить такого кабана с четверть часа, а потом с боем усаживать его в салон, – и вот-вот могли коснуться арсеньевского века, заставить зажмуриться и провести рукой по лицу. Проснется ведь и уже не сможет заснуть. Лучше уж… Лучше уж Маша сама поправит. Это же рационально и только из благих побуждений, а совсем не из-за собственной слабости. Маша все-таки не справлялась. Она осторожно, насколько могла, потянулась к лицу Арсения и невесомым движением убрала мешающиеся прядки. Они оказались такими легкими и мягкими, что даже верилось с трудом. Не верится? Значит – надо проверить. Страх и смущение растворились в том же густом воздухе, когда пальцы двинулись дальше и коснулись густых волос. И правда, такие же, как кажется. Руку свело от переизбытка нежности, а на глаза, похоже, наворачивались слезы. Да с чего же это вдруг? С того, что она никогда не думала, что сможет оказаться так близко? А вдруг, больше и не будет такого шанса? Она чуть придвинулась, проверяя, крепко ли сомкнуты арсеньевские веки. Дыхание все такое же тихое и размеренное, губы расслаблены, ресницы переплетены друг с другом. Маша посмотрела на его сцепленные руки. Красивые, изящные и тоже расслабленные. И провела подушечкой пальца по тыльной стороне ладони, ощущая тепло кожи – как глоток кислорода в этой духоте. И еще один разок, последний, честное слово. Арсений спокойно открыл глаза и повернул голову набок, к Маше. Выпотрошил душу, кажется. Сердце могло бы остановиться, но, к сожалению, продолжало стучать, теперь очень рвано и беспорядочно, выколачивая в груди дыру, чтобы выскочить и выброситься в окно. Опять же к сожалению, это лишь метафора, а потому Маша просто тупо пялилась в ответ, судорожно придумывая оправдания и отмазки. А Арсений все смотрел, и этот взгляд было не узнать. Маша определенно о себе слишком много мнила, когда думала, что научилась разбираться в его настроении и эмоциях. Нет же – сейчас она не могла ничего понять. Просто спокойно глядел, немного устало, но слишком неопределенно и сложно. У Маши к горлу, кажется, начинала подступать паника, и это было так ново, что она даже позабыла о неловкости ситуации. Что это такое вообще? – Я случайно, – только и выдохнула она. – Тебе помочь довести его до квартиры? – в своем шоке Маша даже не заметила, что такси остановилось у первой точки – машиного дома. – Я сам, – подал слабый голос Петя и в следующую секунду вывалился из автомобиля с совсем неграциозным грохотом. Маша даже не обернулась. У нее здесь наступал конец света, петины взлеты и падения точно подождут. Впрочем, в планах было ретироваться так же поспешно. – Мы сами. Спасибо, Арсений, – не мигая сказала Маша. – Доброй ночи, – ответил он без тени улыбки. – Доброй, – вторила она и выпрыгнула из салона, на ходу подтягивая Петю под мышки, и с какой-то силой сверхчеловека – наверное, на адреналине, – дернула несчастного в сторону подъезда. Петя охнул, а следом раздался шум мотора – такси скрылось за углом.