Пусть это останется в архивах

Осень пролетала незаметно. Петя зашивался с работой, стал забегать реже, а когда все же появлялся на пороге машиной квартиры, был неизменно одет в деловые костюмы или классические свитера с выглядывающими из-под них белыми рубашками. Уставал, огрызался, был взвинчен и озабочен какими-то своими проблемами, разговаривать о которых отказывался наотрез. Поэтому Маша прокачивала навык понимания, без вопросов его кормила собственными скудными съестными запасами, отпаивала чаем и выслушивала редкие пространные возмущения на темы, в которых сама ориентировалась с трудом. Ну и обзывалась на недругов брата от души, раз того требовали обстоятельства. Одновременно с тем активизировались родители, а именно – матушка. К любым приближающимся праздникам она готовилась очень тщательно, разводя бурную деятельность задолго до наступления события и с большим рвением промывая всем окружающим своими хлопотами мозги. Петя с Машей – поздние и очень желанные дети, поэтому за их внимание мама была готова бороться изо всех сил, самоотверженно не признавая, что бороться было особо не с кем. Новогодняя ночь традиционно становилась редким моментом воссоединения всей небольшой семьи, а потому должна была быть тщательно спланирована, подготовлена и, возможно, даже отрепетирована – никакой спонтанности, флера таинственности и атмосферы чуда, только холодный расчет с щепоткой теплой родительской любви. Возможно, дело было в том, что матушка как ушла в декрет, так из него и не вышла, а потому увлеченно и упорно искала себе занятия, чтобы разнообразить скучную загородную жизнь. В Москву она выбиралась редко и по острой необходимости, поскольку неизменно, по ее собственному мнению и заверениям семейного врача, что за свои советы получал неплохие денежные вознаграждения, хворала то тем, то этим, то всем вместе – это тоже, знаете ли, прекрасное развлечение. Ее хобби менялись день ото дня: живопись, вышивание, ландшафтный дизайн и каллиграфия пролетали каруселью по несколько раз за неделю, а отдельным и наиболее стабильным увлечением стало познание чайного мастерства – вскоре от обилия сортов и разновидностей чая начал ломиться шкаф, поэтому пришлось даже освободить гардеробную в машиной прежней комнате, чтобы расположить там многочисленные запасы, чайнички и чашечки, деревянные подставки для чайных церемоний et cetera. Отец к оторванным от семейного гнезда птенцам относился легче, как и к бесконечным заботам своей горячо любимой жены, как и ко всему на свете. Он вообще был человеком, преисполнившимся в своем дзене – вывести его из себя было даже сложнее, чем Машу. Когда он не находился в редких разъездах по работе, то предпочитал работать на свежем воздухе: разговаривал по телефону, закинув ноги на деревянный столик на веранде, защищаясь от солнечных лучей темными очками; перебирал какие-то очень важные бумаги в беседке у пруда, постоянно отвлекаясь на пение птиц и созерцание природы; наблюдал из-за экрана своего ноутбука за мельтешением дорогой супруги, сидя в шезлонге с чашечкой кофе вперемешку с виски, в белой шляпе и светлой льняной рубашке. В общем, Прокофий изящно брал от жизни все. Контраст темпов жизни, присущих родителям, заставлял голову идти кругом. Однако, когда Маша покинула отчий дом, удивительным образом обе тенденции смешались между собой, превратившись в странный микс, состоявший из стремления привнести в свое существование ярких красок и простого понятного желания жить спокойной жизнью, заниматься своими делами в размеренном темпе, без крутых виражей, адреналина и удивительных поворотов. В общем, стабильность, но интересная стабильность, приносящая удовольствие и счастье. Пока что Маша в этом деле не преуспела, хотя теперь явно была на пути к цели. Во всяком случае, ее спокойная жизнь заметно разнообразилась в последние месяцы. Тем не менее, Машино «участие» в импровизаторском проекте становилось нужным все реже. С одной стороны, это было хорошо, ведь к приближающемуся концу года, хоть до него и оставался месяц с хвостиком, нужно было отчитаться по ряду долгоиграющих рабочих задач, в том числе и по неведомой хрени. Неведомая хрень оказалась гораздо более нетривиальной и громоздкой, чем казалось на первый взгляд, и времени на нее уходило, соответственно, больше запланированного. Учитывая отвратительно прокрастинирующий психотип самой Маши, на нее, мягко говоря, навалился гигантский ком, собранный с конца прошлого квартала. С другой стороны, Маша с тоской считала дни на календаре, четко понимая, что до отъезда импровизаторов на гастроли оставалось не больше недели, а после этого ее «услуги» могут и не понадобиться вовсе. В какой-то момент поймала себя на осознании, что упорно ищет поводы показаться в импровизаторском офисе или «Магазине» просто так, без причины, чтобы получить дозу удивительной энергии, которая источалась даже в полукаматозном состоянии от уже таких привычных Антона, Сережи, Димы и… С Арсением вообще интересная история складывалась. Как только у Маши мозги встали на место – а именно так она про себя называла свой момент просветления, – их общение пошло еще более непринужденно, интересно и насыщенно. Интересно и насыщенно в данном случае означало, что Маша стала изредка писать Арсению первая, чаще заводила разговоры тет-а-тет, не шарахалась от каждого арсеньевского движения и в целом стала мягче реагировать как на него самого, так и на свои… Что там она обдумывала каждый вечер по много раз? Ах, чувства. Это все еще звучало дико, но Маша, вроде как, смирилась. Была, однако, и другая сторона медали, смириться с которой оказалось тяжелее. Осознание и принятие чувств, окрестить которые известным словом из словаря она пока все же не решалась, машино существование осложняло. Не очень сильно, но достаточно явно, чтобы задумываться об этом все чаще. В конце концов, она пришла к неутешительному заключению: эгоистично хотелось, чтобы эти самые чувства разделили, и для этого подходил не абы кто, а очень конкретный человек. Теперь недостаточно было просто смотреть на Арсения как на красивую картинку, недостаточно было разговаривать о каких-то пустяках. Хотелось хотя бы мельком касаться его одежды, ощущая чужое тепло кончиками пальцев; хотелось смешно шутить, чтобы улыбались только ей, Маше; хотелось быть интересной и в то же время, чтобы ей интересовались просто так, потому что она есть, а не потому, что у нее случилось что-то из ряда вон. Хотелось быть рядом, быть ближе, хотелось, чтобы о Маше думали и вспоминали так же, как это делает она сама. Хотелось быть кем-то, а не просто Машей. Раньше Маша с таким не сталкивалась. Но у Арсения было кольцо на пальце, пусть и какое-то хитровыдуманное и не очень похожее на обручальное, но стабильно красовавшееся на безымянном пальце и напоминающе поблескивающее при малейшем движении. А еще у Арсения была абсолютно реальная дочь, упоминание которой происходило на удивление редко и никогда – в личных разговорах между самой Машей и Арсением. Арсений даже не жил в Москве – он жил в Петербурге, там у него была своя жизнь, свои заботы, свои дела, своя семья. Что делать с самой собой дальше, она пока не решила, но определенно была на пути к тому. Видимо, нужно просто больше времени, чтобы привыкнуть к новым обстоятельствам. Все-таки было очень страшно нарушить со скрипом установившийся баланс в душе и в их с Арсением взаимодействии, казавшийся хрупким и подвижным. Только дунь – и он рассыплется на мириады частиц. К чему это может привести – даже думать не хотелось. Но она привыкнет, точно. Скоро, скоро. Наверное. – Почему Арсений? – М? – Маша попробовала прогнать команду еще раз, но вышла какая-то белиберда. Где-то напортачила. Опять запятую потеряла, видимо. – Почему не «Арс», например? Они с Арсением сидели в офисе субботним днем. Маша сидела, потому что дома было скучно, пусто, закончилась еда, а за ней надо идти в супермаркет, и потому что снова отключился интернет – она уже успела поругаться с провайдером на эту тему и задумала заняться этим вопросом вплотную, когда появится время, мотивация, желание и вдохновение. Ну и потому, что Маше так захотелось. Арсений сидел, видимо, потому что у него здесь были какие-то дела, поскольку Маша застала его копающимся в листах с распечатанным текстом с очень сложным выражением лица. Однако, как только они обменялись беглыми приветствиями, и Маша расположилась за столом, протянув свой длинный провод с другого конца комнаты и расчехлив ноутбук, Арсений как с цепи сорвался. Он минут пять на нее очень многозначительно поглядывал, и вскоре принялся сыпать всевозможными вопросами, изо всех сил пытаясь Машу от ее важного дела отвлечь и разговорить. В другое время она, может, и порадовалась бы – болтовня с Арсением для нее отдельный вид прекрасного, – однако в данный момент мысль пошла, код начал писаться, а значит шансы закончить неведомую громадную хрень по работе были уже не такие плачевные. Если бы не треп упомянутого Арсения. – Потому что мне больше нравится «Арсений», – на автомате ответила Маша. Кажется, этот вопрос звучал уже по второму кругу. – А почему? – и этот тоже. – Ну, вот так. – Исчерпывающе. Арсений поерзал, поперебирал бумаги, поглядел в окно, звякнул ложкой в пустой чашке из-под кофе. Героически продержался около двух минут. – А почему… – Ты же что-то там учил? – напомнила Маша, не отрываясь от своего занятия. Вонючий код отказывался работать, и это было странно – вчера все считалось без сучка и задоринки, а с тех пор никаких изменений не вносилось. – Я уже все выучил, – отмахнулся Арсений. Мгновенно сдулся в своем энтузиазме и все же уточнил. – Я тебе мешаю? – Нет, ты мне не мешаешь. Арсений, конечно, очень мешал, но Маша ему об этом никогда не скажет. За время их общения удалось понять несколько важных вещей. Первое: Арсений очень любил внимание. Даже когда он делал вид, что это самое внимание ему не уперлось – особенно когда он делал такой вид, – оно ему уперлось и очень даже. Второе: Арсений не умел скрывать эмоции. Очень старался, возможно, ему даже удавалось обдурить тех, кто с ним мало знаком, но Маша-то наблюдала за ним с завидным постоянством, поэтому в целом научилась различать спектр его состояний. Когда он нервничал или был чем-то недоволен, это отражалось на его флегматичном лице и в резкости движений, когда был занят или погружен в свои мысли – вертел кольцо, пялился в пустоту, а меж его бровей залегала несимметричная складка. Когда Арсений радовался, он этого не скрывал, а когда все же пытался – его выдавал еле заметный изгиб губ и блеск в ярких глазах. Короче, в этом плане его можно было читать как раскрытую энциклопедию по палитре человеческих чувств. Третье: Арсений был очень чувствителен к обратной связи. Он заметно остро реагировал на негативные комментарии в свой адрес, однако принимал их с достоинством либо отшучивался, но неизменно старался учесть и исправить. Когда же в свой адрес Арсений получал заслуженное восхищение и оценку его стараний по достоинству – светился и загорался делом или темой разговора еще больше. Ему было если не жизненно, то очень сильно необходимо, чтобы его слова и действия получали отклик. Иначе на него наползала какая-то меланхолия, а ничего хуже этого в его библиотеке реакций Маше пока видеть не довелось. Все же Маша с Арсением были очень разные, по скромному машиному мнению. Петя когда-то сравнил ее с непрошибаемой каменюкой, потому что «по тебе вообще ничего не понятно: понравился тебе суп, не понравился он тебе, переживаешь ли ты, что суп не понравился, или радуешься, что понравился. Как ты живешь с таким лицом?» Суп, кстати, был отвратительным, но Петя об этом так и не узнал. Чужое внимание Маше тоже, в принципе, было по боку, пока оно не угрожало спокойной жизнедеятельности, а обратная связь в большинстве случаев если в расчет и принималась, то после глубинного анализа либо летела в помойное ведро, либо учитывалась в десятипроцентном объеме. Еще Арсений до ужаса любил кофе, горел театром, обожал Петербург, танцы и удивительную в разнообразии и сочетаниях одежду. Маша театр не любила, Петербург – не понимала, на танцпол ее не выгонишь даже под прицелом ружья, в ее гардеробе было сто широких черных футболок и столько же пар джинс на каждый день, а кофе – и вовсе ненавидела. Угораздило же. Мысль улетела, махнув хвостом, поэтому Маша отставила компьютер, подавив глубокий вздох, и всецело обратилась к невозможному человеку напротив. – Что это за текст? – поинтересовалась она, и Арсений закономерно просиял. Не очень ярко, будто пытался свое сияние скрыть, но Маша-то заметила. – Это для кинопробы, – довольно пояснил он, выглядя при этом все же как счастливый ребенок. – Ого, – Маша оживилась, – а что за фильм? – А это уже секрет, – быстро переобулся Арсений. – Ну, хоть сценарий-то можно посмотреть? – Ты же тогда узнаешь, что за фильм. – Логично, – одобрительно согласилась Маша. Любопытство никуда не исчезло. – А почему секрет? – Плохая примета. – Да нет такой приметы. – Конечно есть! – оскорбился Арсений и многозначительно поднял брови. – Вдруг не пройду пробы, если кому-то расскажу? – Но ты же уже рассказал. – Я приоткрыл завесу и сохранил интригу, прошу не путать. – Ну, – Маша в такие приметы не верила, это было больше похоже на накручивание на ровном месте. И вообще логическая цепочка здесь была сомнительная. Но Арсений, кажется, относился к такому вполне серьезно, – допустим. А если я угадаю, расскажешь? – Не расскажу. В его хитрых глазах танцевали веселые чертята, и Маша просто не могла проигнорировать этот вызов. – Что ж, – показательно призадумалась она, – драма? Арсений изо всех сил старался удержать рвущуюся на белый свет лыбу, а когда провалился в своих потугах – спрятался за пустой чашкой кофе, видимо, доглатывая гущу со дна. – Ладно, – серьезно продолжила Маша. Надо же, в яблочко с первой попытки. – Московское производство или питерское? – Я скажу, что питерское, но больше ты от меня ничего не узнаешь, – покачал он головой, загадочно усмехаясь. Теперь Маша точно знала, что производство московское. Вполне можно было бы его дожать, и не таких кололи, но… Она этого делать не будет, не с Арсением. Пусть секрет останется секретом, раз ему так хочется. – А потом расскажешь? – она подперла подбородок ладонью и приняла самый заговорщицкий вид. – Потом – увидишь меня на большом экране. Маша такую уверенность оценила. – Пригласишь на премьеру? – улыбнулась она. Арсений глубоко кивнул. – Я буду ждать. Веселуха будет, наверное. Маша, Арсений, жена Арсения и дочь Арсения. Если у Арсения есть собака, то и ее можно. Фантастика, не иначе. Поэтому! Стоит заняться работой. Что там? Ага, неработающая хрень. Переписать что ли все к чертовой матери? – А если серьезно, ты занята чем-то важным? В субботу? – Арсений вернулся в свою оболочку взрослого, состоявшегося и конкретного мужчины и даже сцепил пальцы в замок. Дурацкое кольцо снова блеснуло, и Маша постаралась не смотреть в его сторону. – Да не бери в голову, – она со смиренным видом оглядела экран. – Я проиграла в неравном бою со своим же детищем. – Звучит трагично. – А как же. Бессмысленная болтовня, кажется, обоим подняла и без того неплохое настроение. Арсений, ухмыляясь сам себе, вновь закопался в свой сценарий, а Маша воодушевленно открыла новый пустой файл. Мысль вновь пошла, и скрипт полился разноцветными буковками словно водопад, а у Маши в голове возникали невозможно романтичные сравнения и метафоры. – И каждый день с девяти до шести ты вот так вот сидишь, смотришь в экран и называешь это работой? Маша чуть не чертыхнулась, споткнувшись на середине функции и получив дурацкое уведомление об ошибке. На том же месте, в той же конфигурации. – Да, простые смертные обычно получают за это деньги, – тихо вздохнула она. – Считаешь, это глупо? – Не я это сказал, – поднял указательный палец Арсений, звезда телека, актер театра и кино, владелец собственного бизнеса и кумир дамских сердец. – Главное, чтобы тебе нравилось, а остальное приложится. – Золотые слова, Арсений, – кивнула Маша и снова вернулась к проблеме насущной. Русские не сдаются. – А вообще… Не судьба, видимо. Маша все же сдалась и с чрезмерно участливым до неправдоподобия видом сложила ладони под подбородком, готовясь слушать, потому что иного варианта у нее, кажется, не было. Разговорчивость Арсения этим днем скорее забавляла, чем раздражала: Маша вообще человек закаленный – петины выкрутасы и мамины бесконечные причитания подарили ей бесценный опыт, укрепивший тело и дух. Арсений перемену в мимике засек моментально, а Маша особо ее и не скрывала. Лучше всего было то, что все всё прекрасно понимали: Арсений отвлекал Машу злонамеренно и целенаправленно, а Маша отвлечься была не против, иначе уже десять раз хлопнула бы дверью. – Ладно, Сноуден, что там у тебя? – снисходительно поинтересовался Арсений. Очков ему явно не хватало – сейчас бы поправить их с очень умным видом и вывести в журнале тройку за старания. – Там страшный, сложный, нудный и возмутительно бесполезный код. Хочешь посмотреть? – иронично прищурилась Маша. – Так себе рецензия, – хмыкнул он в ответ. Вопреки тому Арсений в классической манере телепортировался со своего места и оказался прямо над машиным ухом – она и моргнуть не успела. Перегнулся через ее плечо и ловко нажал на комбинацию горячих клавиш, которую, казалось, вечность назад отрабатывал в этом же офисе в той же компании на том же ноутбуке. Его терпкий и очень мужской парфюм, который теперь можно было узнать с закрытыми глазами, защекотал нос и немного закружил голову, плечо коснулось плеча, а темные волоски случайно царапнули машину уже румяную щеку. К такому Маша готова не была. – И что ты сделал? – она справилась с наваждением и поклялась воздвигнуть самой себе памятник, возможно, даже рукотворный. – Перезагрузил, – гордо оповестил Арсений, все так же паря у машиного уха, уже точно порозовевшего. – Зачем? – Чтобы решить твою проблему, конечно же. Это была явно не самая большая проблема в машиной жизни, но пускай. – Арсений, я боюсь, это не так работает, – осторожно заметила Маша, хотя в данный конкретный момент ей было, честно говоря, абсолютно до фени. – А ты попробуй, Машенька. Она моргнула. Медленно, очень медленно – так, будто время превратилось в вязкую жижу, – и недоуменно на него обернулась, оказавшись в опасной близости к коже арсеньевского красивого лица. Кончик ее носа практически коснулся мужского подбородка и даже, господи помилуй, возможно, тонких губ, потому что Арсений с интересом рассматривал Машу в ответ, приподняв брови. Он что, издевается? Так же медленно повернулась обратно, приказывая сердцу унять свой ритм, и перезапустила программу. Прогнала код. Код заработал, и если бы умел смеяться, то точно бы мерзко захихикал. – Ты волшебник. Могла бы и сама додуматься, откровенно говоря. Это, конечно, то же самое, что лупить ногой по телевизору в надежде, что сигнал восстановится и изображение на экране вновь заиграет после рябящего черно-белого шума, однако же иногда помогает. Наверное, стоит прикупить новый ноутбук. Или хотя бы переустановить программу. Или не стоит, если Арсений почаще будет приходить на помощь таким вот… способом. Может, для этого нужно писать заведомо плохой код? Маша готова. Нет, это уже перебор. Счастливая улыбка по обыкновению не сдержалась и вылезла на свет божий во всей своей красе. Арсений разогнулся, расправил плечи и, наконец, отдалился, вызывая тихое сожаление в машином бедном-бедном мозге. Или сердце. Или что там вообще правит бал, она уже сама разобрать не могла. Маша проводила его перемещение глазами, стараясь выглядеть максимально неподозрительно и надеясь, что ее розовые уши надежно прикрыты спутанными волосами. Он уселся на свое место, невозмутимо пожал плечами и вернул ответный взгляд: – Видишь, иногда все проще, чем кажется.  

***

  – Да с ними невозможно играть! Пас, – Дима сбросил карты и недовольно приложился к своему стакану с водичкой. Почему-то все пили воду, чай, кофе, но только не алкоголь. Маша отдала предпочтение вину, ей по барабану. Сережа довольно сгреб фишки поближе к себе и принялся методично раскладывать их по башенкам в зависимости от номинала. Они сидели у Антона дома, впервые, и для Маши это было полным восторгом. Все началось из-за спора после очередных съемок, когда она заявилась в «Магазин», деловито подгоняя доставщика с большущей коробкой в руках под уставшие взгляды Антона и Димы. Стас решил попробовать на моторе формат «по двое», однако такая схема оказалась, закономерно, вдвойне выматывающей и требовала более тщательной подготовки и слаженности работы, поэтому прошедший день можно было отправлять в мусорку или хотя бы в папку с записями с «бэкстейджа», которые ребята хотели выложить позднее. Так вот, машино появление пришлось на бурное обсуждение турнира по покеру, за которым импровизаторы следили часов с трех дня. Тут же ввязалась в разговор и в течение не менее двадцати минут доказывала на языке вероятностей, что при большом желании посчитать игру можно в 95% случаев. Антон с Димой слабо понимали терминологию, но все равно были категорически не согласны и вообще утверждали, что огромную роль играет элемент случайности и везения, а потому снижали шансы успеха до 50%: либо встретишь динозавра на улице, либо нет. Маша возмущалась, Дима спокойно доказывал ее неправоту, Антон – вымотался, хотел есть, спать и вообще – домой, поэтому свел все к предложению доказать точку зрения эмпирически или, если человеческим языком, «махнуть в покер в пятницу». Теперь они сидели в довольно разнопером составе в антоновой квартире и снова разыгрывали очередной префлоп. Антон, согнувшись в три погибели и уложив локти на колени, сосредоточенно наблюдал за игрой уже с дивана. С ним же рядом разместился парень с прикольной фамилией Ваш. Саша Ваш, подумать только. В голову сразу полезли дебильные каламбуры, как только они с Машей были представлены друг другу, хотя никакой уверенности в том, что это настоящая фамилия, не было. За столом остались, собственно, Маша, а также Дима с Сережей и господин Джабраилов, которого она тоже видела впервые. В роли дилера, как ни странно, выступала Ира, и это добавляло всему особого шарма, потому что мужчины вовсю отваливали ей щедрые комплименты и старались себя сдерживать в выражениях «при даме». Маша же из «дамы» быстро переквалифицировалась в бесполое существо, когда в первых двух розыгрышах подняла несколько тысяч у.е. – У них какая-то коалиция, ты посмотри на них, – не унимался Дима, указывая ладонью попеременно то на Сережу, то на его соседку. Сережа только посмеивался, а Маша выглядывала из-за своего бокала. – Ничего-ничего, Дим, сейчас она своим винищем накидается, и мы ее в щепки, – рассматривал с каменным лицом свои карты Игорь. Маша такой исход событий допускала. Однако играли хоть и на деньги, но больше для собственного удовольствия и не очень серьезно. Во всяком случае Маше казалось именно так. Поэтому, если она и продолбает сколько-нибудь процентов своей зарплаты – особенно не расстроится. – Чек, – тем не менее объявил Дима. – Чек, – согласился Игорь. – Ну, чек, – отозвалась Маша. – Мой бет, – невозмутимо бросил Сережа парочку фишек в центр стола. Маша осмотрела уважаемых мужчин. Сложнее всего ей было играть с Сергеем – по нему вообще ничего не было понятно, а ведь тактика у него определенно была, но какая-то мутная, незакономерная, да и сам он, как оказалось, человек азартный и рисковый. Игорь – просто хорошо играл, как среднестатистический опытный игрок, но порой любил уходить в глубокий тайт, который, как правило, рассекретить довольно легко спустя пару розыгрышей. Дима был потрясающе непредсказуем в успехе и стабильно оставался около ноля в своем выигрыше – то карта у него шла или другие участники сбрасывали руку, не дойдя до терна, то, наоборот, сам он делал какие-то глупые резкие движения, неожиданно переходя в агрессивную игру или просто уповая на удачу со слабой рукой даже на ривере. Может, он и был хорош, но не в этот день. Маша хлебнула вина и глянула на карты еще раз. Не отлично, но и не ужасно. – Нет уж, идите в очко, – выбросил свою руку Дима, – прости, Ириш. Ириша отмахнулась, мол, все нормально, и сгребла банк в кучу. Игорь пасанул. – Ну давай, Серега, – Маша бросила свои фишки в ответ, – колл. Вечно осторожничать совсем неинтересно. Антон ойкнул. Ира открыла терн. Маша посмотрела на Сережу и дернула бровями, мол, что там у тебя, Джеймс Бонд? Тот ответил ей очень загадочным выражением – оно могло означать все, что угодно, – и удвоил ставку. Маша задумчиво почесала нос и помрачнела. – Марь Прокофьна, а ты в курсе, как в покере важно держать лицо? – подзуживал Сережа. – В курсе, Сергей Борисыч, в курсе. Подумать лишний раз всегда полезно. В покер Машу привел, конечно же, Петя. Сам он был до ужаса плох во всем, что хоть мало-мальски касается расчета вероятностей, но с удовольствием спускал деньги направо и налево, поэтому хочешь не хочешь, а страховать его приходилось. Впрочем, вскоре он интерес к этому развлечению потерял. Маша же со временем втянулась, поигрывала в университете затяжными ночами, пару раз ездила вместе с Петей в Сочи и подняла там неплохую сумму, да и просто увлеклась покером как видом спорта и упражнением для мозгов. Ее бедой был излишне обстоятельный подход к делу: лишь примерная, на уровне "пальцем в небо", прикидка вероятностей, математического ожидания и диапазонов рук для Маши была просто неприемлема – из собственных заморочек и боязни ошибки нежели разумного подхода, не зря же учебники зубрила, – хотя и достаточна для вполне успешного исхода, а для более точного расчета, разумеется, требовалось время, и немалое. Поэтому она уже энное количество минут сидела в подвисшем состоянии. – Ну, мы пойдем тогда? Завтра увидимся, – пошутил Антон, хлопнув в ладоши. – Реально, это уже несерьезно, – вклинился все еще недовольный Дима, – давайте еще день посидим подумаем. – Я хотя бы пытаюсь, – невозмутимо парировала Маша. – Повышаю. – А что не олл-ин? – поинтересовался Сережа, со скепсисом осматривая оставшиеся три с половиной фишки под машиной рукой. – Ну, мне же надо что-то есть до следующей зарплаты. Ира открыла ривер, и Антон приподнялся со своего места. – А ты вообще мешала колоду? – повернулся он к своей даме сердца. Дама сердца попыталась его испепелить силой мысли. Сережа выкинул на стол свою пару на восьмерках. Еще одна на столе, трефовая, дала ему сет. Маша отдала разномастные десятку и вальта и забрала свой выигрыш. – И ты хочешь сказать, что здесь нет элемента везения? – снова возник Дима. – Если бы не девятка на ривере, ты бы сидела ни с чем. – Знаешь, вероятность стрита с такими картами на префлопе… – она покрутила рукой. Надо ли приводить расчеты? Кажется, им до пизды не надо, – не мала. – Не мала, – согласился Дима, – но это риск. – Ну так и я же не на короткую дистанцию играю. – Вы такие душные, а, – поморщился Игорь. – Какая разница? Доиграем уже и разойдемся. – Ир, давай-ка я за дилера, – оттеснил Антон девушку, на что та надула губы и уселась на диван, уткнувшись в телефон. – Ей просто повезло, – бурчал Дима. – Зато не везет в любви, – назидательно подняла палец Маша и сцапала свои карты. Вообще, по итогу Маша, конечно, продула. Виной тому было пресловутое «винище», тот самый элемент участия Фортуны, который так отстаивался Димой, смена дилера или все же ошибка в расчетах – неизвестно никому. Тем не менее, продула не очень много, да и Сережа, почему-то, извинялся и обещал проставиться, так что настроение осталось в отличном состоянии. Только по окончании посиделок, когда Маша в коридоре укутывалась в свой бесформенный пуховик, ведь поздняя осень в Москве так и норовила заморозить ее холодными вечерами, Антон, который намеревался проводить гостью до метро и заодно перекурить, все-таки решился вновь открыть тему. – В жизни не поверю, что ты все считаешь. Это ж невозможно. – Я не все считаю, только неочевидное, – разогнулась Маша и сдавленно выдохнула. Заматываться в тысяча и один слой одежды выматывало (вот такой каламбурчик) и бросало в пот лучше любого спорта. – Да и играю я осторожно, ты видел. И то, продула ведь. Значит, вы с Димой оказались правы, – миролюбиво развела она руками. – Ой, ой, не надо этой лести. – Нет, если тебе действительно интересно, – продолжила она на ходу, – считать удается не всегда, как ты понял, но часто. Это годы тренировок. – И хочешь сказать, ты в уме можешь прикинуть, что, мол, вот у Джабраигоря с такими-то картами на столе может быть, не знаю, там… две пары с вероятностью двадцать три целые и восемь десятых процента? Звучит как фантастика. Антон нажал на кнопку вызова лифта, а Маша призадумалась. – Нет, так я, конечно, не могу. Вероятность – это вероятность, даже при ее учете есть… ну, статистические погрешности, – философски заметила она, – но так, если в общих категориях… – О нет, запахло Арсом, – всплеснул руками Антон, на что Маша непонимающе выгнула бровь, – опять стало душно, – пояснил он, – давай-ка лучше о чем-то другом. – Только если ты настаиваешь, – они зашли в лифт. Маша любила поболтать обо всем. За свою не такую уж долгую жизнь, перевалившую, тем не менее, через гордую отметку в четверть века, она научилась с неподдельным интересом слушать других, черпая из чужих рассказов житейские мудрости, полезные мелочи, свежие мысли и альтернативные точки зрения. Чего Маша достичь не смогла, как бы ни старалась, так это поставить сносный фильтр на свой собственный язык без костей. Так что время от времени она и правда могла скатиться в душноту, о чем ей так же время от времени напоминали чуткие слушатели, если обладали достаточной степенью отсутствия такта или достаточным уровнем приятельских отношений. Маша не обижалась, вместо этого – отрабатывала навык молчания в тряпочку, когда в голову приходили очень уж интересные, по ее мнению, размышления, которые абсолютно точно не вызовут отклика в не увлеченных умах. Например, вряд ли посреди тусовки кто-то будет самозабвенно слушать о том, как она синтезировала модельную фирму для расчета эффекта воздействия, когда… Неважно. А ведь у нее действительно получился удивительный результат, восхитительный даже, им она гордилась. Но и правда – неважно. До метро шагали быстро, подгоняемые ледяным ветром в спину. Маша натянула капюшон и теперь была похожа на пингвина-переростка, Антон от нее отличался не слишком сильно – только ростом и мерцающим оранжевым огоньком сигареты, таким неуместным в сумеречной темени. Голова была совершенно пустая, а усталость от томного винного эффекта нагоняла мягко и ласково, обещая крепкий сон без длительных прелюдий. – Машиндра, – окликнул ее Антон, на ходу выкидывая бычок щелчком пальцев куда-то в темноту, – я все хотел спросить, но забывал. – Спрашивай, – милостиво кивнула Маша, останавливаясь в отдалении от входа в метрополитен. Антон и так изо всех сил играл в шпиона, натягивая несколько слоев капюшонов, кепку и объемный пуховик – нечего его нервировать большим скоплением народа. – Мы после гастролей хотим корпоратив намутить. Ну, – он неловко поправил кепку, – новогодний, типа. А то такой график сейчас, вряд ли мы сможем куда-то до праздников уехать. В общем, если есть желание и возможность – присоединяйтесь. С Петром, естественно. – В чем подвох? – ухмыльнулась Маша. – Да ни в чем, вроде… – Колись, Антонио, – иногда она со странным ощущением осознавала, что перенимает у Арсения все больше фирменных словечек и выражений, сама того не замечая. «Антонио», какая звенящая пошлость. Аж радостный смех рвется наружу. – Почему обязательно должен быть подвох? – погрустнел Антонио, и Маше даже стало немного стыдно. – Потому что бесплатный сыр только в мышеловке. – Он совсем не бесплатный, – возразили ей с упреком, – вы ж уже часть команды. – Да брось, мы знакомы всего ничего. – Какая разница? – Антон снова дернул козырек кепки. – Мы все вместе делаем что-то большое и важное. Ну, может не такое уж прям «важное», но большое – точно. Ты не думаешь, что этого достаточно? – Для чего? – подняла брови Маша. – Хотя бы для того, чтобы проводить уходящий год вместе. Она отпиралась для вида, а не на полном серьезе, и только слепой бы этого не заметил. Отпиралась по двум причинам: во-первых, о подобном Маша помышляла только в теоретических категориях, и слишком уж много в таких размышлениях фигурировало «если» и «бы»; во-вторых, в какой-то момент ей стало страшно привыкнуть и привязаться к такой реальности. К этим людям, к этому быстрому темпу, ко всем интересностям и неожиданностям, которые теперь встречались сплошь и рядом, к мыслям о том, что по прошествии рабочих часов день не заканчивался посиделками в квартире и вечерним чаем перед сном. А ведь все так или иначе закончится, вероятно, довольно скоро, и хоть сейчас Маша чувствовала, что жизнь понемногу заиграла, давая нужное ощущение пребывания «в своей тарелке», дальше надо будет вновь что-то решать, как-то существовать, выдумывать себе досуг, хобби и главное – не скатиться в прежнее мумифицированное душевное состояние. Она была уверена, что до такого больше не дойдет, но на текущий момент все еще не знала, в какую сторону нужно двигаться дальше. Да и двигаться дальше было довольно страшно. Антон слепым не был, а еще у него был длинный язык, неудержимая искренность и доброта, рвущаяся наружу из всех щелей, стремившаяся захватить всех вокруг в свои теплые объятия. Поэтому он, все еще вопросительно поглядывая на Машу, все-таки выдал козырь. – Тем более, Петр уже согласился. Ах, этот Петр. Куда ж без него. Маша чуть не закатила глаза. – Я поражена. – Ну, – он шмыгнул носом и огляделся, ища, видимо, пути к отступлению, – Обсудите, короче. В общем, ждем. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. – Я не уверена, мне надо все распланировать. Будто было, что планировать, господи боже. Тяжелая дверь метрополитена пришибла одного из несчастных любителей подземного транспорта. Несчастный любитель издал приглушенный «ох», а также нечто емкое на русском матерном. Маша отвлеклась на развернувшуюся сцену, переваривая новые вводные и на секунду позабыв о вертком Антоне, который запоздало сообразил, что чутка сболтнул лишнего. – Короче, адрес пришлем. Не отпирайся, – пригрозив пальцем и намеренно не замечая, как Маша, спохватившись, попыталась вставить еще что-то вопросительно-настойчивое, Антон замахал руками и быстро попятился по направлению к дому. – Все-все, пора мне, уже Ира пишет. Иру лучше не злить. Давай, Машиндра, увидимся! – Антон! – без особой надежды, но оттого не менее возмущенно попыталась остановить бегство Маша, однако ее порыва явно было недостаточно. – Все, покеда! – радостно откликнулся Антон, уже преодолев с десяток метров. Не ловить же его по дворам. Она осталась стоять с разведенными руками, провожая позорное отступление Антона смирившимся взглядом. В душе – ликовала.  

***

  Ровно насколько Маша любила открывать на ночь окно, ровно настолько же часто ее продувало. Особенно, когда она ленилась сушить волосы после душа и засыпала с мокрой головой. Утром шея не поворачивалась и ныла, а из носа нещадно текла демо-версия Ниагарского водопада. Один плюс – можно взять удаленку и спокойно ковырять неведомую хрень, не отвлекаясь на раздражающую Ирину и частые набеги Олега с его отчетами по дислокации общего врага. Она заплыла на кухню, стараясь не шевелить лишний раз пострадавшей шеей, и поставила кипятиться чайник. В квартире по обыкновению было пусто и тихо, потому вновь появилось настойчивое желание включить на фон какой-нибудь не насыщенный интеллектуальной информацией телеканал – всяко лучше, чем вариться в одиночестве. Телефон помалкивал – Маша не просто проверила наличие уведомлений, но и пару раз обновила мессенджеры в надежде на глюк. Глюка не было, равно как и новостей. Импровизаторы успешно отчалили на свои гастроли. Маша начала скучать уже на второй день. Может быть, она бы скучала меньше, если бы не два фактора: с одной стороны, само осознание того, что что-то до жути интересное происходило вдали от Маши, а она даже при большом желании не могла в этом поучаствовать, расстраивало ее любопытную душонку. С другой стороны, накануне отъезда она, кажется, умудрилась поругаться с Арсением. Точнее, это Арсений с ней поругался, Маша-то без серьезных причин ругаться не привыкла. Точнее, Арсений, вроде, даже не ругался. Точнее, ничего не говорило о том, что кто-то с кем-то поругался, но у Маши создавалось больно сильное ощущение, что дело обстоит ровным счетом наоборот. В общем, она до сих пор так и не поняла, что именно произошло, как, собственно, так получилось и что она сделала не так.  

***

  Зимняя сессия – жестока и беспощадна, а потому Маша согласилась снова выручить знакомого студента-Гошу почти без колебаний, тем более тот больше не стремился выехать на красивых глазках и пообещал небольшую, но плату за усилия. В этот раз у них оказалось достаточно времени в запасе перед днем икс, а потому занятия получилось выстроить в более размеренном темпе и с глубоким погружением в предмет. Маша знатно одуревала от экрана в течение рабочего дня, да и живое взаимодействие, по ее скромному мнению, должно было благотворно влиять на усвоение материала, поэтому Гоше пришлось мотаться через весь город прямиком в машину квартиру, и никаких угрызений совести это обстоятельство не вызывало. Работа и правда шла легче в таком формате, сдабривалась перерывами на чай с печеньем, разговорами о студенческой бытовухе и гошиными планами на жизнь. Он-то экономикой прям-таки горел, горел самозабвенно, правда ближе ему все же была демография, нежели вероятностные модели и теория игр. Куда же каким-то там альфа- и бетта-ошибкам тягаться с коэффициентом младенческой смертности? Кроме всего прочего, Гоша оказался очень хозяйственным парнем, сам вызывался готовить перекусы, заваривал какой-то особенно вкусный чай и даже пару раз притащил с собой угощения – не нравилось ему быть на иждивении. В один из первых поздних вечеров таких занятий Маша стояла на кухне, сосредоточенно созерцая полку с чашками. Чашек там всего было четыре, но зато каких! Разноцветных, разноразмерных, с разными ручками и разной формы. Тем не менее, это был законченный ансамбль, другие сервизы просто не вписывались в устоявшуюся композицию, хотя Маша честно и самоотверженно пару раз захаживала в торговый центр и рассматривала витрины в поисках новой посуды. Этим ансамблем она гордилась, каждый день выбирала чашку под настроение или под характер гостя, бережно мыла их руками, а не в посудомойке, чтобы рисунки и искусственная позолота не стерлись от грубой стирки. Когда рука уже было потянулась к высокой кружке со значком супермена, которая должна была идеально подойти героическому Гоше, варившемуся в новой порции формул и в собственном отчаянии в соседней комнате, в заднем кармане джинс настойчиво завибрировал телефон. Маша ответила не глядя. – Я слушаю, – она подцепила пальцем левой руки избранные чашки и со звоном переместила их на кухонную столешницу. – Привет, это Арсений, – хваленые чашки чуть не полетели на пол. Маша перехватила мобильник поудобнее. – Да, я узнала, – немного ошарашенно выдала Маша. «Узнала»? Что за бред, совсем ведь не узнала – Арсений никогда прежде не звонил, ограничиваясь возможностями переписки. Она чуть не хлопнула себя по лбу. – Я не отвлекаю? – насторожился чуткий Арсений. – Нет, с чего бы? – рука промахнулась мимо кухонной тумбы в попытках дать дополнительную опору ошалевшему телу, и тело чуть не навернулось в неуклюжем пируэте, но вовремя удержало баланс, отбив, однако, локоть и знатно громыхнув кастрюлей. – Ну, я перезвоню, если все-таки неудобно, – на том конце провода непонимающие нотки довольно явно прорезались в голосе. Видимо, грохот скрыть изящным па не удалось. Не удалось его скрыть и от обеспокоенного Гоши, который с громким топотом прибежал на звук. Маше захотелось зажмуриться, поставить игру на паузу и откатиться до момента последнего сохранения – взять трубку заново. – Все нормально? – прошипел Гоша. Она энергично покивала и вернулась к телефонному разговору. Гоша ничего лучше не придумал и остался торчать в дверном проеме. – Все в порядке, просто не ожидала звонка, – даже под предупреждающим взглядом студент и не подумал скрыться, чувство такта ему еще развивать и развивать. – Что-то случилось? В динамике раздавалось еле слышное сопение, будто абонент собирался с мыслями, чтобы выдать что-то весьма решительное. Маша терпеливо ждала, поджав губы. Ситуация в ее голове казалась весьма... сюрреалистичной. Или хотя бы «чем-то странным». С Арсением всегда так. – Хотел поделиться новостями, – сподобился, наконец, Арсений. – Я слушаю, – повторила она, хитровыдуманным жестом указывая своему юному падавану накрывать поляну, раз уж тот все равно ошивается неподалеку, пока его мастер занята важными делами. Гоша усердно загремел чашками, и Маша закатила глаза. Арсений тем временем продолжил. – Кажется, не сходить нам на мою премьеру в обозримом будущем. – О, – только и смогла выдавить Маша. Она все же умудрилась опереться о столешницу бедром и нахмурилась, – но ведь это не последняя возможность? – Это, скорее, третий отказ за два месяца, – послышался смешок из динамика. – О, – словарный запас сокращался с невероятной скоростью, – получается, полтора отказа в месяц. – Спасибо, коллега, за свежий взгляд на проблему. – Да, всегда рада. Но уверена – все к лучшему, – бодро начала Маша и, расслышав странный хмык, поспешила объяснить. – Мир кинематографа жесток и непредсказуем. – Да что ты говоришь? – Факты, Арсений, факты. Леджер – рано умер, Бодров – умер, Мэрилин Монро – тоже умерла. Мэттью Перри спился. А потом умер. А ведь никто и не ожидал. Чувствуешь закономерность? – Пока не до конца, – чрезмерно серьезно отозвался Арсений. – Как ты говоришь, выборка маловата. Джеймс Дин? – И он умер – в двадцать четыре, – но не надо издеваться. – Ни в коем случае, – все так же серьезно заверил он. – Потрясающая логическая цепочка. Я, кстати, слышал, кто-то из известных даже в тюрьму загремел. – Было дело, а еще на кого-то бухнулся вертолет прям на съемках. Подумай десять раз, Арсений, надо ли оно тебе? Как минимум, это травмоопасно, – Маша выглянула из кухни в коридор – Гоша все громыхал посудой в комнате, остервенело и оглушающе. – Если ты, кстати, не знаешь историю про вертолет – не гугли, я тебе потом лично в красках расскажу. – Ты кровожадна, – его ухмылка чувствовалась на расстоянии. – Признайся, на моей кинокарьере ты тоже уже поставила крест? Маша еле заметно вздохнула. Отвлечь Арсения от проблемы не удалось даже самыми идиотскими, а оттого действенными, уловками. На нем вообще не работали машины стандартные методы, это обстоятельство определенно требовало мозгового штурма. – Ты, – Маша почесала бровь, прикидывая, как бы поизящнее задать вопрос. Ничего путного не прикинула. – Для тебя все это важно? Оцени по десятибалльной шкале в натуральных числах. – Как предсказуемо, – фыркнул Арсений. – Просто жаль упущенной возможности, не более того, – может, актер из него и хороший, но сейчас фальшивил как не в себя. – Тебе бы не было жаль? – Наверное, было бы, – резонно отозвалась она, решив не бередить никому душу. – Ну вот. Воцарилось молчание. Кажется, правильные слова куда-то все повылетали, а сердце билось рвано, загнанное в угол. Маша глядела в темноту за окном и силилась понять, что же именно от нее требовалось сейчас. Явно не дебильные шутки и перечисление несчастных судеб знаменитых актеров. – Ты знаешь, во мне ноль фатализма, – на пробу протянула она, прислушиваясь к реакции еле слышного дыхания, – но мне все же иногда кажется, что Вселенная будто подсказывает, что затея – дрянь. – Никто еще не отзывался так лестно о моей карьере, – хмыкнул Арсений. – Приятно быть первой. Но я не совсем о том, – в чем-чем, а в любви к иронии в сложные моменты они сходились. Не так плохо, верно? – Я же не глобально говорю. Просто, может, в этот раз – не судьба? Возможно, теперь речь шла не только о провале пресловутой кинопробы, и вполне может быть, что сюда примешалось что-то другое. А не исключено, что это просто заинтересованно оживилось помалкивающее доселе косноязычие, имевшее традицию просыпаться в моменты серьезных разговоров, но Маша подумает об этом как-нибудь завтра. Тем временем Гоша снова пришлепал на кухню и с преданными глазами доложил об исполнении приказа. Маша что-то ему шикнула и замахала руками, после чего лохматое привидение испуганно исчезло восвояси и больше не отсвечивало. – Я точно не отвлекаю тебя? – снова и в который раз уточнил Арсений, и Маша пообещала себе провести с Гошей воспитательную беседу. – Я же сказала, все в порядке, – к сожалению, кухня от коридора отделялась лишь высокой аркой без двери, а слышимость в квартире была просто фантастическая. Если бы за Машей следило ФСБ, ему, возможно, даже не потребовалось бы ставить прослушку в каждом углу. – Я, если откровенно, вообще ничего не смыслю в таком, но как будто… Просто статистика – такая штука, я обычно склонна ей доверять. Короче, – она вздохнула, молясь на арсеньевское терпение, – если несколько раз к ряду что-то не получается, может, надо что-то менять, чтобы повысить вероятность успеха? – Например, что? – в его голосе прорезались настороженные нотки. – Ну, не знаю, для начала – проанализировать, что идет не так. Вдруг ты, например, переигрываешь? – Я переигрываю? – эхом откликнулся Арсений. – Да нет же, это просто пример, – Маша была весьма, весьма плоха в «Сапере». – Хорошо, забудь – другой пример: может быть, есть какие-то негласные нюансы, на которые эти… как они называются? Режиссеры по кастингу, да? На которые они обращают особое внимание. У тебя, кстати, много знакомых киноактеров? – Какое это имеет отношение к делу? – Самое непосредственное, – твердо заверила она, – ведь всегда можно спросить совета у людей индустрии, лайфхаков каких-нибудь понахвататься. Может, вообще – взять пару уроков, или как это называется? Тренингов? – Маша, у меня высшее актерское образование, какие уроки? – устало выдохнул Арсений. – Арсений, – в тон ответила Маша, – мне кажется, ты прекрасно понимаешь, о чем я пытаюсь сказать, но ломаешь комедию. – Чтобы ломать комедию, сначала надо пройти кастинг, – съязвил тот, и из груди чуть не вырвался истерический смешок – то ли потому, что Арсений никогда прежде не позволял себе переходить вежливо-приятельскую границу общения, то ли из-за того, что все шло не по плану, а может Маша просто в данный конкретный момент не представляла, как выруливать из такого зыбкого диалога. События разворачивались странно. С Арсением же всегда так. – Я не смотрела твоих фильмов или сериалов… Видишь, я даже не понимаю до конца, о чем говорю, – миролюбиво заметила Маша, прощупывая припрятанные капканы арсеньевской тонкой душевной организации. – Но на сцене ты держишься прекрасно, это правда. Хотя и тут мне не с чем сравнивать, согласись. Неважно. Я просто пытаюсь сказать, – над головой будто зажглась лампочка – эврика! – Что, возможно – не уверена, но допускаю – взгляд со стороны пошел бы на пользу. Ответом была тишина. Маша чувствовала себя как на экзамене, и это ей решительно не нравилось. Всегда гораздо легче почувствовать, что у человека на душе, глядя ему в глаза, а не вслушиваясь в вибрации голоса в динамике телефона. А сейчас не было даже вибраций – Арсений, видимо, переваривал все сказанное и размышлял, как к тому относиться. Маша, натренированная баталиями с Петей, обычно на выражения не скупилась, прямоты не стеснялась и чужих чувств особенно не щадила – разве что только чуть-чуть, – но здесь… Здесь она и правда будто бродила по минному полю, совершенно не понимая, чего ожидать в следующий момент. В Арсении было столько оттенков и граней, и с каждым днем открывались все новые. Маше все они нравились, но того точно было недостаточно, чтобы в секунду научиться обходить острые углы, перепрыгивать через неожиданные ямы и тормозить перед отвесными обрывами. Однако научиться она очень хотела. – Знаешь, – тихо начал Арсений, и Маша непроизвольно прикрыла глаза, ожидая разрыва мины под ногой, – ты, наверное, права, – глаза распахнулись. – Я подумаю над этим. Прошу прощения, что помешал твоему вечеру. Давящая пауза, похоже, требовала комментариев, поэтому Маша послушно ответила: – Хорошо. – Хорошо, – вторил ей Арсений и отключился. Вот так просто взял – и сбросил звонок. Маша тупо смотрела на погасший экран пару секунд, пробегая в памяти все прошедшее и силясь понять, что, собственно, произошло и произошло ли вообще, – а потом вернулась к созерцанию темноты за стеклом. В доме напротив остались гореть всего два одиноких окошка – время-то позднее. В них едва-едва колыхались непрозрачные шторы, защищая крохотные мирки чужих квартир от посторонних глаз. На своей кухне Маша штор не повесила, поскольку ей казалось, что неприкрытое окно давало больше простора помещению, так что ее тонкая фигура с опущенными плечами и сжатым в двух руках мобильником для любопытных соседей могла бы быть как на ладони. На душе было неспокойно, а почему – черт его знает. Она бесцельно повертела телефон в руках, а в голове даже мыслей никаких не было – не то, что выводов. Неспокойно, и все. Из-за стены раздался возглас триумфа – Гоша решил задачку, и Маша, опомнившись, поспешила к своему лохматому подопечному. Чай уже ждал ее на столе, как и печенюшки с шоколадной глазурью. Она обо всем подумает завтра.  

***

  Вот так вот они с Арсением и распрощались перед самым началом гастролей. Точнее, не распрощались даже. От этого все еще было немного не по себе, ведь и диалог в мессенджере с того момента затух и так и не возобновился. С одной стороны, Маша была уверена, что ничего особенно серьезного не произошло. С другой стороны, от Арсения за эти дни не пришло и строчки – ведь странно же? А Маша и правда скучала. На очередное резкое движение шея отозвалась возмущенной болью, и Маша даже мысленно перед ней извинилась. Она уже битый час бродила вокруг телефона, ожидая знака свыше, чтобы все же первой написать Арсению, возможно – извиниться, хотя так и не понимала, за что, – и хотя бы узнать, как проходит поездка и когда запланировано возвращение на родину. И совсем неважно, что этой информацией с ней ежедневно делился Антон. Знаком свыше была рухнувшая с державшегося на соплях крючка сковородка, грохот которой практически Машу убил. В пустой квартире-то. Этот пресловутый крючок Петя все стремился своими очумелыми ручками присобачить на какой-нибудь адский шуруп в два раза больше по диаметру, но Маша неизменно его гоняла прочь, обещая себе приобрести шуруповерт и самостоятельно просверлить дыру в лучшую жизнь. Но все как-то откладывала. Еще она откладывала поход в парикмахерскую, откладывала покупку новых кроссовок, ведь остальные немного поизносились, да и вообще – одежду стоит иногда обновлять. Откладывала прием у врача для планового осмотра, откладывала даже месть противной Ирине, которой неделю-другую назад горела, как никогда. Откладывала и попытку выйти на контакт с Арсением вот уже несколько дней, хотя что может быть проще, чем черкнуть пару ни к чему не обязывающих сообщений? Но, по-честному если, знак-то формально был, нефиговый такой, а значит время расчехлять телеграм и решительность. Хотя бы в этот раз не стоит откладывать. Иногда и правда все проще, чем кажется. Маша с сомнением взяла в руки телефон, перешла в диалог и зависла над последним сообщением – абсолютно не насыщенным смыслом. Придумать, с чего начать разговор после долгого перерыва, сдобренного горчащими нотками последнего неоднозначного общения, не получалось. Маша положила мобильник на стол, уселась и склонила над ним голову, поддерживая лоб обеими ладонями и борясь с ломотой в шее. Что писать-то? А надо ли вообще писать что-то? Нет, написать определенно надо, Маша не трусиха – в большинстве случаев, – поэтому она может набрать хотя бы «Привет». И стереть через секунду. Потом набрать «Что нового?» и снова стереть, поморщившись от чувства банальщины. Потом медленно наклацать «Без вас тут скучно», стереть «Без вас тут…», подумать, исправить «скучно» на «скучаю» и со вселенской скорбью порассматривать шесть важных букв. Стереть. Отложить телефон и заварить чай. Маша обходила мобильник стороной еще полдня. Он лежал экраном вниз, хотя абсолютно точно и без сомнений не светился новыми уведомлениями. Даже звук с вибрацией включила, чтобы не пропустить чего-нибудь важного. Чьего-нибудь сообщения, к примеру – мало ли. Успела все же поработать, хотя это так, одно название, потому что ничего не клеилось, а голова была занята совсем другим. Такие хождения по мукам не могли продолжаться вечно, поэтому, глубоко вздохнув, она все-таки сцапала телефон, быстро набрала стыдное «Привет!» и оперативно вышла из сети – от греха подальше. Пораскачивалась на стуле, размышляя, как скоро наступит смерть, если ножки подкосятся и она сломает шею о висевшую под подоконником батарею. Дважды дотронулась до мобильника, но каждый раз отдергивала руку. Когда ее посетила светлая мысль, что сухое «Привет!» стоило бы дополнить каким-нибудь мало-мальски вопросом, требующим развернутого ответа и не оставляющим путей к отступлению, звякнула душераздирающая трель уведомления. Маша подпрыгнула на стуле и чуть взаправду не опрокинулась спиной назад. Арсений: Меняй. «Вот те на», – тупо уставилась на сообщение Маша. Затейник какой. Мария Прокофьевна: Здарова? И моментальный ответ: Арсений: Меняй. Мария Прокофьевна: Соедините с Рязанью Арсений: Роскошно! Арсений: Привет, Маша. Маша шумно выдохнула и только теперь поняла, что пальцы подрагивали от волнения. Она отхлебнула чаю, устаканила переживания и, наконец, поведала о своей больной шее в ярчайших красках, о том, что считает изобретателя удаленного режима работы гением, о том, что Антон позвал их с Петей на новогодний корпоратив Импрокома, и о том, что даты накладываются на мероприятие на ее собственной работе. Арсений реагировал, спрашивал, уточнял, иронизировал, вворачивал известные цитаты из мультфильмов и кино – на этот раз из «Тайны третьей планеты» и «Бриллиантовой руки», – и немного рассказал, как протекают гастроли, как Антон снова проспал время отъезда в новый город, как Сережа в трех действиях с перерывом на антракт опаздывал на поезд из-за того, что закупался в продуктовом магазине, и как Диме подарили тяжеленную сумку всякой всячины, среди которой завалялся огромный кусок рыбы, вонявший потом на весь микроавтобус. А вот о себе Арсений не сказал почти ничего. Разве что рыба его выбесила.