Пусть это останется в архивах

Ресторан, а, скорее, бар, горел огнями и гудел громкой музыкой. В окнах виднелись люди, все они перемещались с напитками в руках меж небольших круглых столиков, общались, смеялись и пританцовывали. На глаза попадались знакомые лица, но было много и тех, с кем Маше общаться еще не довелось. Она высадилась из такси и подавила желание закурить. Вместо этого задрала голову и посмотрела на темное небо. Ни одной звезды, только непроглядная облачная завесь разных оттенков синего и серого. Осенняя Москва прекрасна. Вторую мысль о никотине так же успешно отогнать не получилось, поэтому, договорившись с самой собой о том, что этот вечер и только он как никогда располагает к нарушению собственных принципов, она все-таки вытянула зубами сигарету из пачки и подрагивающими руками с первого раза выбила искру колесиком зажигалки. Мастерство не пропьешь. Тут же пожалела – на трезвую голову никакого удовольствия от этого вонючего дыма не получалось. – Ни разу не видел, как ты куришь, – прозвучал над ухом насмешливый голос. Маша закатила глаза. Кто, как не Арсений, обладал способностью материализоваться бесшумно и внезапно. Правда, в этот раз напугать не удалось – наверное, нервная система отмерла окончательно. Четверг же. – А я и не курю, – беспечно заявила Маша, выдыхая клуб сизого дыма. – А я и не сомневаюсь. У Маши вообще ни на что не было сил. Так бы она, конечно, парировала, а сейчас – просто развернулась к Арсению. – Тьма накрыла ненавидимый прокуратором город, – сообщила она серьезно и ткнула пальцем в небо. – Тьма, пришедшая со Средиземного моря, – поправил он. – Но да, темнеет все раньше. Мы и не думали, что ты все-таки приедешь. – А я вот приехала. Уехать? – Чего это? – Искренне удивился Арсений. – Стас, наоборот, тебе обписáлся. И Антоня тоже. – М-да? – Маша не проверяла телефон с момента, как такси отчалило от Петиного подъезда. Она вообще собиралась завалиться домой и поскорее заснуть, чтобы этот день наконец закончился. Но сегодня четверг, причем Черный, и планам сбываться не суждено. – Наверное, что-то с уведомлениями. Надо будет поковырять настройки. Поднялся холодный ветер, и пальто вспомнилось недобрым словом. Это в ранней юности Маша с удовольствием носила еле прикрывающие пятую точку куртки даже в адский минус зимой, следуя за модой и против уговоров родителей. Теперь же в приоритете комфорт. Она согласна походить на капусту, только чтобы чувствовать себя в тепле. Ну, погуляла бы с пятнами, не переломилась бы, зато сейчас не тряслась бы как осиновый лист. – А где Шастун? – Ему бы Маша сейчас была очень рада: срочно нужна знаменитая доза позитива от Антона. Арсений покрутился на месте и пожал плечами. – Только что был где-то здесь. Мы тоже вышли покурить. Он курил, а я рядом стоял. – Бандиты. Она выбросила бычок щелчком пальцев на несколько метров прямиком на тротуар. Арсений еле заметно сморщил нос. Маша поежилась. – Не стой на ветру, – он распахнул перед ней дверь, выпуская на улицу какофонию звуков. – У нас сегодня литературный вечер, я так понимаю, – пробормотала Маша и нырнула в здание. И не думала, что получится так здорово. Всего-то за кучу денег. Место было отличным, как и плейлист из модных перепевок всем знакомых мелодий. Люди вокруг выглядели довольными, если не счастливыми: видимо, время трапезы прошло давно, и теперь компании по трое-четверо стояли в небольшом отдалении друг от друга, громко переговариваясь, перекрикивая музыку и звеня стаканами. Помещение было немаленьким, но Маше с Арсением все равно приходилось аккуратно проталкиваться сквозь толпу ближе к бару. Арсений попытался интеллигентно представить Машу парочке незнакомцев, но та реагировала вяло и без интереса, поэтому он вскоре это занятие оставил. У бара их поджидал Антон, как всегда очень положительно заряженный. Возможно, уже немного нетрезвый. – Какие люди и без охраны! Машенька, милая, куда ты провалилась? Я же тысячу раз обрывал провода, – провозгласил он и распахнул свои широченные объятия. Арсений в это время снимал пальто, то самое, в котором был в вечер своего корпоратива и которое просто сногсшибательно на нем сидело, и улыбался. – Да дела, дела, Антон, – Маша выпуталась из антонова капкана и с легкостью забралась на барный стул – боже, храни её длиннющие ноги. – Мартини с водкой, будьте добры, – выцепила она бармена, мечущегося меж облепившими стойку гостями. – Мария, вы настроены серьезно, как я посмотрю, – оценил Арсений. – Взболтать, но не смешивать, – хитро подметил Антон. Маша посмотрела на него, как на идиота. – Ну, Джеймс Бонд же! Точно, Джеймс Бонд же. Конечно. Тормозишь, Маша, тормозишь. А все потому, что мыслями была совсем не здесь. Антон что-то трещал в ухо, Арсений – поддакивал, а она внезапно решила порефлексировать. Когда, если не сейчас, в обществе медийной тусовки, бесподобного мужчины и бокала с коктейлем. В глубине души хотелось, чтобы в кармане завибрировал телефон, оповещая о Петином звонке. Она бы с готовностью ответила и сорвалась бы к нему по первому зову. Но телефон молчал – Петя точно не сделает первый шаг. Все-таки, перегнула она, сомнений нет. Он тоже хорош, на вентилятор накинул немало, однако Маша низко и подло ответила двойным уроном. И чего это она так? Наверное, просто… – …придет? – Что? – Маша оторвалась от изучения одной и той же строчки меню и неловко обернулась к Антону. Тот цокнул языком и повторил: – Петр-то придет? – Петр? – Ты даже представить не можешь, милый Антон. – Нет, Петр не придет. – А что так? Стас его ждал. – Дела, Антон, дела, – она отпила из своего граненого стакана и отметила, что алкоголь в этом месте что надо. Да и стакан симпатичный. – Передам ему как-нибудь. – Что ж вы все такие занятые-то, а? – Погрустнел Антон. Видимо, Петя, как личность, его закономерно впечатлил за те немногочисленные встречи, когда все же соизволил показаться на глаза. Червяк, а. Впечатление-то как раз он производит феерическое, надо отдать должное. Но вот потом… Ну ладно, это уже куда-то не в ту степь. Маша неопределенно махнула рукой, мол, ну что ж поделать-то. Антон от нее отстал и уткнулся в телефон на пару минут, после чего вежливо – с ума сойти, – извинился за свою отлучку и скрылся в толпе. Маша с Арсением остались вдвоем. Арсений навалился на барную стойку и очень изящно вновь остановил энергичного бармена. Энергичности у того было хоть отбавляй – на весь бар хватит. Через минуту перед ними возникла небольшая тарелочка с оливками. – Я где-то видел, что водка с мартини обязательно идет с оливками, – деловито поднял палец Арсений. – Знаю, спасибо, – Маша булькнула одну из них в собственный стакан. – Ты сегодня не в настроении, – отметил он. – Тяжелый день. Маша кисло улыбнулась сама себе. Тяжелый, да как же. Уродский день, будем назвать вещи своими именами. Завтра придется оправдываться перед начальством, решать, что делать с Петей, с импровизаторским проектом – нельзя же просто так продолжить участвовать в нем, а ведь пресловутый пиар все еще продолжается, а с Маши, видимо, что-то будет требоваться, а, может, уже и нет, или… Ну, это завтра. До завтра еще где-то два часа. Антон вернулся в сопровождении очень симпатичной девушки. Она представилась Ирой, вежливо помахала, насколько вежливость соотносится с маханием, обнялась с Арсением, правда, как-то немного натянуто, и накрыла ладонью антонову руку на своем хрупком плече. Ира была ниже не то, что Антона, это понятно, но и самой Маши (хотя, это тоже понятно), ее волосы были безупречно уложены, на губах сверкал блеск, а в ушах – аккуратные сережки из явно дорогого бутика. Маша глянула на безымянный палец правой руки – ага, не женаты. Но все равно! Каким же для нее сюрпризом стал тот факт, что Антон – тот самый Антон, долговязый, нескладный, лопоухий и беспечный, – оказывается, не свободен. Нет, в Антоне она не сомневалась, он-то парень видный, но совсем не производит впечатление серьезного «семейного» человека. Ира обнялась и с подошедшими Сережей и Димой, последний из которых держал за руку свою жену, Катю, – у тех-то кольца были на месте. Маша поначалу выглядывала из-за плеча Арсения, пока компания отмачивала действительно удачные шутки и обменивалась последними новостями, но позже у нее затекла шея, да и со своим стаканом ей в принципе было отлично, поэтому она полностью потеряла интерес к обсуждению. Стакан опустел, дружелюбный бармен без слов понял запрос на новую порцию, а из динамиков полилась медленная музыка, манящая всех присутствующих на танцпол. Дима утянул Катю почти сразу, Сережа утянулся сам какой-то миловидной особой с очень неестественными губами, но вполне приятной внешностью и доброй улыбкой. Антон с Ирой начали плавно двигаться еще у барной стойки, постепенно присоединяясь к другим танцующим. Арсений не усидел рядом и минуты, кашлянул, дернул Машу за рукав: – Если ты извинишь меня, я… – Иди-иди, – она махнула рукой. Арсения смыло с места, он единомоментно подхватил под руку рыжеволосую девушку в очень красивом зеленом платье, которое так подходило ее глазам – Маша-то внимательно рассмотрела, – и тоже погрузился в медленный танец. Она осталась одна, поцеживая свой напиток ноль-ноль-семь, заедая его оливками и глазея по сторонам. Бармен-Миша, имя которого она узнала спустя пару мгновений после исчезновения Арсения, отзывчиво водрузил на стойку тарелку с картошкой и майонезом. Только сейчас голод проявился во всей своей красе, потому неописуемый гастрономический оргазм накрыл с головой сразу после первого укуса. Как мало нужно человеку, чтобы почувствовать неуловимый момент счастья. Шел третий стакан коктейля, он ощутимо дал в голову, поэтому Маша увлеченно поедала свой заказ, разумно рассудив, что пустой желудок алкоголику враг. Сколько бы она не сопротивлялась, взгляд сам собой цеплялся за зеленое платье, которое ярким пятном сияло на общем фоне. Интересовало, конечно же, совсем не платье. Арсений двигался очень умело, плавно, изящно. О чем-то тихо переговаривался со своей партнершей, вызывая у той смущенное хихиканье. Маша ее понимала: против такого убийственного обаяния устоять тяжело. Антон с Ирой выглядели гораздо более непринужденно. Если тот и шептал своей спутнице какие-то глупости, то эти глупости были охренительно смешными, потому что Ира не скупилась на заливистый хохот, откидывала голову назад и трясла своими идеальными кудрями. Дима с Катей смотрелись… Идеально. Интимно в разумных границах, легко и нежно – чего только стоило то, как Дима трепетно держал женскую кисть в своей. Сережа нашелся у окна, он, кажется, пренебрег медленным танцем, увлеченно беседуя с той самой дамой, полностью завладев ее вниманием. Маша глотнула еще. Ей и так отлично. Эх, Петя-Петя. Она бы с удовольствием потанцевала с ним сейчас, как они часто делали на похожих мероприятиях, обсуждая окружающих, перекидываясь ехидными комментариями в адрес друг друга и критикуя оплошности вечеринки. Захотелось зажмуриться. Он дурак, каких свет не видывал, но любимый дурак, самый близкий. Надо будет купить ему клубники и какого-нибудь дорогого вина. И, кажется, он хотел электрическую открывашку. Маша планировала отложить ее хотя бы до Нового года, но раз такие обстоятельства… Выскочила на пять минут на перекур, с удовольствием отмечая, что никотин добавляет опьянению пару градусов. Подышала холодным воздухом для твердости в ногах и крепче укуталась в свою микроскопическую куртку. Вновь посмотрела в окна бара, горящие теплым светом. Домой не хотелось, хотелось обратно. Почему-то казалось, что ее там ждут. Арсений нашелся на своем месте у своего бокала со своей приветливой улыбкой и вновь сбившимся воротником рубашки – в этот раз черной. Маша даже не смотрела на этот пресловутый воротник – ни к чему себе трепать нервы еще больше. Она на ходу проверила телефон: ни одного уведомления и ровно полночь на часах. Началась пятница. – Испугался, что ты ушла, оскорбленная моим пренебрежением, – Арсений галантно подвинул для Маши стул и крутанул седушку. – Пудрила носик? – Курила, Арсений. – Ты чересчур прямолинейна! Они вновь остались вдвоем, в то время как остальные расползлись по всему периметру и через раз показывались на глаза. Маше по всем канонам надо проглотить язык, забыть, как дышать, расплыться лужицей от одного арсеньевского вида, но настроения не было. Она решила не снимать верхнюю одежду – пронизывающий ветер выморозил тело до костей. Нос был красный, шмыгал через раз, а пальцы никак не согревались. – Маш, – Арсений пихнул ее своим плечом, легонько, еле заметно. Маша поймала инерцию и покачнулась, – у тебя все хорошо? – Все отлично, Арсений, – вполне убедительно отозвалась она, загрузила в рот очередную порцию картошки и сосредоточенно ее прожевала. Арсений молчал. Маша молчала. Да какого черта? – Или нет, – созналась она, не поднимая глаз. Арсений покрутил кольцо на безымянном пальце. Частенько он его крутит, видимо, когда задумывается о чем-то своем. Ну, основную работу Маша сделала, так что ему всего лишь осталось понять, что продолжения не последует, а значит информацию придется вытягивать клещами. Арсений, конечно же, понял – не зря кольцо крутил. Просто дар какой-то. – Какие-то проблемы? – Маша кивнула. – С Петром? Маша кивнула еще разок. – А у нас с тобой угадайка? Я просто уточняю, – поднял руки Арсений в капитулирующем жесте. Здорово было бы кивнуть в третий раз. Но он, кажется, не телепат. – Да вроде нет. Ну, – Маша покрутила стакан – прикольный все-таки, с какими-то интересными узорами, похожими на животных. Или на звездочки. – Это все же личная история. Но если вкратце – мы с ним повздорили примерно, – глянула на мобильник, – часа три назад. – Сильно? – Основательно. Она снова погипнотизировала свой набор секретного агента: водка с мартини, оливки и картошка. Майонез еще. Роскошно. Перевела взгляд на арсеньевскую кисть, спокойно лежавшую на столешнице. На ней ярко выделялись синеватые венки, перекатываясь от размеренных постукиваний указательным пальцем по деревянной поверхности. Посмотрела, уже не скрываясь, на его точеный профиль. Арсений сидел рядом – тепло от его плеча чувствовалось сквозь одежду, – увлеченно рассматривал зал, и будто бы совсем не обращал теперь на нее, Машу, внимания. Кажется, где-то недалеко маячило зеленое платье, до ужаса мозолившее глаза. В душе, наконец, заклокотало что-то вперемешку с ингредиентами коктейля. – А знаешь… – протянула Маша, прищурившись. Портить Арсению вечер не хотелось от слова совсем. Но тот сам напросился, верно? И это платье зеленое, кто вообще такие надевает на корпоративы?.. И Маша все-таки решила рассказать. Так, в общих чертах и только то, что касается субординации в их с Петей, казалось бы, безупречном тандеме. Сухо и тезисно. Это ведь и правда личное. А вот о прошедшем дне, о бешеной гонке и покатушках на такси рассказ был более красочным. Даже заныла шишка на голове, оставшаяся после одного из неудачных виражей таксиста на агрессивной дороге. Маша, уже будучи в баре, щедро отвалила ему две звезды и негативный комментарий, пока остальные кружились в медленном танце – времени зря не теряла. Еще и возврат средств запросила, но поддержка согласилась всего на десять процентов от суммы заказа. Об этом Маша тоже благополучно оповестила в своей исповеди. Арсений слушал вроде внимательно, не перебивал, а вроде и на Машу не смотрел – уставился куда-то вдаль, так что было совсем не понятно, вникает ли тот в Машин монолог или просто ждет, когда словесный поток иссякнет. Поток иссяк. Маше нужно было как минимум перевести дыхание. Арсений улыбнулся чему-то своему и внезапно выдал: – Послушай, – поднял он свои светлые глаза, в которых Маша имела традицию тонуть с головой. Знал, небось, как эффектно это выглядит, – далеко, далеко, на озере Чад изысканный бродит жираф. Ох, Попов, откуда ж ты такой взялся? Банально, конечно, до скрипа зубов, Маша вообще стихи не любит и еще больше не любит, когда их декламируют направо и налево. Машу таким не проймешь. Именно поэтому она не смогла сдержать широченной улыбки. Да и Гумилева, кстати, царствие ему небесное, она все-таки уважает. – Ну вот, – довольный собой Арсений аж приосанился, – совсем другое дело. Маша, все образуется, не горюй. Уж поверь человеку с опытом. Веришь? – Маша нехотя кивнула. – Молодчина! – Из него получился бы отличный спортивный тренер, мотивирующие речи идут просто на ура. – Ты, кстати, знаешь, как на китайском будет «очень плохо»? – Мечтаю узнать. – «Бу хао», – просиял Арсений. – Здорово, правда? А еще… Аж гора с плеч. Арсений все еще простой смертный, а не небожитель.

***

– Вот знаешь, что, Арсентий… Обычно, такое построение фразы означает, что кондиция достигнута. Пришлось кашлянуть и прочистить горло, потому что собственный голос Маше показался хриплым и басистым. Коктейль «Джеймс Бонд» вступал в свои права неотвратимо, а потому теперь Маша уже подперла подбородок ладонью и доверительно заглядывала Арсению в глаза, будто они старые добрые товарищи. Тот возвращал то же вселенское доверие, хотя губы то и дело подрагивали в предательской снисходительной ухмылке. Маша не замечала, естественно. На следующее утро будет очень-очень стыдно. – …я так долго думала над своей жизнью. Так долго думала, – она пару раз клацнула короткими ногтями по стеклу стакана до глухого звона. – Ну, как её изменить, или как, может быть, самой мне измениться. Что-то важное найти, может. Потому что последние лет… Шесть, наверное, да? – Арсений участливо покивал. – Ну, да, – конечно, в серьезных разговорах Маша была гуру. Настолько хороша, что предпочитала такие разговоры вообще не заводить. Вот, например, Петю знатно так нахлобучила, век помнить будет. – Все это время мне казалось, что как раз не хватает чего-то такого эдакого. Как будто жизнь-то вовсе не моя. Не живешь, а смотришь фильм, ждешь финальных титров, когда можно будет наконец переключить на что-то поинтереснее, приключения какие-нибудь или шпионский боевик. А фильм все не заканчивается. А ты ждешь и ждешь, как дура. Дерево столешницы барной стойки было грубоватым и декоративно обтесанным. На нем виднелись водяные следы от стаканов, липкие капли и хлебные крошки. Арсений молчал, слушал. Вот теперь абсолютно точно слушал, это чувствовалось тем самым известным шестым чувством. Удивительное дело. Да даже если бы и не слушал – Маше было по барабану. Маша сегодня в загуле. Маша сегодня и Маша завтра – два разных человека. Сегодняшняя Маша готова говорить о своих сомнениях – не просто с кем-то, а с Арсением! – а завтра она продолжит откладывать решение проблем в долгий ящик, предпочитая готовиться к худшему, но надеяться на лучшее. Все из-за вонючего четверга, будь он проклят. – Я эти шесть лет вообще почти не помню, только какими-то обрывками. Кошмар, да? Я как это поняла, сразу начала выдумывать себе какие-то занятия, на курсы разные записалась – я теперь даже манты готовить умею. Ну, дальше мантов я не зашла, на самом деле. Еще, кстати, на губной гармошке играть научилась, это, кстати, не очень сложно. Умеешь? – Он серьезно зыркнул, мол, что за вопросы. Маша оценила. – Многофункциональный ты, Арсень Сергеич. Ладно, это отдельная тема, не о том речь сейчас. Заиграла новая композиция, кажется, обработка какой-то легендарной российской эстрады. Оставшиеся гости, наиболее стойкие и нетрезвые, встретили мелодию шумными возгласами. Антон провизжал что-то невразумительное и потащил Иру на танцпол. – Ну вот, – продолжила Маша, немного повысив голос, чтобы перекричать музыку, и проследив перемещения Шастуна, – хваталась за всякое разное, короче говоря. А то, что нужно, все никак не находилось. Ну, я и перестала искать. Вот спросят меня, мол, Маша, как ты провела лучшие годы своей жизни, – передразнила она мерзким голосом и страдальчески вздохнула – в который раз за этот вечер, – а я и ответить ничего внятного не смогу. Она широко улыбнулась, очень уж комичной показалась собственная пародия. Как говорится, сам себя не похвалишь… Конечно же Арсений улыбнулся в ответ – он же всегда улыбался в ответ, – и в уголках его прекрасных глаз рассыпались паутинки морщинок. «Он невозможный», – умилилась Маша. – «Таких просто не бывает». Еще несколько секунд рассматривала лицо напротив, прежде чем уткнуться носом в свой стакан, ощущая и понимая, что сердце все-таки трепещет, но уже далеко не так, как тогда, в Главкино, когда будто бы огрели по голове чем-то тяжелым. Тогдашний Арсений был такой другой – далекий, незнакомый, сшибающий с ног одним своим видом, но совершенно эфемерный и чужой. Человек из телевизора. Сейчас на соседнем стуле сидел тот же мужчина, все еще безумно привлекательный, с терпкими нотками в парфюме, красивыми руками, светящимися глазами, все еще, конечно, почти не знакомый, но вполне себе реальный. Вот он, рядышком, только руку протяни. Реальный до трепета ресниц, пробивающейся щетины, мимических складок меж графичных бровей и родинок на шее; до широкой доброй улыбки, его фирменной, – сидел и внимательно выслушивал Машино душеизлияние, участливо, взаправду, с интересом. Зачем-то торчал в баре в два часа ночи, – это же сколько Маша горевала у стакана! – цитировал Гумилева, изредка вставлял ироничные комментарии и вот так широко улыбался, будто ободрял и сообщал без слов – все будет хорошо. Маша верила – потому что у нее все уже хорошо, от одного этого момента, искреннего и очень нужного. А может, не такой уж он и незнакомый. – А потом Петя со своими проектами и… да неважно, в общем; вы с ребятами, Олег этот, – она повертела кистью в поисках подходящего эпитета, – блаженный. Этот, который на Историях выдал эпическую драму в трех актах, помнишь? Ты же в курсе, что он пытался в шантаж? Нет? О, шикарная история, я расскажу как-нибудь. А ведь я же ему вообще не планировала помогать – так, может, чисто для отчетности. А потом подумала – а почему бы, собственно, и нет? У меня много дел, что ли? Да вообще дел у меня нет. Маша раззадорилась не на шутку. Теперь ее было не остановить. Слова сами лились как никогда, щеки раскраснелись, коктейль – освежился. Она всем корпусом повернулась к Арсению, не отлепляя руку от подбородка, чувствуя, что ее слушают, и совсем не заботилась, что вечеринка начала рассасываться, а знакомых лиц почти не осталось. Только Антон сидел в обнимку с Ирой в отдалении на диване у окна. – «Магазин» этот ваш еще, – настойчиво продолжала она. Каков напор, каков кураж! – Ну вот с чего бы мне вообще было в него вписываться? Работа у меня есть, я ей занимаюсь с удовольствием, между прочим. Хотя там тоже есть пара вопросов… Например, планерки по четвергам и запрет на джинсы. Козлы. – …Но я и тогда подумала – а почему бы и нет? Точнее, я, наверное, в тот момент вообще особо не думала. Просто вписалась. Ну что я теряю, в конце-то концов, правда ведь? – Арсений вновь согласно кивнул – выбора-то у него особого не было. – И как-то… Как-то на свое место что ли встала. Хотя как будто нет такого уж прям определенного места, как думаешь? Арсений открыл было рот, но Маша тут же отмахнулась: – Неважно, – Арсений рот благоразумно закрыл, – главное, что я так думаю. Короче, это что-то более абстрактное. Лучше сказать «почувствовала себя в своей тарелке». Вот, это нормально звучит, – подумала еще немного, из последних сил, если честно. – И дело вообще не в вас, ребята. Без обид, Арсений. Точнее, конечно, вы приняли непосредственное участие, но, похоже, чтобы жить, надо действительно жить, а не думать о том, как жить надо. Не искать для этого поводы и способы, а просто браться за возможности, понимаешь? – Жизнь – это путешествие, полное впечатлений, а не проблема, которую нужно решить, – улыбаясь ввернул Арсений. Маша впала в секундный ступор. – Ты же это не придумал только что, верно? – Ага, это девиз Винни-Пуха. На это слов не нашлось. А что тут можно сказать? Маша только и развела руками. Секунду назад ее сложносочиненный монолог сжали до одного предложения. Получается, можно было не ломать себе мозги, а просто посмотреть детский мультик. Она впервые очень сильно захотела обнять Арсения. Хорошая штука, этот ваш коктейль «Джеймс Бонд». – Вот он, истинный философ, – все еще треща по швам от какой-то необъяснимой радости, спустя десяток секунд согласилась она. Одинокая картошина лежала на белой тарелке и так и манила. Слишком уж одинокая и скукожившаяся. Ассоциация так и напрашивалась. – Я ведь на Петю вообще-то особо не обижаюсь. Ну, теперь, – хмыкнула Маша. – Он даже, я думаю, все правильно сказал, по делу. Форма, конечно, страдала, но содержание… А я так разозлилась, ужас просто! Ну вот и будьте здрасьте, как говорится. Такие пироги, Арсений. Лучше и не скажешь. Рука затекла, и спину все же пришлось разогнуть. Теперь казалось, что они с Арсением одного роста. Но на самом деле, это обман зрения, просто арсеньевские плечи были немного ссутулены – очень уж неудобны барные стулья с круглой седушкой и отсутствующей спинкой, – а вот знаменитая прямая осанка делала его на пять-шесть сантиметров выше Маши. Не отлично, но и не ужасно. – Я, похоже, сильно облажалась. Я прям по первой дорожке выступила, представляешь? Маша с наивной надеждой смотрела Арсению в самую душу и дальше, будто ждала, что тот поведает вселенскую истину, после которой все встанет на свои места. Его образ все-таки уже немного двоился. А Арсений истин, видимо, не знал, да и вообще выглядел немного обескураженно, хотя старался изо всех сил излучать ободряющие вибрации. Поэтому просто поджал губы и предположил: – Я думаю, Петр уже остыл. Знаешь, интеллигентам свойственно делать пакости, но потом долго-долго себя терзать. Вы очень, – он отпил из своего стакана, кажется, это был виски. Коньяк же пьют из других бокалов? – Дружны. Маша фыркнула: – Петя и терзания – несовместимые понятия. Он даже никогда не признает, что был в чем-то не прав. Да ладно, – махнула она рукой, – извинюсь. Вот сейчас поеду и извинюсь. Сколько там времени? Время было, мягко говоря, не раннее. Около трех. Ночи, разумеется. А это, как известно, лучший момент для импульсивных решений. Но арсеньевский напиток необъяснимым образом приковал рассеивающееся в атмосфере внимание. Как же быстро Маша стала переключаться с темы на тему. – Как называется этот стакан? Тамблер? – Арсений угукнул. – А для коньяка какие бокалы? – Снифтеры, – не задумываясь ответил он. – Снифтеры… От слова нюхать, наверное. Арсений удивленно посмотрел на Машу, выпятившую губу и внимательно рассматривавшую нечеткие очертания граненого «тамблера». – Ваши познания порой удивляют, Мария. – Я просто много пью и знаю английский, – хмыкнула Мария в ответ. Они помолчали. А ведь у Маши на душе стало легко, а она и не заметила, как и когда это произошло. Губы растягивались без повода сами собой. А чего им не растягиваться, собственно? – Михаил, душа моя, – помахала она сквозь громкий бит очередного заводного саундтрека. Михаил отозвался моментально – наверное, его карман грели щедрые чаевые, – повтори двойной! Арсений с небольшой опаской наблюдал за сменой Машиного настроения, но не влезал, а сама Маша и не замечала оттенков его мыслей. Настроение-то улучшилось, надо радоваться. Коктейль «Джеймс Бонд» творит чудеса. А может, дело совсем не в этом. – Как же вы с Петей познакомились? – Арсений проследил, как его веселая соседка делает очередной насыщенный глоток своего зелья, немного покачиваясь, и устроился поудобнее – чтобы ловить было сподручнее. Однако теперь наступила очередь Маши удивленно пялиться на собутыльника. Подшофе ее эмоции проявлялись ярче и гораздо более комично, прям как у Антона в его стандартном состоянии. – В каком это смысле? – Разве у этого вопроса может быть двойное дно? – выгнул Арсений бровь. – Вот и я думаю, что не может. Маша прислушалась к себе. Желания разыгрывать спектакль с последующим разоблачением не нашлось. А ведь сколько сюжетов можно было бы придумать! А потому как можно отказать себе в хотя бы легком выпендреже, тем более в таком игривом настроении? – Я старше его на двадцать минут, – вот и думай теперь, Арсений. Маша с чувством глубокого удовлетворения считала сменяющиеся на красивом лице выражения, от непонимания до невероятного удивления. Не хватало только попкорна. – В каком это смысле? – Решил все-таки уточнить он после небольшой паузы. Правильно, лучше уж уточнить, чем не уточнить. – Арсений, теперь у нас вырисовывается какой-то тупой диалог, не находишь? Арсений, конечно, находил, но информация переваривалась очень медленно. Маша ухмыльнулась – вот он, ее бенефис. А какой потенциал мог быть у этого театра одного актера, будь она посвежее, увы и ах. – Я думала, ты знал, – смягчилась она. – Ну, фамилию-то мою ты точно должен был знать. – Я не знал. Ни про Петю, ни твою фамилию. Вашу фамилию, то есть. Его-то фамилию я знал, а твоей, как-то не поинтересовался, – задумчиво бормотал он. – Никогда еще к моей персоне не было такого неприкрытого равнодушия. – Ты права, это просто идиотски. Пиздец, – усмехнулся Арсений, прикрывая глаза. Кажется, на него тоже, наконец, начинали действовать чары старого доброго вискарика. Маша присмотрелась. А нет, не кажется. Абсолютно точно. Просто Арсений хорошо это скрывал. – Так значит, вы двойняшки? Двойняшки, слово-то какое. Очаровательно. – По нам не очень заметно. Это только если приглядываться, – действительно, даже волосы у Маши были светлее. Виной тому генетика или ее попытки в благородный пепельный блонд в годы бурной юности – история умалчивает. – Но, Арсений, у меня возникли бы вопросы, если бы ты приглядывался к моему брату. Арсений расценил это уточнение как вполне имеющее под собой основания и снова подвис. – Ты же не собираешься приглядываться к моему брату? – На всякий случай уточнила Маша. – Мы, конечно, в ссоре, но я за него могу и нос сломать. – А были прецеденты? – Ну, – она засмотрелась на то, как удивительно бодрый Миша-бармен ловко вертит в воздухе шейкер, – нет. Но уверена, что нос сломать могу. – Я тоже так умею, – небрежно махнул Арсений рукой в адрес повелителя шейкеров, тактично пропустив последнюю фразу. Или просто не заметив ее. – Ты просто кладезь. Может, если бы я вовремя записалась на курсы бармена, сейчас бы здесь не сидела и не растекалась по столу со своими безнадежными терзаниями. – Мария, все хотел сказать: тоска вам до омерзения не к лицу. – Вы галантны. Прям-таки уж до омерзения, Арсений Сергеевич? – До мерзотности, Мария… – он пощелкал пальцами. – Прокофьевна, – услужливо подсказала Маша. – Мария Прокофьевна, – Арсений вдумчиво нахмурился. – Ты же шутишь сейчас? – На предмет? – очередной стакан опустел. Наверное, достаточно. Или нет? – Твоего отца зовут Прокофий? – не унимался он. – Похоже на то, – резонно рассудила Маша. – А Петя, получается, Петр Прокофьевич? Маша заржала совсем не по-девически. Глубокомысленного Арсения стоило увидеть единожды, чтобы не забыть никогда, и прыскать со смеху от одного воспоминания. Маша хохотала так, что в глазах выступили слезы, а в легких перестало хватать воздуха. Арсения прорвало с задержкой в секунду. Они медленно умирали от глупого пьяного смеха в ночном баре под гул редких посетителей, звон бокалов и музыку из настенных динамиков. Арсений определенно был очень даже знакомым.

***

Потом они с Арсением чуть не поругались. В нем вновь проснулся настойчивый пьяный джентельмен, который готов был до смерти биться за то, чтобы вызвать даме такси за собственный счет. Бился он за это право, собственно, с Машей. Маша же спорила из принципа и для профилактики, а еще потому, что напрочь забыла Петин адрес, сознаваться в этом не хотела и планировала втихую проверить улицу и номер дома по последнему заказу. Маша четко была уверена, что исправлять ситуацию надо непременно сейчас же, не откладывая, а Арсений горячо ее поддержал. И в конце концов усадил в такси, когда упомянутая дама потеряла бдительность. Проконтролировал, чтобы водитель перебил в навигатор нужный адрес с Машиного телефона и со спокойной душой захлопнул за ней дверь, отрезая пути к отступлению. В машине она подремала, даже снились какие-то яркие сны. По приезде вспомнила, что в гости с пустыми руками не ходят, поэтому заявилась в круглосуточный продуктовый сомнительного качества, располагавшийся в соседнем доме. Клубнику не нашла, зато приобрела алкогольную продукцию. Следующим препятствием оказались высокие черные ворота и пустая будка охраны. Но Маша сегодня запланировала подвиг, поэтому никакие препятствия ее не остановят. Полезла через ворота, запихнув свою добычу под мышку, успешно перекинула ногу через острые прутья, но рано обрадовалась и на спуске зацепилась рукавом за один из шпилей. Полетела вниз. При приземлении сгруппировалась абсолютно удивительно, разбив коленку, прорвав джинсы и отдавив себе предплечье. Симона спасла. Куртка тоже загадочным образом осталась в целости и сохранности. С кряхтением поднялась и доползла до скамейки у подъезда. Набрала Петю. Петя поднял трубку не сразу. Спал, что ли? Диалог был емкий, крепкий и очень содержательный, но по итогу Маша ждала свою принцессу под окнами ее башни, рассматривая плывущие огни большого города и взвешивая в руках драгоценный пакет Дона Симона. Послышалось пищание разблокированного на двери замка, через минуту рядом опустился заспанный Петя. – Ты жива еще моя старушка? – Влюбленными глазами оглядела Маша недовольную моську брата. – Жив и я… – Ты головой поехала? – нагло прервали ее вдохновленный монолог. – Привет тебе, привет. Да нет, просто жить без тебя не могу. – Я без тебя прекрасно жил. И очень хорошо спал. Он с сомнением оглядел окровавленную джинсу на ноге. – Ты где так навернулась? – На кочках судьбы. – Да прекращай уже, – Петя веселья, почему-то, не разделял. – Пойдем в дом, тебя надо перекисью залить. – Нет, в твоей квартире негативная энергетика после нашей ссоры, – Маша посерьезнела. – Ну, давай поговорим, Петька. – Я уже наговорился с тобой, спасибо. А кто сказал, что будет просто? Маша горестно вздохнула, снова. Она же к нему, да через весь город (в пределах ЦАО и не за свой счет, конечно), да через забор, да с лучшими намерениями, а он… – Ладно, я тебя слушаю, – нахохлился Петя. Ну, или проще, чем казалось на первый взгляд. Совсем другой разговор. – Так бы сразу, – Маша вскочила со скамейки с резвостью, достойной лучшего применения, увернувшись от цепкой Петиной хватки, и покрутила коленкой – вроде, функционирует, значит, жить будет. – Ты, конечно, все еще глупый как пень, честное слово. Но! Да стой ты, дай договорить, – он попытался подняться, но вернулся на свое место под давлением Машиных ладоней. Ранимый какой. – Сиди и не дергайся. Я виновата и беру свои слова обратно. Слышишь? Прости меня, я погорячилась. Петя смотрел исподлобья самым скептическим в мире образом. Будь они лет эдак на пять моложе, он бы и слушать не стал, а может, даже не спустился бы из квартиры вовсе. А может, и трубку бы не взял. Теперь они оба мозгов понабрались, но это не мешало Пете ломать комедию. Все же мужская гордость – очень сложная штука. Но это все фасад, Маша же видела, как дрогнула его нижняя губа, – у самой такая же проблема – значит, лед тронулся, господа присяжные заседатели. Она решила зайти с козырей, для верности. – Ты же знаешь, я тебя люблю. И ты самый лучший человек в моей жизни, – да, как ни странно, это и был самый козырный козырь в рукаве. – Веришь мне? Не веришь? А я через ворота ради тебя лезла, между прочим. – Маш, сядь, а? У меня в глазах рябит, – вздохнул Петя. Маша послушалась. Тут главное не переборщить. Потихоньку накатывала усталость и сонливость, а с ними и боевое ранение заныло сильнее. Еще и шишка на голове давала о себе знать. Не день, а мясорубка. Петя с сопением закинул руку куда-то за Машину спину и вот они уже сидят в обнимку, греясь друг о друга. Оттаял, поди. Им ведь жить эту жизнь, сколько еще таких ссор будет? Явно не одна. А вот сестрами особо не поразбрасываешься, не так уж их у Пети много. – Значит, я тебя все еще устраиваю в качестве брата? – немного помедлив, уточнил он. – Более чем, – шмыгнула носом Маша. Как бы не заболеть. – Ладно. Я подумаю, но только из-за забора, иначе нет веры твоим словам, – Петя прижал ее ближе к своему боку. Помолчал, а потом буркнул: – Ты тоже извини, махнул лишнего. И не делай такие глаза, я искренне. Честное пионерское. – А за то, что взял меня в рабство обманом? – осторожно уточнила Маша. – А за это я извиняться не буду, потому что не жалею и виновным себя не считаю, – гордо вздернул он нос. – Но вообще, если тебя это успокоит, я заранее заказал место для наших чижиков на случай, если ты облажаешься. Ну, конечно. Вот он, старый добрый Петя. – Какой же ты дебил, – беззлобно хмыкнула Маша. – Зато будет, что внукам рассказать. Если не схватишь заражение крови и не умрешь бесславной смертью у меня на руках в течение часа. – От этого не так быстро умирают. – Ну, с твоим-то везением… Петя перегнулся через Машину съежившуюся тушку и рассмотрел ее ценный груз. – Это что за бурда? – Прищурил он правый глаз, поглядывая на надпись на упаковке в тусклом свете далекого фонаря. – Это вино. – Это не вино. Оно же в пакете. – Дареному коню в зубы не смотрят, – возмутилась Маша. Потом нехотя покачала головой. – Это единственное, что удалось купить в это время. Написано же: вино, черным по… желтому. – Ну да, это меняет дело. Замерзла? – Нет, – в Петиных руках было очень тепло и уютно. – Тогда открывай и молись, чтобы мы не ослепли. Они сделали по глотку из ужасно неудобного отверстия. Действительно, бурда. В будку охраны вернулся обитатель, и Маша пожелала ему всего плохого. – Куда ты дел мою грандиозную финмодель? – Удалил, – честно признался Петя. – Понятно. Теперь это вызывало лишь неудержимое хихиканье. Маша его удержала, на всякий случай. – Машуль, – Петя передал пакет и переместил свою ладонь на ее лохматую макушку, – я немного исказил правду. Но частично. Но все же исказил. – В какой из разов? – Я бы без тебя справился со всем, – невозмутимо продолжил он, мягко перебирая непослушные длинные кудри, которые от ветра и приключений этого вечера топорщились в разные стороны и были очень похожи на гнездо, – но ты справилась гораздо лучше. Ты сейчас мои слова запомни, потому что второй раз от меня подобного точно не услышишь. – Я и не сомневалась. Еще по глотку. А в принципе, ничего так. Спирт спиртом, конечно, но в целом… Маша протянула Пете пачку сигарет, в которой оставались последние два патрона. Петя отпираться не стал, и так все вокруг знали, что курением тот грешит, когда никто не видит. Клянется, что бросит уже вот-вот, но продолжает ныкаться по углам, как подросток. Еще и брызгает потом в рот освежителем дыхания. – А ты, Маш, – пробормотал он уже с фильтром в зубах, – ничего больше мне не хочешь сказать? Маша больше ничего сказать не хотела, но почесала здоровую коленку, перебирая события прошедшего дня. – Да вроде не особо, – Петя выгнул бровь. – Я чисто для инфо интересуюсь: откуда ты ко мне такая красивая приехала? – А, – облегченно выдохнула Маша, – я подумала, что инвестиции должны окупаться. Поэтому я разведала обстановку у наших… Как ты их там назвал? У чижиков наших. – Я тебя понял, – загадочно протянул Петя. – И это все, что ты хочешь рассказать? Да что ж он привязался. Что еще-то? – А что еще-то? – недоуменно пожала плечами она. – Ну, раз ничего, то идем в квартиру, – подозрительно легко согласился он. – У меня есть отличный диван, который только и ждет, когда на него уляжется моя дорогая сестра. – Уродский день, – все-таки пожаловалась Маша, заплывая в подъезд.

***

Когда Петя щедро заливал перекисью настрадавшуюся коленку, Маша стоически шипела всякое матерное. Когда пришло время пластырей, коих понадобилось в числе трех, чтобы надежно заклеить ранение, она перешла на благородный писк. Дон Симон все же был испит до последней капли вприкуску с каким-то навороченным сыром из Петиных запасов и вареньем из инжира. Петя – гурман и может себе это позволить. Вопреки своим угрозам, он уложил Машу на собственную огромную кровать, а сам утащил в гостиную комплект белья и запасную подушку, предварительно швырнув одну из своих чистых брендовых футболок прямо ей в лицо. Маша лежала в темноте и прислушивалась к копошению за стеной. На часах было возмутительно раннее утро. Коленка ныла, не позволяя принять удобное положение на кровати, поэтому приходилось пялиться в потолок. Потолок внезапно засветился, и Маша решила, что токсины Дона Симона, наконец, дошли до критически важных отделов ее несчастного головного мозга. Свет погас, а потом возник снова – это, видимо, галлюцинации или вспышки агонии перед глазами. Повернула голову на бок и обнаружила на тумбочке свой мобильник. Ладно, алкогольная кома откладывается. Она приподнялась на локтях и, щурясь от яркого экрана, просмотрела уведомления. Два – от инстаграма, в которых некий Арсений Попов вернул взаимную подписку и следом черкнул что-то в директ – с этим точно стоит разбираться утром на трезвую голову и в здравом уме. Другие два сообщения, дошедшие буквально минуту назад, принадлежали студенту-Гоше. Гоша теорвер: Маша, доброй ночи! Извините меня, пожалуйста! Я совсем забыл вам написать после экзамена! Гоша теорвер: Я сдал на отл!! Спасибо вам огромное, вы мне очень помогли!!! Следом вывалилась простыня текста, в котором дотошный Гоша перечислял все попавшиеся ему вопросы и то, какими методами он с ними справился. Маша отправила в ответ что-то очень жизнерадостное, не пытаясь всмотреться в плывущие буковки, и заблокировала экран. Упала на подушку. И очень широко улыбнулась до влаги в глазах. Черный четверг закончился. И за ним началась самая обычная пятница. Нет, очень даже хорошая пятница. Маша закрыла глаза.