Пусть это останется в архивах

Маша сидела на скамейке во дворе Петиного дома с разбитой коленкой, порванными на том же месте джинсами, с пакетированым вином за триста рублей с претенциозным названием Дон Симон – и вглядывалась в огни большого города. Огни большого города, кстати говоря, немного плыли, отчего свободной рукой приходилось придерживаться за спинку лавки – для баланса. Нос замерз, как и руки, как и ступни ног, хотя этим утром предпочтение было отдано высоким носкам и кожаным кроссовкам. Холода подбирались как всегда незаметно, заставляя укрываться покрывалом поверх одеяла из-за любви к открытым окнам по ночам, почаще заваривать горячий чай или, вот, например, согреваться другими напитками. Джинсы жаль только было. Они безвозвратно испорчены. А ведь это были ее любимые джинсы, старого доброго ярко-синего цвета с красивым вышитым на заднем кармане цветком. Виной всему Петина тяга к проживанию на огороженных территориях. Охраны на месте не было, о чем непременно стоит пожаловаться позже, но какие могут быть препятствия, если проблема требует срочного и неотложного решения. Тем более Дон Симон стыл.  Маша в спорт не умела, но это с лихвой компенсировалось наличием безудержного куража, целеустремленностью и неплохим градусом в крови. В общем, полезла через пики точеные и отделалась, слава богу, лишь травмой колена.  Что она тут делает в четыре часа утра? Что ж, к этому привел ряд обстоятельств. Наверное, лучше обо всем по порядку.  Все началось в баре.  Нет, все же не так.  Все началось в четверг. 

***

Насладиться Петиным профессионализмом во всей красе так и не довелось. Пока он уверял, что с головой погружен в пиар-кампанию, да так, что «времени не хватает даже на чашечку кофе», Маше пришлось заняться всем остальным. Такое положение дел начинало порядком надоедать, однако чаша терпения пока не переполнилась, а значит, скрипя зубами, Маша продолжала раз за разом поступаться своим личным временем и ездить на Кузнецкий мост. Даже дорога от метро до арендованного помещения уже была выучена наизусть до каждой трещинки на асфальте. С той же завидной частотой совершались набеги и на импровизаторский офис. ИП, как оказалось, оформлять было не обязательно – достаточно было все записать на уже существующее, принадлежащее Стасу. Но это удалось успешно переложить (делегировать) на Стасова юриста – веселого мужика, который знал тысячу и один анекдот и с удовольствием вставлял свои юморески по поводу и без. Финмодель Маша худо-бедно нарисовала, все еще не понимая ее необходимости, но оформила по правилам, все учла, и даже заручилась поддержкой упомянутого шутника-анекдотиста. Пете понравилось, а куда дальше пошел этот эксель-файл – уже не Машина забота. А дальше начиналась самая веселуха. Пока Петя колдовал над пиаром, Маше было суждено заняться меблировкой. Почему, зачем и с каких пор это входило не то, что в ее, но в обязанности самого Пети, оставалось загадкой, однако в контракте действительно нашлась подходящая формулировка, поэтому… Поэтому пришлось нанимать бригаду, принимать вечерние доставки, лично следить за сохранностью заказанных вещей и таскать особо хрупкие – для собственного спокойствия. Размещение всяких декоративных штук на полочках, столиках и барной стойке вообще стало отдельным видом медитации. Маша начала раньше уходить с работы и в глубине души не жалела, хоть и чувствовала, что когда-нибудь ей это аукнется. Но пока что все шло гладко, а любые затруднения, как она считала, надо решать по необходимости и по мере их поступления. В импровизаторском офисе она, кстати, можно сказать, прописалась – большое число вопросов оказалось удобнее решать тет-а-тет, а не по переписке, потому что Стас вечно пропадал на съемках и удаленный диалог поддерживал с трудом, а в свободное время, видимо, вовсе игнорировал сообщения – все-таки семейный человек. Креативная группа – действительно находка, с ней Маша была на связи часто, как по сети, так и глаза в глаза, правда по большей части задавала вопросы, по работе и из простого собственного любопытства, потому как их сфера все-таки ближе была Пете. Отличные специалисты, тоже жутко занятые, но отзывчивые. С ребятами-импровизаторами удавалось пересекаться редко, но метко. Чаще всего там ошивался Антон, иногда заезжал Дима. Сережа за эти пару недель так и не показался. С Арсением увидеться удалось всего дважды. В первый раз Маша вихрем залетела в офис за очередным файлом с документами на доставку. Выглядела она как после драки с уличными котами: всклокоченная, раскрасневшаяся, в распахнутом пальто и перекрутившемся шарфе. Тот день вообще был каким-то сумбурным, она везде опаздывала, путалась на местности больше обычного и огрызалась на каждого встречного. Очередным встречным оказался Арсений, сил на которого как-то по-особенному реагировать уже просто не осталось. Маша с разгона влетела в его грудь, матернулась, сдвинула с пути, схватила резким движением любовно сложенные Стасом бумаги со стола и на таких же скоростях умчала в закат. Арсений, кажется, что-то сказал ей в спину, но осознание этого дошло уже в поезде метро, когда появилась возможность отдышаться и смахнуть пот с лица. Второй раз случился уже в более спокойной обстановке – в «Магазине». Разобравшись с очередной доставкой и распрощавшись с ребятами из бригады – с ними закономерно удалось разболтаться и наладить неплохой контакт, – Маша сидела в новехоньком кресле и плевала в потолок. Ползти до метро не хотелось просто принципиально, а спрос на такси стабильно в десять вечера необъяснимым образом повышался до каких-то баснословных расценок. Спешить было совсем некуда, потому появлялось достаточно времени, чтобы выдохнуть и расслабиться. Арсений явился как будто ясно солнышко среди облачного неба: с широченной лучезарной улыбкой, в темном пальто, из-под которого выглядывал воротник белой рубашки, и классических туфлях явно не по погоде. Как говорится, одет с иголочки. Нетривиальная картина – традиционно он отдавал предпочтение гораздо более необычным образам. Маша даже приподнялась из своего полулежачего положения. Открывшаяся дверь звякнула колокольчиком. Гонга только не хватает. – Привет, – Арсений огляделся с видимым интересом, – так и знал, что ты тут. Еще не ночуешь здесь? – Пока не доводилось, но я работаю над этим, – Маша все-таки поднялась из кресла, а то неудобно как-то. – Привет, Арсений. Чаю? – А что, есть? – Удивился Арсений, на что получил утвердительный кивок. – Не откажусь в таком случае. – Какими судьбами? Арсений снял пальто, небрежно бросил его на кресло и поправил манжеты. Сверкнули запонки, забавные такие, в виде мордочек мопсов. Костюмы ему невероятно шли. В его голосе что-то неуловимо звенело, глаза задорно блестели, отражая в себе теплый свет, а движения были расслабленными и мягкими. Точнее, более расслабленными и мягкими, чем обычно. – У меня был совершенно прекрасный корпоратив в квартале отсюда, – мечтательно протянул он и оперся локтями на барную стойку, по другую сторону от которой, Маша, неудержимо улыбаясь, заваривала чай в милом чайничке, который сама выбрала в магазине рядом с домом и не раздумывая притащила на Кузнецкий мост. – Отлично выглядишь. – Что, прости? – она оторвалась от своего занятия и непонимающе уставилась на Арсения. – Говорю, эта суета с нашими делами очень тебе к лицу. Хотя я ожидал обратного, – он подмигнул, черт такой. – Не устаешь? Маша всмотрелась. Ага, все понятно. Арсений абсолютно точно был подшофе. Хотя виду не подавал, к своей чести. Только глаза блестели ярко-ярко, как звезды. – Устаю, а куда деваться? Мне, между прочим, за это платят. Две чашки расположились друг напротив друг друга и дымились горячим чаем, который в вечернем освещении отдавал красноватым оттенком. Говорят, в чае больше кофеина, чем в, собственно, кофе. Маша без чашки чая на ночь заснуть не могла. – Не нужна помощь? Алкоголь определенно благотворно действовал на способность Арсения вести непринужденные беседы и удивительным образом раскрепощал и Машу, хотя та была трезва как стекло. – Спросил бы ты об этом неделю назад, я бы может даже задумалась. А так, – она отхлебнула из чашки с характерным звуком, – у нас с Петром все схвачено, не боись. Тут, конечно, имело место преувеличение. Петя палец о палец не ударил, сбросив со своих нежных плеч любую ответственность и прикрываясь горящими дедлайнами, серьезными встречами, высоким спросом на его, Петины, бесценные услуги и, конечно же, пиар-кампанией проекта импровизаторов. Утверждал, что работает в том числе на благо Машиного будущего, и отмахивался от любых претензий в свой адрес. Нет причин не верить Пете, верно? Арсений покивал все с тем же мечтательным выражением лица. Маше безумно хотелось поправить немного сбившийся воротник белой рубашки, настолько, что ткань фантомно ощущалась на кончиках пальцев. Они продолжали пить чай в молчании, стоя друг напротив друга, и такая тишина совсем не напрягала. За окном начал накрапывать дождь, и вскоре крупные капли вовсю барабанили по стеклам и приносили душе успокоение. – Я вызову тебе такси, – задумчиво выдал Арсений, рассматривая дождевые дорожки на окнах. Потом спохватился. – Или тебя заберут? – Да если бы, – Маша представила, как Петя потягивает уже не первый бокальчик красного, наслаждаясь очередным кинематографическим шедевром французской новой волны. – Не стоит, Арсений, еще минут десять – и долечу рублей за триста. – Тем более, я вынужден настаивать. – Ну раз вынужден, – развела она руками. Что уж говорить, Маше было приятно. Вдвойне приятно, что инициатива поступила не от кого-нибудь, а от Арсения. Втройне приятно, что не придется платить за такси. Удивительным образом дальше диалог полился сам собой. Арсений с удовольствием рассказал о прошедшем мероприятии, очень комично описал главных действующих лиц, поделился, что сценарий ему практически пришлось придумывать на ходу, поскольку случилось несколько организационных накладок. Потом плавно перешел на более пространные темы, заговорил о любви к Петербургу, о своих любимых набережных, о том, как восторгался северной столицей, когда только перебрался и как не нравится ему шумная Москва. Маша в Петербурге была единожды, он ее не очень впечатлил, в частности, из-за обычной для местного климата буйной розы ветров и толп туристов, а потому поддержать разговор сколько-нибудь умело не могла, но с интересом слушала про незнакомый город. Арсений говорил так, что перед глазами вставали яркие картинки соборов и особняков, мостов, камерных кафе, в которых он часто брал кофе навынос. Заставлял буквально заглядывать в рот, ждать нового необычного сравнения, следить за тем, как его изящные кисти выгибались в очередном крученом жесте. Арсений был способен рассказывать обыденные вещи как сказки, добавляя им шарма и удивительной атмосферы, которая окутывала все вокруг и впитывалась в кожу. Маша не встречала таких людей. Для нее было удивительно. Этот вечер был чудесным и теплым и позже Маша не раз будет вспоминать его с непроизвольной улыбкой. С такой же улыбкой она с Арсением под руку бежала по лужам под проливным дождем к такси и с напускным недовольством спорила, когда тот, промокший насквозь, открывал ей дверь автомобиля. Эта улыбка не сходила с лица, когда Маша поднималась в лифте на свой этаж и открывала дверь квартиры, тряся копной влажных спутанных волос, и когда на автомате сооружала себе ужин из бутербродов, потому что на большее просто не хватало сил. Засыпала она тоже улыбаясь. Эти дни выдались бурными, насыщенными, запоминающимися и местами странными. Маша очень уставала, но дышала полной грудью, часто улыбалась по поводу и без, гораздо реже косилась на стремную картину, которую так и не сподобилась выкинуть к чертям собачьим – времени же не было, – и просто чувствовала себя хорошо. Возвращаться в пустую квартиру совсем не хотелось, и теперь по возможности она заявлялась домой только для того, чтобы перехватить чего-нибудь съестного и мешком упасть на кровать.

***

– Давай еще разок. Маша заправила выбившуюся из кривого пучка прядь за ухо и стерла с электронной доски двухэтажную дробь из кривых закорючек. В ответ послышался вой подстреленного животного, небольшого, типа мелкого кабана. Настольная лампа нещадно резала по глазам, усугубляя эффект от яркого компьютерного экрана. Оттуда глядело измученное патлатое существо с обкусанными губами и досадливо раздувающимися ноздрями. Очаровательно. Стрелка часов давно перевалила за полночь, а чай в кружке на краю стола остыл где-то вечность назад. Жизнь услужливо напомнила, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Маше пришлось податься в преподавание и примерить на себя роль репетитора. Петин «контакт», организовавший «бесплатную» экскурсию Олегу и Жене по Московскому продюсерскому центру, оказывается, договорился с Петей о неоплачиваемых занятиях со своим сыном за несколько дней перед достаточно сложным экзаменом. И только дурак не поймет, что это не было банальным совпадением. Петя об этом Машу радостно, как бы между делом, оповестил посреди дня, и уже тем же вечером она сидела перед экраном ноутбука в зумовской конференции и выводила на экране мудреные формулы из теории вероятностей, пока напуганный студент сыпал уточняющими вопросами. Поначалу план был прост: накидать побольше теории и заставить парня зубрить все от корки до корки, чтобы нейтрализовать раздражитель и отделаться малой кровью, но тот оказался до того вежливым и усердным, что в конце концов они вдвоем засиживались до победного вот уже четвертый день к ряду, пока не разбирали тему до конца и не добивались идеального результата. Маша работать за идею не любила, педагог из нее был никакущий, но тут ее бы точно сожрала совесть, брось она несчастного на полпути. Ей бы кто помог в недалеком прошлом. – Ной не ныл, и ты не ной, Жорик, – отмахнулась Маша, быстро выписывая условие очередного вопроса, – давай сам. Мы это вчера разбирали, но на другом распределении. Что помнишь? – Да ничего я уже не помню, Маша! – Захныкал Гоша, сокрушенно оттягивая свое богатое волосье в разные стороны. Оно и понятно: если приглядеться, можно было заметить, что его опухший мозг уже сочился из ушей. В таком состоянии чего-то требовать от мальчика – просто преступление. Маша настояла, чтобы Гоша, он же Жорик в моменты интеллектуального упадка, обращался к своему временному преподавателю по имени и отбросил официоз. Официоз получилось выкурить лишь наполовину, потому что Гоша может и привык к сокращенной форме имени без отчества, но «выкал» с удовольствием и от души. – Ладно, – Маша отложила стилус и потянулась, – когда там твоя эта лабуда? Экзамен в смысле. – Завтра, – вздохнул студент, – точнее, уже сегодня. – Бля, – казалось, что в запасе есть еще хотя бы пара дней. Ну, день. Не меньше. Гоша тактично оставил без внимания Машин эмоциональный всплеск – наверное, был солидарен. – Во сколько? – В девять, – его голос был мертвее смерти. – Вечера? – С наивной надеждой уточнила она. Гоша помотал головой. – Утра?! Фашисты были добрее, – Маша потерла глаза. Во всяком случае, они сделали все, что могли сделать за столь короткий срок. – Давай тогда расходиться. Высыпаться тоже важно. Напиши мне, что ли, сразу после. И если что-то забудешь перед тем, как раздадут варианты, тоже напиши. В общем, пиши в любое время, если буду нужна. Гоша жарко покивал из последних сил и очень спешно отключился. Маша заблокировала ноутбук и перед глазами встал черный экран, из которого слипающимися глазами укоризненно смотрело ее собственное лохматое отражение. Не вставая со своего места она обернулась и оглядела пустую комнату, сквозь дверной проем которой виднелся такой же пустой коридор, что вел в не менее пустую кухню. В квартире стояла звенящая тишина.

***

Четверги Маша любила больше, чем понедельники и среды, но меньше, чем пятницы. Вторник – момент смирения, он обычно пролетал безболезненно и будто в тумане. А в четвергах чувствовалась какая-то неопределенность, незавершенность что ли. Вроде и конец недели, а вроде расслабляться еще рано. Мутный день, этот четверг. Еще утром Машу начало преследовать странное предчувствие, что все пойдет по пизде произойдет что-то нехорошее. После занятий с Гошей голова гудела, а глаза были сухими и красными от полопавшихся капилляров. Маша просыпала соль, обнаружила, что отключился интернет из-за поломки на линии, яичница – подгорела, внезапно закончился чай, а на пальто вылезли грязные пятна, из-за чего пришлось надеть короткую куртку, которая совсем не защищала от холода стратегически важные части тела. Чтобы поднять настроение, она решила натянуть любимые джинсы, парадные, можно сказать – повод был. Но об этом позже. Так вот. Какая-то рассеянность охватила Машу с самых первых минут бодрствования, так что даже на пути по хорошо изученным маршрутам она то и дело стопорилась, недоуменно оглядываясь и вспоминая критические ориентиры, к которым обращалась либо если выпила лишнего, либо вот, в этот четверг. В мировой истории Черным четвергом знаменуется начало обвала Нью-Йоркской биржи, которое повело за собой затяжную Великую депрессию – один из крупнейших глобальных кризисов двадцатого века. Там, конечно, потом были еще Черная пятница, Черный понедельник и иже с ними, но факт от этого не меняется. Четверг – так себе денек. Четверг. Даже звучит по-дурацки. От цифры «четыре». В Китае, между прочим, это число считается несчастливым – со смертью созвучно. Китайцы особо им стараются не пользоваться. И правильно делают. Еще по четвергам обычно бывали планерки – нелюбимая часть Машиной работы. На планерках надо было отчитываться по прогрессу в задачах, иногда – обсуждать чужие успехи или неуспехи, а также получать новые рекомендации от бдительного начальства. Чаще всего эти рекомендации были всего лишь формальностью, но порой они выдвигались в формате ненавязчивых требований, которые хочешь не хочешь, а выполнить необходимо. Машин Четверг был действительно черный. Обычно к ней на планерках вопросов не имелось, потому что руководители не вникали и не хотели вникать в механизмы ее моделей и расчетов. Доверяли за неимением альтернатив. Работало же, значит все в порядке. Но четверг-то черный, поэтому в тот день Машу знатно так прессанули на общем сборе. Во-первых, не понравились сами результаты. Тут вопросы, конечно, не к качеству работы, а к самим данным. Ну что же поделать, если расчеты говорят о том, что недавно запущенный в Мурманске проект мало того, что не окупался, так еще и снизил финансово важные показатели компании и вообще никакой пользы не приносил. Но раскритиковали, конечно же, Машу и наказали, чтобы все считалось «правильно» а не так, как сейчас. Маша это дело проглотила. Второй частью Марлезонского балета была претензия по внешнему виду. Оказалось, давеча «сверху» спустили распоряжение, что разгуливать по офису в джинсах теперь категорически запрещено. Для Маши это стало ударом, но и такую превратность судьбы она стоически выдержала. Наконец, ей высказали по поводу ранних уходов с работы. Тут уж возразить было нечем: виновна. Корпоративная культура вообще штука сложная, особенно в крупных компаниях, где зачастую формальностям и бюрократии уделяют гораздо больше внимания, чем эффективности и результативности, собственно, работы. Однако Машу это не оправдывает, риск она брала осознанно, просчитав все возможные исходы и расставив приоритеты согласно собственному чутью. Другое дело, что время пребывания в офисе никто просто так не отслеживает, а значит где-то завелся стукач. Короче говоря, планерка стала показательной поркой. Машины неудачи перемалывали и обсасывали с большим рвением, будто от этого зависит премия или бонусы палачей. Маша все выслушивала со стабильно каменным лицом, раззадоривая тем самым менеджеров еще больше. Когда, наконец, те выдохлись окончательно, она вежливо со всеми распрощалась, дождалась лифта, спустилась на первый этаж, вышла на улицу сквозь крутящиеся двери прямиком в табачный магазин, купила пачку дорогих крепких сигарет и с облегчением закурила на лавке у бизнес-центра. Крыса на корабле, значит. Интересное дело. История показывает, что Черный четверг плавно перетек в Черную пятницу, а следовательно, на разрывной планерке дело не кончилось. Пока Маша с наслаждением накуривала легкие до отвала, ей позвонил Стас. Огромное желание сбросить звонок присутствовало, но разбилось о мощную силу воли. – Привет-привет, как жизнь молодая? – задорно начал он, а Машу чуть не стошнило – то ли от его бодрого тона, то ли от сигарет с непривычки, то ли от мерзости этого дня. – К добру ли, – философски выдохнула Маша вместе с дымом. – Это ты мне скажи, – весело ответил Стас. – Как там, готово все? У Маши в мозгу пролетели все возможные дела и задачи, которые она могла не закончить к этому вонючему четвергу. Вроде, все пучком. Чувство настороженности от этого никуда не делось. – Готово что? – решила она все же уточнить, посчитав, что лучше уж показаться тупой, чем напортачить. – Ну как, – голос Стаса абсолютно точно напрягся, хоть и сохранял прежнюю веселость, – сегодня открываем «Магазин». Все в ажуре? Парадные джинсы были натянуты не просто так. В этот день должно было произойти событие, к которому все они так долго шли: открытие «Магазина желаний», прости господи. Точнее, то было неформальное мероприятие, просто презентация того, что получилось, всем членам команды и съемочной группы, а по факту – сдача заказчикам работы, на которую был подписан контракт, если вычесть из него Петину невероятную пиар-кампанию, которая до сих пор продолжалась. Последняя, в частности, как Маша поняла, была до ужаса проста: никаких особых торжественных запусков не предусматривалось, а основная идея – пустить ненавязчивый слух по фанатскому сообществу. Благодаря ему гарантированно должны были появиться первые клиенты, а с нарастанием спроса подтянутся и те, кто не так сильно погружен в тему, да и просто мимо проходящие москвичи и гости столицы, благо расположение как ничто к этому располагало. Уже потом, когда дело немного раскачается, Петя вплотную займется соцсетями и рекламой, чтобы подогреть интерес аудитории и к посещению этой богадельни, и к просмотру уже записанных выпусков. Тактика неплохая, но рискованная, хотя сомневаться в Петиных компетенциях не приходилось за отсутствием сравнений. Однако было одно «но». – Думаю, все в порядке, но тебе стоит переговорить с Петей – это его участок. – Разве? – задумчиво послышалось из динамика, от чего у Маши онемели ноги. – Мы с Петром разговаривали недели две-три назад, и он ясно дал понять, что все полномочия в этом отношении теперь лежат на тебе. У вас там точно все в порядке? Стрессоустойчивость у Маши прокачана от природы. Никогда она не пила никаких пустырников и валерьянок в сложные периоды, никогда не чувствовала беспричинных тревожностей, никогда не переживала по пустякам и достойно сносила повышенную загрузку. Нетривиальные ситуации не вызывали панику, если, конечно, не угрожали жизни, встречались с готовностью и уверенностью, что надо просто немного подумать, и решение найдется. Поэтому, вися на линии со Стасом, который напряженно ждал ответа, Маша, одновременно перебирая варианты того, что произошло и как это исправить, уверенно выдала: – Конечно, все в порядке. Все проверю и отзвонюсь. Опишешь масштаб, сверимся?

***

Шкода Октавия мчала по столице на всех парах, пока Маша гипнотизировала заляпанное стекло автомобильного окна. С Петей даже не связывалась: сейчас она была готова пойти на братоубийство. Мысли занимали совсем другие вещи. Например, как организовать красивый или хотя бы нормальный прием по меньшей мере пятидесяти гостям на Кузнецком мосту без предварительной брони, а также за счет каких жизненных и временных ресурсов одновременно с этим представить открытие помещения в презентабельном свете. Мозг работал, конечно, на полную, хотя лучше бы отмер на месте. За пятнадцать минут поездки, в ходе которой такси не раз подрезали на дороге, из-за чего голова болезненно приложилась о жесткую обивку двери, Маша пришла к выводу, что, положа руку на сердце, особо сильно украшать сам «Магазин», в принципе, не обязательно. Тут же забыла об этой проблеме и переключилась на следующую. Корпоратив. Место для празднования. На кой черт вообще нужно это празднование? И вообще, какого лешего этим должны заниматься они с Петей? Точнее, Петя-то как раз не занимался, а вот Маша неслась на высоких скоростях навстречу пиздецу. Может, стоило поставить Стаса на место и объяснить, что она не имеет к этому никакого отношения? Ну, это заведомо глупая тактика: раз договорились, надо делать, не сбрасывать с себя ответственность, как баласт во время шторма. Стас как раз вообще ни в чем не виноват. А с Петей разберется. Потом. Самое паршивое, что и карту-то посмотреть не может. А значит, придется бегать по улице взад-вперед в надежде, что подходящий вариант сам собой бросится в руки. План надежный, как швейцарские часы. Глупо, глупо, как же глупо. Неужели Петя об этом не подумал? Почему не предупредил? Что происходит вообще? Маша выскочила из такси без расшаркиваний и залетела в «Магазин». Хвала небесам, после последнего ее визита там ничего не изменилось: мебель стоит как прежде, как и декор, освещение в порядке – все лампочки на месте и исправны, окна чисты, благо Маша, будучи в хорошем настроении, неделю назад заказала их мойку за свой счет. Смахнуть пыль, проверить кофемашину, может, для уюта крутануть гирлянду, которую она приметила в один из вечеров, и дело в шляпе. Теперь по части «празднования». Святые угодники. Маша помассировала веки – может, она спит? Больше похоже на ночной кошмар, если честно. Лофт уже не снимешь, смотреть знакомые места бессмысленно, ведь толпа вряд ли организованно поедет на другую локацию, пусть и в нескольких станциях метро от «Магазина», чтобы просто выпить и поужинать; бегать по улицам Тверского района с выпученными глазами – можно, но в последнюю очередь… В голове будто по зову всплыл уютный вечер с подбуханным Арсением, который весь из себя импозантный заявился на порог после корпоратива. Корпоративы проводятся где? Там, где есть еда, алкоголь и музыка. А это именно то, что нужно для успеха предприятия. Арсений взял трубку не сразу. Пришлось дозваниваться. Маша себя буквально ненавидела за это, но адреналин бил через край, отдаваясь в ушах, поэтому она раз за разом нажимала кнопку отзвона. – Маша, что-то срочное? Мне не очень удобно… – Начал Арсений весьма недовольным голосом, но Маше было настолько все равно, что она даже не стала дослушивать. – Привет, мне нужен адрес места, где ты вел корпоратив неделю назад в районе Кузнецкого моста. Это срочно. – Так, ну, – Арсений, опешивший знатно, назвал адрес заведения – оно действительно располагалось в паре кварталов, было довольно модным и в принципе подходило по формату: Маша гуглила на ходу. – Что-то случилось? Все нормально? – Нет, все хорошо, не бери в голову. Спасибо, Сеня, ты просто огонь, – и отключилась, не вникая в ответную речь. Беготня продолжилась. Улица, спринт до нужного дома – по прямой, не запутаешься, главное на номера на фасадах поглядывать время от времени, – тяжелая дверь, лестница, улыбчивая девушка-хостес, улыбчивая девушка-менеджер, уговоры, торг, надбавка, торг, надбавка побольше, ликбез по меню, выбор закусок, горячего, бара, рукопожатие, аванс, круглая сумма на экране терминала, лестница, тяжелая дверь, улица, сигарета. Маша привалилась к холодной грязной стене дома. На часах – пять вечера. Рабочий день еще даже не окончен, а она – невесть, где: бегает по барам, не заходила в сеть мобильного офиса и не предупредила руководителя об отлучке. Ужасные дни когда-то заканчиваются, но до конца этого нужно еще дожить. Она выкинула скуренную наполовину сигарету прямо на тротуар, чувствуя очередной приступ тошноты от эмоционального всплеска и мерзкого вкуса на языке. Ей еще гирлянду крутить.

***

Восемь часов вечера. Время, когда вся честная компания телевизионщиков должна дружно завалиться в бар-ресторан и наслаждаться одним из своих лучших вечеров. Пусть только попробуют не насладиться. В восемь часов вечера Стас отчитался, что все всё посмотрели в «Магазине» и уже нашли заказанное на вечер место. В восемь часов вечера Маша тряслась в очередной машине такси, заплатив по повышенному тарифу, чтобы то приехало в кратчайшие сроки и домчало до шикарного дома на Фрунзе. Она была выжата этим днем. Этот день – один из худших за последние несколько лет. Четверг, чтоб его. Злилась, конечно, очень сильно. Все накопившееся было готово выплеснуться наружу в любой момент, поэтому Маша прошла все круги ада на охране, перед консьержем и домофоном стиснув зубы и сжимая ключи в кармане короткой куртки. Петя открыл спустя два дверных звонка. С бокалом в руке, широкой улыбкой на лице, в домашней одежде. У Маши глаза налились кровью. Как давно он заявился к ней с предложением о сотрудничестве? Месяц назад? Больше, меньше? Кажется, прошла вечность. И за эту вечность все, что делал Петя – это сваливал на Машу свои дела, уговаривал заняться тем, в чем она почти ничего не понимает, а если и не уговаривал, то просто вешал нагрузку путем хитрых манипуляций. В принципе, Маша так ему и сказала – выложила, как на духу, после того как молча зашла в квартиру, аккуратно положила куртку на скамейку у двери, сняла обувь и прошла в гостиную. Петя внимательно выслушал, поставил бокал на кофейный столик, выпрямился и достал из кармана телефон. Улыбка с его губ пропала. – Мероприятие в силе? Ты справилась? – Тебя только это беспокоит? Так ебался бы сам с этим мероприятием, – огрызнулась Маша. Петя продолжал выжидающе смотреть своими красивыми серыми глазами. Темный цвет, глубокий, выразительный – ярко выделяется на светлой коже. У Маши такой же. – Они уже там, развлекаются. Телефон вернулся в карман. Теперь Маша, наконец, всецело захватила все внимание. – Значит, все хорошо, все по плану. У тебя все получилось, это ведь повод для радости? – Нет, ты мне это брось. Сегодня мы с тобой поговорим нормально, без этих выкрутасов, – хотелось его ударить по лицу, со всей силы и без оглядки, как в детстве, когда они не поделили какую-то палку на заднем дворе родительского загородного дома. Маша тогда знатно ему вмазала, кажется, до крови, а потом извинялась полдня, пока Петя причитал и преувеличивал масштабы катастрофы. – Хорошо, поговорим так поговорим. Чем именно ты недовольна? – Ты что, ебучий психолог? – возмутилась Маша. – Мне не нужны наводящие вопросы, я и так тебе уже все сказала. Для одаренных повторю: я жду, что ты мне объяснишь, какого черта, во-первых, на протяжении всего этого месяца я выполняла за тебя всю грязную работу, во-вторых, почему ты, не предупредив, поставил меня в такое идиотское положение конкретно сегодня, и в-третьих – с чего ты вообще вдруг за моей спиной договариваешься о том, что основную хренотень теперь, оказывается, делаю я, и перекладываешь на меня свою, – выделила она, – ответственность? С сожалением на подкорке сознания Маша чувствовала, что теряет самообладание, ее тон повышается, приобретая истерические нотки, а пальцы правой руки непроизвольно складываются в отвратительный пеняющий жест. Вот и мамины гены проснулись, долго же они ждали своего часа. – Ты же могла отказаться, – просто пожал плечами Петя. Маша опешила. – Чего? – Ну, каждый раз, когда я тебя уговаривал чем-то заняться, ты могла отказаться. Не прикидывайся белой овечкой, тебе не к лицу, – он засунул руку в карман треников, будто на самом деле был облачен в деловой костюм и вел переговоры по работе. – И эти, как ты говоришь, «манипуляции», вполне могла проигнорировать – не первый год друг друга знаем. Маша задохнулась. Петя спокойно продолжал: – «Грязная работа», как же. Хочешь сказать, тебе не нравилось? Да ты для виду воротила нос, я же видел. Бегала окрыленная и на Кузнецкий, и к ним в офис. Аренду, кстати, сама нашла, я тебя об этом не просил, – заметил он с нажимом, – сама, так и запиши. А то, что я со Стасом о чем-то там договаривался – так ты уже львиную часть работы сделала и погрузилась с головой. Это не более, чем констатация факта. – Только не надо говорить, что это все на благо мне, Петя. Клянусь, я тебе врежу. – Врежь, Маш, но, по сути, так и есть. – Ты несешь полный бред, ты сам-то это понимаешь или совсем звезда по бошке ударила? Бокал красного опустел и звякнул о стеклянную поверхность кофейного столика. – «Бред», «врежу», а получше аргументов не найдется? – Петя начинал потихоньку заводиться. – Ты себя со стороны видела вообще? Не живешь, а мучаешься. Сидишь дома, как сыч. Вечно всем недовольна, вечно уставшая, все-то тебе не нравится, томная до ужаса, аж тошно становится. Ты хоть в парикмахерскую когда последний раз ходила? Да ты даже не пытаешься со своей жизнью что-то сделать. Бошку в телевизор вставила, вина напилась – и спать. Отлично, Маш, просто восторг. – Не надо грязи, Петя, ты сам прекрасно знаешь, что я многое пробую. – Что ты пробуешь? Картину намалевала? Ты хоть ее выкинула, как хотела, или снова в долгий ящик отложила? – Маша промолчала. – Я так и думал. – Я ходила… – На курсы всякие, тренинги, да-да, помню, – отмахнулся он. – И что, много тебе от этого счастья привалило? Вот именно. А знаешь почему? Потому что ты делаешь только то, что тебе удобно, и так, чтобы на это поменьше времени и сил уходило. Для галочки. А как выйти за рамки – так лапки вверх и притворилась мертвым тушканчиком. – А, я поняла, – мерзко протянула Маша. – Ты не ебучий психолог, ты ебучий тренер по личностному росту. Тебя мать науськала? – Никто меня не науськивал, прекрати искать виноватых. Но личностный рост тебе и правда не помешает. Ты стагнируешь, Маша, уже долгое-долгое время, это просто жалко. – Выбирай выражения, – пригрозила она. Уже потряхивало от обиды, возмущения и злости. – И что же, благодаря тебе теперь я больше не «стагнирую», а? Как по-твоему? – Личностный рост начинается тогда, когда человек выходит из зоны комфорта. Да, Маш, теперь – не стагнируешь. У тебя хоть глаза загорелись, чем не результат? – Ты такой придурок! – Взвыла она. – Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты вечно суешь нос не в свое дело. А я терплю это, просто потому что больше некому. Ты сам-то себя видел, тренер недоделанный? У тебя друзья-то есть? А то «контакты», «знакомые», «связи», важная птица какая! А ко мне домой прешься в любой удобный момент. Некуда больше идти потому что! Петя моргнул. Видимо, задело. Маша ликовала. Он продолжил ровным голосом, а когда Петя вот так продолжал ровным голосом, значит, уже край: – Честно хочешь, Маш? Ты права. Ты нахрен не сдалась в этом проекте. Я бы прекрасно справился со всем сам, договорился бы о других условиях, и все прошло бы гладко. И финмодель твоя тоже нахрен никому не нужна, но ты это и так понимала, ты девочка неглупая. И самое главное, – он приблизился к Маше на шаг и неприятно ткнул пальцем в грудную клетку, отчего к горлу подкатил ком, – ты прекрасно знаешь, что я прав в каждом слове. Что, правда глаза режет? Маша прищурилась. Сейчас она Петю ненавидела. Наверное, это пройдет, возможно, совсем скоро, но сейчас она даже смотреть на него не могла. Правда, не понимала до конца: хочет, чтобы он исчез или хочет исчезнуть сама. – Знаешь, что? – кровь кипела знатно, прилила к щекам и бросила в жар. Ужас, в общем. – Я бы хотела другого брата. Не тебя, – выпалила она такое детское и очень болезненное. Просто уже не знала, как передать свою обиду. В каждом взрослом человеке живет ребенок. Этот ребенок обижается, злится, требует к себе внимания и постоянно спорит со здравым смыслом, который старается решить все по уму, с холодной головой и разумными рассуждениями. Часто ребенок побеждает. А дети, как известно, могут быть очень жестокими. Маша ответа от Пети не получила. Он смотрел на нее с удивленным непониманием без намека на злость, и это выражение навсегда врезалось в память. Маша для верности кивнула два раза – не отступать же, когда победа так близка, – а потом забрала куртку, натянула кроссовки и хлопнула дверью. Петя за ней не пошел, он, кажется, остался стоять на месте. Наверное, так и стоял, когда Маша садилась в сотое за этот паршивый день такси и пристегивалась, хотя обычно этого не делала без надобности – просто нужно было чем-то занять руки. Где-то на середине пути адреналин схлынул, стучащее сердце замедлило свой темп. Маша смотрела перед собой и чувствовала непривычную пустоту внутри. – Да блять, – голова откинулась на сиденье, ремень безопасности неприятно врезался в кожу, выглядывавшую из-под расстегнутой куртки. – Эй, прошу прощения, – она подалась ближе к водителю, так, чтобы ее макушка смешно выглянула у него под боком, – а можно на другой адрес?