Пусть это останется в архивах

Так просто сдаться равно бесславному поражению. К поражениям Маша готова, но не к бесславным. Мысли всю неделю были заняты лишь одним: она развела бурную деятельность по спасению Олеговой романтичной задницы. Как ни странно, желания просто отмазаться от этой истории даже не возникло, а поиск решения оказался в какой-то степени… Увлекательным. На тот момент. Оставалось только надеяться, что его дама сердца – действительно достойная женщина, которая заслуживает такой серьезной мозговой работы. Конечно, вначале брезжило малодушное поползновение дернуть Стаса и все-таки попытаться договориться с ним о путешествии по «закулисью», прости господи, однако эта мысль была отметена в скором времени. Если уж Сережа, добрейшей души человек, ясно дал понять, что затея – дрянь, то креативный продюсер с большей долей вероятности мог послать Машу в далекое пешее в месте с Петей под руку. С Петей, кстати, Маша предпочитала не разговаривать. Это ей удавалось легко, потому что тот и сам притих, чувствуя, что сейчас лишние выкрутасы могут привести к увечьям, в лучшем случае – психологическим, в худшем – физическим. Пару раз пожелал «добрейшего утра» и «продуктивнейшего дня», а потом занял выжидательную позицию. С ним разобраться еще предстояло, но морального ресурса на это не хватало. На второй день выстраивания стратегии поприбавилось азарта, но поубавилось идей. Маша даже нашла в столе тетрадку в клетку без обложки с какими-то формулами из университета, которые пригодились в дальнейшем дай бог раза два в жизни: на экзамене и в споре со знакомым математиком-любителем, – и принялась выписывать умопомрачительные схемы и планы. Однако без поддержки извне выдумывать тактику становилось все сложнее, поэтому было принято ответственное решение привлечь тяжелую артиллерию. В пятницу она притащила Олега к себе в квартиру. Олег особо не отпирался, но и бурного восторга не выказал, поэтому было решено снизить градус его природной настороженности градусом пары бокалов савиньона. Как оказалось, Олег выпивать не умел, так что после разбитой на двоих бутылки принялся ставить Синатру на Машиной видавшей виды колонке и от души подпевать, не попадая ни в одну ноту. Однако же, работа пошла в гору – во всяком случае идеи генерировались с завидной частотой. Тетрадь оказалась исписана, и Олег притаранил из своего рюкзака толстенный альбом. Он еще и художник, ну надо же! Душа кадровика – потемки. Маша периодически теряла фокус и увлеченно листала вполне себе симпатичные и реалистичные скетчи, пока Олег с удовольствием подвывал Аукцыону. Короче говоря, Маша с Олегом напились. В планах этого не было, но лучший план – тот, по которому ничего не идет. Или тот, которого нет. Или… Олег наклюкался трогательно, по-мальчишески, – хотя доподлинно не было известно, сколько этому лупоглазому чуду лет, но навскидку он был все-таки старше Маши. А Маше, по ее скромным меркам, лет было уже немало. Непонятно, что там думала она раньше, но разница в возрасте с Арсением у них не такая уж большая. Ну сколько? Пятнадцать лет? Меньше? Копье какое-то! Ну так вот, Олег наклюкался трогательно. Принялся вспоминать свою пассию, благодарить Машу за поддержку, пустил пару гигантских слезинок в разговоре о собственной матери, которая, как и предполагалось, держала его в ежовых рукавицах, а потом выудил откуда-то пачку сигарет и закурил прямо на кухне. Хозяйка порядком подохренела, но шла третья бутылка вина, поэтому вскоре они смолили уже вдвоем. – И как же ты понял, что она – та самая? – Подперев кулаком подбородок, в который раз протянула Маша. – Не знаю, – в который раз честно сознался Олег и стряхнул пепел мимо импровизированной пепельницы в виде банки из-под огурцов, – просто сразу понял. – Понятно, – резюмировала Маша, хотя ей все еще было ничего не понятно, – еще вина? – Будьте так любезны. Они сидели долго, душевно и очень прилично. Выпивать культурно – искусство. Машина симпатия к вину развилась из любви родителей к всякого рода дегустациям, винному покеру и поездкам по винодельням. В последнем Маша участвовала от силы раза два – матушка, обладавшая повышенным родительским инстинктом и излишне сильно беспокоившаяся о благополучии своих дражайших детей, не отходила от дочери ни на шаг, чтобы та «не дай боже не потерялась в незнакомом местах». Поэтому проще было не ездить в семейные путешествия вовсе, чем испытывать собственное терпение на прочность. А ссоры с мамой отнимали очень много моральных сил не только у Маши, но и у отца, хотя тот и не подавал виду. Лишь Петя относился к этому философски, в конфликтах не участвовал, а наблюдал со стороны, после чего грамотно обезвреживал обе стороны противостояния. Утро было болезненным несмотря на всю культурность посиделок – даже принятый на ночь будто в тумане аспирин не смягчил посадку. Маша на удивление нашла себя в собственной кровати в пижаме, хотя совсем не могла припомнить, когда добралась до комнаты. Олег был засечен за кухонным столом, спящим в невообразимой позе рядом с недопитым бокалом и переполненной пепельницей. От такого зрелища у Маши к горлу подкатил ком, а голова начала ныть еще сильнее. – Олег, время творить великие дела, – она легонько потрясла безвольное плечо коллеги, – начни их с раннего подъема. Олег промямлил что-то невнятное и Маше этого хватило, чтобы забыть о постороннем теле еще на полчаса. Надо отдать телу должное – спало оно мирно, а потом без лишних выкобениваний собрало себя по кусочкам, отказалось от яичницы, сполоснуло лицо холодной водой и ретировалось тихо и мирно, прихватив с собой пакет с мусором и обещание, что Маша напомнит ему прошедший вечер и результаты совместной деятельности. Маша наобещала звезд с неба, хотя совсем не была уверена, что вспомнит все в точности до детали – белое вино коварно. Всю субботу Маша умирала. В воскресенье Петя не выдержал и явился к Маше на порог. Невероятным образом заговорил зубы и просочился на жилую площадь. Пришел с дарами: накупил фруктов, колбасной нарезки, сыров и клубники. Машу таким не купишь, но не отказываться же. Петя продолжал трещать без умолку, пока продукты раскладывались в холодильник, и затих, только когда Маша с выражением бескрайней брезгливости повернулась к брату. Тот мгновенно нацепил добродушную мину. – Ты зачем пришел, Петя? – Соскучился, конечно. А еще переживал, что ты умерла, – Маша выгнула бровь. – А что еще я мог подумать, когда миллиарды моих сообщений остались без ответа? – Что я не очень хочу с тобой разговаривать? Кстати, их было всего три. – Исключено, – фыркнул Петя, проигнорировав все остальное, – уверен, тебе есть, что мне сказать. Я готов, – устроился поудобнее, – жги. Маше определенно было что сказать. Но она рассудила так: смысла в этом особенного нет, самой ей поднимать тему уже не очень-то и хотелось, а праведный гнев, кажется, вполне себе утих. Более того, Петя казался раскаявшимся или хотя бы искусно производил такое впечатление – этого в целом было достаточно. Петя же, заметив, что разбора полетов не намечается, осторожно уточнил: – Конфликт исчерпан? – Бог простит, – Маша поставила перед собой чашку свежезаваренного чая, не предложив того же гостю. – Но это единичная акция, поверь. – Верю, как не верить? Между тем, за воскресное утро Маша покопалась в результатах их с Олегом изысканий и пришла к выводу, что в винном дурмане близкий успех таковым только казался. На деле все их грандиозные планы были больше похожи на стратегии захвата вселенной, нежели на какое-то внятное решение проблемы. Она, в принципе, смирилась с провалом, по этому поводу не переживала, но осадочек-то остался. Их с Олегом максимумом оказалась покупка билетов на мотор Историй – места разлетались с космической скоростью, поэтому выцепить три достаточно удобных было подарком судьбы. Этим она решила поделиться с Петей, который враз оживился. – Моя дорогая, тебе просто надо было сразу обращаться ко мне, – как само собой разумеющееся, поведал он, принявшись активно копаться в телефоне своими длинными пальцами, – где бы ты была, Маша, если б не я. Если отбросить субъективную сестринскую оценку, можно смело заверить, что Петя – личность незаурядная. Он умудрялся сочетать в себе скрытность и открытость, вежливость и наглость, безграничное дружелюбие и очень острый язык. Петя общался со всеми, умел все, что ни спроси, занимался очень разными вещами, много знал и очень любил узнавать новое. До кучи он еще и отличался прекрасными внешними данными в синтезе с мощной харизмой, которая транслировалась в мир очаровательной кривоватой улыбкой. Он был активным, взбалмошным, перемещался по миру как ветер и не сомневался в собственной исключительности. Возможно, небезосновательно. Казалось, он вобрал в себя все лучшие качества родителей. От отца ему досталась деятельность и уверенность в том, что нет границ возможностям. От матери – поистине аристократическая язвительность, понимание тонкой человеческой натуры и лицо с обложки глянцевого журнала. Единственное, что делало его обычным человеком, а не героем детских грез и причиной девчачьих слез – пообщайся с Петей поближе и выносить его станет просто невозможно. Наверное, поэтому Петя был все еще холост и свободен как перекати-поле. Маша вобрала в себя положительных качеств предков в гораздо меньшей степени. Разве что была спокойной как удав благодаря отцовским генам, в целом, неглупой благодаря им же и болтливой вслед за матерью. В остальном родство с Петей выдавали лишь бесконечные словесные баталии, в которых они поднатаскались за годы совместного существования, высокий рост и группа крови. Может быть, еще форма носа и цвет глаз, но и те угадывались лишь при пристальном рассмотрении. Итак, Петя, который раскинул свои паучьи сети по долгу службы и ввиду собственного неудержимого характера по всей необъятной русской земле, раскопал в контактах чей-то номер, деловито показал имя владельца, закатил глаза, когда Маше все это не дало никакого конкретного понимания, и пояснил, что устроит им с Олегом проход на «эти ваши Истории». Маша отнеслась к идее скептически: во-первых, ее гордости совсем не нравилось, что Петя вытаскивает Машину задницу из затруднительной ситуации – еще по гроб жизни должна останется, – хотя, скорее всего, роль сыграло так и не выкуренное чувство вины, которое признавать тот совершенно не намеревался; а во-вторых, сама идея казалась очень уж сомнительной. Совсем нет гарантий, что актеры будут рады такому повороту событий – без согласования и договоренностей. Еще и мешаться им будут. Еще и перед Сережей она знатно так засветилась. Поэтому они сошлись на компромиссе: Маша в «закулисье» не пойдет, делать ей там нечего и вообще – и прошлого раза хватило, – а Олег с его дамой сердца заскочат туда минут на пятнадцать – так, одним глазком глянуть, – чтобы не отсвечивать и не мешать людям работать. Так, Маша будет не при делах, они с Петей не огребут люлей, а Олегу и малого достаточно, чтобы осчастливить и быть счастливым. Очень честно и главное – по-взрослому. Утром понедельника Маша поглядывала на часы и стягивала с себя джинсовую юбку с элегантным разрезом вдоль бедра. Таких вещей у нее в гардеробе было в числе одной штуки, да и та была всучена буквально принудительно матушкой в качестве подарка на день рождения. «Тебе стоило бы одеваться поженственнее, милая. Сердце кровью обливается, как селедка в своих джинсах бесконечных, ей-богу», – причитала она, настойчиво впихивая яркий картонный пакет прямо на пороге квартиры. Маша, как и в большинстве случаев, решила не спорить – себе дороже. И пакет забрала. Юбка сидела неплохо, подчеркивала худобу фигуры, сглаживала изгибы и, конечно же, вызывала до ужаса некомфортные ощущения. Поди попробуй погулять в юбке, если не надевала ничего подобного вот уже... много лет. Таким образом, впопыхах были натянуты первые попавшиеся джинсы, черная футболка – где-то Маша читала, что на моторах просят приходить в темных тонах, – и кроссовки; пальто натягивалось уже в лифте, шарф – наматывался на бегу. Рабочий день тянулся вечность. Даже очередная баталия Ирины и Светланы не разукрасила долгие офисные часы. Прекрасные дамы вновь спорили, теперь по поводу кулера: Ирина настаивала, что, мол, воду в чайник наливать надо из-под крана, все равно ведь вскипятится, а кулерные ресурсы необходимо экономить. Светлана уверенно оппонировала, но, кажется, просто из принципа и без души. Маше вообще было до пизды по барабану, что там с кулером, потому что на воду расходовался бюджет даже не ее департамента, но все же считала, что во избежание накипи не стоит греть проточную воду, поскольку сама наглым образом пользовалась чужими запасами в промышленных объемах. В таких пресных мыслях она досидела до пяти часов вечера, после чего Олег в стиле шторма подхватил ее с рабочего места и потащил к парковке под пристальным взглядом вездесущей Ирины. Он оказался счастливым владельцем красивенькой синенькой БМВ, очень ухоженной и чистой. Машу он посадил на заднее сидение, поэтому в дороге они лишь изредка переглядывались в зеркале заднего вида. Следующим пунктом остановки была больница, из дверей которой выпорхнула миловидная девушка, с очень юным лицом, нелепо завитыми светлыми кудряшками на манер моды прошлого века и раскрасневшимися щеками. Видно, что очень спешила, но постаралась выглядеть на все сто – о том говорило выглаженное голубое платье в горошек и лаковые туфли, а также гигантский букет цветов в недешевой холщевой обертке, овитой пестрой лентой. Может, Маше все же стоило натянуть юбку, а не наряд «типичного айтишника» в Петиной терминологии. Женя – Олегова спутница – оказалась прекрасной собеседницей. Олега всю дорогу трясло от волнения, да и от дороги он старался не отвлекаться, поэтому с появлением нового человека в салоне Машу буквально прорвало. Не может она молчать долго, хоть ты тресни. Женя была ординатором, мечтала стать хирургом травматологии, очень уставала от работы и учебы, но с малых лет грезила о медицине. Женя обожала Импровизацию, следила за проектами с самого их появления, но никак не могла выкроить время на то, чтобы хоть раз посетить концерт или запись шоу. Больше всего ей импонировал Сережа, хотя Антон тоже очень смешной, но лучше всех шутит Дима, а Арсений – невероятный актер. Маша только и успевала вставлять уточняющие вопросы, напитываясь новой информацией. Насчет Арсеньевского актерства никакого мнения у нее не было – не доводилось сталкиваться, – но пообсуждать его (не)скромную персону она, в целом, была не против. В обсуждении же ничего такого нет, верно? Просто праздный интерес. Как раз где-то на коллективном изучении одного из самых безумных постов Арсения в инстаграме с его странными хэштэгами – Маша дала слабину и все-таки подписалась на его профиль, ведь это же всего лишь соцсеть, что тут такого, – Олег затормозил и объявил о прибытии. Припарковался он не бог весть как, но, вроде, никого не закрыл и встал в разрешенном месте. Да и Маша особо ничего посоветовать не могла – права ей только снились. Вероятно, ее бы развернули на этапе получения справки на медкомиссии ввиду прописанного в медкарте диагноза – что-то про невропатологию или другое однокоренное слово, она все так же не вдавалась в подробности, – поэтому даже попыток податься в вождение не предпринималось. Приехали впритык, но зрители все еще толпились в холле в ожидании команды заходить и рассаживаться по местам, поэтому Маша отправилась на поиски бутылочки воды, стараясь не терять из виду своих напарников. Петин контакт, кто бы он ни был, дал добро на их авантюру (что показалось слишком уж легким исходом дела) поэтому с минуты на минуту должен был появиться какой-то человек из персонала Московского продюсерского центра, который заберет влюбленных на небольшой экскурс по подготовке к съемкам. Телефон завибрировал, оповещая о спаме из пяти сообщений от некоего Антона Шастуна. Маша, стараясь удержать бутылку в одной руке, рюкзак – в другой, один глаз на Олеге, а другой – на мобильнике, разблокировала экран. Антон Андреич: Машиндра, здаров Антон Андреич: Придете?? Антон Андреич: Вы тут? Антон Андреич: ??? Антон Андреич: Где вы сидите? Спустя минуты три – еще одно: Антон Андреич: Машиндра, ща все веселье пропустишь!! Конечно же, Антон прознал о Машином набеге на Московский продюсерский центр первым делом, причем выудил эту информацию какими-то окольными путями – Маша попросту проболталась, – и очень тому обрадовался. Потребовал придумать «крутую историю», правда, тему не сообщил, но оно и к лучшему, потому что его предложение было встречено скептически и без энтузиазма. «Машиндра» проследила, как парень в черной футболке с белой надписью на спине, разобрать которую не удалось, начал уводить Олега с Женей в лучшую жизнь. Те, казалось, совсем забыли о существовании третьего лишнего. «Ну, Олег, неблагодарный ты индюк», – подумалось Маше, правда очень беззлобно и миролюбиво. Она перехватила бутылку поудобнее и напечатала уже двумя пальцами: Машка бухгалтер: стою в холле, жду Моментально прилетел ответ: Антон Андреич: Иди в гримерку, тут Арс херачит не по-детски Антон Андреич: Я ща со смеху помру Телефон молчал минуту, и Маша уже собиралась проигнорировать сей порыв – ну какая гримерка, бога ради, – но: Антон Андреич: Давай иди, я тебя у служебки перехвачу Маша почесала бровь рукой с бутылкой, не отрываясь от экрана. Люди потихоньку начали заходить в зал, очередь тянулась медленно, толпилась и гудела. Работник центра вместе с Ромео и Джульеттой уже скрылся за довольно приметной дверью с грозной табличкой «Служебный вход», по совместительству, видимо, «служебкой» на Антонов манер. «Топографический кретинизм» не делал Машу слепой и уж тем более не отшибал память и способность к логическим цепочкам. Любопытство взяло верх, и она, видя цель и не видя препятствий – почти никаких, – подстегаемая старым добрым шилом в одном месте, решительно направилась к заветной двери. Заветная дверь не поддалась, и Маше почему-то захотелось оглядеться и нервически хихикнуть. Надавила еще раз и оказалась втянутой прямо в руки Антона, который, видимо, решил дернуть ручку с другой стороны. – Машиндра! – Радостно взвизгнул Антон, поставил Машу в вертикальное положение и сразу направился куда-то вперед по коридору, – давай-давай, сейчас пропустишь все, – подгонял он торопливыми взмахами рук. – Что угодно, Антон, только не «Машиндра», – она вновь не поспевала за бурным темпом внезапно ускорившейся жизни, но это только поджигало внутри тот самый, уже покрытый плесенью, детский азарт, а с ним и любопытство, и дурацкую радость от предвкушения чего-то интересного. Антоновы руки всегда были увешаны невозможными кольцами-браслетами, но сегодня вишенкой на торте была гигантская цепь, которая весело-дружелюбно позвякивала на его груди с каждым шагом. Да что там цепь, у Антона дружелюбным был даже затылок, если затылку вообще можно давать характеристики. Антон заражал своим задором, удивительной непосредственностью и добрейшей улыбкой от одного огромного уха до другого. Он заполнял собой все пространство, когда был в хорошем настроении, и нагонял тоски, когда у самого что-то не клеилось. Этот закон работал даже в переписке, к которой Маша уже настолько привыкла, что с трудом могла бы представить свои будни без бессмысленного переброса текстовыми сообщениями, кружочками в телеграме – к ним у Шастуна сложилась особая любовь, – и смешными на грани идиотизма видео в инстаграме. Антон запустил Машу в гримерку с галантным «прошу вас», где на диване растеклись Сережа с Димой, вдумчиво читающие телефоны. Арсения в комнате не нашлось, отчего знаменитые уши Антона даже как-то понуро опустились. – А где этот? – вежливо уточнил Антон у присутствующих. – Хер знает, пошел кому-то еще мозги делать, – вежливо же отозвался Дима и только после поднял глаза. – О, Маша, а ты тут как? – Да вот, – развела она руками, не зная, как лучше объяснить-то вообще, – мимо пробегала. Сережа теперь тоже потерял интерес к телефону и внимательно осмотрел Машину высокую фигуру, будто решал, спрашивать или нет. И Маше даже казалось, что она дословно могла бы пересказать его вопрос. Но видит бог, ее душа чиста. – Короче, Арс… – начал объяснять Антон, но тут же захлопнул рот и забавно выпучил свои большущие глаза в сдерживаемом смехе, когда упомянутый Арсений влетел в гримерку, будто не замечая ничего вокруг, с лицом, преисполненным… эмоциями. Маша решила быстренько присесть на очень удачно расположившийся в углу стул – от греха подальше. – Блядская хуета, блять, – лаконично сообщил Арсений в космос, шарясь по всем окружающим поверхностям, – да хватит ржать! – рявкнул он уже импровизаторам. Ребята действительно очень неумело сдерживали предательские ухмылки, наблюдая за этими метаниями. Маша сидела тихонько, как мышенька, и вновь пыталась затолкать поглубже разбушевавшееся сердце. Арсений был немного растрепан, прядки уложенных темных волос спадали на лоб, на шее вздулась венка – в общем, прекрасен, как и всегда. Маше захотелось хлопнуть себя по лбу. – Арс, не переживай. Говорят, уходить надо на пике, – подлил масла в огонь Дима, явно предвкушая ядерный взрыв. Маша наблюдала из своего укрытия, чувствовала себя ужасно неуместно, а еще – ничего не понимала, поэтому просто прижимала рюкзак ближе к груди, сцепив на нем кисти и перебирая веревочку на застежке. Что-то ей подсказывало, что влезать сейчас – опасно для жизни. – Ой, иди в пизду, – ловко отбил Арсений, подтвердив Машины догадки. – Да где очки?! – там еще была парочка крепких выражений, от которых Маша чуть ли не кивнула с глубоким уважением. Арсений и правда «херачил не по-детски». – Арсению фанаты не подарили цветы, – решил пояснить Дима, повернувшись к слившейся со стулом Маше. Наверное, сейчас она вовсе хотела бы стать стулом – так надежнее, – а Антону подарили, а Арсюша теперь очень завидует. Арсеньевские очки, как назло, лежали прямо рядом с Машей, прям под локтем, прям хватай и беги. Владелец продолжал метаться по комнате, вызывая рябь в глазах. – Вот как, – вставила она, протягивая находку куда-то вперед и вдаль, надеясь, что Арсений сам наткнется на ее руку во время очередного спринта. Тот будто очнулся, притормозил и уставился на Машу. Та неловко улыбнулась и потрясла очки в воздухе, мол, бери уже, сколько можно. – Спасибо, Маша, – сдержанно изрек Арсений, надел оправу на нос и следом язвительно огрызнулся, видимо, все-таки не удержав своих темпераментных порывов, – можно было сразу сказать, а не наблюдать, как я бегаю по всей гримерке. И вылетел из помещения вновь. Такие пироги. Маша все-таки кивнула – с глубочайшим уважением. Воцарилась тишина, обыденная для ребят и давящая – для Маши. Она выпятила губу и приподняла брови. Антон уже не выглядел таким же воодушевленным, неловко почесывая затылок. – Ну дебил же, не обращай внимания, – махнул рукой Дима, поднимаясь с дивана, – он у нас психический, сама видишь. – Я, наверное, в зал пойду, – кивнула Маша, испытывая острое желание стереть эту сцену в собственной памяти. На выходе столкнулась со Стасом, который взаимно удивился такой встрече, оповестил о готовности в пятнадцать минут и буквально вытолкал незваную гостью из гримерки, захлопнув дверь перед самым носом. Маша вздохнула. Отличное начало вечера, ничего не скажешь. Коридор был прямой, без поворотов, и даже идиот сообразил бы, как выбраться из закрытой зоны. Она закинула рюкзак на плечо и побрела своей дорогой. В лучших традициях романтических комедий, мелодрам и других жанров (в частности, ужастиков) за одним из поворотов показалась знакомая фигура с неизменно прямой осанкой. Арсений грубо тыкал в цифры на автомате, видимо, кофейном – любовь у этих всех центров и кинопроизводств на кофейные автоматы через каждые двадцать метров. Не дай бог оператор заснет на моторе. Маша благоразумно прошла мимо, оставаясь незамеченной. Остановилась. Снова вздохнула. Сделала пару шагов назад. Арсений сосредоточенно наблюдал, как картонный стаканчик наполняется тоненькой кофейной струйкой под сопровождение из горячего пара. Маше бы в зал, найти свое место, не мешая уже устроившимся зрителям, перекинуться парой слов с Олегом и Женей, узнать, как прошла их экскурсия, понравилось ли, обменяться впечатлениями. Спокойно отсмотреть мотор, распрощаться со всеми и поехать домой, спать, с легкой душой. Маша чертыхнулась и тихой смертью подобралась к Арсению со спины. – Кофе в таких автоматах так себе, по моему опыту, – начала она незатейливый диалог, заставив мужчину вздрогнуть от неожиданности. Маша злорадно заключила, что справедливость восторжествовала – не одному Арсению возникать перед глазами из ниоткуда. Он поправил на носу очки, совершенно в том не нуждавшиеся. – Альтернатив, как видишь, тут нет, – в его голосе все еще звенело раздражение, но уже в меньших масштабах. Хороший знак, однако. – У вас там электрический чайник в гримерке, не знаю, правда, всегда ли гримерки оборудованы электрическими чайниками, – заметила Маша. – По старинке заваренный в кипятке кофе все равно повкуснее будет. – Предлагаешь возить с собой на съемки пакеты с молотыми зернами? – Арсений устало потер глаза. Диалог он поддерживал, очевидно, из вежливости и на грани терпения. Ему бы на тренинги по стрессоустойчивости или, там, по управлению гневом. Маша сама не бывала, но, говорят, очень помогает. – На самом деле есть фильтр-кофе в пакетиках, очень удобно. Как чай, только кофе. – Понятненько. Маша посмотрела на наручные часы. – Стас сказал, через пятнадцать минут начинаем. Ну, уже через десять, видимо. – Так иди в зал, опоздаешь. – Ну да. Все это время Арсений на Машу не смотрел, а у Маши от этого какая-то тяжесть обволакивала все внутренние органы. А сама она на Арсения смотрела, внимательно и пристально, и тот, кажется, выглядел до ужаса подавленным. Творческие личности вообще очень ранимые, знавала Маша парочку таких. Пропускают через себя неудачи и остро реагируют на неприятные мелочи. Зато чувственные, вроде, и всегда талантливые, каждая по-своему. Цветы ли Арсения так разочаровали (точнее – их отсутствие), или издевки товарищей – непонятно, – но в таком настроении участок может и завалить. Потому очень хотелось подобрать какие-нибудь подбадривающие слова или, может, удачно пошутить, чтобы на его гладко выбритом лице вновь появилась светящаяся улыбка, которая так нравится зрителям и, чего уж греха таить, самой Маше в первую очередь. Но в голову ничего не лезло, там вообще оказалось пусто в действительно нужный момент. И когда это Маше стали близки сантименты? Пока она собиралась с мыслями, выстраивая забавный каламбур, который, по идее, должен бить прямо в цель, Арсений неожиданно протянул ей второй картонный стаканчик, который незаметно наполнился за короткие минуты. – Держи. Горячий, осторожно, – он все еще не поднимал глаз и ждал, когда Маша примет подношение. Вид его при этом был самый равнодушно-спокойно-незаинтересованный. – Повел себя как придурок, извини. Спасибо за очки. – Обвел пальцем Машину порцию химозной жижи, – кстати, он с молоком, может, не такой уж и ужасный. – Решил откупиться? – Маша вдохнула аромат псевдокофе, который, надо сказать, не очень сильно отличался от настоящего, свежесваренного. Не особо разбиралась. Для профилактики сделала небольшой глоток, закономерно обожгла язык и стоически сдержала благородный мат. Хотя вот Арсений минут пять назад совершенно не скупился на выражения. – На здоровье, – бросил Арсений, но не спешил уходить. На его телефон пришло уведомление, он мельком его просмотрел и засунул мобильник обратно в задний карман джинс. Качнулся с пятки на носок и продолжил, – ты же понимаешь, что дело не в зависти Шастуну? – Конечно, – конечно, Маша не понимала, но не буди лихо, пока оно тихо. – Не поддакивай, – поморщился Арсений и Маша зареклась врать этому человеку – а смысл? – На самом деле даже глупо, но, вот, всегда цветы дарили, а в этом сезоне – нет. Ни на одном моторе. У Маши в голове шестеренки завертелись с космической скоростью, паззл начал складываться, цепочка – выстраиваться, и все в этом духе. – Ну ведь это не показатель, – наощупь возразила она. – Не показатель чего? – Он, наконец, поднял свои светлые глаза, заставляя Машу тонуть и захлебываться. Монотонно уходить под воду, сквозь размытые стены, пол, потолок, выбивая на сердце образ пушистых темных ресниц, паутинки морщинок в уголках век, скрытые под слоем тонального крема темные круги, которые заметны лишь при ближайшем рассмотрении. – Того, что аудитория теряет к тебе интерес. – Именно это один из главных показателей – внимание зрителей, – уголки губ поднялись еле заметно, но достаточно, чтобы вызвать ответную улыбку. Артист творит для людей, для своих зрителей, для своей аудитории. Артист чувствует настроение толпы, и тем больнее ощущать, что лично твое творчество теряет актуальность. Хороший артист прислушивается к аудитории, как к себе, и ровно насколько легче стало получать обратную связь в век технологий, ровно настолько же сложнее стало выдерживать поток комментариев, отзывов и оценок от неравнодушных. Маша не задумывалась на этот счет и не задумалась бы никогда, если бы этого разговора не произошло. Она не понимала – куда ей, со своей скучной офисной жизнью, циферками и чиселками, – но чувствовала, что это достаточно важно, чтобы проглатывать насмешки и ироничные уколы. Преувеличено? Возможно. Но что такое творчество без преувеличений? – Ну, Арсений, знаешь ли, – протянула Маша, прогнав в голове такие немудреные философские рассуждения, – это статистически незначимая оценка, – к сожалению, ее скупая душонка была способна только на это. Возможно, стоило бы подобрать другие слова или вообще! – положить руку на плечо, подбодрить что ли. Но слова Маша в таких ситуациях подбирать не умела, а класть руку на плечо этому человеку не собиралась в ближайшую жизнь. – Да что ты, Маша, говоришь, – уже широко улыбаясь подыгрывал тот. – Да-да, наблюдений маловато, чтобы делать такие неутешительные заключения. Ну, сколько у вас моторов за это время было? Пять? – Семь. – Вообще не аргумент, – фыркнула Маша. – Всего лишь совпадение. – Не верю в совпадения. Случайности не случайны. – Давай еще поспорь со мной, это вообще моя работа. Доказывать, что случайности случайны. – Нет в тебе романтики и фатализма, Машенька, – Арсений явно собирался добавить что-то еще, но идиллию разорвал настойчивый рингтон. А как хорошо болтали, всю жизнь бы так. – Пардон, мадмуазель. Арсений принялся огрызаться на Стаса в трубку, правда, уже как-то по-доброму, бросив парочку извиняющихся взглядов, а Маша решила, что лучшего момента завершить этот приятный, но все же странный разговор не будет, поэтому коротко махнула рукой и позорно сбежала к знакомой двери. По пути незаметно сбросила картонный стаканчик в мусорку – кофе Маша ненавидела.

***

Пока Маша пробиралась к своему месту рядом с двумя экзальтированными влюбленными, она умудрилась отдавить ноги нескольким устроившимся с комфортом зрителям – те в спину после бурчали ужасные гадости, будто кого-то это могло заинтересовать, – а также запуталась в собственных конечностях и буквально влетела в Женю, занимавшую соседнее к пустующему место. Они с Олегом наперебой начали выспрашивать, куда Маша подевалась – оказывается, переживали, что та плюнула и уехала из центра вовсе. Это было даже приятно. Не прошло и двух минут, как съемки начались. Сидеть в зале интереснее, чем мешаться за кулисами съемочной группе. Хотя нет, за сценой тоже интересно, но не так, по-другому. Это стало понятно с первых минут, когда золотой квартет бодрым шагом показался из-за декоративных дверей под фирменную музыку. Софиты слепили глаза, ликование зала вместе с бурными аплодисментами оглушали, утягивая в свою неповторимую атмосферу, заставляя непроизвольно улыбаться и сбивать ладоши друг о дружку до иголочек под кожей. Это Истории, длинная форма импровизации, все, что произойдет на этой сцене, актеры придумают на глазах зрителей. Но для того, чтобы сыграть свою историю, им необходимо услышать другую – из зала. – И сегодня мы бы хотели задать вам один маленький вопрос, – Дима жестикулировал спокойными и уверенными движениями, обращаясь к заряженным до хруста статического электричества в воздухе зрителям, осматривая каждого и, кажется, не останавливая свой взгляд ни на ком дольше секунды, – только подумайте хорошо, ладненько? Это не соревнование на скорость. Арсений вертелся и выделывался как только мог, вызывая приступы подхихикивания у Антона и снисходительную ухмылку у Сережи. На душе было тепло: конечно, это может быть просто сценическим образом, но хотелось верить, что недавние переживания остались за сценой, хотя бы на время. «Как это вообще возможно?» – только и думала Маша, наблюдая за тем, как ребята выцепляли в зале вскинутые ввысь руки, выслушивали чужие истории, одобрительно кивали либо мягко подтрунивали, посылая в зал свои позитивные импровизаторские вибрации, которые плясали буквально на кончиках нервных окончаний по всему телу, но соблюдая при этом невидимый барьер и не переходя тонкую грань профессионализма. – …соберемся и ответим на простой вопрос. Еще раз: необычное путешествие. То, что вы слетали на Мальдивы прошлой зимой, это, безусловно, чудесно, я, честное слово, рад за вас – сам бы не отказался, – но что-то более необычное, пожалуйста, – Маша вынырнула из своих мыслей в момент, когда очередная история не подошла привередливым актерам, на что Дима разлился в нравоучительной тираде. – Стоп-стоп, всем внимание! Внимание! Пацаны, ну тихо! Что я вижу! – Антон аж подпрыгивал на месте от нетерпения, на его губах играла загадочная лыба, – а я вижу руку. Но какую! Да, пожалуйста, как вас зовут, молодой человек? – Олег, – как гром средь ясного неба раздалось справа от Маши. – Супер, Олег, какое у вас было необычное путешествие? – Ну, – Олег подрастерял куражу, засомневался, засмущался, замялся, за что был жестоко ткнут в бок худым локтем возлюбленной и чуть не подскочил с места, но все же отрезвился и набрал в легкие воздуха, – эта история не то, чтобы моя. И там не то, чтобы прям про путешествие. Хотя, зависит от того, что понимать под путешествием… – Уважаемый Олег, не томите, – сложил ладони в умоляющем жесте Дима, – не интригуйте нас еще больше. – Да? Да. Точно, конечно. В общем, – Олег прочистил горло, Машу испанский стыд накрывал с каждой минутой все сильнее, – у меня есть подруга. Знакомая скорее, но пусть будет подруга. Все же подруга, я думаю, да. Короче… Олег вздохнул, Маша приготовилась ловить его бренное тело после сердечного приступа в аномально молодом возрасте – Женя такую тушку точно не удержит. – В общем они с друзьями были на даче. Это было воскресенье, в понедельник – в университет. Экзамен, кажется. Что-то серьезное, короче. Вот. Надо было ехать на электричке в город. Ну там, выпили, конечно, перед тем как разъехаться… – Святое дело, – оценил Антон. – Конечно, – нервно хихикнул Олег, – вот и, в общем, села в электричку, отзвонилась, мол, добралась до станции, едет, вся история…

***

Конечно, история не вся. Рассказчик из Олега никудышный, но основную суть передать он смог. Маша помнит этот день очень хорошо несмотря на то, что он пролетел, скорее даже протек или прополз, словно в тумане. Вязком таком, давящем тумане. Это была последняя неделя мая – летняя сессия не за горами, первая Машина сессия. Тогда она еще достаточно трепетно относилась к учебе, но уже пришла к выводу, что студенческая жизнь полна не только лекциями и семинарами. Добиралась после дня рождения старосты группы – очень заводного парня, который тем не менее с удовольствием ушел в науку и сейчас, кажется, дописывает кандидатскую, обреченную на успех. Петя сам на праздник не поехал и Машу отпускать одну боялся, но после упорного перерыкивания, одарил бедовую сестру кусочком свободы. Выпустил птенца из гнезда вот этими самыми руками. На ход ноги действительно выпили и щедро закурили все это дело дешевыми сигаретами, поэтому на станции в мыслях была только одна навязчивая идея: упасть на сиденье поезда и закрыть глаза. Жаркий солнечный день. Окна электрички были приоткрыты, сквозь щели задувал теплый ветер, колыхал выбившиеся из высокого хвоста волоски и оседал пылинками на щеках, отчего хотелось чихать и чесать нос – были бы силы. Судя по расписанию, нужной станцией была конечная, поэтому проспать свою остановку Маша не боялась и со спокойной душой задрыхла без задних ног. Ее растолкали бдительные попутчики: приехали, мол, мадам. Еле продрав глаза, мучаясь от так некстати подкравшейся головной боли, остроты которой добавляли яркие солнечные лучи, Маша выползла из вагона и побрела вслед за толпой. На ходу списалась с Петей, который возмущался, что электричка задержалась – когда и на сколько, Маша, естественно, понятия не имела по уважительной причине, она же спала. Да и было откровенно все равно. Договорились встретиться в районе Октябрьского поля, где Петя должен был подобрать Машу, засунуть в свой экипаж и домчать до своей квартиры – у Маши дома был разгар ремонта и временно они соседствовали на тогда еще менее шикарной, чем теперешняя, Петиной жилплощади. По законам комедии положений, телефон разрядился, оставив Машу наедине с большим и все так же незнакомым городом. Толпа вынесла ее к проезжей части, где обосновались бомбилы всех сортов и мастей. Наличкой было всего пятьсот рублей, но, как ни странно, доброжелательного водилу такой расклад более чем устроил. Маша назвала нужную улицу и прислонилась уставшей больной головой к отвратительно теплому окну автомобиля. Сколько ехали – непонятно. Время смешалось в большую сплошную массу, ко всему прочему к горлу начала поступать вязкая тошнота – организм бунтовал против пустого желудка, разваливающейся подвески старенькой легковушки и припекающего солнца. По вискам катились капельки пота, и Маша молилась всем, кому можно молиться, чтобы без приключений оказаться в прохладном салоне Петиной ласточки. – Приехали, красавица, – весело оповестил водила, открывая окно передней двери ручкой-крутилкой и закуривая прямо в салоне, вызывая новую волну отвращения Маши к себе, к курению и, в принципе, к миру в целом. Она невнятно поблагодарила, оставила смятую бумажку где-то в районе водительского подлокотника, вылезла из машины и замерла. Адрес был явно не тот. Маша Москву не знает почти совсем, но тех крупиц, что все же волей случая завалялись где-то между мозговыми извилинами, было достаточно, чтобы понять – Октябрьским полем тут не пахнет. Как она догадалась? Достаточно было рассмотреть бурную зелень, за которой скрывалось что-то около пустыря и что-то около промышленного склада или гаражей – черт их разберет. Ну, что ж. – Это не Маршала Малиновского, – наклонилась Маша к окну серебристой Лады, отмахиваясь от сигаретного дыма и требовательно разглядывая расслабленного водителя. – Как же не Маршала, очень даже Маршала, красавица, – пробасил тот и выкинул окурок, заметив, как лицо напротив покрывается зеленью. – Вообще не Маршала, – возмутилась Маша из последних сил, – здесь должен быть большой многоэтажный дом, и еще – шоссе или проспект, широкий такой, – к горлу тихой сапой подбиралась паника, уголок губ начал подрагивать. До стадии «разреветься» было еще далеко, но стадия «нервишки танцуют сальсу» уже глубоко наступила. Она устала, вымоталась и очень хотела домой. – Вот тебе большие многоэтажные дома, какие есть, уж пардоньте, а насчет шоссе ничего сказать не могу – вот, только Романтиков там, по ту сторону, видишь? – Он махнул рукой в неопределенном направлении, а Маша даже не отвела взгляда – какие к черту Романтики? – Ну, школа еще здесь. А что тебе нужно-то? – Метро «Октябрьское поле», – обреченно выдохнула Маша. – Таких здесь нет, – беспечно сообщил добродушный мужик, хотя в его глазах смутно угадывалось беспокойство. – Так. Хорошо, ладно. Так, – Маша зарылась пальцами правой руки в волосы, – я сейчас у вас кое-что спрошу, вы не удивляйтесь, просто ответьте, хорошо? Хорошо. У меня была веселая ночка. Водила кивнул. А что еще ему оставалось делать? – Мы в каком городе? Вообще, в подобных ситуациях в фильмах и сериалах странные незнакомцы обычно уточняют что-то вроде «какой сейчас год», и Маша непременно воспользовалась бы такой возможностью, если бы ситуация не была предельно серьезной. Возможно, катастрофической. – Нижний Новгород? – уже неуверенно ответил водила, с опаской рассматривая смену Машиных эмоций. – Хорошо. То есть, ничего хорошего, конечно, но уже что-то, – пробормотала Маша. – Который сейчас час? У меня разрядился телефон. – Полпятого где-то. Ты здорова, девчуль? – Понятно, – электричка должна была прибыть максимум в два. Максимум. – Смотрите, какая ситуасьон… Простите, как вас зовут? – Степан я, – серьезно представился мужчина, не настаивая на своем животрепещущем вопросе. – Степан. Смотрите, значит, денег у меня больше нет. Только безнал, но я могу снять на станции. Если доберемся. Если вы меня подбросите обратно до этой самой станции. Я к тому, что деньги – не проблема. Степан кивнул. – Отлично. Еще: я готова заплатить двойную цену, если вы мне поможете купить билет до Москвы и посадите на поезд. Звучит странно, но я сама не разберусь. Степан кивнул еще раз. Глаза у него, конечно, были немного ошалевшие. Машино сердце немного отпускало, хотя минуту назад оно вполне могло остановиться. После она будет долго удивляться, как ей удалось сохранить ровный голос и спокойное выражение лица. Какая-то защитная реакция, может? Да какая уже теперь разница. – И еще, было бы здорово, если бы вы позволили мне воспользоваться вашим телефоном. Если надо, я и за это доплачу, только скажите. – Да садись уже, девчуль, на месте разберемся. Маша набрала Петю, объяснила обстоятельства. Петя орал, много и громко. Перенервничал он знатно, надо сказать, уже собирался поднимать родителей – это худший из сценариев, – сообщать в полицию, обзванивать больницы. Маша слушала зажмурившись, впервые за долгое время ей хотелось разрыдаться. Звонок оставался активен до самого конца. Степан всю дорогу развлекал ее, как мог, выбирал на радио самые задорные песни, рассказал забавную историю про пьяного пассажира-дебошира. Дошел с Машей до кассы, вместе они нашли ближайший поезд, скоростной какой-то, купили билет. И еще – сосиску в тесте. Не расставались, пока Маша под бдительным надзором не поднялась в нужный вагон, не села на свое место и не помахала рукой из окна. Степан продолжал улыбаться, пока его тучная фигура не превратилась в крохотную точку и не скрылась из поля зрения. Он не взял денег. И от мятой пятисотрублевой бумажки отказался. Маша приехала прямо в Петины объятья и все-таки расплакалась.

***

– Ваша знакомая ехала в Москву, а приехала в Нижний? – уточнил Антон. – Ага, – довольно согласился Олег. Маша неотрывно буравила его взглядом в течение всего скомканного рассказа, не понимая, как вообще на это реагировать. – И даже не поняла, что оказалась в другом городе? – Не поняла. Ну там, сложно объяснить… – Нет уж, вы уж объясните уж! – подал голос Сережа. Маша все-таки была в ахуях в большом недоумении. Она сидела молча, не отсвечивая, только прикрыла ладонью нижнюю часть лица, чтобы не выдавать эмоций. А какие у нее были эмоции? Ничего криминального на самом деле: удивление, непонимание, смятение, возможно даже немного предательского самодовольства. Обиды и злости не было: ну рассказал и рассказал, что такого. Но откуда… – Это такое заболевание, когда не можешь на местности ориентироваться. Комедия достигла кульминации. Зачем господь дал Олегу язык? Вряд ли кто-то ответит. Осталось только… – Я считаю, ювелирная история, – развел руками Антон, ища поддержки у остальных актеров. Маша захохотала, правда, ее смех погряз в шуме других. – Играем? – засветился Арсений. – Играем, – вразнобой согласились Дима с Сережей, и импровизаторы разошлись подвое в противоположные стороны, к краю сцены.

***

Во время небольшой паузы Маша хотела было беспардонно перелезть через Женю и добраться до горе-рассказчика, не удушенья ради, но чтобы хотя бы дернуть за рукав, однако, оглядевшись, справедливо решила, что вполне может нарваться на конфликт с другими зрителями, поэтому просто шепнула Жене на ухо: – Откуда он знает? Женя похлопала глазами и передала послание Олегу. Олег подвис на несколько секунд, что-то напел в другое Женино ухо, и та снова повернулась к Маше. Маша закатила глаза. – Он говорит, ты сама рассказала. – Когда это?! – прошипела Маша громче нужного. – Извините, – обернулась она к соседствующим и очень недовольным девочкам. – Когда вы пили вино у тебя дома, – вернула Женя, а потом нахмурилась. – Вы пили вино у тебя дома? Вот оно что. Язык Машин – враг Машин. – Пили. А еще курили сигареты и занимались сексом. Одно из этого лишнее, угадай что, учитывая, что я не курю. Ладно, шучу-шучу, – бедная Женя покраснела, а потом побелела, и Маша поспешила заверить еще раз, – Шучу, говорю! Цвет Жениного лица слабо поменялся, но Маша решила списать это на освещение и чувствовала себя не виноватой, а отмщенной. Антон с Арсением вышли на сцену. Истории начались.

***

Сумерки неизбежно сгущались еще до начала съемок, когда же Маша вышла (по традиции – была вынесена толпой) из здания, Москва уже вовсю горела ночными огнями. Настроение было лирически-задумчивое. Воспоминания, вызванные нескладной «историей» от Олега, новыми красками вставали перед глазами. Это был первый и по сей день последний раз, когда она действительно чувствовала себя беспомощной. Если бы не добрейшей души Степан, неизвестно, как бы она выбралась. Когда бы выбралась. На экзамен бы еще опоздала. В общем, кошмар кромешный. Петя тогда еще неделю вился вокруг Маши хвостом, не отходил ни на шаг, откладывал все свои дела, только чтобы не выпускать ее из виду и не оставлять в одиночестве. Потом, правда, Маша от этого мельтешения устала и доходчиво объяснила, что, несмотря на недавний провал, девочка она взрослая и ей еще жить жизнь каким-то образом самостоятельно. Петя отстал. Маша была собой довольна. Теперь же Маша торчала у входа, не до конца будучи уверенной, что оно того стоит. Торчала уже довольно долго, а все потому, что неугомонный Антон молил всеми правдами и неправдами дождаться его у центра – обещал подвезти, хитрый лис. Отношения с Антоном ей, в целом, нравились. С ним было интересно. Сентиментально подумалось, что они даже могли бы подружиться – очень уж совпадают по ряду параметров. Для Маши очень важно – совпадать с человеком по ряду параметров. Так, например, Антон обожал чай. И Маша чай тоже очень любила. Или, еще вот, Антон любил покер и неплохо в нем разбирался – как и Маша. Правда, он ненавидел ужастики и любил животных, тут, все-таки, имело место некоторое расхождение во взглядах, но и им с Антоном детей не крестить. А еще Антон заряжал жизнью. Это Маше безумно нравилось. Одним сообщением или звонком – и такое бывало в их бурно развивающейся коммуникации, – он был способен вызвать смех и детское озорство. Наверное, они все-таки подружатся. Маша бы, во всяком случае, этого хотела. Истории отгремели. Этот выпуск она решила посмотреть первым делом, чтобы сравнить ощущения, так сказать. Забавно, что ее, Машу, а по сюжету, до которого все же додумался глупый Олег под пристальным взглядом – Галину, – играл именно Антон. Сергей, естественно, был бомбилой-Степаном, который с самого начала принялся обхаживать главную героиню. Петина скромная персона, слава богу, в Олеговом рассказе не фигурировала. Повествование немыслимым образом переросло в шпионский боевик и закончилось тем, что секретная служба во главе с Арсением остановила запуск ядерного оружия или чего-то подобного, что было способно уничтожить всю планету. Там еще и инопланетяне появились, в лице Димы, в общем, полный атас. Маша много смеялась, аплодировала, обсуждала тихо детали с оттаявшей Женей и получила невероятное удовольствие. Не пожалела. Еще и змеем-искусителем налила Жене в уши гипнотических мантр о том, что ее шикарный букет просто необходимо вручить Арсению. Женя согласилась. Арсений был счастлив, Маша видела. Его, кстати, цветами просто задарили. – Машиндра! – раздалось еще издали. Маша скрипнула зубами. Вопрос о дружбе все еще открытый. Она достаточно долго проторчала сначала внутри, потом на улице, потом снова внутри и снова на улице, чтобы все зрители и неравнодушные фанаты растеклись по своим делам. Еще и начало рабочей недели. Людям, между прочим, на учебу и на работу утром рано. Антон был в темной толстовке, стремной кепке, ссутулившийся, но сияющий белозубой улыбкой. За ним следом показался Дима, но в некотором отдалении. Спешить к «Машиндре» на всех парах он явно не намеревался. Антон поравнялся с Машей, выдохнул и без прелюдий заявил: – Это ты застряла в Нижнем? И растянулся в такой довольной лыбе, будто разгадал невероятный ребус. Маша обреченно кивнула. Антон восторженно засветился, прям как электростанция: – Обалдеть. А как так-то? Это же называется «топографический кретинизм»? Маша переступила с ноги на ногу. На самом деле она подмерзла. Дима, видимо взвесив все за и против, все-таки решил не нарушать их с Антоном рай в шалаше, поэтому гаркнул прощание на приличном расстоянии и быстренько ретировался. Маша понимала, не осуждала и всеми руками поддерживала. – Это называется по-другому, но я буду тем, кем ты захочешь. Может, по чайку? – ненавязчиво предложила она. Антон спохватился, зачем-то, видимо, под впечатлением от недавно услышанного, подхватил Машу под локоть, довел до машины, придержал дверь и вскоре они уже рулили к Машиному адресу, точнее, к небольшой круглосуточной кафешке рядом с ее домом. Уникальное заведение, особо пользующееся спросом у студентов-полуночников. Две чашки уютно дымились на столе. Еще через пять минут там же возникли шоколадный и морковный торты. Морковный торт, считала Маша, подарок небес. Она не единожды пыталась обратить Петю в свою религию, но тот отказывался и упирался всеми конечностями. Потому что «ну он же морковный, Маш, это же ужас». Ни разу не попробовал, зараза такая. – И часто ты так теряешься? Мне стоит переживать? – Шутливо подначивал Антон, отламывая половину своего куска и запихивая его в свой бездонный рот. У Маши от такого брови сами собой полезли на лоб. – Нечасто. Такое – вообще единственный раз произошло. И давно, мне девятнадцать тогда было. – А я сразу понял, что это про тебя история, – гордо оповестил Антон, разделываясь тем же способом со второй половиной торта. Был торт, и нет его. Маша мирно отковырнула от своей порции. – У тебя было преимущество, – ухмыльнулась она, – ты меня уже подвозил. – И все же. До пацанов не сразу доперло. Ну, Арс только раньше других просек. Но вы с ним, вроде, тоже общаетесь же? – Да не особо, – было необходимо свернуть с зыбкого пути, поэтому Маша выдала, – и это не заболевание. Ну, диагноз, но крыша у меня на месте. – А это лечится? – моментально переключился Антон. Лечилось бы, Маша бы уже давно устроила кругосветный тур по всем неизведанным местам. И права бы получила. Для галочки. – Не знаю. Скорее нет, чем да. Ну, – она подняла глаза к потолку, – это из-за травмы головы. Такое бывает у многих, но проходит. А у меня не прошло. Но, если честно, я этим особо не интересовалась. Маша – не интересовалась, а вот матушка проела все мудреные плеши самым разным светилам медицины, правда на прием ее неблагодарная дочь согласилась сходить только к двоим. И те ничего внятного не сказали. Мол, пейте воду, делайте упражнения, приложите подорожник, авось и пройдет само. – А как ты не поняла-то? – не унимался Антон, теперь прихлебывая из чашки горячущий чай, – Там же сто процентов голосовые объявления или хотя бы вывески-указатели. – Да Антоха, – вздохнула она, – понятия не имею. Голова болела, глаза слезились, и вообще я, видимо, не до конца проснулась. Выпила еще накануне зачем-то… Маша подперла рукой подбородок. И правда, странная история. Хотя был у нее знакомый, который как-то в разгар попойки поспорил, что уедет в Брянск и, надо же, уехал той же ночью. А на следующее утро явился к первой паре. Тот еще тип, сейчас свой бизнес открыл, весьма успешно. – Тебе хотя бы понравилась? Наша история? – дождавшись кивка, Антон округлил глаза, – ты бы видела, как мы ржали, когда Поз выдал свой бенефис! – Да вы там все отличные были. – Я рад, – очень искренне выдохнул он и мерзко хихикнул, – переименую тебя в Галину.