Amor con amor se paga

— Леви! Эй, Леви, ты что… — Ханджи осеклась, подбежав к краю спуска, ахнула, выронила из рук ведёрко с попкорном и быстро скатилась к двум фигурам, застывшим на каменном берегу пруда. — Что случилось?! Ты в порядке? Какого чёрта ты весь мокрый?! — девушка обхватила за плечи полулежащего Леви и с волнением всмотрелась в лицо друга. — Тц, не мельтеши, Очкастая, — поморщился Аккерман, — я в норме, просто пережил небольшое покушение на жизнь от рук пиздюков-нацистов. — Что-о? Покушение? — глаза Ханджи округлились настолько, что того и гляди – выпадут из орбит, — в каком это смысле? — Я тебе всё расскажу, когда буду чуть менее мокрый, идёт? — вздохнул Леви и поёжился. — Кхм, да, боюсь, ему как можно скорее нужно переодеться и высушиться, не то будет переохлаждение организма, — вдруг кашлянули у Ханджи за спиной. Она обернулась и с удивлением воззрилась на стоящего перед ней высокорослого блондина. На благородном бледному лбу виднелись налипшие зеленоватые нити водорослей. — Ой, у вас тут… — Ханджи тыкнула пальцем себе в лоб, — а вы, прошу прощения, кто? Незнакомец смахнул по указке Зое растительность со своего лица и уже открыл рот для ответа на заданный вопрос, как Леви опередил его: — Мой ангел-хранитель. — А? — Зое перевела недоумённый взгляд на усмехающегося Аккермана. — У вашего парня удивительно изобретательная фантазия для придумывания мне всевозможных кличек, возможно, вам более знакомо обращение «Мать Тереза»? — улыбнулся блондин. — Что…А, ого, так это вы? — поперхнулась Ханджи, — погодите-ка, он не мой… — Я её парень, — вдруг провозгласил из ниоткуда взявшийся запыхавшийся Моблит, — что произошло? Он тревожно опустился на колени рядом с Ханджи и взялся за запястье Леви, чтобы проверить пульс. Аккерман раздражённо цыкнул и отнял руку: — Тц, Моблит, пульс щупают у умирающих, я пока не сдох, не торопи события. — Может, вам надо кому-нибудь позвонить? — вдруг снова подал голос блондин, — а пока давайте перенесём Леви хотя бы на лавочку, на голой земле и простудиться недолго. — Не надо никуда меня нести, я сам…— закатил глаза Аккерман, но его грубо прервали две крепкие руки, которые подхватили худенькое тельце, подняли над землёй и уверенно понесли куда-то вперёд. Ханджи с Моблитом от удивления раскрыли рты, переглянулись и быстро засеменили вслед за странной парочкой. На ходу Зое успела нащупать телефон в карманах шорт и теперь листала список контактов в поисках одного единственного абонента. Непонятно, что случилось, но дядя Кенни должен помочь во всём разобраться. Всегда помогал. — Эй, это что за наглость? — возмутился Леви, от неожиданности ухватившийся за шею своего носильщика, — а я-то думал, ты Мистер Вежливость и всегда спрашиваешь у людей разрешения для подобных вещей. — Если бы спросил, ты бы не позволил, вот я и не стал испытывать судьбу, — улыбнулся блондин. — Ты испытываешь её прямо сейчас, действуя против моей воли, — проворчал Леви, чувствуя под правой рукой перекатывавшиеся мускулы. Голубые глаза загадочно блеснули, как бы говоря: «Хм, ну и что ты мне сделаешь?». Леви сглотнул и подумал, что он действительно не в том положении, чтобы чему-то противиться. А раз пути к отступлению нет, то почему бы и не поддаться этому странному течению событий? Его бережно опустили на лавочку, словно он был нежной тряпичной куклой, с которой нужно обращаться непременно аккуратно, иначе она обязательно рассыплется и превратится в труху. Леви откинул с глаза мокрые пряди волос и вздохнул: — Ну и чего ты со мной возишься? Спас бы и шёл себе дальше. — Хм, а ты всегда вот так бросаешь утопающих людей после спасения или же сейчас просто ворчишь на меня? — светлые брови удивлённо приподнялись. — Да вот как-то не было такого опыта, знаешь ли, — фыркнул Леви, проигнорировав вторую часть вопроса, — зато я смотрю, ты у нас спасатель со стажем. — Ага, а ты, значит, просто ворчишь, — констатировал блондин. — Эй, мальчики, прошу прощения, что прерываю такую увлекательную беседу, — вклинилась Ханджи и посмотрела на незнакомца, — но всё-таки, как вас зовут? — Да Эрвин он, и можно не выкать, — буркнул Леви, колупая пальцем облезшую краску на лавочке. — Очень приятно, я – Ханджи, — улыбнулась Зое, не обращая внимание на друга-ворчуна, — а это – Моблит. Бернер выпрямился и кивнул Эрвину со слабой полуулыбкой. — Рад знакомству, а ваш друг, видимо, любит не давать мне права голоса, — усмехнулся Эрвин, — и да, прошу прощения, что принял его за вашего молодого человека, это было не совсем тактично с моей стороны. — Ого, в ком-то снова проснулись хорошие манеры, — съязвил Леви, — как таскать меня мешком с картошкой – это пожалуйста, а полюбезничать с кем-то… — Ой, не слушай его, Эрвин, у него от холодной воды активировался мозговой центр вредности, ничего, что я на ты, да? — затараторила Ханджи, — мы тут позвонили кое-кому, за нами сейчас приедет дядя Леви, так что не смеем тебя больше задерживать, спасибо тебе большое за помощь! — Ничего страшного, Ханджи, — улыбнулся Смит, — я лучше подожду вместе с вами. Моблит тем временем подошёл к Леви и протянул ему призового мишку: — Держи. — Ну и нахрена это мне? — Леви с сомнением покосился на плюшевую игрушку. — Он большой и мягкий, погрейся, — покраснел Моблит. — Я что, пятилетняя девчонка, с медведями обниматься? — Леви, не упрямься, давай, накройся мишкой, а то продует, — Эрвин взял из рук Бернера игрушку и пристроил её на плечах Аккермана, стараясь прикрыть ему спину. — А ты не охренел ли? — возмутился Леви и взбрыкнул, пытаясь скинуть с себя медведя, но чужие сильные руки крепко удерживали его на плечах, и попытка избавления от плюшевого бремени не увенчалась успехом. Стоило признать, что так действительно было немного теплее, поэтому Аккерман ещё немного побурчал для видимости, но дёргаться прекратил, а через пару минут и сам поплотнее прижался продрогшей спиной к мягкому плюшу. — И вот тебе всегда обязательно надо быть таким колючим? — голубые глаза засверкали неприкрытым весельем. — А тебе всегда обязательно надо быть до хрена заботливым? — парировал Леви, — на себя бы поглядел, стоишь, дрожишь, как осинка на ветру. — Ничего, я закалённый, — пожал плечами Смит. — Слушай, Эрвин, а что всё-таки случилось? Леви упал в пруд? — не удержалась Ханджи, которая топталась на месте и всё рвалась выяснить истину. — Да, вернее, его толкнули какие-то мальчишки, кажется, они о чём-то спорили перед этим, — кивнул блондин. — Ничего мы не спорили, — шмыгнул Леви и вытер мокрый нос, — эти пиздюки просто решили топить весь хлам на этой планете, а я им как раз под руку попался, вот удача, а? И кресло древнее ко дну пошло, и я, развалюха, вместе с ним. — Эй, не смей так говорить, никакая ты не развалюха! — метнулась к нему Ханджи и взволнованно обняла его за мокрые плечи, — вообще, это грубое нарушение прав человека, такое карается по закону, ты ведь мог умереть, если бы Эрвин не подоспел вовремя! — И что теперь? Мне гоняться по городу за всеми мальчишками и выискивать среди них тройку потенциальных истребителей-инвалидов? Ой, нет, погодите-ка, как раз вспомнил, что и мне гоняться то не на чем, креслице утонуло, а ходок из меня такой себе, если ты вдруг забыла — вскинулся Леви. — А если ты вдруг забыл, твой дядя – начальник Военной полиции, с его-то связями в два счёта можно вычислить этих хулиганов, — заметила Ханджи. — Его дядя – Военный полицейский? — оживился Эрвин, — я могу быть свидетелем, если нужно. Этому делу необходимо придать огласку и покарать виновных, может, сейчас это с натяжкой можно списать на детскую шалость, но впоследствии эти дети могут вырасти в отпетых преступников. Зло нужно срезать на корню. — Так, мальцы, какое ещё зло и где его резать? — ребята за разговором не заметили, как к ним, пыхтя сигареткой, подошёл Кенни. — Ой, дядя Аккерман, наконец-то вы приехали, тут такое, такое случилось! — взбудоражилась Ханджи и подскочила к мужчине, ей не терпелось всё ему рассказать, но Леви вдруг неожиданно сипло попросил: — Кенни, отвези меня домой. — Хорошо, как скажешь, — без лишних вопросов Аккерман-старший отбросил окурок в сторону, подхватил племянника на руки и двинулся к своей машине. Эрвин постоял, задумчиво потёр чуть обсохший затылок, посмотрел на Ханджи. Та заметила его неуверенность и кивнула. Смит словно ждал этого сигнала, тут же сорвался с места и кинулся догонять Кенни. Тот уже успел усадить Леви в машину и закрыть дверь в салон. — Э-э, мистер Аккерман, извиняюсь, но я думаю, что вам может понадобиться связаться со мной в будущем, поэтому запишите, пожалуйста, мой номер телефона, — голубые глаза смотрели прямо, уверенно и решительно. Кенни смерил блондина долгим взглядом и полез в карман за записной книжкой – понял, что дело важное. — А ты сам то кто будешь? — Эрвин Смит, сэр, остальное Леви вам сам расскажет. — Ладно, Смит, диктуй номер.

***

Кенни Аккерман не был психологом. За его плечами не стояли ни великое и могучее медицинское образование, ни конференции с усатыми профессорами, рассуждающими об учении Зигмунда Фрейда, ни научные догматы о тонкой психологии личностной натуры, остро взаимосвязанной с самим организмом и различными отделами удивительного и неизведанного в своей многогранности человеческого мозга. Короче говоря, он не был теоретиком, но неоспоримо считался практиком. Например, Кенни умел читать эмоции человеческого лица, язык тела и прочие проявления этой самой психологии. Он видел, как мужчина с чрезмерным отчаянием бил себя кулаком в грудь и на коленях умолял полицию найти убийцу его жены. Наигранная эмоциональность горячими следами привела Кенни к зарытым в подвале этого мужчины окровавленным простыням. С пометкой «убийство на почве ревности» отчаявшийся вдовец отправился за решётку. Кенни следил за юлящими глазами двух долговязых подростков, которые упорно отрицали свою причастность к изнасилованию школьницы. На них не было ни крови, ни спермы, ни любых других улик – чисто, но девушка всякий раз отводила глаза, когда её просили посмотреть на задержанных подозреваемых, и вздрагивала, когда случайно ловила зрительный контакт с одним из парней. Полиция покопалась в удалённых переписках и установила, что подростки угрожали девушке, чтобы она молчала. Перед насильниками замаячил реальный срок в двенадцать лет. Потом была женщина. Она тоже много плакала, но как-то не искренне, не по-настоящему. Ну вот знаете, это было похоже на чувство, которые испытываешь, поедая хлебный мякиш с просроченным сроком годности, но с вовремя перебитым маркером изготовления. Вот ешь его, ешь, сверяешься с датой выпечки, где стоит вчерашнее число, пожимаешь плечами, но продолжаешь есть, хоть и чувствуешь какую-то чёрствость с плесневелой отдушиной. Ну не будут же люди врать в таких мелочах, как сроки хранения какого-то батона. Оказывается, будут. Люди вообще на многое готовы пойти в своих эгоистичных целях, преследуя собственные интересы, могут шагать по чужим головам (или желудкам), чтобы, например, положить лишнюю копейку себе в карман. Та женщина тоже гналась за деньгами – какое непростительное клише. С виду была порядочная, чопорная, с самыми благими намерениями, которыми обосновывала усыновление нескольких детей из приюта. С убитым видом она пускала слёзы, когда один из её воспитанников загремел в больницу с многочисленными побоями. Полиция, конечно, заинтересовалась инцидентом, пришла снять показания и у матери, и у ребёнка. Мальчик зажимался, молчал и остекленевшими глазами таращился в потолок. Мать вскидывала руки и захлёбывалась причитаниями, мол, надо наказать этих негодяев, посмевших избить её кровинушку. Нападение на подростка – вполне распространённое явление. Обычно это дело рук что-то не поделивших школьников, дети ведь бывают жестоки, вам ли не знать. Но Кенни жевал губу, хрустел пальцами в карманах плаща и недоверчиво щурился на плачущую женщину. Он не знал, что конкретно было не так, но упрямо искал какой-то просчёт в этой истории. Не было никаких доказательств, улик, белых пятен, однако Кенни нутром чувствовал что-то неладное. Именно поэтому, когда стемнело, он пришёл в палату к парню, уселся на стул и начал говорить. Говорил много и долго, про хорошее и плохое, про ответственность, про любовь. Мальчик слушал, а потом расплакался. Слёзы текли у него по щекам, он икал, утирал мокрые щёки и захлёбывался словами. Рассказывал, как приёмный отец насиловал их долгими ночами и говорил молчать, иначе своими руками придушит их всех. Мать тактично уходила из дома в такие моменты и притворялась, что ничего не знает. А потом получала положенную за приёмышей социальную выплату и растягивала тонкие губы в сухой улыбке. В один день мальчик посмел воспротивиться своему опекуну, так и загремел на больничную койку. Мужчина был страшен в гневе и совершенно не умел себя контролировать. Кенни выслушал, вышел из палаты и закурил прямо в больничном коридоре. Осел на пол, запустил руку себе в волосы, выдохнул едкий дым. Подумал, что люди – мрази. А утром поехал с ордером на арест в дом горе-родителей несчастных приёмышей. Глава семейства только чуть удивился, как-то виновато улыбнулся и неожиданно кинулся на Кенни с кухонным ножом. Кривой шрам под рёбрами стал вечным напоминанием о человеческой гнили и бездушности, но Аккерман даже был рад: нападение на служителя закона при исполнении дополнительным наказанием капнуло поверх всех остальных статей этого мудака. Справедливость торжествует, фанфары, занавес. Матери, кстати, тоже досталось за молчание, сокрытие преступления, враньё полиции, а детей потом пристроили в другие семьи, и Кенни в первое время даже сам навещал их, хоть и не был обязан, но чувствовал, что должен, нет, хочет убедиться, что у них всё в порядке. Все заслуживают второго шанса на счастье, не так ли? В общем, Кенни редко верил красивым словам, больше цепляясь за реальный портрет человека, привычки, повадки, мимику, жесты. Это было ценным навыком не только в рабочей практике, но и в обычной жизни. Он видел Ханджи, читал её, как раскрытую книгу, потому что такой она и была. Всегда весело здоровалась, с интересом расспрашивала о работе, если заставала его у Леви. У неё не было каких-то тайн, неловкости, ничего плохого. Кристальная чистота и ясность в общении. Неизлечимая оптимистка – приписка в личном деле, покоящемся на полке у Кенни в голове. Ещё был Моблит. С ним Аккерман-старший виделся редко, толком не знал всей его подноготной, но сразу понял, что Бернер и мухи не обидит. Робкий добряк-пацифист. А тут новый человек – какой-то Эрвин Смит. Непонятно, откуда он взялся. Кенни раньше его не видел и не припоминал, чтобы это имя всплывало в разговорах с племянником. Наверное, это издержки профессии, но мужчине страшно захотелось тут же прощупать его до костей, понять, что это за тип перед ним. На парковке он вгляделся в его глаза и обжёгся горящим в них синим пламенем. От этого человека разило уверенностью, прямотой и какой-то неописуемой силой. Кенни ничего о нём не знал, но, послушно записывая его номер под диктовку, сделал для себя маленькие выводы. Волевой идеалист. Ох и, конечно же, Леви. Кенни знал его с рождения, буквально с пелёнок – сам встречал Кушель из роддома с маленьким, но пухлым свёртком. Оказалось, что пухлым он был только из-за тёплого одеяльца, сам же младенец был совсем крошечным. Худеньким, розовеньким и удивительно тихим. Кенни тогда держал его на руках бережно, затаив дыхание. Ребёнок казался ему хрупким и нежным, настоящим сокровищем. Сейчас это самое сокровище, давным-давно сменившее умилительную розовощекость на холодную бледность, покоилось на заднем сиденье машины и молчало. Кенни бросал на него быстрые взгляды в зеркало заднего вида и сжимал руль. Конечно, он понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее, когда ему на работу позвонила Ханджи и сбивчиво попросила срочно приехать на городскую ярмарку. Обнаружив, своего племянника мокрым, кутающимся в плюшевого медведя да ещё и без коляски, Кенни удивился, проиграл в голове всевозможные варианты происшествия, но не пришёл ни к чему более-менее утвердительному. Леви молчал, но Кенни чувствовал его смятение и подавленность. Так было и в тот день, когда они ехали за вещами в старый дом. Но всё-таки сейчас было что-то ещё. Тогда атмосфера сквозила отчаянием, тут же пахло…разочарованием. У Кенни было много вопросов, но он знал, что Леви наверняка не хочет сейчас говорить. Ему нужно было время. Аккерманы избегают говорить о чувствах, Кенни знал по себе. Единственной переменной, выходящей за рамки этого строгого уравнения, была Кушель. Она всегда умела не только находить правильные слова и говорить их открыто, но и терпеливо слушать, пока ей точно так же открываются другие. Но Кушель не было и больше никогда не будет. Кенни сглотнул. Ему придётся всё делать самому. Дома он помог Леви добраться до кровати, помялся рядом с ним, подбирая слова, и уже открыл рот, чтобы мягко поинтересоваться о случившемся, но племянник отвернулся к стене и буркнул: — Потом, Кенни. Дядя кивнул и вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Потом так потом. Они обязательно поговорят, но сейчас одному из них нужно собраться с мыслями. Или не только одному.

***

Леви было тошно до чёртиков, даже в груди свербело чем-то поганым. «Что за нелепая херня?» Он же принял все эти сраные удары судьбы, пережил автокатастрофу, похоронил мать, не сам, конечно, но всё же, смог покинуть надоевшую больничную койку, научился смотреть в зеркало почти без дрожи и держаться за кружку левой рукой. Смирился со всем этим адом, а тут ему снова угодливо напомнили, где его место. «Блять, ну и какого же хуя мне приходится всё это терпеть?» Он ведь старается, каждый день и изо всех сил. Улыбается Ханджи, Кенни, даже Моблиту, носит эту дурацкую повязку, чтобы люди не чурались пугающего бельма и россыпи шрамов, шутит кое-как, даже смеётся сам. А тут вот на тебе – все старания полетели в чёртовы тартарары. «Ублюдские выродки хотели меня утопить, опять же, какого хуя?» Хотя уже понятно «какого». Обычного. Наслушались пиздежа своих родителей и решили, что сделают благое дело для своей страны, если прикончат какого-то жалкого инвалида на колёсиках, урода, человеческое отребье. «Правильно, а кто ты больше то? Самый натуральный урод. Кому ты вообще сдался? Окей, в фашистской Германии на таких, как ты, опыты ставили, типа вклад в медицину. Сомнительный, конечно, и бесспорно жестокий, но тебе это, наверное, даже понравилось бы – напоследок упиться своей неполноценностью, не правда ли?» Он почувствовал себя жалким и сжался калачиком. Хотелось плакать или умереть. Может, зря его вообще вытащили из этого пруда? Надо было ему там и сдохнуть, как там говорится – мусор сам себя вынес. Ну ладно, ему немножко помогли. Всё равно он теперь бесполезен. Живёт, дышит, ест – а зачем, спрашивается? Да ему даже для окончания школы нужно ждать сраный год. Ханджи, Моблит, одноклассники поступят в университеты, получат профессию, женятся там или выйдут замуж, заведут семью – хэппи, мать его, энд. А у него самого – ни мечты, ни цели, нихуя. «Я никому не нужен» Так, стоп. Это уже слишком радикально. Его же всё-таки спасли. Этот, как его там, Эрвин Смит. Сраный блондинчик с голубыми глазами, жалостливым сердцем и твёрдыми убеждениями, что хулиганы должны понести суровое наказание. Он же ему и монетку кинул тогда, в парке. Пожалел. Может, не все люди такие уж ублюдки? «Блять, монетка!» Леви вскинулся на кровати и запустил руку в мокрый карман. Дрожащими пальцами выудил кусочек металла, вздохнул. «Забыл отдать. Хотя, когда бы ты успел? Ой, Эрвин, ты меня тут из лап смерти вытащил, но забери-ка ты свои деньги, я тебе не нищий калека. Ладно, калека – тут не спорю, но милостыню точно не собираю» Тьфу, его тут убить хотели, а он о какой-то мелочи думает. Леви стиснул зубы и выругался. Мысли о самобичевании отошли на задний план. Возможно, он ещё к ним вернётся, а пока что надо хотя бы переодеться в сухое. Леви с усилием принял сидячее положение на кровати и принялся расстёгивать пуговицы на мокрой рубашке. Потом кое-как стянул штаны. Оставшись в мокрых трусах, он откинул снятые вещи кучкой на пол и задумался. «Нет, Аккерман, это всё-таки пиздец. Ты уже дважды чуть не сдох, но почему-то всё ещё жив. Вот вечно тебя спасать надо, а то ты же так и норовишь откинуться. Ты о дяде подумал? Сестру похоронил, за тобой ухаживает. Он же тебя любит, вот честно. Возится с тобой, хотя мог сдать в интернат или ещё куда-то там в специальное учреждение с глаз долой. С работы отпрашивается, чтобы с тобой на процедуры сходить. Его там неразгаданные преступления ждут, а он жопу твою туда-сюда таскает. А Ханджи? Сколько она бегала к тебе в больницу, таскала эти свои апельсины, которые тебе оскомину набили, но ты их упрямо жрал, потому что нравилось, что их принесли специально для тебя. И она терпит твою раздражительность и убогий сарказм. Они же все тебя любят, так хули ты разнылся?» Леви вцепился оставшимся пальцами в матрас. Его ещё держат в этом мире родные люди. Хрена с два он теперь сдохнет, пройдя настоящее боевое крещение. Считай, заново родился. И выродков тех он найдёт и лично утопит в том пруду с кувшинками. Или ноги им сломает. Пусть тоже покатаются в колясках. Можно ещё им по глазу выколоть, но это уже личное, так сказать, чисто для общей картины. Вишенка на апофеозе его мести. — Ке-е-енни! — крикнул Леви, надеясь, что дядя его услышит. Через пару секунд послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. Лохматая голова дяди просунулась внутрь: — Что такое? — Это…у меня же коляски нет, а вещи в шкафу на полках. Подай, пожалуйста, — неловко пробурчал Леви, — и постель надо бы перестелить, подсобишь? — А, конечно, малец, — улыбнулся Кенни, проходя в комнату. Он подал племяннику одежду и отошёл к окну. Пару минут за его спиной племянник шуршал тканью, натягивая сухие вещи. — Я знаю, ты переживаешь, так что рассказываю. Ханджи потащила меня на ярмарку, ну ты знаешь. Мы там потусовались, а потом мне стало душно, ну я и отъехал подышать в сторонку. Ко мне прицепились какие-то малолетки, сказали, что я дерьмо, счастливо пожелали сдохнуть и столкнули в пруд. У меня уже в глазах потемнело, но один парень меня вытащил. Вот, остальное сам видел, — спокойно проговорил Леви. Кенни отвернулся от окна и нахмурился: — Хм, культурного слова не подбирается, так что скажу прямо – это пиздец. — Согласен, — пожал плечами племянник. — Помнишь, как они выглядят? — Ещё бы, — усмехнулся Леви, — мерзенькие такие рожи. — Надо сделать фоторобот… Я поговорю с кем надо, не волнуйся, мы их найдём. Видел раньше таких садюг, сначала «балуются», как все говорят, а потом теракты устраивают. Но тут уже яблочки от яблоньки, так что и родителей не помешает проверить… — задумался Кенни, — верно сказал тот пацан, зло надо резать на корню. — Какой? Эрвин? — Ага, блондинчик такой. — Тц, это же он меня вытащил, — Леви улыбнулся одними кончиками губ. Почему-то только теперь этот факт начинал греть душу. — Ого, хороший парень, — воскликнул Кенни, — он мне кстати и номер свой оставил, сказал, что пригодится. Надо бы ему спасибо сказать. — А, да он вроде как свидетелем собирался выступать, если я надумаю отомстить. — Ну я бы не сказал, что это месть, — рассмеялся дядя, а затем вдруг продолжил уже серьёзно, — за любой проступок нужно нести наказание, ответственность, так что я ему потом позвоню, поговорю обо всём. — Давай, дядь, верши справедливость, — усмехнулся Леви.

***

Сначала Леви хотел спросить у дяди номер Эрвина, чтобы написать что-нибудь эдакое…благодарственное послание. Ведь чем больше он думал о ситуации, тем сильнее убеждался в собственной тупоголовости. Эрвин ему жизнь спас, а Леви в ответ нагрубил, слова не давал сказать, язвил – короче говоря, не выглядел особо признательным за собственное спасение. Он, конечно, сказал «спасибо», но это выглядело как-то мелочно и совсем не по-настоящему. Герои ведь заслуживают фанфар? «Неблагодарная ты скотина, Леви Аккерман» Он старательно подбирал в голове правильные фразы, но ничего толкового не получалось. Как бы это выглядело со стороны? «Привет, Эрвин. Это я, тот колючий инвалидик, которого ты выудил из пруда. Спасибо, ты крутой, я рад, что не сдох сегодня» Звучало бредово, и Леви тёр голову, мучительно чертыхаясь. Он вообще не отличался красноречием, когда речь говорила о собственных чувствах. Да, все его сочинения, в которых описывалась природа, мысли автора и главных героев литературных произведений, возвращались ему с пометкой «отлично». Но ведь это другое. Леви застонал и откинулся на подушку со свежей наволочкой. Вдохнул чистый запах стирального порошка, задумался. «А что, если…» Осенённый блестящей идеей, он потянулся к сумке, стоящей рядом с кроватью, и выудил из неё ноутбук. Подождал, пока устройство включится, и нетерпеливо кликнул на иконку соцсети. Нужно зайти издалека, так будет правильнее. Леви вбил в поисковую строчку одно единственное имя, проигнорировав кучу уведомлений от Ханджи – та наверняка прислала ему кучу видео с котиками и тупыми шутками. Когда-нибудь он до них доберётся, сейчас же его волновало совсем другое. «Перейти в профиль человека – Erwin Smith» Перед глазами замелькала куча постов. Леви неторопливо листал ленту, знакомясь с её содержанием. Отзывы о прочитанных книгах – хм, ему нравятся исторические детективы…ого, Дэн Браун? Интересно. «Инферно»? А мне вот он зашёл не так сильно. Фотографии красивых закатов – у него руки растут откуда надо, стоит эти фотки Моблиту перекинуть, может, вдохновится и этюд накатает, или как там это называется. Виды на красивые архитектурные сооружения — ого, да он ценитель всего прекрасного. Леви присмотрелся к геолокации и убедился, что Эрвин делал эти фотографии в других местах, в другом городе. Видимо, это не было путешествием, потому что отметка этой геолокации была проставлена почти на всех фотографиях, значит, он там жил. Тогда, получается, сюда приехал на время? Таким образом Леви долистал до фотографий с самим Эрвином, почему-то их было не так много, и очень зря – полюбоваться было на что. Красивый разлёт густых бровей придавал лицу решительное, почти воинственное выражение. Ровно уложенные золотистые волосы с прямым пробором венчали голову. Точёный нос с горбинкой притягивал взгляд, относя наблюдателя во времена античности – такие рельефные профили могли с успехом принадлежать одной из древнегреческих скульптур. Но самыми выразительными были глаза – аквамариновые, ясные, чистые, как летнее небо, они обладали каким-то необъяснимым магнетизмом. Леви казалось, что они смотрят ему в душу даже с экрана ноутбука. «Интересно, а у него есть девушка? Да наверняка, такие красавчики редко ходят одиночками» И тут же перед Леви, как по команде, выплыла фотография Эрвина, стоящего рядом с девушкой. Они были не одни, а в компании друзей. Почти все улыбались и смотрели в объектив, только эта девушка с нежной полуулыбкой глядела на одного Эрвина. Они не обнимались и не держались за руки, но этот взгляд говорил о многом. Леви вдруг стало жутко интересно, что же происходит на этой фотографии, поэтому он, недолго думая, зашёл в комментарии. @erwinsmith: спасибо за праздник, ребята!) @maiki_zah: с ДР наш командир!!! Веселись, старик!!)))) @erwinsmith в ответ пользователю @maiki_zah: рановато ты меня на пенсию отправил) @ maiki_zah в ответ пользователю @erwinsmith: ха-ха-ха всё равно, ты семнадцатилетний старикашка, на следующий год подарю тебе машинное масло, а то будешь ходить и скрипеть суставами!!!!!))))) @nnnnani в ответ пользователю @maiki_zah: Майк, успокойся, вы вообще-то ровесники, ещё раз с праздником, Смитти!) P.S. машинное масло, между прочим, для МАШИН, а не для людей. @erwinsmith в ответ пользователю @nnnnani: спасибо, Нанаба) ты, как всегда, права, приятно послушать умную женщину) @ maiki_zah в ответ пользователю @erwinsmith: ага, спелись за моей спиной! @ maiki_zah: я вообще-то на месяц младше Эрвина, окей?! @ maiki_zah: а масло для машин, потому что Смит крутой!!!))) @marianna: с Днём Рождения, Эрвин, будь счастлив) Последний комментарий остался без ответа. Леви кликнул на иконку профиля комментатора и перешёл на другую страничку. С фотографий на него смотрела та самая девушка, что стояла с Эрвином. Вот только Смита тут не было от слова совсем. Красивые фотографии всяких женских штучек, цветов и еды в последнее время всё чаще мешались со снимками какого-то брюнета. Вот девушка с ним обнимается, смеётся, а вот…Боже, они что, на камеру сосутся? Леви покривился и вернулся в профиль Эрвина. Очевидно, что это не его девушка, что ж, странно. И вообще, с какого хера он, Леви, вдруг стал интересоваться этой любовной драмой?! Леви тыкнул на ещё одну фотографию Эрвина, приблизил. Тот стоял на сцене, сверху на него лился приглушённый свет, выгодно подчёркивая благородные черты лица. В руках Смит держал скрипку и букет цветов. Он улыбался куда-то за камеру, наверное, зрителям. Интересный факт в копилку: Эрвин, оказывается, музыкант. Аккерман вдруг подумал, что ему хотелось бы послушать, как играет Эрвин, и даже немного расстроился, увидев, что никакого видео не было приложено. Хмыкнув, он пролистал ещё немного постов и с удивлением обнаружил, что дошёл до самых последних новостей. Самая крайняя публикация датировалась несколькими месяцами назад. Эрвин Смит ничего не выкладывал с самого марта, любопытно. А ведь в марте всё и случилось… Леви мотнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и посмотрел на статус Смита. Пользователь был(а) в сети сегодня в 10:48 Эрвин заходит в соцсеть, но ничего не выкладывает – странно. Нет, даже как-то подозрительно. Леви вздохнул, закрыл ноутбук и уставился в потолок, по которому поползли вечерние тени. Резюмируя, можно было составить короткий список фактов об Эрвине Смите: 1. Любит читать. 2. Увлекается историей. 3. Нравится природа. 4. Фанат красивой архитектуры. 5. Играет на скрипке. 6. Ему тоже семнадцать лет. 7. День рождения у него 14 октября. 8. Много друзей. 9. Зато девушки, кажется, нет. 10. Сегодня он спас жизнь Леви Аккерману. Да уж, список выдающийся, ничего не скажешь. Только вот всё равно этого как будто мало для…Леви не знал, для чего именно, и опять вздохнул. Подумал немножко и снова открыл ноутбук, зашёл в чат и принялся набирать сообщение, мерно постукивая по клавиатуре.