Противоположности

Феликс Хониккер не любил много чего в этой жизни: холодное молоко, когда его отвлекали от работы, выходить на улицу. Было ещё очень-очень много и других вещей, которые раздражали его не меньше. Однако больше всего он ненавидел именно болеть. Ненавидел валяться в постели с высокой температурой, сморкаться через каждые пять минут и пить горькие и противные лекарства. Но главная его причина нелюбви к болезни заключалась в том, что в эти дни он чувствовал себя абсолютно беспомощным и бесполезным. Он не мог ничего: ни покормить Венеру, ни сделать уроки, ни даже дойти до туалета самостоятельно. Он просто лежал в постели, даже не укрытый одеялом, и бездумно сверлил взглядом потолок, лишь иногда отвлекался на еду и лекарства. Из-за этого он ощущал себя обузой, и чувство это ему не нравилось. Если бы ему дали возможность загадать одно единственное желание, он бы попросил никогда в жизни не заболевать больше. Но возможности такой, к сожалению, у него не было и быть не могло, и поэтому в одно не самое прекрасное утро он проснулся с гудящей головой и першащим горлом. Сегодня всё оказалось даже хуже, чем обычно. Помимо привычной температуры, насморка и кашля Феликса знобило. Причём не так, как раньше, а очень, очень сильно. Он растирал ладони, как после прогулки на морозе, кутался в пуховое одеяло в попытках согреться, однако ничего из этого не помогало. Холод, пронизывающий его до костей, никуда не девался. Даже наоборот, с каждым часом он становился только сильнее. И никакие лекарства, которыми его отпаивал дядя Хаксли, не действовали. Сейчас же Феликс, завернувшись сразу и в плед, и в одеяло, и даже в отцовский медицинский халат, сидел на кровати и безучастно глядел в окно. В руках он держал кружку с остывающим чаем. Она была приятно горячая, и он согревал о неё ладони. А ещё от неё исходил приятный аромат, который он время от времени вдыхал. Это немного успокаивало, помогало расслабиться. Пить, однако, он пока не спешил: хотел дождаться, когда чай достаточно остынет. Время ожидания он коротал, рассматривая пейзаж за окном. Правда, не то чтобы там было что-то интересное. Люди как обычно сновали туда-сюда, всё куда-то торопились, ветер гонял по дороге пожухлую листву. Скукотища. Однако других занятий у Феликса в ближайшие дни не наблюдалось, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть. — Блин, ну и вот как только меня угораздило… — вслух пожаловался Феликс, когда наконец отвернулся от уже успевшего осточертеть окна, и отчаянно вздохнул. Отпил немного уже тёплого чая из кружки, перевёл взгляд на рабочий стол. Там всё было как и всегда: горшок с Венерой, колбы, пробирки, тетради, сложенные в аккуратную стопку. При взгляде на всё это ему стало тоскливо, и сердце в груди заныло от осознания того, что вернуться на своё рабочее место он сможет ещё не скоро. И всё из-за этой проклятой простуды, чёрт бы её побрал. Снова отчаянно вздохнув, Феликс отпил ещё немного из кружки и повернулся обратно к окну. Он уже было задумался, чем бы мог занять себя в таком незавидном положении, однако его отвлекли звуки из коридора. Они показались ему какими-то странными. Сперва он даже не понял, что там вообще происходит, однако, прислушавшись, догадался: к нему кто-то шёл. Нет, даже не так. К нему кто-то бежал. И не нужно было долго гадать, кто именно решил его навестить. — Мистер Хоникке-е-ер! — в своей излюбленной манере прокричал Беннетт, когда золотистым вихрем ворвался в комнату. Хоть Феликс морально и готовился к его появлению, он всё равно невольно вздрогнул от неожиданности и едва не пролил на себя чай. — Твою мать… — вслух негромко выругался он. Кружку с чаем он предусмотрительно отставил на тумбочку от греха подальше, после чего перевёл недовольный взгляд на посетителя. — Беннетт, сколько раз я просил тебя так не вламываться? И вообще, не кричи, у меня и так голова раскалывается, — строго произнёс он и для пущего эффекта даже скрестил руки на груди. — Ой, точно, прости… — Беннетт вздрогнул, только сейчас осознав, какую глупость совершил, и прикрыл рот ладонью. — Я, это, чего пришёл-то. Мистер Хаксли сказал, что ты температуришь. Тебе уже лучше? — уже гораздо спокойнее поинтересовался он. — Не особо. Температура уже не такая высокая, но меня до сих пор знобит, — Хониккер прикрыл глаза и потеплее закутался в одеяло, которое уже успело сползти с плеч. — Если это всё, что ты хотел спросить, то, будь добр, уйди. У меня совсем нет настроения на тебя и твои глупости, — он отвернулся. Здесь он даже не слукавил: ему действительно меньше всего сейчас хотелось слушать всякие бредни Беннетта. Голова и без того раскалывалась. — Ну, вообще-то… Я пришёл сюда ещё для того, чтобы позаботиться о тебе, мистер Хониккер. — Серьёзно? Боюсь представить, что ты можешь сделать. — Ну, к примеру, вот это. После этого беннетт вдруг подошёл к нему и обхватил руками. Крепко прижал к себе, поставил подбородок на макушку. Всё это произошло настолько неожиданно, что Феликс даже среагировать не успел. А когда до него дошло, что только что случилось, щёки моментально вспыхнули алым. Ладони вспотели, сердце забилось в груди так, что, казалось, оно было готово в любой момент проломить рёбра. — Ты… Ты чего такое творишь, идиот?.. — спустя недолгую паузу тихим шёпотом спросил Феликс. Он хотел звучать возмущённо, однако вышло у него скорее смущённо. — Согреваю тебя, — совершенно спокойно ответил ему Беннетт. После он покрепче обнял его и зарылся носом в рыжие волосы, отчего тот вновь вздрогнул. — Ты ведь сам сказал, что тебя знобит, мистер Хониккер. Вот я и забочусь о тебе. — Д-дурак, ты же сам можешь заболеть… — Ну и ладно. Ради тебя я готов потерпеть. И вообще, для меня самое главное, чтобы тебе было хорошо. Феликс уже открыл было рот, дабы ещё что-то возразить, однако просто не нашёл, что сказать. Из-за простуды мысли в голове плыли и путались, да и сил на то, чтобы спорить, у него уже попросту не осталось. Поэтому он только смирился. Смирился, прикрыл глаза и прижался спиной к широкой груди, позволяя Беннетту себя обнимать. Сидеть в его объятиях оказалось на удивление приятно и даже комфортно. Беннетт был очень тёплый, совсем как живой обогреватель, и в его руках Феликс быстро пригрелся. Как ни странно, именно благодаря ему озноб начал постепенно отступать. Вездесущий холод больше не так сильно его донимал, руки перестали дрожать. А вскоре Феликс полностью отогрелся и разомлел в руках Беннета. В какой-то момент он даже покрепче прижался к нему и устроил голову у него на плече, закрыв глаза. Закутался поудобнее в одеяло, провёл потеплевшими пальцами по его руке. Он не видел, но явственно ощутил, как в это мгновение Беннетт улыбнулся, и тогда лёгкая улыбка тронула уже его собственные губы. А ещё через некоторое время он почувствовал, что начинает постепенно проваливаться в сон. Сладкая дрёма заволокла разум полупрозрачной пеленой, и он не стал ей сопротивляться. Наоборот, лишь охотно поддался, и уже через пару минут умиротворённо сопел, всё так же находясь в объятиях Беннетта.