Тише, милая, я рядом

Я планировала дуться на Захара до самого вечера. Помогла Марине вымыть посуду, и сразу скрылась в своей комнате. Плюхнулась с ноутбуком на кровать — как и ожидалось, матрас оказался удобным, ортопедическим. Позвонила родителям, проверила почту, посмотрела пару роликов, не особо вникая в их смысл. Отложила ноутбук в сторону, взяла книгу. Меня не покидало смутное тревожное ощущение, словно надо мной нависло черное грозовое облако, и вот-вот разверзнется ледяным дождем. За окном галдели дети на дворовой площадке, вдалеке шумела автомобильная трасса. В квартире было тихо. Ни скрипа, ни шороха, стерильная, пугающая тишина. Вот от чего мне было не по себе. Пространство родительского дома казалось живым и объемным. Оно дышало теплом и любовью. Его наполняли краски, запахи и звуки. Веселая перекличка птиц в саду, папин варган, мамины мантры, которые она повторяла нараспев, и дела спорились. Мама была основоположницей культа красивых вещей и вкусной еды в нашем доме. Легкие, струящиеся ткани, яркие платья, тарелки из тонкого фарфора с экзотическим орнаментом, изящные бокалы. Бесконечное разнообразие специй, свечи, цветы, ритуалы принятия пищи… Я выросла среди этого великолепия, впитала его всей поверхностью кожи, и считала его чем-то естественным, правильным и непреложным. Аскетичная обстановка квартиры Захара не способствовала моему душевному равновесию. Можете считать меня излишне впечатлительной барышней — что ж, так оно и есть на самом деле. Я встала с кровати, навернула несколько кругов по комнате — как загнанный зверь в клетке. Снова замерла, прислушиваясь. Тишина аж до звона в ушах. Где же Захар, неужели снова заснул? Я отправилась на поиски. Захар обнаружился на кухне. Сидел, не шелохнувшись, уставился в экран ноутбука. Спина прямая, на столе идеальный порядок, ручка строго параллельна записной книжке. Ну, вот в кого он такой уродился? Вроде бы мы дети одних родителей, но такие разные. У меня светлая кожа и темные, почти черные волосы. Захар смуглый, настолько, что кажется будто родители купили его у цыган. Волосы у брата светло-русые, они немного вьются и оттого всегда ложатся чуть-чуть небрежно, как ни причесывайся. Я всегда была немного рыхловатой, барышней диванного типа — со спортом на «вы». Захар же, напротив, словно только что сошел с обложки глянцевого журнала. Подтянутый, мускулистый — явно завсегдатай тренажерного зала. Про разницу в мироощущении и вовсе умолчу. Я потянула на себя дверцу холодильника — вспомнила, что утром видела там пару бутылок минералки. Достала одну, открутила крышку, наслаждаясь шипением пузырьков, сделала несколько глотков. Блаженство… — Не против прогуляться? — предложил Захар, не поворачивая головы. Я закашлялась от неожиданности — чуть минералка из носа не полилась. Захар подскочил ко мне, принялся энергично хлопать по спине между лопаток. — Интересный поворот, — восстановив дыхание, выговорила я. — Думала, ты будешь ворчать из-за холодной минералки. — Тю! Запрещать детям пить воду из холодильника и ходить босиком — верный способ вырастить вечносопливого задохлика, постоянного клиента детской поликлиники. Так что насчет прогулки? Хочешь, бурундуков тебе покажу? Я грешным делом подумала, что Захарушка умом немного повредился. Запрещает мне в лес ходить, а сам зовет на бурундуков смотреть. Бурундуки разве не в лесу живут? — Их даже покормить можно будет, — знал ведь, паршивец, чем меня подкупить. — У меня семечки есть, и орешки, не жареные. Сейчас, — я рванула в сторону комнаты. — Надень ветровку, вечером будет прохладно, — бросил мне в спину Захар. Для начала братец устроил мне небольшую экскурсию по микрорайону: супермаркет, банк, автобусная остановка. Ничего примечательного, если честно. Старые обшарпанные многоэтажки смешивались с новыми разноцветными домами примерно в равных пропорциях. Все, как в других городах. Знакомые названия сетевых магазинов. Чахлая зелень на лужайках. Тополиный пух. Развороченная ремонтными работами дорога. Запах горячего асфальта. Мы молчали. Я взяла Захара за руку, и потихоньку его чувства проникли мне под кожу, растеклись по телу, согрели сердце. Я смотрела на Томск глазами брата. Город юности. Город надежд. Город возможностей. Он больше не казался мне угрюмым и чужим. Я была уверена, что мы подружимся. Так и держась за руки, мы с Захаром свернули в узкий проулок рядом с магазином и зашагали по натоптанной пыльной тропинке к гаражному комплексу. Никакого леса на горизонте пока не виднелось. За гаражами начинался пустырь. Грустное царство ненужного хлама и запустения. Пустырь — как гнойный нарыв на теле, портит вид города и склонен к рецидивам. Появляется в неожиданных местах и разрастается, постепенно захватывая новые территории. Хотя это всего лишь официальная версия, верхний пласт бытия, доступный простому обывателю. К сожалению, не каждому дано увидеть, как вечерами на пустыре среди высоких трав водят хороводы духи. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Один из таких пустырей располагался неподалеку от нашего дома. С одной стороны его ограничивал забор детского сада, с другой — пешеходная улица, а с двух других боков подпирали остовы недостроенных зданий. В самом центре пустыря находилось болото — не какая-то жалкая лужа, настоящее болото с зеленой тиной и глазастыми лягушатами, с топкими берегами, заросшими рогозом и осокой. В моих восторженных детских глазах болото казалось почти что морем. Оно жило своей, волшебной жизнью, изобиловало живностью. Пустырь считался ребячьим царством. Никто никого не обижал — видимо, духи и в самом деле стояли на страже. Каждый мог запросто найти себе занятие. Лепить из глины кривобокие кувшины и чашки. Собирать одуванчики и ромашки, плести венки. Наблюдать за головастиками или радужными крыльями стрекоз. Играть в прятки или воображать себя отважным путешественником в неведомом краю, или просто лежать на траве и любоваться облаками. Пустырь был местом моих первых мистических опытов. Я впервые услышала, о чем со мной говорит вода, как шепчут травы, подружилась с духами. К сожалению, вскоре после этого на пустырь пригнали строительную технику. Осушили болото, разровняли пригорки, выкосили траву. На месте пустыря появилась школа и современный спортивный центр. Но воспоминания о тех чудесных моментах детства навсегда остались в сокровищнице моей души. — А куда мы идем? — я очнулась от дневных грез. — Никуда, — Захар замедлил шаг. — Мы уже пришли. В самом деле? Мой брат, чистюля и педант, привел меня на пустырь? Я точно погорячилась, признав его вменяемым… Прямо перед нами тянулась к небу одинокая сосна. — Возможно, придется немного подождать, — предупредил Захар, указав на заросший травой холмик рядом с ее корнями. Но ждать особо не пришлось — очень скоро из травы выглянул маленький рыжий зверек с глазами-бусинками, темными полосками вдоль спины и пушистым хвостом. Захар высыпал немного орехов мне на ладонь. — Не двигайся. Я послушно замерла с протянутой рукой. Бурундук деловито засеменил к добыче. Остановился, принюхался. И принялся методично набивать орешками защечные мешки. — Смотри, не лопни, дружочек, — я старалась не смеяться. Не разрушить очарование момента. Вид у зверька был довольно потешный. Набив щеки до отказа, бурундук скрылся в густой траве, но очень быстро вернулся за новой порцией. И так до тех пор, пока у меня ноги не затекли. — Хорошего понемногу, — Захар помог мне подняться с земли. — Пойдем домой? — Можно мне обнять сосну на прощание? — без особой надежды спросила я. — Она грязная, — Захар был верен своим принципам. — Она мудрая и щедрая, — заступилась за сосну я. — А ветровку потом постираю. — Тоже мне нежности… Я Захара уже не слышала, облапила сосну, прислонилась щекой к пыльной коре, наслаждаясь ее теплой энергией. «Милая моя, хорошая…» В корнях оставила горсть орехов и несколько леденцов — духи обожают сладкое. Поклонилась на прощание. Захар наблюдал за мной с непередаваемым выражением на лице. Но от острот своих дурацких все же поостерегся. — Откуда ты узнал про бурундуков? — спросила я, чтобы прервать затянувшееся молчание. — Суровая правда жизни, Касенька. Воон там за домами детская больница. Я этой дорогой хожу на работу. Мда, чудесный выдался вечер, а осадочек все-таки остался…