Пусть услышит вся Казань, что ты моя

      Я открываю слипшиеся глаза, сразу же понимаю, что нахожусь в своей комнате. Я ничего не помню, лишь какие-то обрывки из вчерашнего дня, но, заметив свой свитер, что валялся на полу, и посмотрев под одеяло, я обнаруживаю себя в одном лишь лифчике и джинсах. Тут-то всё и вспоминаю. Стыд… Стыд овладевает мной, да так, что хочется под землю провалиться. Щёки горят, руки трясутся, я понятия не имею, что буду делать, когда увижу Турбо. Буду надеяться, что увижу его нескоро.       Я встаю с кровати и быстро переодеваюсь в домашнюю одежду, которой являются длинная голубая майка и чёрные шорты. — Проснулась? — и в этот момент я проклинаю себя за всё то, что вытворяла вчера, ведь парень, которому я вчера призналась в любви, стоит сейчас позади меня. — Да, — отвечаю я, повернувшись и посмотрев на него. Валера весь какой-то помятый, уставший уже с утра, хотя неудивительно, ибо вряд ли он спал в кровати матери и Гавриила, а на Фросин диванчик он бы не поместился. — Пойдём, я завтрак приготовил, — без улыбки говорит он и уходит на кухню. Мне стыдно, страшно, поскольку ответа на вчерашнее моё признание не было, да и моё поведение… В общем, всё плохо, хуже будет, только если меня отвергнут.       Быстро умывшись, я зашла на кухню. Яичница и чай уже стояли на столе. Видимо, Валера проснулся давно и уже успел приготовить нам завтрак. Молча сажусь на стул, вдруг почувствовав сильную головную боль. По голове словно кувалдой бьют, так ещё и эти нравоучения, которые читает сейчас мне моё внутреннее «я», ещё и этот пронзающий взгляд… Турбо чуть ли не сжирает меня глазами, явно выжидая чего-то. — Голова болит? — спрашивает он, заметив, что я зажмурилась. Кивнув и бросив жалостный взгляд, наблюдаю, как Валера достаёт банку с солёными огурцами, наливая рассол в стакан. — Выпей. Покорно повинуюсь и залпом выпиваю «лекарство». Надо же было так напиться?! Неловкая и гробовая тишина… Мы молча едим, лишь изредка поглядывая друг на друга. В голову приходит идея сделать вид, что я всё забыла, и мне кажется, что это самый оптимальный вариант сейчас. — А что вчера было? — сипло спрашиваю я, прочистив горло. — Я не помню. Турбо мгновенно поднимает свой взгляд с тарелки на меня, вновь пожирая глазами. Мне хочется испариться от такого взгляда, но, к сожалению, я не джин. — Ничего, — также хрипло отвечает парень, снова посмотрев на тарелку. — Мы пришли домой, и ты легла спать, попросив, чтобы я остался, — врёт, нагло врёт Туркин с таким серьёзным видом. Хотелось бы мне, чтобы это было правдой, но это лишь ложь парня Валеры или же Турбо. — Понятно, — слегка подавленно отвечаю и съедаю кусочек очень вкусной яичницы. Почему он соврал? Неужели он не хочет вспоминать вчерашнюю ночь? Неужели ему не так важно моё признание? — Слушай, я, наверное, пойду. Меня наверняка предки ищут, я ведь их не предупредил, — он встаёт и всё такой же угрюмый ставит тарелку в раковину. — А ты, — выходя из кухни, напоследок произносит Туркин. — Больше не напивайся так, — первая столь прекрасная улыбка за день, и я таю от неё, позабыв о своём вчерашнем непристойном поведении. Он уходит, оставляя меня одну наедине со своими мыслями. Я сижу минут пять, смотря в одну точку и анализируя произошедшее. Как он воспринял мои слова? Неужели я ему и вправду не нравлюсь как девушка? Пока моя голова заполнена этой грёбаной фразой «а если», звенит телефон, и я, вернувшись на землю, бегу к нему. — Алло. — Алло, Маша, мы будем скоро выезжать. Что купить надо? — явно недовольным тоном говорит Гавриил, в конце вздохнув. — Как обычно. Макароны, картошку, гречку, яйца и молоко. И, если можно, яблок. Я пирог хочу испечь. — Ясно. Мать говорит, чтобы убралась до нашего приезда. — Хорошо. А вы когда… — линия обрывается, а я лишь подавленно добавляю. — приедете… И так всегда. Ощущение, будто я в этом доме нужна только, чтобы убирать и готовить. Я не уверена, что меня вообще когда-то тут любили или даже просто уважали, а не использовали как раба. А самое обидное же, что мать тоже принимала участие в моём «рабстве» и никогда, повторюсь, никогда не пыталась понять, насколько мне тяжело. Придётся убирать, хоть и не особо хочется. Не уберу — выпорют армейским ремнём. Даже если уберу, всё равно найдут к чему придраться.       Пару раз вздохнув и включив магнитофон, я начала уборку, вскоре позабыв обо всех негативных мыслях. Хоть наша квартира и маленькая, но убираю я её почему-то долго. Может, потому что отвлекаюсь много и представляю себя Аллой Пугачёвой? Нет, всё же квартира большая.       Убравшись, я пошла на кухню готовить, ведь если они приедут, а дома жрать нечего, меня посадят на домашний арест и заберут все карманные деньги, которые я так долго копила. Решив приготовить вермишелевый суп и нажарить картошку с луком, я ещё полтора часа провозилась на кухне. И вдруг я снова слышу телефон. Быстро помыв руки, мчусь и отвечаю на звонок. — Маш, — сиплый голос, что стал мне, наверное, уже родным, и наигранный кашель, он, видимо, с телефонной будки звонит. — Да, Валер? — Мы тут в видеосалон собираемся, не хочешь с нами? — Мы — это кто? — Универсамовские. — Все? — удивляюсь я. Что за праздник? Что вообще у них там произошло, пока я тут хозяйничала? — Малая, ты идёшь или как? — слышу теперь уже довольного Марата, который, наверное, отобрал трубку у Валеры. — Иду, конечно. Дайте мне пятнадцать минут на сборы, — отвечаю радостная я и сбрасываю, бегом побежав к шкафу. Я пойду впервые с Валерой фильм смотреть! Надо выглядеть прекрасно. Нет, сногсшибательно!       В итоге мой сногсшибательный образ выглядит так: голубой тёплый свитер, короткая чёрная юбочка, колготки, ботфорты, подаренные на день рождения тётей Леной, и пальто, которое я ношу только по праздникам. Я должна выглядеть великолепно, и мне кажется, у меня это получилось.       Пару минут покрасовавшись у зеркала, позвонив тёте Лене и предупредив, что ушла, я бегом выбегаю из подъезда. Открыв дверь, сразу вижу ждущих Валеру и Зиму. Лысый курил, а кудрявый же задумчиво смотрел в пустоту.       Они оба замечают меня, застывают на пару секунд, не отводя от меня взгляда. Если же Зима позже ухмыльнулся, словно одобряя мой внешний вид, то вот Турбо… Он словно увидел что-то невообразимое и не мог отвести взгляд, с восхищением смотря на меня. Я замечаю этот взгляд и довольно улыбаюсь в ответ, подходя к ним. — Малая, а ты у нас, оказывается, ничего так, — снова ухмыляется Вахит, выкинув сигарету. — Не льсти, — ехидничаю я и, ожидая каких-то слов от Туркина, смотрю на него, что всё также не может отвести от меня взгляд. Приятно… Очень приятно. — Не знаю, что ты только что сказала, но ты и вправду очень красивая, — смущённо добавляет Валера, пока я улыбаюсь, а на моём лице появляется румянец. Такой простой, но такой приятный комплимент. — Пошлите, нас и так все уже ждут, — вдруг недовольно фыркает Зима и уходит вперёд. Усмехнувшись про себя и подумав, что это был приступ ревности, я иду за ним, а Валера вслед за мной.

***

— Салон, говорите? — скептично смотрю сначала на дверь квартиры, куда меня привели, а потом на Марата. — Ой, да ладно тебе! — отмахивается он в предвкушении вчера, позвонив в звонок. — Хозяева! — кричит Турбо, и дверь открывается. — Вы говорили, у вас видео посмотреть можно. — Можно, — в смятении отвечает достаточно старый мужчина лет так пятидесяти. — По рублю с человека найдёте и посмотрите. — А видак наш или фирменный? — спрашивает Маратик, пока Турбо считает купюры. Откуда у них столько денег? Что вообще произошло сегодня? — Фирмак. Мне в Монголии чеками зарплату выдали, пришлось в «Берёзке» отовариваться, — отвечает мужчина, пока Валера протягивает ему деньги. — Вот, здесь ровно. — Ребят, — посмотрев на нашу толпу, добавляет мужчина, слегка улыбнувшись. — Я, конечно, не против, но вы ж не поместитесь. — А мы попробуем, — в своём стиле отвечает Зима, и наша толпа заходит в квартиру. Честно? Я и вправду думала, что мы не поместимся, но оказывается, что почти весь Универсам может поместиться в одной комнате. Не хватает лишь Кащея. А и вправду, где он? Он обычно такие мероприятия не пропускает. Что случилось? Но мои мысли про Кащея тут же обрываются, когда Марат в шутку говорит сесть Валере на колени, дабы место сэкономить. — Марат, не выдумывай! — рявкнула я, пытаясь не смущаться. — Не, Малая, правда. Место маловато, а ты вполне и на коленках посидеть можешь, — вмешивается Адидас, поддерживая сводного брата. — Если хочешь, ко мне садись, — постучав по коленям, добавляет он. — Да и ко мне можешь, — ухмыляется Зима уже в привычной ему манере, пока Туркин готов его сожрать глазами. Ох, как он зол! Мне кажется, что даже его кудряшки покраснели. — Садись, — хрипит Валера, также постучав по коленям. Я же не против посидеть на коленках у Туркина, поэтому третий раз повторять мне не надо. Хоть и щёки мои и краснеют, впрочем, как и уши Турбо, я благодарна Марату за такое шуточное предложение. Когда мне ещё посчастливится посидеть на коленях у Валеры? Упустим момент, что я в короткой юбке, которая может задраться, да и столько взглядов приковано к нам. — Адидас, — слышится из толпы. — Скажи, а почему нам нельзя было привести наших девчонок, а Турбо можно? — я раскраснелась ещё больше. Хотя, наверное, если я увидела такую картину, то тоже бы подумала, что это не просто друзья. — Малая также универсамовская, — отвечает Вова. — А на коленках она сидит, чтобы место сэкономить. — Ясно, — слышится вновь из толпы, и вот кино начинается.       Местами страшно, смешно или грустно. Смотря боевик, я слегка сжимаю юбку и жмурюсь, поскольку страшно моментами. Валера же, увидев, что я испугалась, как-то странно улыбается и кладёт свою руку на мою. Мило. Мило и приятно. Наверное, я никогда не забуду его прикосновения. От них я словно куда-то улетаю, витая в своих мечтах и думая лишь о нём. Вроде бы простое прикосновение, но настолько тёплое и родное, что я даже забываю о фильме. Он старается в такие моменты сделать каменное лицо, пытаясь не выражать никаких эмоций, но вот красненькие ушки выдают Туркина, что и заставляет меня улыбаться. На момент я забываю, что в этой комнате сидят кто-то, кроме нас, я вижу лишь серые глаза, каштановые кудри, ссадины и прекрасные губы, которые манят меня в эту секунду. Я думаю, уже понятно, что за весь этот небольшой промежуток времени я влюбилась в него, вновь почувствовав это нежное чувство, что покорило моё сердце. Любовь, как говорится, зла, ведь не знаешь, когда она к тебе придёт.       Валера, смотря фильм, иногда поглядывает на меня, а я поглядываю на него, улыбаясь и пытаясь насладиться этим зрительным контактом как можно больше. Что у него в голове, когда он на меня смотрит так нежно, так тепло и так ласково? У него также быстро бьётся сейчас сердце? У него также потеют ладони? Он тоже чувствует эту странную эйфорию? Столько вопросов, на которые так хочется узнать ответы. Любит ли меня он или я ему просто подруга…?       Страшные моменты заканчиваются, а Валера всё не убирает руку, хотя я и не хочу этого. Мне так приятно чувствовать его ладонь на своей, так приятно видеть его красные уши и замечать столь нежные взгляды. Мне так хочется прокричать признание в любви, наплевав на всех, но всё же я не такая бесстрашная.       И вроде бы всё прекрасно. Просмотр боевика на коленках у Турбо, нежные его взгляды и наше общие смущения. Подумав, что так и будет дальше, я жестоко ошибаюсь, краснея уже не от тёплых чувств, а от происходящего.       Лица пацанов мгновенно меняются, смех прекращаются, а взгляд более сосредоточенный. Почему? А потому, что порнуху, блять, включают. Все почему-то забывают про меня. Забывают, что мне, может быть, пиздец как некомфортно! Забывают, нахуй! Даже Турбо на пару минут забывает про меня, пока я же придумываю план побега. И я не успеваю его придумать, ведь буквально через пару минут чувствую на себе чересчур много взглядов. Какого чёрта я решила пойти в юбке?! На мои ноги смотрят чуть ли не все присутствующие в комнате. Мне хочется провалиться под землю, хочется испариться, оказаться дома, до хоть уже к Илье в гости сходить, но не сидеть тут, чувствуя себя добычей стаи волков, которые не ели уже неделю.       Но самый ужас начинается тогда, когда я чувствую небольшой бугорок, который упирается мне в бедро. Долго гадать, что это, мне не приходится. От этого я ещё больше краснею, хотя до этого казалось, что краснее уже некуда. Я в юбке сижу на коленях у парня, который мне нравится и у которого стояк. «Хуже уже некуда» — думаю я и уже чуть ли не плача вешаю голову, дабы не видеть весь этот ужас.       Но тут я чувствую резкий рывок. Туркин неожиданно встаёт, хватает меня за руку и выводит из комнаты, пока нас сопровождают множество взглядов. Лишь один Адидас ухмыляется, самым первым осознав, что произошло. — Дай мне, — хрипит Туркин, когда мы выходим в коридор. — Десять секунд. Он забегает в ванную, запирается, пока я, желая как можно быстрее покинуть это место, обуваюсь и накидываю пальто. Я не считаю, но Валера выбегает из туалета быстро и также молниеносно обувается, хватая сначала куртку, а потом и меня, и бегом выводит меня из этой квартиры.       Я жду каких-то слов от него. Он молчит. Это молчание убивает меня медленно и мучительно. Каждая секунда, проведённая в тишине, приносит столько же боли, как и нож, воткнутый в грудь. Почему он молчит? Почему он меня вывел, а не воспользовался моментом, как бы это сделал, да хоть тот же самый Зима? Он бы не разрешил мне встать, не говоря уже о том, чтобы вывести меня.       Валера же просто молча идёт быстро, не останавливаясь. Ему стыдно. Настолько стыдно, что он не может посмотреть куда-то, кроме асфальта под ногами. Как он мог? Как он мог так опозориться? Он изначально не особо-то одобрил идею этой скорлупы, ведь понимал, что сдержаться будет сложно. Думаете, почему он сидел с таким каменным лицом, пока все остальные смеялись, кричали и шутили? Не потому, что фильм был интересный, а потому, что девушка, сидевшая у него на коленках, сводила его с ума. Он пытался акцентировать своё внимание не на потрясающие ноги и короткую юбку, которая задиралась, когда она ёрзала, не на прекрасные голубые глаза и улыбку, что доводила парня до безумия — вообще не на неё. Смотря на неё, он терял рассудок, не имея права больше отвести взгляд. И когда на экране появилось то, что появилось, парень уже просто не мог сдержаться. Ему было плевать на тех странных женщин, которых показывали, ведь кое-кто явно занервничал и, наверняка, не специально стал чаще ёрзать и задевать уже ожидаемый стояк. Ему стыдно, очень стыдно. Я же не могу найти себе места. Почему он себя так ведёт? Почему с утра ничего не сказал мне о моём признании, почему тогда ничего не сказал? Почему он вывел меня из этой грёбаной квартиры? Почему так покраснел? Почему сейчас молчит? Почему он не убирал так долго руку? Почему он смотрел так, будто также сильно любит меня, как я его…? Очень много вопросов, и есть лишь один способ узнать ответы… — Валера, — слегка неуверенно зову его. Он же не останавливается, а всё также быстро продолжает идти. — Я всё помню, — хриплым голосом произношу я, опустив взгляд. Турбо резко останавливается, а я же врезаюсь в него, поскольку он идёт впереди. — Повтори. — Я помню всё, что произошло вчера, — я не знаю, зачем я это сделала, не знаю, что будет дальше, но одно я знаю точно: я не могу молчать. — И мои слова — это чистая… Я не успеваю договорить «правда», как Валера разворачивается и впивается в мои губы. Мы пятимся назад, пока я не врезаюсь в дерево, почувствовав его неровную кору. Я отвечаю на поцелуй, также желанно и страстно пробуя на вкус губы этого чертовски потрясающего кудрявого, который сводит меня с ума. Я не вижу его серых глаз, ведь веки рефлекторно закрываются, как только я чувствую чужие губы на своих. Сердце бьётся бешеным ритмом, голова начинает кружиться, а тело пронизывает дрожь. Он ласково кладёт ладонь на мою щёку и одновременно слегка агрессивно гладит её, второй рукой схватив меня за талию. Это мой первый поцелуй. Я неумело пытаюсь повторять за Туркиным, который явно более опытен, чем я. Чувствую слегка болезненное покусывание, что, как снежный ком, нарастало, а позже — слегка уловимый вкус крови. Но мне плевать. Просто-напросто плевать. Воздух заканчивается, что у меня, что у него, поэтому приходится отстраниться, наконец открыв глаза. Передо мной он — кудрявый, сероглазый пацан из Универсама, который явно на меня сейчас смотрит не как на подругу. Мы пытаемся отдышаться, не смея отвести взгляд друг от друга. Моя губа до сих пор кровоточит, но нам не до неё. Любовь… Прекрасное слово, однако. Турбо мне ничего не говорит, он не признаётся мне в любви и не предлагает встречаться. Но любовь — это далеко не слова. Любить — значит уметь сказать «я тебя люблю», не произнося ни слова. Валере это удаётся. Он замечает кровь на моей губе, которую он прикусил. В глазах мелькает волнение, пока его большой палец аккуратно стирает кровь, всё также смотря мне в глаза. Его лицо снова приближается и также неожиданно, как и пару минут назад, он касается вновь моих губ, на этот раз нежно зализывая мою ранку. Это мой второй поцелуй. И я уже ни капельки не жалею о содеянном.