Пусть услышит вся Казань, что ты моя

      Валера возвращается домой. Уши до сих пор горят, а сердце бьётся таким же бешеным ритмом. Что с ним? Что, чёрт возьми, с ним происходит? Это был далеко не первый его поцелуй, не говоря уже об отношениях и его бывших, но Туркин такое испытывает впервые. Он раньше никогда не чувствовал этих бабочек в животе, думая, что это свойственно только девчонкам. Он никогда так искренне не улыбался, вспоминая кого-то. Что с ним? Что с Турбо?       А по факту всё же началось с того, что он много слышал о Малой. Про неё столько всего рассказывали, что каждый уважающий себя пацан хотел завладеть ей, присвоить себе, тем самым стать ещё большим авторитетом. Зима так и сказал Турбо недавно, да и зачем врать? Туркин сам-то стал общаться с Машей чисто из-за этого. Но сейчас… Всё по-другому, всё пиздец как по-другому.       Он понимает, что он и вправду влюблён в неё, да что уж мелочиться, он зависим ей! Он не может оторвать от неё взгляда, когда она улыбается или смеётся, он зависимый от её запаха, что присущ только ей, он хочет проводить время только с ней, крепко обнимая её, оберегая и всем сердцем любя. Вот такая вот эта настоящая любовь…

***

      Понедельник, новая рабочая неделя, шесть утра. Я в ванной решила наконец-то превратиться из лягушки в принцессу. Решив привести себя в порядок, я провозилась полтора часа, пытаясь нормально накраситься, заплести красивые косички и погладить рубашку. В итоге в зеркале я вижу красивую девушку с двумя косичками из тёмно-русых волос, в юбке и рубашке, с достаточно симпатичным макияжем и, как мне кажется, с вкусным ароматом маминых старых духов.       Для чего же этот весь марафет? Конечно же, для Валеры, какой же ещё тут может быть ответ?       Я вспоминаю, что у нас сегодня физ-ра, поэтому приходится брать с собой майку и штаны. Заглянув в шкаф, я вижу, что майки, которую я обычно ношу, нет, и вспоминаю, что я её постирала вчера. Приходится взять футболку с декольте, чёрт, терпеть её не могу.       И вот я понимаю, что уже пора выходить. Я очень надеюсь, что кудрявый сейчас стоит около подъезда, дабы вместе пойти на занятия, как это было на прошлой неделе. Поэтому в предвкушении встречи я вылетаю из квартиры, стыдно, конечно, это говорить, но на крыльях любви.       Только я открываю дверь подъезда и сразу вижу Валеру, что в ожидании пинал небольшой камень, на удивление, не курил. Я, кстати, вообще перестала его видеть с сигаретой, то ли он при мне их не достаёт, то ли вообще отказался от никотина. Я неуверенно, немного застенчиво и робко направляюсь к нему. — Привет, — смущённо произношу я и обнимаю парня. От того же ноль эмоций. Что с ним? Я что, зря кучу времени убила на это преображение? — Иди и смой это всё, — неожиданно и грозно рычит парень после объятий. Я же в шоке хлопаю глазами, ничегошеньки не понимая. — Так мы же опазд… — Иди и смой это всё, — вновь рычит, ещё более внушительно, чем до этого. Приходится послушаться, расстроенно я разворачиваюсь к двери. Зря в шесть утра проснулась! — И духи больше не используй, они твой природный аромат перебивают, — смущённо добавляет он, пока я уже более радостно улыбаюсь и захожу в подъезд. Не нравится ему этот весь маскарад, как, впрочем, и мне самой. Не люблю я это всё, не люблю я эти макияжи и краситься терпеть не могу, не комфортно мне с этим гримом на лице. Не комфортно, вот и всё.       Валера же почувствовал такую злобу, когда увидел эту штукатурку на лице у Малой. Вообще ему нравились накрашенные, ухоженные девчонки, но не Маша. Она и без косметики очень красивая и привлекательная. У неё и так были красивые и длинные ресницы, славный румянец, чистая, слегка бледная кожа, милые ямочки на щёчках, потрясающие, в меру большие голубые глаза, пухлые розовенькие губки, которые оказались очень сладкими на вкус, а главное, запах… Этот аромат не сравнится ни с одними духами «Шанель», хоть Туркин их, конечно, никогда не нюхал, но он уверен, что лучше аромата, присущего только Малой, нет.       Быстро стерев макияж, я вернулась ещё более счастливая, чем в первый раз. Мне очень льстило то, что я нравлюсь Валере без этого всего маскарада. Я ему нравлюсь такая, какая я есть.       Мы идём в школу. То ли из-за неловкости, то ли из-за смущённости, то ли фиг знает из-за чего мы молчим. Я витаю в своих мыслях, вспоминая наш вчерашний поцелуй. А если он это сделал на спор? А если это было наигранно и не искренне?       Пока моя голова полна «а если», я чувствую, как Валера берёт мою левую руку в свою. Я тут же возвращаюсь в реальность и изумлённо смотрю на Туркина, что с таким же каменным лицом продолжал идти дальше. Я же, выкинув из головы все эти навязчивые мысли, улыбаюсь и продолжаю идти, держа за руку любимого человека в лице Валерия Туркина.       И вот мы подходим к школе. Мы всё так же молчим, не зная, о чём начать говорить. Встречаемся ли мы? Думаю, что нет, ведь Валера мне этого не предлагал, но и мы далеко не просто друзья… — Ого, у нас что, новая парочка? — достаточно восторженно и неожиданно говорит Зима, внезапно появившись за нашими спинами. Вздрогнув, я поворачиваюсь к нему, разорвав наши руки. — А ты что, завидуешь? — в своём стиле спрашивает Турбо, ухмыльнувшись и пожав руку другу. — Возможно, — также ухмыльнувшись, отвечает Зималетдинов, уже посмотрев на меня. — Малая, ты что, у нас теперь с ним мутишь? Есть варианты и получше, — то ли со стёбом, то ли он серьёзно это говорит, но вот Валеру эти слова выводят и сильно. Я вижу, как в моменте он краснеет, кулаки его сжимаются, а глаза мрачнеют. Ревность? — И кто же это? — не без упрёка произношу я, слегка закатив глаза. — Дорогая Малая, я ничем не хуже этого кудрявого барана. Знаешь, сколько у него было таких, как ты? А бросил он их после… — Что сказал? — уже не на шутку злится Туркин, схватив Зиму за куртку. — Что за хуйню ты несёшь? Я баран? А ты тогда кто, яйцеголовый? — он чуть ли не кидается на лысого, пока тот недовольно шипит на слова Туркина. Я ничего не говорю, ничего не предпринимаю, а просто убегаю от них. Не хочу это слушать, просто не хочу.       Проходит два урока, я избегаю этих двух. Мне противно, что они пытаются поделить меня, противно до блевотины. Мне нравится, нет, я люблю Валеру, но пора бы ему уже сделать первый шаг и дать мне понять, насколько серьёзны его симпатия ко мне. А может, это вовсе не симпатия? А может, Вахит прав, может он правда использует меня? Может, я ему никто…       Урок физ-ры. Не люблю его. Не то чтобы я не люблю спорт, просто физрук очень требовательный попался. Вечно нормативы приходится пересдавать, всё-таки отличница же. — Люд, ты чего так нарядилась? — заметив перевоплощение подруги, спрашиваю я, обсмотрев её снизу вверх. Обтягивающие лосины, обтягивающая майка, накрашена она чересчур заметно и ярко, да и само выражение лица не очень-то скромное. — У нас же сегодня совмещёнка с десятым «Б», — тут-то мне захотелось провалиться. Я так старательно избегала этих двух больше часа, а теперь совмещёнка, так ещё и на физкультуре. — Может, прогуляем? — судорожно спрашиваю я, не желая видеть Туркина, пытаясь быстро придумать хорошую причину для прогула. — Давай в редакцию отпросимся? Давай дежурным поможем? Давай полы в актовом зале помоем? Только не на физ-ру… — Нет. Ты как хочешь, а я свой шанс упускать не буду, — загадочно отвечает она, расчесав волосы и завязывая небольшой хвостик. — Какой шанс? — Тебе, бесчувственной, не понять, — дотронувшись до моего плеча, достаточно высокомерно ухмыляется Ляхова и выходит из раздевалки, эпично хлопнув дверьми. — Что это было? — вслух говорю я, смотря на закрытую дверь. Она вообще какая-то в последнее время странная. Она не приходила ко мне в больницу, в школе вела себя очень пафосно и высокомерно, всё время липла к Валере, когда он подходил ко мне и провожал до дома. Что с ней происходит? — Маша, — вдруг открывается дверь, и заходит моя одноклассница Галя. — Физрук всех собирает. Я киваю в ответ и выхожу из раздевалки, прикрыв дверь, всё никак не переставая думать о Ляховой. — Пашурина, Сакович, вы чего так долго? А ну быстро в строй! — рявкает Пётр Николаевич, недовольно показывая на уже построившихся одноклассников. — Сегодня у вас из-за изменений в расписании совмещёнка с десятым классом. Сейчас семь кругов, разминка, а потом сдаём пресс, — физрук свистит, и мы все начинаем бежать.       Пока мы бегали в спортзале, появились они — десятиклассники. Девочки, кстати, почему-то в рубашках, галстуках и юбках, а не в форме. Неужели Николаевич опять попросит их о помощи, что, впрочем, уже неудивительно, это ведь его любимый класс. — Пётр Николаевич, мы закончили, — говорит Гаяз, возглавлявший нашу кучку бегущих. — Хорошо, мне сейчас надо отойти. Пресс принимает у вас десятый класс, — тут-то меня настиг такой ужас, что я аж покачиваюсь, то ли от усталости, то ли от шока. — Парни, нормативы я написал у себя на столе, принимаем честно и справедливо, иначе я вам разницу в журнал поставлю, — в своей манере говорит физрук, пока они кивают и идут к небольшому столику. Зималетдинова и Туркина я пока не вижу, лишь бы они прогуляли! Ох, лишь бы они прогуляли! Николаевич уходит, оставив нас наедине с десятым классом. — Ну тогда делимся, — говорит один из них, вроде его зовут Кирилл, я его парочку раз видела в школе. Он берёт листок с нормативами и внимательно смотрит на нас всех. Спустя небольшой промежуток времени мы уже все стоим по парам, кроме Ляховой, которая вышла в туалет вместе с Алсу. — Что вы делаете? — раздаётся до боли знакомый голос, появившийся около входа в спортзал. Я мельком смотрю туда и вижу Туркина и Зималетдинова. Блять… как хорошо, что я уже в паре. Хоть этот Саша меня и бесил, но это будет лучше, чем эти двое. — Николаевич нас попросил у них пресс принять, — отвечает Кирилл ему и бросает мат на пол, как, впрочем, и другие парни. — А ну тогда, — Валера ищет меня глазами, а я же прячусь за этим Сашей, который вообще не понимает, что тут происходит. — Можно выбрать? — Вы опоздали, — летит в его сторону. Я не знаю, как его зовут, но он конкретно меня бесил, да и бесит. Бывший парень Алсу, который сам её бросил, а не она его. Такой противный и самодовольный, рыжеволосый, с карими глазами и подтянутым телом. Как же он меня бесит. — Кто остался? — Мы, — слышу голос Люды, которая за руку тащит Алсу. Ляхова счастлива, это видно и по её выражению лица, и по улыбке, которая всё держалась на её лице. — Разбирайте, — фыркает рыжеволосый, заметив Алсу и отвернувшись к Гале. Ляхова мгновенно оказывается перед Турбо, поправляя волосы и противно улыбаясь. Почему она меня сейчас так бесит? А Алсу же, не особо хотя, подходит к улыбающемуся Зиме, который был крайне рад такому распределению, в отличие от Валеры. Он всё продолжал искать меня глазами и когда всё же находит, в глазах его вижу столько гнева. Он злится на меня? Да как он смеет… — Начинаем? — Кирилл вновь указывает уже на лежащие маты, пока мы все ложились на них.       Валера вместе с Ляховой находится не так уж и далеко от нас, через одного человека. Он глаз с меня не сводит, всё также смотря на меня недовольными глазами. И вот мы начинаем. Я достаточно хорошо начинаю в спокойном и равномерном темпе, особо не чувствуя усталость, только вот моя майка. Черт, почему именно сейчас и именно сегодня? Пока я качаю пресс, этот Саша, не скрывая, пялится на моё открытое декольте. Чёрт, чёрт, чёрт! — Эй, — слышу голос Турбо, посмотрев на него. Он жутко покраснел от ярости, что сейчас чувствует, пока Ляхова, которая тоже с декольте, всё не теряла надежды завоевать его внимание. Но этот гад даже не смотрит на Туркина, всё также продолжая открыто пялиться. Я почему-то в этот момент впадаю в ступор, продолжая качать пресс. А что мне делать? — Подонок, — вновь разъярённый рык, и Валера мгновенно кидается на этого гада. Он прописывает ему в скулу, повалив на пол, пока этот Саша пытался его с себя снять. Туркин не жалеет его, мне кажется, что вот-вот он что-то сломает этому парню. Я тут же встаю и пытаюсь их разнять, пока все остальные отрываются от нормативов, наблюдая за происходящим. — Хватит, — я со всей силы пытаюсь скинуть Валеру с него, но он меня не слышит. Он в ярости и вряд ли видит что-то, кроме его нынешней цели. — Туркин! Васнецов! Пашурина! — слышу ор Николаевича, но Валера всё не останавливается. Что делать? Ещё чуть-чуть, и он его убьёт! — Валера, — я беру его разъярённое лицо в свои ладони и смотрю ему в глаза. Он тяжело дышит, вены его пульсируют, а глаза полны бешенства. — Успокойся, — я вижу, что это не помогает, чувствую, что он берёт меня за плечи, желая оттолкнуть. И тут я понимаю, я знаю, что делать… Я нежно и крепко прижимаю его к себе, вдыхая его аромат. Он не пахнет табаком, как это было ранее, он пахнет свежестью осеннего утра и надвигающейся тучей, он пахнет ливнем, сильным ветром и любовью. Настоящей любовью… Чувствую, как его сильные и столь родные руки обнимают меня в ответ, а сердцебиение потихоньку успокаивается, приходя в норму. — Быстро, — снова доносится ор Петра Николаевича, но мне как-то на него сейчас всё равно. — Быстро все трое в кабинет директора!

***

      Кабинет директора. Я там бывала достаточно часто, но никак не потому, что была замешана в каких-то передрягах. Мы сидим и ждём, пока этот Саша придёт с медпункта. Я молюсь, чтобы ничего у него не было сломано, ведь Валере тогда влетит вдвойне. Я нервничаю и сильно, а Туркин сидит настолько спокойно, что мне страшно представить, сколько раз он так вот сидел и ждал разбирательств. — Успокойся, — он берёт мою руку в свою, нежно переплетая пальцы. В миг стресс покинул меня, я выдохнула, а Турбо усмехнулся и откинулся на спинку стула. — Даже если отчислят, плевать. — А я? Тоже плевать? — обиженно цепляюсь за его слова, пытаясь вытащить свои пальцы из его, но он крепко их держит, не давая разорвать касания. — Не неси чушь, — рычит он, взглянув мне в глаза. Ох уж эти серые глаза, с ума меня сводят. — Мне плевать на эту школу, но не на тебя. Льстит или говорит правду? Что творится в его голове? Как он ко мне относится? С какой целью это всё? Любит ли он меня? — Валерий! Ну как так? А ты, Мария? Вообще на тебя не похоже, — появляется Эльвира Александровна, взмахивая руками. Это моя самая любимая учительница по литературе, которая помогает мне с газетами, да и вообще, когда я её что-то попрошу. Сейчас же она явно в шоке, ведь взгляд её не может найти место. — Эльвира Александровна, ну вы же заступитесь за нас? — молю я, поскольку покровительство не будет лишним, особенно от одного из завучей. — Заступлюсь, конечно, — размахивает она руками. — Но ты же понимаешь, что если у Саши будет что-то серьёзное, то тут даже я не смогу ничем вам помочь. — Не будет там чего-то серьёзного. Я в полсилы бил… — Молчи! Я видела эти твои «полсилы», — рявкаю на Туркина, пока тот лишь устало вздыхает. — Я, кстати, прочитала твою статью, Мария. Мне она очень понравилась! Видно, что писала сердцем. — Да ладно вам, обычная статья. Ничего сверхъестественного. — Да нет, Мария! Как раз таки сверхъестественное, — Эльвира Александровна улыбается, посмотрев сначала на меня, а затем на зевающего Валеру. Я в ту же секунду краснею. Ведь музой для этой статьи был именно он… В коридоре появляется Саша, весь в зелёнке, ссадинах и с ваткой в носу. Он недовольно пытается им шмыгать, параллельно держа лёд на затылке. — Васнецов, ты как? — подбегает к нему Эльвира, обсмотрев с ног до головы. — Ничего серьёзного? — Нет, — злобно шипит он, яростно взглянув на Валеру. — Просто синяки и царапины. — Туркин, Васнецов и Пашурина, заходите, — слышится старческий голос директрисы, и дверь со скрипом открывается, открывая вид на разъярённую Антонину Бедросовну. Я сглатываю, никогда не видела её настолько злой. Мне кажется, что Эльвира Александровна тоже чувствует страх, пока Васнецов лишь шмыгает носом, а Валера лишь вздыхает, предчувствуя неладное.

***

— Антонина Бедросовна, ну давайте закроем глаза. Никаких же серьёзных травм нет. Всё обошлось, — пытается как-то сгладить углы Эльвира Александровна, но директриса сейчас находится в таком гневе, что вряд ли тут даже это прокатит. — И что теперь, на каждую драку глаза закрывать? Ничего ведь серьёзного! Чуть не убили, но не убили же, да? Так вы мыслите сейчас? — Антонина Бедросовна, ну это же молодёжь! Одна любовь на уме! Ну как за это можно наказывать? — в этот момент я краснею. А ведь и вправду, это всё произошло из-за нашей так называемой любви? Валера ведь меня заревновал к Васнецову, поэтому и кинулся на него. А без любви ревности не бывает. Значит, он и вправду любит меня? Директриса вздыхает и облокачивает голову на руки. Какое решение она примет? Неужели нас отчислят? Неужели вот он — конец? — Отчислять, так уж и быть, я их не буду, ваша взяла. Но чтобы больше такого не повторилось! В нашей школе нет места насилию! Но наказание вы всё равно получите! — И я? — восклицает Саша с изумлёнными глазами. Как он меня в этот момент бесит. Глаза готова я ему выдрать! — Ты уже своё получил. Так что свободен, — вновь вздыхает директриса, пока Васнецов выходит из кабинета. — А вы вдвоём начинаете подготовку к концерту на восьмое марта! Людей ищете, сценарий пишете, ставите всё, если помощь нужна, обращайтесь к вашей защитнице. Через две недели чтобы всё было готово. Ясно? — Ясно, — в унисон отвечаем мы с Валерой, подавленно вздохнув. У меня и так дел по горло, а теперь ещё и этот концерт. Почему-то взглянув на полностью равнодушного Турбо, я ловлю себя на мысли, что буду этим всем заниматься одна. Будет он мне помогать, такие, как он, только в драки лезть и могут! А мне теперь отдувайся за него! — Так ладно, свободны. Туркин, имей в виду, это было последнее предупреждение. Тебе ещё повезло, что с Пашуриной этот инцидент произошёл, а то бы вылетел бы отсюда, как пробка! — в своём стиле говорит Антонина Бедросовна, под конец своей фразы немного стукнув кулаком об стол, пока я лишь устало вздохнула. Повезло ему? Серьёзно? Как такое можно говорить? На меня пялились, потом заступились, и в итоге виновата я, и расхлёбывать эту кашу мне! — Ну и слава богу! — закрыв дверь, улыбается Эльвира Александровна, посмотрев затем на меня. — Ладно, я побежала, у меня как бы урок вообще идёт, — и она скрылась за коридором, оставив нас наедине. Почему-то мне становится очень обидно и в какой-то степени я даже зла. Почему это натворили пацаны, а я должна этот долбанный концерт организовать? — Эй! Ты чего? — заметив мой недовольный взгляд, произносит Туркин, подойдя вплотную, дабы посмотреть в мои глаза. Я молчу. А что мне сказать? Я зла на тебя, потому что ты заступился за меня, в итоге нас наказали этим чёртовым концертом, на котором ты меня, скорее всего, кинешь, и в итоге долбиться с этим всем буду я! Так что ль? — Ты из-за наказания? — вот чёрт! Словно в воду глядит своими прекрасными серыми глазами. Я опять молчу. И тут я понимаю, что почему-то глазницы начинают слезиться, и вот по моей щеке течёт одна слеза. — Неужели ты подумала, что я тебя кину? — неуверенно качаю головой, а Туркин по-дурацки улыбается, стерев слезинку с моего лица. Дура я? Возможно. Опять начала выдумывать себе не пойми что. Он любит меня, и теперь я это точно знаю. Он нежно прижимает меня к себе, пока я почему-то бесшумно плачу, стараясь как можно тише издавать всхлипы. — Мы вместе всё сделаем. Обещаю! Хочешь, прям сейчас пойду и всех заставлю выступать. Думаю, теперь все знают, что со мной шутки плохи, — смешит он, пока я невольно улыбаюсь, несильно стукнув его по плечу. — Нужно сначала сценарий написать, гений! — Ой, ну значит заставлю написать сценарий. — Валер, давай, пожалуйста, больше без драк. Хотя бы в школе, — не знаю, что он в этот момент думает. Не знаю, злится он на меня или нет. Но знаю одно, что его глаза сейчас полны неким спокойствием, которого я раньше никогда не замечала. — Хорошо, — шепчет он мне на ухо своим грубым, но таким родным голосом. — Больше без драк…