Пусть услышит вся Казань, что ты моя

      И вот спустя столько времени я снова иду по этой знакомой улице сквозь мороз, к которому, впрочем, уже привыкла, ведь климат в Казани заставляет это сделать. Куда я иду? А иду я туда, куда обещала не приходить. Я обещала и ему, и себе, но спустя два года снова иду в этот подвал, снова спускаюсь по замёрзшим ступенькам и снова чувствую запах пота и крови… Почему? У меня есть информация, которая пригодится людям в этой качалке, ну, а также я просто хочу снова увидеть эти близкие лица и услышать родные голоса тех, кто был мне дороже даже родителей… — Что за девка? — спрашивает пацан из толпы, видя меня, стоящую у входа. Сразу видно скорлупа. На удивление ничего особо тут не поменялось: всё тот же ринг, где я когда-то врезала Кащею, всё те же диваны, на которых я спала после муторного дня, всё на том же месте лежали атрибуты для спорта. Лишь пацаны поменялись, не вижу я знакомых, разбитых лиц, хотя возможно просто память плохая. Хотя почему возможно? Плохая у меня память, особенно на лица. — Адидас где? — грубо и холодно произношу я, стараясь не поддаваться ностальгии, хоть и плохо получается. Ответа нет, поэтому сама решаю зайти в закрытую каморку, решительно направляясь туда. Распахнув дверь, я вижу пацанов, бурно обсуждающих что-то. Ловлю на себе непонимающие взгляды незнакомых мне пацанов, и лишь один из них, видя меня, вскакивает с места и обнимает, как можно крепче прижимая к себе. — Ты вернулась, — говорит Марат, наплевав на то, что его за такой приём будут стебать — не принято так девчонок встречать. Я отвечаю на объятия, ведь сказать, что я не соскучилась, это нагло соврать, а мне так не хватало этого парнишки. — Зачем? — слышу ещё один до боли знакомый голос позади. Немного отстранившись от Марата, поворачиваюсь и вижу мрачного Адидаса… — Я тоже скучала, Вова, — с долей обиды говорю я, рассматривая давнего друга. Ни капельки не изменился, даже после Афганистана. — Зачем вернулась? Ты ведь обещала… — начинает возмущаться он, как я его перебиваю. — Это срочно, ради такого я готова нарушить своё обещание. — У меня лишь один вопрос, — в наш разговор вмешивается кудрявый шатен с удивлёнными глазами. Я его не помню, что по факту неудивительно. — Что тут, мать вашу, происходит?! Все, находящиеся в каморке, дружно смеются, в том числе и кудряш, я же лишь улыбаюсь, понимая, что за эти два года это место ни капельки не изменилось. Всё тоже чувство, что я нахожусь до боли в родном месте. — Правда, Володя, это кто? — подаёт свой картавый голос лысый. — Хых, не узнали, что ль? — ухмыляется Адидас и жестом показывает на меня. — Мала́я, собственной персоной. Длинная пауза. Я даже смущаюсь немного, но позже аккуратно сажусь на диван, положив одну ногу на другую. Да, я стала элегантной и порядочной девушкой. Всё, что было присуще мне два года назад, испарилось — я больше не лезу в драки, не качаюсь и не тренируюсь. Я обычная девушка с самыми обычными девичьими интересами. — Эй, что застыли? Неужели слышали обо мне? — пафосно ухмыляюсь я, видя все эти офигевшие лица. Когда-то я была тут авторитетом, хоть и являлась девушкой, не имея парня в универсаме. Как так получилось? Просто нужно уметь располагать к себе людей, ну, и в нужный момент набить морду кому надо. — Да так, кое-что, — кивает кудрявый, ухмыляясь и внимательно всматриваясь в моё лицо. — Турбо, — протягивает руку шатен, дружелюбно улыбаясь. — Мала́я, — элегантно и слабо отвечаю на рукопожатие, словно два года назад не била этими нежными ручками рожи таких, как он. — Так, ладно, что за важная информация? — спрашивает Володя и садится напротив меня. Пацаны сразу шевелятся: кто садится, кто встаёт в удобной позе, а кто просто выходит из комнаты. — Вам грозит опасность. — Малышка, нам всегда грозит опасность, — ухмыляется Турбо и протягивает мне жвачку. Я даже не удивляюсь, когда вижу на упаковке «Turbo». — Уж такая доля группировщиков. — Кудряш, помолчи, — срывается с моих обветренных губ. Я вспыльчивая, особенно когда из меня делают беззащитную дуру. Парень старше меня, наверное, на год или два, ну и что? Терпеть не могу, когда кто-то смеётся над моими словами, ведь я сейчас крайне серьезна. Я огрызаюсь, смотря прям в его самоуверенные глаза. Чёрт, серые… Как я обожаю серые глаза, кто бы знал… — А ты, я вижу, в реальности острая на язычок, как и по рассказам, — говорит лысый. Про себя начинаю смеяться, да так, что в душе всё переворачивается. «Острая на язычок»? Мягко сказано. С лиц Вовы и Марата, как, впрочем, и с моего, не сходит улыбка, ведь именно они знают, что со мной такие шутки плохи. Картавому повезло, что я пришла сюда в хорошем настроении, иначе была бы перепалка. И далеко не очевиден победитель, ведь когда-то драться я умела лучше любого пацана. — Да и не только, — подмигиваю парню, внутри умирая со смеху. Какие они наивные. Правда думали, что такими словами и поведением смогут меня задеть? Я выросла в компании пацанов, так что с такими знаками внимания далеко эти парни не уедут. Лысый довольно улыбается, а я же замечаю недовольный взгляд Турбо в его сторону. Ревность? Скорее всего, ох, как эти парни тешат моё самолюбие, хоть почаще заглядывай в эту качалку. — Что за опасность? — подаёт голос Адидас, внимательно наблюдавший за всей этой картиной. В душе он тоже, наверное, смеётся над парнями, ведь прекрасно знает мой характер, как, впрочем, и Марат, и ещё не появившийся Кащей. — Разъездовские готовятся к стычке. — Блять, ты издеваешься?! — вдруг вспыхивает Володя, что, конечно, и следовало от него ожидать. Не поменялся он, ничуть. — Ты из-за этого припёрлась сюда? Ты вообще понимаешь, как это опасно? — Дослушать не хочешь? — спрашиваю я, ни капельки не смутившись, ведь я прекрасно знаю его. — Стычка будет с огнестрелом, а позже с ментами. У них появилась скорлупа с предками в милиции. Так что вот, Володя. — Пр… — Пацаны не извиняются, — тут же перебиваю его я, ведь до сих пор помню законы улицы лучше, чем что-либо. — Будьте аккуратны с разъездом, лишний раз не ходите по их территории, не суйте туда носа. Я надеюсь, ясно? — Почему это мы должны тебя слушать? Откуда информация? Да и вообще, где это видано, чтобы девушка в группировке старшей была? — говорит самый борзый. Я его раньше не видела, а значит недавно в универсам вступил. А правда? Что такая девушка, как я делает с группировщиками? Как я тут оказалась? Я часто задавала себе этот вопрос и понимала, что сюда меня привело лишь банальное стечение обстоятельств, не больше. — Эй, ты что?! — тут же кипятится Марат. — Да ты вообще хоть знаешь, кто она? — Маратик, спокойно, — останавливает его Адидас, тот сразу же замолкает и отступается. — Брат сводный у неё в разъезде. А старшая она у нас, потому что пользы от неё было больше, чем от всех вас! Так что, пацаны, я за неё голову оторву. Не то чтобы слова Володи поднимают мне самооценку, но плюсов к ней точно добавляется. Просто так он бы это не сказал. Первое правило пацана: пацаны слов на ветер не бросают! — А я добавлю, — в дверях появляется Кащей, я сдержанно ему улыбаюсь, хоть и рада его видеть. — И я, — тут же добавляет Маратик. — Это всё, конечно, хорошо, — подаёт голос Турбо, жуя жвачку. — Но почему это, имея брата в разъезде, она с нами? Это не по законам… — Есть на то причины, — заступается Адидас. — Не в кентах она с ним, в отличие от универсама. — Почему? — Кудряш, не лезь куда не просят! — как можно милее стараюсь произнести я, хоть и звучит угрожающе, ведь это больная тема для меня, и Суворовы с Кащеем это знают. — Турбо, она права. Не всем такое можно рассказать, — поддерживает меня Вова и встаёт с дивана. — Мала́я, спасибо, что сообщила. Мы примем меры предосторожности. Больше не появляйся тут, поняла? Если кто увидит… — Не увидят, — ласково произношу я, тоже встав с удобного дивана. — А если увидят, то глаза вырву, — уже более грозно произношу и направляюсь к выходу. — Ебать, дама, — слышится от картавого. Ещё плюс к самолюбию. — Да, и это наша Мала́я, — отвечает ему Кащей. Я уверена, что он ухмыляется, вспомнив меня пару лет назад. Невзрачная маленькая девчушка, которая вечно путалась под ногами, но позже спасла всю группировку. — Стой, — вдруг идёт за мной этот Турбо, который уже успел мне надоесть, но я уже выхожу из подвала. — Втюхался парень, — вздыхает Володя, прекрасно понимая, что ждёт шатена. — Мне его жаль… — отвечает Маратик и мысленно попрощается с прежним Турбо.        — Да стой, тебе говорят, — хватает меня за руку Турбо, останавливая. — Чего тебе? — недовольно спрашиваю я, обернувшись. — Проводить тебя хочу, а то в такое время гулять одной небезопасно. — Я под защитой двух группировок. На вашей территории меня никто не тронет, да и на брата тоже. А на другие мне и не надо. — Ну, в любом случае, я хочу тебя проводить… — Ты не понимаешь, что это опасно? Если тебя увидят со мной, то это будет повод для стрелки, а я не хочу подвергать вас опасности! — Да, ты права, — выдыхает парень и отпускает меня. — Я не подумал… — В следующий раз подумай, Кудряшка. — Если не хочешь называть меня Турбо, то называй Валерой, — немного обиженно говорит он, пока я ухожу в нужном мне направлении. Он казался таким суровым, а сейчас дуется из-за «Кудряшки», ну, или из-за моего резкого поведения. Уж сильно много я знаю таких, как он, и никому из них не давала шанса даже просто стать друзьями — Турбо не исключение. — Хорошо, Кудряшка Валера. — А зовут-то тебя как? — с надеждой в голосе спрашивает Валера. — Сильвестр. — Я серьёзно! — Я тоже очень серьезна, — молчание… И вот мне нужно повернуть, и я напоследок смотрю в эти серые и такие красивые глаза Турбо. Я обожаю серые глаза, они сводят меня с ума. Почему? Может, потому что мои глаза такого же оттенка? Возможно, но скорее, потому что, именно такие глаза меня бы поняли. — Маша, меня зовут Маша, — говорю я и скрываюсь за многоэтажкой.       Валера, Турбо или, как мне хочется его называть, Кудряшка, кажется мне каким-то неправильным. Почему он так отчаянно пытается завоевать моё внимание за такой короткий срок? Потешить своё самолюбие тем, что сможет меня завоевать? Я чересчур потрясающая? Или он тот самый…? В самое последнее мне верится меньше всего, ведь любви я не жажду, хоть это и присуще моему возрасту. В то время, как у моих подруг или одноклассниц есть парни, у кого-то далеко не первые, я остаюсь неприкосновенной. Мне не нужен парень, ведь я вполне могу сама себя защитить в такое время, а лишние эти обязанности и так далее мне не нужны. По законам улицы, парень несёт ответственность за свою девушку, если она что-то натворит — спрашивать будут с пацана, а только потом с неё. И авторитет упадёт именно у него, а баба на то и баба, всегда будет прятаться за его спиной. Мне противно от этой мысли, я никогда не буду прятаться за мужчиной, никогда! Я считаю, что женщина вполне может за себя постоять, если захочет, конечно. Если она решит жить проще, то есть за спиной парня или мужа, то флаг ей в руки. А если она не хочет за кем-то прятаться и кого-то подставлять, пусть учит хотя бы элементарные способы самозащиты. Согласна, я странная, ведь очень мало женщин думает так же. Но может именно этим я и привлекаю пацанов? Тем, что я сама могу за себя постоять? Кто его знает?       Возвращаться домой мне не хочется от слова совсем, я хочу до утра просидеть в этой качалке, а может даже и вообще не возвращаться домой. Не то чтобы я ненавижу свой дом, нет, просто не люблю, ведь именно моя, так называемая, «семья» принесла, да, в общем, и сейчас приносит, мне больше всего боли… Мои родители развелись, когда мне было восемь. Я была ребёнком, который толком не понимал ничего, поэтому особо не препятствовал их разводу. Меня забрала с собой мать, а отец сначала уехал на заработки в столицу, а потом пропал без вести. Что с ним сейчас, никто не знает. Мать же вышла замуж второй раз за, по её словам, «интеллигентного молодого человека», хотя по факту всё было иначе. Он тоже был до этого в браке и остался с ребёнком после него. Поэтому у меня ещё и появился старший сводный братец, с которым я не поладила с первой нашей встречи. Я никогда не забуду, когда разлила на него мамин компот, а он начал орать, как резанный, я начала снимать с него майку. Тут это всё увидел мой будущий отчим, придумал себе неизвестно что и отлупил нас кожаным армейским ремнём, специально замахиваясь железной бляшкой. После этого дня у меня вся спина была в синяках, шрамах и красных разводах. Хотелось бы мне, чтобы эти побои на этом и закончились, но, к сожалению, это было самое начало моих мук. Когда моя мать и Гавриил поженились, мне было тринадцать, и с этого возраста я поняла, что такое жить зашуганной. Когда отчим напивался, он кидался сначала бить Илью — сводного брата — за малейший косяк, по типу двойки в дневнике или грязи в комнате. После него получала мать, тоже за какую-нибудь провинность в его сторону, ну, а потом, когда его пыл уже немного остывал, а алкоголь начинал выветриваться из организма, отхватывала и я, просто потому что жила в этом доме. Я вообще не косячила, от слова совсем. Когда я видела, что в холодильнике появлялась очередная бутылка самогонки или водки, то сразу превращалась в идеальное создание. А позже стала вести себя так даже без бутылки, ведь Гавриил Романович очень злопамятный человек и припомнит мне всё, когда вновь алкоголь будет течь по его жилам.       С отчимом мне не повезло, к сожалению, и с матерью тоже, хотя, наверное, нельзя так говорить. Она думала, что когда выйдет за этого Гавриила, то станет счастливой, а в итоге всё получилось наоборот. Спустя год она поняла, во что вляпалась и что тут развод уже не спасёт. Она впала сначала в уныние, затем её одолела апатия, потом тоже алкоголь… Я же была для неё жилеткой. Постоянно, ежедневно слушала о её проблемах. Слушала про этот неправильный выбор и несправедливость жизни. В какой-то момент, я поняла, что уже не могу это слушать, просто не могу, у меня мозг закипал после этого. Но я не переставала поддерживать мать и говорить слова, в которые сама не верила. Пару раз я спасала её от суицида. Она пыталась повеситься, выпрыгнуть с окна и утопиться, и я спасала её от всего этого, вызывала скорую, которая её потом откачивала… Даже после рождения маленькой крохи в нашей семье ничего не изменилось. Её апатия осталась, как и была, только теперь она ещё и жаловалась на то, как ей тяжело с тремя детьми. Один группировщик, другая никудышная, а третья ещё пока не понятно, хотя проблем столько же. По большей части рождение Фроси принесло больше всего проблем мне, ведь именно я была ей и за отца, и за мать, и за бабушку, и за старшую сестру. Девочки часто шутили, что я её настоящая мама, хотя я так себя и чувствовала. Никогда не забуду, когда я бесшумно рыдала у себя в комнате после очередной истерики матери и побоев отчима за то, что я принесла ему не просто чёрный чай, а с мятой. И Фрося тогда зашла ко мне в комнату и начала неумело утешать меня. В этой семье лишь она обо мне заботилась и лишний раз думала обо мне.       Сводный братец же, который был меня старше на четыре года, проживая переходный возраст, совсем потерял разум. Изначально у нас были очень натянутые отношения, лишний раз мы не говорили, даже смотреть на друг друга не хотелось. Но потом, когда я стала находить во время уборки журналы 18+, меня стало это напрягать, в отличии от Ильи. Не знаю, что у него в голове было, когда он вдруг начал приставать ко мне, пошло шутить в мою сторону, пялиться и даже в какие-то моменты лапать. Мама не верила, а отчим бы избил меня, а не его, ведь я «провоцирую бедного мальчика». Я была удивлена, как этот братец не трахнул меня. Хотя всё шло именно к тому, что когда родителей не было бы дома, то он, не взирая, на мой протест изнасиловал бы меня, наплевав на мои чувства.       Но, наверное, если бы не такая вот судьба, то я бы никогда не повстречала Суворовых. Только они знали всё о моей участи, только они и Фрося поддерживали меня в трудное время. Адидас-младший спас меня, когда меня чуть не сбила машина, а старший через несколько дней — от попытки уйти в мир иной. Там-то я всё и рассказала Володе, он слушал, не перебивал, а когда рассказ закончился, крепко обнял меня и сказал такие важные в то время слова: «Ты будешь счастлива, слово даю!» Именно после этого я стала под защитой универсама, имея сводного брата в разъезде. И через некоторое время стала старшей, ведь спасла всю группировку от гибели.       И вот я уже подхожу к дверям квартиры. Делаю пару вдохов и открываю дверь ключом. Захожу в квартиру и вижу коробки с вещами. — Илья что-то опять натворил, и мы переезжаем? — безразлично спрашиваю я, параллельно снимая обувь. — Нет, — звучит звонкий и весёлый детский голосок. — Папа сказал, что я уже большая и мне нужна своя комната, поэтому теперь я буду спать не в твоей комнате, а в своей! — воодушевленно говорит Фрося, с горящими от счастья глазами. — А Илья? На улицу что ль спать пойдет? — усмехаюсь я, но мгновенно делаю серьезный вид, ведь братец выходит к нам. — Я квартиру теперь снимаю, — холодно говорит он, пока я снимаю куртку, а Фрося бежит на кухню. — Откуда такие деньги? — Тебе какая разница? — цокает он и опять заходит в его старую комнату, я за ним. Вижу пустую комнату брата и в душе ликую, что наконец-то его не будет в этом доме. На одну проблему станет меньше. — К девушке переезжаешь? — с долей упрёка произношу я, хотя сама прекрасно знаю ответ. — Нет, у меня нет девушки, — серьезно говорит Илья и смотрит на меня своими карими противными глазами. У него нет девушки, потому что у него есть я. Я давно уже знаю, что мой сводный братец влюблен в меня, хотя скорее в моё тело. Я ничего не отвечаю и иду на кухню к сестре. — А где мама и Гавриил? — Мама сказала, что пошла к тёте Лене, а папа на работе, — отвечает Фрося, параллельно набирая воду в стакан. Ну да, ну да, работа в воскресенье. Опять, наверное, налево гулять пошёл, что, впрочем, опять неудивительно. — Маша, помоги мне собраться, — кричит Илья. — Ужин готовить ты будешь? — тишина, значит сам справится. — Фрось, а что ты на ужин хочешь? — Я? — задумалась сестрёнка. — Пирожки с капустой! — Мы же по праздникам их готовим. — Так сегодня праздник! — Какой? — У меня появится своя комната, а Илья теперь будет жить один! — смеюсь в ответ и одобрительно киваю крохе. Я не могу отказать ей, ведь её детская наивность меня так умиляет и радует, что хоть она счастлива даже из-за простой мелочи, как пирожки. — Хорошо, ты ведь мне поможешь? — Конечно.       Мы возимся на кухне очень долго. Пирожки готовы через два часа, когда уже темнеет. А Гавриила и матери ещё нет. — Ты уверена, что мама пошла к тёте Лене? — спрашиваю я у Фроси, налив ей чай в кружку. — Да, — отвечает она и, как волк, набрасывается на пирожки. — Тая устроилась в больницу медсестрой, — говорит появившийся в кухне Илья. — У неё сегодня ночная смена, а отец, сама прекрасно понимаешь, где… — он садится за стол и тоже тянется за едой. — То есть мы сегодня одни? — Да, — коротко отвечает братец. — Не мы, а вы. Я уже сегодня переезжаю. — Не боишься оставлять нас одних? — усмехаюсь я, делая глоток чая. — На нашей территории тебя и Фросю никто не тронет. Так что нет, — он встаёт из-за стола и обнимает со спины младшую. — Фрося, веди себя хорошо, ладно? — Угу, — кивает она и обнимает его в ответ. — Проводишь? — говорит уже мне с таким же безразличным взглядом. — Провожу, — я встаю из-за стола, и мы вместе направляемся к двери. Илья взял в руки две коробки и три сумки, а позже посмотрел на меня этими противными глазами, которые вечно ждут, что я так же буду на них смотреть. — Даже родителей не дождёшься? — Нет, — отвечает он и умудряется с набитыми руками открыть дверь. Я его понимаю, ведь он тоже особо не любил ни отца, ни мачеху. — Удачи, — говорю ему напоследок, он же сдержанно кивает в ответ и уходит вниз по лестничной площадке. Теперь моя жизнь станет намного проще без него. Я теперь смогу ходить в нормальной одежде и не бояться, что случайно, одев короткие шорты или майку с вырезом, привлеку сводного брата. Теперь я могу ходить, не закрывая полностью всё своё тело и не бояться стояка Ильи. — Маш, — звучит звонкий голос Фроси. — А я сегодня у тебя сплю или у себя? Я возвращаюсь на кухню. — Решать тебе. Мы можем перетащить твои вещи в новую комнату, а можем это сделать и завтра. — Я хочу сегодня! — А тебе не будет страшно спать одной в комнате? — допиваю свой чай и иду мыть кружку. — Не будет! Только ты ведь меня уложишь? — с мольбой в глазах говорит сестрёнка. Я улыбаюсь ей в ответ и киваю. — Уложу. — Ура, тогда пошли быстрее мои вещи переносить!       И вот когда на часах уже одиннадцать, я захожу в свою комнату и с облегчением прыгаю на кровать. Теперь я одна в этой комнате, теперь нет братца в соседней, теперь в моей жизни опять появится универсам. Сегодняшний день прошел хорошо, но тяжеловато. Я очень устала, пока готовила и элементарно обустраивала комнату Фроси. Ложусь спать и благодарю себя за решение сделать домашку в пятницу, а не сегодня.       И вот моя тёплая кровать, мягкая подушка и тишина… Но вот в голове творился бардак. Мысли были полностью заняты лишь одним человеком… Сероглазый Турбо никак не мог вылететь у меня из головы. Я прокручивала в мыслях его фразы, вспоминала эту ухмылку на лице, полном ран, перед глазами появлялся его грустный взгляд, когда я уходила и эти потрясающие кудряшки, которые потихоньку начинали меня сводить с ума. Неужели это влюблённость? Или просто интерес?