Пусть услышит вся Казань, что ты моя

      Утро… Звучит будильник, который я ненавижу, ведь ещё та любительница поспать. Я понимаю, что надо спешить, если не хочу опоздать никуда, поэтому сразу иду чистить зубы, немедля ни секунды.       Потом я иду по привычке готовить завтрак, ведь мать не сильно-то и умела орудовать ножами и сковородкой, в отличие от тёти Лены. Она была единственной близкой подругой мамы, которая являлась её одноклассницей, а позже они вместе работали в больнице во время войны. После этого их дружба стала очень крепкой, ведь они прожили эти страшные четыре года вместе, плечом к плечу. Тётя Лена и учила меня готовить, да и вообще помогала иногда с уроками и домашними делами. Она была хорошим человеком, позитивным, весёлым, отзывчивым и искренним. Она была из тех немногих людей, к кому я могла обратиться за помощью.       Когда я заканчиваю с готовкой завтрака, то иду будить Фросю в её новой комнате. — Фрося, вставай, — с этими словами я захожу к ней в комнату, а потом распахиваю старые шторы и присаживаюсь к крохе на кровать. Она же лишь переворачивается и прячется под одеяло. Я улыбаюсь. Фрося никогда не любила рано вставать и с утра всегда была похожа на домовёнка, ведь тёмные длинные волосы были сильно растрепаны, словно она всю ночь где-то лазила. — Ефросинья Гавриловна! — уже строго говорю я, на что маленький домовёнок мгновенно подскакивает, не открывая свои зелёные глазки. Я целую её в лобик и отправляю умываться, пока сама начинаю собираться.       Мы завтракаем, одеваемся, собираемся и выходим из квартиры, направляясь в детский садик.       Гавриил и мать так домой и не пришли, что было и к лучшему. Я не боюсь оставаться одной с Фросей, ведь по факту воспитала её я и весь этот уход за ребенком сейчас для меня очень прост, от части, наверное, всё-таки из-за возраста сестры. За Фросей уже не нужен сильный уход и тщательный присмотр. Она уже спокойно может оставаться одна дома в свои пять и растёт самостоятельной, что меня очень радует.       После того, как я отвожу Фроську в садик, я бегу в школу, ведь уже опаздываю. Забегая со всех ног в учебное заведение, я встречаю классного руководителя, который мне говорит, что учитель по физике заболел и что нам сегодня ко второму. Я особо не расстраиваюсь и иду дальше по коридору в надежде найти укромный уголок и вздремнуть пару минуток. — Пашурина! — слышу противный и мерзкий голос завуча, по совместительству и учителя иностранного языка. Ходят слухи, что она может свободно разговаривать на пяти языках. Но по факту в школе преподаёт только три: английский, немецкий и французский. Какие ещё два языка она знает, никто даже не догадывается. — Да, Раиса Марковна, — натянуто улыбаюсь ей. Ей примерно около пятидесяти пяти, а может и больше. Женщина в теле, ходившая всегда в строгих костюмах и прямоугольных очках. Её светлые русые волосы всегда заплетены в пучок, а губы накрашены ярко-красной помадой. — Пашурина, почему ещё не вышла газета? — начинает ругаться она. — Бумагу вам должны были привезти, или опять поставщик школы перепутал? — Нет-нет, Раиса Марковна, всё привезли. Писать сейчас не о чем. В школе ничего не происходит, мероприятия не проводятся. Я не знаю о чём писать. — Ну, пиши о том, что на улице творится. Напиши про какую-нибудь группировку. Про то, как это опасно… — Я поняла, — перебиваю её, ведь мне совершенно не хочется про это слушать. — Сегодня напишу. — Ну-ну, — с презрением в глазах смотрит эта женщина на меня, а после разворачивается и уходит.       Я писатель и главная в нашей школьной газете. Вообще, в нашей так называемой «команде» всего пять человек. Людка — моя близкая подруга, которая являлась редактором, ведь глаз у неё заточен на ошибки, как у орла на мышей. Веник — рекламщик, который разносит эти газеты. Миша — отвечал за картинки и фотографии. И красавица Алсу, которая почти ничего не делала, а лишь для вида состояла в нашей редакции.       Звенит звонок, значит урок окончен, а я так и не смогла спокойно поспать, ведь все мои мысли были заняты идеями, что же написать в газете. Про группировки мне не хотелось писать, потому что, если и писать — то только плохое, ведь за хорошее сильно отругают. Но писать плохо мне не хотелось, ведь всё-таки я когда-то была в одной из них. — Маш, — слышу знакомый голос и оборачиваюсь, видя Люду Ляхову, которая шла прямиком ко мне. — Привет. — Привет, — говорит она и крепко обнимает. — А что ты так рано тут? Обычно ведь опаздываешь, — усмехнулась подруга, пока мы шли в нужный класс. — Я не знала, что нам сегодня ко второму. Вот и пришла раньше, чем нужно. Да ещё и Раиса эта сказала, чтобы сегодня газета была уже написана, а я даже не знаю о чём писать. — Напиши о новых парнях из десятого. Сегодня два парня перевелись в десятый «Б». — Что за парни? — интересуюсь я, хотя мне они совершенно безразличны. Перевелись и перевелись, мне какая разница? — Группировщики, по ним видно. Оба красавчика такие, что прям все девочки уже повлюблялись. — Очередные жертвы Алсу? — усмехаюсь вновь я, ведь понимаю, что если красивые пацаны переводятся в нашу школу, то Алсу сразу начинает их охмурять. Это и ежу понятно. — Возможно. Но правда, я их видела. Такие красавчики! — пищит Люда мне в ухо, прекрасно зная моё отношение к парням и всей этой влюбленности. И вот мы подходим к двери нужного кабинета. До звонка остаётся ещё много времени, поэтому в класс мы не заходим. — Маша, вон они, вон они! — пищит снова Ляхова и глазами показывает за мою спину. Я с безразличным взглядом поворачиваюсь в сторону этих «красавчиков» и вижу… В тот момент я удивляюсь, посмеиваюсь и может даже радуюсь, ведь вижу сейчас перед собой лысого и кудряшку. Они меня замечают, улыбаются и начинают идти к нам, на что я быстро реагирую, буркнув Люде что-то наподобие «подожди», и иду к ним на встречу, позже заводя их за угол. — Вы что тут забыли, а? — то ли с интересом, то ли с раздражением спрашиваю я у парней, но не могу отвести взгляда от этих серых глаз, о которых думала вчера почти всю ночь. — Мы подрались в прошлой школе, вот нас и выгна… — только хочет сказать картавый, как Валера его перебивает. — Мы сами ушли оттуда, — холодно говорит, а позже безразлично осматривает меня с ног до головы. Что с ним стало? Где вчерашний интерес? Где этот огонь в глазах? Где Кудряшка, который у меня вчера из головы не вылетал? Неужели обиделся? Я фыркаю на это его поведение и перевожу взгляд на лысого друга. — Понятно. Имя кудрявого я знаю, а твоё вот нет. Не хочешь исправить? — мило улыбаюсь ему, видя, как лицо Турбо становится мрачнее, а брови начинают хмурится. — Зима, но, а так Вахит, — протягивает он мне руку, а я отвечаю на рукопожатие, всё так же мило улыбаясь. Но тут звенит звонок. — Я пошла. Ещё увидимся, — и скрываюсь за стенкой, напоследок взглянув в серые глаза кудрявого шатена, которые были полны гнева и ревности. Я провокатор? Возможно… Вижу Людку, которая не понимала ничего, всё так же стоящая на том же месте. — Ты их знаешь? — тихо спрашивает она, пока мы заходим в класс. — Пересеклись недавно.       И вот урок. Было скучно, ведь все мои мысли были заняты лишь этим Турбо. Мне почему-то сразу перехотелось называть его «Кудряшка», почему не знаю. А также мне жутко захотелось жвачку, а именно «Turbo». Наверное, если ещё конкретней, то с рук Валерия из десятого «Б». Я понимаю, что не знаю его фамилию, и мне хочется узнать. У меня есть знакомые в его новом классе, так что узнать фамилию Валеры несложно.       Спустя сорок мучительных минут звенит звонок. Я чуть ли не бегом вылетаю из класса с надеждой увидеть в коридоре Турбо и Зиму. Никого… А на что я надеялась? После этого поведения Турбо, я думаю, что они теперь мои друзья? Ха-ха, они не такие. Да и я, в принципе, тоже. Всё-таки с каплей обиды разворачиваюсь и ухожу, даже не допуская вариант, что их могли задержать или они не успели. В тот момент я не думаю, просто иду на следующий урок, даже особо не смотря под ноги. Я поднимаюсь по лестнице, всё так же летая в своих мыслях, но тут вдруг поскальзываюсь и лечу прямо лицом в порожки. Я даже не успеваю ничего понять, когда чувствую сильные руки на своём животе, которые после притягивают меня к чужому телу. Если смотреть со стороны, то кажется, что парень, который спас меня от разбитого лица, обнимает меня со спины, ведь наши тела очень близко друг к другу. — Ты чего под ноги не смотришь? — этот голос… я сразу узнала его владельца, но испуг, который овладел мною, не давал сказать ни слова. — Маш, — уже более тревожно произносит Турбо и разворачивает меня к себе лицом. Я снова вижу его глаза, только теперь взгляд не безразличный, а взволнованный и беспокойный. Неужели испугался за меня? — Маша! — Валера начинает меня трясти, ведь реакция на его слова полностью отсутствует, а следом у меня подкашиваются ноги, и я не могу устоять на них. Я падаю на пол, чувствуя, что руки Валеры смягчают удар. Он садится рядом, всё так же тряся меня за плечи и смотря на меня этими чертовски красивыми серыми глазами. В тот момент я вижу только их, больше ничего. — Валера, — очень тихо шепчу, можно сказать, только губами, но он меня слышит. И буквально после этого сразу прихожу в себя. Транс, который овладел мной, мгновенно пропадает, а я возвращаюсь в реальность. Мой взгляд теперь боится наткнуться на серые глаза, а руки не могут найти место. Он видит, что со мной уже всё хорошо, но всё так же крепко держит меня за плечи, не смея убрать руки. — С тобой всё хорошо? — так мило и заботливо спросил он. Наверное, если бы мне задал такой вопрос, с такой же интонацией и в такой же ситуации любой мой одноклассник или даже Вахит, я бы блеванула от таких «чувств», но это был Валера… — Да, — неуверенно киваю и слышу звонок на урок. Напоследок украдкой смотрю на него и убегаю, оставив его на лестничной площадке. Если сравнивать вчерашний мой уход и сегодняшний, то нужно выделить две основные вещи. Первое: тогда я уходила пафосно и надменно, я насмехалась над «Кудряшкой» и даже не думала о нём, сейчас же я убегаю смущённой и растерянной от Валеры, понимая, что что-то у меня в груди теплеет от одного его присутствия. Второе: я решила дать ему шанс? Может быть он и вправду тот самый… А может быть я… влюбилась?       После этого я старалась, как можно лучше избегать Турбо. Если я видела его с Зимой, то сразу разворачивалась и уходила в другую сторону, хоть теперь мне и нужно было обходить всю школу, чтобы добраться в нужный кабинет. Почему я так делала? Честно, я сама толком не знаю. Скорее всего, потому что я не хотела контакта с Валерой, ведь мне было неловко за инцидент на лестнице.       Фамилию я его узнала. Оказалось, что у Валерия-Турбо фамилия Туркин. Теперь мне стало чуть-чуть яснее, почему он именно «Турбо», но логичнее было бы прозвать его «Туркой». Хотя логика в группировках — это редкость, да и тем более «Турбо» звучит намного лучше, чем «Турка». У Вахита же была поинтереснее фамилия, впрочем, как и имя, Зималетдинов. Тут-то с погонялом всё понятно и логично. Как только я услышала его фамилию, я даже повторить не смогла. Язык сломаешь. — Ты со мной останешься в редакции? — спрашиваю я Люду после последнего урока. — Нет, сегодня у бабушки по папиной линии день рождения, мы уезжаем поздравлять. — Хорошо, тогда до завтра! — До завтра! — мы обнимаемся и расходимся по разным сторонам.       Когда Люда выходит на улицу, она сразу замечает нашумевших и уже популярных парней — Вахита и Валеру. Они ей понравились, но Туркин больше, чем Зималетдинов. Она сразу положила на него глаз и поняла, что никакой Алсу не отдаст Валеру, она его добьётся! Любой ценой! Ляхова делает невозмутимый вид и проходит мимо парней. — А не та ли это, которая с Мало́й была? — спрашивает Турбо, всматриваясь в лицо девушки, которое аккуратно укутано в платок. Они тут стояли около десяти минут, уже замёрзли и выкурили две сигареты, прячась за друг дружку, дожидаясь нужного им ученика, а конкретнее — ученицу. — Та, — отвечает Зима и свистит Людке. Девочка не сразу понимает, что это ей, но когда видит стоящего перед ней Турбо, сразу слегка краснеет и не может отвести от него взгляда, когда тот смотрит ей в карие глаза. — Ты же подруга Маши? — холодно спрашивает он. Вся эта эйфория улетучивается. «Почему это они Машкой интересуются? Почему Валера спрашивает про неё? А я? А как же я?» — думает Люда, немного скривившись на слова Туркина. — Да. — Почему она не выходит? Где она? — снова задаёт вопросы Турбо, не меняя своё выражение лица, как, впрочем, и тон. — Она в редакции сидит. — Газеты? — теперь удивлённо спрашивает Вахит, который до этого внимательно рассматривал Ляхову. — Да. Она пишет выпуски, а я их редактирую, — немного подняв нос, отвечает та, желая похвастаться, но парни даже не обращают на её слова внимания, а просто разворачиваются и идут к входу школы. «Ну, гады! А где спасибо? Где благодарность? И вообще откуда они знают эту Пашурину?! Чем она лучше меня?!» — обиженно думает Люда, шагая домой.       Я в это время сижу в размышлениях: о чём же писать новый выпуск. В голову ничего не приходит. Идеи почему-то покидают меня. Я не хочу писать о группировках, я не хочу писать про Турбо и Зиму, я не хочу вообще писать. На меня нападает писательский ступор, что бывает со мной частенько. — К работникам газеты можно? — неожиданно выводит меня из мыслей картавый голос Зимы. Они заходят в редакцию, внимательно рассматривая помещение. Вообще, выделенный нам уголок и вправду был уголком. Раньше тут по-моему была кладовка, а потом, когда завуч договорилась с кем-то, сюда привезли пишущую машину, три стола и бумагу, за каждый листочек которой отчитывалась сначала я Раисе Марковне, а потом она своему начальству. В общем, наша газета оставляла желать лучшего. — Можно, — искренне улыбаюсь я, ведь мне так не хочется оставаться одной. Хоть я их и избегаю целый день, и мне в какой-то степени стыдно перед Туркиным, но я правда рада их видеть здесь. Возможно, потому что в глубине души я даже на это надеялась и хотела, чтобы они пришли. Почему? А кто его знает… Парни проходят в комнатку, рассматривая вблизи все её атрибуты. — Ты работаешь в газете? — удивлённо задаёт вполне абсурдный вопрос Зима, сев на свободный стул. — Не то чтобы работаю. Мне не платят за это. — Тогда что ты тут делаешь? — грубо произносит Турбо и плюхается рядом с Вахитом. Его особо не впечатлило моё, так называемое, хобби, в отличие от Зималетдинова. — Мне нравится писать статьи, особенно на интересные темы. А также я иногда сваливаю с уроков и у меня автомат по литературе. Так что во всём есть свои плюсы, — ухмыляюсь я и перевожу свой взгляд на печатную машинку. — Хоть какая-то выгода, — холодно отвечает мне Валера, явно о чём-то думая. — О чём сегодня писать собираешься? — спрашивает Зима, до сих пор находясь в неком шоке от моего увлечения. — Я ещё не придумала, но статья должна быть готова к завтрашнему дню, — вздыхаю и смотрю на горящие глаза Вахита, который с сильным интересом смотрел на машинку. — Ты никогда не видел пишущую машину? — Знаешь, Мала́я, я пацан с улицы, который интересуется далеко не такими машинами, — как можно умнее произнес он. — Хочешь напечатать что-нибудь? — вижу горящие глаза и быстрое кивание. Я улыбаюсь картавому Зиме и взглядом приглашаю на писательское место. Он же мгновенно подскакивает и оказывается уже рядом со мной. Наши действия сопровождает хмурый Валера, который мрачнеет ещё больше, когда я объясняю Вахиту, как правильно печатать. — А я могу попробовать? — задирает голову Зима, чтобы увидеть меня, ведь я стою за стулом, на котором он сидит. — Да, можешь. Всё равно парочку бумажек я списываю, как черновые, — в ответ пожимаю плечами и внимательно смотрю на сосредоточенного Вахита, который уже что-то печатает. Позже на желтоватом листочке появляются три буквы: УКК. — Если мне не изменяет память, то это: Универсам — короли Казани? — Не изменяет, — неожиданно подаёт голос Турбо, встаёт со стула и подходит к нам. — Зима, двинься! Я сейчас! — Вахит же мирно встаёт и уступает место другу. — И что тут делать надо? — непонимающе разводит руками Туркин, пока я снова встаю рядом и начинаю показывать, как нужно. — Нет, не туда ты свои пальцы суёшь! Не трогай это! Смотри, — и вот моё терпение лопает, и я касаюсь руки Валеры, дабы направить её на нужную клавишу. Его рука больше и мощнее моей, а костяшки красные и стёртые, кожа твёрдая и сухая, ну, а главное она тёплая, даже очень. Я чувствую тепло Валерия Туркина, оно такое необычное. С виду он холодный, мрачный, бесчувственный пацан с улицы, который кроме её законов ничего не знает, но он тёплый. Он тёплый, а значит он живой человек. Живой человек с живыми чувствами…       Я немного смущаюсь от такой близости, но не убираю руку. Уши Туркина мгновенно заливаются алой краской. Лицо я его не вижу, ведь стою сзади. Мои щёки вдруг алеют, мне становится жарко и душно. Что это? Что это со мной? — А можно, — неуверенно и тихо произносит Турбо. — Я попробую что-нибудь написать? — Можно, — всё также смущенно отвечаю я и медленно, нехотя убираю ладонь, хотя мне ещё хочется держать его теплую руку, в своей. Зима же в это время молча наблюдает за нами в сторонке. Я его не вижу, не замечаю и, вообще, мне кажется, что его тут нет. Я забываю обо всем кроме Валеры, сидящего за машинкой. Туркин раздумывает, видимо он не знает, что написать. Но тут он разворачивается и смотрит своим пронзительным, с первого взгляда, холодным взглядом прямо мне в глаза. А я же не имею права первая прервать этот настолько приятный зрительный контакт. Мои щёки продолжают ещё больше гореть, и я уверена, что они сейчас будут такими же красными, как уши Валеры. Но тут он мгновенно разворачивается и быстро, как только позволяет слегка наработанный рефлекс, начинает печатать маленькие буковки на листочке. В этот момент я наконец-то замечаю Вахита, который с таким же интересом, что и я смотрит на Турбо. И вот он ставит точку. Предложение большое, поэтому я делаю шаг и вслух начинаю читать. — У тебя очень красивые глаза, — читаю и лишь спустя пару секунд понимаю значение этих строк. Это написано мне… Именно мне…       Валера смущённо смотрит на свои руки под столом всё с такими же алыми ушами. Но тут подходит к нам Вахит, видя прекрасно нашу смущённую атмосферу и красные части тел, и решает разрядить обстановку. — Спасибо, конечно, но про твои глаза я так сказать не могу. Они у тебя бесцветные, — шутит Зима, в ответ получая несильный удар в плечо. Я же в это время стою ещё смущённая и ничего не понимающая. Зачем Валера это написал? Неужели он и вправду считает мои глаза красивыми? — У тебя тоже, Валер — тихо всё с такими же горящими щеками произношу я. Его уши вновь заливаются краской, а глаза смотрят прям в душу. Что ты делаешь со мной, Валерий Туркин? — Слушайте, может мне выйти? — немного раздражённо говорит Зима. — Любовники хреновы. — Что сказал? — гневно говорит Турбо, встав со стула и подходя к Зиме, замахиваясь кулаком. — Пососитесь ещё! — таким же тоном отвечает Вахит, и тут завязывается драка.       Придя в себя, я вижу Валеру, который прописывает Зиме в лицо, затем Зималетдинов кидается на него, как собака на кости. Они начинают бить друг другу морды, причём не в шуточной форме, а в самой настоящей. — Эй, хватит! — ноль реакции. — Я сказала хватит! — кричу я и даю сильный подзатыльник и одному, и второму. Они останавливаются и потирают место, на которое пришёл удар, ведь врезала я, не жалея сил. — Ведёте себя, как маленькие дети, которые конфетку не поделили! — привычную фразу для сестры говорю я, но, увидев ухмылки у этих двух, сразу доходит, что я сказала. — Ой, нет! Я не это имела ввиду! — Да ладно, — улыбается Вахит. — Ты и вправду конфетка, — Валера же опять грозно смотрит на друга. Я замечаю, что намечается ещё одна перепалка. — Если вы продолжаете в том же духе, то дверь там! — говорю я и обиженно сажусь за стол. Они же, видя, что я обижаюсь, ну, или обижусь, если они продолжат, жмут друг другу руки и подходят ко мне, ставя стулья рядом. — Слушай, Мала́я, а как ты с Универсамом связалась? — спрашивает уже остывший Вахит. — Имея брата в Разъезде, — добавляет Турбо. — Хах, а вам расскажи, — усмехаюсь я и поворачиваюсь лицом к вполне уже адекватным парням. — Спас меня сначала Марат, а потом и сам Адидас. — В смысле? — В прямом. Я переходила дорогу, а тут лихач какой-то на красный поехал, я даже опомниться не успела, когда между нами было меньше метра. Но тут появляется Марат и оттягивает меня от машины. — Молодец, пацан, — говорит Зима и одобрительно кивает. — Да, он тогда ещё не пришился. — В любом случае, — серьёзно говорит Валера. — Спасти красивую девушку — это поступок настоящего пацана, — я вновь немного смущаюсь. — А Адидас как? — спрашивает Вахит, желая узнать всё в мельчайших подробностях.       Я рассказываю им свою историю, как три года назад я пыталась спрыгнуть с крыши, но Вова это заметил и спас меня. Выслушал, поддержал и дал слово пацана, что всё будет хорошо. А позже привёл меня к Кащею и сказал, что девочка толковая, с братом в Разъезде, может помочь Универсаму. Ну, а тот сначала послал меня, а потом, когда я спасла всю группировку в одиночку, сразу зауважал и принял. Я даже скорлупой не была, сразу в высшие возраста попала. Ну, а потом, когда Володя на Афган уехал, я пообещала ему, что больше не вернусь к Универсаму, ведь это опасно, когда его рядом нет.       Они слушают меня, в какие-то моменты ахая, в какие-то ругая меня, в какие-то благодаря Адидаса. Но я не решаюсь рассказать им причину, почему я хотела покончить с собой. Так сильно я не доверяю ни Зималетдинову, ни Туркину.       После моего рассказа мы плавно переходим на обсуждение других тем. В общем, мы и смеёмся, и бурно обсуждаем соседние группировки, и рассказываем разные истории. Я так и не пишу статью, даже её не придумываю. Короче говоря, этот вечер мы проводим очень классно и душевно, даже не заметив, как за окном уже темнеет. — Блин, мне же ребенка из садика забрать надо! — вспоминаю я, когда вижу, что на улице уже темно. Я начинаю носиться по редакции, собираясь уходить. — Какой ребенок? — не понимающе спрашивает Валера. — Обычный, маленький и ждущий меня, — собираясь и бегая по комнате, я отвечаю на глупый вопрос Турбо. — Подожди, у тебя что есть ребенок? — Ага, а ещё муж, и внуки, — с сарказмом киваю и смеюсь с реакции парней. — Сестра у меня младшая есть. — А-а-а-а, — в унисон тянут парни и тоже одевают куртки. — Слушай, уже ночь на дворе, так ты ещё и с ребенком. Может мы тебя проводим? — неуверенно спрашивает Туркин, выходя из редакции. — Почему бы и нет, — пожимаю плечами я, хотя в душе ликую, ведь я так хотела, чтобы он это предложил. — Так у тебя же брат. А если заметят? — подаёт голос Вахит, пока мы идём по школьному коридору. — Ну, во-первых, как я вчера сказала, глаза вырву, — вспоминаю я и усмехаюсь. — А, во-вторых, он переехал. Так что теперь я могу жить спокойно. — Да? Здорово, — восклицает радостный Турбо. — А куда? — Ой, честно сама не знаю. Но думаю поближе к колледжу. — Ясно.       Так мы и говорим, не умолкая ни на секунду, по дороге в детский садик. Дойдя, я быстро забегаю, попросив остаться парней на улице, забираю Фросю и выхожу на улицу. — Маш, а кто это? — робко спрашивает Фроська, прячась за меня. — Это мои новые друзья. Вахит, — показываю на улыбающегося парня, тот же в ответ машет рукой. — И Валера, — Туркин же садится на корточки и протягивает кулачок Фросе. — Валера, — улыбаясь, говорит он добродушно. Фрося недоверчиво стукает его кулачок своим, и тут рука Валеры выпрямляется, а в ладони у парня появляется жвачка. Кроха улыбается, берёт подарок и, открыв его, закидывает в рот. — Фрося, — радостно отвечает она, жуя подаренную жвачку «Turbo». — А спасибо? — напоминаю я довольной и счастливой сестре. — Спасибо, — кивает девочка Туркину, а тот же треплет её волосы, спрятанные в шапке.       Мы опять идём до нашего дома, обсуждая разные темы. Фроська тоже иногда поддерживает наш разговор, вставляя свои детские и простые слова. — Мы пришли, — показывая глазами на дом, говорю я. — Спасибо, что проводили. — Да, не за что! Обращайтесь! — улыбается Зима и протягивает мне руку в знак прощания. Я слабенько пожимаю в ответ. — Пока, крошка, — говорит Валера Фросе и опять треплет её по голове. Она же в ответ улыбается и кивает. Он переводит свой пронзающий до глубины души взгляд на меня. — Пока, — говорит уже мне Валера, смотря своими серыми глазами в мои. — Красивые глазки, — я вновь смущаюсь, вновь чувствую горящие щеки, то ли от мороза, то ли от смущения. — Пока, — тихо отвечаю я и прощаюсь взглядом с Туркиным. Фрося начинает тянуть меня в подъезд, а Турбо разворачивается и уходит. Я нехотя захожу в подъезд с красными щеками и бурей в сердце. Почему у меня горят щёки? Почему на душе так сладко, приторно сладко? Почему Валера такой красивый и милый? Почему моё сердце выпрыгивает из груди? Я всё с той же бурей эмоций захожу домой, на ватных ногах передвигаюсь в ванную. Слава небесам, что мать была дома и Фросю кормила она, а не я.

***

      И вот конец дня, сестра мирно спит у себя в комнате. Мать что-то делает в зале, а Гавриил до сих пор не вернулся. Но мне далеко не до него. Я сделала все уроки, и вот решаюсь открыть кармашек, в котором лежала заветная бумажка. Я беру её и вновь читаю: у тебя очень красивые глаза. На щеках снова появляется румянец, а в голове всплывают такие теплые воспоминания. Я вновь вспоминаю Валеру, его слегка разбитое лицо в царапинах и синяках, красивую улыбку, тёмные и потрясающие кудри и прекрасные до чёртиков глаза. Ох, как они были прекрасны…       Но тут в голову приходит идея для статьи. Я быстро, пока не упустила её из головы, беру черновик и пишу заголовок: Глаза — отражение души…