Save me, I beg…

Это утро не кажется таким же добрым и радостным, как вчера. Из-за того, что Игорь с Серёжей уснули где-то только под утро, когда солнце за окном уже почти вышло, а люди начали выползать на работы, голова сейчас неистово болит. Гром встает, точнее нет, выползает из-под одеяла сквозь вымученный стон. Садится на край и качает тяжеленной головой, трет веки и вздыхает. Чтоб хоть раз ещё я так поздно спать ложился! Игорь ставит ноги на плитку и жмурится, потому что пол оказывается ледяным. Одеяло позади него «приглашает» вернуться в постель и укрыться с головой, уж слишком под ним было тепло и уютно. Он нехотя всё же встает, сразу же хватаясь за голову и придерживаясь за обивку. В глазах потемнело мгновенно, а в черепушке загудело так страшно, что в моменте Игорю показалось — вот-вот — и он упадает в обморок. Гром вытягивает вверх руки и тянется с громким зевком, перекатываясь с пятки на носок. Где-то сзади, каким-то образом, слышит тихий выдох. Игорь оборачивается, чтобы взглянуть на источник звука, чудом услышанный. Ведь дома, раньше, он просыпался по утрам то от соседей с их незаканчивающимся ремонтом. То от молодых семей с детьми, которые, казалось, никогда не прекращали плакать. То от пьянок-вписок-оргий этажом выше с бесконечным количеством неизвестных никому в доме людей и активными танцами до такой степени, что штукатурка с потолка в какие-то дни даже осыпаться начинала, попадая в чашку утреннего кофе Игоря. Гром поворачивается с некоторой задержкой, прокручивая мысли в голове о «прошлой жизни», до конца не проснулся ещё. Видит Серёжу, облокачивающегося о свой рабочий стол и держащий кружку, второй рукой греясь об неё. — Доброе утро… — голос Игоря получается низким и охрипшим после сна. Разумовский отвечает кротким кивком и отводом глаз в пол. Словно что-то случилось. По всей его позе сейчас видно, что тот напряжен и даже, можно смело предположить, несколько напуган. — Кошмары не снились больше? — Игорь размышляет всё ещё медленно, но ему это никак не мешает прийти к мысли, что, вдруг, Серёжа сейчас опять находится в том же состоянии, что и сегодня ночью, после кошмарного сна? Сергей сглатывает, кадык резко дергается, а руки на кружке сжимаются сильнее. Он поднимает глаза на окно, отрицательно кивает из стороны в сторону. Игорь жмурится и часто моргает, пытаясь проснуться до конца и вообще понять, что, собственно, происходит-то? Подходит к столу и встает неподалеку от Разумовского. Тот же перестает рассматривать Питерские виды и смотрит на Грома. — Ты чего такой молчаливый? Что-то случилось? Серёжа продолжает изображать партизана, неоднозначно пожимает плечами, и его испуганный взгляд заметно темнеет. Он быстро ставит кружку и хватает телефон со стола, пару раз что-то клацает своими изящными женскими пальцами (как примечает Гром, незаметно взглянув на свои грубые руки, обветренные холодом) и поворачивает экран к Игорю. Майор щурится, отдаляясь от телефона, чтобы увидеть хоть-что, зрение подводит уже. Видит знакомое очертание и мерзкий голос, сразу же всё осознает. На телефоне открыта запись прямой трансляции, которая шла сегодняшним утром, буквально пару часов назад от силы. Чумной Доктор совершил новое преступление, вновь прикрываясь и отбеливая себя в глазах людей своим мотивом «очищения» города от «грязи». Пускай и такими нестандартными методами. — Игорь, он человека убил. Опять, — Разумовский нервно дышит и его грудь трясется. Он начинает закусывать губу до кровавых ранок, а также метаться взглядом по своим ладоням. Неизвестный в плаще и маске с клювом машет рукой, перебирая пару пальцев максимально невинно, будто издеваясь. Глянцевая поверхность костюма отражает яркое пламя позади него. Облака дыма и копоти улетают к потолку. Сзади, как кажется, обычная комната. Кровать, стол, стул. Шкаф, ковер, много кружек. Плакаты на стене, фигурка на рабочем месте и плюшевая игрушка на диване. Но нет. Всё в огне. Всё полыхает, искрясь и расплываясь в красно-оранжево-желтых оттенках. Потолок пропитался копотью, и на нём остались глубоко-темные пятна. Воздух сперт и душен. Даже сквозь костюм дышать нечем. — Всем добрый день. С вами снова Чумной Доктор, — после этих слов он смеется в приступе безумия, отвернувшись от экрана. — Скучали? Я вот — очень! И наш сегодняшний гость тоже, очень-очень! Вот, посмотри в камеру, дорогой. Помаши ручкой, — Доктор наклоняет камеру так, что бы «гость» оказался в центре кадра. Обычный, с виду, парень. Ничем не примечательная внешность и одежда. Грубо примотан изолентой к рабочему креслу и заткнут импровизированным кляпом из всё той же изоленты серебристого цвета. — Ну давай, помаши. Что, руки достать не можешь? Связаны? — Чумной приближается лицом к лицу парня и щекочет того по щеке, злорадно смеясь. Одним резким движением он неожиданно сдирает скотч со рта неизвестного, оставляя на нежной коже кровоподтеки и раздражения. — Отпусти! Отпусти меня! — парень кричит в агонии, чувствуя, как жар огня становится всё выше и сильнее, по лбу течет рекой пот, а дышать стало совсем тяжело. Каждый вдох наполняет легкие горьким и едким дымом, отчего больно колит. — Ну-ну. Связаны руки, да? А в детстве у тебя наоборот, всегда развязаны были, — Доктор многозначительно вздыхает прежде, чем продолжить. — Столько жизней ни в чем не виноватых детей переломал… Издевался над всеми, унижал, оскорблял. Ни одного дня не было, что бы от твоих грязных рук никто не пострадал. Знакомьтесь, друзья. Сегодняшний пациент… А, впрочем, и плевать уже. Такие «люди», как ты, вообще не достойны иметь имя. А фамилию и отчество — тем более, позорите только свой род. Чумной становится напротив парня, который поднимает голову и задерживает дыхание. Глаза болезненно слезятся от дыма, по скулам потекли дорожки. — И чего мы плачем? Стыдно, неужели, стало? — Доктор смеётся так, что смех раздается эхом в голове. Небрежно стирает слезы своей перчаткой. — Я н-не хочу умирать! Отпусти! Всё, что хочешь, сделаю! Только не убива-ай! — парень бьется в истерике и ерзает на кресле, из-за чего лишь падает в моменте на пол, ударяясь головой уж очень неудачно. — Раньше нужно было думать… — Я извинюсь перед всеми! Я клянусь! Жизнью кляну-усь! Я найду каждого, и перед каждым извинюсь лично! — слова врезаются в памяти, вперемешку с криками боли, отчаяния и безудержных всхлипываний. — Уже поздно, родной, — Доктор отходит на какое-то расстояние в другой конец комнаты. Встает около кровати и рассматривает плюшевые игрушки на не заправленной постели. Подбирает среди них забавную и кривую в виде белой птички. То ли вóрона, то ли голубя. Но с интересной деталью — одним желтым и другим голубым глазом-пуговкой. — Я прошу! Умоляю! — парень извивается, как уж на сковороде, горящий ковер подпаливает волосы на макушке, оставляя при этом сильные ожоги, — Люди-и! Простите, меня, прошу вас, кому я когда-то вредил! Простите-простите-простите-е! — Хватит с тебя, — Чумной резко поворачивается обратно, не выпуская игрушку из рук. Направляет рукав на мученика, а из него вылетают языки пламени с клубами копоти. Страдальца окутывает огонь со всех сторон, а из его груди вырывается оглушающий крик, от которого даже заложило ненадолго уши. Доктор удовлетворено хмыкает, глядя на полную огня комнату, и благополучно выходит из неё. Какое-то время на экране ничего не было видно, лишь темный экран. Но позже все же появляется. Чумной сидит на крыше одного из жилого дома города. На улице сейчас плотный туман, чернущие тучи и сильнейший ливень. — Погодка сегодня не очень, — Доктор какое-то время просто снимает медленно идущие облака темного цвета, а после, неподалеку ударяет яркая молния с грохотом. — Гром среди ясного неба… Ах да! Конечно! Как я мог такое забыть? — Чумной весь собирается, словно резко вспомнив про что-то очень важное. — Много грому по-пустому… — он встряхивает плечи и прочищает горло. — Пятнадцать, шесть… Девятнадцать, четырнадцать, шесть, одиннадцать… Шестнадцать, два, десять, восемь, один, двадцать, тридцать… Тринадцать, десять, девятнадцать, двадцать один. Успехов. Прямой эфир обрывается. Серёжа прикован, кажется, к краю стола, потому что не может пошевелиться от страха. Игорь оглядывает его с выгнутой бровью, явно скептически. Ловит потерянный взгляд Разумовского и искусанную в мясо губу. Глупая привычка. Совсем скоро ничего не останется от неё. — Игорь, честно, мне страшно. Я очень боюсь, — Серёжа кладет телефон на стол и обнимает себя руками, делая напуганное выражение лица. — А ты-то че боишься, я не пойму? — майор разводит руки в стороны и встает напротив, уложив ладони на поясе, — Исходя из его прошлых преступлений, он убивает лишь тех, кто как-либо вредил людям. Даже этот вон… Хрен знает, кто, по словам самого же Чумного Доктора, обижал в детстве многих, хулиган видать школьный. Игорь внимательно рассматривает напуганного Сергея, не упуская шанс разглядеть каждую деталь лица. Разумовский сглатывает и отворачивается. — Только вот одного я не пойму… Ладно Гречкин… Человека убил вон и от суда откупился. Ладно Исаева со своим банком, из-за чего многие на мели сейчас. Ну хорошо, я пойму ещё хоть как-то Зильченко с помойкой, хотя и там я не совсем понимаю, зачем нужно было убивать всю семью… Но, причем здесь обычный парень, который, якобы, занимался хулиганством в школе? Почему из всех потенциальных жертв он выбрал именно парня, про которого вообще никто не знает, ну кроме самого Доктора… Для меня это теперь загадка на ближайшие дни. — Игорь, я… — Сергей наконец начинает участвовать в диалоге, — Я знаю его, парня этого… — Да?  — Да. Он в моем детдоме учился. На год и класс постарше правда был, но доставалось мне все равно от него знатно… Гром сосредотачивается и о чем-то задумывается, отходит в сторону панорамного окна и встает напротив. — На одной из дискотек, в честь Нового Года, он меня завел в туалет, под предлогом «поговорить, здесь шумно», а там, помимо нас, оказалось ещё пару человек, друзья его… И они. Они-и… — Сережа чересчур громко набирает воздух в легкие, чтобы легче было сказать дальнейшее. Игорь наблюдает через плечо за тем, как Сергей нервно кусает заусенцы на больших пальцах и смотрит отрешенно вдаль. — А потом они меня избили и пытались утопить в раковине. Мне тогда было пятнадцать, — Разумовский складывает руки в замочек и говорит уже спокойнее, но со слышимой хрипотой в голосе, — Благо, вовремя пришел мой друг, завидев, что я пропал куда-то. Ещё чуть, и я бы точно помер. — Олег? — Олег. Он резко замолкает, и в комнате повисает давящая на уши тишина. Сережа поднимает взгляд на Игоря, вновь закусывая нижнюю губу. — Я никогда не мог постоять за себя в школьные годы. Я был слишком слаб. Мне нравилась информатика, алгебра и литература, а всей душой я ненавидел именно занятия физкультурой. А ещё… Это сейчас я выгляжу так, как выгляжу. Но в школе я был одним из самых низких парней в классе, да и, честно, я и до сих пор не особо-то и уступаю в росте многим. Но это не главное. Волосы. Вот, что самое… — на этот моменте Серёжа вздрагивает и пытается вдохнуть воздуха, что не удается сделать из-за резко подкативших слез. Игорь тут же оказывается рядом. — Тихо-тихо. Тебе если тяжело, не говори. Я всё прекрасно понимаю, — Гром кладет большую ладонь на хрупкое плечо Сережи и аккуратно поглаживает сквозь ткань пижамы. — Нет-нет-нет, я расскажу. У меня были тогда длинные волосы, до плеч прям, а то и ниже. Мне нравилось очень. Я любил делать себе пучки и высокие хвосты, а потом им размахивать и наблюдать, как он забавно подскакивает при ходьбе. Ком в горле становится всё тяжелее и больше, но от согревающей руки на плече он медленно проходит прочь. — И свитер мне от матери достался. Первая и последняя вещь от неё. Такой огромный, лилового цвета, с розовым воротником и манжетами. А ещё, на нём были вышиты разноцветные совы. Как же я любил его, Игорь… Как же любил… — Серёжа неосознанно убирает руку со своего плеча и притягивает за неё Грома к себе ближе. Когда тот встает рядом, то робко обнимает его, уткнувшись лбом в грудь. Игорь ничего не делает и не понимает вообще, что делать-то в таких ситуациях? В школе его этому не учили. Он, как-то потерянно, рассматривает эту странную, как ему кажется, сцену. Озадаченный Игорь около стола, и Разумовский, сидящий на этом столе, обнимающий его и уткнувшийся лицом в кофту. Выглядит очень странно. Да плевать. — Но парень этот… Лёша его зовут. Он всегда меня подкалывал на этом. Сначала так, в шутку, называл «бабой» и «девчонкой». А я в ответ лишь закатывал глаза и молчал. Но в какой-то день это переросло куда-то не в то направление… Здесь он делает слишком долгую паузу и вновь его грудь и руки дрожат. Игорь невесомо кладет ладонь на спину, просто, без поглаживаний. Будто бы просто показать, что вот он, он здесь, рядом, слушает, внимательно слушает, поддерживает, не отпихивает из таких нужных ему (обоим) сейчас объятий. — Я как раз в то время подружился с Олегом, мы везде вместе ходили, всегда. Были, как два сапога пара. Ни на минуту, практически, не отходили друг от друга, словно медом намазанные. И именно из-за моего вызывающего внешнего вида и вечного времяпровождения с Олегом, меня начали пидором и педиком называть. И с тех пор, всё пошло по одному месту… Разумовский сжимает руки на чужой талии сильнее, и очень тяжело вздыхает прежде, чем продолжить. — Достаточно, Серёг. Я всё понял. Вижу, что тебе тяжело. Не надо геройствовать. — Спасибо… Ты голоден, да, наверное? Я как раз заказал нам, пока ты спал, пойдём… — резкая смена настроения застает Игоря врасплох, Серёжа вылезает из-под руки и бесшумно уходит, словно привидение, на кухню. Гром остается стоять у рабочего места и сверлить взглядом кружку с остывшим зеленым чаем. Он чувствует телом фантомное ощущение тепла на груди. Именно там, где лежала рыжая макушка. Игорь кладет ладонь на грудь и «отряхивает» это состояние. Тяжело сглатывает и плетется за Сережей следом. Завтракают (обедают) они в полной тишине и подвешенном молчании. Серёжа — из-за вскрытых ран прошлого, которые давно, вроде бы, уже заросли и никак не беспокоили до этого. А Игорь — благодаря состоянию Разумовского. Его поникшее и потухшее настроение передалось и ему тоже, незаметно для обоих. Гром, с неохотой, поедает омлет, запивая крепким кофе, который Разумовский заварил на его глазах, украсил сверху какими-то дробленными орешками, ещё и подал в красивой кружке из тонкого стекла и изогнутой ручкой. Неожиданно, непонятно, но приятно наблюдать такие детали… Заботы? Скорее, Разумовский просто слишком много внимания уделяет подаче еды, чувствуя от этого некое удовлетворение. Наверное. Игорю приходит сообщение на телефон, он берет его и смотрит отправителя. Дубинноголовый привет ! У меня есть новые мысли насчет дела Чумного Доктора когда тебе будет удобно встретиться и обсудить ? 13:42

Я

Давай я тебе наберу.

Печатать неудобно сейчас.

13:43

Дубинноголовый а, хорошо ? 13:43 Хорошо. Ничего не хорошо, хуёво всё! Один Чумной Доктор кругом. На улицах — Доктор, в новостях — Доктор, у Разумовского — Доктор! Сколько можно уже?! — И-игорь, всё в порядке? — Серёжа немного встревожен, глядя на чересчур серьезное выражение лица Грома, который хмурится в телефон. — А? Что..? А, да. Всё нормально. По работе пишут. — Хорошо-хорошо, работа это важно… Как говорится: «Кто не работает — тот не ест!», — Серёжа тихо усмехается, смягчается во взгляде и даже чуточку расслабляется в молчаливой обстановке за столом. Игорь замолкает и удивленно вскидывает брови. — И это мне ещё говорят, что я дед. Тут вон… Сам Сергей Разумовский вон какие артефакты отрывает. Даже я поражен. Разумовский смущенно отворачивается и заправляет прядь за ухо. Гром наконец-то дозванивается до Димы и быстро уходит в другую комнату, чтобы не смущать ещё сильнее Сергея своими телефонными разговорами. — Алло. — Алё. — Игорь, привет! — радостный голос Дубина немного раззадоривает хмурого майора. — Привет-привет. Ну, выкладывай. — Ой, мне как-то по телефону… Ну не знаю, неудобно немного будто… — Понял, когда могу к тебе зайти? — Да зачем у меня-то? Я думал, посидим где, может, прогуляемся даже. Игорь снова молчит, долго переваривает услышанное и сопоставляет с воспоминаниями вчерашнего дня. — Так ты же болеешь. — А да, точно. Я и за… — Дима не успевает договорить, так как громко чихает, в конце тяжело выдохнув. — Я и забыл что-то… Ну, тогда, жду хоть сейчас, когда хочешь подходи. — А Юля? — А что Юля? У неё, конечно, выходной сегодня, но она весь день сидит в своей комнате, монтирует новый ролик. Поэтому, если мы не будем сильно шуметь, то никак не помешаем ей работать, — Димка говорит хриплым голосом, скорее приближенным к шепоту, чем к нормальному тону. Голос сел, а горло отекло. Горькие леденцы уже отпечатали свой вкус на языке, который никак и никуда не уходит. — Понял. Тогда выхожу. Нужно взять чего? — Ой, как хочешь, честно. Но мне ничего не нужно. — Хорошо. Всё, давай. До встречи. — Ага, давай. Игорь сбрасывает звонок первым и выдыхает, ударяясь лбом о стену. Телефон убирает в карман штанов и отправляется снова на кухню. Там он не видит уже Серёжу и тарелки на столе. Надо же, какой шустрый. Ну вылитый Соник. Взглядом тычется по сторонам. Куда так быстро свинтил? — Игорь, я здесь! Потерял? — позади него произносит Разумовский. Он держит в руках две стопки вещей, немного криво сложенных, видимо, только что на скорую руку это сделал. Одну из протягивает ему. Как-то самостоятельно, даже не заметив, поднимает стопу на носок и неловко разминает пальцы. — Это… — Одежда тебе. Думаю, это должно больше пойти по размеру, чем то, что на тебе сейчас. Гром забирает стопку и усмехается. — Спасибо. А почему ты так думаешь? — А, да… Не знаю. Не думай об этом. Просто кажется. Игорь ничего не отвечает на это и благодарно кивает. Он молча вытряхивает себя из толстовки и надевает предложенную одежду под пристальным взглядом Разумовского. Гром хихикает, пока натягивает черную водолазку с высоким горлом и застегивает брюки такого же цвета. — Долго смотреть будешь, одуванчик? — А?! Серёжа широко открывает глаза и роняет вещи из рук. Быстро поднимает их и резко разворачивает ровно спиной к нему. Игорь снова смеётся, пальцами расчесывает непослушные волосы и поправляет воротник. — Так мне даже больше нравится. Как считаешь, мне идёт? Разумовский медленно поворачивается и осматривает его с ног до головы. Заметно шумно сглатывает, кадык дергается. — Очень, — говорит через зубы. Серёжа резко давится воздухом, уходит пулей в гостиную, где тычет что-то на экранчике рядом с автоматом, заполненной бесконечным количеством газировки, конфет, чипсов и прочего удовольствия для успешного развития гастрита. — Ты чего? — Игорь недоуменно вскидывает брови, глядя на то, как Сергей забирает алюминиевую банку сладко-приторной содовой. — В горле резко пересохло. Кстати, хочешь тоже что-то? — умение Разумовского мгновенно переводить темы на более удобные для него почему-то смешит Игоря, но показывать он это явно не хочет ему. — Откажусь. Не фанат подобного.  — Как знаешь. Между ними снова виснет молчание. Но в этот раз оно не кажется таким утомительным и неприятным, неудобным. Гром стоит плечом к плечу с Сережей, украдкой наблюдая за его распитием шипучки. — Слушай, а мне интересно стало. А зачем тебе вот это всё? — Игорь обводит пальцем все автоматы вдоль стены. — Я всё ждал, когда же ты спросишь это, — Разумовский ухмыляется и пронзительно смотрит на Грома чистейшими глазами — Знаешь… В детском доме я никогда не ел чего-то подобного, только в Новый Год, когда нам раздавали сладкие подарки. Но и то было уже в последние годы перед моим выпуском. Это сейчас в детдомы присылают благотворительные организации кучу всего: и сладости, и хорошую одежду, альбомы там, гаджеты, игрушки и прочее… Но у меня-то не было такого, — здесь он делает паузу и выдыхает, — Поэтому, можно сказать, что таким образом я закрываю гештальт. И поэтому я, уже во взрослом возрасте, полностью спонсирую один из наших питерских детдомов. Потому что я вырос в нём, и хочу, чтобы дети, даже оказавшись в такой сложной жизненной ситуации, выросли полноценными людьми без чувства обделенности. Не как я. Как-то так… Игорь какое-то время молчит, явно с неким оставшимся вопросом в голове переваривает сказанное. Ловит себя на мысли, что ему стало в какой-то степени даже жалко Разумовского, и теперь он понимает, почему он именно такой, какой есть сейчас. Гром понимает, какой момент упустил. Он никогда не испытывал эмпатии к другому человеку, несмотря на масштаб ситуации. Ну не получалось это никогда у него. Но почему-то сейчас он проник рассказом, о котором тот повествовал с искренней улыбкой и горящим взглядом. — Воу. Я даже н… Воу… — Игорь озадаченно пожимает плечами, не может подобрать слов. — Я тебя понимаю. Это всё таким резким может тебе показаться… Но говорю, как есть. — Да я… Блин, — Игорь шумно выдыхает и усмехается, — Я конечно знал, что ты человек хороший, благодетель там, все дела. Но что бы корни этого шли из твоего трудного детства. Я даже и подумать не мог о таком раскладе событий. Серёжа ставит банку на столик и смеётся. — Сергей. Напоминаю, у вас сегодня запланирован прием с Вениамином Рубинштейном через два часа, — уютную беседу прерывает механический голос помощницы.  — Ох, спасибо, Марго. Совсем из головы вылетело… По р-работе, если что, — Разумовский потирает затылок и неудобно кашляет, последние слова адресуя Игорю. — Чёрт! А я с Димой же должен встретиться сегодня, я ему сказал, что выхожу уже, какой ужас! — Игорь бьет себя по лбу и быстро уходит искать кроссовки, которые вчера забросил под диван перед сном. Видимо, слова «по работе» полностью отвели от Разумовского какие-либо подозрения. Ну встреча и встреча по работе, что такого-то? — Дима? Что за Дима? — Серёжа скрещивает руки на груди, а в голосе можно легко услышать сейчас… Ревность? — Мой напарник по работе. Мы с ним дело Чумного Доктора вместе расследуем. Вот, новая информация поступила, будем обсуждать с ним всё. — А-а, ясно. Удачи вам. Получается, пока? — Разумовский хмурится и закусывает губу, смотрит, как Игорь уже успел натянуть оба кроссовка и встать перед ним. — Ну, получается, что да! — Гром оттягивает ворот водолазки, не очень удобно, — Ну чё тогда, давай. Я почапал, — Игорь неуверенно тянет руку, то ли для пожатия, то ли для того, чтобы дать «пять», он сам не до конца осознает. Но Серёжа делает всё за него. Он осторожно и слишком неожиданно крепко обнимает его, быстрым поглаживанием очерчивает спину и отстраняется, скрестив руки в замок и глядя в пол. Уши, которые сейчас видны из-за заправленных за них волос розовеют и горят. — Извини. Я привык просто прощаться так, а не как-то иначе… Ну сама невинность. Падший ангелок, честное слово. Игорь указывает пальцем ему куда-то в область груди, явно с намеком ему, что там что-то есть. Разумовский послушно наклоняет голову в указанную сторону. Гром легонько бьет кончик носа и, увидев озадаченное лицо Сережи, начинает громко и заливисто хохотать. Потерянный олененок с тонкой душевной организацией… Ой, Боже, или как там в той книжке-то было? Сергей усмехается и потирает нос тыльной стороной ладони. — Ну всё, теперь мне точно надо бежать. — Пока-пока! До встречи! — До вечера. Разумовский вздрагивает всем телом от хлопка входной двери. Смотрит вслед слишком уж быстро ушедшему Игорю. Стоит на том же месте около автомата с едой. Медленно делает глубокий вдох и резкий выдох. Он прикрывает глаза и садится на корточки, вымученно закрыв лицо руками. — Я сойду с ума. — Дорогой, ты уже, — тоскливое одиночество без Грома разрывает Птица, оказывающийся рядом с Серёжей. Он присаживается на пол к Разумовскому, скрещивает по-удобному ноги и складывает на них руки. — Уйди отсюда, даже не думай ко мне приставать сейчас, — Сергей отворачивает голову и заметно тускнеет. — Фу, какие мы злые. — Уйди. — А я знаю, почему ты выбрал именно Игоря. Хочешь, раскрою тебе секрет? Серёжа ничего не отвечает ему. Он закусывает нижнюю губу и надевает капюшон домашней толстовки, желая абстрагироваться от мира, ну и Птицы особенно. — Потому что он тебе Олега напоминает. А Волков же тебя бросил… Вот ты и хватаешься за первого встречного, чтобы утолить жажду внимания и утонуть в нём. Я прав? — Не смей говорить так! Олег не бросал меня! — Ну-ну, утешай себя дальше. Но знаешь… Игорь мне больше нравится. — Закрой рот. И отвали от меня. — Серёжа! Посмотри на меня! Здесь никого, кроме нас с тобой, нет! Разумовский лениво поднимает взгляд на слишком энергичного и разбушевавшегося Птицу, слова не его. Где-то я уже такое слышал… Но не видит нигде в комнате огромное пернатое существо смолистого цвета с огромными крыльями и его же лицом. Перед собой он видит Игоря, но что-то в нём было не то всё равно. Гром хищно скалится и наклоняется лицом к лицу к Сереже, что-то обжигающе мерзко шепчет до ужаса обидное про него самого, про Олега, ушедшего восвояси, и про самого себя. И говорит же, падла, его голосом. Низким, хриплым, приятным, вкусным. Разумовский закрывает глаза ладонями и укладывается на пол, где жмурится и затыкает уши. В комнате можно услышать тихие, почти скулящие, всхлипы. Одуванчик.

***

По дороге Игорь заскакивает в местный супермаркет, берет небольшой торт с ягодами в качестве извинения за опоздание, да и в целом в знак уважения, как никак, он же в гости идёт? В чужой дом. К тому же, Дима там не один, а с ведьм… Дамой. Так ещё и болеет человек ведь. Около кассы Гром видит стенд с маленькими букетами по приемлемой цене. Миниатюрные, аккуратные, в красивой бумаге и перевязанные тонкой атласной лентой бантиком. Он берет один из них: кустовая роза ярко-красного оттенка в соответствующего цвета упаковке. Расплачивается деньгами, которые ему дал Фёдор Иванович. Свои-то сгорели в доме. По пути к дому Дубина, Игорь краем глаза замечает новые граффити на стенах, где их не было раньше. Ладно, он успел уже привыкнуть к надписям из разряда «Гори! Гори ясно!», «Герой нашего времени» и рисункам, изображающим птичью маску, но увидеть среди них несколько «Гром, греми!» и «Много Грому по-пустому!» было уж очень неожиданно и странно для него. На эти «рисунки» Игорь неоднозначно пожимает плечами и начинает идти стремительнее к дому, стараясь вытрясти из головы не те мысли на этот счёт. Чушь какая-то.

***

Дома у Димы Игорь чувствует себя сам не своим. Вот вроде всё хорошо. Торт подарил, чай ему заварили, на стол накрыли. Цветы тоже отдал, вроде, даже довольными остались все. Но что-то всё равно его очень дергало и капало на него. Гром пытается поймать нить повествования в рассказе Димы о его мыслях по поводу Чумного Доктора, но сделать это получается очень проблематично. Часы пролетают незаметно для обоих за обсуждением дела преступника. За окном успело потемнеть. Кружевная тюль приподнимается от форточки. — Игорь? Ты здесь вообще?! Я кому рассказываю?! — Дубин злобно хмурится и скрещивает руки на груди. — Да-да, я слушаю, — Игорь растерянно машет ладонями в свое оправдание. — Ну и что я сказал?  — Ты говорил про… Про… Про то, что Чумной Доктор скорее всего является миссионером, что он преследует высшую цель… Что он хочет «очистить город от чумы» своими нестандартными методами… Я всё прекрасно слышал, — Гром громко зевает, глядя одним глазом на записи на столе. — Ладно. Поверю тебе. Игорь натянуто улыбается и продолжает тыкаться носом в какие-то зарисовки, фото и тексты на кухонном столе. Где-то за спиной воркует Юля в домашней растянутой футболке и пушистых тапочках. Среди миллиона слов, которые начали по-тихоньку расплываться, Гром замечает одно единственное, заинтересовавшее его. — Это что? — указывает пальцем на лист. Дубин кашляет в сторонку, поправляет очки на носу и наклоняется чуть ниже, чтобы понять, куда-то вообще Игорь показывает. — Сублимация, — тихо произносит Дима. — Я вижу, чё написано тут. Читать, благо, умею. Что это означает, и почему оно чуть ли не в центре внимания здесь? — Ам… Сублимация — процесс преобразования и переключения энергии аффективных влечений на цели социальной деятельности и культурного творчества. Игорь широко открывает глаза и отрешенно от мира смотрит в пол. Отпивает уже остывший чай. — А русским языком? — Конкретно в деле Чумного Доктора это означает, что внимания не хватает ему, из детства всё идёт. Скорее всего, он сиротой является. — И что ты предлагаешь? У нас этих сирот в Питере — целый детдом на несколько сотен. Мы же не можем лично каждого опрашивать? — Не можем. Но у меня есть зацепка! — Дубин оживляется и потирает ледяные пальцы на руках, натягивая на них рукава. — Валяй. — Макаров Леша! Ну ты сам посуди! Гречкин сбил его сестру, откупился от суда, и теперь щеголяет на свободе! А мальчугана бедного зашугали его адвокаты, что он и слова не смог на суде сказать. И он додумался до такого плана с Чумным Доктором. В костюме и маске его никто не узнает, голос тоже изменяется, по нему тоже не поймут. Все свои преступления он совершал ночью, сбегая из детдома после отбоя. Первым делом убил убийцу своей сестры. А дальше решил просто не останавливаться на этом и устранил всех потенциальных проблем, кто в похожей ситуации с Лерой себя бы повел абсолютно также, откупившись кругленькой суммой! Игорь, это же гениально! Гром пытается усвоить такой большой объем информации, вытекающей из рта Димы с молниеносной скоростью. Разглядывает фотографии и рисунки, которые Дубин ему показывает по мере своего рассказа. — Да, это хорошая очень мысль. Мне кстати звонила его воспитательница… Не помню, как зовут её. Говорит, Макаров пропадает снова где-то после суда. — Ну вот а я о чём?! Игорь, нам нужно в детдом, срочно! — Дим, только вспомни один момент. Все свои преступления он совершал ночью, так ведь? — Ну да, — Дубин удивленно хмурит светлые брови. — А с какого перепугу тогда сегодняшнее преступление произошло утром? Сегодня, где Доктор с утра пораньше, ни свет ни заря, сначала пацаненка сжег, а потом на крыше куковал. Ах да, там ещё послание было какое-то… Ты записал же? Я как-то не вникал особо. — Да. Д-да, конечно. Вот, — Дима протягивает записку, состоящую из огрызка тетради и мелко написанными на нём цифрами в ряд, — А насчет сегодняшнего утреннего перформанса, я не знаю.  — Вот и я не знаю. — М-м, Разумовский показал видео наверное? На своем кирпиче ты явно «Vmeste» не установишь. Ну и чего, как тебе живется-то с самим Сергеем Разумовский? Гений, миллиардер, плейбой и мизантроп Санкт-Петербурга оправдывает свой статус, дорогой Игорь Гром? — Пчёлкина злорадно смеётся, пока помешивает какао в кружке. — Юль. Ради Бога, не начинай даже, — Игорь медленно закипает. — А что не начинать? Мне интересно, вообще-то!  Игорь закатывает глаза к потолку и раздраженно вздыхает. — Всё, я не хочу это обсуждать. Юля цокает языком и ставит кружку с громким грохотом, скрещивает руки на груди и готовится что-то сказать очень и очень злобно. — Пчёлка моя, ну тише ты. Ну пожалуйста. Правда, не стоит кипятиться. Ты же видишь, что ну не хочет человек это обсуждать. Чего пристаешь? Пчёлкина смотрит на милое личико Дубина с щенячьими глазками, который так и просит её не начинать ругаться. — Я и не собиралась, — вымученно вздыхает. — Ну вот и славно. Игорь, давай дальше что ли обсуждать… Как его называют некоторые, «героя нашего времени»… — Ах да, «герой нашего времени»… Юля, а почему в твоих видосах один негатив? Почему не сделаешь репортаж про настоящих героев? — А про кого? Про тебя, что ли? Заняться больше нечем мне! — Ну почему я-то сразу? Ну про того же Разумовского хоть. Чем не герой? В благотворительных фондах участвует, детдома спонсирует, социальные сети для всех открывает вон. Юля улыбается во все тридцать два своей пронзительной жуткой улыбкой, заправляет алую прядь за ухо, что чертовски напоминает привычку Сережи. Так и ещё, вишенкой на торте, задорно прикусывает губу и отворачивается. — Разумовский?! Он не герой! — А вот обычные люди считают иначе, — Гром поднимает глаза на Пчёлкину, которая оказывается около стола и уже подливает обоим кипятка в чашки. — Да нет, отчасти ты и прав, соглашусь. Он серьезно занимается этим всем, похвалы и уважения ему хоть отбавляй. Но… Обычные люди не знают о его скелетах в шкафу. Вот в чём вопрос… Игорь непонимающе разглядывает Пчёлкину, которая говорит об этом с такой непринужденностью, что аж тошно. Где-то на подкорке ползет что-то странное и пугающее. В кружке плавает заварка вихрями, словно стая воронов в небе, кружащих над облаками. Завидев озадаченное лицо майора, она хмыкает и поясняет, доставая при этом из шуршащей упаковки зефир, покрытый шоколадом. Откусывает, и с набитым ртом продолжает говорить. — Чего только стоит его диспансерный учет в психбольнице… — Ч-чего?! — Игорь вскакивает из-за стола и ударяет руками по нему, волосы всклокоченные, желваки напряглись, брови молнией изогнуты. — Ну, я пошла! Успехов в расследовании! И да, Игорь, спасибо за цветы. Правда. Очень красивые, и цвет тоже, как я люблю.  Юля подмигивает на прощание и уходит с какао и вафлями, благополучно украденными со стола, обратно к себе в комнату. Пока Гром пребывает в шоке. — Игорь, всё хорошо? — Дима немного обеспокоено поглаживает его крепкое запястье и сам весь зажимается. — Да. Да… Прости. Я просто… Офигеть конечно… — майор падает на стул и устало трет лицо и глаза руками. — Пу-пу-пу. — Да ладно тебе. Ну кто его знает. Может его давно установили на учет этот? Он, вроде бы, если я не ошибаюсь, на пять лет дается! А за пять лет, знаешь, могло очень многое измениться! — Да я понимаю, но просто как? Почему? Почему он об этом мне не рассказал? — А вы друзья уже что ли? Чтобы он тебе такие подробности рассказывал, — Дима усмехается. Не лучшие. Увы. — Ну как сказать... Мы с ним за эти дни очень хорошо так сблизились. И мы даже… Да, думаю да. — Что да-то? — Я хочу с тобой дружить, — говорит совсем не своим голосом. Бьет по губам себя в голове. — Д-да. Я согласен… — Серёжа кусает нижнюю губу и теребит край кофты. — Друзья мы. — Ох… — Дубин делает радостное лицо и кладет сложенные ладони себе на грудную клетку, — Это так здорово, Игорь! Я думаю, несмотря на все эти моменты… Он хороший человек! Я не ошибаюсь ведь? — Да. С ним можно, мне кажется, поговорить на любую тему. И очень интересно наблюдать за ним и слушать его рассказы о своём прошлом. Да и сам по себе он личность интересная. Такой, знаешь, необычный. Но очень притягательный. Нет, Дим, не смотри на меня так. Не в том смысле, — Игорь замечает соответствующую реакцию на «притягательный», чего и стоило ожидать, — Я имел ввиду, что он интересный очень, повторюсь. Ну вот слова другого подобрать не получается. Хочется вот сидеть рядом и слушать, слушать, слушать. И смотреть, как он реагирует на всё. Такой запуганный весь, стесняется всего подряд, но при этом заботится и проявляет внимание, как может. — Это здорово очень, Игорь! Правда здорово! Я рад за тебя. — Спасибо, — Гром немного смущается, но решает ничего не отвечать и продолжить рассматривание документов с невозмутимым взглядом. На телефон Димы приходит уведомление, и он сразу же берет его в руки и читает.

Одно сообщение от приложения «Vmeste»

— Кому я нужен-то в половину одиннадцатого ночи, что этот «кто-то» мне во «Вместе» пишет?    Игорь пожимает плечами, не зная, что говорит ему на это высказывание. Дубин читает сообщение, смотрит на отправителя и резко меняется в лице на какое-то растерянное и напуганное. — Игорь, Тут… тебе, — он поворачивает телефон и пододвигает его к Грому, который берет его в две руки, что выглядит немного забавно и нелепо. Сергей Разумовский ✓ Передвй Игорю, пожвлуйста. Ты скоро придкшь? Мне стрвшно очннь. Возывращайся поскорее. Прошу. 22:38   Гром с трудом разбирает сообщение от Сережи, написанное с кучей ошибок. Видимо, руки тряслись, и потому по нужным клавишам он не попадал, пока писал. Игорь делает судорожный глубокий вдох и возвращает телефон владельцу. — Иди, ты ему нужен сейчас. Доктор пускай подождет. А я пока попробую разгадать этот шифр… — Дима тепло приподнимает уголки губ, отчего на щеках появляются очаровательные и милые ямочки, он тычет пальцем на лист с неизвестным набором цифр и кивает в сторону выхода. — Дверь там. Давай-давай, беги-беги. Не нервируй меня, — Дубин закатывает глаза и указывает на дверь с уже нахохлившемся выражением лица. — Спасибо. Напарник, — Игорь протягивает руку Диме и глупо лыбится. — Напарник, катись уже лесом отсюда! Там человеку плохо, а ты тут телячьи нежности устроил со мной! Ты вот лучше Разумовскому это всё покажи. Ему нужнее это, я чувствую. Давай-давай-давай, раздражаешь уже. Иди домой, успокаивай Сергея, — Дубин быстро пожимает руку и выпихивает майора из кухни под его и свои же вопли, смех и хохот. Обратно домой Игорь бежит со всех ног, прокручивая всевозможные варианты событий, связанные с Серёжей, с неподдельным страхом. Домой? Домой.