
Пэйринг и персонажи
Метки
Романтика
Нецензурная лексика
Частичный ООС
Забота / Поддержка
Счастливый финал
Кровь / Травмы
Ревность
Тактильный контакт
Засосы / Укусы
Дружба
Галлюцинации / Иллюзии
Застенчивость
Одиночество
Разговоры
Неловкость
Сновидения
Ненависть к себе
Доверие
Горе / Утрата
Диссоциативное расстройство идентичности
Мужская дружба
Привязанность
Противоречивые чувства
Темы ментального здоровья
Нежные разговоры
Уют
Описание
— Почему ты мне помогаешь?
Разумовскому страшно неловко. Он краснеет под чужим взглядом серой радужки и робеет. Его окутывает этим серым. Серый давно уже не кажется чем-то скучным и мрачным, абсолютно нет.
— Потому что мир не делится на «белое» и «черное».
Гром рассыпается, когда слышит такой ответ. Распадается и собрать по кусочкам себя не может.
Примечания
Действия происходят во времена первой части фильма («Майор Гром: Чумной Доктор»). События «Игры» не случились🙏🏻
2. warmth
07 июля 2024, 01:34
Игорь и Серёжа едут в мучительной для обоих тишине. Смотрят в окна, выглядывают красивые ночные виды, а в голове бардак. У обоих сразу.
И как я должен реагировать на такую помощь от Разумовского? Куда мы едем вообще?
Гром закусывает щеку изнутри и хмурится. Сережа нервничает не меньше.
Я дурак... Дурак. Дурак. Дурак! Опять себя почувствовал сраным героем, что я делать у себя дома буду с ним, если мы сейчас даже в глаза стыдимся друг другу смотреть?! Думай, Разумовский, думай!
Он жмурится и сжимает в кулаках рукава помявшейся рубашки.
Вдох-выдох.
Сергей шумно вдыхает воздух носом, произносит тихо, на выдохе.
— Игорь... Как вы себя чувствуете? — наблюдает за реакцией.
Игорь вздрагивает от неожиданного голоса и поворачивает голову. Смотрит на сжатые пальцы в кулаках, на бегающий взгляд и частое облизывание губ.
Думает долго, постукивает пальцами по коленке. Ну, раз он первый осмелился диалог начать..
— Пойдет, бывало и хуже, — говорит шепотом, улыбается еле заметно от обреченности своего положения. Нет, Игорь. Хуже, чем сейчас, не было никогда.
Серёжа долго смотрит в ответ, не моргая. А после он будто задумывается о чем-то серьезном, и его выражение лица меняется на очень растерянное. Словно он и не ожидал такой ответ услышать.
Я что-то сказал не так?
Моргает часто-часто, отводит взгляд как можно быстрее обратно на окно, но все же позволяет себе улыбнуться и кивнуть. Отворачивается, потирая глаза.
Игорь больше не улыбается, пытается найти причину такого нервного поведения Разумовского.
Сдавшись, делает в итоге то же самое, что и он. Смотрит на многоэтажку, разрезающую черное небо со звездами, сердце бьется чаще.
Небо напоминает ему о доме, которого больше нет. Об отце. О детстве и хороших моментах в нём. Только увы, это больше не вернуть. Тревога снова нападает на Игоря, заставляет того нырнуть под воду без возможности выплыть.
Небо также заставляет видеть перед собой отрывки из прошлого, когда все было хорошо. Как он, двадцать лет назад, веселился в летние каникулы на даче вместе с папой. Как они ходили на рыбалку. Как жарили шашлыки, вдыхая дым от костра. Как купались в речке с друзьями-соседями и смеялись так, как никогда и нигде больше.
Игорь не помнит, когда последний раз вообще смеялся искренне.
В груди что-то скапливается, не дает нормально дышать. Гром прикусывает кончик большого пальца в попытке отвлечь себя физической болью.
Папа!
Игорь наблюдает со стороны за сценой смерти отца, и как он же сам стоял прям в пару метрах от него и видел все своими глазами.
Подходит рядом, наклоняется и смотрит на себя. Смотрит долго на молодое лицо со слезами на румяных и пухлых щеках, на ужас, застывший на нём.
Чёрт...
Игорь тонет, захлебывается в соленом океане, которое выплакал за долгие годы. Под веками щиплет и жжет, отчего глаза слезятся и вид мутнеет. Только этого не хватало сейчас.
Какой из меня герой, если я самого себя спасти не могу?
Я только и делаю, что спасаю всех подряд. А меня кто-то спасет..?
Спасите меня кто-нибудь. Пожалуйста.
С ресниц стекает капля, которую Игорь в срочном порядке пытается утереть, чтобы этого не было видно ещё двум находящимся людям в салоне.
Машина останавливается. Водитель пропадает с места, а возвращается тогда, когда оказывается рядом и вежливо открывает двери.
Мужчина протягивает руку, чтобы помочь встать, на что Гром отмахивается, говоря, что ему это не нужно.
Рядом объявляется и Сергей, который нервно хрустит пальцами и другими частями тела.
— Сергей, что-то ещё потребуется? — голос низкий, но чувствуется, что добрый.
— Нет, можешь отдыхать на сегодня. Спасибо, что вызвался приехать ночью. Я тебе в зарплату это добавлю, — Разумовский тепло улыбается ему, бьет легонько по плечу и берет под локоть Игоря.
Водитель удовлетворено хмыкает, садится в авто и уезжает так же быстро, как и возвращается недопонимание ситуации у Грома.
Разумовский ведет его к высоченному зданию, которое Игорь мог только по телевизору видеть. Ведет быстро и уверенно, неловко приветствуя персонал внутри.
Они заходят в лифт, где Серёжа выбирает нужный этаж, и стеклянные двери перед ними закрываются.
Гром держит руки в замке, закусив нижнюю губу, уже набухающую от многочисленных издевательств над ней. Очерчивает профиль Разумовского, примечая про себя, что его нос чертовски похож на птичий клюв. Интересно.
Кромка ушей у Сережи розовеет от рассматривающего взгляда черных глаз на себе.
Лифт сообщает звуковым сигналом о прибытии, и их встречает приятный голос Марго.
— Здравствуйте, Сергей! Чем могу вам помочь?
— Здравствуй, Марго. Закрой шторы в гостиной и попроси девочек принести мне комплект постельного белья.
— Будет сделано. Всё к вашим услугам, Сергей! — роботизированный голос звучит радостным, будто ей в только в удовольствие помогать во всех прихотях хозяину.
Разумовский отдает каждую команду уверенно и четко. Игорь бы так не смог сделать перед этим голосовым помощником.
— Вы проходите пока... — Сережа отпускает локоть Грома, невольно задержав касание на нём, а сам отходит вглубь помещения.
Игорь смотрит по сторонам и не верит своим же глазам. Складывается впечатление, что он в чертовом музее, а не доме.
Какие-то статуэтки непонятной формы, картины с изображением греческих богинь, резные узорами стены. О-фи-геть.
— Сергей, а это... Ваш дом?
— А? — Разумовский дергается от неожиданности, отрывается от какого-то важного дела в телефоне. — Д-да, я здесь живу. Черт... — Сергей устало вздыхает, потирая рукой лицо.
Гром поворачивается к нему, говоря своим вопросительным взглядом без слов.
— Вам спать не в чем... Одежда же в доме была. А ближайшая доставка будет минимум через часа два... — Сережа задумчиво смотрит в стену. — Я сейчас, — и удаляется в соседнюю комнату.
Игорь хлопает глазами, удивленно вскинув брови на такую резкую смену настроения Разумовского. Все-таки Сергей уж очень его заинтересовал. Видит в нём что-то очень цепляющее, что вынуждает вспоминать и смотреть на него. Видит в нём свой шанс на спасение.
Он проводит кончиками пальцев по столу, вылитому из эпоксидной смолы бордового цвета. Как моя зарплата за лет пять наверняка стоит...
Возвращается Разумовский с маленькой стопкой вещей, которую протягивает Игорю с опущенными вниз глазами.
Гром забирает одежду и раскрывает её. Объемная толстовка и штаны на завязках. Мило.
Он поднимает взгляд на Сергея, замечая, что тот уже успел переодеться. На нём висит темно-красная кофта с капюшоном и черные длинные шорты, а еще он босиком, и благодаря этому можно увидеть совсем тонкие щиколотки с трогательными выступающими косточками по бокам.
Игорю казалось ещё ранее, что Разумовский донельзя худой, а в этой одежде так вообще выглядит, как хрупкая фарфоровая куколка.
— Извините... — Сережа весь сжимается от изучающего взгляда Игоря. — У меня нет ничего другого, что м-могло бы вам подойти по размеру и быть удобным... — Сергей сливается с цветом своей кофты и обнимает себя руками, стиснув зубы.
Твою налево... И че делать-то теперь?
— Да я... — Гром запинается. — Я ж вообще не хотел обидного что-то сделать. Просто рассматривал. Непривычно видеть самого Сергея Разумовского в домашнем виде, — тихо усмехается. — Вам идёт.
Серёжа краснеет пуще прежнего, на этот раз заправив выбившуюся прядь челки за ухо. Смущается, как девчонка в пубертатном возрасте на выпускном перед вальсом или на первом свидании.
— Слушайте, вы не голодны? Или выпить чего-нибудь бы хотели? Вода есть, чай, кофе, газировки разные. Могу и покрепче чего достать, — улыбается до невозможности невинно и чисто, из-за чего Игорь про себя восхищенно вздыхает.
Как можно, будучи мужчиной, выглядеть настолько аристократично? Краснеть вдобавок после каждого слова и действия. Само очарование, ей Богу.
— Откажусь, пожалуй. Я так устал сегодня, спать хочу ужасно. И ещё... Где я могу переодеться? — Игорь кивает на вещи в своих руках.
— А... Можете здесь прямо, я пока за постельным бельем для вас схожу, — Сережа быстро уходит, топая босыми ногами по плитке с громким звуком.
Гром выдыхает с облегчением, оказавшись один в комнате.
Еще пару таких «вы», «вас» и прочей подобной официальной херни, и я какую-нибудь стену здесь проломлю. Невозможно уже.
Майор закатывает глаза с явным раздражением, попутно стягивая влажные носки с туфлями и поставив их около дивана. Надувает щеки и разминает пальцы на ногах. Никогда после этого туфли ещё раз не надену.
После снимает брюки, сменив на спортивные штаны. Прикрывает веки от удовольствия, что он, наконец-то, в удобной и сухой одежде. Можно и подвигать ногами нормально теперь, а не ходить, как кукла без шарниров в коленях.
Игорь долго попросту тупит взгляд в пол, глядя мельком на домашнюю кофту, приготовленную для него. К нему снова резко возвращается то ужасно болезненное состояние, которое было в машине.
Совсем не понимаю ничего. Что мне дальше делать вообще? Как быть? Куда идти? Ладно Сергей помог мне одну ночь перебить, и то, по доброте души своей наверняка. Он же этот... благодетель. Детские дома спонсирует вон, деньги в благотворительные фонды отправляет, представляет новейшие технологии, завоевывает внимание и любовь зрителей. А я? А я потонул настолько глубоко в своем прошлом, что не знаю, как жить дальше.
Гром медленно тянется к воротнику рубашки и начинает медленно расстегивать пуговицы по очереди.
Надо будет Диме набрать завтра. Зарядки вроде хватает на телефоне. Или сам приду к нему... Надеюсь, я смогу на пару дней у него остаться, пока буду себе искать какую-нибудь квартирку или комнату... Федора Иваныча надо будет как-то уговорить зарплату в этом месяце отдать заранее, чтобы было хоть, на что жить.
Руки Игоря начинает потряхивать, и продевание пуговиц в петли дается с огромным трудом. Он шумно сглатывает.
Господи, я же совсем один. У меня совсем нет ничего. Ни денег, ни зарядки, ни дома, в конце концов! Как мне дальше жить? Как я докатился до такого...
Гром шмыгает носом и смаргивает слезы с ресниц. Настолько отчаянно, как сейчас, он не чувствовал себя никогда.
В глазах немного мутнеет, а в ушах шумит, и Игорь хватается рукой за голову, дабы встряхнуть ее и устоять на ногах. Не хотелось в обмороки падать в гостях.
— Игорь..? Всё в порядке? — из мыслей его вытаскивает Сережа, кладущий рядом постельное белье гранитного оттенка.
— Да, то есть... — дыхание сбивается. — Нет. Нет, не в порядке ничего.
Разумовский оценивает масштаб ситуации и сажает Игоря на диван, падая рядом с ним. Держит руку на плече, пытаясь приободрить, смотрит на трясущиеся ладони.
Гром жадно хватает воздух ртом, прикрывая лицо рукавом рубашки и отворачиваясь. Не хочет, что бы его видели таким. Образ сурового человека все равно надо пытаться сохранять.
— Посмотрите на меня, — Сережа говорит тихо, размеренно, очень спокойно. Игорь покорно поднимает взгляд на глаза Разумовского.
Голубые. Такие чистые и ясные. Он не видел до этого ни у кого такие. Красивые. Гром не ругает себя за такой эпитет. Но ведь это и в правду так?
По краям радужка уходит в серо-синий, и Игорь вспоминает про океан, в котором тонет уже большое количество времени. И внутри все вновь сжимается и давит. Глухо бьет по внутренностям. Его взгляд бегает от одного глаза к другому, будто пытается найти что-то в них.
— Игорь. Вам ничего больше не угрожает. Вы в безопасности, — Сережины слова звучат убедительно, будто перед майором сейчас не миллиардер-гений-любимчикпублики-благотворитель, а квалифицированный психолог.
Взгляд Разумовского опускается на полурасстегнутую рубашку, и руки его сами тянутся к ней.
— Я помогу...
— Не. Нет, не надо. Я сам, — он останавливает Сергея, схватив запястья трясущейся хваткой. Глаза смотрят будто через него. До конца не понимает, что происходит и где он.
— У вас руки трясутся сильно. Я правда помогу вам лучше.
Разумовский вылезает из хватки и расстегивает оставшиеся пуговицы, отбрасывает окровавлено-грязную вещь на пол. Он смотрит на запекшиеся раны в области живота и грудной клетки. Дыхание замирает.
Пара ран от лезвий ножа, но не глубокие, царапины всего лишь средней глубины. Множество синяков, уже успевшие потемнеть и приобрести различные оттенки. Сережа смотрит на бледное лицо напротив, заметив только сейчас такую же запекшуюся кровь из носа, застывшую полоской до подбородка, а также несколько ссадин.
— Надо обработать, — и вскакивает с места, отправившись на поиски аптечки. — Марго, где у нас аптечка лежит?
— На кухне, в подвесном шкафу, на второй полке слева.
— Спасибо, — Сережа мечется на кухню и притаскивает в гостиную небольшую коробку.
— Не за что, Сергей! Обращайтесь.
Разумовский смачивает ватку перекисью и аккуратно стирает корки крови с ран в области живота и груди. Игорь внимательно наблюдает за каждым его действием с сосредоточенным выражением лица.
Серёжа приклеивает пару пластырей, кончиками пальцев разглаживая их. Немного отклоняется назад, чтобы увидеть итог своего труда. Удовлетворенный результатом, он встает с места и садится по другую от Игоря сторону, дабы тот оказался к нему спиной.
— Сейчас, возможно, будет щипать, — капли раствора падают на поверхность одного из наиболее крупных ранений.
Игорь дергает плечами и раздраженно шипит сквозь зубы. Боль отрезвляет. Дыхание становится слабее и приходит вскоре в норму.
— Извините... — Сережа кладет на лопатки свои ладони и наклоняется, тихонько дует на больное место.
С губ Игоря слетает рваный выдох. Он часто моргает и глядит через плечо. До этого момента все свои ранения он всегда обрабатывал самостоятельно, никого не подпускал к ним.
— Я всё, — подытоживает Сергей, смотрит на лицо Игоря украдкой. — Ой, тут ещё пропустил!
Разумовский садится на прежнее место, вновь оказавшись лицом к лицу с майором и берет двумя пальцами чужой подбородок.
Рука с ваткой ненадолго замирает в сантиметре от губ, приобретшие бордовый оттенок из-за запёкшейся крови. Сережа смотрит на них долго, задумчиво, туманно. Буквально мажет взором, но смотреть в глаза боится.
Гром замечает резко изменившийся вдребезги шалый взгляд Разумовского и готов поклясться себе, что, чёрт! Он видел, как в чистейших голубых глазах блеснули золотистые искры буквально на миг.
Серёжа дышит чаще, немного нахмурив брови. Сжимает пальцы на подбородке чуть сильнее и наконец стирает остатки крови с носогубки и самих сраных губ.
Игорь сглатывает, когда Серёжа резко вскакивает, начиная нервно собирать все использованные ватки и упаковки от пластырей, быстро отправляя их в мусорный бак. Судорожно скручивает крышки на бутылках и кладет обратно в аптечку, которую также возвращает на полку.
— Спасибо, — тихо произносит Гром.
В ответ Серёжа тепло улыбается, пока складывает и убирает какие-то бумаги с рабочего стола. Игорь, даже при полумраке в комнате, может прекрасно с такого далекого расстояния узреть раскрасневшиеся скулы и кончики ушей. Это он объяснять никак не собирался, видимо.
Отбросив лишние на ночь мысли, Игорь надевает кофту, натягивая рукава и кутаясь в их тепле. Невольно хмыкает от удовольствия и комфорта.
— Спокойной ночи..? — Разумовский оказывается вновь рядом, устало потирая глаза и беззвучно зевая.
— Да, спокойной ночи, Сергей, — Игорь смотрит на настенные часы, щурясь. Подмечает и сильно удивляется, что время перевалило за четыре утра, и солнечные лучи мало-помалу начали пробиваться за плотными шторами. Маслом растекаться по дубовому полу и сквозь его щели.
Разумовский выходит из гостиной и уходит в спальню, наказав Марго выключить везде свет, что та любезно сделала в ту же секунду.
Игорь долго ворочается, прежде чем заснуть. Его пугает неизвестность завтрашнего дня. А если он заснет, то день наступит мгновенно.
Гром до последнего держится, глядя в потолок и вдыхая свежий утренний воздух, дующий из форточки. И в конце, когда веки совсем становятся свинцовыми, а разум туманится, засыпает. Напоследок прокрутив в мыслях смущенное выражение лица Сергея с растрепанными волосами, пунцовыми щеками и искренними глазами перед ним.
***
Где-то посреди то ли глубокой ночи, то ли раннего утра, то ли дня, Игорь слышит краем уха чьи-то разговоры неподалеку. — Ты так боишься принять неверный выбор, что не принимаешь никакого, — чей-то голос тихий, грубый, немного напоминает манеру речи Сергея с его быстрым тембром и звонкими буквами. Слова будто адресованы Игорю, или ему так кажется..? Сквозь полудрем он не может этого до конца понять. — Да закрой рот ты наконец! И так весь вечер под руку трындел, мешал мне! Сгинь, что бы я тебя не видел до завтрашнего дня вообще! Дай мне выспаться... — громким шепотом ругается Серёжа на кого-то в пустоту. — Ой! Да пожалуйста! Больно надо было! Я помочь пытаюсь, а ты как всегда... — он слышит приглушенный звук, до этого никогда не слышимый, будто взмах огромных крыльев. Наступает гробовая тишина, и Гром был готов уже подумать, что это была часть его бредового сна, что не мудрено, учитывая весь пережитый за день стресс. Но что-то его в этом переубеждает. А именно Разумовский, оказавшийся около кровати и склонившийся над «спящим» Игорем. Он стоит какое-то время, просто разглядывая мирно-спокойное выражение лица майора. А сам Гром готов сейчас с ума сойти от страха быть замеченным не спавшим. Он дышит медленнее, пытаясь сделать вид, что покорно дремлет. Серёжа кладет невесомо ладонь на голову, запуская пятерню в смолистые волосы и пропуская пряди меж пальцев. — Правильного выбора нет, просто делай, — произносит одними губами, но каждое слово Игорь прекрасно слышит, учитывая тишину в помещении. Разумовский пропадает, оставив после себя шлейф аромата дорогого шампуня, зеленого чая и умиротворения, которого Грому сейчас уж очень не хватало. Гром быстро снова засыпает, скинув всё-таки произошедшее на часть дурного сна, укутавшись в мягкое одеяло по шею и закрыв им часть лица. Он никому и ни за что не скажет, что поглаживания по волосам оказались для него чем-то чертовски приятным и трепетным.