Реминисценция

Смеркалось. Постепенно знойное небо ярко-голубого оттенка стало темнеть, окрашиваясь в синий. Белые обрывки ваты — облака — вдруг потемнели, словно вобрали в себя все те боль и страдания, через которые когда-либо проходил каждый житель столицы. Тем не менее, фонари ещё не спешили зажигаться, а люди так и продолжали двигаться, каждый — в своем направлении. Этим Даше и нравилась жизнь в больших городах. Что в Ленинграде, что в Москве она чувствовала себя гораздо безопаснее, чем в любом маленьком городке. Выйди на улицу хоть в три часа ночи зимой — и все равно увидишь людей. Ее не пугали мысли о том, что эти самые люди могли нанести ей вред. Более того, этих мыслей у нее в голове вообще не было. Почему-то Лаврова была уверена, что они не причинят ей вреда. Да и папа в свое время активно учил ее навыкам самообороны. Перекинуть местного гопника через плечо она, конечно же, не могла, но вот куда бить, чтобы выиграть время и сбежать Даша знала хорошо. В шуме толпы Даша растворялась вместе со своими проблемами. Ее не заботило, кто плохой, а кто хороший, главное — забыть обо всем, что тревожило ее хотя бы на несколько минут. Забыть — и побыть «нормальной». Дворик общежития мало чем отличался от того, где Лаврова провела свое детство. Те же самые деревянные лавки по обе стороны от широкой железной двери, выкрашенной в коричневый цвет. На ней, по всей видимости, часто вешали разного рода объявления, которые суровая Елена Валерьевна безжалостно срывала — об этом свидетельствовали шершавые кусочки бумаги, оставшиеся на двери. По правую сторону была сколоченная из фанеры клумба, где росли маленькие, но гордые бархатцы. Днём они горели огнем, а ночью напоминали угольки на ножках. Даша втянула носом свежий воздух. В крохотной комнатушке, где им с Катей предстояло какое-то время жить, его сейчас действительно не хватало. Там пахло спиртом и чем-то зажаренным, было душно и тесно. Когда она, под пристальным взглядом комендантши, вышла на улицу, сердце перестало глухо биться в ушах, а лёгкие наполнились ароматом тех самых бархатцев с клумбы и сладких слив, постепенно созревавших на молодом и тонконогом деревце, что росло недалеко от высокого забора с железными прутьями, выкрашенными черной краской. Часть редкой кроны, возвышавшейся над забором, была в собственности у живших в соседних дворах ребятишек, которые срывали их во время прогулки. Кому вообще пришла в голову такая «замечательная» идея про сливы? Ведь ясно же, что есть их невозможно: все плоды покрыты дорожной пылью. Она еще раз смерила снисходительным взглядом черневший вдалеке кривой, горбатый силуэт деревца и устало опустилась на бетонно-серые ступени здания. Почувствовав спустя несколько минут полное кислородное насыщение, Лаврова однако не испытала жгучего желания вернуться к веселившимся на втором этаже друзьям. Задорные мелодии песен «Миража» было слышно даже на улице и Даше они уже немного приелись. Она знала, что как только она вернется в комнату, ей снова захочется сбежать от всех во двор, но сделать это во второй раз будет уже слегка проблематично. Потому она достала пачку сигарет из кармана джинс и решительно чиркнула зажигалкой. Вдруг позади громко хлопнула входная дверь и перед лицом девушки появилась крепкая мужская рука, державшая сигарету над огоньком так по-свойски, без тени стеснения. Даша подняла глаза и встретилась с карими омутами Королева, в которых все также плясали озорные чертики. — Почему ушла? — его голос прозвучал отстраненно и даже взгляд он тут же отвёл в сторону, как-то нервозно выдохнув клубы дыма. — Там очень душно и музыка эта по ушам долбит, — Рома задал очень тихий, почти сокровенный тон голоса и Даша неосознанно стремилась к его поддержанию. Ее ответ прошелестел шепотом, пусть и достаточно громким. — Не переживайте, я подышу свежим воздухом и вернусь обратно. Последнюю фразу она произнесла с характерной для нее язвой в голосе. В понимании Дарьи это было очевидно: куда бы она делась, ведь кутеж проходит в их с Катей комнате? И в то же время она прекрасно осознавала, почему он вышел к ней, почему тоже сел и закурил рядом. В отличии от открытой и радушной Солнцевой, Даша держалась холодно и равнодушно. Такие женщины цепляют большинство мужчин, но дело было в том, что она вовсе не хотела его зацепить. Ее равнодушие и подозрительность по отношению к новому знакомому не были поддельными. Так она вела себя со всеми новыми мужчинами в своем окружении. — Может, пойдем уже? — а вот былая отстраненность Королева оказалась заманчивой пустышкой, которой он намеревался привлечь ее. Теперь же парень говорил со своей обычной нетерпеливостью и казалось, он вот-вот спрыгнет со ступеней, схватит ее за талию и силком потащит назад, в шум и гам. — Я не докурила, — Даша демонстративно смахнула пепел с сигареты пальцами и вновь затянулась. Рома тяжело вздохнул и перевел взгляд на сигарету в своих руках. Даша усмехнулась: он смотрел на нее с презрением, будто хороший мальчишка-отличник, по глупости связавшийся с хулиганами, заставившими его курить за углом школы. — Я тебя не держу рядом с собой. Можешь уходить, если хочешь, — она пожала плечами, всем своим видом показывая, что ей все равно, есть кто-то подле нее или нет. Зеленые глаза девушки блуждали по стремительно скрывшемуся в сумерках двору. Ей не хотелось не только пересекаться с карими глазами парня, но даже видеть его силуэт, следить за его движениями и словами. Даша планировала побыть здесь одной, собраться с мыслями и подвести некоторые итоги. Ей срочно нужно было утонуть в каких-нибудь простых, практически поверхностных мыслях, как это делают все обычные, чем-то занятые люди. Лавровой было не до разговоров по душам, хотя Рома этого отчаянно хотел и даже не скрывал своего желания. Он точно разглядывал ее сейчас со всей внимательностью, будто готовился сказать ей что-то такое, отчего бы Даша, как ему казалось, точно должна была растаять. И, признаться честно, ей тоже было интересно, что сейчас выдаст этот пылкий молодой человек. — А я не хочу уходить без тебя! — услышав это, Даша не сдержалась и фыркнула. Она ожидала от него большего. — Боишься, что не пустят и всю водку без тебя выжрут? Так погоди, я посижу и пойдем, — по жилам девушки текло что-то безумно теплое и живительное, отчего ее даже немного потряхивало. Только она не могла понять, что послужило причиной: осознание полного контроля над ситуацией или же навязчивость парня? Да и Бог с ним, с этим Королевым. Она будет делать то, что хочет, а он пусть своей головой думает, чай не маленький уже. До всяких договоренностей и прочих человеческих хитросплетений ей не было дела. Сигарета догорала и вот-вот могла обжечь нежные пальцы девушки. Она выбросила ее в переполненную урну около ступеней, не скрывая своего разочарования. Курить больше не хотелось и Даша не могла не пойти на поводу у своего организма. Если бы она выкурила ещё хотя бы половинку сигареты, ее бы стошнило, а это куда хуже, чем все остальные варианты развития событий. Потерять лицо ни в коем случае нельзя. — Слушай, кто ты вообще такая? — Рома к тому моменту уже встал со ступенек и переместился на пошарпанные перила. Как ни странно, уже привычного вызова в его голосе не было слышно. Вместо этого — неподдельный интерес к ее персоне. И Лавровой это льстило настолько, что она, наконец, соизволила повернуться к нему и обдать критичным взглядом своих травянистых глаз. — Как это кто? — усмехнулась она. — Ты знаешь мое имя, сколько мне лет, где я живу… Кто я, Королев? — Этого мало! — как избалованный ребенок воскликнул он и добавил уже тише, со всей серьёзностью: — Ты будто не от мира сего. Не обижайся, но выглядит все так, словно ты ненавидишь каждую секунду, проведенную в обществе обычных людей. Она расхохоталась. Громко, совсем по-настоящему. Даже стайка ворон, сидевшая на одном из деревьев неподалеку, вспорхнула с ветки, когда услышала этот смех — хриплый из-за вредной привычки хозяйки, неровный, будто с щербинками, как те самые перила, на которых сидел ее собеседник. Этот смех был жёстким и исходил из самых глубин лёгких девушки. Роман слушал этот звук, при этом желая, чтобы он поскорее закончился. Нельзя сказать, что у Даши был некрасивый смех, но он точно не должен принадлежать юной и очень творческой особе. Это был хохот умудренной горьким опытом дамы, но никак не восемнадцатилетней девчонки, у которой все горести жизни впереди. — Хочешь назвать меня высокомерной сволочью? — отсмеявшись и смахнув мифическую слезу с глаз рукой, спросила его Даша. На ее лице блуждала кривая, будто инсультная улыбка и глаза ее горели искренним интересом. Сейчас она ощущала себя врачом в психиатрической лечебнице, который от скуки решил поговорить с очередным «Наполеоном». Но никто не мог знать, что этот разговор так затянет ее. — Что ж, твое право так считать. Переубеждать не стану, — сказала она, потерев свои ладони друг от друга. Запах табака точно исходил от них, она слышала его отчетливо. Рома вдруг спрыгнул с перил и жесткая подошва его кроссовок громко стукнулась о крыльцо. Он скрестил руки на груди и чуть наклонил голову вбок. У Даши тут же пропала улыбка, а исследовательский огонек погас: теперь он смотрел на нее точно с таким же видом, какой был у нее пару секунд назад. — Это ты хочешь, чтобы тебя все такой считали, — Рома не сомневался в своей правоте. Даша встала со ступеней и отряхнулась. После утверждения Королева ей, как и ему в самом начале разговора, не хотелось встречаться взглядами, но она насильно заставила себя посмотреть на его лицо, так и искрящееся любопытством. Ведь если бы она стала прятать глаза, все стало бы понятно в одно мгновение — он прав. А нельзя было, чтобы он об этом узнал. Даша умела видеть себя со стороны, что помогало ей правильно подать себя в нужные моменты. Но теперь этой способности как не бывало и внутри у нее все мелко дрожало. Она чувствовала себя беззащитным, но храбрым ягненком, который стоял напротив голодного волка и пытался делать вид, что вовсе не боится его. И это сравнение безжалостно било по ее гордости. — В услугах мозгоправа не нуждаюсь, — наконец Лаврова заставила себя произнести хоть что-то. — Пойдем? Ты ведь так боялся пропустить весь этот la ripaille. — Что-что? — по лицу Ромы можно было с легкостью прочитать, что он не только смущен, но и удивлен. — Это французский? Даша отвернулась, не скрывая усмешки на сухих губах. Она расслабленно дошла до двери и дернула ручку. — Ты что, знаешь французский? — не унимался Королев, преданно следовавший по пятам за Дашей. Той было весело смотреть на его попытки допросить ее и она не скрывала этого. Ей не стоило труда рассказать парню о родителях-полиглотах, но неизвестный до сих пор червячок в ее душе упрашивал девушку немного подержать интригу. И она, к собственному удивлению, следовала за его указаниями. — Немного знаю, — сказала Лаврова, когда они уже поднимались по лестнице. — Откуда? Его же не преподают в школе! — Роман хватался за каждый кусочек информации, которую она ему преподносила с большими перерывами. — Дедушка из «бывших». Он и научил, — ответила она, открывая дверь на этаж. Ни к чему ее новым друзьям и знакомым было знать про отца, работавшего во всем известном ведомстве, и «самое красивое оружие Кремля», которое приходилось ей матерью. Насколько знала Даша, в среде манекенщиц тенденция не менялась: особо образованных красавиц, знавших по несколько языков в совершенстве, там не было ни до Регины Николаевны, ни после. Английский знали, но не так, как она. Об этом она услышала не так давно от Валентины, которая работала уборщицей в Доме моделей и видела, какие нынче девушки представляют Советы. И Лавровой не хотелось, чтобы кто-то знал, чья она дочь. Ей хотелось быть отдельным человеком, а не тенью былой славы матери. — Неплохо… — одобряюще произнес Рома. — А что-нибудь еще можешь сказать? Даша остановилась на пролете, мысленно перебирая, чем могла бы поразить его. Она не стала говорить, но ее уровень владения французским был средним, почти бытовым, в отличие от английского. Но раз уж ввязалась в авантюру, нужно было красиво из нее выйти. — L’amour est la sagesse du fou et la deraison du sage. — А что это значит? — с нетерпением спросил Королев, сокращая между ними расстояние. Казалось, он вот-вот совсем перестанет дышать, лишь бы только расслышать перевод загадочной фразы. Даша опустила глаза и сделала маленький шаг назад. — Любовь — это мудрость дурака и глупость мудреца. Сказал Сэмюэл Джонсон, поэт восемнадцатого века… — Тогда почему цитата на французском? Рома говорил быстро, казалось, мозг у него работает в очень интенсивном режиме все двадцать четыре часа в сутки и он не дает ему ни минуты продыху. Он излучает от себя жизнь, пожалуй, это наиболее живой из всех живых людей, которых Даша только видела за свою жизнь. — Не знаю, — ответила она простодушно. После этого Лаврова развернулась и пошла дальше, а в душе у нее происходило что-то непонятное: по ощущениям, это было что-то среднее между весенним цветением, когда воздух наполняется тяжелым цветочным ароматом, и майской грозой. Она понимала только одно: ей тяжело на душе после разговора с Королевым. И еще тяжелее было от того, что он так фривольно разместился в ее жизни, не подумав о ней же самой. Оказавшись в эпицентре их импровизированной дискотеки, Даша тут же оказалась жертвой повышенного внимания Кати. Она казалась веселой, но уголки губ немного дергались, будто эту улыбку она из себя старательно выжимала и пыталась не выпасть из образа. Даша чувствовала себя неуютно под ее вопрошающим взглядом. По дороге в ближайший магазин Катю «прорвало»: она рассказывала о том, как ей понравился новый сосед, какой он обаятельный и привлекательный. Ее глаза искрились и было видно, что ей мало одного только разговора в день знакомства. — Ты знаешь его час с лишним! — восклицала Даша. — Как ты можешь говорить, что любишь его? — Ты что-нибудь слышала про любовь с первого взгляда? — насмешливо спросила Солнцева. — Я чувствую, что это она! — Интересно, чувствует ли это наш обольститель? — саркастично произнесла Лаврова. Даша слишком мало знала Королева и не могла поручиться, что все происходящее между ним и Катей — история невзаимной любви. В конце концов, они об этом не разговаривали. Только вот Дашу, как и, скорее всего, Катю, интересовал тот факт, что именно Рома вызвался сходить на улицу и привести отсеявшуюся от компании Лаврову. Именно поэтому та выглядела обеспокоенной. — Пардон, я долго курила, — улыбнулась Дарья, подняв руки, мол, сдаюсь. Она скинула зелено-фиолетовую «олимпийку» и, оставшись в одной футболке и джинсах, прошла к столу и взяла один из бесчисленного множества бумажных стаканчиков — посуду они, конечно же, еще не покупали. Налив туда обещанного Игорем коньяку, она уже хотела выпить его залпом, но ее одернули. Это оказался Игорь, который подзывал всех жестом к столу. Около него стояла Ната и она была единственной, у кого в стакане плескался не алкоголь, а сок. Она держала его крепко двумя руками, будто боялась, что стакан кто-то отнимет, но при этом лицо ее было безмятежным, спокойным. Даша даже позавидовала ей: видно было, что человека внутри не раздирали лишние мысли. Магнитофон, который притащили из комнаты Ромы, крутил все песни по Бог знает какому кругу. Даша знала их почти все наизусть, поэтому в слова можно было не вслушиваться, они не отвлекали ее. Все внимание девушки и остальных в компании занял Игорь, который с нескрываемым наслаждением наблюдал за легким недоумением на лицах присутствовавших. — Мы с вами пьем уже который час, но так и не сказали, за что же мы пьем, — пафосно растягивая слова, начал Юдин, что вызвало дружный смех. Он усмехнулся и поднял руку, призывая к тишине: — Пить без причины — это пьянство, которого я в жизни повидал немало. У него есть ровно две стадии: стояние на краю пропасти и падение в нее. Первая наступает тогда, когда человек начинает искать повод, чтобы выпить. Вторая — когда повод уже не нужен. Ната, как и Даша, видимо, уже была в курсе обстоятельств жизни Игоря, поэтому смотрела на него с сочувствием. Лавровой вообще хотелось улыбаться всякий раз, когда видела нежно-розовое лицо этой девушки, чистые голубые глаза, таинственно сокрытые пушистыми ресницами — настоящий объект гордости для хозяйки и зависти для Даши, которой уже с юности приходилось прокрашивать ресницы тушью. А уж светлые и пышные кудри, которые она часто забирала назад, не могли не удивить всех, кто знакомился с Волынской. Вот уж кому в свое время стоило пойти в народные танцы и покорять сцену. — Надеюсь, что никто из нас не окажется ни на краю этой пропасти, ни, уж тем более, не упадет в нее. И для этого человеку нужна мечта. Живая, на которую можно будет опереться в трудные моменты. Так вот, давайте выпьем за то, чтобы мечты каждого из нас воплотились в жизнь! Ура! — Вот уж правда, будущий гениальный адвокат! — сказала Ната, поднося стакан к остальным. Все выпили. Даша сделала один скудный глоток и сразу положила в рот ириску. Она любила карамель во всех ее ипостасях. В некоторые моменты жизни это было достойной замене сигаретам. Тем не менее, она почувствовала, как алкоголь обжег ее внутренности и девушка прокашлялась. На остатки напитка в стакане она посмотрела как ребенок на остывшую овсянку, но, хмыкнув, зажмурилась и выпила все залпом. Этот стакан был не первым, но и не последним. И в стремительно вернувшейся духоте помещения она почувствовала, как начала растворяться. Лица друзей превратились в размытые, но очень яркие пятна и она вновь слышала и свое собственное дыхание, и гулкий стук сердца. Ярко-желтый свет лампы бил по глазам и очень хотелось сесть или вообще лечь. Она отчаянно хваталась за более или менее адекватное восприятие мира, которое у нее еще сохранялось. Лаврова рухнула на кровать (и даже не знала, на свою ли) и прижалась к стене так сильно, будто она как-то могла ее защитить. Ей нужно было отдышаться и прийти в себя. Всех, кто подходил к ней с вопросами, она отсылала назад. В голове роилось множество мыслей и Даше необходимо было успеть схватиться за каждую, пока они не самоуничтожились в ее опьяненном разуме.

***

Игорь шел домой с камнем на душе. И дело было не только в стыде перед Ритой, которая обязательно услышит запах алкоголя, когда встретит брата. Дело было ещё и в страхе неизвестности. На улице уже совсем стемнело и как-то незаметно толпы редели. Во дворе их обшарпанной светло-желтой «сталинки» не было ни души, а высокий худощавый фонарь давал парню возможность скоротать время, наблюдая за метаморфозами собственной тени по мере приближения к дверям подъезда. Игорь схватился за холодный металл ручки и остановился. Сквозь железную дверь нельзя было услышать того, чего он не хотел слышать ни в коем случае. От этого ему было ещё хуже: одновременно хотелось домой и не хотелось. Если сейчас он откроет дверь и услышит, слева от себя шум, пути назад уже не будет. К сожалению Игоря, все так и случилось. Едва он прошел в пропахнувший супом и кошками подъезд, как слева, за широкой деревянной дверью, выкрашенной кирпично-красной краской примерно в те же годы, что и был построен их дом, послышалась настоящая какофония. Крики, визги, истошные вопли… Одним словом, добро пожаловать домой! Игорь достал из кармана куртки ключи и ловко, хоть и нехотя, провернул их в замке. Для семьи Юдиных, которые жили в одной из комнат этой коммунальной квартиры, часов не существовало. Скандал мог вспыхнуть в любое время дня и ночи, поэтому парень даже не задумывался о времени своего прихода. Когда он очутился в полутемном длинном коридоре, в нос ему ударил запах стирального порошка, который исходил от бесцеремонно развешенного в проходе белья квартирантов. Каждый день здесь кто-то что-то стирал, убирал, готовил и не было ни минуты спокойствия. Ещё здесь ходили сплетни и подслушивались ссоры. Для особенно любопытных квартирантов Юдины были одновременно головной болью и конвейером, который исправно поставлял темы для обсуждения. — Да ты кто такая вообще? Сучка малолетняя! — вопил мужской пропитый насквозь голос. — Ну-ка, отошла отсюда! Быстро! — Хоть один шаг сделаешь — глотку перережу! Голоса, как ни странно, были слышны очень хорошо, будто ссорились прямо перед ним, но никого в коридоре видно не было. Содержание разговора Игоря испугало: угроза исходила от Риты и если она говорила об этом, то, значит, было, чем резать. Он бегом направился в сторону кухни, но тут же застыл на месте. Кухонные белые двери с желтыми стеклами были распахнуты настежь. Весь свет на кухне был включен и на плите даже грелся алюминиевый чайник. Слева, как раз около плиты стоял один из собутыльников матери — его имени Игорь не знал или не помнил, да и зачем? Все они одинаковые в его глазах. Животные. Это был низкий коренастый мужчина, загорелый и с блестящей лысиной на голове. Одет он был в тельняшку с длинным рукавом и спортивные штаны. Он стоял, оперевшись на столешницу и истошно орал на Риту, которая стояла напротив, не очень далеко. Младшая Юдина не отставала от вынужденного соседа в сквернословии и кричала на него что было мочи, но дело было не в этом. Она держала в вытянутой худой руке длинный нож и угрожала мужчине именно им. Девочка с разлохмаченными русыми волосами, которые в янтарном свете ламп казались каштановыми, в черной футболке на пару размеров больше, синей короткой юбке в розовую клетку и с босыми ногами, которые уже стали серыми от холода, не нападала и держалась уверенно. Суть конфликта оставалась неясна, но парню этого было и не надо. Ему нужно было только остановить потенциальное кровопролитие. — Игорь, успокойте их, Бога ради! — слева бесшумно открылась дверь и из своей комнаты вышла одна из квартирантов — семидесятилетняя Анна Владиславовна. У старушки был плохой и очень чуткий сон, а с соседями не повезло. Правда, это не мешало ей же потом сплетничать на кухне с другими по поводу услышанного. Алкаш и Рита повернулись в их сторону. Оба выглядели удивлёнными, но «гость» матери тут же округлил свои и без того круглые глаза, которыми походил на ленивца, а вот у Риты в голубых глазах появилась надежда на помощь брата. Тут лысый осторожно сделал шаг к девочке и протянул руку, пытаясь отобрать у нее нож, но Рита с громким криком отпрянула. — Отошёл, скотина! — громко крикнула она. — Ты меня чуть не порезала, маньячка! — не унимался мужчина. — Лучше б порезала! Такое, как ты, жить не должно. Эту фразу Маргарита произнесла уже спокойнее. Она говорила с явным чувством превосходства, да таким огромным, будто она даже на секунду возомнила себя Богом и действительно могла решать, кому жить, а кому — нет. — Что происходит? — Игорь подошёл к лысому мужчине, который, судя по всему, ждал этого вопроса. — Твоя сестра совсем ошалела! Приперлась домой — и давай бутылки бить! — Да надоел мне ваш шалман! — тут же встряла Рита. Только тогда в голосе послышалась не только злость, но и слезы. — Я домой пришла, а они сидят с мамкой, водку жрут. Ещё и мне предлагают! Я разозлилась и разбила все бутылки на столе. — Ага, и потом на меня с ножом бросилась! — схватился за ее рассказ он, но тут же чуть не получил от Риты, которая кинулась на него в порыве абсолютного отчаяния. — Не ври, не было такого! Ты сам меня избить хотел! Игорь одной рукой схватил Риту за плечо, а другой выхватил у нее нож. Оставшись безоружной, девочка отошла ещё на несколько шагов назад и стала внимательно наблюдать за тем, что было дальше. Игорь пару секунд повертел нож в руках, затем выглянул в коридор и, удостоверившись, что все остальные жильцы предпочли не высовываться из своих комнат, вдруг приставил нож к горлу пьяницы, свободной рукой зажав ему рот. — Значит так, не знаю, как там тебя… Ни сестру, ни мать мою не трожь, понял? Если бутылки побила, так пойдешь и новые купишь. У вас, алкашей, деньги на водку всегда найдутся. А ещё хоть слово услышу в адрес моей семьи или увижу, что ты их хоть пальцем тронул, глотку перережу уже я сам, лично. После столь бурной тирады, которая парадоксально звучала шепотом, на ухо перепуганному мужчине. Рита наблюдала за сценой с придыханием, а ее и без того непоколебимая вера в силу брата стала ещё более крепкой. Мужчина сбежал из квартиры. Об этом свидетельствовали громкий хлопок входной дверью, но перед этим он кинул испуганный вконец взгляд на Игоря и Риту. — Правду люди говорят, что брат и сестра — одна Сатана! После этого он и ушел. Рита бесшумно подошла к брату и положила руку на его предплечье, скрытое твердой тканью куртки. Вид у нее был помятый. — Будь они все прокляты. Ненавижу их, — проговорила она севшим голосом, смотря немигающим взором на опустевший темный коридор. Игорь заключил сестру в объятия, на которые она тут же ответила с теплотой. — Ты пил, — Рита не спрашивала, а утверждала. — Два стакана. Неполных, — тут же объяснился он. Маргарита еле слышно вздохнула и повернула лицо к окну в кухне. — Мама где? — спросил он. — Спит. Она покричала немного на меня, а потом уснула, — рассказала ему сестра. Игорь разжал объятия и Рита вновь повернулась к нему лицом, на котором было написано ожидание решения брата о их дальнейших действиях, но он просто дал отмашку идти спать. По дороге к их комнате, Рита вдруг тихо захихикала. — А хорошо этот придурок сказал про брата и сестру, — пояснила она. Игорь усмехнулся: — Да уж… Давай-ка спать, дьяволёнок. Он потрепал Риту по и без того растрепанной голове, отчего она немного сконфузилась и тут же пригласила волосы. Они тихо открыли дверь и скрылись в темноте, где их проводником и ориентиром был только лунный свет в окне.