Правило честной лжи .

Солнце восходит и день обещает быть ясным и таким же одинаковым как предыдущий. «День сурка» — это всем известное выражение, которое означает день, проходящий совершенно одинаково. Нил отзывается так о своей жизни сейчас, когда она совсем не меняется, и каждый день происходят одни и те же события, что происходили в прошедший или позапрошедший. Однако, это было то, что он хотел на протяжении всех своих семи лет в бегах с матерью и ещё трех лет выживания самостоятельно. Но то также не было возможным и одним из напоминания этого был вес сумки, бьющей его бедро каждый раз при беге. Всё это затишье, как говорится, было явно перед подстерегающей его на ходу бурей. Он не мог отделаться от мысли, что отец должен покинуть тюрьму уже через какое-то время и не мог быть спокойным сейчас, когда казалось, что его люди уже начали свой сезон охоты. Между прочим притаились не только его самые первые страхи в списке, а ещё и маленький постоянный клиент, вестей от которого не было с их последнего звонка, чуть меньше недели назад. И это заставляло его волноваться ещё больше. Но не то, чтобы это было чем-то из ряда вон выходящим. Суть телефона доверия и заключалась в том, чтобы оказывать поддержку и нужную помощь, после чего — когда обе стороны довольны результатом – также анонимно заканчивать консультации. Можно было подумать, что Нил все же помог Эндрю справится с его проблемой и тот просто перестал видеть надобность в их небольших сеансах разговор. Всё—таки не часто, консультанту перезванивали, чтобы сообщить о своем благополучии уже после приятного решения и найденного выхода из ситуации. Однако, если вспомнить то они, на самом деле, так и не пришли к какому-либо толковому заключению, как же поступить Эндрю в данной момент, чтобы не подвергать себя и своего брата воздействию со стороны Дрейка. После вопроса психолога-консультанта о последствиях избегания встречи сводного и родного брата. Эндрю стал более задумчивым, поддаваясь в серьёзные размышления об этом. Они ещё немного поговорили, но парнишка все равно казался более отстраненным, так что разговор не принёс должного результата, и Нил предложил маленькому клиенту подумать над его вопросом до следующей консультации. Эндрю поблагодарив Нила (чему тот очень удивился, с тем расчетом, что до этого поганец нагло мог сбросить вызов и чувствовать себя как так и надо), закончил звонок. На этом все. А потом Эндрю пропал. Хотя вряд ли Нил мог так заявлять, с тем расчетом, что это могло значить, что у него сейчас все в порядке и он со всем разобрался, и его вмешательство не требуется, но откровенно говоря, это не давало Нилу покоя спустя неделю молчания. Конечно, Эндрю не должен был отчитываться перед ним, или что-то в этом роде, просто это было на него не похоже. Эндрю казался ответственным за свои обещания, парнем, так что Нил гложил тишину с его стороны предостережением, что слишком параноил, но не то чтобы у него получалось. Он переживал за Эндрю, но не мог никак подтвердить или опровергнуть свои остережения без какой-то весточки от блондина. И это бессилие, вкупе с тревожностью и ажитацией , вызванными этим лживым спокойствие, и переполняющим его чувством вины за Эльяса— выбивали из него силы намного сильнее, чем график часов работы, совмещенной с учебой и недостатками нормального питания и сна.

«49»

В принципе его плохое предчувствие в который раз не подвело и оправдало уже этим вечером— сюрпризом в его съёмной квартире. Он был измотанным и уставшим, когда возвращался в свою обитель после учебного дня, в свой последний выходной. Нил собирался принять душ и завалиться спать, чтобы выкроить пару часов без кошмаров и не засыпать на завтрашней смене. Вставив ключ в замочную скважину парень потянул дверь на себя дверь. На доли секунды Нил почувствовал непривычное, неожиданное сопротивление, а затем услышал резкий хлопок, будто внутри что-то лопнуло. А после—кровь. Нил не хочет думать, чья она может быть. Он замер. Внезапно глаза начали нещадно печь и неожиданная красная вспышка заслонила перед собой весь обзор. Он запаниковал, когда не смог ничего увидеть. Нил лихорадочно поморгал несколько раз, но от этого глаза лишь начали слезится, тогда парень заторможенно, словно в замедленной съёмке, провел по лицу рукой, убирая излишки кроваво-красной жижи и поднял голову. В верхней части висел пустой полиэтиленовый пакет, надорвавшийся в тот момент, когда дверь открыли слишком широко. Он казался достаточно большим, чтобы вместить по меньшей мере литров десять — и этого было более чем достаточно, чтобы полностью залить Нила алой внутренностью. Должно быть среагировав на открытие входной двери, пакет с кровью взорвался, и теперь Нил с нескрываемым отвращением ощущал, как она тягучей волной быстро покрывала всё его тело. Запах оказался настолько удушающе насыщенным, что, проникнув в лёгкие, он словно забивал собой все дыхательные пути. " Они нашли меня», — крутилась на подкорке мысль, когда он смотрел на заляпанный пол коридора. Мясник все ещё находился под арестом, однако как он и предполагал- это могли сделать его подчинённые. У него все еще был пистолет и пара-тройка ножей: один в правом ботинке (во втором находились отмычки Мэри), второй и третий выше- в поясе штанов. Он сам вырезал небольшие отверстия для их безопасного хранения, Нил не собирался пользоваться ими, если ситуация этому располагать не будет. Он никогда не понимал почему ему так нравятся ножи. Отец использовал их для того, чтобы нанести вред другим, Нил же, для того, чтобы от таких как он защититься. Глаза лихорадочно бегали в попытке зацепится за что-то, что может ему помочь решить, что делать дальше. Это всё ещё не мог быть его отец, однако одна Лола уже была достаточным противником. А вместе с ней в напарниках она всегда брала своего брата — Ромеро, а где был Ромеро там был и Джексон. Эти трое считались ближайшим окружением Натана. Они подчинялись только правой руке Веснински- Патрику ДиМаччио- и Мяснику лично. Нил мог бы попытаться убежать от одного из них, но скрыться от троих сразу ему не удастся. Грозный голос матери призывал его спасаться бегством. А кисть правой руки, что все еще держала ключ в замке, пульсировала отдающей болью, словно напоминая последнюю встречу с отцом и ему лишь сильнее хотелось поддаться ложному голосу Мэри. Он и так ослушался ее, когда принял решения остаться, поэтому сейчас, пока ещё не поздно, ему следовало сменить как можно быстрее свое имя, купить билет и покинуть город, а может быть и страну. Конечно, в квартире все ещё оставалось часть его вещей, но времени на это не было, а самое главное Нил всегда носил с собой, чтобы не рисковать и иметь возможность сорваться куда-нибудь сразу же. Тяжесть сумки, будучи завсегдатаем у него на плече, оттягивающая все то «самое главное», немного накренилась с руки, словно пригвоздил его к полу, не давая поспешно сорваться с места и вспомнить эту самую причину, по которой он решил так рискованно задержаться здесь. Эндрю. Он взял обещание с этого ребёнка и не мог подвергнуть его значимость, вот так предать, даже если тот сейчас не связывался с ним, Нил все еще не мог быть уверенным, что Эндрю не нуждается в нем. Закрепив согласие ещё и мысленным обязательством окончания своего бегства в никуда, что означает, что он собирается завязать с ложью и бороться за то, что стало ему дорого. Мэри бы назвала его идиотом и оставила бы парочку шрамов, на и без того, уродованном теле. Но Нил знал, что без Мэри не протянет долго, но сейчас, уже просто устал бежать. Устал быть никем. Потому что Нил Джостен не существует, никто даже не узнает, что он исчез. Он— никто и всегда будет никем, так что ему еще терять? Нил сильно морщится: кровь снова течет по лбу и намеревается попасть ему в глаза, отрезвляя от мыслей. Он чувствует как тошнота подкрадывается к горлу. Сейчас, он как никогда уязвим, они могут воспользоваться его слабостью над собой и напасть со спины, ему нужно собраться. Нил ещё раз проводит рукой по лицу, стряхивая остатки и отработанным за годы движением достает из сумки пистолет, проверяя количество патронов и аккуратно двигается. В ближнем бою он точно с ними не справится. Хлюп-хлюп. Обувь неприятно скользит, оставляя за собой кровавые следы. Нил не старается сильно заглушить шум — его приход уже оповестил исправно сработающий механизм. Хлюп-хлюп. Вся дешёвая однушка представляла собой небольшую спальню без двери с маленькой телевизионной коробкой на тумбе, старым комодом рядом, и потрепанным временем, складным диваном напротив— Нил обладающий геном матери не обладал высоким ростом и хорошо помечался на костлявой мебели сложенного вида, так что мучаться с его преобладанием было незачем; крохотную кухню, казалось бы ещё меньше спальни, с устаревшими приборами и мебелью. Ни в одной их комнате не оказалось кого-либо. Квартира не многим отличалась от тех дерьмовых мотелей, в которых им с матерью раньше приходилось проводить ночи, чтобы перевести дух хоть ненадолго. Нил ненавидел их, но иначе было нельзя, во всех приличных местах, требовали удостоверения, а дать след преследователям, они не могли себе позволить. Однако, долгое прибывание даже в самом дешевом мотеле было бы не совсем выгодным и удобным, так что он решил обзавестись съёмным жильём, что в данный момент использовали против него самого же. Оставалась лишь ванная комната, Нил не был уверен, что найдёт ответы в ней, поэтому пульс перестал сильно бить в голове, заслоняя собой все звуки, а сердцебиение постепенно налаживалось. Он останавливается перед дверью и прислушивается: по ту сторону комнаты не слышно чьего -либо пребывания, но это не сильно так успокаивает Нила. Резко толкнув дверь он направляет дуло оружия и замирает. Всё внутри моментально перевернулось и глухо оборвалось. Поверх плитки кровью было выведено аккуратное послание: " Счастливого двадцатилетия, Нил». Казалось сердце и вовсе перестало биться. Где-то, среди белого шума он слышит характерный звук падающего пистолета о плитку, а может это он сам падает. Он понял, что не дышал все это время, только когда грудь сдавило от нехватки кислорода. По спине проскользнул липкий страх. Сделав прерывистый вдох и последующий выдох несколько раз он сжал дрожащие пальцы в кулаки, ухватился за хвост нарастающей паники и закинул ее максимально глубоко, туда же, где спрятал своё измученное сердце перед тем, как сжечь тело матери. У него ещё будет возможность поддаться чувствам, но не здесь и не сейчас, иначе он потеряет все, не совладав с эмоциями. Схватив первое попавшееся полотенце, оказавшееся белым по ироничности, Нил быстрым шагом пересёк уборную и сунув его под кран, с отчуждённостью наблюдает как постепенно темнеет белый хлопок. Он неистово трет надпись, пока она не стала спусковым крючком в его контроле. Опуская голову под кран, Нил сильно зажмуривает глаза, чтобы не наблюдать как вода, стекающая с его волос и лица окрашивается кроваво-красным, надеясь, что холодные струи приведут его в сознания и все это окажется ночным кошмаром. Оказалось, кошмар был наяву. Подняв глаза на размытое отражение он проговаривает скорее чтобы убедить себя самого себя: — Все в порядке. Я в порядке. Было ли это угрозой или предупреждением — Нил не знает, но в ту же ночь срывается на работу, перед этим приведя квартиру в порядок и уведомив обладательницу о его съезде. Не было никакого смысла искать новое съёмное жилье, они уже знают кто он, не составит труда по его поддельным данным узнать абсолютно все сведения о его работе и месте проживания. Остаётся либо проводить ночи вновь в дерьмовых гостиницам, что все ещё являлось не очень бюджетным—с тем расчетом, что Мэри приучила тратить краденные деньги по минимуму или в экстренных случаях, либо возвращаться к взламыванию старых машин или пустующих домов. Голос матери разрывался внутри, ему не нужно было задумываться, где теперь ночевать в безопасности, ему нужно бежать. Потому что безопасно не будет никогда, пока Натан и его приспешники остаются в живых. В службе по экстренным вызовам все еще есть отделение отдыха, что представляет собой один большой отдел, разделённый на кухню, уборную, душевую и кончено же основную комнату, где можно отдохнуть и набраться сил. Нил впервые был благодарен за то, что здесь так беспокоились о комфорте работников, ранее он никогда не проводил там время, не желая пересекаться с коллегами и привлекать к себе лишнее внимание, ладно сейчас это было как нельзя кстати. Кончено, едва ли это помещение общего пользования внушала хоть какую-то крупицу того покоя, как тепло надежной спины матери или твердость пистолета под подушкой, но не то чтобы у него еще были варианты. Собственно, выглядела она вполне привлекательно и заманчиво. Парочка расставленных глубоких пуфиков голубого цвета — Нил был уверена, что поглотили бы все его тело в своей прохладной и расслабляющей мягкости, в прочем у него не то чтобы когда-либо было возможность проверять это и убедиться; позади которых располагались винные по цвету, диванчики — казавшиеся не менее комфортабельными, хотя комфорт явно никогда не была первой на что он вообще когда-либо обращал внимания. Сложно было думать о чем-то таком, когда приходится скрываться от Балтиморского мясника с одной единой мыслью: «Как бы дожить до завтра». Телевизор, на который были направлены сидения и несколько больших двухъярусных кроватей у стен с небольшим книжным шкафом рядом, набитый под стать своему названию переработанными, мертвыми деревьями. Естественно всё это еще дополняли успокаивающие тона стен и цветы, лианами свисающие с подвесных горшков или стоящих просто на полу — поражали своим переменчивым размерам. Не то чтобы что- то изменилось кроме того, что после окончания смены он перестал возвращаться в квартиру. Всё те же страхи, тревожность и опасения. Он заканчивал смену ровно в девять утра, принимал быстрый душ перед тем как что-то перекусить и отправится на непривычную кровать. Нил едва ли мог нормально спать находясь один в закрытой на все замки квартире, а здесь, где он был слишком открыт и доступен для окружающих, тело привыкшее к опасности отказывалось расслабляться. Он прижимал сумку крепко к груди, также крепко, как прижимался спиной к стене и кутался в одеяле, надеясь спрятаться от своих монстров в теплом укрытии, как делал это в детстве, когда верил, что это может защитить его от Натана. Он спал несколько часов и уходил на учебу, возвращаясь к вечеру, проскальзывая в комнату так, чтобы его не заметили, а на утро уже менялся с уставшими консультантами и приступал к работе. Нил брал дополнительную смену, чтобы его ночевки здесь не казались слишком подозрительным и потому что второй выходной стал бесполезным, слишком опасным и невозможным. Он боялся, что пока мозг не будет чем-то занят, вновь будет возвращаться к недавним событиям и слышать голос, граничащий с криком, матери. Хотя вряд ли все они ее замечали этого, у Нила пусть и были годы практики, но не попадаться людям работающим в одном помещении все же трудно, скорее просто делали вид, что их это не касается, пока он выполняет свою работу и не доставляет проблем. У каждого были свои провалы, никто не хочет разбираться еще и с чужими и Нил был благодарен им за безразличие он бы не выдержал их бесполезное любопытство и расспросы.

«48»

Однако, кое-что все же изменилось. В следующий же рабочий день после именин Нила Джостена, тихое уведомление мгновенно привлекло внимание, Нил нажал на всплывающее окно мессенджера на компьютере. Во входящих лежало два сообщения: одно, датирующееся вчерашним числом и нынешнее. Исходящий номер и код страны были ему незнакомы, ещё больше вопросов вызывало содержание двух чисел в обратном порядке, начиная с «49». Нил подождал минуту, но больше ничего не пришло. Он удалил сообщения и убрал окно мессенджера. Джостен скорее всего забыл бы о сообщении, если бы следующим вечером не получил аналогичное только уже с нового номера: «47». Осознав, что кто-то ведёт обратный отчёт, Нил в оцепенении уставился на экран. В следующую секунду он оттолкнулся от стола в сторону и направился к календарю, висящему в кухне на холодильнике комнаты отдыха. Он отсчитывал дни, переворачивая листы, пока не дошёл до июня. Конец отсчёта пришёлся на воскресенье девятнадцатого мая, это был его рабочий день. Однако, дата не была особенной или запланированной, поэтому у него не было каких-либо предположений на этот счет. А возможно, для кого-то она просто была удобной или не имела никакого несущего смысла. Нил снова проверил вкладку мессенджера прикидывая, стоит ли отвечать. В конце концов, он удалил и это сообщение тоже и вернулся к работе.

«44»

Принимая очередной звонок он совсем не предполагал, что услышит уже родной голос. — Абрам. И весь кислород покидает его тело в выдохом: то ли отчаянным, то ли облегчённым. — Эндрю. Выдавливает он в ответ. Ему хочется спросить: " Что случилось?», «Где ты был?», «Как твои дела?». Хочет узнать как Аарон, что там с Дрейком (имя явно вызывает в нём омерзение и ненависть), хочет узнать как сам Эндрю. Но Нил успевает лишь совершить еще один вдох, как Эндрю вновь выбивает из него воздух. — Я ушел. Я больше не вернусь в тот дом. И он ненадолго замолкает, дожидаясь ответа Нила. — Это. Хорошо, — в конце концов говорит он, потому что больше ничего изложить не может. И на фоне, помимо тихого сбитого дыхания, слышится шум людей, отрывки разговоров и странное напоминание о заканчивающимся времени, что явно игнорирует Эндрю. Нил хочет спросить, но юноша его перебивает. — Спасибо, — говорит он так, будто пытается поблагодарить за все: за доверие, за честность и за понимание. Эндрю говорит так, словно прощается. — Ты был великолепен. А следом короткие гудки положенной трубки и продолжительное замыкание в мозгу Нила. И что это должно было значить? Однако, получить ответ на этот вопрос ему не удалось. После этого, звонков от Эндрю больше не поступало. Если на очный прием к психологу человек может прийти снова, то телефонная консультация — обычно разовая и Нил знает, что даже если Эндрю и позвонит вновь, не факт что попадет к нему же. Поэтому он поспрашивал у другой смены и у своего коллеги, не было ли вызова от мальчишки, что искал определённого консультанта, но Эндрю больше не звонил. С запоздалым осознанием до него дошло, что Эндрю тогда прощался. Должно ли это означать, что Нил выполнил свою работу? Конечно, он понимал, что горячий линия телефона доверия не специализируется на прорабатывании какой-то серьёзно нанесенной травмы, но может снять острое состояние и придумать план, как маленькими шажками выходить из кризиса. Если для этого человеку нужен более постоянный специалист — психиатр, консультант может предоставить список контактов или даже обратиться в службу опеку, но кончено же с согласия ребенка и его персональных данных. Эндрю же точно дал отказ на эти предложения, поэтому все что мог сделать Нил это говорить и держать его на плаву столько, сколько Эндрю нужно было, чтобы сделать выбор. Нил подозревал, что Эндрю просто не доверял слишком сильно взрослым, что поведать им и позволить решить его ситуацию в приёмной семье, но Нил его не осуждал. Не тогда, когда сам был слишком недоверчивым и паранояным, все эти обретенные качества появляются, когда пытаешься выжить, так что Нил даже не мог представить, что пережил этот ребенок, чтобы мыслить и опасаться так, будто опасность подстерегает его на каждом шагу. Эндрю не мог позволить кому-то позаботиться о себе, у него был только он сам и от этого у Нила дрожало сердце. Однако, небольшой шажок в их маленьком плане кажется все-таки на начал осуществляться. Единственный способ жить счастливо, это сразу же уходить оттуда, где плохо. Как жаль, что сколько бы Нил не бежал, а хорошо не становилось. Однако, он не сдался. Просто принял реальность— он не может бежать вечность. Лучше же он поживёт хотя бы немного «нормальной» жизнью, сколько бы она не длилась. Конечно, Мэри бы не согласилась с этим решением. Да какое там согласие, он сомневался, что отделался всего лишь парочкой сломанных пальцев. Но её нет. И больше не будет. Поэтому сейчас он сам расправляется своей жизнью.

Продолжение, блять, следует.