Jedna Lila Ramonda

      Очередной визит к Алену, лучшему другу уже не пойми сколько лет, не предвещал ни беды, ни особой радости: просто обычная посиделка с пивом, приставкой и парой гитар под конец недели. Правда, за этим стояло кое-что ещё — два дня назад Марко отправил Алену несколько демоверсий песни, что записал у себя дома в спальне.       — Ты демки-то послушал? — Марко залил немного жидкости в вейп.       — Да-а, — довольно протянул Ален и хитро прищурился, — я тебя за этим и позвал вообще-то.       — Вот как. Затем, чтобы сказать, что я полное дерьмо и мне стоит свернуться с музыкой? — Марко попарил и прокашлялся, — Блять, сколько здесь? Горло режет.       — Полтинник. Подашь на «Дору»?       — Чего? — Марко прокашлялся ещё раз, но уже из-за того, что поперхнулся, — Ты спятил, брат. Какая мне «Дора»?       — А что я сказал-то такого? — Ален невозмутимо потягивал своё пиво, — Фрикотня сейчас на Евро только так заходит, сам знаешь. Как раз формат. Ты Каарью в этом году видел?       — Ну, видел. И что? — Марко убрал с края журнального столика миску фисташек, чтобы Ален ненароком не спихнул её ногой, — Думаешь, я дотяну до такого уровня?       — У тебя есть целых полгода. Даже больше. Ещё «спасибо» мне потом скажешь, — Ален откинулся на спинку дивана, — Ты — гений, если честно. Надо же было такое придумать — «Рим-тим-таги-дим»! Это за язык похлеще, чем «Ча-ча-ча» зацепится.       — А хотя ты, наверное, прав, — Марко ухмыльнулся, — в первый раз не повезло, может, во второй что-то, да перепадёт...       Над советом Алена нужно было думать. Долго. Марков вокал всё ещё оставлял желать лучшего. Каарья, бог бы с ним, вообще-то рэпер, и над вокалом ему потеть особо не нужно, а вот Марко планировал основательно в это вложиться, слыша собственные «косяки» на голосовых записях в "Garage Band'e" и «Штайнберге».       Но работа над вокальными способностями — это ещё полбеды. Всё должна была решить реакция единственного человека — его девушки Элизабеты, или, как её звали дома, Бети.       Бети говорила о том, что готова к свадьбе и детям уже раз, наверное, миллион, только вот Марко всё отнекивался, аргументируя это тем, что сейчас не время и, конечно, выслушивал в свой адрес претензии и обвинения в безответственности. Может, правда так и было — ответственным Марко себя никогда не считал и точно знал, например, что учитель из него никакой. Зато секс после ссор был хороший.       А вот время, должно быть, наступило именно сейчас. Марко-то в целом был и сам не против — как-никак, шестой год вместе, почему бы и не пожениться, — но ждал лучшего момента. А тут, как специально, и идея с Евровидением под руку попалась...       Да, подбираться к Бети с темой Евровидения нужно было издалека и для начала достать козырь из рукава, вернее, заветную бархатную коробку с колечком из кармана. После — поставить перед фактом, мол, так и так, «Дора» ждёт, и никуда ты от этого не отвертишься.       Бредя от аленового дома до остановки, весь в своих мыслях, Марко чуть не врезался в фонарный столб. Мечтами он уже был где-то там, на месте Каарьи, и будто бы вместо него стоял на сцене в свету зелёно-розовых софитов.       Но до этого ещё предстояло протоптать долгую дорожку.

***

      С момента разговора с Аленом прошло три дня. Всё это время в марковой голове крутилась фраза, что всю жизнь ему говорила мать — «Самое сложное — начать, а дальше — легче». Это работало всегда, абсолютно всегда: когда принимался учить новые гитарные партии, когда писал диплом в университете, когда только-только задумался о сольной карьере... Должно было сработать и сейчас. Кольцо Марко выбрал без долгих колебаний — за все пять с лишним лет отношений он уже выучил Бети как свои пять пальцев: белое золото и гранат стали идеальным вариантом. Коробка — тоже, в любимый цвет Бети, винно-красная. Дома — такие же красные свечи в чёрном железном подсвечнике в виде дерева на кухонном столе и бутылка Мальбека. Банально? Может быть. На предложение Бети намекала, а вот каким оно должно быть — нет. Поэтому Марко просто вложил душу. А ещё приготовил болоньезе, правда, кухню после готовки прибрать ещё не успел: Бети уже вернулась домой. Конечно, как она сама говорила, если бы у Марко была нормальная работа, они бы уже давно накопили на посудомоечную машину, но...       — В честь чего у нас такой пир? — Бети вымыла руки в ванной и пришла в кухню, где её уже ждал Марко.       — Э-э, — Марко мотал головой, — просто так. Мне уже нельзя сделать тебе приятно, сразу подозрения какие-то?       — Да нет, — улыбнулась Бети, — просто если ты готовишь, то всегда как будто из-под палки, а тут и выглядит всё прилично, и... и ты даже запомнил, что я хотела выпить с тобой вина в пятницу, хотя я сказала об этом аж в понедельник, — она потянулась к Марко и поцеловала его в губы, — Ну что, будем пробовать, чего ты тут накашеварил, — она отодвинула стул и села за стол.              Марко сел следом и принялся за еду. О вине в пятницу он, кстати, не помнил.              — На самом деле, я тебя обманул, — сказал Марко, когда тарелки и бокалы обоих опустели, — У меня есть маленький подарочек, — параллельно он отматывал на нужный момент песни в телефоне.       — Подарочек? — у Бети дёрнулся уголок губы, — Ты точно где-то прокосячился, только сознаваться не хочешь.       Марко лишь повертел головой, встал на колено, нажал на «play» и, повозившись рукой в кармане, протянул Бети уже открытую коробочку.       Heirate mich,       Heirate mich,       Heirate mich,       Heirate mich…       — Ну ты сейчас серьёзно? — Бети закрыла лицо ладонями, — Марче... — она зашмыгала носом: кажется, правда расплакалась, — Неужели дождалась?       Марко смотрел на Бети снизу вверх с несходящей улыбкой: настолько счастливой он не видел Бети, наверное, со времён начала отношений и периода прогулок за руку на умагской набережной.       — И... Бетс, ты должна кое-что понимать, — Марко накрыл ладонь Бети своей, — Я правда хочу семью. У нас она уже и так, конечно, есть, но... — мимо к своей миске прокралась Бранка, — ты меня поняла. В общем, для вот этого всего, — свободную руку он прислонил Бети к животу, — мне нужно дальше развиваться в музыке. А уже для этого... — он перевернул чужую ладонь и начал водить по ней пальцем, — есть «Дора» и Евровидение.       — То есть, ты хочешь на Евро? — в голосе Бети прозвучала будто едва-едва заметная нота насмешки, но Марко убедил себя в том, что ему показалось.       — Да, родная, — Марко закрыл глаза и закивал, — если я хотя бы попробуюсь, это уже будет счастье. Не как гитарист Марко, а как Бэйби Лазанья. Ради нас дво—, — он осёкся, вспомнив о Бранке, Гертруде и Стипе, — пятерых, — он уткнулся носом Бети в руку, — Ты одобряешь мой выбор?       — Я... — она прижала руку с кольцом к груди, — честно, я не знаю, Марче. Ты ведь уже пытался, и...       — Пытался не я, а мы с Марко и «Маннтрой». А теперь должен я. Сам. Лучше уж я буду жалеть о том, что сделал это, чем о том, что не сделал, правда?       Марко хотелось заплакать вместе с Бети, когда ответом той стала пара утвердительных кивков.       План, кажется, сработал.

***

      — А я говорила, что это — идиотская затея. Ты никогда, никогда меня не слушаешь! Господи, зачем я на всё это согласилась…        Марко смотрел в пустоту, сжав телефон в руке. Бэйби Лазаньи в списке участников «Доры» не было. Неужели все старания были зря? Может, какая-то ошибка?       Он швырнул телефон на диван и следом рухнул туда же. Часами он сидел за компьютером в спальне до сухости и боли в глазах, сводя трек, записывал миллион вокальных дублей, стараясь выбрать самые удачные, Бети старалась и мастерила лирик-видео, уже был снят клип, а в итоге даже отбор на отбор не пройден. Провал века. И это уж совсем не то, как Марко представлял себе начало нового года.       Кошки, уже чувствуя, что в доме вот-вот начнётся скандал, разбрелись кто куда и попрятались в надёжные места. Только храбрая Гертруда вышла на разведку и уже путалась под ногами у Бети.       — Гера, ёб твою налево, — шикнула та, отогнав от себя кошку, — ну не до тебя сейчас! Ты уже ела, тебе больше нельзя. Нель-зя. Понятно, нет?       — Бетс, вот уж кто-то, а Гера точно не виновата в том, что меня на «Дору» не взяли. Оставь её в покое.       — А ты вообще молчи! — Бети топнула ногой, — Даже слышать тебя не хочу!       Такие выступления от Бети были уже привычным делом. Марко знал, что это пройдёт, и, возможно, она даже первая придёт мириться. Правда, времени это могло занять в отличие от обычной ссоры чуть больше…       Звонок.       Deus ex machina ли? Кто знает. Только вот на другом конце провода девушка тонким голоском протараторила что-то о внезапно отсеявшейся девушке-участнице и запасном варианте. Марко не успел толком ничего понять, несколько раз выпалил «Да», и в трубке уже раздалось три коротких гудка. Вот так просто. Получается, дело случая.       — Кто звонил? — Бети всё ещё была дёрганной.       Марко подошёл к ней сзади, мягко перехватил её руки, сделал поглаживающее движение большим пальцем и тихо, почти шёпотом ответил:       — Слышать не хочешь, поэтому буду говорить вот так. Успокаивайся. Я на «Доре».

***

      — Скоро «Дора» начнётся, — Филип домыл посуду и отряхнул руки от капель воды, — второй полуфинал. Будем смотреть?       — Можно, — пожал плечами Бошко, — но если будет скучно, я спать. Мне диджеить завтра к ночи.       — Я помню, — Филип закатил глаза, — но мы уже сто лет вместе не смотрели ничего!       — Да посижу я с тобой, не переживай, — из кухни они вернулись в гостиную и сели на диван, — Кого сам хочешь видеть?       — По мне так пусть будет кто угодно, только не «Баба Рога», — фыркнул Филип.       — Да ну, «Лэтов» второй год подряд вряд ли возьмут, — Бошко открыл пиво, — М-баба-а Ро-о-га, — гнусавым голосом передразнил он, рассмешив брата.       — Нашу Ану тоже, всего два года прошло, — Филип щёлкал пультом и случайно наткнулся на фильм про диких кошек на «National Geographic», — но мне-то даже на руку. Минус конкурентка, — он наконец-то нашёл нужный канал, — А тут сегодня ещё Рейвен выступить должна. Из Словении. У них вообще отбора никакого не было, нечестно! — они успели как раз на конец рекламы и начало заставки.       — У этого какое-то лицо больно знакомое, — когда поочерёдно представляли участников, Бошко ткнул пальцем в экран телевизора.       Собиравшийся отойти на кухню за чаем Филип развернулся и увидел на экране парня с обесцвеченными волосами, густо накрашенными чёрной подводкой глазами и железными тоннелями в ушах. На нём была кожаная жилетка с кучей булавок, кофта из металлических колец, белые объёмные похожие на облака рукава и странные, будто бы с замытыми пятнами извёстки серые джинсы.       — Бэйби Лазанья… — Филип уставился в экран на пару секунд, — Ooh-ooh, heavy metal lover, — тихо напел он себе под нос, — Загуглю, кто это такой, — он поднял с дивана телефон, — Пишут, его зовут Марко Пуришич.       — Подожди-ка, Пуришич? — Бошко резко оживился, будто бы узнав старого знакомого, — Так он же раньше в «Маннтре» играл. Я по ней ссался лет в пятнадцать, не помнишь? И сейчас слушаю иногда. Найду тебе его, — он сам полез в телефон искать фотографии.       — Не помню, — растерянно ответил Филип.       — Cмотри, какой маленький, — Бошко приблизил юного Марко на экране телефона, — вот уж где реально Бэйби Лазанья, — они оба посмеялись.       — Щекастый такой, — Филип улыбнулся, — а сейчас ему сколько?       — В следующем году четвёртый десяток разменяет. У них песня есть одна, правда, плюс-минус новая, — Бошко открыл Эппл Мьюзик, — так вот, там на обложке гляди кто стоит, — он снова повернул экран телефона к брату.       — Бэйби Марко! — Филип хлопнул в ладоши.       — Ori-ori, give me glory,       Ori-ori, sing my story,       Ori-ori, give me glory,       Love me, hate me, ori-ori… — напел Бошко, — Сейчас бы учиться классе в девятом и «Маннтру» слушать, а не вот это вот всё.       — Сейчас бы что угодно делать, только не к «ПЗЕ» готовиться, — вздохнул Филип, — Вот скажи, какая дурь в меня вселилась, что я опять туда полез? Стресс на стрессе, — пятернёй он убрал со лба кудрявую чёлку.       — Ну так ты сейчас расслабься, отвлекись, на других посмотришь, может, волнение и пропадёт. Вот правда, — Бошко приобнял брата одной рукой, — ты всегда всё близко к сердцу принимаешь, и тебе это ме-ша-ет. Я тебе ещё с детства говорил, что на всё надо забивать.       Было бы глупо не признать правоты брата: в детстве, когда Бошко и Филипа отправляли на разные вокальные и театральные конкурсы, волновался из них именно последний. До дрожи, до слёз, до головных болей и тошноты... Выступать Филип любил всегда, но вот боязни сцены и сделать на этой самой сцене что-нибудь не так это не отменяло.       Они посидели так в обнимку ещё пару выступлений, голова Филипа у Бошко на плече. Филип, чувствуя весь вайб своего прошлогоднего отбора и глядя на волновавшихся в эфире людей, не на шутку затревожился.       — Вот он точно не волнуется, — сказал брату Бошко, когда дошла очередь до Марко, того самого «любителя хэви-метала», — Бери пример.       Рокерское прошлое было и по внешнему виду заметно, а с началом выступления это стало понятно на сто процентов. Филип обычно вообще подобные номера не чествовал, как тут… произошло что-то странное. Он не отрывал глаз ни от номера с чемоданами и народными танцами, ни от разноцветных мигающих огней и нарисованных на заднем плане животных, ни от маркова костюма, ни от самого Марко. Залипнув, Филип даже сжал ладонями колени и до самого конца песни не ощущал от этого никакого дискомфорта.       Камеру приблизили, и Филип разглядел золотые блёстки на марковых щеках. Со сцены Марко слал воздушный поцелуй. В зале показали мужчину и женщину (что, вероятно, были его родителями), а ещё — темноволосую девушку. Филип снова застыл у экрана.       — Песня приставучая у этого товарища, конечно, — Бошко отошёл выбросить пустую бутылку в мусорку и, вернувшись, потряс брата за плечо, — Р-р-рим-тим-таги-диги-хоп! — он потрепал его по волосам, — Чего ты завис? Нормально всё?       — Ага, — как загипнотизированный, Филип всё ещё следил за тем, что происходило на экране и оторвался только когда виновник гипноза с этого самого экрана исчез.       — Ну что, как думаешь, кто пройдёт?       — Он, — Филип почувствовал, как пересох его язык, — Точно он...