Falling into your arms - (Jenlisa/Дженлиса)

«Жизнь наша многослойна, её слои так плотно прилегают друг к другу, что сквозь настоящее всегда просвечивает прошлое, это прошлое не забыто и не завершено, оно продолжает жить и оставаться злободневным». — Бернхард Шлинк

Опасность. Вот что она чувствовала. Предчувствие чего-то надвигающегося, словно огромное цунами, готовое захлестнуть её с ног до головы. Казалось, любая мелочь могла вывести её из равновесия, будто она стояла на тонком канате между зданиями на большой высоте, а любой толчок ветра лишал её уверенности и устойчивости. Однако тело не было ни слабым, ни вялым, напротив, оно было в напряжении, как каменная скала, а в сознании то и дело мелькали импульсы желания разбить стену, на что её рука лишь сжалась в крепкий кулак, доведя костяшки пальцев до белого каления. Темные старые и знакомые коридоры, белые и облупившиеся стены вдоль них. Плакаты с обнадеживающими надписями, яркими, но едва различимыми в темноте буквами гласили, что это место тепло позаботится о каждом, кого привела сюда долгая и беспросветная дорога. Будь это правдой, — воспоминания о холодных и леденящих душу ночах не терзали бы её юное сердце. Тепло, как на жарком юге, было только началом, но по мере того, как шло время, компас развернулся к ледяному северу, показывая истинное лицо, истинное отношение взрослых пернатых к потерянным маленьким птенцам. Имеется в виду, что организация интерната на первых порах выставляла напоказ все свои лучшие стороны, все свои достоинства, пряча скелетов в шкафах до тех пор, пока не сочтет нужным их обнажить. Лунный свет лился через небольшое окно в конце коридора, ложась густым слоем на пол, выложенный бледно-желтой плиткой, и делая его еще более бледным и неприветливым. Возвышающиеся по обе стороны белые двери с номерами комнат казались заброшенными, поэтому черноволосая напуганная тайка сторонилась их и безоглядно неслась вперед под слепящим лунным светом из единственного окна вдали, но с каждым шагом окно не становилось ближе. Складывалось впечатление, что она просто бежала на месте. Она прямо-таки чувствовала, как нечто дышало ей в затылок, опасно маяча за спиной, но если она обернется, то не встретится с глазу на глаз с носителем, оно продолжит скрываться за её спиной. И единственное, что она могла делать, – это продолжать убегать и искать способы спрятаться. Чувствуя чье-то дыхание, дуновение безжалостного злого шепота посылало ледяной поток, — такой пугающий и неумолимый. От этого её дыхание становилось учащенным, лишенным кислорода и слабым. Существо позади неё не давало ей возможности скрыться, оно позволяло ей лишь ненадолго убежать от него, прежде чем оно, словно тень, начинало следовать за ней. И когда наступил тревожный момент, когда существо вцепилось в неё своей острой хваткой, она могла лишь безучастно смотреть перед собой, чувствуя, как тело буквально валится вниз, теряя все силы, что у неё были совсем недавно. Тело будто стало весить тонну, и от страха её охватила дрожь, – а затем слезы. В этот момент, когда она выходила за пределы своих сил, существо смотрело на неё свысока. Она понимала, что чувства должны подчиняться ей, а не кому-то или чему-то другому, потому что она – хозяйка своего тела, она – хозяйка своих чувств. Но при этом она знала, что она слаба, и страх одерживал верх, потому что он тоже знал, что она слаба. Но как победить это тревожное существо, если она даже не могла встретиться с ним взглядом. Как с ним бороться? Как взять под контроль свои чувства, как сказать им, чтобы они перестали причинять боль? "Ты такая никчемная, что никто из взрослых не хочет брать тебя." "Вы знали, что она здесь с рождения? Похоже, родители бросили её. С ней лучше не связываться..." "Почему ты продолжаешь всё портить?" "Тебе так нравится здесь, что ты продолжаешь возвращаться?" "Никому такая, как ты, не нужна! Ты хоть понимаешь, почему?" "Это не я! Это всё Лиса!" "Сколько бы раз тебя ни забирали, тебя всегда возвращают." "Она же словно забытая игрушка в старом ящике." Воспоминания обрушились не неё громким эхом. Голоса крутились в её голове снова и снова, словно гнетущая симфония, играющая на сцене вечного театра её мучений, – словно волны, разбивающиеся о скалистый пляж. Будто невидимые руки обхватывали её, всё сильнее сжимая, пока сердце не сжалось в тесном пространстве её груди. Она словно вынырнула из воды с лишенными воздуха легкими. Дыхание вырывалось из сухих, пухлых губ, когда она резко вскочила с кровати, чувствуя себя так, словно на неё вылили ведро холодной воды. Сон был настолько реалистичным и в то же время противоречивым, что её тело бросило в пот, как будто она спала на раскаленной плите. "Снова приснился кошмар?" Лиса повернулась на голос и едва смогла разглядеть в темноте фигуру, выглядывающую из-под края кровати. Она прижала руки к лицу и подтянула колени к груди, беспомощно и разочарованно пытаясь собрать себя по частям. Спектр эмоций обрушился на неё, как неумолимый ливень. Фиолетовая, красная, оранжевая, голубая ауры просачивались из неё, не способные смешаться друг с другом, вызывая всеобщий конфликт. "Чэ, я устала... Я хочу забыть это, как мне это забыть? Оно преследует меня, как.. как..." Уставший вздох горячим воздухом врезался в кожу её похолодевших ладоней. Влажность проступила на ладонях, когда слезы медленно скатились по щекам. Её голос стал прерывистым: "Оно как будто впилось когтями в мою шею и не хочет отпускать..." Карие глаза австралийки на мгновение расширились от удивления, она забралась на кровать и подползла к своей подруге, что сжалась в углу. Её светлые брови чувственно изогнулись дугой. "Боже, Лис, ты что, плачешь?" Она притянула её к себе и обняла. "Мне тошно видеть это почти каждую чертову ночь... Как же меня это достало! Меня это, нахрен, задолбало! Какого черта мне это снится? Я уже обо всем забыла, так какого, мать твою, хрена мне продолжает это сниться? Я сыта этим по горло. Надоело, надоело, надоело..." Тихо вздохнув, беспокойная австралийка крепче обняла её, прислушиваясь к приглушенным крикам, а затем прервала её, чтобы отвлечь чем-нибудь. "Я понимаю, Лис... Но ты больше не там, слышишь? Всё кончено, мы больше не там, мы с тобой здесь — одни, в этом чертовом старом трейлере, но подальше от того блядского места, мы им больше не принадлежим, мы сами по себе. Всё, что было в прошлом, осталось в прошлом." "В том-то и дело... Я не могу. Я пытаюсь, понимаешь? Но каждый раз, когда я убеждаюсь, что покончила с этим, этот долбаный кошмар возвращается снова и снова, снова и снова, как долбаное напоминание. Срать я хотела на это напоминание..." "Уверена, этот кошмар когда-нибудь пройдет, просто подожди." "Пф, да." Лиса раздраженно фыркнула и отстранилась, нахмурившись. "Но сколько, год, два? Или когда мне позвонят из пенсионного фонда, что бы я забрала свою жалкую пенсию?" "Не сдавайся так легко, Лис, просто дай себе время. Всё будет нормально." Сказала старшая, однако в ответ ей бросили не самую приятную тишину, что нависла, как тонкая паутина в старом затхлом доме, собравшая на себя всю витающую вокруг пыль. По выражению лица младшей, старшая сочла, что выбрала не самые лучшие слова для поднятия её духа. Словно ночная лампа, зажженная неунывающим светом, она отогнала сонливость и зарядила себя вынужденной бодростью, как будто должна была. Она тихо усмехнулась и игриво стукнула ту по голому колену ладонью. "Как думаешь, мы с тобой будем дружить до пенсии?" Бездонные оленьи глаза поднялись, слезы, набежавшие ранее, высохли, и аура, казалось, светилась не голубой печалью, а тусклым гневом, пока алый дым не испарился и вовсе не исчез, оставив после себя лишь усталость с примесью уныния. "Не знаю." Не таясь ответила черноволосая тайка, хотя и не особо заостряла внимание на вопросе. Мысли о сне не давали ей покоя, и она хотела отвлечься чем-нибудь, но вариантов было немного. Воспоминания были настолько свежи, что забыть их становилось всё труднее и труднее. "Слушай, Лис, — мне завтра рано вставать на работу." "Я тебя не держу." Она легла обратно в постель и отвернулась лицом к стене трейлера. "Ты в порядке?" "Да, иди уже." "Просто постарайся не думать об этом и попробуй заснуть, ладно?" Спросила Чеён, но ответа не услышала. Глядя на то, как тело подруги не шевелится, она подумала, что та уже уснула. Однако это было не так. Наблюдать за тем, как солнце ложится на всевозможные поверхности, – это так завораживающе. Свет такой теплый и манящий, что хочется смотреть на него вечно. Не понятно, почему это так красиво, хочется сделать снимок, но, к сожалению, камера не передает атмосферу так хорошо, как человеческий глаз. Порой возникает желание поймать вид одним взглядом и сохранить его в памяти навсегда, но, увы, это невозможно, и приходится обновлять воспоминания, меняя пазлы, которые затерялись в круговороте времени. Жизнь такая серая, а природа такая красочная, что ей часто хотелось упасть в её краски и стать такой же яркой. Природа — она честна. А люди фальшивы, словно клоуны в масках, старательно прикидывающиеся добрыми и приветливыми, каковыми они не являются. Все люди, которые улыбались им с Чеён в прошлом, и улыбки, на которые они велись, были ложными, а в итоге всё заканчивалось тем, что они получали пинок под зад. Сидя на краю обрыва, подтянув колени к груди и опираясь на них локтями, Лиса молча нежилась на летнем вечернем ветру, что легким дуновением развевал пряди её чернильно-черных волос. Её безучастный взгляд задумчиво смотрел перед собой, в глазах, которых отражались насыщенные цвета оранжево-розового неба, плывущего по вольному течению. После работы она пришла вымотанная и невыспавшаяся, мышцы болели во всех частях её тела, словно натянутые струны, играя жалкую серенаду. Расслабившись под солнечными лучами, она на мгновение закрыла глаза и подняла голову к небу, мысленно проклиная боль в плечах. Тихий вздох вырвался из её губ. Тонкая сигарета дымилась между её тонкими пальцами, рука расслабленно свисала вниз. Она была так глубоко погружена в свои мысли, что не заметила, как кто-то появился рядом с ней и сел рядом. Приоткрыв глаза, она медленно взглянула налево и не успела поймать взгляд кошачьих глаз, обладательница которых отвернулась к почти заходящему солнцу перед собой. Лиса отвела взгляд и уставилась вперед. "Похоже, я пришла не в самое удачное время, да? Не волнуйся, я не собираюсь оставаться здесь дольше, чем нужно." Тихо донесся до неё голос брюнетки. "Оставайся здесь сколько угодно." Отстраненным, усталым голосом заговорила она, медленно поднеся сигарету к губам и выпустив струйку дыма, уносимую куда-то далеко попутным ветром. Пока морской бриз перешептывался с лесным массивом из хвойных елей и высоких лиственных деревьев, что соседствовали здесь веками, а морской запах смешивался с грибной сыростью и колючими нотками мхов, зеленеющих от нагретой листвы, они погрузились в тишину, оставшись наедине со своими мыслями. Если бы мысли можно было видеть, они бы сейчас парили подобно нотному стану, рисующему в воздухе параллельные горизонтальные линии, вознося ноты мыслей к небу, словно чистый лист. К счастью, мысли хранятся в строгой тайне, никто, кроме их обладателя, их не услышит, потому что, вероятно, никто не хотел бы, чтобы его мысли стали достоянием всего мира. Сбоку послышалось движение, девушка сдвинулась с места, сняла кофту и скомкала её как подушку, после чего легла на траву. Бездонные оленьи глаза цвета мертвой весны с легкой хмуростью взглянули на брюнетку. Она постучала большим пальцем по мундштуку сигареты и стряхнула с него пепел, некоторое время наблюдая, как догорает и дымится кончик, затем затянулась, затушила сигарету о старое бревно, лежащее рядом, и выбросила её. Чуть позже она решила тоже прилечь, – и когда её спина коснулась мягкой травы, а волосы разметались по сторонам, с губ сорвался тихий вздох облегчения, и она почувствовала, как боль в спине немного утихла. Левая рука заныла, и она неосознанно потянулась к предплечью, перевязанному эластичным бинтом, и слегка размяла его пальцами. По своей глупости она взяла на себя сегодня слишком много хлопот, пытаясь отвлечься, и это помогло ей, но из-за своей упертости она не учла своих сил и надорвала мышцу, и это было бы терпимо, если бы не пострадала еще и лодыжка. Ей просто хотелось выплеснуть свое разочарование и злость работой – и она поплатилась за это. Её мысли кружились, как злая карусель, унося за собой всё, что она хотела бы забыть. И, глядя на ласковые краски неба, она пыталась найти в них утешение, пыталась найти поддержку в этой красоте, в этом неуловимом мгновении, которое эхом отдавалось в её груди, будто мелодия застывшей зари. Прямо сейчас Лиса испытывала острую потребность в природном умиротворении и прибрежной гармонии. Место, где время замедляло бег, а заботы уходили в небытие. И она была бы вне себя, если бы у неё это отняли, однако на злость или даже обиду у неё не находилось сил. Несмотря на то, что, к её сожалению, в этот момент она была не одна, брюнетка позволила тишине остаться. Танец ветра порывами пробегал по морским волнам, приятно шелестя под утесом, и, казалось, протягивал руку, приглашая присоединиться. Послышался шорох, брюнетка встала, взяла свою кофту и молча ушла, — изначально Лиса не обратила на это внимания. Их встречи так и продолжались на этом скромном утесе, никто из них не находил повода для разговора, по крайней мере Лиса точно не находила. Каждая их встреча здесь превращалась в некую рутину, словно две заблудившиеся кометы, медленно плывущие где-то в космическом темном море, не стремясь соприкоснуться. Они не сидели рядом друг с другом, как друзья-приятели, разделяющие радостные мгновения или глубокие разговоры, – напротив, они сидели поодаль, каждый в своем собственном пузыре размышлений, тянувшем их вдаль. Между ними завязалась своего рода связь. Днями и ночами она проводила в бесконечных лабиринтах своих кошмаров, борясь с собой, словно тень, убегающая от света, не находя в себе сил хоть как-то реагировать на окружающее. Но однажды, в один из дней, когда брюнетка собралась уходить, Лиса почувствовала, как непонятное чувство, томящее её в груди, приподнялось. Словно какой-то невидимый магнит притягивал её к этой незнакомой уходящей фигуре. Сама того не осознавая, она как будто привыкла к чьему-то присутствию, к тому, что рядом находится некий сторонник, хоть она и рассчитывала на уединение. "Подожди." Её голос отозвался в воздухе, словно набежавшая на берег непоседливая волна. Брюнетка остановилась, словно застигнутая врасплох, и обернулась. В карих кошачьих глазах читалась светлая растерянность, небо, казалось, скользило над ними, и они оба остались в ожидании. "Ты приходишь сюда каждый день, и... молчишь. Почему?" Спросила Лиса. Брюнетка немного замешкалась, окинув быстрым взглядом стволы деревьев, заправила за ухо выбившиеся из-под ветра свои светлые пряди и снова встретилась взглядом оленьих глаз. "Ну, мне показалось, что тебе это было нужно. Разве нет?" "Что нужно — мне? Ты что, подстраивалась под меня?" С неподдельным любопытством и недоумением спросила она, нахмурив брови над своими бесстрастными оленьими глазами. Она заметила, что брюнетка сегодня была какой-то скованной и растерянной, словно вокруг неё было заложено минное поле, и она боялась ступить не туда, иначе всё взлетит на воздух. Шоколадные длинные волосы спустились на плечи, когда брюнетка склонила голову набок, вопросительно сдвинув брови. "Возможно. Тебя это беспокоит?" "Нет, это... странно." "О... Извини." Вскинув брови, девушка, которую, как она помнила, звали Дженни, поджала губы. "Просто это место..." Она на мгновение замолчала, будто подбирая подходящие слова. "единственное, — где я могу побыть наедине со своими мыслями и побыть подальше от мира и всё такое. Если ты понимаешь." Лиса слегка прищурилась, опираясь здоровой рукой на усыпанную свежей травой землю: "Я понимаю." И она действительно понимала, поскольку именно по этой же причине приходила сюда в первую очередь. "Но когда ты только пришла сюда, ты отчаянно напрягала свою задницу, чтобы почесать языком." "Э-э, ну, честно говоря, тогда я почувствовала, что должна." Дженни неопределенным медленным движением пробежалась по волосам, укладывая их назад. "Но потом я поняла, что это было лишним." Угрюмое бесстрастное лицо Лисы едва заметно смягчилось, и она мягко качнула плечом, подогнув ногу под бедро. Её длинные ресницы медленно моргали в сторону стоящей неподалеку брюнетки, пока её оленьи глаза не отвлеклись, случайно поймав маленькую рыжую белку, проворно взбирающуюся по стволу ели. "Мне не хотелось вести себя как стерва," Ровным тоном проговорила Лиса сквозь дуновение морского бриза, что немного прогонял усталость, свинцом нависшую над каждой частичкой её тела. "я плохо разбираюсь в людях." И как только она осознала, что пыталась извиниться, её брови сошлись вместе, образовав темную тень. Но прежде чем она успела глубоко задуматься над этим, она подняла глаза, наблюдая за легкой грустной улыбкой, появившейся на лице брюнетки, что нежно сияло в последних лучах уходящего на покой солнца. Отражение печали было наглядно видно в каждом изгибе шоколадных кошачьих глаз, что лились золотом. И всё же сквозь приподнятые ресницы, как свет в ночи, пробивался некий огонек. Голубая аура витала вокруг миниатюрной брюнетки, как пар над кружкой горячего кофе, но в отличие от пара, который мгновенно исчезал в воздухе, — аура печали удерживалась. В то время у Лисы она и вовсе отсутствовала. "Я имею в виду.." Прежде чем она успела взять свои слова обратно и огрызнуться, так как ожидала, что её начнут выставлять виноватой, Дженни заговорила. "Всё в порядке, я это заслужила." Не предвидя такого ответа, она лишь хмуро хмыкнула. Она была несколько озадачена, сначала её выставили никому не нужной пустой бутылкой из-под вина, не видящей дальше собственного носа, а теперь вина была с неё снята, — что с этой девушкой не так? Девушка ушла, а она смотрела ей вслед, пока та не скрылась за стеблями деревьев и елей, покрытых древесной вьющейся корой. На другой день Лиса не стала торчать на утесе, а пошла в парк и около часа просидела на скамейке, глядя на фонтан перед собой. Большая белая чайка важно шлепала своими рыжими лапами по мокрой керамической перегородке фонтана, а затем с испугу улетела на ветку ближайшего дерева. Бездонные оленьи глаза смотрели, как прозрачная вода плещется вверх, стекая каскадом, пока они не заметили разноцветную полосу над водой. Она замерла эмоционально и физически, когда перед ней раскинулась радуга – маленькая, но очаровательная, она словно напоминала ей о том, какой серой она была, как и её прошлое. Ей хотелось, чтобы её душа была такой же яркой и цветной, как эта радуга.