Epiphany

      Он слышит гудки на той стороне телефонной линии, понимая, что Наиль попросту таким образом показывает степень своей обиды на сына за то, что увидел Чимина в его доме. Однако он настолько редко звонит родителям, отдалившись за прошедшие годы, что папа просто не станет игнорировать звонки. А вот катастрофически долго выдерживать драматичную паузу перед тем, как взять трубку, это вместо хлеба на обед.        — Наиль слушает, — ровным голосом, в котором невозможно не заметить явственную обиду, проговаривает пожилой омега.        — Привет, пап, — спокойно выговаривает Чонгук, крутя колёсико мышки в своём рабочем кабинете.        — А, это мой неблагодарный сын, который соизволивает звонить мне раз в несколько месяцев, — тут же обида не просто явственно слышащаяся, а почти с ядовитым оттенком.        — Пообедать не хочешь? — без тени смущения или вины спрашивает Чонгук, отлично зная, что Наиль поймёт тему, ради какой он предлагает встретиться.        — Будешь мне высказывать снова свои недовольства? — Чонгук почти видит, как папа поджимает губы на том конце звонка, но за тридцать с лишним лет уже привык к его капризам и поведению.        — А ты безумно проницателен, — усмехается альфа.        На деле после расставания с Чимином Чонгук не общался с родителями несколько месяцев, так как винил их в том, что отношения с любимым человеком пошли совершенно не в ту колею, куда должны были. Он винил их без устали, не видя, что не только в его семье дело, а и в нём самом. Не бывает так, чтобы только кто-то один нёс всю ответственность и вину за произошедший конфликт. Это собирательно и накопительно повлиявшее, сложившиеся обстоятельства, неосторожно брошенные слова и поступки, расстраивавшие обоих, это упрямство и гордыня альфы и омеги, постепенно разругавшихся слишком сильно. Чонгук знает, что родители только лишь дали толчок, а разумы двоих молодых людей в паре подкидывали дров и тревожных размышлений в прошлом. Но это было давно, с тех пор Чонгук стал терпеливее и мудрее, потому ругаться с папой не собирается. Он хочет поговорить, как один взрослый человек с другим взрослым, пусть Наиль часто ведёт себя как капризный ребёнок.        — Я сегодня в три часа еду с друзьями в торговый центр, — всё ещё обиженно проговаривает омега, и Чонгук может представить, как он сильнее сжимает губы и рассматривает свои идеальные ногти.        — Скажи мне адрес.        — Торговый комплекс «Санги» на станции Йонсан. В два часа пополудни я буду ждать тебя в небольшом кафе на четвёртом этаже, — и бросает трубку.        Его папа — омега с непростым характером. Понятное дело, что уживаться единственному удаётся с ним только лишь отцу из-за сильной любви в их паре. И Чонгук правда любит своих родителей, но ни за что не позволит им вмешиваться в его личную жизнь. Особенно сейчас, когда ему удачно выпал шанс снова быть любимым и счастливым рядом с человеком, с которым он очень хочет быть вместе. И разговор с папой попросту необходим.        Бросив взгляд на часы, прикидывает, во сколько ему нужно вызвать такси, чтобы вовремя добраться до «Санги», так как его машина всё ещё в ремонте из-за разбирательства по поводу аварии, и понимает, что ещё успеет немного поработать. Близится Рождество — семейный праздник, но Чонгук опасается одного: что Чимин съедет обратно на съёмную квартиру и ещё одно Рождество они проведут вдалеке друг от друга.        Он, вздохнув, откидывает мысли прочь. Хочется, конечно, провести праздник с ним и Юном, и если омега позволит, так и будет. А пока альфа присматривает бронь в одном заманчивом месте, куда бы хотел его свозить, улавливая как можно больше моментов наедине с Чимином.        Время неумолимо утекает прочь, и Чонгук, оставив работу, снова смотрит на вкладку с бронированием частных домиков. Поджимает губы, буравит монитор взглядом, словно решаясь. Можно было бы, конечно, устроить сюрприз, но в таком деле нужно учитывать график работы омеги, потому, решившись, Чонгук набирает его номер и терпеливо ждёт ответа.        — Гук? Что-то случилось? — взволнованно звучит омега на том конце, отчего губы Чона непроизвольно растягиваются в улыбке. Так до одури приятно слышать его голос, что не просто дежурное «Пак Чимин слушает», а именно к нему, по имени, сразу же с волнением, почему альфа, под конец года слишком занятый работой, вдруг звонит посреди рабочего дня.        — Нет, у меня вопрос к тебе есть, если имеется свободная минутка.        — Только если быстро, — вздыхает Чимин, словно бы хотел поговорить с альфой ещё немного, однако обстоятельства и рабочие будни не располагают. — У меня тут дурдом с украшением зала к Рождеству…        — Это не займёт много времени, — Чонгук прочищает горло, глядя на фото домика, выставленные на сайт для того, чтобы клиенты могли оценить обустройство. — Ты не хочешь в ближайшие дни съездить на горячие источники?        — Горячие источники? — удивление так и сквозит в голосе омеги, но слышно так же, что он уже заинтересовался предложением Чонгука.        — Да, можем взять Юна, я забронирую всё и поедем, отдохнём. Всего двое суток. Два дня, три ночи, — продолжает давить Чонгук. — А после снова за работу.        Чимин ненадолго задумывается и мычит тихонько в трубку альфе, отчего улыбка снова пересекает его лицо, смущённая, восхищённая, потому что слышать такого спокойного, такого родного омегу, который думает, кажется, только для виду, ему безумно нравится.        — Я попрошу у Бомгю отгул и можем поехать, — улыбается Чимин в трубку, и от его ответа внутри альфы всё начинает трепетать. Он хочет провести с Чимином как можно больше времени вместе.        — Хорошо, тогда я забронирую нам домик, — с нотками неприкрытой радости в голосе отвечает Чон, — увидимся дома.        Звонок прерывается смущённым бормотанием Пака, а Чонгук не может перестать глупо и счастливо улыбаться ни пока бронирует места на ближайшие дни, ни пока вызывает такси, ни когда выходит из кабинета, чтобы отправиться на встречу с папой.        — Господин Чон в последнее время в таком приподнятом настроении, — замечает его секретарь, улыбаясь и поправляя лацканы лёгкого жакета. — Вы не влюбились случаем? Скоро мы погуляем на вашей свадьбе наконец?        — В него невозможно не влюбиться, — бормочет себе под нос Чон, лукаво глядя на секретаря. — А может и так, кто знает, — уже громче проговаривает альфа, подмигнув работнику, хихикнувшему в кулак, прежде чем покидает офис.        Папа всё такой же, как и обычно: это Чон замечает, войдя в помещение небольшой кофейни в стиле двухтысячных. Сидит, гордо выпрямив спину, с прежней элегантностью, приправленной львиной долей высокомерия. Папу Чонгук любит, потому, приблизившись, целует в щёку, слегка пахнущую пудрой. Наиль, поправляя чёлку длинноватых волос с сеткой седины в тёмных прядках, невозмутимо и даже раздражённо глядит на отпрыска.        — И я тебя рад видеть в здравии, папа, — тянет вальяжно Чонгук, откинувшись на спинку стула, как только стягивает пиджак.        — Тебя я видеть тоже рад, но не этого человека в твоей квартире.        — Я вроде уже предупреждал тебя, чтобы ты не пользовался привилегией того, что имеешь запасной ключ от моей квартиры на чрезвычайные случаи. Ты не должен просто туда являться.        — Ты неблагодарный засранец, я всегда прихожу наводить у тебя дома порядок!..        — Я после твоего порядка сомневаюсь, что это моя квартира, — скептично проговаривает альфа, приподняв бровь. — И там есть сейчас человек, который наводит порядок.        Наиль гневно поджимает губы и упрямо скрещивает руки на груди.        — Я думал, ваши отношения закончены много лет назад.        — Твоими стараниями, — не сдерживается и понижает голос Чонгук, отчего Наиль тут же весь сжимается, выглядя в действительности на свои шестьдесять четыре. Омега отводит взгляд.        Чонгук много нелестных слов говорил ему после расставания с Чимином, за большинство ему стыдно, честно признаться. Однако он борется с этими своими качествами, потому, протянув руку, берёт родителя за ладонь.        — Прости. Я не хотел оскорбить тебя. Просто вроде бы с утра я был достаточно взрослым и состоявшимся человеком, чтобы решить, кому жить в моей квартире, а кому нет.        Они несколько минут молчат, Наиль так и не поднимает взгляд на сына.        — Вы снова вместе? — тихо спрашивает он, ковыряя скатерть пальцем.        — Нет. Пока что, — самоуверенно заявляет альфа, садясь более расслабленно.        — С ним… с ним был маленький мальчик, — голос Наиля садится от волнения, он виновато глядит на Чонгука, спрашивая о Юне. С какой-то наивной, бережно тешимой надеждой.        Его родители давно просят внуков. Маленьких мальчишек, которых они могли бы баловать вопреки родительской воле, забирать на выходные и катать на лодке в пруду близ частного сектора, но Чонгук всё никак их не осчастливит таким подарком.        — Нет, если ты хочешь спросить, мой ли сын был рядом с Чимином, то нет, — выдыхает Чон, глядя на папу. Взгляд того становится чуть жёстче. — Чимин живёт со мной в связи с личными трудностями. Утолю твоё любопытство: он недавно пережил развод с мужем и сейчас судится с ним, чтобы оставить сына жить с собой. Я — его адвокат.        — Это разве не конфликт интересов? — бубнит Наиль себе под нос, глядя на сына.        — Мы не вместе.        — Этот омега вёл себя так, словно он на правах каких-то находится в твоём доме.        — Он тоже злится на тебя, — вздыхает Чонгук, когда им приносят кофе и лёгкие закуски. — И отчасти имеет на это право, не думаешь?        Наиль молча буравит отпрыска взглядом и недовольно поджимает губы.        — Ещё обвините вдвоём меня в том, что это я разрушил ваши отношения и вы не поженились. Вы просто друг другу…        — Да, — холодно говорит Чон. — Если бы ты вёл себя малость сдержаннее и без излишнего высокомерия, ты бы уже нянчил внука. И, быть может, не одного.        Наиль снова принимается пристыженно мять скатерть пальцами, а Чонгук вздыхает. Постоянно их встречи сопровождаются мелкими, но ссорами. Наиль привык всё держать под контролем и в своих руках, а Чонгук, к сожалению папы, уже взрослый мужчина со своим мнением и способный осадить чрезмерно насточивого в своей заботе родителя. Отец, вот, давно уже не вмешивается в личную жизнь сына.        — Пап, — устало произносит он, — я не хочу ругаться. Я пришёл объяснить, почему Чимин живёт у меня дома. И сказать, чтоб ты отдал мне ключ. Не нужно приходить без предупреждения в мою квартиру. В конце концов, я взрослый мужчина. Мало ли свидетелем чего ты окажешься, вот так вторгнувшись.        — Папу промениваешь… — делает удручённый вид Наиль, на что Чонгук только закатывает глаза и протягивает ладонь внутренней стороной вверх, требуя ключ от своего жилья.        Наиль ворчит, но металлический ключик возвращает, положив в руку сына, а после буравит его глазами, надувшись от обиды.        — Скажи мне, — тихо обращается он к Чонгуку, — ты всё ещё любишь этого омегу?        — Люблю, — не раздумывая, отвечает Чон. — И намерен сделать всё, чтобы он был счастлив. Желательно со мной счастлив.        Наиль вздыхает и снова кажется старше, чем пытается выглядеть. Пожилым, повидавшим виды человеком, который на деле многое понимает, но в силу собственной упёртости не всегда поступает правильно.        — Я бы был рад, если бы вы хотя бы были уважительны друг к другу. О теплоте отношений не прошу, знаю, что невозможно, но хотя бы о терпимости, — выдаёт Чон, а папа недовольно глядит на него исподлобья, что-то бормоча. — Я не расслышал, пап.        — Хорошо, я постараюсь, — чуть более возмущённо повторяет омега, выпрямляясь и отпивая кофе. — Ешь давай. Я скоро пойду с мальчиками по магазинам к Рождеству. И лучше бы что-то нормальное заказал, а не закуски!        — Чимин собирал мне контейнер на работу, я не голоден, — не подумав, отвечает альфа, отчего Наиль на него странно смотрит, но… никак не комментирует, прикасаясь подкрашенными губами к чашке кофе, чтобы отпить глоток.        Ну, этот крошечный шаг в какой-то степени тоже можно считать маленькой, но победой.

♡♡♡

       — Я заеду к Тэхёну и сразу домой, — взволнованно произносит Чимин альфе в трубку, слыша лепет сына на фоне.        — Что-то случилось? — доносится в ответ.        — Я не могу уже несколько дней до него дозвониться, — вздыхает омега, щёлкая по кнопке звонка возле входной двери квартиры лучшего друга.        — Это как минимум странно, — хмыкает Чонгук. — Звони, если что.        — Да, до встречи, — улыбается Пак и снова нажимает на дверной звонок в надежде, что лучший друг просто заработался, потому не может ответить.        Мол, горит срок сдачи рукописей, ему некогда, вот и поставил смартфон в режим полёта, чтобы никто не отвлекал. Но на деле такого на памяти Чимина не было никогда, чтобы Тэ игнорировал его звонки. Обычно его друг готов болтать денно и нощно о чём угодно, даже если занят, то всегда пообещает перезвонить, а тут… два дня ни слуху ни духу, и, если быть честным, Пака эта ситуация даже не настораживает — поистине пугает.        В квартире стоит тишина, разрушаемая лишь трелью звонка, которую даже слышит, оставаясь в подъезде, Чимин. Тэ не мог ведь просто пропасть? Ему в голову приходит шальная мысль, что омега у своего парня, и они там проводят время, так что он подходит к соседней квартире, которая принадлежит Юнги, но и там ответом ему остаётся тишина. Он нахмуривается, совсем переставая что-либо понимать из происходящего. И единственным решением остаётся войти в жилище Тэхёна, воспользовавшись своим ключом, оставленным Кимом, чтобы был.        Чимин отмыкает створку и проходит в тёмную квартиру. Явно пустующую, покинутую Тэхёном уже как несколько дней. В холодильнике никакой еды, даже мусора нет. Нет ноутбука и выключена вся техника из розеток. А самое главное — нет Тэ. Чимин уже успел придумать себе кучу ужасных картин, распахнул каждую дверь и каждый шкафчик, словно хрупкий омега мог спрятаться от лучшего друга в шкафу.        Нет ни его, ни его альфы. Может, они куда-то уехали отдыхать? Но Тэхён очень эмоционален в отношении Пака, он бы обязательно похвастался близкому человеку о внезапном отдыхе да ещё и завалил бы тонной селфи на фоне того или иного объекта достопримечательности. Потому Чимин волнуется ещё больше и снова набирает Чонгука.        — А где Юнги, ты не знаешь? — спрашивает он у альфы, сразу же ответившего на звонок, в отличие от лучшего друга.        — Юнги? Он на конференцию улетел в другую страну ещё пару дней назад, — спокойно отвечает Чонгук. — Должен вернуться уже после нового года. Тэхёна нет дома?        — Нет… — растеряно выдыхает он, моргая. — Дома всё пусто, словно он уехал. Он не мог поехать с Юнги?        Чонгук несколько минут напряжённо молчит, а после слышен сигнал скайпа, словно Чон кому-то звонит по видеосвязи.        — Чанхёль, привет, — слышит, словно издалека, Чимин, но терпеливо ждёт. Чанхёль, вероятно, коллега или секретарь коллегии, где работают альфы. — Ты не знаешь, где Мин? Не видел ещё сегодня… Скажи, с ним случайно не было эффектного паренька с красными волосами? Ладно, спасибо. Извини, что побеспокоил.        После раздаётся шуршание, снова сигналы звонка скайпа, но ответа, видимо, Чонгук не получает, так как снова возвращается к разговору с Чимином.        — Тэхёна точно с ним нет. А ещё этот гад не отвечает.        — Разница во времени, — вздыхает Чимин, предполагая. — Я… попробую позвонить Намджуну или его родителям.        — Может, не стоит пугать родных? — с сомнением проговаривает Чонгук.        — Я волнуюсь, — возмущается Чимин. — Куда он мог деться?.. Не украли же…        Чонгук тяжело вздыхает и просит позвонить ему, если что-то выяснится, а пока будет ждать омегу дома. Чимин, попрощавшись, набирает номер кузена Тэхёна и нетерпеливо притопывает, пока на звонок не отвечают.        — Ты не знаешь, где Тэхён? — спрашивает омега, прикусывая от волнения нижнюю пухлую губу, после приветствия.        — Тэтэ? Он же вроде домой уехал, разве не сказал тебе? Он сказал, чтобы я вызвал клининг, а сам собрал шмотки, ноутбук и умотал в Дэгу.        Чимин моргает с откровенным непониманием. То есть, Ким просто молча и тихо собрался и уехал в родной город к родителям? Это как так? Уже начиная злиться, он прощается с Намджуном, который словно что-то умалчивает, а сам вызывает в приложении такси, чтобы поскорее добраться до дома. Ему хочется отмокнуть в ванной после сумасшедшего дня, наполненного подготовкой к Рождеству, а ещё позвонить лучшему другу через его родителей и всыпать по первое число. Но дома, когда поест и вымоется, быть может, ещё в придачу успокоившись.        Чонгук открывает ему дверь, пока Юн виснет, словно коала, на альфе.        — Я поставил набираться ванну.        — Ты просто читаешь мои мысли, — вздыхает, войдя в квартиру, омега и слегка улыбается.        — Подумал, что ты устал после тяжёлого дня. Выяснил, где он?        — Он в Дэгу, — раздражённо ворчит Пак, позволяя Чонгуку забрать зимнюю куртку, а после подхватывает сына на руки. — Малыш, привет.        Юн тут же начинает рассказывать ему, как прошёл занимательно его день, а сам зевает, явно уставший, пока Чонгук делает чай на кухне. Чимину так нравится смотреть за альфой в домашней мирной обстановке, что щемит сердце. Хочется вот сейчас подойти и вместе с Юном обнять Чонгука со спины, поцеловать в шею, между лопаток, слушая размеренное биение сердца в глубине грудной клетки. Чон его взгляд замечает и моргает, прищуриваясь.        — Я уложу Юна, попей пока.        — Ванна остынет, — печально тянет омега, покачивая ребёнка, уже клюющего носом на плече родителя.        — Я поставил температуру погорячее, — Чонгук приближается к омеге и забирает мальчишку из его рук. Юн тут же оплетает альфу ручками, доверчиво прижимаясь, а сам Чон, склонившись, едва различимо шепчет: — Мы сможем принять её вместе. Потру тебе спинку.        Чимин едва сдерживает нервно-счастливое хихиканье от предложения альфы и прикусывает нижнюю губу.        — И я хочу, я хочу с вами, — сонно моргает мальчик, стараясь притвориться, словно это не он уже отчаянно засыпает.        — Нет уж, — посмеивается Чонгук, унося ребёнка. — Ты уже спишь с открытыми глазами.        — Ну Чонгу-ук, — канючит сын, сопротивляясь, на что альфа только мельком, думая, что Чимин уже за ними не наблюдает, целует мальчика в висок.        Что-то вспыхивает в груди от этого простого и чистого жеста, что-то благодарное, что-то красивое и нежное. Чонгук… не просто для вида всё это делает. Когда он смотрит на Юна, Чимин видит нечто нежно-трепещущее, словно любовь альфы расщепилась для них двоих, вот только не разделилась, а преумножилась, пополняясь для маленького альфы. Мало кто может полюбить чужого ребёнка, а эти двое так скоро сблизились, так сплелись и снежились за невероятно краткий срок, что, кажется, разделять их станет кощунством. Чимин вдруг ловит себя на мысли, что совсем не желает отделять Чонгука и Юна друг от друга, а наоборот, был бы счастлив, если бы всё так же и оставалось — чтобы они трое. Вместе. Но омега быстро краснеет и старается отвлечься на налитый альфой чай, отчаянно потирая в смущении щёки.        Чонгук возвращается уже когда Чимин моет чашку, проверив воду в ванной. Он берёт омегу за руку и медленно, слегка приподняв уголки губ в улыбке, тянет его за собой. В квартире давно погашен свет, только лишь боковое освещение в ванной комнате разрушает терпкость ночной темноты жилища, когда они оказываются там наедине. Альфа молчаливо обходит Пака и остаётся позади. Его тёплые ладони проходятся от костяшек пальцев к локтям, чтобы следом огладить утянутые в свободную шёлковую рубашку плечи и добраться до пуговиц. Чимин из-под полуприкрытых век наблюдает за тем, как Чонгук расстёгивает каждую, отчего дыхание тут же становится тяжелее.        — Ты же наверняка уже принимал ванную, — шёпотом, словно кто-то может подслушать, произносит Чимин.        — Принимал, — так же тихо отвечает Чон, вдруг прикасаясь к косточке на плече губами, стоит с того соскользнуть ткани. — Не против принять снова.        Чимин прикусывает губу, чтобы не улыбаться, как дурачок. Он позволяет Чонгуку стянуть рубашку окончательно, а после подцепить ремень на кофейных брюках и расстенгуть их, чтобы те упали омеге в ноги. Пак, выпрямив плечи, перешагивает брюки, оставаясь совершенно обнажённым, только после разворачивается к Чонгуку. Грудная клетка взволнованно вспархивает и опадает от каждого вздоха, словно каждый раз, стоит им оказаться в полном одиночестве и с минимумом света, проходит как первый. Омега подцепляет пальцами домашнюю футболку за подол и тянет, а Чонгук помогает ему избавлять себя от одежды, не отрывая при этом от Чимина взгляда. Когда пропадают и лёгкие шорты с альфы, тот ведёт кончиками пальцев сперва по ключице Чимина, а после спускается с груди, заставляя ту покрываться мурашками.        — Мы сюда купаться пришли или что? — спрашивает омега, хитро сощуриваясь.        — И купаться, и можно «или что», если ты того пожелаешь, — мурлычаще отвечает Чонгук, чуть наклоняясь, чтобы поцеловать его в шею.        Омега едва слышно посмеивается и, не дав Чонгуку заманить его в ловушку прикосновений, забирается в широкую ванну. Чонгук осторожно залезает следом, устраиваясь позади. Горячая вода приятно начинает расслаблять мышцы в то же мгновение, и Пак щурится, чтобы зажмуриться и втянуть исходящий от воды пар носом. Он не ожидает, что Чонгук осторожно прикоснётся к его лопаткам влажными руками, проводя до плеч. Сильные пальцы альфы начинают массировать уставшее тело, расслабляя и доводя до сдавленного мычания удовольствия, рвущегося изнутри, Чимин окончательно тает кусочком шоколада в ладонях Чонгука, позволяя ему прикасаться и прижимать потихоньку его к своей мокрой горячей груди.        Он с удовольствием размещается на альфе спиной, откинув уже промокшие от пара волосы со лба, а Чонгук медленно поливает грудь и шею водой. Приятно, тепло, можно расслабиться окончательно, ощущая себя в полной безопасности. Чимин перестаёт думать обо всём, что волновало его прежде. Всего лишь на время, пока он здесь, в просторной ванной, где с лёгкостью помещаются они двое, откинувшись на Чонгука и позволяя ему укутывать себя шёлком прикосновений. Тот гладит плечи и грудь омеги, погружая всё глубже в приятную негу, целует угол челюсти, и всё кажется настолько правильным и нужным, что не возникает сомнений — Чимин должен быть здесь. Дома. А дом этот — в объятиях мужчины, которого он всегда любил.        — Мне дали судебный запрет на приближение Джехва к тебе, — шёпотом проговаривает альфа, вынуждая Чимина вынырнуть из ленивого блаженства.        Это может значить только одно…        — Я могу вернуться в свою квартиру, — тихо проговаривает омега.        Да, и он должен вернуться. Потому что суды ещё не окончены, потому что если их поймают на горячем, всё может пойти не в том направлении, в котором должно. Однако… Чимин чувствует только печаль и нежелание покидать Чонгука, о чём он пока говорить ему не собирается. Ему нравится квартира альфы, потому что тут есть он сам. Потому что Чимин наконец-то ощущает то, чего так отчаянно не хватало все эти годы — единение. Семейную тёплую атмосферу, то, насколько желанно его присутствие, его прикосновения и его душа здесь. Он хотел бы остаться, чёрт возьми, навсегда рядом с этим человеком, и Чонгук желает того же, но им необходимо завершить судебные разбирательства по поводу места проживания Юна.        Он тяжело выдыхает, но Чонгук молчит.        — Ты мог бы вернуться после нового года, — шёпотом предлагает альфа, поглаживая живот омеги под водой и крепко прижимая его к себе.        Кожа к коже, горячее, чем вода в ванной, так притягательно и соблазнительно. Не только предложение Чонгука, но и его желанные, обжигающие прикосновения.        — Мы бы отпраздновали вместе, поставили бы ёлку на Рождество, как вернулись из поездки, — шепчет искусительно в самое ухо Чон, и Чимин уже сейчас готов согласиться на всё, что он предложит.        — Мне кажется, это замечательная идея, — хрипло отвечает омега, склоняя голову к плечу и открывая альфе больше пространства. Тот возможность не упускает и тут же прижимается к изгибу шеи губами.        Дыхание Чимина срывается от его полуукусов, глаза он закрывает и чуть прогибается в пояснице.        — Поедем выбирать самую классную ёлку, — с придыханием проговаривает альфа, покрывая мокрую кожу Чимина поцелуями. Его длинные пальцы скользят по животу ниже, оглаживая твердеющий член и лаская его, обхватив. Чимина выгибает ещё сильнее. — И игрушки. Хочу много всяких гирлянд и подарки упаковать, — слова словно даются Чонгуку всё тяжелее, а Чимин уже не воспринимает смысла, которые они несут, стоит альфе раздвинуть его ноги, скользя дальше.        Два пальца вторгаются в него с лёгкостью, Пак почти беззвучно стонет, стискивая фаланги стенками.        — Чимин, как тебе идея с подарками? Что ты хочешь на Рождество? — словно играется с ним Гук, толкаясь пальцами одной руки, тогда как второй обхватывает полностью вставший орган омеги, двигая сразу по всей длине.        — Чёрт, — вырывается между губ. Омега обхватывает Чонгука за шею, когда закидывает руку за голову, и сам насаживается на пальцы. Головка чужого члена трётся о его поясницу, раздразнивая ещё больше. — Можешь подарить мне хоть пустую коробку на Рождество, ей богу, сейчас подари себя, Гук.        Альфа мягко улыбается, а после сгибает внутри Чимина пальцы, вырывая из него неприлично громкий стон. Пак сразу же закрывает рот рукой, боясь, что может разбудить сына, но двери плотно закрыты, а Чонгук — продолжает шкодить. Он ускоряет движения пальцев внутри омеги, вынуждая его сдавленно стонать в собственную ладонь, откидываясь на широкую грудь и прижимаясь к ней.        — Чёрт… дьявол, — почти хнычет Чимин, потираясь о член альфы, словно требуя его в себя.        Чонгук, тяжело дыша, вытаскивает пальцы из возбуждённого омеги, чтобы в следующий миг развести округлые ягодицы и вторгнуться в него с глухим стоном, вырвавшимся из губ. Утыкается носом в скулу, входя в Чимина до упора, а омега тихо постанывает, кривя губы от возбуждения. Он сам приподнимается и опускается на плоть, держась одной рукой за бортик ванной, а второй за Чонгука позади.        Чонгук прикусывает кожу на плечах, усеянную капельками воды, глухо и тихо постанывает, задавливая звуки горячими влажными поцелуями, а Чимин стискивает зубы, чтобы не сорваться на особенно громкие. Он приподнимается и опускается, позволяя члену глубоко входить в него, жмурит глаза с мокрыми ресницами от удовольствия, ощущая, как в животе нарастает горячий вязкий комок приближающейся разрядки.        — У меня скоро эструс, осторожнее, прошу, — шепчет Пак, весь изгибаясь и ощущая, как близок желанный оргазм.        Чонгук словно заводится от его слов сильнее: инициирует глубокие, сильные толчки, входя до предела, стискивает Пака руками, выстанывая полушёпотом его имя в ушную раковину, а после выскальзывает из омеги, доводя его до предела рваными движениями кольца пальцев на члене, пока Чимин не кончит, вздрогнув и простонав в закушенные пальцы.        Они замирают в таком положении, отходя от оргазма, Чимин переворачивается и долго, мокро целует Чонгука в желанные губы, пока альфа стискивает его в кольце рук. После ванной им приходится принять ещё и душ, прежде чем возвращаться в комнату.        Как только они оказываются у дверей — за одной спит Юн, а за второй — спальня Чонгука, — омега застывает. Он с сомнением поглядывает на комнату, где уже сопит сын. Кусает нижнюю губу, пока альфа за ним наблюдает.        — Иди, — кивает на гостевую, ставшую их с Юном спальней, — спи с ним. Он скучает по тебе.        Чимин выдыхает, но всё равно борется с желанием рвануть в спальню альфы и провести ещё несколько часов у него под боком. Однако всё же по сыну тоже дико соскучился, потому, преодолев несколько шагов между ними, горячо сталкивается с Чонгуком на прощание губами, прежде чем исчезнуть в своей комнате и свернуться клубком вокруг Юна, вдыхая приятный и родной запах с его волнистых волос.

♡♡♡

       Чимин не может дозвониться даже до родителей Тэхёна — те попросту не поднимают трубку. И это уже начинает немало злить. Потому что омега переживает за лучшего друга, единственное, что его утешает — Тэхён не где-то, а именно дома, с семьёй. Однако всыпать ему за это хочется отнюдь не меньше. Он в очередной раз обрывает трубку папы Тэ, но остаётся без ответа, раздражаясь. Наконец приблизилось время, когда они с Юном и Чонгуком отправятся в поездку перед Рождеством, и хотелось бы, конечно, иметь хорошее настроение. А достижимо оно будет лишь тогда, когда Пак поговорит с лучшим другом.        Он засовывает телефон в карман, прежде чем сесть на пассажирское сиденье арендованной Чонгуком машины для путешествия.        — Так и не отвечает? — тихо спрашивает Чонгук, и голос его едва ли не теряется в рокоте мелодии мультфильма, который смотрит Юн на планшете.        — Малыш, убавь немного звук, — просит у сына Чимин, — нет. Папа его не берёт трубку. Раздражает.        — Юнги тоже так и не выходит на связь. Может, что-то между ними случилось?        Альфа выруливает на дорогу, плавно крутя руль, а Чимин сидит, надувшись, на пассажирском рядом. Чонгук в желании поддержать омегу, отвлекается от дороги на мгновение и берёт его за руку. Приподняв ладонь, оставляет на ней лёгкое касание губ, пришедшееся на тыльную сторону, а после не отпускает, умело ведя авто одной рукой. Чимин немного смягчается, линия его губ расслабляется, но настроение почти не изменяется.        — Я переживаю. Он… так никогда не делал, никогда просто не исчезал с радаров, — вздыхает омега, позволяя Гуку переплести их пальцы и прикасаться к коробке передач не отпуская руки Чимина, отчего омега наблюдает за его движениями.        — Мне кажется, у этих двоих балбесов что-то произошло, раз они оба ушли в себя. Вопрос в том, что именно такое стряслось. Разбежались?..        — Были у них проблемы, — раздражённо бубнит Пак, глядя на дорогу, очищенную от снега. Ему нравится зимний пейзаж, где на ветках деревьев покоится снежная сверкающая в солнечном свете шапка.        — Не переживай. Он позвонит, — снова целует тыльную сторону ладони Чонгук, не отвлекаясь от наблюдения за трассой.        Чимин расстроенно вздыхает и делает радио чуть тише, чтобы спросить, всё ли хорошо у сына сзади. Комфортно просто ехать, глядя на округу через стекло в тёплом салоне машины, когда альфа держит его за руку, не отпуская и вынуждая душу вздрагивать от каждого выдоха. Чимин расслабляется окончательно в кресле и даже тихо мурлычет песню, подпевая мелодии из динамиков в машине.        Они останавливаются лишь дважды, когда Юн начинает канючить, что уже устал сидеть в машине, прогуливаются по территориям заправки, прежде чем отправиться дальше, и к сумеркам доезжают до необходимой точки. Чимин выходит из салона и разминает косточки, потягиваясь, а Чонгук справляется с ремнями детского кресла, чтобы освободить маленького альфу.        — Папочка, куда мы приехали? — тараторит Юн, прыгая вокруг родителя. — Тут будет интересно? А что мы будем делать?        Омега только и успевает отвечать на вопросы сына, посмеиваясь и помогая Чонгуку с сумками, куда они упаковали необходимые вещи. Юн болтает без устали, видимо, накопивший в машине энергии, скачет вокруг них на ресепшен и во время заселения, пока они приближаются к домику с сиящющим очертанием из-за обилия уличных гирлянд и заснеженной крышей. Чимину это место кажется ожившей сказкой — море снега, светлячки на украшенных домиках для гостей, шум музыки где-то вдали. Настроение значительно улучшается, и даже улыбка появляется на губах, пока они отмыкают арендованный домик.        В домике атмосфера тоже кажется сказочной: ель посреди гостиной оказывается пусть и искусственной, но украшенной, словно с дизайнерской картинки в интернете, жёлтый свет приглушённого верхнего освещения дарит ощущение уюта и внутреннего покоя. Словно внезапно Чимин попал куда-то в совершенно потусторонюю вселенную, где всё и всегда вот так красочно. В том и прелесть отдыха — отвлечение от насущных проблем, погружение в релакс и тихое, мирое времяпровождение с дорогими людьми.        Пускай дорога их и утомила, но Чимин отказывается от предложения Чонгука пойти к естественным бассейнам источника утром, ведь хочет насладиться этим прямо сейчас, в данную минуту. Он словно ощущает — в бассейнах всё ещё великолепнее смотрится именно с наступлением ночи.        Чонгук о чём-то говорит с Юном, пока Чимин переодевается в плавки и накидывает лёгкие брюки и рубашку поверх. Омега снова набирает номер лучшего друга и поджимает губы, когда звонок в очередной раз не принимают. Сколько это будет длиться? Неужто у Тэ случилось что-то настолько плохое, что он не в состоянии поделиться этим даже с ним — с Чимином, который всегда подставлял ему плечо?.. Но, отбросив ненадолго эти мысли и тлеющую обиду на Тэхёна, он покидает спальню.        Здесь и правда всё выглядит сказочно: природные бассейны источников, исходящих паром, снизу оборудованы подсветкой, отчего кажутся не небольшими водоёмами, а, скорее, волшебными порталами, снабжёнными магией. Под сводами больших полупрозрачных навесов развешаны гирлянды. Бар в отдалении полон смеющихся постояльцев. Чимин разглядывает таблички с указателями, где расписаны температурные границы бассейнов — детские с более мягким погружением и отсутствием вероятности обжечься, и взрослые, которые могут доставить особое удовольствие персонам, любящим погорячее. Они выбирают детский бассейн, и Юн с любопытством разглядывает окружающую обстановку, в том числе общий зал — большое помещение с раздвижными дверями из матового стекла, в которые можно войти и не замёрзнуть тут же, вынырнув из термальных источников.        Чимин оставляет их с сыном одежду на ближайшем шезлонге, хотя не понимает, почему в такой мороз они всё ещё стоят снаружи, Юн же нетерпеливо подпрыгивает. Как он понимает, Чонгук отошёл за тем, чтобы купить что-то попить для них, так как видит его макушку возле бара.        — Я не обожгусь? — жалобно спрашивает мальчик, видя, как от воды тонкими светло-серыми струйками исходит пар.        — Тронь ножкой, убедишься — тут не так горячо, — улыбается омега и, присев на корточки, трогает смело воду рукой. Для него она почти и не горячая, но мало ли, как будет ощущать жидкость сын.        Юн робко дотрагивается до воды кончиками пальцев на небольшой ножке, тут же с писком её вытаскивая, но вопреки страхам Чимина, что сыну больно, тот уже смелее, держась за его пальцы, спускается в бассейн по специальной лесенке, уже наряженный в надувные нарукавники. Чимин тоже улыбается и заныривает следом. Они с Чонгуком смогут наведаться сюда чуть позже, когда маленький альфа накупается и ляжет спать, чтобы пощекотать себе нервишки горячей водой во взрослом бассейне, а пока… поплавают тут. Лицо тут же начинает потеть от того, как ярок контраст холодного морозного воздуха открытого пространства и горячеватой воды термального источника. Чимин жмурится, следя за тем, как Юн, обученный плавать с младенчества, смело держит голову над поверхностью бассейна.        — Тебе нравится? — улыбается он, отчего мальчишка тут же счастливо верещит, сталкивается с ещё одним малышом — пухлощёким и пухлогубым омегой, тут же вцепляющимся в своего расслабленно откинувшего голову на камни родителя.        Мальчики настороженно переглядываются, словно раздумывают — стоит ли знакомиться, а Чимин подплывает к краю, не прекращая следить внимательно за сыном, когда видит, как подходит ближе Чонгук. Его ступни в шлёпках замирают перед входом в бассейн, и альфа присаживается на корточки, протягивая Чимину какой-то бокал, судя по цвету напоминающего дайкири.        — Безалкогольный, — улыбается альфа, когда Чимин, оглядываясь на сына, который уже тычет в нарукавники второго ребёнка пальцем, что-то увлечённо щебеча, обхватывает трубочку зубами и втягивает коктейль в рот. И правда — дайкири без капли алкоголя, но такой же ароматный и сладкий.        — Спасибо, — улыбается Чимин, отставляя бокал на переносной столик, который Чонгук поставил у края бассейна.        — Себе решил взять кое-что покрепче, — хмыкает альфа.        — Нельзя же… в термальных источниках… — обеспокоенно пытается вылезти из воды, отчего тут же покрывается мурашками, Пак.        — Да шучу, шучу, — склоняется альфа к нему и мягко целует в щёку, прежде чем скинуть с себя футболку и бриджи, чтобы, уже озябнув, несмотря на пар, тянущийся от источников, поскорее запрыгнуть в него.        Чимин морщится на Чонгука, но ровно до того мига, когда Чон обхватывает его за талию скользкими от воды пальцами и слегка сжимает. Взгляд альфы обращается к кулону — уже исцарапанное золото слабо сверкает в свете гирлянд над головой. Клевер. Тот самый, подаренный на их первую годовщину, словно удача, вероятность, второй шанс. Чонгук влажными пальцами поддевает кулон и вертит его в пальцах. Чимин же смущённо наблюдает за сыном, словно ему всё ещё тяжело показывать эту слабость, то, что он так долго хранил подарок, не снимая с шеи.        Чонгук вдруг склоняется и целует уголок ключицы, вынуждая Пака зардеться не только от температуры, но и от его публичных действий. Краснел бы так Чимин, если бы они уже официально состояли в отношениях? Наверняка нет. Мысли о том, что их будет связывать после — греют душу похлеще всяких термальных бассейнов и тем более алкоголя. Чимин же только кусает губу и отплывает к стенке бассейна — неровной, полностью каменной, чтобы облокатиться предплечьями.        — Па! — кричит сзади сын, подплывая торопливо к омеге, который уже распахивает для него свои объятия. — Мне тут так нравится! Правда, вода пахнет… не как обычная.        — Это и необычная вода, — посмеивается Чимин. — Она обогревается самой природой.        Юн удивлённо хлопает глазами, с увлечённостью слушая родителя, а сам шлёпает руками по воде, разрушая гладь поверхности.        — А ты завёл себе нового друга? — улыбается Чонгук, оказываясь рядом с ними.        Чимин искренне старается не пялиться на его широкие плечи и смуглые ключицы, усеянные мелкими каплями, но всё равно сглатывает, залипая на ту часть альфы, что находится над водой.        — Его зовут Лин-Лин, — мечтательно вздыхает мальчик, оглядываясь на пухленького омегу лет пяти. — Он такой красивый, правда?        — А как же тот мальчик, что нравится тебе в твоей группе детского сада? — смешливо изгибает бровь альфа, удерживаясь на воде рядом с Чимином.        Юн тут же пунцовеет и возмущённо выдыхает, отчего ноздри его трепещут, а лицо становится похожим на отца, отчего Чимин прыскает, пусть и не хочет сейчас вспоминать о Джехва.        — Это дома! Тут его нет, — недовольно выдаёт трехлетка и плывет, бультыхая руками с нарукавниками, отстраняясь от взрослых.        — И надо тебе его дразнить? — посмеивается Чимин, с прищуром глядя на Чона.        — А что это за курортные романы? — скалясь в беззаботной улыбке, отвечает тот и снова обхватывает омегу за талию.        Чимину смущающе и трепетно от того, как давление воды делает их ещё ближе друг к другу. Кожа Чонгука кажется шёлковой под голубой подсвеченной толщей, Чимину хочется опустить ниже руки и погладить его пояс, чуть проступающие рёбра и косые мышцы живота. Охватить руками его целиком, чтобы тёплые губы столкнулись между собой, смешивая поцелуй со вкусом термальной воды.        Но Юн, прыгнувший из воды прямо на Чимина, рассоединяет идиаллистический настрой, а Чонгук, забрызганный водой, ныряет, окунаясь целиком. Чимин фыркает, пока с его волос струйками стекает жидкость, назидательно глядит на отпрыска, который виновато хлопает глазками, словно просит не ругать, но Пак, как и полагается строгому папе, тут же отчитывает мальчика, отчего тот выпячивает нижнюю губу.        — Здесь не стоит баловаться, Юн, — выдыхает Чимин, — это место сплошь состоит из камней. А если кто-то ударится головой? Я понимаю, хочется побаловаться, но не забывай быть… — Чимин рефлекторно касается шеи в успокаивающем жесте, однако пальцы его находят только гладкую светлую кожу, — осторожным…        Подвески нет. Нет крохотного кулончика в виде клевера с пятью лепестками, обрамлённого золотой каймой, когда-то подаренного любимым человеком. Глаза омеги испуганно распахиваются, он вглядывается в подсветку со дна, шарит руками по воде вокруг, но немудрено, что не находит — украшение кануло вниз, на самое дно бассейна. Чонгук обеспокоенно глядит на побледневшего Чимина, который внезапно ныряет и долго не появляется на поверхности. А когда его потемневшая от влаги макушка появляется, омега выглядит разбитым, словно готов вот-вот заплакать.        — Что случилось? — держа Юна, виновато оглядывающего папу, под попу, подплывает альфа. — Чимин?        — Подвеска, — шепчет мокрыми губами омега, и те принимаются дрожать от эмоций. — Я её потерял…        Альфа стискивает зубы и вздыхает, понимая, что эта вещь слишком важна для него. Пак пронёс её сквозь годы, теша там свои чувства и воспоминания, и потерять вещицу для него фатально.        — Держи Юна, — просит Чон и сам принимается нырять как можно глубже, почти достигая дна, пока омега тихо шмыгает носом, едва удерживаясь от слёз.        — Папочка, — тут уже начинает реветь сын, который, видя эмоции родителя, и сам расстраивается довольно сильно. — Прости… прости, пожалуйста, я не хотел.        Чимин пугается слёз ребёнка гораздо сильнее, чем факта потерянного украшения, потому тут же обхватывает Юна руками и гладит по спинке.        — Ты ни в чём не виноват, солнышко. Наверняка просто застёжка от старости не выдержала… — шмыгает носом омега. Последнее, чего бы он хотел — чтобы маленький альфа винил себя в чём-то.        Чонгук выныривает и виновато качает головой — не отыскал. Куда же она, чёрт побери, делась? Чимин невероятно любил эту подвеску. Тонкую золотую цепочку и небольшой клевер по центру на колечке, её изящество, словно отражающее всего Чимина целиком и так чётко выбранное Чонгуком. Это был счастливый день — день, когда они начали встречаться и отмечали его, подарив друг другу подарки. Чимин носил эту подвеску долгие годы не снимая, исключая лишь родильный зал, а теперь…        Омега поникает, а Чонгук обхватывает их обоих руками, привлекая к себе.        — Мы же можем купить новую? — хнычет Юн, а Чимин целует сына в щёку, сдерживаясь и больше не собираясь плакать при нём. Он не должен расстраивать мальчика и вынуждать его чувствовать себя виноватым перед папой.        — Конечно можем, — старается звучать он как обычно, пока целует мягкие детские щёки.        И только альфа видит, как тухнут от печали глаза Пака, то и дело начиная блестеть от расстройства.

♡♡♡

       Тэхён лежит на узенькой софе — любимом им месте в родительском доме, — подложив под голову миллиард декоративных подушек, куда периодически утыкается лицом. На телевизоре уже в четвёртый раз крутится один и тот же фильм, под который он плакал с самого детства — «Хатико», печальная история о преданности и искренней любви питомца к своему хозяину. Тэхён уже давно не плачет из-за этого фильма, так как пересмотрел его по меньшей мере добрую сотню раз, просто ему нужен повод тратить салфетки безнаказанно и не вызывая у родителей подозрения.        В гостиную, украшенную к близящемуся Рождеству, входит Ким Суджин — его папа. Сетка седых волос, испещряющая тёмные прядки омеги, убрана назад в пучок, а плечи кутает мягкая махеровая шаль, которую Суджин придерживает пальцами, приближаясь к сжавшемуся в комочек на софе Тэхёну. Суджин думает только о том, что несмотря на уже перешагнутый порог тридцатилетия, его мальчик всё ещё остаётся маленьким хрупким омегой, который иногда хочет спрятаться от реального мира, и места лучше родительского гнезда не находит.        Присев на край софы, откуда убирает ноги в мягких плюшевых носках Тэ, Суджин вздыхает и поглаживает его по голени, потирая мягкую кожу пальцами, а Тэ, окружённый скомканными бумажными платками, лишь смотрит на папу покрасневшими глазами.        — Может, ты уже перестанешь игнорировать Чимина? Мне уже жутко неловко перед бедным мальчиком… — тихо проговаривает Суджин, на что Тэ виновато отводит взгляд и поджимает губы.        Его красные волосы растрёпаны, веки припухли, а нос и вовсе кажется почти расцарапанным из-за того, что Тэ постоянно плачет и трёт его жёсткими платками.        — Я не хочу в очередной раз быть обузой для него, — бубнит Тэ, обхватывая подушки руками и сгребая их к себе.        — Он твой лучший друг, — мягко проговаривает пожилой омега, поглаживая ногу сына. Такой несмышлёныш, словно для любящих друг друг людей может существовать такое слово как «обуза». — И переживает за тебя. Обрывает второй день мне телефон, стыдно уже не отвечать, Тэ-тэ…        — У него только всё начинает налаживаться, — шмыгает Тэхён носом и заправляет лохматые алые прядки за уши, но ситуацию это нисколько не спасает. — Я видел ту смс, где он писал, что едет отдыхать на источники с Чонгуком. Не хочу портить ему отдых своим нытьём.        Суджин вздыхает и отводит от омеги взгляд, видя, как происходит на экране самый трагический момент картины: хозяин Хатико падает замертво прямо на лекции. Глаза Тэ тут же мокреют, но он силится утереть слёзы незаметно для Суджина, пусть родительское сердце и не обманешь ни попытками сокрыть влагу на ресницах, ни образом, будто сын плачет из-за фильма, пересматриваемого за вечер в четвёртый раз.        — Может, хоть со мной поделишься? — осторожно спрашивает Суджин, присаживаясь поближе и укладывая ступни Тэхёна себе на коленки. — Я ведь твой папа, мне больно, когда больно тебе…        Тэхён вдруг сморщивается, сжимается всем телом от того, что Суджин начинает через носки массировать каждый пальчик на ноге, как делал в далёком детстве по вечерам, чувствуя усталость отпрыска. Глаза его неизбежно блестят, нижняя губа дрожит, а пальцы судорожно стискиваются вокруг уголка подушки.        — Папа, ну почему каждый раз, когда я в кого-то влюбляюсь, что-то делает мне так больно? — гнусавит Тэхён и разражается тихим плачем. — Почему спустя столько лет, когда появился человек, рядом с которым мне комфортно, я так потерял голову?        Крупные слёзы стекают по щекам омеги, он утыкается лицом в одну из подушек и сворачивается клубком. Суджин вытирает внезапные собственные солёные дорожки и тянет Тэхёна к себе, позволяя обвить талию руками и уткнуться в плечо заложенным носом.        — Он даже ничего мне не объяснил, — плачет Тэ, жмурясь. — Ни слова не сказал, не отвечает нигде. Разве я настолько плох? Разве я… не заслуживаю никакой любви?        Суджин едва ли сам сдерживается от слёз, когда его чаду так плохо, только ради Тэхёна стойко держится, поглаживая сына по выкрашенным в красный волосам.        — Я ему не раскрылся, и он посчитал, что игра не стоит свеч? — речь становится всё менее понятной из-за накатывающих рыданий, и Тэхён замолкает, просто выплёскивая из себя накопившиеся за последние дни эмоции.        — Мой мальчик заслуживает не просто какой-то там любви, а самой лучшей, — старается поддержать хоть как-то омегу Суджин, но словно ступает по минному полю: если ошибётся, это повлечёт за собой ещё более замкнутое состояние Тэ. Уж такой он есть — когда этому омеге по-настоящему больно, он захлопывается в ракушке, предпочитая перемалывать всё самостоятельно, до трухи, пока боль из ярко-алого оттенка не выцветет окончательно, и Тэ не сумеет вдохнуть полной грудью, думая, будто переболел.        А на деле лишь запер свои переживания в очередной раз. Запер и забетонировал, но не учёл, что после, когда плотина разрушится от несусветного напора, Тэхёна, как сейчас, сметёт ужасающей силы ударной волной. Тэ всхлипывает и горько смеётся.        — Вот только самой лучшей нет. Даже какой-то там тоже нет, — плачет омега. — Я… так устал.        Суджин болезненно стискивает зубы и зажмуривается, прижимая к себе как можно крепче.        — Я не верю, что ты сдался так просто. Если этот мужчина ничего не объяснил, может, стоит потребовать от него этих объяснений? — Тэ отстраняется, глядит опухше на папу. — Мой бойкий Тэхён-и, я не могу поверить, что ты и сдался существуют в одной вселенной.        — Хочешь мне предложить выбить из него объяснения? — гнусаво спрашивает Тэ, выглядя расклеившимся и несчастным, совсем не похожим на яркую, взрывную фурию, освещающую всё окружающее пространство похлеще небесного светила.        — Я думаю, вам нужен откровенный разговор, — с сомнением и страхом произносит Суджин. Ему не хочется, чтобы Тэ становилось ещё хуже, но родительское сердце подсказывает — Суджин думает в верном направлении. Тэхёну ни в коем случае нельзя вязнуть в болоте самобичевания, когда омега обвиняет во всём произошедшем себя и считает, что не заслуживает искренних чувств. — И он либо прояснит, либо расставит все точки. Ты — сильный омега. Ты со всем справишься, — целует в мокрые солёные щёки сына Суджин, пока Тэ тихо шмыгает носом. — А если нет, — заговорщицки шепчет он на ухо Тэ, — у нас есть отец и его любимый дробовик для охоты.        Тэхён вдруг глухо смеётся, лицо его всё ещё припухшее и красное от слёз, почти под вымывшийся цвет волос. Он щурит отёкшие веки и благодарно утыкается носом в щёку Суджина, вызывая на тонких губах папы улыбку с долей облегчения.        — Тогда, пожалуй, возьму его с собой в Сеул, для уверенности в разговоре.        Омеги посмеиваются, а после Тэ громко и без стеснения сморкается в платок. Выключает фильм и прикидывает в уме, как бы выровнять бедное опухшее от слёз лицо, собрать себя в кучу и шагать дальше. Он справился с ужасом много лет назад и сейчас справится. И не даст каким-то там бандерлогам довести себя до депрессии, а если надо, ещё и вмажет как следует между очков! Тэ воинственно выпрямляется, но в его плечах всё равно проскальзывает доля неуверенности и боли в самом сердце. Она так быстро не проходит…        — И прекрати игнорировать Чимина, — уже строже выдыхает Суджин, отчего Тэ стыдливо и виновато вжимает голову в плечи, уже предвкушая, как будет получать отборных люлей от лучшего друга и на коленях молить его простить, подкупая любимыми вкусностями.

♡♡♡

       Юн давно спит, а Чимин в спальне Чонгука смотрит в экран тихо играющего телевизора, примостившись среди подушек. Его телефон клацает пришедшим смс, и омега лениво берёт гаджет, тут же вскидываясь, потому что сообщение пришло от Тэхёна.        «Прости меня, пожалуйста. Я в порядке, не волнуйся. Всё объясню, когда вы вернётесь из поездки. Люблю, Тэ».        Злость малость утихает из-за того, что омега всё же появился на горизонте, но Чимин всё равно недоволен его игнором в течение нескольких дней, потому гневно печатает ответ, но тут же стирает матерные возмущения, словно на расстоянии ощущая через безэмоциональный текст смски, что с Тэхёном что-то не так. Потому, слыша тихие шаги Чонгука у спальни, где сегодня решил обосноваться, чтобы не будить Юна телевизором в соседней комнате, отправляет лишь: «Надеюсь, ты и правда в порядке. Жду звонка, люблю».        Чонгук падает на кровать рядом с блаженным выражением лица, которое сменяется печалью, как только он видит грустно поджатые губы омеги, прикасающегося к кажущейся голой шее. Чимину и правда больно от потери подарка. Не из-за денег конечно, а из-за того, сколько на самом деле стоила подвеска для него. Горечи расставания, успокоения по ночам, пока Чимин вертел её между пальцами, любви и радости, пронесённых сквозь годы. Клевер на цепочке напоминал Чимину о том, что когда-то в его жизни была сокровенная, драгоценная любовь.        Чонгук кладёт широкую ладонь на колено Пака, утянутое в пижамные брюки, и приманивает к себе его взгляд. Омега оглядывает Чона, замечая снова и снова изменения, пришедшие во внешность Чонгука за прошедшее время. Лучики небольших мимических морщинок, более мягкие углы скул, нежели в молодости, словно характер Чона изменился, смягчившись тоже. Круглые глаза лишь неизменны, такие же тёплые, наполненные чувствами. Чимин вдруг ловит себя на мысли: а не пора ли окончательно отпустить прошлое? Нет, не позабыть его, не отринуть, а просто отпустить из цепкой хватки, окончательно отворачиваясь от обид и радостей, чтобы позволить жизни впустить нечто прекрасное в новый этап, ожидающий его.        Они с Чонгуком, без сомнений, изменились почти до неузнаваемости, и Чимин, кажется, влюбляется в нового альфу, знакомого кошмарно давно, совсем по другим причинам. В нём есть та же упёртость, но появилась приятная, заботливая деликатность по отношению к свободе и выбору Пака. В нём есть комфорт, неосязаемая, но чётко ощущающаяся защита, взрослый мужчина, каким стал Чонгук с тех пор, как они разошлись, готов на всё, чтобы сберечь Чимина и его сына. Чонгук стал ещё более интересным собеседником. Стал спокойным, словно море в штиль, уравновешенным, как бетонные балки. Рядом с ним Чимин чувствует себя абсолютно защищённым, абсолютно спокойным, словно не существует того, что способно поколебать этого человека, а следовательно и тех, кого Чон старается обезопасить, став несгибаемой опорой. Идеал альфы. Его идеал. Ещё шесть лет назад Чимин бы сказал ему «Да» на предложение руки и сердца. А теперь?        Он и сам изменился за это время, а за последние полгода — особенно. Сказались стрессовый развод с мужем, его необъятное давление на омегу, опасная вероятность лишиться единственного, за кого Чимин бы отдал даже жизнь — малыша Юна. Чимин стал уступчивее, спокойнее, он научился рационально оценивать поступки, а самое главное — видеть сквозь призму, чего ему не доставало ранее. Теперь, спустя столько лет, омега может понять, что и Чонгуку немало досталось как до их расставания, так и после.        И задумывается о том, что стоит, наконец, все эти душевные боли и терзания отпустить в далёкое плавание памяти. Что любить стоит не образ юноши, который покорил его в студенческие годы, а мужчину, который делает всё, для того чтобы омега был счастлив сейчас. Стоит отдать своё восстанавливающееся сердце, свои искренние чувства и заботу, любовь, поддержку этому Чонгуку. Стать парой лучше, чем они были тогда, подставлять друг другу плечо и окутывать комфортом и любовью, возможно, создать свою семью, такую, о какой они когда-то мечтали, и даже лучше.        Чимин сползает с подушек и ложится рядом с Чонгуком, пока тот печально глядит на пустые ключицы. Словно стёртая история из прошлого, заброшенная куда-то далеко, даже при всей решимости она останется на страницах, но больше не станет бередить раны вспыхнувшими образами. И Чимин улыбается альфе. Искренне, от всей души.        — Знаешь, я любил эту крохотную вещицу, — шепчет он. — В ней было столько всего, через что мы прошли. Но я думаю, что не зря её потерял.        — М? — удивлённо приподнимается альфа на локте, моргая и оглядывая ставшее умиротворённым лицо Чимина.        — Это знак от судьбы, жизни или вселенной, что там нами управляет… в общем, это знак, что пора жить дальше. Жить счастливо, — смотрит Пак в ответ, когда Чонгук к нему приближается, прищурившись. — Жить не прошлым, не болью и не счастьем, которые вернуть уже не получится, а тем, что ждёт нас впереди, предполагаю.        Чонгук непонимающе хлопает глазами, но омега больше ничего не поясняет, а лишь тянется к нему и оставляет лёгкое касание губ на подбородке, прежде чем, утонув в подушках, улечься рядом и продолжить отдыхать, ощущая дыхание и сердцебиение за своей спиной. В разуме вспыхивает маленькое помолвочное кольцо с аметистом, и Пак знает, что сделает с ним, как только выдастся возможность.