Epiphany

      Джехва стоит в прихожей зоне и оглядывает полутёмное пространство жилья омеги, засунув руки в карманы укороченного пальто. Он выглядит пятном в его доме, тёмным, нечитаемым, ненавистным. Однако у Чимина, к сожалению, не хватит силы выставить альфу за дверь насильно, потому он стоит, скрестив в защитном жесте на груди руки и перегораживая альфе пространство, чтобы тот не смог пройти дальше — в комнату, где на кровати спит, свернувшись клубком, Юн.        — Зачем ты приехал так поздно? — вздёргивает омега бровь. Нет никакого смысла спрашивать, откуда у Джехва его адрес — альфа благодаря деньгам сумеет достать любую информацию, если того пожелает.        — Поговорить хотел.        — Странно, что поговорить ты хочешь прямо перед заседанием суда, где будет решаться судьба нашего ребёнка, — понижает опасно голос Чимин, гневно сощуриваясь.        Он не хочет, чтобы Джехва приближался ни к нему, ни к Юну сейчас. Альфа совершенно не интересовался судьбой и самочувствием сына всё то время, что утекло с момента их последней встречи. И, вероятнее всего, что его мало волнует это сейчас: Джехва лишь хочет поиздеваться, вывернуть душу Чимину наизнанку, заставить плакать и трястись, как это было до момента их развода. С тех пор Пак старается чаще брать себя в руки. Он больше не зависит от него. Он работает, живёт сам. Чимин вполне способен справиться с тяготами жизни без Джехва, и омега совсем не бесполезный, как пять лет до этого пытался доказать его муж данный факт.        Джехва же выглядит по-скотски самоуверенным. Он брезгливо обводит тесное в сравнение с собственным особняком пространство студии, сморщивает нос, видя Чимина растрёпанным. Прежде в их доме существовало правило: Пак не должен представать перед супругом (уже бывшим) в непотребном виде. Омега должен быть ухоженным в любое, мать его, время суток, он обязан быть идеальным. И это долго угнетало Чимина, даже после развода — он жил старыми привычками, и при Тэхёне боясь показаться без макияжа и одежды, не имеющей на себе ни единой складочки.        Пока лучший друг не отчихвостил его, догадавшись, в чём состоит трудность. Джехва как видел красивую куклу, так и видит, а Чимин с ним никогда не являлся собой. Но больше не намерен уступать. Ему комфортно без косметики, в растянутой футболке и мешковатных шортах. Он, в конце концов, дома и собирался спать. Пока не позвонил Чонгук.        — И даже не пригласишь войти? — изгибает Джехва бровь, оглядывая напряжённого Чимина.        — Ни к чему.        — Ты как был хабалом, так и остался.        Скоро должен приехать Чон, и что будет, собственно, делать Пак, если они пересекутся? Чонгук может вспылить, особенно после того, как узнал до самого конца, что происходило в отношениях Джехва и Чимина, а у экс-супруга возникнут вопросы, что делает адвокат в доме подзащитного в такой поздний час.        Чимин, поджав губы, кивает на кухонную зону, понимая, что избавиться от альфы не выйдет так просто. Он шагает к рабочей зоне кухни, где оставил телефон, по которому говорил с Чонгуком. Быстро набирает короткое смс всего с двумя словами в нём, чтобы отправить Чону, пока Джехва разглядывает спящего сына. Нутро омеги взволнованно напрягается, Чимин в любую минуту готов броситься на зищиту отпрыска, однако Джехва лишь укрывает мальчика плотнее и шагает в сторону Пака, так и не разувшись.        — Зачем ты приехал? — шёпотом спрашивает Чимин, стараясь держаться от Джехва подальше.        — Откажись от суда. Я заплачу тебе столько, сколько потребуешь. Отдай Юна и строй свою жизнь дальше. Гуляй, пей, отдыхай. Так ведь проще, нежели с ребёнком на плечах? — вздёргивает бровь альфа.        — Да как у тебя язык поворачивается, — шипит разъярённо омега, вспыхивая, словно маков цвет. — Он мой сын. Мой мальчик, понятно? Я носил его под сердцем, когда тебя не было рядом сутками. Я его воспитывал, пока тебе не было до Юна дело. И ты просишь меня отказаться от него за какие-то вонючие деньги?! — если бы не спящий сын, Чимин бы уже давно перешёл на крик от возмущения. Ему так хочется взять кастрюльку с согоги и дать такую оплеуху альфе, что невыносимо дышать.        Руки Пака дрожат от злости, голос срывается с шёпота на тихую интонацию, а глаза судорожно поблёскивают в тусклом освещении кухонного уголка.        — Зачем тебе морока?        — Это мой сын, Джехва, а не морока! — хрипит омега, хватаясь за край столешницы. — Он ведь тебе не нужен. Ты хочешь проучить меня, хочешь сделать мне больно, показать — в твоих руках власть и деньги, для тебя почти нет нерешаемых проблем. Но ты уничтожишь Юна собственными руками, слышишь? Ты его не заслуживаешь, ты его не любишь, он просто, блять, декорация для тебя!        Джехва, стиснув челюсти, молчит. Стоит по-прежнему вальяжно с руками в карманах дорогих светло-серых брюк, со своей дебильной идеальной укладкой и опротивевшим Чимину лицом. Омегу трясёт от эмоций, хочется кричать и выталкивать бывшего за пределы маленькой уютной квартиры. Джехва здесь — чужеродная опухоль, отравляющая организм их крошечной семьи. Джехва вызывает только отторжение и злость. И он вдруг шагает к Чимину, вынуждая того почти рефлекторно мышкой застыть перед удавом.        Он не бил Пака прежде, но что остановит сейчас? Из свидетелей только кухонная утварь и тишина квартиры, что помешает Джехва навредить Чимину? Омега, всем нутром помня о влиянии бывшего, застывает в шоке, глядя на него, когда бывший муж нависает над ним так непотребно близко, что к горлу подкатывает тошнота.        — Я всё ещё могу предложить тебе безболезненный выход из ситуации. Без судов, ссор и споров.        Чимин не может проглотить слюну, её попросту нет во рту. Давление Джехва, кажется, можно было бы ощутить из соседнего жилого комплекса. Ком тошноты подскакивает к самому основанию глотки, когда альфа вдруг прикасается к талии Чимина, а тот протестующе упирается в его грудь руками, стараясь отодвинуть, но те слишком сильно трясутся.        — Ты можешь взять Юна, собрать ваши пожитки и вернуться домой. Вернуть Юну отца, расслабиться, тебе не придётся столько работать и ты сможешь заняться чем пожелаешь. Мы снова будем вместе, всё наладится, — тянет Джехва, понижая интонации и склоняясь к Чимину всё ближе.        Тот словно оказывается в ловушке: сзади — кухонный стол, по бокам его удерживают руки бывшего мужа, а спереди он — нависающий и давящий всем своим естеством.        — Да я лучше землю жрать буду, — выдыхает едва слышно омега, — чем вернусь к такому чудовищу…        — Ох, не зарекайся…        Джехва слишком близко, Чимина вот-вот вывернет наизнанку от запаха его духов. Тех, которые когда-то дарил он сам. Он, паникуя, вертится, словно уж на сковороде и старается убежать. Уже тянется за сотейником, стоящим возле варочной панели, намереваясь обороняться, как в дверь звонят, и оба застывают. Джехва с подозрением изгибает бровь, а Чимин судорожно выдыхает и всё же умудряется вырваться, тут же спеша к входной двери, чтобы открыть. Ему страшно, что будет, если Джехва увидит Чонгука, но ещё страшнее — оставаться с этим козлом один на один.        Распахнув створку, видит Чонгука с папкой в руках, серьёзного, уставшего, слегка покрасневшего от мороза за пределами тёплых квартир. Чимин с отчаяньем смотрит на адвоката, не зная, что делать дальше, пока слышит шаги бывшего мужа за спиной.        — Господин Пак, вы приготовили мне справку, которую забыли в прошлый раз? Завтра уже заседание, — ровным, почти безэмоциональным голосом проговаривает Чонгук.        — Конечно, адвокат Чон, — хрипит омега, а Джехва позади всё ещё давит своим присутствием.        — И что адвокат делает так поздно дома у подопечного? — сощуривается он, пока Чонгук невозмутимо заходит и закрывает за собой дверь, нейтрально оставаясь в прихожей, словно действительно приехал за какой-то бумажкой.        Чимин ускользает в сторону комода с документами, пока альфы отвлеклись друг на друга.        — Я думал, вы расслышали, стоя за спиной моего подопечного, что я приехал за документом. Заехал после работы, — безразлично бросает Чон. — А вот что вы делаете в ночь перед заседанием рядом с моим клиентом — вот это уже действительно навевает вопросы.        Джехва и Чонгук буравят друг друга взглядами, как злые псы, с поправкой лишь на то, что Чон ведёт себя гораздо более сдержанно, по сравнению с другим мужчиной. Они так и стоят, словно готовятся к конфликту, Чонгук, чуть расстегнув куртку, Джехва — самоуверенно расслабившись.        — Я могу сюда приезжать, здесь живёт мой ребёнок, — давит он, но Чонгук — непрошибаемая стена. Его профессия не подразумевает того, чтобы альфа боялся или поддавался чужому влиянию.        — Вам самому не кажется подозрительным, что вы прибыли сюда ночью? Перед важным заседанием?        — Какое вам дело, адвокат?        — Я стою на защите прав и границ моего клиента, — Чимин приближается, держа в руках какую-то справку, которую отрыл среди кипы бумаг. — И не могу допустить, чтобы вы давили на него в каком-либо виде. А у меня закрадываются подозрения, что так и происходило, пока я не заехал.        Джехва опасно сощуривается, глядя с вызовом на Чонгука.        — Чимин…        Но альфа ничего не успевает сказать: Чон ловким движением заводит омегу себе за спину, пряча от внимания и давления Джехва.        — Мой подопечный не должен подвергаться давлению с вашей стороны, господин Пак Джехва. Завтра судебное заседание, ежели хотите решить какие-то вопросы, займёмся этим в зале уважаемого суда с вашим адвокатом и вами. Я, как представитель и защитник прав господина Пак Чимина, настоятельно рекомендую вам покинуть данную квартиру. Пока я не вызвал представителей органов правопорядка, ведь вы здесь не прописаны, не числитесь человеком, заключившим договор аренды. И уже поздно, — они все совершенно забыли, что Юн спит рядом — в нескольких шагах — и мальчик вдруг начинает похныкивать, просыпаясь, из-за чего Чимин нервно дёргается за спиной Чонгука.        Он ощущает себя здесь… хорошо. Его прячут и защищают от гнева бывшего мужа. Пусть Пак и хочет быть самодостаточным, для любого омеги — покровительство альфы приятно. То, что мужчина заступается за тебя, то что он отстаивает твои права и жизнь перед человеком сильнее тебя, с кем ты не можешь потягаться. Нечто тёплое разливается внутри, хотя внешне Чимин стремится этого не показать.        — А вы, что же? Останетесь? — сощуривается и нахмуривается Джехва.        — Мне не за чем. Я забрал необходимый мне документ. И вас прошу покинуть квартиру моего подопечного вместе со мной, — продолжает давить Чонгук.        Чимин с удивлением замечает, как Джехва… сдаёт назад. Он, состроив недовольное лицо, шагает к входной двери, пока Чонгук отпускает Чимина.        — Доброй ночи, господин Пак, увидимся завтра в суде. Со всеми вами, — сощуривается Чонгук, буквально едва ли не молнии метает в альфу, уже готового покинуть чужое жилое пространство. Чимин лишь кивает и ждёт, пока оба исчезнут за дверью, а он сможет судорожно хватануть воздуха, которого, оказывается, не хватало из-за затаенного дыхания, а после рвануть к проснувшемуся и готовому заплакать Юну.

♡♡♡

       Проходит по меньшей мере полчаса, прежде чем Чонгук возвращается. Он, позволяя Джехва за собой наблюдать, уходит к своей машине и уезжает, следя за тем, чтобы автомобиль альфы тоже скрылся из виду. Ещё минут двадцать петляет по районам, приближаясь к своему дому и, только убедившись в том, что бывший Чимина точно уехал и не следит за ним, возвращается к жилому комплексу. Торопливо поднимается на этаж и тихо стучит в дверь, не ожидая, что бледный омега тут же откроет.        Его пропускают в квартиру, и Чонгук тут же распахивает объятия для Чимина, позволяя ему упасть в руки. Того колошматит дрожью от присутствия экс-супруга, но Чимин быстро выдыхает и успокаивается, беря себя в руки, прежде чем отстраниться от Чонгука.        — Он уехал, не переживай, — тихонько проговаривает он, разуваясь, пока Пак топчется на месте и поджимает от волнения пальцы на ногах. — До моего приезда ничего не делал?        Чимин отрицательно мотает головой. Чон же — злится. Мало ведь его подопечному и любимому омеге волнения из-за предстоящего заседания, так ещё и упырь этот припёрся на ночь глядя, хорошо, что удалось выпроводить его, пригрозив полицией. Чимин суетится на кухне, пока Чон, скинув на вешалку куртку, приближается. Юн уже снова мирно сопит, обхватив своего питомца из плюша и искусственной шерсти.        — Я не знаю, что было бы, не приедь ты, — хрипло и тихо проговаривает омега, пока Чонгук, встав рядом с ним, находящимся у плиты, моет руки под краном.        — Всё нормально, не думай об этом.        Хотя и самому альфе тяжело воспринимать ужасные мысли, как мог надавить Джехва на Пака, он старается сохранить спокойствие, чтобы и омеге было спокойнее. Словно инстинкт защитника просыпается — ежели спокоен и собран альфа, омега будет так же чувствовать себя в безопасности. Чонгуку очень хочется Чимина защитить, потому что после встречи с бывшим мужем тот выглядит меньше, тусклее, словно огонёк Пака тухнет, стоит этой сволочи приблизиться. Чон себя меньшей сволочью не считает из-за произошедшего в прошлом, но он пытается исправить то, что натворил.        Порой его гнетут мысли, что он не двигался прежде. Не искал с Паком встреч, не пытался вернуть. И это — непростительно, правда. Он должен был сделать хоть что-то, но когда узнал, что Чимин замужем, даже… не стал шевелиться, словно сдался. А что должен был делать? Заявиться к нему домой и в присутствии мужа встать на колено с проклятым кольцом, прося вернуться? Это… смехотворно. Натворив ошибок, Чон сперва опустил руки и сдался этому миру, считая, что проживёт дальше, что люди расстаются, даже если очень любят друг друга. И до сих пор не прекращает себя за подобное поведение грызть и изнурять. Он бы хотел обернуть время вспять, но увы, такими силами обладают только существа, господствующие над людьми и плетущие паутину кружева их судеб. Но не Чонгук.        И это совсем не означает, будто он сдастся сейчас. Ошибки свойственны людям, но самое главное, чтобы присутствовало желание их исправить. Будучи молодым и горячим на поступки и слова в пылу ссоры, Чонгук оступился, теперь хочет завоевать доверие любимого человека заново, раз судьба подкинула им обоим ещё одну возможность. И сердце вспыхивает искрами каждый раз, как Чонгук замечает: лёд, нарощенный омегой в течение многих лет, начинает понемногу оттаивать. Чимин уже не настолько напряжён в его присутствии, не пытается язвить, задевать, оскорбить или отстраниться. Чонгуку кажется, что скоро у него получится раскрыть его душу и вернуть те чувства, ради которых он старался что в первый раз, когда их отношения только завязывались, что сейчас, желая их вернуть.        Омега ставит на стол порцию еды, а себе наливает из чайничка зелёный чай с жасмином. Он всегда его любил, тайная слабость — и Чонгук определённо находил и находит это очаровательным. Он садится напротив Пака, подхватывает палочки, чтобы приняться есть, а себя ловит на мысли, что внутри всё подрагивает от подобной обстановки. От того, как они выглядят со стороны. Как семья. Интересно, ощущает ли то же волнение и трепет омега? По его сейчас блуждающему, отсутствующему взгляду и слегка бледному лицу понять невозможно. Но Чонгук клянётся: он сделает так, что Чимин станет его мужем. Пусть не сразу, пусть придётся преодолевать его барьеры и недоверие, но когда-то он будет возвращаться домой, где его ждут. Чимин и Юн. И, быть может, кто-то ещё.        Альфа, видя волнение и переживания Пака, откладывает палочки и протягивает к нему ладонь. Когда прикасается к напряжённо лежащей на столе кисти, Чимин вздрагивает и отмирает, до этого пялящийся в пространство.        — Я больше не позволю ему тебе навредить, — шепчет почти беззвучно Чон, и лицо Чимина становится серым. Он всё ещё боится бывшего мужа. И всё ещё не доверяет бывшему парню. Пусть он и стал общаться с Чонгуком чуть-чуть больше, пусть он позволил ему тогда сотворить такое в ванной, пусть целовал, это ещё не значит, будто впустил альфу в свою душу.        Однако, вопреки всему, Чимин, держа чашку за ручку, чуть изворачивает ладонь и позволяет Чонгуку её обхватить. Кожа мягкая, тёплая, это напоминает ощущение дома и тепла. Чонгук старается поддерживающе улыбнуться. Это не просто из-за того, что он хочет вернуть омегу. Он больше не позволит поступать с ним, словно тот не является человеком. Как мужчина, как альфа, как юрист. Он защитит Пака вне зависимости от того, отвечает тот ему взаимностью или нет. Но, конечно, постарается вылезти из шкуры, чтобы это свершилось.        Ужин проходит в молчании, оба думают о своём: Чонгук, уплетая вкусность, приготовленную омегой, а тот, пялясь в остывающий чай. Не замечают, как время переваливает за два часа ночи, как Пак становится сонливым. И Чону не хочется уезжать, покидая его в таком разбитом состоянии перед заседанием.        — Хочешь, я останусь? — тихо спрашивает он. — Безо всяких там намёков. Я просто останусь и буду рядом, чтобы тебе было спокойнее. Если выделишь одеяло, лягу на полу. Утром уеду.        Чимин скованно и непонимающе смотрит на альфу, раздумывает так усердно, что появляется складка между бровей, но в конце концов кивает. Омеге не хватает ощущения безопасности перед Джехва. И Чонгук готов пожертвовать своим комфортом и даже не спать, если Чимину от этого станет легче. Он улыбается и снова поглаживает его по руке.        Быт. Каким бы был он, если бы они поженились и жили вместе? Они выбирали бы обои при ремонте? Ссорились из-за цвета стен? Помогали бы друг другу, разделяя обязанности? Что было бы? Было бы так, как сейчас, когда внезапно Чонгук поднимается с места и благодарит омегу за вкусный ужин, оставляет тарелки в раковине, но лишь для того, чтобы закатать рукава голубой сорочки, расстегнув манжеты, а после приняться мыть стеклянную посуду, стараясь не звенеть слишком громко, чтобы не разбудить маленького альфу, сопящего в кровати. А Чимин бы убирал, как сейчас, закуски в холодильник и торопливо вытирал стол от крошек и подобного — педантичный донельзя, любит чистоту и порядок, любит уют, что невозможно не заметить по его квартире.        В жилище самого Чонгука… холодно. И нет, отопление работает исправно, просто оно — холодное. Там нет теплоты, с которой обставлен интерьер. Там лишь практичность, тишина, немного пыли и… больше ничего. У Чона почти нет фотографий, за исключением большого портрета, запрятанного глубоко в шкаф, нет мелких деталей и часто бардак из-за недостатка свободного времени. Там почти никогда нет еды в холодильнике, если это не остатки из ресторана, которые он не доел вечером, потому что Чонгук ненавидит готовить. Там никогда стены не знали прикосновения мягких омежьих пальцев, словно бы создающих волшебство одним своим присутствием. И Чонгуку всё меньше хочется возвращаться в хорошую, дорого обставленную, но пустую квартиру, и всё больше хочется находиться в студии, где можно опасно наступить на игрушки или конструктор, разбросанные Юном, где по всему периметру пола разбросаны подушки, и даже в творческом беспорядке сладко пахнет уютом, созданным одним присутствием людей. Это место — правда дом, а не то холодно-графитовое, где живёт Чонгук.        Он вытирает руки о полотенце, поворачивается, сталкиваясь с Чимином взглядом, и оба застывают. Не знают, что делать дальше, пока омега не оглядывает с головы до ног.        — У меня где-то была майка оверсайз… — тихо проговаривает он, смотря на строгие брюки Чонгука и его голубую рубашку.        — Я буду благодарен, — улыбается тот, опершись руками позади себя на столешницу и волнуясь не меньше.        Омега торопится к комоду, роется там, стараясь не разбудить сына, а Чонгук стоит возле холодильника. Рассматривает корявые загогулины нелепого детского рисунка, который с гордостью повесил Пак прямо на серебристый холодильник, чтобы видели все, как его малыш может ляпать красками по бумаге. И это волшебно. Чимин дотрагивается до его плеча, и альфа оборачивается, видя серую протянутую футболку и какие-то безразмерные шорты.        Чонгук закрывается в ванной и застывает: это не похоже на место, где он привык к водным процедурам. Здесь резиновые утки смешиваются с уходовой косметикой для лица и тела, здесь на крючках для полотенец маленькие цветочки, вызывающие у Чонгука смех. Он, сдерживая улыбку от хаотичного расставления заводных игрушек для купания, скидывает одежду и оставляет на стиральной машинке. Воспоминания пробуждаются сами собой, хочется выдохнуть и пересмаковать их, перекатывая на языке. Каким был Чимин в его руках, на его губах, как он с поразительной лёгкостью раздвинул его рёбра и снова заполнил там всё собой, как охватил его лёгкие, заменяя кислород на запах своего тела. Чонгук всё ещё готов продать душу дьяволу, чтобы его вернуть, оттого, зажмурившись, несколько мгновений просто стоит посреди чужой ванной комнаты и пытается привести себя в норму.        Когда с влажными и растрепавшимися после душа волосами, обрамляющими лицо волнами, с кончиков которых падает каплями влага, возвращается в комнату, Чимин уже лежит на краю кровати. Он садится, стараясь не побеспокоить Юна, сминает руками одеяло, а Чон замечает расстеленный небольшой и тонкий матрас у их постели. Там лежит подушка и одеяло, а омега внимательно следит за реакцией Чонгука. Тот, наряжённый в чужие вещи, которые всё равно оказались немного маловаты, но, как говорится, и так сойдёт на эту ночь, тихо движется к устроенному для него спальному месту.        Давно не спал на полу. Давно не видел таким домашним и разнеженным Чимина, который наверняка уже почти спал, пока он сам копошился в ванной, перебирая, что из баночек будет безопасно взять. Он, покряхтывая, падает на тонкий матрас и укладывается, прикрываясь коротковатым одеялом. Наверное, это Юна.        — Я накрутил тёплый пол, чтобы тебе было комфортно, — шепчет омега, едва ли не свесившись с края кровати, чтобы Чонгук его слышал.        Так интересно смотреть на него. Так интересно наблюдать изменения, случившиеся во внешности Чимина, теперь узнаваемые, когда у него получается видеть поближе. Он стал выглядеть, естественно, взрослее. У него залегли между бровями морщинки, ресницы словно бы стали гуще. Губы такие же пухлые, но омега часто их сжимает, словно постоянно пытается сдержать эмоции. Нос морщит как и раньше, когда задумывается или ему что-то не нравится. Чонгуку хотелось бы протянуть к омеге руку и прикоснуться снова. Дотронуться, обвести большим пальцем контур чувственных губ, когда-то пленивших его. Хочется прикусить их, исцеловать, но давить тем не менее на Чимина не намерен. Потому лишь благодарно улыбается, видя, как омега снова скрывается на кровати и шуршит.        Уставившись в потолок, альфа глядит на фосфорные звёздочки, приклеенные к белой поверхности. Ночник не даёт их зеленоватому свету стать ярче, но там, куда он не достаёт, они так красиво переливаются и убаюкивают. Пока голова Чимина вдруг не появляется с кровати над лежащим на полу Чоном. Тот моргает, едва ли не погрузившись от усталости в состояние дремоты, поджимает в сомнении губы и мнёт пальцами простыню — дурная привычка из молодости, выдающая его нервозность по сей день — смятие всех ближайших шуршащих объектов, чтобы снять тревогу и стресс. Но Чонгука что тогда это умиляло, что сейчас.        — Спасибо, Гук, — тихо тянет омега, всё ещё теребя складку на простыне. — Спасибо, что захотел меня поддержать и приехал. Это… конечно не значит, что я тут же рухну к тебе в объятия, но для меня такое… важно.        — Я рад помогать тебе, — выдыхает Чонгук. И его вдруг подбивает на откровенность. — Я очень хочу тебя вернуть. Я понимаю, что ты не можешь до конца мне довериться из-за прошлого, но я добьюсь обратного. Буду добиваться, если точнее, всеми силами. И… — Чон сглатывает, он должен это сказать. — Я помогу тебе в любом случае, даже если по истечению судебного процесса и оставшихся свиданий ты решишь мне отказать, чтобы пойти своей дорогой. Я помогаю из любви к тебе и попытки вернуть то, что было утеряно раньше.        Чимин выглядит как-то несчастно. Он словно что-то хочет сказать, но изо всех сил сдерживается, не открывается перед Чонгуком до конца, альфа же его за это не осуждает. Он только протягивает руку, обхватывая нервно дёргающиеся пальцы Чимина, тянет их к себе и, приподнявшись, легко целует костяшки и фаланги, пока лицо омеги вытягивается, а после слегка смягчается. Взгляд шоколадных глаз едва заметно вспыхивает, но Пак это быстро прячет, моргнув, и Чонгук отпускает его ладонь, собирая остатки запаха с собственных рук.        Одними губами произносит то, что должен был сказать, отчего омега вздрагивает и торопливо отворачивается, тут же прячась от внимания альфы в одеяло к сыну. Чонгук же улыбается — глупо так, влюблённо, словно ему снова двадцать пять и он увидел Пака на сцене во время выступления, когда влюбился в первый раз.

♡♡♡

       Чонгук даже подпитывается волнением омеги, когда они пересекаются в фойе суда. Рано утром, только забрезжил рассвет, альфа уехал из квартиры омеги, чтобы подготовиться к заседанию. Он уже стоит тут, свежий и чопорно-строгий, как и полагается быть юристу, чтобы выглядеть серьёзным. Чимин тоже собран, но бледен, как только выпавший снег. И Чону бы до жути хотелось поддержать его, обнять, сказав, что всё будет хорошо, но единственное, что альфа может при таком количестве людей и тем более при Джехва с его адвокатом — Ли Лисаном, это слегка дотронуться до локтя и сжать его в поддерживающем жесте. Тэхён рядом, его вызывающе красная шевелюра видна со всякого угла суда, и Юнги, у которого тоже заседание, только в другом зале, не сводит с омеги глаз. Чонгук же хмыкает, но быстро возвращает мысли в ту колею, где они должны быть.        — Козёл, — шипит лучший друг Чимина, обнимая Юна, который, соскучившись по старшему, так и липнет к омеге, перебирая его цепочки на шее.        — Ну всё, тихо, — командует Чонгук, и омеги переглядываются.        Как обычно их ждут стандартные для Чонгука процедуры — передачи документов, краткая беседа с судьёй Хан по поводу явки и неявки свидетелей, подписание бумаг. Это тянется целую вечность. И кажется привлекательным только в условии фильмов и сериалов про юристов, где всё происходит с космической скоростью, крайне эпично, приправленное довольно звучной и тревожной музыкой. Здесь же — масса бумажной волокиты, пронзительная тишина коридора, где собираются участники процесса и их защитники, тихие разговоры и подготовка. Чонгук своё дело знает, оттого не чувствует волнения, погружаясь в знакомую обстановку. Ему хочется, чтобы и Чимин ощущал себя малость увереннее, однако не получится — градус терпения омеги в накале, учитывая ночную ситуацию с Джехва.        Они проходят в зал заседаний, процесс открытый, потому на нём могут присутствовать любые сотрудники и слушатели, так что добросердечного соседа Тэхёна снизу, которого тот уговорил посидеть с Юном на время процесса, тоже пускают в зал. Когда они входят, то присяжные уже ждут их появления, кто-то тихо переговаривается, другие рассматривают присаживающихся на скамьи людей. Чонгук замечает уже сидящего на своём месте Сокджина и нескольких других представителей органов опеки. Его разум сосредоточен.        На возвышении за массивным столом сидит судья Хан, оглядывает периодически собравшихся, пока слушает своего секретаря, уже готового к заседанию. Чимин садится рядом с Чоном, как ему и полагается — через ряд сидят Джехва и адвокат Ли. Чонгук этого чёрта хорошо знает, они из противоборствующих коллегий, да и Ли не отличается честолюбием. Он свою славу давно заработал в их кругах, и не сказать бы, что она является хорошей.        — Заседание по делу об определении места жительства несовершеннолетнего объявляется открытым, — вещает Хан, выглядя расслабленно, но тем не менее собранно. — Судья Хан Уён. Секретарь процесса Го Иволь. Прокурор Ча Ыйгён. Истец Пак Джехва, его правозащитник Ли Лисан, ответчик Пак Чимин и его защитник Чон Чонгук.        Чимин словно превращается в камень, нервно мнёт края собственного жакета, да так сильно, что ткань натужно трещит под его манипуляциями.        — На предварительном заседании были объявлены условия для рассмотрения Пак Чимина, как основного и ответственного опекуна, с которым будет проживать несовершеннолетний Пак Юн, — читает судья, переводя внимательный взгляд на бледного омегу. Прищуривается, словно хочет считать его настроение досконально, но ни единая мышца на лице судьи не дёргается. — Были ли выполнены условия, господин прокурор?        Ча поднимается со своего места и зачитывает информацию, востребованную Ханом.        — Таким образом могу постановить, что Пак Чимин добросовестно исполнил все требования суда, о чём свидетельствует рекомендация с места работы и опись с отчётом от органов опеки и попечительства, уважаемый суд.        Хан кивает, позволяя Ча присесть на место, а Чимин становится только напряжённее.        — Это похвально, господин Пак, что вы ответственно отнеслись к выполнению своих обязательств. Адвокат вашего бывшего мужа хочет представить несколько доказательств, компроментирующих вас, как недолжного опекуна для ребёнка. Прошу, адвокат Ли, — кивает в сторону высокого и крайне худого альфы, тут же встающего и выходящего в пространство между судьёй и всеми остальными.        — Очень важным вопросом является определение места жительства ребёнка после бракоразводного процесса, господа присяжные, — начинает Ли своим скрипучим голосом, отчего Чонгуку, расслабленно сидящему на своём месте рядом с Паком, хочется цокнуть и закатить глаза. — Семейный кодекс нашего государства предполагает оставление несовершеннолетного с отцом-альфой, так как обычно именно альфы являются теми, кто обеспечивает семьи и приносит больший доход. Омегам гораздо тяжелее устроиться на работу и встать на ноги в одиночку.        — Протестую, — громко выдыхает Чонгук, прожигая глазами Ли. — Мой подопечный уже устроился на работу в первые же дни данного на исполнение требований срока. Ваши слова провокационны и оказывают давление.        — Протест принят, — выдаёт спокойно судья. — По существу, адвокат Ли.        Мужчина недовольно дёргает бровью, но, прочистив горло, согласно кивает.        — Да, господин Пак устроился на работу и отыскал им с сыном жильё, но достаточно ли безопасно пребывание малолетнего с папой-омегой? По моим данным, Пак Чимин не является лицом морали и имеет за душой собственные грехи.        Чимин рядом с ним уже просто-напросто исходит мелкой дрожью от состояния, граничащего с паникой. Его полные губы быстро теряют цвет, а глаза меркнут. И Чонгуку хотелось бы кинуть тяжёлую папку в Ли, но он не может.        — Поясните, — проговаривает судья.        — У меня есть доказательства того, что Пак Чимин злоупотреблял алкоголем. И может злоупотреблять до сих пор, что является опасным фактором и причиной для отказа в проживании с ним несовершеннолетнего.        Тэхён позади тихо матерится, так что слышат лишь его ближайшие соседи и сами Чонгук с Чимином. Они предполагали, что Джехва и его адвокат будут давить именно на это. Именно на прошлое Пака, где он вёл себя неразумно.        — Я прошу суд пригласить свидетеля со стороны истца — Чон Човона, бармена в клубе и владельца по совместительству, где господин Пак вёл некорректный и аморальный образ жизни почти на постоянной основе.        — Принимается. Пригласить Чон Човона.        В зал суда входит высокий татуированный мужчина-альфа, который тут же движется к трибуне. Он зачитывает, что в присутствии суда обязуется не лгать, нести отвественность за свои слова, а после смотрит напряжённо на присутствующих.        — Господин Чон, — начинает Ли, пока Чонгук ястребиным взором обводит свидетеля. Подкуплен. Альфа в этом уверен. — Скажите пожалуйста присяжным и суду, являлся ли господин Пак Чимин вашим постоянным клиентом.        — Ранее да, — кивает Човон, прикусывая губу. — Чимин был частым гостем в нашем клубе. После они приходили со своим другом. Ким Тэхёном.        Чимин дрожит и едва дышит, у Чонгука нет другого варианта, он почти чувствует, как омега доходит до грани, но сдерживается. Он едва заметно прикасается к руке Пака, делая вид, словно присаживается поудобнее, а сам стискивает похолодевшие пальцы в поддержке.        — И что происходило, когда они посещали ваше заведение? — давит Ли.        — Они обычно пили. Много пили, — чешет голову Човон. — Их знал весь персонал, называли оторвами, потому что они обычно были самыми яркими и шебутными посетителями. Ничего аморального не творили, но пили правда много, уважаемый суд. Иногда до такого состояния, что их приходилось… выносить.        Хан ястребом оглядывает белого, как мел Чимина, который, умудрившись взять себя немного в руки, опускает глаза. Это было. Он и правда так себя вёл, не собирается отрицать.        — Итак, уважаемый суд и господа присяжные. Может ли человек, до такого состояния напивающийся в заведениях, быть ответственным за жизнь маленького гражданина? — буравит Ли присяжных, исходящих шёпотом и разговорами между собой.        — Тишина в зале суда, — рявкает Хан.        — Протестую, — подаёт голос Чонгук. — Это было до момента рождения ребёнка и является частной жизнью моего подопечного. Не имеет никакого отношения к делу. Где доказательства, что прошлое Пак Чимина может повлиять на настоящее?        — Протест отклонён, — сухо говорит судья, снова переводя взгляд на Ли. — Есть ли ещё более весомые доказательства непригодности господина Пака для воспитания ребёнка?        — Конечно, уважаемый суд, — кивает, хитро улыбаясь самому себе Лисан. — У меня есть доказательства, способные убедить присяжных и суд в том, что с моим подопечным несовершеннолетнему будет лучше.        — Уважаемый суд, — подаёт голос Чонгук. — Ходатайствую о досрочном вызове на допрос свидетеля ответчика Ким Тэхёна.        — Ходатайство принято. Ваш свидетель явится после допроса Ким Тэхёна, адвокат Ли.        Тэ гордо поднимается со скамьи и проходит к трибуне. Он выглядит уверенным, ни капли страха, напоследок даже улыбается тайно Чимину, сверкая диким взглядом карих глаз. Уж этому омеге-то палец в рот не клади. Тэхён повторяет то же, что и Човон, ушедший в сторону скамьи, чтобы послушать происходящее до самого конца заседания. Юн пищит, видя, как Тэ проходит к трибуне, плавно качая бёдрами.        — Господин Ким, — поднимается с хищной грацией Чонгук с места, вынуждая Чимина проследить за ним. — Слова моего аппонента являются правдой? Вы часто с моим подопечным посещали заведения Господина Чона?        — Правда, уважаемый суд, — растягивает губы Тэ в улыбке. — Мы действительно часто отжигали в том клубе на выходных. Но это было больше четырёх лет назад. Когда Чимин и Джехва только поженились. Юна тогда не было даже в планах. У Чимина был тяжёлый период в жизни и он оступился.        — Это какой такой тяжёлый период должен быть, чтобы выносили из клуба? — вздёргивает бровь Ли.        — Протестую, вопрос неуместный, — почти гаркает Чонгук, буравит глазами Лисана.        — Протест принят. Продолжайте господин Ким, — машет на омегу судья рукой.        — Так вот, — тянет гласные и губы в улыбке он. — Но господин адвокат не уточнил, упоминая про «выносили из клуба». Выносили меня. Не Чимина.        Судья затихает, Чонгук растягивает в улыбке губы.        — Протестую. Это не имеет значения, — выдыхает Ли.        — Протест отклонён, — выдаёт судья. — Господин Чон Човон, вы можете припомнить, кого из этих омег выносили из вашего заведения?        — Нет, — встаёт альфа, — уважаемый суд, это было много лет назад. Я всего не припомню. И оба выглядели иначе тогда, если меня не обманывает память.        — Присаживайтесь. У вас есть ещё что спросить, господа адвокаты? — вздёргивает бровь Хан.        — Господин Ким, — понижает голос Чонгук, опираясь бедром о стол, за которым сидят они с Чимином. — Скажите суду и присяжным, были ли поводы у моего подопечного бояться за свою безопасность в семейной жизни с Пак Джехва?        — Поводов и угроз жизни не было, но было моральное давление, уважаемый суд, — чеканит с удовольствием Тэхён, собираясь, как лучший друг омеги, выложить всё, что может скомпроментировать Джехва.        — Протестую, откуда вам знать? — повышает тон Ли.        — Я его лучший друг вот уже много лет. Я знаю всё о нём, вплоть до цикла и размера нижнего белья, — холодно отвечает Тэхён, уставляясь с брезгливостью в сторону Лисана.        — Протест отклонён. Суд слушает, господин Ким.        — Джехва — маниакальный засранец, — выдыхает Тэхён.        — Полегче, Ким, — нахмуривается Хан.        — Прошу меня извинить, уважаемый суд. После количества слёз, пролитых Чимином из-за него, я не в состоянии сдержаться. — Тэ прочищает горло и немного успокаивается. Чонгук же замечает, что Чимин тоже слегка расслабился, но всё ещё нервозен и бледен. — Джехва и Чимин поначалу жили хорошо. После наших гулянок он помогал восстанавливаться Чимину, но с каждым месяцем я стал замечать, что ему всё хуже. Пока не вытряс всё, он не признавался. Джехва постоянно морально давил на Чимина, на протяжении всего брака. Он не позволял ему работать и заставлял сидеть дома, вынуждал отчитываться о каждом шаге, одеваться так, как нравится Джехва, даже говорить! Это было похоже на клетку! Я искренне переживал за Чимина, но, к сожалению, ничего сделать с этим не мог, пока бы мой друг сам не попросил бы помощи.        — Протестую, — слышится скрежет голоса Ли. — Это обычная забота. Какому омеге не захочется, чтобы состоятельный супруг его обеспечивал и ухаживал за ним?        — Это не уход и забота, а клетка золотая! — вспыхивает Тэхён.        — Протест принят, — с лёгкой тенью недовольства произносит Хан. Он тоже омега, может понять, но есть определённые вещи, которые заставляют его быть нейтральным и слушать, а потом уже принимать решения. — Господин Ким, ответьте суду — бил ли Пак Джехва своего мужа Пак Чимина?        Тэхён стискивает губы, желваки ходят ходуном от ярости.        — Нет, уважаемый суд, Чимин никогда не упоминал о том, чтобы этот… Джехва его бил.        — Протестую, уважаемый суд, — нахмуривается Чонгук. — Моральное насилие имеет место быть.        — Есть ли доказательства, адвокат Чон? — впивается взглядом в него Хан.        — Имеются.        Судья кивает, принимая к сведению.        — Я хотел бы попросить суд пригласить свидетеля со стороны истца, Хён Ичхоля — медбрата наркодиспансера номер двадцать города Сеула, — выдаёт Ли, и Чимин весь скукоживается. Но Чонгук по-прежнему выглядит слоновьи спокойным.        — Протестую, уважаемый суд, — выдыхает Чонгук уверенно. — Показания этого свидетеля противоречат этике и врачебной тайне.        Лисан прожигает Чонгука сердитым взглядом, а Хан обращает внимание на Чона, пристально рассматривая.        — Никто не собирается распространять диагноз господина Пака, адвокат Чон. Его пребывание в реабилитационном наркологическом центре так же не является тайной.        Судья Хан молчит. Оглядывает напряжённым взглядом обоих адвокатов, раздумывает, периодически посматривая на Чимина, который немного успокаивается по мере того, как Чонгук всё чаще вступает в конфронтацию с адвокатом Джехва.        — Протест отклонён, — Чонгук нахмуривается, начиная просчитывать следующие шаги, если свидетеля всё же вызовут. — Господин Пак, ответьте суду на вопрос.        Чимин медленно поднимается и стоит, будто оловянный солдатик, но готовый, кажется, отстаивать себя.        — Правдива ли информация о вашем нахождение в наркологическом центре?        — Да, уважаемый суд, — Чонгук сразу предупредил омегу, что судье врать не стоит ни в каком виде. Лучше сказать правду и раскаяться, а после доказать — он уже не тот человек, каким был в начале отношений с Джехва. — Я действительно проходил лечение от алкогольной зависимости в реабилитационном центре с помощью моего бывшего супруга. Но более с тех пор я не употреблял. Это было ещё до рождения Юна, во время беременности я так же не употреблял никаких алкогольных напитков и до сих пор чист.        — Я могу предоставить доказательства, — вступает Чонгук, подцепляя пальцами необходимые бумажки. — Пак Чимин дважды сдавал анализы на содержание алкоголя в крови и его последствий. После предварительного заседания и незадолго до нынешнего.        Хан протягивает руку и принимает документы. Мельком читает, прежде чем передать секретарю.        — Свидетель отзывается.        — Уважаемый суд, — начинает Лисан, но Хан его прерывает:        — Ответчик сам признался в том, что лечился в наркологическом центре. Суд учтёт и этот факт, и честность господина Пака.        Повисает недовольное молчание Лисана, Джехва же буравит в спину взглядом Чонгука, а тому хоть бы хны. Пока дело идёт ничего. И не хорошо, и не плохо, потому что много вопросов всё ещё.        — Уважаемый суд, — просит Чонгук, и Хан даёт разрешение на выступление. Чонгук выходит на место Ли и спокойно озирается, оглядывая присяжных. — Господа присяжные, конечно, в словах адвоката Ли есть правдивость. С некоторыми членами семьи может быть опасно оставаться ребёнку. Однако я не могу быть уврен, что с родным отцом-альфой Пак Юну будет безопасно. Во-первых, — чётко и смело проговаривает Чонгук, — несовершеннолетний сильно привязан к своему отцу-омеге. У них образовалась неразрывная связь. И ребёнок слишком мал, чтобы выбирать. Прошу суд учесть этот факт. — Хан кивает, присяжные же внимательно Чонгука слушают. — Во-вторых, как уже упомянул свидетель Ким, Пак Джехва применял морального вида насилие над моим подопечным. Он никогда физически на него не воздействовал, но достаточно надавил и травмировал морально.        Присяжные шепчутся, отчего Хан призывает их к тишине.        — Прошу суд пригласить свидетеля со стороны ответчика — Ха Богома.        В зал входит невысокого роста мужчина средних лет, который тут же становится к трибуне.        — Господин Ха, — начинает Чонгук. — Расскажите суду, где вы работаете.        — Я работаю грузчиком в компании «Вонтек», — произносит альфа, явно нервничая из-за такого количества внимания.        — Дело в том, что даже если Пак Джехва не бил Пак Чимина, он воздействовал на него другими способами. Например, граничащими с тем, чтобы нанести ему вред, — продолжает Чонгук. — Мой подопечный подробно рассказал мне о случаях, когда агрессия господина Пак Джехва выходила за пределы разумного, и он, срывая свою злость, мог… к примеру, — хмыкает Чон, — швырнуть мимо него мебель?        Присяжные начинают активно переговариваться, а Хан выпрямляется, стукнув молотком о подставку, чтобы призвать всех к тишине. Чимин, уже сидящий снова, болезненно смотрит на Чонгука, вскрывающего его прошлое.        — Этот человек — неоспоримое доказательство агрессии, выливающейся на моего подопечного в моменты, когда эти двое состояли в браке. Господин Ха, расскажите суду и присяжным о случае на вашем рабочем выезде двадцать второго апреля две тысячи двадцать первого.        Альфа утирает платком взмокший лоб.        — Нас тогда вызвали привезти новый диван и журнальный столик в богатый дом. Заказчиком числился Пак Джехва. Был ещё бланк, уважаемый суд, для утилизации испорченной старой мебели. Мы обычно её забираем на переработку сырья, — рассказывает Ха. — Думали, просто старье выбрасывают. Но там… в щепки всё было. Как будто кто-то долго и специально ломал диван, а потом швырял несчастный столик. Мы, конечно, молчаливо всю работу выполнили, однако случай запомнился, такое ведь не каждый день встречается.        Хан внимательно осматривает напряжённого Джехва.        — Протестую, нет доказательств, что это мой подопечный сломал мебель, — взрывается Ли.        — Со слов моего подопечного, это был именно он, — понижает голос Чонгук.        — Протест отклонён, — проговаривает судья. — Заканчивайте, адвокат Чон.        — Так вот, уважаемые присяжные. Может ли человек, не контролирующий свои вспышки агрессии до такой степени, стать опекуном маленького мальчика, который будет наблюдать за ним и учиться у него жизни, ставить себе в пример? Какого альфу вырастит Пак Джехва?        — Протестую! То же самое можно спросить об омеге, который злоупотребляет алкоголем.        — Протест отклонён. Доказательства указывают, что Пак Чимин употреблял, а не употребляет алкоголь, — выдаёт Хан. — Господин Ким Сокджин. Вставьте своё слово, — просит судья, и Чонгук присаживается рядом с взволнованным, но уже не настолько перепуганным Чимином.        — Господин Пак мне показался очень чутким и заботливым родителем, уважаемый суд и господа присяжные, — своим мягким голосом произносит Сокджин. — Во время комиссионной проверки его жилищных условий я и мои коллеги с удовольствием наблюдали за их жизнью. Мальчик счастлив рядом с папой-омегой, он не выглядит голодным или травмированным. Ребёнок по годам и даже чуть выше развит, становится сразу видно, что родитель с ним занимается и ратует о его развитии.        — При достатке семьи Пак легко можно было нанять нянек, которые этим занимались, — вставляет Лисан.        — По моим сведениям Пак Джехва никогда не нанимал гувернёров и нянь, руководствуясь убеждениями, что его супруг должен самостоятельно вкладываться в развитие их сына, — давит Чонгук и, встретившись с глазами Джехва, улавливает в них злобу.        — Господин Пак, — обращает внимание на него судья. — Это правда? Ваш супруг самостоятельно занимался развитием Пак Юна, пока вы состояли в браке?        Джехва поднимается, поправляя лацканы пиджака.        — Да, уважаемый суд. Мой бывший муж всегда занимался сыном сам.        Хан позволяет всем присесть и несколько секунд совещается с секретарём, вызывая ощущение напряжения, повисающее в зале заседаний.        — Суд и присяжные удаляются на обсуждение полученной от сторон информации, — и грохот молотка разносится по помещению.        Чимин почти не дышит, когда они остаются сидеть в зале, глаза его широко распахнуты. Чонгук становится перед ним, закрывая Джехва и его адвоката, чтобы те даже взглядом не сбили омегу с верного пути.        — Дыши, Чимин, — шёпотом просит альфа, когда омега на него смотрит. — Дыши. Всё будет хорошо. Мне кажется, будет ещё одно заседание, — выдаёт он. — Слишком уж всё противоречиво.        Чимин, не в силах ничего ответить, кивает и открывает бутылку с водой. Пока судьи и присяжных нет в зале, он срывается с места, чтобы немного побыть с Юном. Чонгук может лишь со стороны смотреть, как папа и сын обнимаются, и Пак находит в малыше долю успокоения, хотя видно, насколько стрессовым является данное заседание для него.        Судья Хан в сопровождении группы из десяти человек присяжных, состоящий почти целиком из взрослых омег, возвращается в зал заседаний, а Чимин начинает снова усиленно бледнеть, когда смотрит на этих людей. Он сидит рядом с Чонгуком, и в следующее мгновение секретарь объявляет о вынесении решения, отчего все присутствущие поднимаются на ноги.        — После выслушанной информации, приняв во внимания все доказательства сторон и выслушав показания всех свидетелей, приглашённых для заседания, мнение присяжных разделилось, — громом звучит уже сделанное заранее предположение Чонгука. Он чувствовал, видел по присяжным, что всё слишком неоднозначно. — Я, судья Хан Уён, правом данным мне законом Республики Корея, назначаю дополнительное заседание через десять календарных дней, необходимое для поисков большего количества доказательств. Решение вступает в силу с данной минуты и оспариванию не подлежит.        Чимин закрывает лицо руками, но быстро берёт себя в руки, чтобы не ударить в грязь лицом, а Хан вдруг подзывает Чонгука:        — Адвокат Чон, подойдите.        — Я скоро вернусь, ждите меня на парковке, — тихо говорит альфа шокированному Чимину, а сам стремглав торопится к судье, пока Пак в сопровождении Тэхёна с Юном на руках старается побыстрее выйти из зала заседний.        — Присяжных смущает факт зависимости в прошлом, — выдыхает судья уже менее официально, когда говорит с Чонгуком один на один. — Если бы нашёлся ещё кто-то, чтобы подтвердить действия альфы…        — Я постараюсь, господин Хан, — тихо отвечает Чон. Судья отчасти на их стороне, но в данном случае голоса присяжных более весомы, Уён не может принять решение вопреки воле, это вызовет резонанс. Он кивает и взмахом руки отправляет прочь Чонгука.        Тот торопливо собирает документы, замечая, что ни Джехва, ни его адвоката уже нет в зале — видимо, разочарованные результатами свалили выстраивать новую стратегию. Чонгук спешит к Чимину, потому что знает — омега сейчас сам не свой из-за прошедшего слушанья, это выбивает его из колеи и причиняет боль. Он огибает людей, снующих по коридорам, уже спускается по пожарной лестнице, откуда ближе всего к парковке, а потом понимает, что — проклятье! — оставил в зале суда телефон. И приходится торопиться обратно, шмыгая по коридорам. Единственное, что Чонгуку очень хочется — увезти Чимина подальше отсюда и дать ему передохнуть как следует, отвлекаясь от этой ментальной вспышки и борьбы между двумя юристами, вскрывающими их личную с Джехва жизнь, словно брюшко выпотрошенной рыбины. Чонгуку жаль, что на Пака вылилось всё это дерьмо, но он как мог все эти два месяца подготоваливал его к данному мигу. Ещё одно заседание — ещё больше стресса.        Он, прошмыгнув по коридору, застывает. В приоткрытой двери одного из пустых залов, замечает алые волосы. Юнги и Тэхён словно лишь формально «прячутся», напрочь забив на то, что вообще-то они в здании суда, оккупировали одно помещение для заседаний. И теперь Мин горячо прижимает омегу к стене в полутёмном зале, зарывается в красные волосы пальцами и словно пытается съесть, а Тэхён не менее увлечённо отвечает, стискивая широкие плечи, утянутые в тёмный пиджак, и позволяя держать себя за бедро в светлых джинсах. Они так самозабвенны, так горячи друг с другом, что Чонгук даже не узнаёт Юнги — обычно принципиальный и суровый, он так опрометчиво зажимает сексуального омегу в суде и ни разу, кажется, об этом не жалеет. Но, хмыкнув, альфа уходит дальше, чтобы забрать телефон, пока уборщики его не утащили в коробку с потерянными вещами.        И снова маршрут до парковки, где его ждёт Чимин, держа на руках Юна. Взгляд омеги потерян в пространстве даже больше, чем во время суда, Юн выглядит каким-то слишком напуганным, мальчик, кажется плачет, когда Чон к ним приближается.        — Всё нормально? — осторожно спрашивает Чонгук, и омега растерянно поднимает глаза. Его щёки почему-то полыхают неесетственным, вызывающим у альфы тревогу румянцем.        Но Чимин кивает, а маленький альфа на руках всхлипывает. Чон, кинув взгляд вокруг, открывает перед омегой дверцу заднего сиденья, чтобы посадить мальчишку в детское кресло. Ему всё ещё тревожно от такого потустороннего и потерянного вида Чимина. Потому, когда они садятся в автомобиль и пристёгиваются, то альфа тычет языком во внутреннюю сторону щеки, раздумывая.        — Чимин.        — Что? — глухо спрашивает омега, почти дрожа, словно испуган.        — Как приедешь домой, собери побольше тёплых вещей для себя и Юна. Наше свидание будет на свежем воздухе, — чеканит альфа, уже придумав, куда сможет отвести Пака на пятое свидание из десяти.        Пак отчаянно моргает, не понимая, а Чонгук только старается приободрительно улыбнуться.        — Не бойся. Просто доверься мне.        Чимин сомнительно прищуривается, поджимает губы, но… коротко кивает.

♡♡♡

       Тэхён отрывает Юнги от себя, их влажные губы разъединяются, а взгляды наоборот — встречаются.        — Какой ты жадный, а, — хрипит омега, на что получает ещё один звучный, влажный поцелуй в губы, уже истерзанные лаской. Ему нравится, каков Юнги в близости.        Сумасшедший альфа, просто напросто заявившийся к нему домой и собственнически взявший его так, что до сих пор кружится голова. Тэ давно не ощущал такого натужного взрыва и таких эмоций, как во время секса с Юнги, да и после тоже. Его ещё никто не крал из коридора, затащив в пустое помещение, и не целовал с таким упоением, словно сейчас, вот-вот, в это мгновение, они могут лишиться друг друга.        Мин проводит подушечкой большого пальца по кайме уха омеги, и Тэ млеет, словно кот, наевшийся сметаны.        — Ты пригласишь меня на свидание, или мне надо ещё десять лет ждать? — шепчет он, пока Юнги утыкается носом в красную чёлку.        — Я отвратителен в свиданиях… — сморщивает нос альфа так, что квадратные очки едва не сползают с переносицы.        — А, да? Тогда пока, я пошёл домой, может, кто другой, кто будет более изобретателен и решителен, пригласит, — выдаёт омега, начиная выворачиваться из крепких рук. Юнги сразу же начинает шипеть на него.        — Чёрт бы тебя побрал, бестия, — хрипит он, глядя в лукавые глаза.        — Таких тормозов надо подогревать и подталкивать к действиям. Но, Юнги, я не буду этого делать вечно. Так можно дождаться, пока мы вымрем, блин, как вид, и ты тогда решишь сделать первый шаг ко… всему, — выдыхает омега, уже негодуя.        — Ты упрямый…        — И тебе это нравится.        — Бесшабашный…        — Тебя это заводит.        — Засранец! — возмущённым шёпотом выдыхает Мин, тыча пальцем в рёбра омеги, отчего тот начинает изворачиваться, сдерживая смех.        — И поэтому ты меня хочешь! — вспыхивает он, хватая Юнги за пах и, ощутив твёрдость возбуждения, да услышав нервное мычание Мина, сжимает через брюки. — Был бы я другим, ты бы не оказался напрочь свержен моей прекрасной внешностью и не менее прекрасной личностью.        — Господи, какой ты…        — Очаровательный? Замечательный? Сексуальный? Какой?        — Невыносимый, — выдыхает, зажмуриваясь, альфа, и убирает ладонь Кима со своего члена, ибо дико заниматься сексом в чёртовом суде. Его уволят и лишат лицензии.        — О да, — томно тянет Тэхён, целуя альфу в кадык. — Я невыносимо прекрасный, знаю. Что со свиданием?        Юнги буравит его взглядом, а после тянется, чтобы убрать красные прядки за ухо, глядя прямо в глаза. В зрачках Тэ пляшут чертенята, населяющие его голову, они разводят там инквизиционный костёр для Юнги, оттого глаза омеги так… блестят. Или это из-за чего-то другого?        — Я отвратителен в свиданиях, ясно? — недовольствует альфа. — Потом не жалуйся!        — Тебе не буду. Я позвоню Чимину и мы перемоем каждую твою косточку, — шепчет омега, прежде чем звонко поцеловать припухшими губами Юнги в скулу, отчего внутри того всё вспыхивает, а после ускользает из зала, стараясь поправить ужасно растрёпанный внешний вид после их зажиманий. На прощание лишь отправляет воздушный поцелуй, мельком обернувшись.