Epiphany

      Чимин взволнован. Он толкает дверь кафе, где его ждут для первого рабочего дня, пока пробного, обучающего. Чимин волнуется о том, что может что-то не запомнить, что может ошибиться и что всё начнёт сыпаться из рук. Оттого и дышать тяжело, и сердце, словно загнанная птица, колошматится в груди. Омега стряхивает с зонта капли дождя и ставит тот в специальную подставку у входа. Кафе ещё не открылось — персонал сонно бродит по залу, подготавливая всё необходимое для начала рабочего дня. Кухня уже во всю кипит — оттуда слышится звон посуды в тишине помещения для клиентов, голоса поворов и смех. На Чимина сонно воззряется официант-альфа, по виду лет двадцати с растрёпанными светлыми волосами, и Чимин неловко здоровается:        — Доброе утро.        — Здраствуйте, — отвечает работник и ретируется в сторону деревянной двери кухонного помещения.        Чимин же, стискивая полы уже расстёгнутой тёплой куртки, топчется у входа, не зная, куда ему податься и совсем теряясь от волнения. Позади, над дверью трелью разносится звук музыки ветров, и, пыхтя, в помещение кафе входит, ковыляя, Ванон — нынешний администратор.        — Доброе утро, — сияет омега круглощёкой улыбкой, а после устало кряхтит, словно бежал всю дорогу.        Немудрено; Чимин и сам прекрасно помнит, как тяжело на последних месяцах беременности, как ломит спину и отекают ноги, как даже метр пройденного расстояния ощущается сотней километров.        — Это когда-нибудь меня убьёт, — ворчит Ванон, почти кидая зонтик в подставку. — Ужас какой-то.        На нём смешные резиновые сапоги жёлтого цвета, глаза сверкают, оценивая готовность помещения к открытию.        — Доброе утро, — здоровается Чимин, всё ещё неловко переминаясь с ноги на ногу. Он давно не работал, давненько не было новопознанного знакомства с коллективом, периода адаптации и смущения, пока границы не окажутся немного размытыми.        — Ты не стесняйся, никто тебя не съест, — посмеивается Ванон и быстро переобувается в удобные тёплые тапочки. — Скоро они к тебе привыкнут, а ты — к ним. Пока пойдём в кабинет, я тебе всё расскажу.        По дороге к кабинету администратора они встречают ещё раз того самого растрёпанного альфу, которого Ванон останавливает и требует немедленно принести чашку чая, не то он за себя не ручается.        — Чуть позже я представлю тебя коллективу, как только немного оклемаешься, сейчас, чую, ты слишком растерян. Но ничего, начальник сказал обучить тебя как следует.        Они устраиваются в кабинете, и Ванон начинает разбирать документы на столе: включает компьютер, просматривает бегло лежащие на краю накладные, складывает в стопки лицензии и договоры. Омега пока молчит, нахмуривает брови, и Чимин потеряно сидит напротив, ждёт, пока Ванон отвлечётся и обратит на него внимание. Как только официант, уже пригладивший буйную шевелюру, вносит две чашки чая, он поднимает голову.        — Спасибо, Хаджин, — улыбается тот, когда упомянутый опускает перед ними напиток.        Хаджин обращает свой взгляд на Чимина.        — Не знал, какой вы любите, сделал просто чёрный без сахара, — скомкано говорит он, почёсывая затылок.        Чимин тихо его благодарит, прежде чем официант покидает кабинет. И тогда, стоит Ванон отхлебнуть чая, как тот словно бы наполняется энергией. Льётся много информации. Ванон, пусть и понимает, что Чимин всю её не осилит, потихоньку вводит в курс дела омегу, отпивая глотки обжигающей жидкости. Рассказывает о том, как устроен быт в кафе, какие дела нужно заканчивать в этот же день, а какие можно оставить на утро. Объясняет про сроки действия лизенций, про поставщиков, про внимательное отслеживание работы сотрудников, ведь те, завидев нового администратора, могут «расслабить булки». Ванон смешливый, у него неторопливая, плавная речь, и Пак старается хотя бы чуть-чуть отложить в голове то, что тот ему рассказывает.        — Бомгю приезжает не так часто, у него ещё три заведения, одно из которых только открылось и требует его внимания, но когда я уйду в декрет, будет тебя проведывать.        — Чтобы проследить за тем, как я работаю? — спрашивает опасливо Пак, глядя на омегу.        — Скорее, чтобы помочь тебе. Он хороший мужчина, — улыбается Ванон и ставит компьютер в режим сна. — Тут никто никого, конечно, не съест, но ты прекрасно должен осознавать степень ответственности. Наша работа трудна, много бумажек, много разговоров, много наглых и хамоватых клиентов, которым ты должен улыбаться и целовать ручки. Иногда даже приходится выходить за официантов во время форсмажоров.        Ванон устало вздыхает и откидывается на спинку кресла, поглаживая крупный круглый живот.        — Я стал слишком быстро уставать, чёрт.        — Это нормально, — посмеивается Пак с некой долей умиления разглядывая круглого, словно мячик, омегу.        — У тебя есть дети? — любопытно склоняет тот голову, на что Чимин кивает.        — Альфа. Ему скоро три.        — Ещё такой кроха, — становится мягче голос администратора. — В обеденный перерыв покажи фото! А сейчас — знакомиться с твоим прайдом.        Омеги посмеиваются, и Чимин ждёт, пока Ванон поднимется с кресла и медленно побредёт в сторону зала. Он невольно вспоминает, что ещё в студенчестве подрабатывал в кафе, но лишь на должности официанта и то недолго, потому что оказалось трудно совмещать с учёбой — пришлось искать другую, более гибкую по графику работёнку. Он отчаянно хотел накопить Чонгуку на фотоаппарат и тогда попросту выбивался из сил, чтобы исполнить чужую мечту.        Чонгук. Снова он в голове. Альфа и без того никогда из неё не уходил, то и дело всплывая воспоминаниями и болезненными эмоциями, а теперь, когда снова во плоти появился в жизни Чимина, то стал почти что наваждением. Чонгук хочет его вернуть, а от этой мысли кожа на предплечьях покрывается мурашками. Чимин не собирается идти ему навстречу в данной ситуации. Во-первых, он ещё слишком обижен и ранен их расставанием, гнев и боль не оставили душу. Во-вторых, у омеги есть проблемы, требующие срочного решения, и в этот перечень никак не входит Чонгук, потому что приоритетом является Юн. Но… глупое сердце не обманешь. Оно, раненое, кровоточащее по сей день, вздрогнуло в тот раз, когда Чонгук сказал такие откровенные вещи настолько просто. Альфа хочет его вернуть, снова быть с Чимином, он будет добиваться Пака. Ненадёжный орган готов был, наверное, броситься Чону в ладони снова, надеясь на исцеление, однако разум омеги, который здраво оценивает ситуацию и почему-то кажется злопамятным, отторгает это сумбурное желание. Тут у них — сердца и рассудка — начинается жёсткое противостояние. Чимин же не может пока определиться, какую сторону ему выбрать, пусть и склоняется к варианту не принимать желания и чувства Чонгука.        Они доходят до зала, и Ванон просит всех собраться. Возвращается к Чимину, который выныривает из размышлений, а штат собирается, медленно стекаясь к барной стойке-кассе.        — Итак, — хлопает в ладоши беременный омега, улыбаясь остальным. — Скоро я уйду в декретный отпуск и босс нашёл администратора, который будет работать с вами теперь. Это его первый день, так что давайте познакомимся, будем булочками с корицей и примем Чимина в коллектив как следует.        — Здравствуйте, — кланяется в приветствии Пак. — Меня зовут Пак Чимин. Буду рад с вами работать.        — Это наши доблестные официанты: Хаджин, Ёсан и Юмин, — трое официантов улыбаются скромно Чимину, на что омега им снова кланяется. — Наши мастера кухни: Хэбом, — взрослый альфа кивает новому администратору, — Гыён и Чонин.        Ванон продолжает знакомить омегу с коллегами и тот старается запомнить и не перепутать имена. Он взволнован, но в то же время в груди растекается радостное ощущение. Так прекрасно, так чарующе вернуться в социум, ощутить себя на работе. Тем, кого будут учить, кого ждут трудовые будни без вечного просиживания дома или разъездов по местам, которые должны вроде скрасить одиночество, а на деле нагоняют тоску.        Несколько лет Чимин только и делал что занимался домом. Он обставлял его, заказывал новый ремонт каждые полгода, ездил с Тэхёном обедать в город, покидая большой двухэтажный дом Джехва, пытался сделать хоть что-то, чтобы не сойти с ума. Юн. Дом. Кафе с Тэ. Телефонные разговоры с Тэ. Вечер. Джехва. Попытки быть нормальным в этой удушающей изоляции. И не выбраться, не скрыться, если попробуешь — у мужа возникнут вопросы. Чимин вдыхает полной грудью и не может прекратить улыбаться.        Ванон окунает его в атмосферу работы, голова Пака кажется ему ватной, куда абсолютно не проникает никакая информация, потому что её слишком много. Ванон старается фильтровать, но растерянность Чимина видна невооружённым взглядом. В себя едва приходит и выдыхает омега только к пяти часам вечера, когда ноги гудят от усталости, ведь он смотрит за работой официантов, наблюдает в компании администратора, чтобы запомнить, понять принцип и политику заведения.        — Ты останешься на посиделки с нами вечером? — спрашивает Ванон, покачивая ногой, когда они снова оказываются в кабинете и омега показывает Чимину, как вбивать накладные в компьютер, чтобы отследить приход продуктов для готовки.        — Я… подумал, что лучше будет устроить посиделки, когда я уже закончу обучение. У меня голова кругом от одного лишь дня здесь, кажется, что я приду домой и упаду.        — Понимаю, — посмеивается тот, щёлкая мышью и отводя от Чимина взгляд. — Тогда сделаем так, как ты говоришь. Сначала обвыкнешься, снюхаешься с ребятами, и отпразднуем пополнение нашей сумасшедшей семейки.        Чимин кивает, снова уставлясь в монитор и пытаясь запомнить действия Ванона. А в голове — колкольный звон. Он чувствует себя истощённым, измученным, и как ему ещё высидеть на ужине… Чёрт, ужин. В течение рабочего дня Чимин даже не вспоминал о том, что Чонгук позвал его на ужин. Во-первых, это будет вторым их свиданием из десяти. Во-вторых, Чонгук хочет услышать подробности их жизни с Джехва. Омега напрягается, но старается вышвырнуть эти мысли, ему нужно заниматься только тем, что впитывать новые знание, необходимые ему на работе. А Чонгук, ужин — всё потом. Однако всё равно закусывает губу от волнения.

♡♡♡

       Чимин жмурится, глядя на холодное осеннее солнце и сидя на прохладной лавочке. Ноябрь в этом году выдаётся сравнительно тёплым, солнце ещё радует их своим появлением, пусть и приближается ощущение скорого кусачего мороза, венчающего декабрь. Пак подставляет холодному осеннему солнцу лицо, пока ждёт Чонгука — тот отошёл за порцией кофе для них, улучивших денёк, чтобы просто отодвинуть сумасшествие приближающихся полугодовых экзаменов и выдохнуть на прогулке. Омега очень соскучился по своему парню, он хотел бы больше времени проводить рядом с ним, но во время сессии Чонгук слишком погружен в учёбу, он почти не отрывается от занятий, почти не выходит в свет, готовится, учит, поглощает литры кофе. Как и все нормальные студенты, в том числе Пак.        Чон плюхается рядом с ним на скамейку и вручает горячий кофе с молоком. Чимин греет о бумажный стаканчик пальцы и блаженно выдыхает, тут же приваливаясь к плечу альфы, тянет носом терпкую горечь кофейных зёрен.        — Я скучаю, — тихо проговаривает он, глядя исподлобья на Чона.        — Я тоже, — спокойно проговаривает тот, дуя на свой напиток — Чонгук ненавидит пить горячее. — Как съездил к родителям?        Взгляд Пака тут же тускнеет, и Чонгук напрягается.        — Всё как и прежде, — глухо выдаёт омега. Чонгук нахмуривается сильнее. — Они снова припомнили мне, что я потерял несколько лет в универе, потратив их на «бесполезные пляски с бубном». Мало ведь того, что я провалился в деле своей мечты…        Чон понимающе поджимает губы и сёрбает кофе из отверстия, тут же обжигая язык и неприязненно морщась. Чимин же витает в собственных мыслях, устроив голову у него на плече.        — Ты хотел исполнить мечту, но не вышло. В этом нет ничего зазорного и плохого. После ты сможешь попробовать снова. Просто должна быть в жизни какая-то устойчивость, база и подушка безопасности, чтобы в случае провала не было так чревато безысходностью.        Чимин ощутимо напрягается и встаёт, выравнивает спину. Они с Чонгуком уже долго встречаются, они любят друг друга, и альфа многое знает о нём, такое, что даже приятели не ведают. И слышать от него такие же осудительные речи… больно.        Когда Пак только окончил школу, то загорелся идеей стать моделью. Красоваться на обложках журналов и рекламных баннерах, рекламировать продукцию известных брендов одежды и тому подобного. Это было его заветной мечтой. Чимин всегда знал, что красив, что многим нравится его лицо, и хотел, чтобы оно было узнаваемым. Ему нравится ощущение камеры возле себя, его восхищают тонкости работы моделей — тяжёлой, зачастую почти каторжной, но имеющей такой взрывной эффект. Люди восхищаются ими, люди любят их, и Чимин тоже этого хотел. Быть в большом глянцевом мире.        Он тогда закатил скандал и выдвинул родителям собственное решение — идти в модельную школу, чтобы исполнить свою мечту. Отец и папа были безапелляционно против, они отговаривали сына, угрожали ему, ругались, но Чимин был непреклонен. Он сам подал документы, собрал портфолио, над которым трудился день и ночь, изнурял себя, стараясь хорошо и красиво говорить, ухаживал за телом и кожей.        И его позвали на собеседование о поступлении. Чимин, окрылённый мечтой, летел туда, почти в буквальном смысле не касаясь земли. Он порхал, уже в красках воображая, как станет всемирно известной моделью, как родители примут его увлечения и мечту, как всё будет, словно в красивом Голливудском фильме. Но реальность быстро ломает мечты.        Пусть портфолио и было превосходным, Чимин… едва прошёл собеседование. Приёмная комиссия морщила носы, мол, омега маловат ростом, ноги какие-то слишком полные, спина кривая. Внешность слишком детская, волосы посечёные. Улыбка омеги меркла, как и его мечта. И даже не было капли радости от того, что он всё же прошёл. Словно над ним поиздевались, потоптали самолюбие, сожгли воздушные крылья мечты, даже пепла не осталось. Но Чимин не был бы собой, если бы сдался так рано — он всё же окончил модельную школу, всё же добился того самого заветного.        Но мир снова и снова опрокидывал его на лопатки — пробиться дальше было почти невозможно. Он обошёл несчётное число кастингов, множество курсов, модных домов и фотостудий — и везде слышал: «Простите, вы нам не подходите». Это давило, травмировало, вгоняло в депрессию. Чимин считал себя слишком толстым и морил диетами, он считал себя некрасивым и всё втирал масла и косметику, кремы и пенки, тон и румяна, надеясь таким образом улучшить ситуацию. И в итоге — всё равно отказ. И тут даже упрямство Пака не сумело помочь, оно погасло, как потушенная свеча, исходя сизой дымкой.        Пришлось признать поражение, признать перед родителями, на лицах которых читалось чёткое: «Мы тебя предупреждали», пришлось просить помощи и соглашаться поступить туда, куда они сами хотят. Чимин угас, из яркой звёздочки стал почти тенью себя. Но всё равно не думал сдаваться. Не получилось тут, позже можно будет попробовать снова!        В итоге, омега поступил на первый курс, будучи гораздо старше своих сокурсников, что тоже вызывало некоторые комплексы внутри него, Чимину было уже двадцать четыре, когда его приняли в учебное заведение. Он старался и будет стараться достигнуть результатов в учёбе, и всё потому, что Пак — трудолюбивая пчёлка, которая не устаёт копошиться, заниматься. Движение — жизнь, это почти девиз Чимина.        И вот теперь от любимого человека он не ожидает явного обесценивания того, что пришлось пережить. Он обиженно поджимает губы, а Чонгук прекращает обжигать себе рот слишком медленно остывающим кофе.        — Эй, Чимин, — сразу же улавливает недовольство омеги он. — Я рационалист, помнишь? Лучше прикрыть тылы, чем плакать потом над углями. Ты оступился, но теперь ведь исправляешь ситуацию, правда ведь?        Пак обиженно глядит на альфу, но отвечать не хочет. Не желает ругаться. Они и так зачастили с этим, а сейчас, когда времени перед экзаменами в обрез, не хочется нагнетать обстановку. Потому омега лишь молчаливо пьёт кофе, пока не ощущает, как Чонгук берёт его за руку. Сердце взволнованно вздрагивает, влюблённое, тянется к альфе, и тот целует покрасневшие от холода костяшки.        — Когда мы закончим универ, ты снова сможешь попробовать.        — Смысл? Я буду стар для модели, — хмыкает он.        — Ты прекрасен.        — Если бы ещё кое-кто замечал меня почаще. А то так мы состаримся, пока ты будешь копаться в своих бумажках. И в универе, и после, вероятнее всего.        — Это моё будущее. Наше будущее, — насупливается Чонгук. — Я хочу стать хорошим специалистом, адвокатом, к которому захотят обращаться и будут отлично платить за мой мозг и язык. И для этого, вообще-то, надо прилагать усилия.        — То есть, я, по-твоему, усилий не прилагаю, только ты? — не то что теплится обида, вспыхивает внутри омеги. Альфа постоянно абстрагируется от него во время учёбы, и Чимин, задетый его словами, снова взвинчивается. Импульсивная натура желает вылить из себя переживания и проблемы.        — Я этого не говорил, — тут же нахмуривается Чонгук, но Чимин уже отворачивается, от омеги так и сквозит неприкрытой обидой на своего партнёра.        — Эй, Чимин-и, — тянет бархатным голосом альфа и утыкается холодным носом в тонкую шею, обжигает прикосновением. — Я не хотел задеть тебя. Из-за напряжения мы оба взвинчены, но у меня не было мыслей как-то сделать тебе неприятно. Сам знаешь, учёба забирает много сил.        — Ага, — бурчит Пак, не поворачиваясь, хотя очень хочется. Хочется прекратить эту ругань, обернуться и позволить Чонгуку сперва уткнуться в его небольшой нос своим, а после тепло поцеловать в губы. Но нет, омега слишком уязвлён после поездки к семье, из-за того, что Чонгук мало уделяет ему времени — на взводе. — Настолько много, что мне порой кажется, я тебе так, для галочки.        И ему бы научиться прикусывать язык. Да, он встречается с Чонгуком, и тот погружен в обучение, нервничает из-за приближающихся экзаменов, из-за подработок, на которые приходится тратить время. Из-за нужды Пака в его внмании тоже нервничает, интересно? Чон — трудоголик до мозга костей. И для него в приоритете прежде всего стоит дело, будущее.        Чонгук нахмуривается и встаёт следом за омегой, пока тот обиженно дует губы. И когда Пак поворачивает голову, по одному выражению лица альфы уже видит — нового скандала из-за его реплики не избежать.

♡♡♡

       Чонгук звонит ему, когда омега выходит из общественного транспорта и несётся в сторону детского сада. Юн хорошо прошёл адаптацию, ещё когда Чимин только начал бракоразводный процесс, и теперь с удовольствием проводит время в детском учреждении. Перед калиткой омега останавливается и принимает звонок.        — Я заеду за тобой через час, — без приветствий говорит Чонгук, и в голову Чимина почему-то сразу приходит: он работает. Во время работы или учёбы, на чём основаны воспоминания Пака, он всегда сконцентрирован до максимума и довольно сдержан, почти не обращает ни на что внимания.        — И тебе не хворать, — усмехается горько он, прижимая трубку к уху, чтобы распахнуть калитку во двор детсада.        — Прости, мне накинули ещё одно мелкое дело, которым я попутно на пару дней занялся. Там лишь консультация.        — Ты не должен передо мной отчитываться, — холодно отвечает Чимин, поджимая губы.        — Но я хочу.        Чимин останавливается у крыльца и вдруг хочет завязать спор с Чонгуком, но тот внезапно начинает говорить, не дав ему вставить и слова:        — Итак, я буду через час. Забронировал столик в одном хорошем ресторане в вип-зале, чтобы мы смогли нормально поговорить. Я позвоню, когда поъеду.        Чимин угукает и звонок прерывается. Ладони от этого факта начинают потеть. Оставаться один на один с альфой, который хочет тебя вернуть? Сомнительное занятие, но уже ничего не попишешь. Душа вдруг дрожит внутри. Каждый раз, когда омеге приходится сталкиваться с Чоном, выбивает его из колеи. Погружает в воспоминания прошлого, топорщит старые раны и любимые моменты. То, как Чонгук впервые повёл его в ресторан через восемь месяцев отношений, то, как он его целовал на прощание, не желая расставаться — глубоко, сильно. Эти воспоминания перекликаются с болезненными сценами их ссор, и Чимин теряет ориентацию в пространстве. Он… не должен подпускать альфу к себе, но видя его, ощущая почти неосязаемый шлейф дорогого парфюма, наблюдая за повзрослевшим лицом, он всё сильнее ощущает… нехватку. Жадность, потому что хочет вспомнить, каково это — быть в руках мужчины, которого ты любишь безраздельно и всем сердцем. За годы брака он успел позабыть, к Джехва с каждым прожитым становилось всё меньше желания, всё меньше понимания, особенно учитывая его поступки, а Чонгук… он был лучшим в его жизни.        Чимин собирается с мыслями и входит в детский сад за сыном. Юна уже одели и собрали, и омега, поблагодарив воспитателя, прощается.        — Папа, давай посмотрим сегодня мультик про лошадей, — тараторит мальчишка по дороге, пока Чимин стискивает его маленькую ладошку.        — Папа не сможет сегодня, — прикусывает виновато губу Чимин. Он ощущает, как становится меньше свободного времени, а ведь раньше они с Юном постоянно были рядом, постоянно чем-то занимались. И в душе поселяется кисло-горькая вина. — У папы вечером дела.        Юн насупливается, нижняя губа дрожит — маленький альфа не привык, чтобы папа от него отдалялся, чтобы проводил так мало своего времени рядом, для Юна это настоящее потрясение. Работа, поиски квартиры, суд — всё это безжалостно отбирает у Чимина минуты, которые тот мог бы подарить чаду. Но и отказать Чонгуку не может, он должен сходить на эти клятые свидания.        Тут омега ловит себя на мысли: настолько ли противны ему встречи с Чоном? Неловко, больно погружаться в воспоминания, больно смотреть на мужчину, которого ты до беспамятства любил, но больше не можешь прикасаться. И на деле барьеры только в голове Пака — он сам себе установил правило не доверять и не сходиться с Чонгуком, на то есть все основания из прошлого и травмы настоящего. Однако… он, наверное, тот ещё обманщик. Потому что, если бы омеге не нравились эти встречи, сердце бы так судорожно не набирало обороты биения.        — А тот дядя Чон, он ещё придёт к нам? Мы погуляем? — спрашивает Юн, огорошивая родителя. Чимин уязвлённо смотрит на малыша, не может же он ему как-то объяснить.        — Конечно, — натянуто улыбается Пак, поглаживая большим пальцем нежную кожу на тыльной стороне пухлой ладошки. — Конечно.        Лжёт собственному сыну и не стыдится. Или не лжёт?        Когда они с сыном возвращаются в квартиру Тэхёна, тот сидит на полу в гостиной. На переносице омеги квадратные очки, на чёлке — привычная пальма ядрёно-алого цвета, на коленках — ноутбук. Тэхён сидит, опершись спиной о диван позади себя и быстро-быстро перебирает изящными длинными пальцами по тихо щёлкающей клавиатуре, но отвлекается и бросает сосредоточенный взгляд на Пака, пока тот раздевает и разувает мальчика.        — Ты готов к ужину? — из гостиной спрашивает друг, почти не отвлекаясь от работы и не прекращая с размеренным стуком печатать.        — Нет, — отчаянно выдыхает Чимин, сдёргивая с себя куртку и вешая её вместе с курткой Юна на вешалку. — Совсем нет. Он будет тут уже через полчаса…        Тэхён вдруг выглядывает из-за косяка, всё ещё сидя на полу в позе по-турецки. Омега моргает, глядит на отчаявшегося Пака, мнущегося в прихожей.        — Не вздумай мне сказать, что хочешь пойти и не сразить его своей красотой так, чтобы спагетти пошли носом, — строго, но тем временем смешливо выдаёт Тэхён, пока очки медленно сползают по его переносице.        — Вообще-то…        — Цыц! — откладывает омега ноутбук и сохраняет документ. — Я не хочу даже слышать этого. Не вздумай показаться перед своим бывшим в таком виде, от которого бы он не упал в обморок.        — Полчаса всего…        — Мне хватит пятнадцати минут, — усмехается хитро Тэхён, вставая и потягиваясь всем телом. — Дуй в душ, а я пока покормлю Юна. Давай, Пак Чимин, шевели бёдрами!        И Чимин подчиняется. Он считает бредовой затеей замысел Тэхёна собрать его к ужину. Он ведь не намеревается позволять Чонгуку возвращать его, правда? Тогда какой смысл так усиленно подготавливаться? Ему не двадцать лет! И он всё равно послушно идёт в душ, попутно скидывая одежду.        Тэхён и правда мастер своего дела. Не успевает Юн доесть свою порцию риса, бобов и тушёной индейки, как Ким заканчивает с ним и удовлетворённо рассматривает своё творение. Чимин моргает, поглядывает искоса на тёмно-бордовые брюки, зауженные к низу, и светло-персиковую блузку с воздушными рукавами. Волосы красиво лежат каштановыми прядями к прядям, не выбивается ни локон, а на лице — лёгкий, почти незаметный макияж.        — Это же ненастоящее свидание, — канючит Пак, смущаясь. Он всегда выглядит красиво и элегантно, но не хочет, чтобы показалось, будто вырядился для альфы. — Зачем так?        — Каждое свидание настоящее, — хмыкает Тэхён и дёргает себя за край коротких лиловых шорт. — И пусть пускает слюни как следует.        — Мне порой кажется, что ты играешь против меня, — бубнит Чимин, поправляя блузку и вздыхая.        — Я всегда только для тебя, ради тебя и за тебя, — смеётся лучший друг, намереваясь убрать тарелку своего маленького подопечного в мойку и занять его на время отсутствия Чимина. — И всё для твоего счастья.        — Ты… — задыхается Чимин. — Ты чёртова сваха! Я не просил!        Тэхён треплет его за мягкую щёку и звонко туда целует, пока Чимин начинает злиться и краснеть.        — Чимин, — ласково и с любовью тянет омега. — Просто пойди туда, выложи перед своим адвокатом всё, что тому нужно, и проведи хорошо время, ладно? Хочу, чтобы ты сиял от счастья, когда вернёшься, понял?        — Я иду на свидание с бывшим, которому тем самым оплачиваю свои суды, чтобы рассказать о ещё одном бывшем. Какое счастье, — всё ещё бурчит Пак, уже видя, как Чонгук звонит ему, видимо, подъехал. — Я сейчас выйду, — выдыхает омега в трубку, не зная, должен ли сказать что-то ещё, и сбрасывает.        — Просто повеселись. Ты пять лет провёл с этим козлом взаперти. А сейчас… ну, хоть попытайся представить, что идёшь, весь из себя такой волшебный, на свидание с красивым мужчиной в хороший ресторан. Ты достоин даже большего. Сегодня чтобы домой не возвращался! — хихикает Тэхён и тут же уносится прочь с Юном на руках, чтобы не получить втык от злящегося Чимина.        А тому ничего не остаётся, кроме как выдохнуть и двинуться к лифту, захлопнув за собой дверь.

♡♡♡

       Чимин ощущает себя переволновавшимся подростком, когда сковано садится на пассажирское сиденье в машине альфы. Тот за рулём — без привычного костюма, в серой рубашке с закатанными рукавами, глядит на Чимина, пока тот устраивается в кресле и тянется за ремнём безопасности. А когда поворачивается, застывает: взгляд Чонгука приковывает к себе, он, застрявший и запутавшийся в волосах омеги, после скользит по лицу, и Пак почти ощущает эти касания на своих щеках. По коже на задней стороне шеи струятся щекочущие мурашки, они спускаются между лопаток и следуют до самой поясницы. Так Чонгук смотрел на него, когда они только начали встречаться — не отрываясь, с почти огромными зрачками. Чимин нервно сглатывает слюну.        — Не пялься так, — хрипит омега не своим голосом, потому что знакомый зачарованный взгляд вынуждает его душу волноваться.        Это свидание. Их свидание с альфой, от этого внутренности поджимаются, словно ему снова двадцать пять, и Чонгук снова завоёвывает его. Точнее, на деле так и есть, быть может, Пак только сейчас окончательно это осознаёт и принимает во внимание.        — Не могу. Ты невероятно выглядишь.        Щёки омеги обжигает покусываниями румянца и он сощуривает глаза до состояния щёлочек, лишь бы скрыть смущение и неловкость. Чонгук вдруг тянется назад — закидывает руку на заднее сиденье, отчего оказывается ужасно близко к Чимину, который почти каменеет. Воротник рубашки альфы чуть съезжает, открывая взор на острую ключицу, обтянутую смуглой кожей.        — Я знаю, ты ненавидишь срезанные цветы, — глухо проговаривает Чон, словно старается дотянуться до чего-то и шуршит упаковкой. — Потому вот.        В подставленные ладони Чимина опускается довольно тяжёлый транспортировочный горшок из тонкого пластика. Прохладный, кирпичного цвета он содержит в себе красивый комнатный цветок с малиново-красными соцветиями. Бегония. Она почти не пахнет, но если приблизить к лицу, можно ощутить отголосок сладковатой свежести.        — И зачем мне он? — изгибает бровь Пак, хотя сердце в его груди взволнованно трепещет.        — Поставишь в новой квартире, — вдруг обворожительно улыбается Чонгук, продолжая смотреть на омегу почти не отрываясь. — Твой риелтор прислал мне на почту договор. Я всё проверил — порядок. Тебе осталось только подписать и въехать.        Чимин забывает, как нужно дышать. У них с Юном всё же будет собственное жильё! Лицо вспыхивает радостью, губы приоткрываются, и омега благодарно глядит на Чона.        — Я… спасибо, Чонгук, — он не может скрыть эмоций. Без Чонгука его бы обманули, нагрели на хорошую сумму, которой у Пака нет. И этот поступок стоит того, чтобы отблагодарить альфу, который вовсе был не обязан подобного делать. — И за бегонию тоже.        Чонгук буравит его тёмными карими глазами и вдруг выдаёт.        — Поцелуешь меня?        — Не порть моё мнение о тебе, — хмыкает омега, перебирая пальцами по транспортировочному горшку.        — Нет, ты не о том подумал, — прочищает горло альфа. — Помнишь, когда мы впервые встретились, наше самое первое свидание, в конце ты поцеловал меня в щёку. Наше второе первое свидание уже прошло. И ты не сделал этого.        — Ты выманиваешь у меня благодарность? — сильнее сощуривает веки Чимин.        — Восстанавливаю, можно сказать, последовательность прошлых событий, — усмехается Чонгук. — Но лишь с изменениями, чтобы в этот раз всё было правильно.        — Я ведь сказал тебе, что ты не можешь на что-либо рассчитывать.        — А я не сдамся.        Они смолкают, впериваются взглядом друг в друга. Чонгук и правда делает для него сейчас многое: он устроил Чимина на работу, помог ему с квартирой, помогает с судом с Джехва, пытается… восстановить то, что между ними было. Чимин всё ещё старается придерживаться того, что он не намерен сдаваться в плен чувств — собственных и принадлежащих альфе, — но не может не быть благодарным за то, что для него делают. Сердце, словно колибри, беснуется внутри, когда Чимин, прижав к ногам цветок, приближается к Чону.        Тот замирает, кажется, даже не дышит, наблюдает за каждым движением омеги, когда он тянется к щеке. Прикасается мягкими губами к скуле, оставляя след блеска на коже, ощущает запах чужой кожи и шлейф вкусного парфюма — Чонгук и сам по себе всегда пах просто восхитительно. И только потом отодвигается. Глядит на влажный розоватый след на смуглой щеке и торопливо пальцами старается его стереть, но Чон останавливает его движения, взяв за запястье. Тело Чимина простреливает импульсами от прикосновения, от того, что они так близко, ещё немного — и соприкоснутся носами. Чонгук словно хочет оставить след Чимина на себе, отчего тот едва ли не краснеет. Он глядит прямо в глаза, но в тот же миг взгляд его судорожно мечется по лицу омеги, после совсем застывая на пухлых губах. Не сводит с них внимания, отчего губы начинают зудеть. Если Пак позволит сейчас поцеловать себя — проиграет. Он не настолько слабовольный же?..        Но Чонгук не приближается, его язык мелькает лишь на секунду, увлажняя нижнюю, а после омега отстраняется и крепко стискивает горшок с бегонией на своих коленях. Дыхание, оказывается, сбилось, достаточно близости Чонгука, чтобы душа Чимина взбеленилась, растаяла и осколками собиралась обратно.        — Итак, ужин, — хрипит альфа, заводя мотор автомобиля.

♡♡♡

       Они приближаются к зданию ресторана, и Чонгук настойчиво кладёт руку омеги на свой согнутый локоть. Чарующий, почти сверкающий своей красотой, и речь сейчас совсем не о блистающем ночной подсветкой ресторане. Чимин рядом с ним, а Чон понимает — так должно было быть всегда. Со второго курса университета по сей день, омега словно был создан, чтобы шагать с ним рядом к красивому, увешаному гирляндами ресторану с броской, сквозящей дороговизной вывеской. Он упустил целых шесть лет и сейчас панически пытается наверстать.        Каждое действие Чимина, каждое слово и движение вызывают бурю, Чонгук едва сдержался, чтобы не припасть к его пухлым, кажущимся родными до боли губам. Он словно всё ещё помнит, каковы те на вкус, а если забыл, хочет вспомнить до ужаса. Но сдержался. Понял, что омега такой поступок, такую настойчивость не оценит.        Чимин молчаливо идёт рядом, едва держась за руку альфы. Он непривычно молчалив. Чон помнит, как Пак любил болтать обо всём на свете, как восхищался окружающей красотой, когда они куда-то вместе выбирались. Неужто время его так изменило?        — Красиво, правда? — обращается к нему альфа, пока они всё ближе к заведению и дальше от парковки.        — Да, очень стильно, — уголком губ улыбается Пак. И тогда Чонгук замечает: он часто перебирает пальцами свободной руки, кончики дрожат, а ладонь, покоящаяся на его предплечье, мнёт ткань тёплого пиджака. Чимин сильно нервничает. Он начинает сжимать, массировать и теребить всё, что попадается под руку, когда переживает.        Альфа вдруг накрывает его пальцы своей ладонью, но Чимин пытается тут же увернуться от касания.        — Что бы ты хотел поесть? — пытается вытянуть из него слова. — Под вкусный ужин беседа всегда течёт лучше. Я бы хотел узнать, как ты со своим взбалмошным другом познакомился.        Чимин переводит взгляд и прикусывает нижнюю губу. Третий раз за последние двадцать минут. И нет, Чонгук не считал, просто полные губы постоянно привлекают его внимание. Он всё-таки помнит их на вкус, но слишком блекло, а восполнить, восстановить этот фрагмент памяти хочется до одури.        — Это ресторан традиционной кухни, но с элементами новшества. Я думаю, тебе понравится.        — Ты водил сюда кого-то? — вдруг выпаливает Пак, но быстро смолкает.        — Это меня сюда водили, — посмеивается Чонгук. — Юнги проспорил мне и ему пришлось угощать. Так что я тут уже бывал со своим коллегой.        — Вы дружите? — словно между делом спрашивает омега. Он наконец-то начинает говорить, пусть продолжает нервно теребить складку пиджака альфы. Смешной. Трогательный. Знакомый Чимин.        — Ну, у нас специфическая дружба, но да. Бывает, любим пропустить по бокалу пива или поужинать вместе.        Чимин понятливо кивает и снова смолкает, когда они приближаются ко входу. У них принимают при входе верхнюю одежду, и Чонгук едва ли не пускает слюни на хрупкие плечи и узкую талию омеги в красивой блузке. Чимин из его воспоминаний всегда одевался броско и вызывающе, словно бросал вызов всему миру, но такой гармоничный, красивый и утончённый облик ставшего взрослым омеги Чонгуку тоже нравится. Ему просто нравится Чимин в любом виде, в любом состоянии. И каждый новый день, когда омега снова считается вернувшимся в его жизнь, подтверждает этот факт ещё сильнее.        Пак его почти не разглядывает, но заметно, как взгляд ореховых глаз скользит по натягивающейся на плечах рубашке и широким запястьям с наручными часами на одном из них. Хостес провожает их к зарезервированному столику и предоставляет меню, куда Чимин тут же уставляется.        — Так ты поведаешь мне, где взял эту рыжую бестию? Он облил Юнги кофе, — снова пытается вывести омегу на разговор Чон.        — Твоего друга? — вдруг вздёргивает удивлённо брови Чимин. — Ты в курсе, что они встретились недавно в баре?        — Нет, он не рассказывал, — листает без особого интереса альфа меню. Ему всё равно, что есть, центр внимания сфокусирован на Чимине. — Не иначе, как судьба.        Пак хмыкает и замолкает ненадолго.        — После нашего расставания, как ты помнишь, я ушёл в отрыв, — говорит немного размыто, но альфа не давит, дав Чимину возможность пока самому задавать темп беседы. — В… сильный отрыв. Я очень много пил, — голос Чимина становится тише, словно пристыженнее, и он не отрывает взгляд от страниц меню, хотя зрачки не двигаются, застывшие. — Настолько много, что меня было не остановить. Я познакомился сначала со своим бывшим мужем. Какое-то время мы встречались, прежде чем он сделал мне предложение, а я торопливо согласился.        — Я всё понимаю, Чимин. И готов к этому разговору, — так же негромко старается подбодрить его Чон.        — Хорошо, — вдруг становится жёстче лицо омеги. — Я хотел сделать тебе больно. Чтобы ты понял — моя жизнь продолжается без тебя. Хотел, чтобы ты понял, что я для тебя значил. И бездумно выскочил замуж за мужчину старше меня, встретив того впервые пьяным в клубе и переспав с ним в тот же вечер. Тэхёна я встретил на такой же тусовке, но уже будучи замужем. Весь первый год нашего с Джехва брака я беспробудно пил, упиваясь до такого состояния, что не помнил ничего из происходящего со мной.        Чонгук замолкает. Он слышал ещё до выпуска, что Чимин едва не оказался в списке на исключение за своё поведение и огромное число прогулов, за почти заваленную защиту дипломной работы, но у них не было таких общих знакомых, которые бы смогли привнести долю ясности. Всё, что было у Чонгука — слухи.        — Мы с Джехва всё время ругались из-за моей зависимости. Я начинал понемногу спиваться и почти добрался до полного беспредела, но Тэхён меня остановил. Он тот ещё гуляка, но не аморал, и ему было страшно за моё будущее. В итоге они с Джехва запихнули меня в рехаб для восстановления, преодоления зависимости и моего будущего. Теперь… я вообще не пью.        Чонгуку больно это слышать. Их разрыв сильно ударил по Паку, даже сейчас, в мягком свете ресторанного освещения, можно заметить, как побледнело его лицо.        — Значит, — альфа старается не выдать огрочения, что его решение вот так сказалось на омеге, но голос всё равно подло вздрагивает, — к еде закажем минеральную воду.        Чимин, сощурившись, глядит на него. Альфа понимает, что не решит проблему, вымаливая прощения за решение шесть лет назад расстаться с ним, он так же не может нести ответственность за чужие поступки. Но хочет услышать и прожить всё, что случилось с омегой за это время.        — А твои родители? — это первый логичный вопрос, появляющийся в голове после рассказа Чимина.        — Уже пять лет я не общаюсь с ними, — глухо и холодно отвечает Чимин, глядя в меню снова. — Когда меня сорвало со всех катушек, они пытались первое время вернуть обратно. Но лишь бранили, устраивали скандалы и обвиняли во всех грехах. А потом и вовсе сказали, что я им не сын, а…        Чимин запинается, и Чонгук неосознанно тянется к его руке, прикасается к пальцам, отчего омега вздрагивает всем телом. Но… позволяет вдруг взять себя за руку. Чонгук как никто другой знает, сколько у Чимина было проблем с семьёй. Они никогда не принимали никакую его точку зрения, Чимин никогда не был для них идеальным, всегда требовали большего, чем мог дать омега. Губы Чимина сильно сжаты, он дышит через нос.        — Считают меня шлюхой, то и дело гуляющей по барам и рукам, наверное, до сих пор. Они ни разу не видели Юна. Я написал им, что у меня родился сын, я звал их на свадьбу с Джехва, но нет. Никто не приехал. Никто не позвонил. Из-за моего срыва в тот год семья отвернулась. Меня для них не существует.        Чонгуку жаль. Жаль, что никто не поддержал Пака в тот момент, когда они разошлись и стали друг для друга на шесть лет никем. Он не в состоянии унять эту боль, не смеет осуждать омегу за опрометчивые шаги. Его не было в тот момент рядом, чтобы облагоразумить и защитить Чимина, потому Чон молча и с долей сожаления глядит на Пака, поглаживая его пальцы. Чимин выглядит раздавленным, но быстро берёт себя в стальные клещи и осторожно выпутывает руку из хватки альфы, чтобы перевернуть страницу и разорвать их контакт. Но Чимин идёт ему навстречу, а то уже как-никак можно назвать в какой-то степени успехом.        — И вот уже много лет, как я даже не пытаюсь с ними поддерживать отношения. От родственников слышал, что они называют меня позором семьи из-за лечения в реабилитационном центре.        Разговор прерывается из-за подошедшего официанта, который принимает их заказ. Чонгук же перемусоливает в мыслях всё, что рассказывает омега. Он чувствует себя виноватым в том, что их отношения рухнули. Оба были слишком упрямы и взвинчены, чтобы попытаться сохранить, их ссоры не утихали последние месяцы, особенно сказывалось напряжение из-за ситуации с семьёй Чонгука. Чувствует вину за то, что Чимин остался совсем один в тот период, из-за чего и совершал ошибки. И даже как-то рад тому, что у него появилась рыжая бестия в качестве лучшего друга. Он благодарен за то, что судьба послала Тэхёна Чимину для поддержки.        — Почему ты не женат? — вдруг спрашивает Чимин, когда официант отходит. — Тебе тридцать четыре. Хочешь сказать, что даже не строил отношений с момента нашего разрыва?        Чонгук бы не хотел говорить о себе и своей личной жизни. Не после откровений бывшего партнёра. Не после осознания его чудовищной боли из-за этого.        — Отношения были, но серьёзных — нет, — пожимает плечом альфа.        — Если я откровенен с тобой, то жду ответной откровенности, — вдруг пылко выдаёт омега, прежде чем вцепиться в стакан с газированной водой.        — Я правда был занят карьерой, — выдыхает Чонгук. — После того как мы расстались, прошло около полугода, прежде чем я понял, что натворил, что потерял тебя. Но было уже поздно — контактов не осталось и я почувствовал, что, наверное, буду лишним звеном, что ты… уже пережил и отпустил всё.        Чимин болезненно поджимает губы, и Чонгук смотрит на него в ответ, не скрывая эмоций.        — Хочешь честный ответ, почему я был не женат ни разу?        Омега подбирается весь, стискивает губы добела, но кивает.        — Никто не смог больше сравниться с тобой. Ни один человек, с которым у меня было подобие отношений, ни один омега, побывавший в моей постели, никто.        Чонгук хочет было ляпнуть, что у него дома по-прежнему хранится кольцо. Помолвочное, красивое, из белого золота с небольшим камнем. Он долго его готовил, но так и не показал никому. Это кольцо было предназначено человеку, сидящему напротив, оно ждало определённого часа, но так и не дождалось, ведь они глупо и бездумно разошлись. И побрякушка, нужная, чтобы попросить чужой руки, так и пылится без дела, потому что Чонгук никого и правда не счёл настолько необходимым, что болит в груди, чтобы предложить следовать за ним по жизни. Если Чон скажет об этом сейчас — для Чимина, и так до болезненного откровенно распахнувшего душу, это может стать неприятным ударом поддых. Но, быть может, усилия Чонгука для возвращения омеги не пройдут понапрасну, и бархатная синяя коробочка с кольцом ещё пригодится.        Чимин холодно смотрит на альфу, стискивает стенки стакана пальцами, и Чонгук ждёт.        — Ни один? Ты же понимаешь, что даже такие красивые слова не смогут изменить моего отношения к тебе.        — Конечно, — усмехается он, подпирая костяшками скулу. — Такие чувства никуда не выбросишь. Я не смог.        — Но тем не менее бросил меня, — почти шипит Чимин.        — Да, и это стало самой ужасной ошибкой. Но судьба снова свела нас. Не думаешь, что это не просто так?        Чимин ему не отвечает, отпивает глоток воды.        — Что тебе нужно ещё знать о моём браке?        — Всё, — выдыхает Чонгук. — Ваши ссоры, их причины, их последствия. Всё, что может показаться тебе важным.        Пак нервно начинает перебирать салфетку, взятую из подставки, а Чонгук не торопит его, даёт время собраться с мыслями. И, выдохнув, омега, не поднимая головы, начинает свой рассказ. Ужин не лезет в глотку, пока слова вырываются изо рта Чимина, Чонгук, по мере течения его истории, всё сильнее сжимает вилку в руке, та почти трещит от натуги. Хочется вызнать адрес проклятого экс-супруга Чимина, поехать туда и долго бить его, долго, чтобы тот даже дышать не мог от боли, чтобы его лицо оросилось кровью и расцвело гематомами, лишь бы ему было больно, как было Чимину.        — Вот так, Чонгук, — устало произносит омега, ковыряясь в еде. Только закончив, он отправляет палочками в рот кусочек тушёного томата. Чон не отвечает.        Чимин видит все эмоции на его лице, но почему-то не реагирует. Он выглядит так, словно… опустошён этим рассказом, а внутри альфы плещется ярость. Необузданная, животная, Чонгук ещё никогда не был так взвинчен. И да, этот козёл никогда не применял на омеге физического насилия, однако измывался другими способами, другими методами доводил его до ручки. Одно только то, что Джехва бросал мимо него мебель — хватает с лихвой.        — Спасибо, что рассказал мне всё как есть, — осипше проговаривает альфа и несколько минут молча смотрит сквозь свою тарелку, чтобы перемолоть всю полученную информацию и взять эмоции под контроль. Чимин же молча и неторопливо ест.        Какое-то время после рассказа Пака они молчат, каждый варится в собственных мыслях, но и сроку молчания приходит конец. Чимин первым заводит новый разговор, словно пытается отвлечься от того, что пришлось вспомнить и озвучить, а альфа подхватывает тему. Он упоминает о Тэхёне, рассказывает подробнее о их первом знакомстве, раскрывает Чонгуку подробности их дружбы. Альфа же удостоверяется, что рыжая бестия — благословение Чимина, не оставившего его в одиночестве в тяжёлое время.        Тема сменяется темой, разговор течёт всё легче, перескакивая с одного аспекта на другой, и Чонгук даже замечает, что Чимин расслабляется. Не на все сто процентов, но на ощутимую долю. Что черты лица его становятся мягче, что глаза всё реже сощуриваются.        — А помнишь, — едва сдерживает Чонгук смех, припоминая, как Чимин решил устроить шутку над первокурсниками и объявил им конкурс самых лучших странных пижам, отчего половина потока в одночасье пришла в университет в пижамах, выбивая из привычной колеи жизнь целого кампуса и шокируя преподавателей, — как мелкий донсен, который всё таскался за тобой хвостиком, пришёл в каком-то пеньюаре?        Чимин едва не давится своей едой, прижимает ко рту сначала пальцы, а после салфетку, потому что хохот, спровоцированный воспоминаниями, так и рвётся наружу.        — Вспомнил? Боже, я тогда чуть ли не катался со смеху по полу возле библиотеки. Здоровый альфа, нацепивший на себя шёлковый халат с мехом на рукавах, в тапках с пушистыми помпонами! — Чимин всё же не сдерживается и сдавленно хохочет, зажимая рот салфеткой и стараясь привлекать как можно меньше внимания, но у него не выходит — люди так или иначе оборачиваются на них, особенно, когда Чонгук прыскает.        — Это было слишком, — пламенно выдыхает омега, стискивает вилку в пальцах. — Боже, его же до самого выпуска вроде называли королевой красоты… Мне было так стыдно, что он сделал это, чтобы понравиться мне…        Альфа зажмуривается, чтобы не рассмеяться.        — Но это было шедеврально. Даже у омег рот открылся, когда он с грацией картошки шествовал по коридору и шлёпал этими тапками.        Чимин выдыхает, стараясь больше не смеяться, катает по тарелке кусочек мяса и вдруг взгляд его меркнет.        — Да, это было… хорошее время.        Было. И прошло. Искра веселья угасает, когда Чимин замолкает и опускает глаза. Чонгук прочищает горло. Они закончили, и пора бы выдвигаться домой, а может, стоит пригласить Чимина прогуляться? Чонгук словно старается ухватиться за любую возможность оставить омегу подольше рядом с собой, ведь только-только начал пробиваться сквозь образ этого чужого взрослого человека тот, в кого влюбился когда-то Чон, только начинает оттаивать. Отпускать не хочется катастрофически, однако альфа осознаёт — дома омегу ждёт сын. И, скорее всего, Пак хочет поскорее вернуться к нему.        — Спасибо за ужин, Чонгук, — неожиданно проговаривет он, подняв глаза. — Неприятно, конечно, посвящать тебя в детали моей семейной жизни, вспоминать всё это, но, выговорившись, мне стало немного лучше. И еда тут правда вкусная.        Чонгук молча смотрит, как Чимин скованно, как-то нерешительно улыбается ему краешком губ, и улыбка тут же, оказавшись мимолётным явлением, пропадает с лица. Он взмахивает рукой и просит принести счёт. Каждый вечер должен заканчиваться. Это лишь второе свидание для них. У Чона есть ещё восемь, чтобы окончательно растопить сердце этого человека, чтобы вернуть им те чувства, которые и без того пылали прежде внутри.        Темнота салона скрашивает неуверенность Чимина и нетерпеливость Чонгука. Они, покинув ресторан, преодолевают путь до дома Тэхёна, где сейчас живёт Чимин с сыном, а после, остановившись, застывают.        — Не забудь свой цветок, — глухо говорит альфа, ощущая, как скребёт внутри от нежелания с омегой расставаться.        Больше всего на свете он бы хотел увезти Чимина сейчас к себе, оставить в своей квартире, чтобы тот поутру лениво, наполненный негой просыпался, даря больше солнечного света жизни альфе, чем всякие там светила.        — И я кое-что ещё купил. Я не знаю, что ему нравится и вообще ничего не смыслю в детях, но продавец в магазине сказал, что сейчас все пищат от этих штук.        Чимин, удерживающий горшок в руках, любопытно ждёт, пока альфа выудит с заднего сиденья ещё и шуршащую упаковку с какой-то мохнатой игрушкой. У той большие выразительные глаза из пластика и маленькие рожки на голове. Омега принимает игрушку и буравит Чонгука глазами со всей природной подозрительностью. Но взгляд Чимина тут же смягчается, он принимается жевать губы, прежде чем, приблизившись, касается губами щеки альфы уже во второй раз за этот вечер.        — Ещё раз спасибо за ужин, Чонгук.        И покидает салон слишком поспешно, не дав альфе даже выдохнуть после ещё одного поцелуя от Пака. Чонгук провожает его взглядом и выдыхает, вцепляясь в руль пальцами. Ещё восемь свиданий. Восемь возможностей растопить этот айсберг, выросший за шесть лет.

♡♡♡

       Свидание с Чонгуком не выходит у него из головы. То, что он позволил себе опрометчиво расслабиться в обществе мужчины, что вёл себя, словно всё хорошо, достойно собственного порицания, однако омега давно не чувствовал себя так. Просто находящимся на свидании с красивым альфой, который приятен в беседе, с которым есть общее прошлое, и то можно вспомнить. Чимин поджимает губы в очередной раз, глядя за тем, как Юн снова скатывается с горки, а Тэхён весело его ловит.        Вернувшись домой, Чимин буквально сполз по двери, прижимая к себе то, что подарил Чонгук. Он не должен покупаться на это, не должен, но душе было так приятно и легко в его обществе. Она — подлая — предаёт его раз за разом, вздрагивает при альфе, хотя Чимин клялся никак на него не реагировать.        Пак теребит пальцами кулон в виде клевера, дёргает его. Он не должен оттаивать к Чону, не может себе дать слабину перед ним, однако сердце — глупое, всё ещё помнящее, каково это — быть любимым им — не оставляет никаких шансов. Чимин стискивает челюсть и зажмуривается ненадолго.        Из мыслей выныривает только в момент, когда замечает, как рядом с ним присаживается альфа. Джехва как и всегда опрятен, почти чопорен, малоэмоционален. Омега выпрямляет спину и сощуривается, глядя на бывшего.        — Не стоит так напрягаться, Чимин, — ровным тоном выговаривает Джехва. — Я не враг тебе.        Точно таким же тоном альфа говорил с ним, объясняя много лет подряд, словно тупому, о том, что Чимин из себя ничего не представляет. Точно так же он общался с омегой перед тем, как в очередной раз запустить над его головой дорогую антикварную вазу, говоря о том, что от Пака одни убытки. Что Чимин ничего не знает, не способен ухаживать за домом и ребёнком. Джехва всегда спокоен, оттого его слова, грубые, грязные, кажутся ещё страшнее, чем если бы он кричал на Чимина.        Юн замечает альфу и покидает Тэхёна стремительно, а тот, отбросив с глаз алые прядки, только нахмуривается и напрягается всем телом. Он незамедлительно следует за маленьким альфой, который буквально влетает в руки второго родителя. Чимин лишь поджимает губы. Когда они жили вместе, Джехва едва ли обращал на Юна внимание, считая, что его воспитанием всецело должен заниматься омега.        — Папа! — лопочет ребёнок, обхватывая лицо отца ладонями.        — Здравствуй, Юн, — ровно, как и всегда, выговаривает тот. — Будь поспокойнее.        Юн вздрагивает. Джехва никогда его не хвалит, никогда не ценит по достоинству то, что делает ребёнок, ради чего старается. Чимину больно смотреть за тем, как Юн тянется к отцу, как ему нужна ведущая ладонь альфы, с которого необходимостью является брать пример. Пак поджимает губы сильнее и старается не смотреть на них. На то, как его сын пристыженно сжимается, тут же выравнивается по струночке, как вытирает маленькие ладони о штанишки. Джехва строг. Немилосердно строг. Он не позволяет Юну по-ребячески беситься, не разрешает быть энергичным, весёлым ребёнком, однако отпрыск всё равно тянется к нему, всё надеясь и надеясь получить толику любви.        — Ты покачаешь меня на качели, папа? — осторожно спрашивает мальчишка, немного по-детски шепелявя. Джехва обдаёт его взглядом, но всё же поднимается со скамейки, чтобы Юн, донельзя напряжённый, проследовал к указанному месту.        — Какой же чёртов сноб, — шипит подошедший Тэхён и вцепляется в локоть лучшего друга. Пак глядит на макушку Тэ, замечая отрастающие тёмные корни, виднеющиеся на контрасте с алыми волосами.        — Запишись в салон, — выдыхает он, силясь избавиться от неприятной темы. Он даст Джехва лишь немного времени с Юном, обычно после таких прогулок с отцом сын слишком подавлен, и это тревожит омегу.        — Когда там заседание? — нервно спрашивает Ким, держа друга за руку.        — Объявят адвокатам, как только я пройду проверку. Чонгук, кстати, прислал мне уже договор на аренду, и я его подписал.        Тэхён оборачивается на него и омеги грустно переглядываются.        — Когда въезд? — сипло спрашивает Тэ. Он привык к присутствию Чимина рядом, конечно, им тяжело расставаться и разъезжаться по разным концам города.        — Договорились на воскресенье. В понедельник мне на работу, — тянет уголки губ омега вверх. Тэхён грустно утыкается в его плечо.        — Обещай, что будете находить на меня время и приходить в гости.        — Обещаю, — посмеивается Чимин и легко чмокает лучшего друга в макушку. — Конечно будем. Ещё устанешь от меня.        Ким хмыкает, но снова выпрямляется и напрягается, когда Джехва оказывается рядом. Юн топчется рядом с родителем, тщетно пытаясь привлечь внимание.        — Не думал, что прогулка с сыном будет проходить под конвоем твоего друга, — безразлично проговаривает Джехва, на что Тэхён почти оскаливается.        — А с таким полудурком маринованным нельзя нормальных людей оставлять, боюсь, что у тебя бешенство, — гаркает омега, уже переходя в открытую оборону, граничащую с нападением. Джехва смеривает Тэ безразличным, даже брезгливым взглядом.        — Хочу поговорить с моим мужем, не оставишь нас?        — С бывшим мужем, — поправляет Пак, однако поджилки рядом с альфой трясутся уже на инстинктивном уровне. — Я больше не состою с тобой в браке.        Джехва нахмуривается, уголок его рта дёргается, но тем не менее он снова обращает своё внимание к Тэхёну, едва ли не скалящемуся, словно дикий зверь.        — Я хочу поговорить с отцом моего ребёнка, — давит ставшим ниже тембром он, на что Тэхён открывает рот, однако Чимин сжимает его локоть.        — Всё хорошо, Тэ, — тихо произносит Пак, глядя на уже разъярённого лучшего друга.        — Если он тебя хоть пальцем тронет, я вырою все собачьи говняшки из песочницы и как полоумный буду кидать ему в лицо, — хрипит Тэхён специально так, чтобы Джехва его услышал, на что тот лишь хмыкает.        — Ты и прежде не отличался адекватностью, не удивляюсь уже ничему, — Тэ только, смерив высокомерным взглядом экс-супруга Чимина, оттопыривает два средних наманикюренных пальца и приподнимает верхнюю губу, идя спиной вперёд, прежде чем развернуться и подхватить Юна, скучающего без взрослых.        Чимин молчит, глядит будто немного сквозь Джехва, всё ещё отчасти оставаясь то ли в зале красивого ресторана, то ли в темноте салона чужого автомобиля. Даже кажется, что запах духов Чонгука призрачно остаётся в носу.        — Ты не дашь Юну должного воспитания, согласись с этим.        — С чего бы это? — ощеривается тут же омега, скрещивая руки на груди и словно пытаясь защищаться. — Я люблю Юна и сделаю ради него всё, что смогу.        — У тебя за душой ни копейки, ты будешь жить от зарплаты до зарплаты, когда рёбнок — огромные траты. Я же смогу сделать Юна счастливым. Его будет ждать частный детский сад, закрытая школа-пансионат, образование в лучших вузах страны и за её пределами. Юна может ждать обеспеченная жизнь, если ты прекратишь упрямиться.        Чимин стискивает челюсти так сильно, что те почти скрипят.        — Юн не нужен тебе. Тебе необходимо сделать мне больно, Джехва. Отнять у меня всё, потому что я, будучи твоей игрушкой, решил пойти против твоей воли. Но Юн тебе не нужен. Ты не будешь обращать на него внимания, испортишь жизнь нашему ребёнку. Я люблю своего сына…        — Как и я, — перебивает альфа. — Я люблю его и хочу хорошего будущего. Ты бы мог вернуться ко мне, мы бы всё уладили. Пять лет вместе, мы многое прошли.        — Большая часть этого многого упала на меня из-за тебя, — не выдерживает и шипит Пак, стараясь отойти хотя бы на шаг назад, потому что массивная фигура альфы давит на него.        — А, так это я беспробудно пил, чтобы понадобилось несколько месяцев лечения, — показывает, наконец, истинное лицо Джехва, изгибая губы в ядовитой усмешке. — Я хотел сделать аборт, когда только узнал о том, что Юн должен был появиться на свет.        — Я… — заикается омега, округляя глаза. — Ты прекрасно знаешь, что я боялся последствий для его здоровья из-за моего образа жизни… — тихо, голос почти садится из-за болезненных воспоминаний.        — Да, но винишь ты меня, — глаза альфы возмущённо вспыхивают. — Хорошо. Не хочешь возвращаться к такому тирану, как ты говоришь, подобному мне, откажись от Юна. Не затеивай эти суды, у тебя не хватит денег расплатиться с адвокатами. Я слышал про этого Чона, он берёт просто баснословные суммы. И как ты думаешь с ним расплачиваться?        — Я работаю, — уже опускает голову Чимин, давление Джехва подкашивает его.        — Тебе полжизни работать надо в том кафе, чтобы с ним расплатиться. Адвокат-то знает, что у тебя ни гроша в кармане? Проще будет сдаться, Чимин. Я выплачу тебе содержание, чтобы легче было встать на ноги, а Юн будет жить в комфорте, у себя дома, а не скитаться по квартирам клубных шлюх, ведущих себя даже на четвёртом десятке так, словно воспитывался на улице красных фонарей.        Чимин не выдерживает. Когда Джехва даже косвенно пытается оскорбить Тэхёна, то Пак даёт ему звонкую пощёчину, но тут же пугается, сжимается весь, прижимая ладонь к губам от ужаса. Он никогда прежде не бил мужа, как и Джехва его, но хватало и без этого проблем.        Альфа ощупывает щёку изнутри языком, поправляет тёмные волосы, и во взгляде его мелькает что-то жуткое, когда Джехва снова переводит взгляд на своего бывшего омегу.        — Я никогда не позволю тебе нас оскорблять, не тронь моего лучшего друга.        — Может, ты развёлся со мной, потому что спишь со своим лучшим другом? — сощуривается Джехва, а Чимин испуганно округляет глаза.        — Что ты несёшь… — хрипит Пак. — Джехва… ты не получишь моего сына. Я костьми лягу, но лишу тебя возможности к нему приблизиться. К нему, ко мне, чтобы ты, наконец, прекратил нам отравлять жизнь.        Тэ, всё это время мрачно наблюдавший за развернувшейся картиной, сильно сжимает челюсти, так, что желваки на скулах ходят ходуном. Всё ещё прострационно находящийся в шоке Чимин торопливо шагает к ним, чтобы поскорее подхватить сына на руки. Юн испуган, он переводит взгляд с застывшего на месте Джехва на папу и сжимается в комочек.        — Уходим, Тэ, — хрипит он, силясь всё ещё держать себя в руках хоть самую малость.        Джехва даже после развода продолжает травить ему жизнь, Чимина буквально трясёт. Нужно как можно скорее выиграть суд, стать независимым от него, чтобы Пак Джехва не имел над ним власти. Но как освободиться от страха перед этим мужчиной, когда стоит его ауре немного смениться, Чимин изнутри дрожит от ужаса?..