Epiphany

      Да твою мать. Ну, серьёзно… Чонгук сонно хлопает глазами, едва успев вообще войти в здание коллегии, ничего не понимающий с просонья, не соображающий здраво без чашки кофе, потому что вечером пришлось засидеться за документами до поздна. Ему уже не двадцать давно, пора бы здоровье беречь, однако альфа всё равно старается выполнять свою работу на высшем уровне — как полагается, с пристрастием и педантичностью, Чонгук вот тот самый «душнила», про которых говорят: семь шкур сдерёт, но сделает идеально. Да, он таков, именно эти качества привели Чон Чонгука на вершину адвокатской карьеры, именно они сделали молодого и амбициозного мужчину узнаваемым даже в широких кругах. И пока оборотов он сдавать не намерен.        Толкает дверь, которая противно скрипит, раздражает сенсорное восприятие и вынуждает сводить густые брови к переносице. То, что говорят про понедельник — бред. Хренов всякий день недели, когда ты чувствуешь наступающие на пятки неприятности.        Его обыденно в фойе встречает заклятый взгляд: прищуренные щёлочки-глаза, наглый лисий оскал на красивом мужском лице, идеальная укладка и отутюженный костюм. Чонгук хочет закатить глаза, чем успешно приветствует своего главного и неотделимого конкурента и соперника Мин Юнги.        — Бурная ночка, адвокат Чон? — елейно спрашивает он и как назло маячит своим вкусно пахнущим кофе в стакане со знакомой эмблемой.        — Конечно бурная, адвокат Мин, — скалит в ехидно-ответной улыбочке он, пряча руки, на запястье одной из которых сверкают хорошенькие несколькотысячно долларовые часы, подаренные папой за выигранное крупное дело о разделении имущества в семье поп-звёзд. — Работа имела меня в различных сидячих позах, как и я тебя на прошлом раунде.        Незримое, безостановочное соперничество преследует этих двоих ещё со времён, когда Чонгук только попал в коллегию и был ещё довольно юн и зелен в отличие от Юнги, который в принце по характеру гораздо более жёсткий, нежели он сам. Мин Юнги — тридцать шесть, но он неустанно соперничает с тридцатичетырёхлетним Чонгуком, словно они тут не судьбы человеческие вершат, а просто разыгрывают каре в покере. Чонгук ухмыляется, пока Юнги поправляет подмышкой папку — увесистую такую. Знает — Мин недавно закончил с большим и тягомотным делом клиента, о котором не разглашает. Но потом, Чонгук уверен, Юнги не приминет какую-то колкую хвастливую деталь Чонгуку выдать.        — Сегодня я забронировал на двенадцать столик в «Парсе», приходи, — бросает Юнги взгляд на наручные часы, пока Чонгук настойчиво тычет пальцем в блестящую кнопку лифта, словно от этого движения тот явится по их душу быстрее.        — Как скажешь, — хмыкает он заклятому другу, пока тот возится со стаканчиком кофе и старается его не уронить, но всё же съезжающую папку поправить.        Они расходятся на разных этажах, как и положено, хмыкнув друг другу вслед, Чонгук сонно бредёт к кабинету с золотистой табличкой, гласящей: «Адвокат Чон Чонгук». Заваливается в собственный кабинет с большими стеклянными окнами, выходящими в коридор, где сидит секретарь, но сейчас сокрытые жалюзи. Чон редко когда их вообще поднимает, не любит постороннее внимание, не желает, чтобы на него пялились. Он уже надеется остаться на это утро в тишине и ещё несколько минут поблуждать в прострации, подготавливаясь к новому рабочему дню, однако его покой нарушает размеренный стук в кабинет.        Его личное пространство нарушает невысокий пожилой омега — старший адвокат, по совместительству владелец фирмы и коллегии, который начальствует над всеми ними.        — Господин Ча, — приветственно склоняется Чонгук перед Ча Наджином, и тот хмыкает, поправляя элегантные манжеты воздушной блузки, подпоясанной жилеткой с красными строчками.        — Адвокат Чон, — приветствует Наджин его кивком, что вообще говорит о высшей степени уважения со стороны упрямого строптивца и высокомерного директора, — я к вам по делу.        Чонгук выжидательно молчит и слушает директора, который в принципе в ином случае как по делу никогда к своим подчинённым не заглядывает.        — Вчера утром адвокат Кан попал в аварию, — вздыхает с титанической усталостью Наджин, переводя взгляд на пространство минималистичного убранства кабинета Чонгука.        — Слышал, ужасная новость, — кивает в подтверждение своих слов он, упираясь пальцами в край рабочего стола. Он отчасти уже начинает понимать, к чему клонит Наджин.        — У Кана было дело, которое он не успел даже начать. Мы не можем отказать клиенту, а из свободных специалистов коллегии сейчас только ты.        Да, Чонгук попал своими догадками в яблочко: он единственный адвокат конторы, который вот-вот разобрался с насущной работой и освободился. Остальные ещё заняты, словно у людей, подобно морскому, сезон юридических тяжб открывается буквально по часам, он замечает эту закономерность не первый год.        Наджин протягивает ему папку — тонкую, ещё не заполненную никакими присущими их стезе документами, скорее всего, содержащую только личные запросы клиента, и альфа её смиренно принимает. У него и выбора-то нет никакого.        — Понимаю данное положение, директор, — склоняет с лёгкой полуулыбкой он голову, показывая, что для него в любом случае честь взяться за работу.        — Верю в ваш профессионализм, адвокат Чон, — хмыкает Наджин и добавляет: — Клиент придёт сегодня около десяти часов.        Чонгук кивает понятливо и провожает Наджина взглядом, пока начальство, самодовольно скрестив руки за спиной, удаляется из его рабочего пространства. Что же поделать, Кан ведь не виноват, что сломал ногу и руку перед самой встречей с истцом. Чонгук бросает папку на стол, понимая, что должен с ней ознакомиться, но некое ощущение волнения внутри, будто подброшенное интуицией, останавливает его. Альфа решает сперва закончить с бумагами, которые должен сдать в архив в связи с окончанием судебных процессов.        Он вздыхает, приземляясь за стол, и снова бросает взгляд на тоненькую папку. Та приманивает взгляд и словно бы мистически шепчет ему не торопиться заглянуть внутрь.

♡♡♡

       — Адвокат Чон, к вам явился заявитель, — разносится по внутренней связи, когда Чонгук вдруг выныривает из омута мыслей.        Он всё же заглянул в проклятущую папку, и это донельзя всколыхнуло его нутро, укусило как можно больнее. Чонгук думал, будто пережил прошедшее давно, но оказывается — вышло не очень. Протягивает руку, чтобы коснуться кнопки, и проговаривает тихо, будто бы даже слегка неуверенно, что на него крайне не похоже:        — Пусть войдёт, — секретарь буркает согласно и больше ничего не говорит.        А Чонгук напрягается всем телом. Его тёмные глаза с нетерпением и некой долей страха буравят дверь кабинета, пока не шелестит тихо металл ручки, прежде чем створка отодвинется, пропуская хрупкую фигурку.        Он почти не изменился за столько лет: те же тёмные волосы, теперь уложенные так, словно перед Чонгуком фотомодель, те же узкие глаза, которые превращаются в щёлочки, стоит насмешить и вынудить улыбнуться. Внутри Чонгука всё холодеет. Он рассчитывал, что Сеул достаточно большой город, чтобы не пересечься с ним снова, он много лет избегал этого, скрываясь от боли и противного ощущения, когда начинаешь журить и кусать самого себя.        Он боялся, что встреча когда-нибудь состоится. И не зря: его сердце вспыхивает, дыхание сбивается с прежде ровного ритма, как только омега оказывается стоящим в его кабинете, когда он переводит внимательный взгляд карих глаз на Чонгука, и те сразу же сощуриваются, но не из-за смешинки, а из-за недовольства, граничащего с яростью. Пухлые просто до неприличия губы опасно поджимаются, выражая всю гамму чувств у пришедшего человека. Конечно, Чонгук иной реакции и не ждал. Не от человека, которого даже спустя проклятые шесть лет знает практически как себя самого.        — Я надеялся, что вы просто полные тёзки, — цедит омега, едва ли разжимая от злости губы и челюсти.        — Увы, вам не повезло, господин Пак, — тянет один уголок губ криво вверх Чонгук, при этом от нервов сцепляя пальцы в замок и оставляя лежать кисти на столешнице. — Но других адвокатов сейчас нет, поэтому… прошу, присядьте.        О, Господь, как же он красив. Он по-прежнему очарователен, восхитителен. Он всё так же грациозен: даже простой шаг в сторону кресла, стоящего у стола Чонгука для клиентов и гостей, выглядит так, словно лебёдушка плывёт с небесной грацией по озеру, едва ли нарушая его стеклянную поверхность рябью. Хочется задержать от восхищения дыхание, так, как он делал давным-давно, когда у него выпадал шанс понаблюдать за этим человеком со стороны.        Пак Чимин — его будущий клиент, чьи интересы Чонгуку придётся отстаивать в суде как специалисту гражданского и семейного права. Пак Чимин — омега, когда-то давно укравший сердце и душу Чона, так подчистую ограбивший его, и не было больше никого, чтобы украсть чувства альфы, просто потому, что те навечно остались в руках Чимина. Тот приближается и воздушно опускается на кресло — на самый краешек сиденья, словно готов вспорхнуть и вылететь из кабинета сию минуту, стоит только Чону неосторожно взмахнуть рукой и спугнуть небесное создание.        — Прошу вас, — твёрдо начинает Чонгук (иначе и быть не могло бы, чтобы альфа не умел сдерживать своих эмоций, в конце концов он хороший, намуштрованный специалист с уже довольно обширным опытом работы в сфере), — расскажите мне о цели вашего обращения в нашу контору.        Чимин первые секунды не отвечает. Кажется, словно бы разглядывает Чонгука, с прищуром и подозрением, будто адвокат может причинить ему вред. И Чон не уступает — обводит флегматично прямые, как палку, плечи с острыми косточками, виднеющимися даже из-под тонкого кашемирового джемпера на мелких пуговках. Тонкие запястья, сложенные на колене, пока одна нога запрокинута на другую, элегантные туфли с острым носом — простой, но крайне притягательный стиль, образ взрослого состоявшегося мужчины, которому уже за тридцать.        Чонгуку хочется фыркнуть: ведь раньше, много лет назад, именно он знал Пак Чимина — взбаламучивающую весь окружающий мир бестию в откровенных, просто сногсшибательных нарядах, с ярким макияжем, не опошляющих его, а только подчёркивающий выгодную природную красоту. Теперь же перед ним некто чужой и довольно холодный в чёртовых шмотках пастельных оттенков.        — Я обратился к вам с делом об определении места жительства ребёнка, — чётко и жёстко выговаривает Чимин, вынуждая Чонгука вздрогнуть. Да, он читал чёртову папку, но всё равно слышать об этом неожиданно.        А чего он хотел? Им с Чимином по тридцать четыре, он что, думал, будто омега до сих пор один? Не мудрено, что такой красивый мужчина давно находится в браке и имеет детей, скорее всего, таких же красивых, как он сам.        — Мы с мужем несколько недель как закончили бракоразводный процесс, — Чонгуку кажется или же всё-таки голос Чимина едва заметно вздрагивает?        Сам он занят тем, что записывает для себя пометки в толстом кожаном блокноте, подаренном Юнги в прошлом году на день рождения. Изредка лишь поднимает взгляд на омегу, который кажется слишком напряжённым, слишком оледенелым. Непривычно. И альфе приходится оторвать от него глаза, иначе он грозит пялиться на Чимина с приоткрытым ртом. Безумно, просто доводяще до умопомрачения красивый. С возрастом стал только привлекательнее.        — Да, я прочёл в досье, — кивает, покачивая кончиком шариковой ручки, Чонгук. — Но суда и решения по месту проживания вашего сына не было.        — Мой прежний адвокат отказался работать по делу с детьми. Сказал, слишком углублённая и серьёзная тема, его опыта не хватит, чтобы заниматься этим, — интонации Чимина ощущаются ироничными, почти издевательскими.        — А вы?..        — А я предполагаю, что мой экс-супруг просто его подкупил или припугнул, — фыркает Пак, при этом нервно подёргивая ногой.        Чонгук внимательно приглядывается к языку чужого тела: Чимин устал, Чимин взвинчен, напряжён, нервозен. И нет, дело даже не в том, что Чонгук даже спустя шесть лет помнит его, как облупленного, дело в его наблюдательности и степени изучения поведения людей. Чимин устал. Он и сам испуган чем-то, только вот чем?        — Я достаточно компетентен, чтобы заняться вашим вопросом, — спокойно отвечает он, пока внимательные глаза Чимина бегло обводят его черты.        Чонгук почти чувствует, как омега осматривает его аккуратно постриженные и уложенные чёрные, как смоль, волосы, не обделяет вниманием хороший костюм-двойку и белую рубашку под пиджаком.        — Так вы возьмётесь за решение моего вопроса? — чуть сипловато спрашивает омега.        — Естественно, господин Пак, — снова тянет лишь один уголок губ альфа вверх. Чимин за его движением прослеживает, но никак не комментирует.        — Слушанье назначено на двадцатое число, — словно сам с собой ведёт беседу, альфа листает папку и свой же ежедневник, примериваясь к датам. Совсем скоро — через три дня. — Мне нужно как можно подробнее узнать вашу ситуацию, чтобы было чем аппелировать и чем пользоваться.        Чимин поджимает губы и оглядывает альфу с подозрением.        — Может, позавтракаем? — бесстрастно произносит он. — Я, к сожалению, не успел.        — Ваш муж не приготовил? — тихо, будто прощупывает почву, спрашивает омега.        — Я не женат, — деланно безразлично отвечает он и тут же старается уловить реакцию Чимина, но её не следует. Не только Чонгук научился держать эмоции в узде.        — Я думаю, беседа поможет нам понять всё произошедшее и мне прикинуть, как дальше действовать, — поднимается адвокат с кресла и поправляет манжеты рубашки, чуть выскочившие за пределы рукавов пиджака. — Прошу вас, господин Пак, я угощаю.        Чимин не двигается. Искоса поглядывает снизу на альфу, а после, нерешительно схватившись за край чужого стола, поднимается.

♡♡♡

       Чимину странно. До охреневания странно сидеть и смотреть на этого альфу в простом кафе, находящимся за углом от конторы, куда омега обратился. Странно видеть до боли знакомые черты, всё ещё не пропавшие из сознания даже за много лет.        — Может, вы всё-таки что-то съедите? — изгибает бровь Чонгук.        Чимин мнёт салфетку и ждёт, пока ему подадут кофе.        — Я не голоден, благодарю, — ровно выговаривает омега.        Лжёт. Уже несколько дней в него не влезает ни капли, ни крохи из-за нервов. С тех пор, как старый адвокат отказался представлять его интересы в суде, с новости о том, что адвокат Кан попал в аварию и теперь лежит в больнице. С этой же минуты омеге кажется, что ему даже сил дышать вскоре не станет доставать. Чонгук такой же, каким Чимин его помнит: даже теперь не удаётся изменить своих воспоминаний. Альфа закатывает рукава рубашки и потирает палочки между собой, прежде чем приступить к еде. Чимин же поднимает взгляд на официанта, ставящего перед ним чашку чёрного без добавок кофе.        Чонгук же отправляет кусочек омлета с зелёным луком в рот, подцепив еду палочками. Пережёвывает, чуть покачивает прибором, только после этого поднимая глаза на собеседника.        — Расскажете немного больше о вашей ситуации?        Так трудно сохранять спокойствие, знал бы этот мужчина напротив. Чимину до одури тяжело держать марку перед всеми, а тот факт, что его защитником прав, адвокатом становится тот, кого хотелось бы видеть меньше всего… колеблет и без того ушатанное моральное состояние. Развод омеге дался кошмарно трудно. Чимин сглатывает. Он сперва не поверил глазам, когда увидел имя на табличке у кабинета. Но что же, судьба любит зло и грубо шутить, Чимин уже давно ощущает её насмешки, брошенные в спину.        — Три недели назад окончился бракоразводный процесс, — выдыхает Пак, всё ещё теребя край салфетки и не прикасаясь даже к кофе. Он поверить не в силах, что сидит здесь, с Чонгуком, и рассказывает ему о том, как развёлся с мужем спустя пять лет брака. — Мой супруг — Пак Джехва — оставил за собой право распоряжаться имуществом. Однако вопрос с проживанием нашего общего ребёнка всё ещё не решён. Процесс, как я понял, возьмёт под своё крыло другой судья, который специализируется именно на вопросах с несовершеннолетними.        — Сколько ребёнку лет? — обмакивает Чонгук кусочек скумбрии в соус, на Чимина не смотрит.        Если честно, омега не сомневается в том, что он — профессионал. Болезненное общее прошлое никогда не позволит ему запамятовать. Потому, поджав губы, он старается думать только о Юне — о своём мальчике, ради которого готов терпеть всё, что угодно — суды, бесконечные ссоры с Джехва, даже… даже, чёрт побери, общество Чонгука. Не просто Чонгука, а мужчины, которого не видел шесть лет. Мужчины, которого раньше мог назвать любимым, единственным…        Чимин встряхивает головой, возвращаясь в реальность. Сейчас не время и не место для таких размышлений. Он поджимает губы, пока Чон жуёт свой завтрак, ожидая ответа.        — Юну два года девять месяцев.        Чонгук кивает, словно делает для себя какую-то пометку, снова жуёт, будто берёт время для ещё нескольких размышлений.        — Подскажите, пожалуйста, — обращается он к омеге, и тот вцепляется в свою чашку мёртвой хваткой, — Юн сильно привязан к вам?        — Он с рождения со мной. Каждую минуту, — выдыхает Чимин и опускает в чернильную поверхность кофе взгляд. — Он без меня жизни не представляет, как и я без него…        — Понимаю, связь между папами-омегами и детьми крайне сильна, — Чонгук вытирает руки о салфетку, и Чимин улучает мгновение, чтобы нервно отхлебнуть кофе.        — Пока вам не стоит переживать, — продолжает альфа. — По первой судья выдвинет вам, скорее всего, требования, чтобы ребёнок остался с вами. Но сперва пройдёт слушанье, и там станет ясно, на какие нюансы нам стоит обратить внимание.        Чимин кивает, как болванчик, глядит на Чонгука искоса, а когда сталкивается с ним взглядом, замирает. Он словно бы и не изменился за эти шесть лет. Нет-нет, внешне, конечно, альфа разительно отличается от того человека, которого Пак помнит. Но взгляд… то ли это глупое воображение омеги что-то ему провокационное подбрасывает, то ли сам Пак на фоне стресса придумывает себе невесть что.        — Я кое-какие материалы дела ещё изучу до слушанья, — поясняет Чонгук, снова орудуя палочками, пока Чимин терпеливо перекатывает кофейную горечь на языке, — и нам нужно будет ещё встретиться, когда я составлю примерную картину. Вы не могли бы оставить мне визитку, чтобы я имел возможность с вами связаться?        Чимин молчаливо кивает и отворачивается, чтобы залезть в сумку в поисках визитницы. Осторожно протягивает картонный прямоугольник альфе, а тот свободной рукой обхватывает самый уголок. Они словно оба сторонятся прикосновения, будто бы боятся его, опасаются, стараются избежать. Чонгук вертит визитку в руках, а после прячет в кармане брюк.        Чимину страшно. Ужасно страшно, что его эмоции возьмут верх, что он как-то не так отреагирует на Чонгука, что нервное напряжение истощит его настолько, что он рухнет. Что Джехва удастся опрокинуть его, забрать Юна. Юна, который альфе совсем-совсем ненужен. А вот рычаг давления на Чимина — очень даже да. Джехва не остановится, пока не сломает бывшего мужа.        И остаётся ратовать лишь на то, что Чонгук и правда стал профессионалом своего дела, когда закончил университет.

♡♡♡

       Красивое закатное солнце касается каштановых, в оранжеватом свете даже кажущихся медовыми, волос. Он никогда прежде не видел людей красивее, он никогда раньше не смел даже сравнить никакого омегу со сказочной феей, пока не наткнулся взглядом на него. На красивого, словно раннее летнее утро, со звонким смехом и поразительно быстрой речью, на того, кто пленяет с первого же взгляда.        Он впервые видит его на концерте в честь начала учебного года для первокурсников. И как раньше не замечал? Хотя немудрено — Чонгук всегда погружён в учёбу, ему дела нет до происходящего вокруг. Но как только взгляд касается ангельски красивого лица, которое то и дело пересекается эмоциями во время разыгрывания юмористической сценки на площади перед университетом, Чонгук забывает даже как его зовут, не то что там про какую-то учёбу.        Создание божественное, язык не поворачивается назвать иначе. Чонгук готов душу дьяволу продать, лишь бы узнать, как его зовут. Это не омега — ангел во плоти, вынудивший Чона потерять дар речи. Дьявола поблизости не оказывается, а вот приятель и сокурсник — Чхве Бомгю — как раз-таки под боком.        — Кто это? — почти благоговейным шёпотом спрашивает Чонгук, схватив Бомгю за локоть и нетерпеливо указывая в сторону прелестнейшего из парней во всей, не побоится сказать, вселенной.        — О, — вытягивается удивлённо лицо Гю, когда он видит выражение глаз и рта Чонгука. — Фея менеджмента покорила даже такого зубрилу, как наш Чонгук-и? — Бомгю хитро прищуривается, пока Чонгук по-прежнему не в состоянии даже взгляда оторвать. Менеджмент…        — Заткнись и скажи, как его зовут, — сильнее смыкает на чужой руке пальцы Чонгук, вынуждая альфу шикнуть от неприятный ощущений.        — Пак Чимин, второй курс менеджмента, — тараторит друг, стараясь скинуть с себя пальцы Чонгука, который словно оказывается заколдован в прямом смысле слова.        Чонгук может смотреть только на него, думать только о нём. Пак Чимин. Чимин… сладкая патока разливается по языку и горлу, стоит даже беззвучно и восхищённо промолвить это имя. Этот миг навсегда отпечатается в разуме и сердце Чон Чонгука. Обычно незаинтересованный ни в чём, кроме юриспруденции и дальнейшей цели, к которой идёт, альфа вдруг теряет себя в чужом силуэте. В этих рваных джинсах-варёнках, в кроссовках и вызывающей пурпурной рубашке, немного расстёгнутой у самого горла.        Чимин грациозен и крохотен, словно маленькая птичка-колибри, он приковывает к себе взгляд в мгновение ока. Тем, как просто стоит на сцене, периодически поднося допотопный микрофон к губам, чтобы произнести ничего не значущую для Чонгука реплику своим мелодичным, околдовывающим голосом.        Чон Чонгук навсегда отпечатает, выжжет эти минуты на подкорке, потому что после этого дня его мир перевернётся вверх тормашками от острой, жадной и немилосердной к испуганно бьющемуся в груди сердцу первой влюблённости. Пак Чимин — выпалено на задней стороне грудины, сердце от каждого удара соприкасается с волдырями появившейся на плоти фразы, чужого витиеватого имени, шрамом грозящей остаться там — внутри — даже после смерти.        Но смелости подойти к омеге хватает не сразу. Чонгук — серьёзный юноша, занятый учёбой и думающий только о карьере, с омегами на вы и шёпотом. Нет, конечно, у него были отношения. Он встречался с одноклассником в школе, а потом на первом курсе как-то несколько недель гулял с бетой с потока. Но не сложилось. И не было такого сносящего со всяких орбит ощущения урагана, не влюблённости — катастрофы, сравнимой со стихийным бедствием.        Чонгук мог думать только о Чимине. О том, какими мягкими кажутся его нежные молодые черты, о том, как тот звонко смеётся. Он стал его замечать в коридорах, если у них пересекались корпусы для занятий, он стал вечерами, лёжа на своей койке в общажной комнате, думать о нём. О почти медово-каштановых волосах, о пухлых, манящих губах и тонком стане. Он видел его крохотные пальчики и думал о том, как бы они смотрелись в его ладони. Но кто таков Чонгук — вечно погруженный в знания второкурсник, скучный, никакой, и кто такой воздушный, общительный омега.        В ту ночь, когда прошёл переломный для тогдашнего Чонгука момент, ему снился Чимин. Его нежные пухлые пальцы прикасались к щекам Чонгука, его полные, розовые губы шептали слова любви, и Чонгук понял: он готов продать душу дьяволу, лишь бы быть с этим омегой. Если даже не сумеет отыскать исчадье преисподней сразу, заставит землю разверзнуться и вытащит чёрта за красный с кисточкой хвост, но вынудит сделать Чимина его омегой. Дьявола снова под рукой не оказалось, и Чону пришлось признать — нужно будет вылезать прочь из шкуры, чтобы добиться чужого расположения. Но… Пак Чимин стал его личным сумасшествием и наваждением, его самой заветной, почти несбыточной мечтой. Чонгук рухнет, раздерёт себя в клочья, но… будет с этим ангелом.

♡♡♡

       Полгода. Шесть месяцев и двадцать четыре дня — ровно столько понадобилось Чонгуку, чтобы начать исполнять свою несбыточную, казалось, мечту. Но сейчас, спустя столько времени, он стоит — взволнованный, нахохлившийся, словно воробушек, ютится в толстовке и стучит мыском кед по асфальту. Он ждёт под пронизывающим ветром только одного человека. Того самого, за которым три месяца наблюдал, целый месяц оставлял романтичные маленькие записки с цитатами в его сумке и на парте, наблюдая после, как пухлые губы омеги растягивались в ласковой, почти влюблённой к концу этого месяца улыбке, как он оборачивался, ища взглядом автора посланий, но Чонгук всегда прятался, держа интригу. Он желал, чтобы Чимин был заинтересован в нём, чтобы жаждал узнать, кто же оставляет комочки бумаг, кто пишет корявым почерком ему слова о любви, о преданности, о красоте и душе? Чонгуку было нужно, чтобы Чимин влюбился в него так же сильно, как и он сам, чтобы сердце сходило с ума в невероятном забеге не на жизнь, а насмерть. Чтобы Пак Чимин потерялся в этой влюблённости.        Ещё два месяца Чонгук оставлял игрушки. Чимину сильно нравятся плюшевые крохотные медвежата — брелоки, пластиковые фигурки, Чонгук обошёл почти весь Сеул, чтобы найти каждую и ни разу не повториться. А после написал свой номер телефона. Коряво от волнения нацарапал на листе из блокнота и приколол к мягкому небольшому медведю в шляпе, даруя омеге выбор — принять его пылкие чувства или же оставить их в потёмках неизвестности, закрепить безымянного ухажёра в памяти лишь воспоминанием.        Однако Пак позвонил, вечером, по всей видимости, когда вернулся с занятий в общежитие, и голос его был восхитительно смущённым и взволнованным. Ни для одного омеги Чонгук такого не делал, если быть честным, никого до боли в сжатых зубах он так сильно не желал. Потому опрометью, даже не представившись, позвал Чимина на свидание. И, слава богу, он не счёл его сталкером и маньяком, звонко рассмеялся и назвал место, куда бы хотел сходить.        И вот — результат. Холодный октябрьский вечер, Чонгук держит в кармане ещё одного мягкого небольшого медведя розового цвета и ждёт. Ждёт, пока явится его ангел из грёз, предстанет перед альфой во плоти, даст ему шанс дышать одним воздухом рядом с ним.        Чимин сногсшибателен в этом кремовом пальто, дизайнерски отделанным аляпистыми разводами краски, он обут в массивные ботинки, выполненные под берцы, на лице — румянец от смущения и наступающего осеннего холода, глянцевый блеск для губ и немного серых теней. Он — самое красивое явление природы, никакое северное сияние не сравнится с его глазами.        — О, — округляет удивлённо Чимин губы, скрещивая руки за спиной и разглядывая озябшего Чонгука. — Ты ведь учишься на адвоката?        Чонгук удивлён, ведь он думал, что такой, как Пак, даже ни разу не видел его, не замечал, но он видел и заметил. Запомнил направление, оттого сердце взбаламучено вспархивает, дрожит, дрожит и не унимается, пока Чон нагло почти пожирает омегу глазами.        — Чонгук, — вдруг он протягивает руку с зажатым в ней мишкой, кончики пальцев почти подрагивают от нервозности. — И да, я учусь на адвоката.        Чимин с улыбкой закусывает свою полную нижнюю губу, принимает подарок, словно божество — подношение, и мимолётно прижимает к губам, одаривая Чонгука блестящим взглядом.        — Долго же ты… — мечтательно тянет Пак, покачиваясь с пятки на носок, — подбирался ко мне, Чонгук.        — Ты того стоишь, — вырывается из уст альфы опрометчивое, вызывающее румянец на щеках омеги. Конечно стоит, бесконечно можно смотреть на одну вещь, чёрт, в этом мире: на то как смущается и улыбается Пак Чимин. Чонгук готов признать его новой, принадлежащей только ему религией.        — Сочту за комплимент, — нежный смех льётся из горла омеги, вызывая странную, непохожую на него улыбку. Во все тридцать два.        Чимин позволяет открыть ему дверь, провожая взглядом чуть растрёпанную из-за ветра макушку, даёт принять пальто, проводя в фойе. Чонгуку стыдно немного, что он пришёл в театр вот так — в толстовке и джинсах, однако нет подходящего наряда, но Чимин, кажется, на это даже внимания не обращает: восхищённо оглядывает фойе театра, приоткрыв рот, и глаза его блестят, словно настоящие звёзды. Он восхищён, и Чонгук тоже тонет в этом восхищении.        Спектакль интересный. Чон никогда не думал, что ему правда понравится постановка, но не мог оторваться, только лишь когда Чимин что-то тихим голосом комментировал, и теперь он намерен отвести омегу на ужин. Как взрослые, как самое настоящее свидание, оканчивающеейся приятной едой и беседой, которая греет душу обоим. Чтобы узнать как можно больше нового, чтобы познакомиться, чтобы сблизиться. Чонгук дрожит вместе со своей взволнованной душой, когда помогает Чимину набросить на плечи пальто, едва ли прикасаясь к его тонким и хрупким плечам, утянутым в блузу, хорошо сочетающейся с его цветом глаз — орехово-карие, почти золотые, если на них попадает под определённым углом солнечный свет.        — Так ты давно хотел позвать меня на свидание? — по-лисьи хитро интересуется Чимин уже в кафе, когда они отдают меню официанту, сделав заказ.        — Ну, да… — чешет смущённо затылок альфа, поглядывая на мягко улыбающегося Чимина. — Просто хотелось, чтобы это было по-особенному, чтобы тебе запомнилось.        — Что же, твои ухаживания и правда запали мне в душу, — посмеивается он, постукивая подушечками пальцев по собственному колену. — Это было неординарно и… долго. Никто так ещё долго не скрывался от меня в тени.        Чонгук неловко улыбается. Он не знает, что сказать, не силён в разговорах по душам, боится ляпнуть что-то не так и испугать омегу, но Чимин первым задаёт вопрос: самый простой, связанный с учёбой. И разговор начинает течь, как тающий мёд по накалённой ложке. Темы меняются, приносят еду, и ненадолго они смолкают, однако Чимин имеет милую привычку болтать даже во время приёма пищи. Чонгук влюблённо наблюдает за тем, как, размахивая палочками, омега рассказывает ему что-то о своём первом посещении театра, а ещё о том, что рад — Чонгук заметил его помешанность на медведях, ведь он так сильно их любит с самого детства. Чонгук, к собственному удивлению, не молчит. Он смеётся, он рассказывает о себе и начинает спрашивать Чимина. С ним легко, невероятно комфортно, будто бы альфа знает этого улыбчивого ангела всю свою сознательную жизнь. И с каждой утекающей минутой влюбляется всё больше, всё безвозвратнее в его чистоту, звонкий голос и пленяющую улыбку, где один передний зуб чуть выступает вперёд, а глаза сощуриваются, превращаясь в сияющие полумесяцы.        Чонгук потерялся в нём с первой минутки, с первой секунды, как увидел. Потерялся навсегда. Об этом твердит загнанное, бьющееся почти в руках омеги сердце.        Чимин позволяет проводить его до общежития, ёжится от холода и кутается в пальто, любовно удерживая ещё одного подаренного медведя в замёрзших пальцах.        — Ты позовёшь меня ещё на одно свидание? — робко, вдруг не похоже на себя спрашивает он, глядя на альфу. — Будет второе?        — Я готов дарить тебе сотни вторых свиданий, — выдыхает отчаянно Чонгук, уже зная, что это правда.        И грудь разрывает от чувств, когда Чимин краснеет и счастливо улыбается, прежде чем сделать шаг к альфе. Тот самый шаг, которого оказывается достаточно, чтобы сердце Чонгука пропустило удар, делая его на долю секунды мёртвым от собственной любви. Чонгук, кажется, свихнулся, иначе подобное не объяснить, потому что, когда Пак целует его прохладными губами в щёку, единственное, чего он хочет — остаться здесь, под окнами общежития, лишь бы получить хоть ещё один такой.        Чонгук влюблён и потерян, ему не хватает кислорода, когда Чимин отстраняется, почти шёпотом желает ему спокойной ночи и, смущённо улыбаясь, уходит внутрь. Чонгуку не хватит кислорода во всём мире, если Пак не поцелует его снова.

♡♡♡

       Чимин смотрит в окно, обхватив себя руками. За пределами стекла — ясный светлый день. На душе омеги — настоящая сносящая деревья и фонарные столбы гроза. Он помнит, как у них всё начиналось, оттого только становится больнее и неприятнее. Потому что между ними было такое, от чего не избавиться, не вытравить из души, а теперь — ледяная пустота. Они знакомые до боли незнакомцы, любящие друг друга в далёком прошлом, которое уже не вернуть. Они — чужие друг для друга влюблённые, судьба которых решилась ранее в нескольких предложениях, брошенных во время ссоры. Они — чужаки, и их больше ничего между собой не связывает. Но отчего-то только море боли на душе.        Встреча с Чонгуком, пусть и не коснулась даже прошлого, не была затронута в разговоре тема их отношений, развалившихся в студенческие годы, всколыхнула воспоминания внутри омеги. Счастливые настолько же, насколько болезненные. И вот уже целый день прошёл, а он никак не способен успокоиться, не может выбросить навязчивые картинки из головы.        Пальцы сами собой натыкаются на тёплый от его кожи кулон. Четырёхлистный клевер, уже много лет покоящийся между острых ключц. Пак перебирает его, теребит, словно это поможет прийти в норму, но нет, Чон взбаламутил песок его морального дна и заставил вспомнить пожар, сжигающий его прежде. Не было после него ещё одного такого альфы, который заполнил бы сознание Чимина целиком и полностью. Не было ни единого свидания, вызывавшего такой шторм, как их самое первое.        Его дёргают за штанину. Юн привлекает внимание, и Чимин подхватывает отпрыска на руки, с любовью тут же ему улыбаясь.        — Ты грустишь? — по-детски коверкая слова, интересуется маленький альфа, и Чимин только продолжает ему ласково улыбаться.        — Нет, что ты, милый, — омега покрывает лицо сына мелкой россыпью поцелуев, смеша и щекоча, отчего Юн начинает изворачиваться в его хватке, как ловкая змейка.        Тэхён показывается из проёма и опирается о косяк плечом, наблюдая за ними. Ярко-красные волосы лучшего друга заколоты в чёлке на манер пальмочки, смешно покачиваются кончики, и Чимин, обернувшись на него, улыбается и другу. Вот только Кима, как маленького ребёнка, обмануть не удаётся.        — Ты так и не рассказал, как прошла встреча с новым адвокатом, согласился ли он взяться за твоё дело.        Чимин, подкидывая Юна повыше, чтобы удобнее подхватить, проходит к большому бежевому дивану, на котором они с сынишкой ютятся с тех пор, как Пак решил развестись с Джехва. Он не знает, как рассказать обо всём Тэ, потому что с ним они познакомились уже после того, как расстались с Чонгуком. Тэхён попросту не знает человека, навсегда шрамом отпечатавшегося внутри омеги. Присаживается, умещая сына на коленках, а тот заинтересовывается кулоном, мирно висящим между ключицами. Вздыхает, пока Тэ приземляется рядом и забрасывает ногу на ногу, покачивая стопой. Ждёт, не отстанет — Чимин знает, — пока не добьётся ответов.        — Встреча прошла… нормально, — начинает будто бы издалека Чимин, поглаживая ребёнка по бокам, позволяя ему играться с памятным украшением. — Адвокат согласился защищать наши права в суде.        — Но? — изгибает бровь Тэхён, поправляя алую пальму чёлки у себя на лбу.        Чимин тяжко вздыхает и переводит взгляд на Юна, слишком увлечённого игрой с кулоном и вообще не интересущегося всякими скучными разговорами взрослых.        — Это… это мой бывший, Тэ, — убито проговаривает омега и устало откидывается на спинку дивана так, словно она способна исправить ту пагубную, похожую на болото ситуацию, куда он угодил.        — Стоп, что? — брови Тэхёна едва ли не взлетают до самой кромки волос, омега выпрямляется и испытывающе глядит надруга.        — Ну… помнишь, я говорил, что в университете до того, как повстречал Джехва, я встречался с альфой, — задушенно начинает он.        — Реально? — ошарашенно прикрывает рот Ким. — Точно, ты же говорил, что тот учился на юриста… Чёрт, ну и игры у судьбы.        Они замолкают. Тэхён глядит на Чимина, а Чимин — только на сына, не зная, как думать, говорить и принимать решения в данный момент.        — И вот… — снова вздыхает он. — Этот мой бывший будет моим адвокатом.        — Он что-то говорил?        — Нет, — отрицательно вертит головой омега. — Он вообще даже не затронул тему того, что мы состояли в отношениях. Словно мы чужие.        — Тебе больно из-за этого? — опасливо и осторожно спрашивает лучший друг, присаживаясь поближе и поглаживая Чимина по плечу.        — Не знаю, — фыркает тот. — Шесть лет прошло, Тэ. Я…        Он не станет признаваться, что встретить альфу, того альфу, которого он любил когда-то до беспамятства, оказалось больно. Он не скажет даже лучшему другу, что с жадностью впитывал каждое его движения. Ему не до чувств. Нужно бороться с Джехва за Юна, нужно отстаивать свои границы и права, думать, что делать дальше, ибо в данный момент Чимин скорее похож на потерявшегося котёнка, чем на взрослого мужчину, всё ещё оглушённого разводом и фактом того, что жизнь снова свела его с первой любовью.        Чимин хмыкает сам себе, опускает взгляд и выпутывает кулон из пальцев сына, на что тот начинает кукситься, однако омега быстро отвлекает ребёнка на собственные украшенные кольцами пальца.        — И… что будешь делать?        — Ничего, — жмёт плечами Пак. — Мне… не до этого, правда. Нужно думать о первом слушанье и в принципе о суде, пока нет ни времени, ни возможности об этом подумать. И всё-таки мы давным давно расстались.        Чимин поджимает губы, намереваясь выбросить всё это из головы, потому что не хочет погружаться снова в воспоминания, не желает погружаться в Чонгука из прошлого, из тех самых первых и вторых свиданий, покоривших его душу и сердце. А нутро болезненно ноет, желая сжаться в комочек от переизбытка эмоций. Чимину необходимо думать о сыне и только о нём, ни о каких альфах и речи быть не может, тем более, о бывших.

♡♡♡

       — Итак, — тянет Чонгук. Он прикуривает сигарету, стоя на выступе балкончика их конторы, куда бегают все, кому не лень. — Ты снова его отшил?        Юнги нахмуривает брови и брезгливо морщит нос.        — Мне не нравятся экспрессивные омеги, — поясняет Мин, тоже прикладываясь к яркому оранжевому фильтру сигареты и после стряхивая с неё ловким движением пальцев комочек пепла.        Чонгук только усмехается, опершись локтями об ограждение балкона, а после глядит на всё ещё скривившегося Юнги. Альфа не оборачивается, продолжает торопливо курить, пусть всё равно будет ждать Чонгука, пока тот не закончит.        — Ты врёшь самому себе, — цокает он, придерживая сигарету.        — А ты? — вздёргивает бровь Юнги и тушит почти истлевшую палочку.        Врёт ли Чонгук сам себе? Естественно. Каждый божий день обманывает собственный разум, своё сердце и психику, только так люди и выживают — с помощью самообмана. Дальше будет лучше. Я справлюсь. Мне это не нужно. Мантры, убеждение, программирование, человеческий рассудок не выдержит чистой правды, он не сумеет вынести всего, что окружает их. Реалисты — психи. Псих — Чонгук, который позволяет себе обманываться и просыпаться каждое утро, убеждая собственный рассудок в том, что всё у него хорошо. Что жизнь складывается так, как он всегда мечтал, а на деле… без самообмана пришлось бы туго.        — Ну, все люди в принципе те ещё отъявленные лжецы, — фыркает Чонгук. — Но речь в данную минуту не обо мне, а о тебе.        — Да что обо мне говорить? — вздыхает устало Мин и дожидается, пока альфа неторопливо докурит свою сигарету. — Что предполагать? Мне не нужны отношения, в которых все проблемы решаются через скандалы. Мне не нужен омега, который слишком импульсивен в своих решениях. Ён классный, правда, но он слишком прилипчивый. И несносный. Он любит романтику, на которую у меня ни времени, ни желания.        Чонгук скептично рассматривает профиль Юнги и думает. О том, что просто в жизни Мина ещё не появился человек, ради которого захочется жертвовать. Своим временем, своими желаниями и нуждами, из-за которого в принципе жизнь начнёт перестраиваться, меняться будут устои и принципы, сменяться направления мыслей. Но говорить и как-то пытаться переубедить альфу Чонгук не хочет, потому просто докуривает до самого фильтра, пока пламя не начинает лизать пластины его ногтей и красивые изящные пальцы, а после втыкает окурок в металлическую пепельницу.        — Ты в последнее время задумчивый. С тех пор, как взял дело Кана. Что-то серьёзное? — изгибает бровь Юнги, засунув руки в карманы светло-серых брюк, пока они спускаются с этажа туда, где им и полагается быть.        — Нет. Обычное определение места жительства несовершеннолетнего, — безразлично говорит Чон.        Он, если быть честным, не готов обсуждать факт, что подопечным теперь является омега, который просто когда-то был его. Он не хочет вспоминать, как бы упрямо ни ломились мысли и прежние чувства в грудную клетку. Не в данный момент. Как адвокат Чонгук должен сконцентрироваться на исполнении своих обязанностей, а не на ностальгии по первой и, пока ещё, единственной в его жизни любви. Тем более, не хочет окунаться в воспоминания перед встречей с Чимином.        Слушанье назначено уже на завтра, потому Чону нужно быть предельно собранным, это начало ведения процесса, может проскользнуть мимо несколько нюансов, решающих нюансов, потому Чонгук собирает волю в кулак, отбрасывает всё, что может помешать его хладнокровию и хмыкает.        — Ладно, бывай, у меня встреча с клиентом.        С клиентом. Чимин — его клиент, не укладывается в голове. Чонгуку то ли хочется зарыться головой в песок, будто страус, то ли не оставляет нужда видеть омегу. Он не понимает. Шесть лет разлуки после тяжёлого разрыва, и альфу просто разбомбило изнутри после первой этой встречи. Он не мог спать, не мог есть и пить, только работать, чтобы хоть как-то отвлечься от насущного. Юнги понятливо кивает и машет ему лениво рукой, прощаясь, чтобы заняться собственными делами и бумажками.        А Чонгуку ничего не остаётся кроме как отправиться к Чимину за тем, что их и так ждёт.

♡♡♡

       Чимин явно нервничает. Он мнёт в руках собственное удостоверение личности и всё время оглядывается через плечо, поглядывая на ребёнка, которого держит ярко одетый омега с алыми волосами. Чонгук стоит рядом с ним и просто наблюдает, обводит взглядом, периодически посматривая на того, кто является предметом спора между двумя взрослыми людьми.        Вчера, когда он встретился с Паком, то успел познакомиться с Пак Юном — малолетним сыном омеги. Мальчишка совершенно обескураживающе очарователен, он тут же, с первой минуты их встречи, залез к Чонгуку на коленки и мял его документы (по крайней мере пытался), пока они с Чимином обговаривали последние нюансы. Теперь же перед ними цель — пройти этап предварительного заседания по делу об определении места постоянного жительства маленького альфы.        Чимин кусает губы и подходит ближе к своему другу, о чём-то тихо переговариваясь, а Чонгук слышит, как его зовёт секретарь, чтобы получить необходимые документы о явке противоборствующих сторон. Как только адвокат разбирается с этими мелочами, секретарь скрывается за дверью кабинета, чтобы закончить приготовления.        Он понимает, насколько омеге страшно и волнительно. Щёки — бледные, глаза бегают по пространству, не в силах сконцентрироваться на чём-то одном. Чимин почти дрожит, когда двери зала суда открываются перед ним. Это для Чонгука данная атмосфера привычна, почти как к себе в кабинет ходит, пусть многие залы заседаний и отличаются друг от друга, аура у всех одинаковая. Потому Чонгук не нервничает. Да и не пристало. От внешнего вида и спокойствия адвоката зависит многое в суде, ведь, ежели защитник непробиваем — его клиент тоже чувствует себя спокойно.        Чимин входит сразу же за ним, тут же панически оглядывая сейчас пустующую трибуну присяжных, бросает боязливый взгляд на сидящего за специальным столом на возвышении судью, которому что-то тихо говорит секретарь, прежде чем сесть на положенное ему место. В зале есть несколько человек, помимо них: это, соответственно, бывший муж Чимина — Пак Джехва, его защитник, прокурор и представитель органов опеки. Чонгук ещё на вчерашней встрече объяснял Чимину, что нет ничего страшного в предварительном заседании, что всё должно пройти довольно гладко, однако и сам понимает — омега в любом случае будет бояться.        Его друг, удерживающий сына на руках, садится позади на скамью, пытаясь утихомирить малыша, который явно хочет к папе на руки и психует из-за того, что ему не позволяют. Из-за этого Чимин взволнованно крутится, и альфе приходится тяжёлым движением опустить ладонь на чужое плечо. Омега вздрагивает, переводит прищуренный взгляд на защитника и молчаливо сбрасывает ладонь.        — Успокойся, ты должен выглядеть нормально, — едва различимо произносит Чон, и Пак тут же, прямой, словно палка, садится рядом с ним.        Проходят стандартные процедуры: судья и секретарь представляются, спрашивают, есть ли желание на отвод, прокурор зачитывает ходатайство, по причине которого они все здесь оказались. Чонгук каменно-спокойный, он не переживает, а вот Чимин, пусть и выглядит уже не таким посеревшим от нервов, всё равно нетерпеливо ёрзает на своём месте рядом с адвокатом.        — Обычно мы всегда оставляем детей отцам, — произносит судья, когда заседание примерно достигает своей серединной точки.        — Уважаемый суд, — отвечает Чонгук, когда судья просит его выступить с заявлением и ответить на необходимые вопросы. — Мой подопечный и его ребёнок связаны тесной эмоциональной связью. Потому и выдвинуто прошение.        Судья снова опускает взгляд в бумаги, чтобы что-то там отыскать.        — По результатам и полученной в процессе информации, суд принимает решение дать шанс Пак Чимину попробовать доказать свою дееспособность и возможность достойно исполнять родительские обязанности, — произносит судья — Хан Уён — омега среднего возраста, прожигая бесстрастным взглядом Чимина. — Господин Ким, поясните для истца, какие именно требования он должен соблюсти.        Сбоку поднимается высокий красивый омега, которого представили, как Ким Сокджина — представителя органов опеки и попечительства над малолетними. Он будет чётко и должно блюсти исполнение Чимином необходимого.        — Чтобы ребёнок остался с вами, господин Пак, в первую очередь, у вас должно быть жильё. У несовершеннолетнего обязано быть собственное спальное место, рабочая зона для развития, игрушки, одежда по сезону и достойное питание, содержащее в себе всё необходимое для нормального роста и развития ребёнка. Так же, соответственно, вы должны иметь работу, зарплата которой покрывает все расходы для проживания вас и несовершеннолетнего. Это — минимальный порог требований. Благодарю вас, уважаемый суд, — кивает Сокджин и снова присаживается на свой стул.        Судья вновь воззряется на омегу, который цветом лица почти приравнялся к белым листам бумаги, сложенных рядом с его ладонью.        — Вам ясны требования социальной службы и суда, господин Пак? — ровно интересуется судья.        — Да, ваша честь, — голос Чимина скрипучий, словно у омеги сильно пересохло горло.        — Предварительное слушанье по делу об определении места жительства Пак Юна объявляется закрытым. На исполнение требований суда Пак Чимину даётся два месяца, после чего будет объявлена дата первого заседания и подведение результатов после проверки вышеобъявленного соответствующими государственными органами, — объявляет судья Хан. — Дату заседания объявят адвокатам сразу после назначения.        Чимин кивает и встаёт, когда с места поднимается судья, он весь трясётся, словно осиновый листочек, заламывает пальцы, поджимает губы, и, как только им становится позволенно двигаться с места, срывается к сыну. Чонгук размеренно движется за ним. Не так уж и плохо. Если Пак имеет работу и сможет снять жильё, то Юн останется с ним.        Джехва — а это именно он, стеной вырастает рядом с миниатюрным по сравнению с ним Чимином. Он сразу же вынуждает Чонгука напрячься, а альфу внутри — ощериться. Высокомерный вид, аккуратный, одетый с иголочки, словно бы показывающий превосходство над всеми остальными, этот мужчина никого не считает себе ровней. Тэхён рядом с Чимином тут же тоже весь обращается в агрессию, закрывает друга собой, чтобы у Джехва не было и шанса приблизиться к Паку.        — Я просто хочу обнять сына, Чимин, — тихо, но до дрожи холодно произносит альфа, и Чонгук буквально видит, как Чимин весь сжимается от напряжения.        Влезать Чонгук не собирается — они в зале суда, ещё не вынесено решение относительно проживания малолетнего, к тому же альфе не стоит никак проявлять агрессию к клиенту оппонента или позволять Чимину выходить из себя. Здесь всё видят и запоминают, за ними всё время будет следить зоркий глаз с противоборствующей стороны.        Юн опасливо поглядывает на Джехва, и Чимин, как-то уменьшившись, позволяет альфе подхватить сына на руки. Но вся гамма эмоций отражается на лице омеги — вся ярость, всё недовольство.        — Господин Пак, нам ещё нужно кое-что будет обсудить с господином Кимом и вами, — вклинивается Чонгук в разговор, ненадолго отвлекая Чимина от того, чтобы соколом наблюдать за Джехва, о чём-то тихо разговаривающем с Юном.        — Да, хорошо, — понуро выдаёт он, словно находится в прострации, и Чонгук рассматривает его меняющееся от присутствия мужа взгляд. Что-то не даёт ему покоя, что-то тревожит адвоката во взаимоотношениях этих двоих. Словно незакрытая дверца, всё ещё только притворённая, но не запертая до конца, потому оставляющая простор недосказанностям.        — Я буду ждать вас снаружи, — бросает напоследок Чон и, придерживая папку с документами, необходимыми для прошедшего слушанья, уходит прочь, намереваясь спуститься в фойе.        Тревога заполоняет нутро. Чон отчего-то, увидев взгляд Джехва, ощущает: этот тип не сдастся просто так. Альфа из категории людей, которые своё не просто зубами выгрызают, а ломают вместе с костьми, не чураются ничего, обманывая внешне благополучной картинкой. Но как вывести Чимина на диалог? Как выведать подробности, которые могут являться значимыми для этого дела? Он пока не понимает, но попробует разобраться. Во-первых потому, что ему правда хочется, чтобы Чимин выиграл это дело. Видно, что омега любит своего сына, видно, как он не желает с ним расставаться. Во-вторых, Джехва попросту ему не нравится. Хочется смазать с этой физиономии довольное выражение, хочется, чтобы этот мужчина испытывал отчаянье от своего положения.        И внутренняя чуйка вдруг подсказывает Чонгуку, что может оказаться довольно-таки непросто.

♡♡♡

       Юнги стоит в фойе здания суда и нервно притопывает ногой. Заседание должно вот-вот начаться, его клиент безбожно опаздывает, что не сулит им ничерта хорошего. Желваки на скулах ходят ходуном от переживаний, такое пустяковое дело Мин не может попросту просрать из-за того, что его подопечный — абсолютно инфантильный, безобразно несобранный альфа. Адвокат снова нервозно шлёпает подошвой дорогих туфель о кафель, которым выстлано пространство фойе. Он в очередной раз выуживает из кармана классических брюк смартфон, чтобы набрать чужой номер. Хочется, конечно, высказаться крайне грубо и буквально ментально оттягать взрослого безалаберного мужчину за уши, однако на подобное Мин не имеет права.        Он видит Чонгука краем глаза — коллега кивает ему, но не подходит, потому что его ловит серьёзный высокий омега с невероятно пушистыми, словно облако, волосами, и оба утопают в своём разговоре. Надо бы спросить Чона, как прошло их слушанье. В последние дни, с тех пор, как Чонгук взялся за клиента Кана, он сам не свой. Пропадает с родаров, постоянно находится в прострации, что на альфу крайне не похоже, не делится, не злорадствует.        Не то чтобы они с Чонгуком враги. Соперники? Да, им интересно соревноваться, находя увлекательность в собственной работе, интересно устраивать словесные баталии и споры, филосовствуя на те или иные темы, приятно посидеть в баре после работы за кружкой пива и парой плошек жареного говяжьего мяса. Юнги не признается засранцу, что тот больше ему друг, нежели соперник, у них просто дружба вот такая — своеобразная.        Он, слушая длинные гудки и зажимая подмышкой портфель, чтобы глянуть на наручных часах, сколько ещё будет задерживаться его клиент, отворачивается от лестницы, ведущей на второй этаж суда, и это становится его ошибкой. На смартфон начинает поступать звонок, дисплей показывает имя настойчивого бывшего парня, от которого на днях избавился альфа, и нервы накаливаются, до предела натягиваются, будто гитарная струна, звенящая и готовая вот-вот лопнуть. Юнги почти рычит от раздражения, кто-то рядом весело щебечет по телефону, однако Мина и это бесит. Его нервы вот-вот рванут.        Юнги оборачивается, намереваясь пойти покурить и попсиховать, раз клиент так жестоко обращается с собственной судьбой. Ему-то — Мину — что до его будущего? Он согласился помочь, но разве помочь человеку можно, если он сам себе отказывает в протянутой руке? Так безответственно относиться к своему имуществу — это ещё надо постараться.        Резко обернувшись, Юнги не успевает вовремя среагировать, как в него влетает красный вихрь, врезается и звонко, высоко вскрикивает. Грудь альфы обжигает горячим всплеском, Юнги отшатывается и с охреневанием глядит, как по его идеально белой и отутюженной рубашке расплывается коричневое пятно. На полу сидит, хлопнувшись прямо на задницу, то самый алый вихрь, а если быть точнее — омега с поразительно красными волосами в таком же красном пиджаке, усеянном пайетками. Он удивлённо и даже шокировано глядит на то, что происходит вокруг них. На свою одежду, прилипающую к худенькому телу, на рубашку, безнадёжно и безвозвратно испорченную вместе с брюками, на охреневшее лицо адвоката, спрятанного за стёклами квадратных очков.        Поднимает взгляд на Юнги, и у того окончательно срывает резьбу. Надоедливый Ён, опоздание клиента, невозможность до него дозвониться, а теперь ещё это красное… нечто.        — Ты совсем от своих блестяшек ослеп? Не видишь, куда идёшь? — шипит, просвистывая сквозь зубы каждое слово Юнги, пока создание пытается подняться с пола и оттянуть вульгарную пёструю майку, прилипшую к груди.        — Эй, ты чего так разговариваешь? — выдыхает омега, сразу же принимая боевую позицию, как обороняющаяся хищная птица. Перышки надыбливаются, красные волосы почти подпрыгивают от вспыхнувшего в небольшой фигуре гнева. — Это ты развернулся резко и сбил меня!        — Да ты даже не смотрел, куда идёшь! — взрывается Юнги, стискивая корпус телефона так, что тот почти скрипит. Он ощущает, что больше этот день невозможно просто испортить. — Упёрся в свой телефон, как глупая курица, и не видел, что стоит человек.        Омега наконец поднимается, его губы в форме сердца сжимаются в плотную линию от гнева.        — Ах ты бандерлог неотёсанный, — вскрикивает он разъярённо. — Тебя отец не учил, как с омегами надо разговаривать? Хам! — и… выплёскивает остатки кофе из стаканчика, зажатого в длинных пальцах прямо в лицо Юнги.        Тот опешивает ещё больше, раскрывает пошире рот и ошалело глядит на раздраконенного парня. С его волос стекают капли тёплого, благо не горячего, кофе, очки всё в напитке, а с чёлки невероятно сильно капает, словно Юнги попал под дождь. Альфа почти утробно рычит, скалит зубы, не имея возможности как следует разглядеть омегу, который, видимо, испугавшись собственного поступка, прижимает пальцы к губам.        — Твою…        — Адвокат Мин! — запыхавшийся прибегает его опаздывающий клиент, и ястребиный, взбешённый взгляд альфы обращается к нему, отчего немолодой мужчина вдруг испуганно сжимается. — Ох, Господь… что…        Но Юнги снова оборачивается на бестию, снёсшую ему сегодняшний день и закопавшем его окончательно в преисподнюю. Видит, как гордо вздёрнув подбородок, омега ретируется к невысокому красивому мужчине с ребёнком на руках, громко топает ботинками на высокой платформе и перебирает длинными ногами, удаляясь. Рядом с незнакомцем с ребёнком стоит Чонгук, по всей видимости тот — его клиент.        Но Юнги нужно торопиться. У него есть запасные вещи в машине, потому, всучив клиенту папку и что-то гаркнув гневное, альфа улетает на парковку к своему седану, чтобы в срочном темпе переодеться. Ничего, ничего, Юнги на то и профессионал своего дела, так эту ситуацию он не оставит.