Звездочка, которую надо беречь

Запах палаты: медикаментов в колбочках и спирта на ватах, и использованного пластыря и пластика емкости капельницы, пиленого гипса и чистого постельного белья, пустого супа и печеного яблока с творогом в середине, печатных газет и дорожных томиков с кроссвордами. Это все въелось в одежду и волосы быстрее, чем запах искусственного льда. Территория больничного городка походила на мир под колпаком. Там всегда светило солнце и пели птицы, в обед таяли сосульки и барабанили по подоконникам, а дворник после каждого снегопада расчищал тропинки и отряхивал разлапистые кусты, чтобы не сломались. Даже окончательно придя в себя на вторые сутки, Сережа ни с кем не разговаривал. Он лежал, впечатавшись носом в стену и подтянув здоровую ногу к груди. Он часто обнимал себя руками и шмыгал носом. Сотрясение мозга средней тяжести, трещина в подбородке, зашитый язык, сбитый позвонок в шее, вывих плеча и перелом ноги со смещением. Плакало спортивное будущее и золотая медаль. Даже если все и срастется, как нужно, родственники костьми лягут перед входом на лед. Сережа это понимал. Через постоянную дрему он слышал тихий плач матери и неуверенно-успокивающий голос отца. Все слова проходили мимо, он даже не оборачивался. «Мальчику нужен полный покой» и уже не получаешь пощечины, что не слушаешь, не смотришь в глаза и не реагируешь. Его не трогали, боясь навредить. Нет. Его не трогали, боясь заразиться. Сереже снилось море. Оно шуршало пеной и выбрасывало на берег ракушки. Потом волны раздвинулись и вышел огромный дядька. Его шляпой был корабль, а повязкой на глаз служил пляжный зонтик. Он постоянно спадал, и дядька ругался на чистом немецком. Потом вокруг закружились рыбы в балетных пачках. Единственный вопрос у Сережи был, почему они не соскальзывают. На смену рыбам пришли дети, но адекватности было мало — они начали плеваться водой, которая превращалась в мишуру и застилала все вокруг. Сережа продолжал идти в этом месиве, пока окончательно не запутался и не упал. Тут на олене задом-наперед прискакал Артем и стал рубить воздух сверкающим мечом. Тогда Сережа спросил, порежет ли он ему глазированный сырок, а то из-за травмы подбородка жевать он ничего не может. Под мечом сырок превратился в лягушку, в две лягушки, если быть точнее, и они ускакали куда-то в сторону. Тогда Артем вынул из кармана морковный сок, облился им, и с воинственным кличем: «Раз, два, три, прыжок-разворот!» Бросился на великанского дядьку, все еще поправляющего зонтик на глазу. Поразив его ноги с первого удара, Артем наклонился к морю, достал трубочку и начал пить. — Это Адриналин Раш по скидке? — спросил он у лежащего Сережи и продолжил. А дядька вдруг запел тоненьким голоском песню снежинок и рассыпался сотнями орехов. Сережа проснулся с головной болью и болью в сердце — Артем к нему ни разу не пришел за все время. По крайней мере, он его не видел. — Тема, где же ты… — проскулил Сережа и выдохнул в подушку. — Неужели ты обманул меня, и мы не пойдем в «Дивный сад»? — Пойдем, конечно, пойдем, ты только поправляйся скорее, — донеслось сонное. Сережа подпрыгнул, стиснул зубы, чтобы не закричать от боли, и перевернулся на другой бок. Артем сидел на полу у изголовья кровати, а голову положил на согнутые руки на матрасе. Такой встрепанный, заспанный и родной (так же уже можно говорить?) Слезы покатились по Сережиным щекам, а Артем с дрожащей улыбкой стал ловить их пальцами. — Поплачь, поплачь, легче станет, — шептал он и утыкался лицом в его белые худые пальцы. — Сейчас отпустит, сейчас. Сережа верил. — Моим самым большим страхом было забыть тебя из-за сотрясения, — немного успокоившись, с усилием проговорил он и поднес к губам руки Артема. — Забыть вообще все, потерять. — Я боялся потерять тебя в принципе, — выдохнул тот и отвернулся. За окном начинался рассвет. Ярко-малиновое солнце бросило блики на зеленую больничную стену, на часы-тарелку, перетекло в соседнюю палату. Где-то заработало радио. — Тем, ну… — Мы сыграли «Щелкунчика», — Артем повернулся и в упор посмотрел на Сережу. — Прости, что украл частичку тебя и сыграл твою роль. Я единственный из коллектива знал ее наизусть. — А кто же тогда был Фрицем? — странно, но воспоминания о тренировках и самой сказке разливали приятную грусть внутри. — Максим, — усмехнулся Артем. — Он и без репетиций так себя ведет. Отыграл на сто процентов. — Понятно, — Сережа хотел еще что-то сказать, но усталость уже набрасывала липкие нити на больной организм. — Знаешь что… — спустя минут пять, снова заговорил Артем. — Я не против, чтобы ты забрал мою жизнь… Нет, не в этом смысле, нет! — он замахал руками, видя истинный испуг в глазах напротив. — Тебе не нужна никакая операция, просто я вспомнил наш с тобой первый день. Про сок и булочку, помнишь? Во-от, а я тебе скажу, я очень хочу, чтобы ты был в моей жизни. Чтобы ты ее забрал, чтобы ты жил в ней, если тебе нравится. Пусть мы будем похожи, пусть мы пойдем по одной дороге судьбы, я клянусь, я защищу тебя ото всего, от чего смогу. Сережа в ответ лишь засопел. — Спишь уже? Так быстро, — присвистнул Артем и тут же улыбнулся. — Спи тогда, выздоравливай. У нас будет еще много времени об этом поговорить. Сделать верный выбор. — Люблю тебя, Тем, — сквозь сон прошептал Сережа. — И я тебя, — отозвался тот и коротко прикоснулся губами к его виску.