Там, где всему этому конец

      Ночь была черна, но прозрачна; вязкая густота воздуха приглушала жизнь по ту сторону тонких стен казалось бы бумажной комнаты — Джея это не беспокоило.       В стенах квартиры он не чувствовал, как сквозистой завесой тянулась ночь, как позже она подступала со всех сторон валами черноты. Лёгкий ветер пробивался через приоткрытое окно, играл с плотной тканью штор, шевеля массивные складки, обволакивал открытые участки кожи, а когда подбирался к ранее уложенным волосам, не сильно трепал их, возвращая в реальность.       В интимном сумраке длящейся ночи воображение продолжало рисовать Джею блеклые картинки. Яркость они набирали со временем: сперва им следовало избавиться от размытости образов и набрать резкости, лишь после продолжали наполняться красками. Краски разнились, сменялись и испарялись, а подсознание продолжало рисовать новые и новые повороты событий, неизменно приводящие Пака к одному исходу. Это продолжало храниться глубоко у Джея в душе, внутренние переживания сотрясали былое равновесие и медленно выбивали его из колеи привычных событий, в однородно сменяющейся череде которых таким моментам, сродню этому, едва ли оставалось время.       Пак заменял крупицы свободного времени работой.       Комнату освещали лампы — их разнящееся множество, — свет смешивался, отбивался от предметов и резал глаза, напоминал Паку об усталости, о необходимости сделать перерыв, а он продолжал игнорировать её признаки. Взгляд бегал по тёмному тексту, слишком ярко контрастирующему с белой страницей, перепрыгивал со строчки на строчку, пропускал абзацы, а после вновь цеплялся за слова, возвращавшие его к началу предложения.       Работа над диссертацией шла медленно, и Джею причина была ведома, открытым оставался лишь вопрос того, хотелось ли Паку с ней соглашаться. Внутренний голос ответ знал — подсознание же всё ещё противилось, придумывало отговорки, и у Джея не оставалось выбора, как соглашаться со вторым, ведь только так казалось проще.       Джей покусывал нижнюю губу, языком спотыкался об образовавшиеся ранки и вовремя останавливал себя от ненарочного создания дополнительных. Пак продолжал всматриваться в текст: прежде, чем начать работу над новым разделом, ему предстояло ознакомиться с собранной до него статистикой патологических исследований, изложенных на двухстах страницах опубликованного материала, в последствии чего он сможет прийти к ясному умозаключению о прогрессии развития костного склероза у молодого поколения, подверженным иммунным заболеваниям. Колоссального прорыва в науке это бы не сделало, однако присвоило профессору Джею Паку желанную докторскую степень, избавив от статуса кандидата наук.       Пальцы правой руки крепко зажимали автоматическую ручку, комната наполнялась характерным клацаньем — стержень появлялся и тотчас скрывался в корпусе; секундой позже всё повторялось. Джей был точно уверен, что эту ручку ранее ему преподнесли как подарок. Чонвон не был невежествен, однако в тонкостях медицинского этикета разбирался мало. Ян вручил скромный подарок в день отъезда Джея в Америку, неловко запинался, объясняя свой подарок, и вовсе не хотел прощаться. Пак же мало показывал это внешне, однако всё же находил это до невероятного на Яна похожим, и он вовсе не скрывал сам от себя, что эти черты Чонвона ему определённо импонировали.       Нравилось и то, как в памяти всё были свежи воспоминания с того разговора в аэропорту полутора годами ранее, когда Чонвон всё же смог объяснить собственный небольшой подарок тем, что «каждому уважающему себя преподавателю и врачу нужна хорошая авторучка», а сам Джей, мало зная, как мог выразить свою благодарность, отцепил пальцы от ручки чемодана и притянул Яна ближе. Он точно помнил, что шептал трепетавшие не только собственную, а ещё и чужую душу слова, зарываясь пальцами в волосы на затылке, и вовсе не желал отпускать.       Скромный подарок — Джей любил уделять внимание мелочам.       Мысли не задерживали его с Чонвоном долго. Вернее сказать — переключались на работу и отвлекающие факторы так скоро, насколько это казалось возможным, пока всё ещё мальчишеское сердце не начинало изнывать, пока не хотелось совершить глупостей.       Джей прокрутил колёсико мышки, на монитор медленно сползла новая страница, и Пак обнаружил себя на начале нового подраздела. Из груди выбился уставший выдох, на губах задержавшийся истомным мычанием и рассеявшийся в тишине небольшой комнаты. Взгляд проскользил по монитору компьютера и миновал его, упал на поверхность дубового стола, перепрыгнул на расположившееся поодаль окно. Джей обессиленно заметил, что ночь тянулась блеклой пеленой, неспешно отступала, но совсем не спешила сменяться поджидающим рассветом.       Руки потянулись к очкам, тонкая оправа которых удерживала стёкла на переносице и от длительного использования давила на неё. Джей стянул их, в линзах бликом отразился свет от лампы и быстро исчез, и вовсе не потому, что сменился новым, а потому, что Пак устало прикрыл веки.       Оба локтя соскользнули с дубовой столешницы, лаковое покрытие под кожей ощущалось невесомым и едва ощутимым. Джей продолжал зажимать дужку очков между пальцев, когда устало запрокинул голову, устраивая ту на спинке кожаного кресла, устремив взгляд в потолок. Предметы вокруг теряли ясные границы и становились более похожими на едва различимые очертания, яркий свет резал глаза и заставлял чаще моргать. Секундами позже ясность мира стала медленно возвращаться, забирая с собой и самого Пака.       В подобном положении, отложив работу, он просидел не долго. Забрезживший рассвет медленно стал касаться высоких окон снимаемой квартиры, ещё не вплотную, но старательно подтягивая небо к неплотно закрытым шторам, пропуская слабый — едва ли не серый — свет зари в комнату. Свет висевших под потолком точечно разбросанных ламп ещё не стал блекнуть, только медленно тускнел, но Джей всё ещё видел в нём нужду.       Рассвет приближался, а Паку так и не удалось сомкнуть глаз. Утешение находилось лишь в том, что в силу вступал последний на этой неделе выходной, впрочем, подобным фактом омрачая существование понедельника как такового.       Джей молча встал из-за стола, только шорох колёсиков кресла разрезал умиротворяющую тишину, и вышел на веранду. Дверь скромного балкончика отворилась едва ли беззвучно, смешалась с шёпотом удаляющейся ночи и стрекотом сверчков. Вместе с тем в царившем спокойствии рассеялся и характерный звук, изданный компьютером, оставшемся в полнейшем одиночестве в пустой комнате, известивший о новых уведомлениях на рабочей почте. До Джея долетели только отголоски, и факт произошедшего зазвенел в голове мыслью о том, что возвращаться ему не хотелось. Ему удалось убедить собственный внутренний голос, что он вернётся к сообщениям немного позже.       Босые ноги ощущали тепло не остывшего за ночь камня, воздух был полон таинственных звуков, среди которых так ярко выделялось стрекотание в листве над теннисным кровом, гул редко встречавшихся автомобилей; чьи-то одинокие шаги на задворках жилого комплекса, которые постучали по бетонным ступеням, проскрипели по щебёнке, через время возвратились и прозвучали в обратном порядке, со временем стихли вдали. Над чернильной гладью возвышались стены ставшего уже родным университета, неяркие фонари освещали кампус, и даже с такого расстояния, разделяющего их, Джею всё ещё казалось, что на территории сновали туда-обратно студенты, не видавшие сна сродню ему самому. Впрочем, заявление на правдивость подобного сценария быстро отмирало, как только встречалось с неоспоримыми фактами ясности происходящего: поздней воскресенской ночью — быть может, вернее было сказать ранним утром — территория всё ещё была закрыта.       Джей стоял на веранде, вовсе не преследуя какой-либо определённой цели. Хотелось освежиться, почувствовать, вопреки всем ожиданиям, не сильный тёплый ветер, раскачивающий листву на деревьях, а вместе с тем и легко поигрывающий с волосами. Пак отчаянно искал в этом умиротворение, желал подобным образом сгладить углы собственной усталости и отыскать желанный покой. Он мало знал, работало ли это на самом деле, или причина крылась лишь в том, что ему хотелось верить. Эффект плацебо — никак иначе. В груди горело сожаление, и Джей причину знал. Подобные чувства продолжали изредка посещать его, напоминая о том, что его место было не здесь.       Полтора года длились тягостно. Слишком медленно, чтобы сперва ведущий отчёт дней Пак сбился и потерялся в однородной череде событий, ведущей его, казалось бы, по кругу. Как бы сильно не хотелось убеждать себя, что он жертвовал собой для высшего блага, Джей больше не знал, имело ли всё это смысл до сих пор. Хотелось верить: жертва не напрасна. Всё лишь потому, что он поставил многое на эту поездку; на него положили не менее возвышенные ожидания.       «Разве цель оправдывает средства?» — слова звучали в голове голосом Сонхуна, и Джею приходилось понимать, почему друг считал ответ «нет» верным. Джею же следовало соглашаться с тем, что тяжёлая работа непременно должна была окупиться. И в факте этого он был уверен, не знал лишь только, как скоро это произойдёт, а потому отбрасывал ненужные ожидания, соглашаясь неспешно плыть по течению ранее распланированных событий.       Во всяком случае, это было не настолько уж и плохо.       Джей победно выдохнул, усталость медленно брала над ним верх. Рука подлетела, проскользив по дереву перила, подушечка большого пальца провела по чувствительной коже губ, натыкаясь на и спотыкаясь об новообразовавшиеся небольшие ранки; одна из них снова слабо кровоточила, заставляя не выраженный ярко металлический вкус растворяться на языке. Его голова медленно пустела: мысли растворялись в пелене, окутывающей разум, и больше не звучали так громко, насколько вовсе могли; со временем им удавалось раствориться без остатка. Больше не было ярких картинок, живописных воспоминаний — всё медленно блекло, и Джей поднимал, к чему всё шло: ночь отступала.       Дверца на балкон осталась открытой, когда Пак вернулся в комнату. Выключатель погасил весь ранее включённый свет, всё менее и менее казавшийся ярким в восходящих лучах утреннего солнца, то тут, то там пробивающихся через приоткрытые шторы. Свежий воздух медленно пробирался в обитель, заполнял пространство, и Джей чувствовал, как вместе с тем голова наливалась усталостью, а ноги подкашивало. Он словно был пьян, оставаясь трезвым.       Джей больше не возвратился к компьютеру. Пак только кинул быстрый взгляд в его сторону, заметил, что монитор уже погас, и удовлетворённо выдохнул, сам для себя одними только губами прошептав «одним делом меньше».       Он приземлился на кровать, отогнул край лёгкого летнего одеяла, и без того казавшегося Паку до невозможного тёплым, и позволил себе отвлечься всего на мгновение. Телефон, опущенный экраном вниз на стеклянной поверхности прикроватного столика, завибрировал, содрогая нависшую тишину, и проделал это ещё несколько раз, прежде чем Джею удалось убедить себя, что он ответит Сонхуну позже. Пак был точно уверен, что тревожил его именно лучший друг — любые другие варианты медленно осмысливались им и принимались такими, что были не способны на существование, а потому вывод оставался только один — Пак Сонхун.       Когда голова коснулась подушки, Джей больше не думал. Усталость медленно растеклась по всему телу, заполнила каждый участок и отдалась расслаблением, последовавшим чуть позже. Когда прикрылись и подрагивающие веки, мысли больше не возвращали его к диссертации, избавили Джея и от излишней внимательности к деталям.       Наступление безмятежного утра ознаменовало для Джея потрясение. Он не ощутил это сразу, подобное чувство Паку привычнее было сравнивать с медленно наматывающимся мотком, когда один конец больше не было возможно увидеть, а второй не спешил показываться, всё никак не развеивая завесу общей таинственности. Таким образом, ему казалось, что день хоть и начался позже обычного, всё ещё мог не претендовать на статус такого, что выходил за пределы давно устоявшихся рамок рутины. В свои в преподавательской деятельности частые выходные он чаще всего спешил уделять время диссертации, и всё лишь потому, что более работы находить не получалось.       Пак проснулся поздно; не ужаснулся, когда, потянувшись к телефону и подняв тот с прозрачной поверхности, взглядом встретился сперва с мутным собственным отражением, а позже с временем на циферблате. Тогда глаза пробежались и по множеству непросмотренных уведомлений, выстроившихся в горизонтальных ряд, где часть всё продолжала скрываться, выжидая своей очереди. Джей усмехнулся и не знал, чему именно: тому, что продолжал игнорировать частые сообщения, или всё же тому, что позволял им приходить. Разницы в этом было мало — именно так ему и думалось, — но сути это не меняло.       Джей медленно встал — сполз с кровати и позволил себе забыться на мгновение, оставив одеяло небрежно лежать скомканным на кровати. Ноги понесли Пака на кухню, там — к кофемашине. Тёмный напиток медленно падал в белую чашку, капельки разбрызгивались и стекали вниз по стенкам — ничему не удавалось сбежать; комнату наполнял характерный шум, привыкнуть к которому Джею так и не удавалось.       Пока готовился кофе, Пак вернулся к телефону. Он нащупал тот в кармане светлых шорт, подхватил за край и выудил из плена ткани. Джею удалось осознать свои действия намного позже, чем руки сделали всё за него. Выбран оказался нужный чат, сообщение отправилось незамедлительно.

      «Ты занят сейчас?»

      Слова смотрели на него с экрана, а горящая жёлтым единица резала взгляд. Джей и не замечал, как в ожидании ответа несильно пальцем постукивал по корпусу сотового, как перечитывал ранее отправленные и всё ещё не скрывшиеся новой перепиской сообщения.       Когда исчезла бросающаяся в глаза цифра, Джей обрёл надежду. Троеточие, появившееся внизу экрана, приковало его к телефону, а когда показалось новое сообщение, уголки губ медленно потянулись вверх.       «Нет»       «У меня перерыв»

«Наберу?»

      Возможно, мольбу, заложенную в скоро отправленное сообщение, мог разглядеть только сам Джей, однако даже само осознание того, что подобные чувства продолжали появляться и трепетать где-то в груди, заставляли его верить, что он не безнадёжен.       А ведь он и не был.       Вопреки тому сценарию, что казался наиболее логичным, Джей не получил ответ. Сообщение осталось просмотрено, а нового так и не последовало. Пака нервничать это не заставило, тогда с губ слетела лёгкая усмешка, вырвавшаяся из груди тихим хмыканьем, а губы тронула ещё одна улыбка. Телефон завибрировал секундой позже — вечно беззвучный режим заставлял Джея подозревать о том, что мелодию собственного звонка он так и не вспомнит.       — Ты поздновато сегодня, — в голосе, раздавшемся из трубки, не было порицания, одно лишь беспокойство, которое, Джей точно знал, смешивалось с принятием ситуации. Он вовсе и не замечал, как улыбка на собственных губах продолжала тянуться вверх, обнажая белые зубы и вместе с тем — подлинные эмоции.       — Почти не спал ночью, — сознался Пак, прижимая телефон к уху плечом. Руки потянулись к приготовленной чашке кофе, первый глоток пришёлся во время недолгой паузы.       — Я должен начать беспокоиться, — протянул собеседник.       — Если ты начнёшь волноваться, Чонвон, тогда я не смогу найти себе места, — Пак усмехался, растягивал слова и делал ударения на некоторых из них. Из трубки полился лёгкий смех, продлившийся недолго, но и без того нашедший отклик в ответном тихом мычании Джея.       — Должен заметить, ты сам даёшь повод, — промолвил Ян, и теперь они оба понимали, что серьёзности этого разговора им не сохранить.       Джей ничего не ответил, лёгкий смешок покинул губы с отчётливо разбираемым «ха», смешавшемся с остальными звуками, окружающими Пака. Он подхватил чашку со стола и направился в спальню, тёмная жидкость покачивалась в ёмкости в такт шагам Джея, норовя выскользнуть, но так подобному и не поддаваясь. Пак слышал, как из динамика раздавалось спокойное дыхание Чонвона, подсознание скоро рисовало живописные картинки, заставляя Джея в самом деле ощущать, будто Ян был рядом.       Джей не позволил тишине повиснуть надолго, затмив их и без того редкий разговор. Подобные моменты оценивались Паком как те, что он продолжал лелеять; как те, которые всё ещё держали его на плаву, именно потому он не желал терять драгоценное время, чувствуя, как-то, словно песок, ускользало от него. Джей поспешил перевести тему, и тогда с губ сорвалось:       — Я скучаю, Чонвон.       Слова повисли в воздухе, и голос звучал эхом, отбиваясь от стен. Пак был уверен, что Ян определённо услышал тоску его тона, разобрал и то, какой истинный спектр чувств крылся за этими словами. Чонвон был молод, но не невежествен своей молодостью — Джей это ценил.       Пак поджал губы, падая за письменный стол. В трубке раздалось тихое мычание, Ян протянул звуки, и Джей был точно уверен, что Чонвон — где бы он в самом деле не находился — сперва заозирался, осматриваясь по сторонам, а после прикрыл рот свободной рукой в надежде скрыть не только то, как растягивались в умиротворённой улыбке губы, а и тёплый румянец, медленно ложившийся на щёки.       — Я не стану отговаривать тебя от этой поездки, — секундами позже сказал Ян. Его голос звучал размеренно, и Джей не слышал в этом притворства. Пак знал, что Чонвон поймёт. — И тем более не хочу, чтобы из-за меня все твои полуторагодовалые труды ничем не окупились, — закончил он после недолгой паузы.       — Но… — выдохнул Джей, зная, что это обязательно должно было последовать.       — Но… — повторил его интонацию Ян. — Но я не хочу это скрывать, — и на выдохе закончил: — Мне тебя не хватает, Джей.       Пак откинулся на спинку кресла, та поддалась напору и несильно прогнулась. Джей запрокинул голову к потолку, едкое чувство дежавю стало жечь в груди. В ответ подобным движениям волосы растрепались, упали на глаза и заставили Пака расчесать их пальцами, приводя в порядок или что-то отдалённо напоминающее этому подобие. Взгляд бегал по потолку, перепрыгивая от одной лампы к другой, адамово яблоко подрагивало, в общей мере выдавая подлинные эмоции, копившиеся в теле нарастающим жаром.       Джею хотелось задержаться в подобных чувствах чуть дольше: подобные моменты были для него слишком ценны, но внутренний голос, эхом раздавшийся в подсознании, позволил ему обмякнуть в кресле и, сильнее сжав рукой приложенный к уху телефон, медленно протянуть буквы, собирая те в слова.       — Ты противоречишь себе, Чонвон, — заметил Пак, губы тронула усмешка; он не мог противостоять. Собственный голос звучал так, как никогда прежде: подлинные чувства переплетались в тоне, и тот пропитывался разнящимися красками.       — Почему же? — в голосе Яна слышалось чистейшее недопонимание. Джей был уверен, что брови Чонвона медленно поползли вверх, а губы сомкнулись в тонкую линию у него на лице. Перед глазами стояла до невозможного живая — едва ли не осязаемая — картинка.       — Говоришь, что не хочешь, чтобы я бросил всё здесь, но своими словами заставляешь меня желать купить билеты на ближайший рейс.       — Говорю я? Это не то… — начал Ян, но не договорил.       — Знаю, знаю, — на выдохе промолвил Пак и вовсе не сдерживал облегчение, проскользнувшее в голосе. Это была игра, правила которой известны были им обоим.       Они снова молчали. Подобные моменты Джеем никогда не рассматривались как недостаток слов, которые они могли сказать друг другу, подобным моментам Пак уделял особенное внимание, наделяя те нетривиальным смыслом, крывшемся в ускользающих деталях. Ему нравилось считать подобное моментом их уединения, когда они просто могли наслаждаться друг другом, и Чонвону это было ведомо.       Пак хотел сказать что-то ещё. В голове роились мысли, а подсознание накапливало разные исходы событий, право, все ведущих к одному и тому же результату, в груди тлело тёплое чувство, заставляющее его задумываться о том, что расстояние, разделяющее их, ещё никогда не было таким ощутимым, нежели сейчас. Однако шанса ему не предоставилось.       Джей отчётливо услышал, как по ту сторону трубки стало доноситься разнящееся множество голосов: они переплетались и резонировали. Чонвону не стоило объясняться, Пак и без того осознавал ход событий.       — Мне нужно вернуться к работе, — сожаление проскользнуло в голосе Яна и полоснуло слух.       Пак промычал что-то неразборчивое в ответ, прикусил нижнюю губу, подобным образом борясь с внутренним огорчением, медленно растянувшемуся по груди, и всё же нашёл силы попрощаться.       — Береги себя, — протянул Джей; сердце трепетало.       — Обязательно, — сопровождённое тихим мычанием, отдалось в трубке. Джей был уверен: Ян умиротворённо улыбался его словам. И прежде, чем звонок оказался завершенным тихим шепотом раздалось: — Люблю тебя.       Джей отлепил телефон от уха в медленном жесте, пока в груди продолжало трепетать знакомое чувство. Он продолжал смотреть в потолок, подобное положение, в котором он сидел, сейчас казалось удобным, как никогда ранее, пока последние слова чонвоновым голосом эхом отдавались в подсознании, заставляя неосознанно проводить языком по губам.       Взять себя в руки ему удалось скоро. Пришлось прогнать окутывающую пелену, позволить теплу задержаться ещё ненадолго в груди, а после рассеяться. Пряное послевкусие недолгого разговора рассеивалось, увядало и медленно растворялось в привычном ходе событий, где серая рутина вновь и вновь пронизывала реальность его существования.       Пак тяжело выдохнул, отложил телефон на деревянную поверхность и выровнялся. Он пальцами подцепил небрежно оставленные ночью очки, секундой позже они удобно сели на переносице. Джей потянулся к кнопке питания компьютера, мысли медленно испарялись, а голова пустела — возможные отвлекающие факторы иссякали. Он вернулся к чашке кофе, к собственному сожалению обнаружив напиток уже остывшим, пока на мониторе играли краски и линии, свидетельствовавшие о его запуске.       Пак отвлёкся, осушил чашку и отставил её в другой край стола, исключая возможность разбить ту по неосторожности. Взгляд вернулся к компьютеру мгновением позже, пробежал по не закрытым вкладкам и замер. Уведомления с рабочей почты исчезли из всплывающего окна, однако отозвались воспоминаниями. Джею мысленно пришлось отругать себя за невнимательность и вместе с тем взъесться на отправителей за то, что писали ему в такой час прошлой ночью. Руки подхватили мышь, Пак перевёл курсор, вкладка с открытой диссертацией сменилась на пустую, мгновением позже на экране затанцевал курсор загрузки.       Рабочая почта Джея упорядочена не была — более нежелание, нежели проявление слабости и невнимания к деталям. Взгляд скользил по выделенным заголовкам, и Паку не понадобилось долго искать, дабы найти то, что поспешно приковало к себе внимание. Среди университетской рассылки ярко выделялся хангыль, а вместе с тем и едва разбираемый, но всё ещё узнаваемый логотип клиники.       Он не спешил открывать — во всяком случае, уверял себя именно в этом. Брови свелись к переносице, дыхание потяжелело, курсор подлетел к необходимому сообщению. Тихое клацанье мыши разрезало тишину, а после рассеялось, смешавшись с ней. Пак стал скользить взглядом по тексту, ощущая, как внутреннее потрясение отдавалось лёгким покалыванием в кончиках стучащих по дереву пальцах.       «Господин Пак Чонсон,       Мы берём во внимание Вашу занятость, потому надеемся, что данное письмо найдёт Вас в свободный для Вас момент. Данные Вашего ежеквартального отчёта были доставлены и переданы ответственным особам для дальнейшего их изучения. Однако центром этого письма данный факт не является.       Начальство клиники высоко оценивает приложенные вам усилия для работы учреждения и в поиске новых молодых сотрудников, именно потому настаивает на Вашем скором возвращении и закрытии Вашей международной командировки.       Мы осознаём внесённый Вами вклад, а также Вашу научную деятельность и именно потому выдвигаем Вашу кандидатуру на должность главного врача клиники. По Вашему запросу руководством больницы будет назначено другое лицо для окончания вышеупомянутой командировки.       Надлежащий указ про Ваше назначение уже подписан вышестоящими лицами и вступает в силу с момента его заключения. Опираясь на подобные основания, мы требуем от Вас наиболее скорого реагирования и возвращение в Корею в ближайшие из возможных сроков. По Вашему возвращении будет организовано совещание, на котором данные новости будут публично оглашены. Исходя из этого, клиника выдвигает собственное требование, заключающееся в Вашем ответе на данное письмо с указанием информации о дате Вашего возвращения.       С уважением,       от имени руководства клиники».       Голова Джея мыслями заполнена не была, когда взгляд встретился с последней строчкой письма и задержался на ней. Ему понадобилось пожертвовать несколькими мгновениями для того, чтобы ранее прочитанный текст стал медленно находить отклик в подсознании. Реакция собственного разума на это казалась неоднозначной: подушечки пальцев покалывало нетерпение, а сердце заходилось в ускоренном ритме, отдавалось глухим стуком в ушах и полнейшей пустотой в мыслях.       Пак часто заморгал, крепко ухватился за край стола одной рукой и притянул стул на податливых колёсиках едва ли не вплотную — те прошуршали по полу, поддаваясь напору, и остановились, когда тело Джея вплотную упёрлось в край стола. Ему понадобилось ещё раз просканировать взглядом текст, снова внять написанное, чтобы после позволить выдоху облегчения сорваться из груди, заполняя бумажную комнатушку характерным «ха».       Мысли стали возвращаться постепенно. Сперва в приятной истоме весеннего дня подсознание стало заходиться рисованием новых и новых поворотов событий, неизменно приводящих его к Чонвону, после же они спешили развеиваться, смешиваться с упрёками рациональности и серости будней. Разгоревшийся огонь пылающей надежды продолжал играть в груди.       Джей ногами оттолкнул кресло от стола и поспешил подняться. Меняющиеся эмоции заставляли его действовать импульсивно и неосторожно, путаясь в очерёдности действий. Паку потребовалось уделить время тому, чтобы привести мысли в порядок, после чего он обессилено вновь упал на кресло и, завертевшись на том, спрятал лицо в ладонях. Он не помнил, когда в последний раз весь богатый спектр эмоций овладевал им за столь короткий промежуток времени, полностью выбивая из однородности привычных событий.       Пак набрал в лёгкие кислород, резко потянув тот носом, и скоро выдохнул. Подобная практика хоть и не помогла обуздать сменяющиеся эмоции, но стала тем, вследствие чего Джею удалось упорядочить собственные мысли.       Руки легли на клавиатуру, из-под пальцев медленно полился текст: буквы собирались в слова, те — в предложения. медленно заполнившие ранее девственно чистое белое поле. Джей не был уверен, как много потратил на это времени. В тягучей пелене воздуха минуты сменялись медленно, растягивались, а после торопливо заменялись одна другой, путая Пака ещё больше. В общей сложности ничего из этого значения не имело, однако продолжало напоминать Джею поторопиться.       Он отправил ответное сообщение незамедлительно. В ответе, написанному руководству, Пак был краток и лаконичен, поблагодарил за предоставленную возможность и не удосужил адресата более, чем односложными ответами, разумно посчитав, что подобным его стилистическим предпочтениям никто не будет уделять внимание. В ответ на озвученную ранее просьбу он оставил предположительную дату собственного возвращения в Корею. Цифры были неточными, и потому Джей взял на себя обязательство в последующем письме сообщить достоверные данные, как только будет урегулирован ряд вопросов, всё ещё требующих его внимания.       Второй по значимости проблемой оставалось то, что Паку было необходимо уведомить руководство Стэнфордского университета о том, что его командировка была отозвана, что непременно значило то, что в экзаменационный период курс останется без преподавателя. Подобные мысли Джея огорчали, в сожалении сложившейся ситуации он поджимал губы и мысленно недовольствовался, что события наслаивались одно на другое и складывались подобным образом.       Копия заявления об его поспешном увольнении по собственному желанию вместе с сопроводительным письмом, в котором выражались истинные сожаления Джея об доставленных университету неудобствах, были отправлены на рабочую почту кадрового отдела, оригинал — надёжно запечатан в белый конверт, на котором небрежно и поспешно выводилась информация о получателе и отправителе.       Джей отпрянул от компьютера лишь тогда, когда на мониторе победно затанцевал курсор загрузки, когда стала темнеть выплывающее окно с подписью об успешном отправлении письма. Голова больше не шла кругом, впрочем, мысли продолжали роиться, поспешно сменяясь одна другой, а противоречивое чувство, ранее жгучим жаром собирающееся в груди, медленно подбиралось в горле комком и неспешно растворялось. Ему на смену приходили новые ощущения, рационального объяснения которым дать Джею не удалось.       Из небытия, в котором ему представилось оказаться, Паку удалось выкарабкаться тогда, когда взгляд проскользил по открытой ещё с прошлой ночи диссертацией. Курсор ввода монотонно и в то же время игриво мигал: исчезал на секунды и появлялся тёмной полоской вновь, вовсе не избегая своего последующего угасания. В нём продолжало бороться несколько противоречивых чувств, когда пальцы подхватили мышь, когда та повела курсор к правому верхнему углу, однако те не смогли повлиять на рассчитанный и спрогнозированный ход событий.       Вместе с тихим клацаньем кнопки, растворилось с сохранёнными ранее изменениями окно. Желанную докторскую степень он неизменно получит позже; настало время вернуться домой.

* * *

      Корея встретила Джея ранним утром вторника суматохой и сливающимся разнообразием звуков, какие наполняли здание аэропорта. Намерения задерживаться в его стенах Паком не овладевали, именно потому, как только его скромный багаж оказался у него в руках, он незамедлительно поспешил удалиться. Тогда им руководила разная смесь чувств: ностальгия медленно переплеталась с лёгкой тенью тоски, и теперь они обе плавили кожу, а нетерпение покалывало кончики пальцев.       Пак не был тороплив в собственных движениях — впрочем, именно так ему и казалось. Он оказался в салоне первого попавшегося такси и диктовал адрес с нерушимым спокойствием в тот миг, когда умело скрытое внутреннее беспокойство — или чувство, слишком ему сродное — заставляло сердце заходиться быстрым ритмом; от этого ощущалось, будто футболка неприятно липла к телу, а воротник поло едва терпимо щекотал шею.       Мало вещей казались привычными, однако даже так Джей чувствовал, что оказался в том месте, которому принадлежал. Политический патриотизм никогда не привязывал Пака к Корее, считался им слишком тривиальным и неспособным на существование в пределах собственной сущности, однако своё место он находил там, где были люди, которыми он дорожил.       В коридор пятого корпуса из распахнутых дверей лился яркий свет, блеклыми тенями омрачались только простенки, бережно заставленные искусственной зеленью в недвижимых горшках, выражающих собой старание создать иллюзию всецарящего уюта — их причудливые тени стекали по стенам и растекались по полу, играли на свету и зелёные листья, отдавая неприродным блеском. Фигура Джея не мелькала среди других: в пустынном коридоре, окутанным поглощающей тишиной, он был единственной живой душой. Вязкая густота тёплого воздуха приглушала его шаги, вместе с тем смешивая с отдалёнными окружающими звуками и скрежет колёсиков его чемодана.       Джей спешил, покидая кабину лифта, однако замедлял шаг, продвигаясь длинным коридором. Сердце заходилось частым ритмом, отдавалось в ушах и находило отклик в дребезжащих в голове мыслях, и даже так он не нашёл в себе желания остановиться, развернуться и уйти. Другие чувства были более сильны, и они диктовали правила.       Он остановился напротив монолитной двери, провёл тыльной стороной ладони по панели и без запинки набрал комбинацию цифр. Только после, в те недолгие секунды, отделявшие его неспешные действия от тихой трели замка, ознаменовавшее его разблокировку, голову стали отравлять возможные сценарии, суть которых крылась лишь в том, что код могли сменить. И вопреки его опасениям, всё осталось так, как было обещано: день его отъезда в Штаты отворил дверь в квартиру.       С порога Джея встретил лёгкий и ненавязчивый запах лаванды, которым неизбежно пропитывались все вещи в квартире, который окутывал лёгкие. Входная дверь закрылась у него за спиной, тихий щелчок и звук сработавшего замка — всё, что наполнило слух, поспешив раствориться в пространстве помещения.       Пак сделал неспешный шаг, а потом остановился. Фигура Чонвона чётко обрисовалась в дверях одной из комнат, как только он заметил движение и услышал шорох в прихожей. Свет упал на его лицо, яркие лучи утреннего солнца заиграли на молочной коже, масляными бликами стали переливаться в искрах тёмной радужки.       Они наконец смотрели друг на друга, считали секунды и шептали имена, звучавшие как заклятия. Два имени, которые долго не таяли в тягучей терпкости разгорячённого воздуха дольше всех других слов, других имён и дольше разнообразия окружающих звуков, звенящих в ушах. Чонвон смотрел на него и не двигался — Джей не желал прерывать момент так скоро.       Они накинулись на короткие минуты с жадностью влюблённых. Пока за окном играли проблески безмятежного утра, два имени снова поочерёдно вырвались из груди, заполнили освещённую комнату и не поспешили растворяться в воздухе, отбиваясь эхом от стен и находя отклик в истосковавшихся душах.       — Джей…       — Чонвон…       Неровный выдох со стороны Яна, и они подлетели друг к другу, бросились навстречу, словно подхватило ветром, сумевшим пробиться через плотно закрытые окна. Руки Пака подхватили чужую талию, крепко обвились вокруг и прижали юношеское тело ближе. Он прикрыл глаза, собственной грудью ощущая тёплую чонвонову, осязая, как та вздымалась и опускалась при частых вдохах и выдохах, и испытывал едва ли болезненное облегчение, расходившееся паутиной вен, когда тихим глухим стуком чувствовал учащённый ритм чужого сердца. Джей клялся: то заходилось не сильнее собственного.       — Ты вернулся, — умиротворённо протянул Чонвон, дыханием лаская открытую кожу на шее у Пака, где-то рядом с родимым пятном. Его голос слегка надрывался, однако вместе с тем тон окутывала безмятежность.       Джей не нашёл подходящих слов. Только сильнее зарылся носом в открытое тканью плечо, ощущая тепло чужого тела и желая полностью отдаться этому чувству, и поспешил наполнить лёгкие его запахом, пропитать те без остатка и восполнить все проведённые в одиночестве дни одним разом. Чонвон льнул ближе в ответ. Пак был уверен: Ян приподнимался на носочках, оказываясь всего в сантиметрах, чтобы оторваться от пола, когда тянулся к нему, однако даже так не оставлял идеи придвинуться ближе, крепко сжать ткань поло у Джея на спине.       Пак не знал, как долго подобные чувства продолжали им овладевать. В его личном восприятии окружающий мир серел, мерк и погасал — Ян Чонвон же сиял слепяще ярко, как никогда прежде в его памяти.       — Тебя долго не было, — Чонвон приблизился к уху. Выдох, с которым шёпот выбился из груди, лизнул скулу, обжёг мочку уха.       — Знаю… — выдохнул Джей. Он так и не раскрыл веки, иррациональный страх, будто после этого всё окажется простой иллюзией, заставлял его держаться за мысль простоять в подобном положении ещё немного. — Знаю, как никто другой, — слова срывались с губ, и лёгкие нотки обречённости окутывали тон его голоса.       Ян смиренно усмехнулся, угасающий смешок лизнул слух Пака, вместе с ним и чужое размеренное дыхание, ощущаемое участками кожи. Руки Чонвона поскользили по спине, проделали дорожку вдоль позвонков, а после медленно сползли с неё. Мгновением позже Джей почувствовал, как футболка натянулась по обеим бокам, как Ян дал несильный отпор и стал отстраняться.       Пак неспешно и с опаской приподнял веки, сквозь подрагивающие ресницы он смотрел в точку перед собой, пока облегчение разливалось в груди теплом. Всё было предельно реальным — Чонвон стоял рядом, оказавшись в пределах интимной близости Джея.       — Ты не предупредил о своём возвращении, — Ян смотрел в глаза, а Пак терялся в карей радужке, в маслянистом блеске, с которым Чонвон смотрел на него, и вовсе не знал, как много подлинных чувств парню удавалось увидеть в ответ. Джей не хотел скрывать ни одно из них, и объяснение этому находил простое: Чонвон заслуживал видеть это, вместе с тем был достоин знать.       — Знаю, я должен был, но всё это произошло неожиданно… — он тяжело выдыхал и терялся, руки крепко сжимали чужую талию, а взгляд бегал по лицу. Те моменты, что он хранил в собственной памяти, более не казались ему столь красочными, как ранее; живой, находящийся так близко и досягаемый Чонвон заставлял те крупицы ранее ярких ощущений мрачнеть. Ничто не шло в сравнение с тем, что овладевало им в тот момент.       — Вот оно как, — Ян протянул слоги и ненарочно цокнул языком в конце фразы, а Джей, к удивлению для себя, обомлел. Яркие чувства жгучими ощущениями отдавались в груди, плавили кожу в тех местах, где Чонвон касался.       — …но это не важно, — подхватил незаконченную мысль Пак.       — Не важно? Что тогда важно? — Ян приподнял подбородок и с интересом смотрел на Джея. Пак всё ещё чувствовал чужую грудь, тесно соприкасающейся с собственной, ощущал каждый неровный вдох и выдох.       — Я скучал… — вздохнул Пак, слова повисли в тягучем воздухе и задержались в нём. — Скучал, как это не печально.       — Я должен был знать.       Ян приблизился. Его руки не продолжали отпускать края футболки Джея, в то время как расстояние, разделявшее их лица, сократилось. Чонвон вновь стоял настолько близко, что их лбы соприкасались, переносицы тёрлись друг об друга, а чужое дыхание бегало по коже, утягивая и приковывая к реальности. Вопреки всем желаниям отдаться интимности подобного момента, Джей, однако, смог найти в себе силы, чтобы продолжить:       — Ты заставляешь меня признавать собственную слабость к тебе. Ты делаешь меня жадным, Чонвон.       — И что же это должно значить? — Ян только прикрыл веки и позволил себе одной рукой прочертить линию вдоль позвоночника Пака. Джей видел, как на чонвоновом лице расцветала лукавая улыбка, гадать, как резвилось озорство в тёмной радужке.       — На что же похоже, Чонвон? — Джей всё же отстранился, хоть и на пущие миллиметры — больше казалось до последнего опасным. Он выгнул бровь, взгляд озарила искра азарта.       И снова это была игра, правила которой они оба хорошо знали; та, у которой никогда не было победителя: они оба выходили проигравшими, как бы не старались, и это не было тем, с чем они не хотели мириться.       Джей наблюдал за тем, как взгляд Чонвона сосокльзнул с рассматривания лица Пака, переметнулся и теперь медленно полз вниз по торсу. Ян неосознанно приоткрыл губы, а Джей потерялся. Желание комком подобралось к горлу и заставило адамово яблоко подскочить, едва ли не подчистую выдавая внутреннее нетерпение. Обе руки Яна медленно очертили открытые предплечья Пака, непременно вызывая ответную реакцию организма, а после легли на плечи. Джея одолевали чувства, а места недавних чонвоновых касаний горели и отдавались жаром.       Чонвон, словно этого было мало, мгновения погодя завёл обе руки Паку за шею, подхватил воротник, разглаживая тот, и неспешно пропустил ткань между пальцами. Остановился лишь тогда, когда между большими и указательными пальцами зажаты оказались одни лишь концы воротника поло, а после без раздумий потянул Джея на себя и, не боясь, лукаво протянул:       — Объясните мне, профессор Джей Пак, — секундой позже уже шепотом добавил: — Популярным способом, пожалуйста.       Джей понурил голову, однако отходить не намеревался. Бежать от интимной близости, трепетавшей всё естество, больше не хватало сил; Пак принимал свою слабость и противостоять ей не желал. В нём отзывалось всё то, что так долго приходилось держать в себе; всё то, о чём он тайно грезил, и всё то, чего так не хватало. Пак больше не пытался урезонить эти чувства, потому на одном выдохе томно сказал:       — Например, то, что я думал обо всём том, что мы можем сделать вдвоём ещё с той минуты, когда оказался прикован к креслу самолёта.       Столько можно было сказать в ответ, но Чонвон предпочёл оставить эти слова медленно растворяться в тягучести воздуха, заполнявшего лёгкие. Пусть победно зависнет в воздухе, пусть бьётся в уши — лишь бы только задержалось, пропитало воспоминания новыми красками. Джей подобные чувства разделял. Ян смотрел ему в глаза, несильно бегал взглядом по лицу и только притягивал ближе за воротник, льнул и не оставлял Паку возможности сохранить силы здраво мыслить.       Джей не спешил прерывать момент, однако вместе с последним кислородом поспешно выбились произнесённые с привычной нежностью слова:       — Хочу поцеловать тебя.       — Тебе следовало давно сделать это.       Чонвон улыбнулся и приблизился, его лицо медленно расплылось у Пака перед глазами, когда Ян оказался непозволительно близко. Губы, ранее растянувшиеся в усмешке, остановились в миллиметрах от Джея; Чонвон давал возможность соответствовать собственный словам.       Джей понял всё: не потребовалось дополнительных вопросов, чтобы выяснить, что именно задумал Ян; не понадобились и секунды на раздумья.       Он подхватил Чонвона так, как подхватывают любимых. Бережно сложил обе руки на талию Яна, прильнул ближе и позволил губам сойтись в лёгком касании. Вожделенный поцелуй для Джея ощущался ново, словно впервые: руки дрожали, весь спектр известных эмоций собирался в комок и застревал в горле под кадыком, мешая дышать, но Пак не противился.       Когда губы прильнули к чонвоновым во второй раз, испарились из головы все до единой мысли. Джей больше не думал о работе, не вспоминал всё то расстояние, что долгое время отделяло его от Яна, когда в мимолётном движении оторвал Чонвона от пола. Руки легли под ягодицы, удерживая тело парня на весу. Джей словил тихую чонвонову усмешку, прозвучавшую через поцелуй, и испытал болезненное облегчение, когда Ян завёл ноги за широкую спину и туго обвил ими тело Пака. Чонвон сильнее приоткрыл губы, и Джей распознал однозначность подобного действия.       Мысли возвращались и шептали Паку что-то, однако внимание он больше не обращал. Джей посчитал это опрометчивым, но не мог сопротивляться желанием. Ноги понесли его к двери мелкими шагами, пока в голове продолжало играть беспокойство не навредить Чонвону, пока язык сплетался с чужим.       Он отстранился, Ян сильнее ухватился за плечи Джея, надавливая на них, а когда смог приподнять подрагивающее веки, встретился с маслянным блеском в чужих глазах и умиротворённой улыбке, застывшей на лице. Пак открыл ранее только лишь прикрытую дверь в комнату, из проёма которой Чонвон поглядывал на него в момент появления в квартире, Чонвон одарил его блаженным взглядом, смотря сверху вниз и заставляя Пака приподнимать подбородок.       Ян приблизился к лицу, сильнее надавил руками на плечи и мазнул губами по щеке. На открытой коже ранее поцелованное место стало гореть, гнать тепло и растворять эмоции где-то в районе солнечного сплетения, пока Чонвон продолжал оставлять новые на левой щеке, жечь дыханием мочку уха и в лёгких касаниях губ очерчивать острую линию челюсти, окончательно сбивая дыхание. Чонвон потакал его шагам, а Джей вовсе не знал, хотел ли он, чтобы это завершалось.       Пак бережно опустил Чонвона на край кровати, усаживая на неприкрытую одеялом простыню — Ян потянул за собой. Джей навис над ним и, оказавшись застанным врасплох, только продолжал удивляться, как смог не задеть Яна собственной неосторожностью и аккуратно расположить руки по обе стороны от парня, коленями всё ещё упираясь в край конструкции кровати. Чонвон тяжело дышал — Джей был уверен, что собственное дыхание было не менее отяжелённым.       По торсу Пака скользили тонкие пальцы. Через плотную ткань поло касания Яна казались невесомыми, медленно выбивали из лёгких последний кислород и заставляли Джея льнуть ближе. Однако его не хватило надолго. Это пьянило его и заставляло хотеть большего, и Джей не знал, как надолго его хватит при таком раскладе событий.       — Ты носишь мои футболки, — заметил Пак, скользя вниз по чонвоновой руке и настигая ладонь. Он остановил касания, гнавшие всё это время по телу тепло, и сплёл пальцы. — Они идут тебе, Чонвон.       — Расстояние давалось сложно нам обоим, — легко пожимая плечами, промолвил Ян и мгновением позже, приближаясь, в одни только губы томным шёпотом добавил: — Тебя не хватало рядом.       Он отстранился, не позволяя этому зайти далеко. Губы Чонвона казались необходимыми, однако все те чувства, что играли в нём, твердили о том, что насладится этим он определённо сможет позже.       Джей позволил незавершенности диалога протянуться в нагретом воздухе, когда приподнялся с кровати. Ноги его, однако, долго на полу не простояли. Пак потянул Чонвона за руку, тот принял сидячее положение, и тогда Джей, не прерывая зрительный контакт и замечая, как алели мальчишеские щёки, медленно и неспешно приземлился сперва на одно, а после на другое колено. В глазах напротив засиял блеск, сродню тому, что играл у Пака в собственных, а припухшие от поцелуя губы приоткрылись, из лёгких Яна выбился удивлённый вздох, рассеявшейся в чреде всех последующих.       — Я знаю, Чонвон, — в ответ Яну протянул Пак и, словно это было важным, на выдохе повторил: — Знаю.       Джей опустил взгляд, но всего на мгновение. Пальцы медленно поползли вверх по стройным ногам, сперва очерчивая лодыжки и поднимаясь всё выше и выше в лёгком касании. Чонвон под руками дрожал, заходился в частых неровных вдохах и выдохах, но не прерывал зрительный контакт. Подобное чонвоново желание Пак объяснял для себя просто: хотелось увидеть, как будут сродню ему меняться эмоции на лице и у Джея самого; хотелось показать, что он не возражал.       Пальцы настигли колени, Джей не спрашивал, когда в бережном движении развёл обе ноги в сторону. Чонвон поднёс руку к лицу, тыльная сторона теперь прикрывала лицо, закрывала и лёгкую алость щёк. Джею нравилось, как смущение, а вместе с ним и уверенность сменяли друг друга в эмоциях на лице напротив. Пак нетерпеливо выдохнул, руки снова опустились к лодыжкам, обе подхватили правую ногу — мгновением позже она оказалась у Джея на плече.       Пак неспешно вёл по мягкой коже, ощущая ток, пробегавший под пальцами от каждого касания. Чонвон прерывисто дышал, сбивался ритм и у Джея. Он медленно вёл по ноге вверх обеими руками, сминал кожу и боялся оставить синяки — омрачить любимого, но вместе с тем и заклеймить. Подобные мысли казались чужды: не было смысла привязывать Чонвона к себе подобным образом, они и без того всецело принадлежали друг другу.       Джей подобрался к внутренней стороне бедра, тонкие пальцы очертили кожу, а после руки коснулась чужая. Тепло чонвоновой ладони парализовало, а после вернуло в сознание. Пак неспешно поднял взгляд, отрывая тот от собственных рук, остановленных чонвоновой. Глаза пробежались по лицу, остановились на приоткрытых губах и задержались в карей радужке: в той вовсю мелькали искры, и эти вспышки заставляли его вспоминать, отчего тоска не давала ему покоя там, в Соединённых Штатах.       Чонвон не вымолвил ни слова, Джей же наслаждался царившей незавершенностью их раннего разговора. Ян пристально смотрел на него, в его взгляде находило отражение всё то, что так же переполняло и Пака самого, и потому Джей понимал его. Он наклонился: настолько медленно и неспешно, насколько было возможно. Губы коснулись тыльной стороны чонвоновой ладони в поцелуе, оставили невидимую метку, и пальцы, ранее сдерживавшие его руки, ослабли — мгновением позже сползли.       — Это сводило меня с ума, Чонвон, — пальцами очерчивая молочную кожу бедра, молвил Пак.       — Что же именно? — с неровным выдохом, спросил Ян.       Чонвон убрал ладонь, больше не останавливая действия Пака, и обеими руками поддерживал себя, упираясь ими в кровать. Он ссутулился, одновременно с тем наклонялся всё больше, ища опору в кровати под ним.       — Осознание того, что ты был один всё это время.       Пак прикоснулся к молочной коже ещё раз. Губы легли на внутреннюю сторону чонвоного бедра, дыхание его заиграло на коже, оставленный поцелуй стал жечь подверженный участок. Чонвон неровно выдохнул, вздох выбился из лёгких с удивлённым и протяжным «ха», когда ему удалось запрокинуть голову к потолку. Лучи яркого утреннего солнца заиграли на иссиних волосах, осветлили мягкую кожу, и Джею казалось: парень в его власти будто сиял. Возможно, в его глазах это всегда было таким.       — Я дождался тебя. Это всё, что я мог сделать, — задыхаясь, говорил Чонвон, чеканя каждое слово после нового поцелуя Джея на внутренней стороне бедра.       — Ты способен на большее.       — Но это было бы неправильно.       Джей замер в ничтожном миллиметре, отделяющего его от нового поцелуя, в ответ на слова Яна. Грудь сдавили воспоминания, остаточное послевкусие долгой тоски развеивалось медленно, но больше не пускало новые корни. Чонвон был рядом, и это возвращало краски в жизнь Джея.       — Ты прав, — согласился он, губы наконец настигли кожу в поцелуе, вырывая из лёгких Яна поскуливание.       Джей остановился, посчитав этот поцелуй последним. Он снова неспеша проскользил взглядом вдоль чонвоновой фигуры: собственная футболка на чужом теле казалась совершенной, хотя и совершенство для Пака крылось исключительно в Чонвоне. Он всё ещё был столь прекрасным, каким хранил его Джей в собственных воспоминаниях. Пак взглядом бегал по заалевшему лицу напротив и, словно последний дурак, искал ответы на риторические вопросы.       — Я думал, — выдохнул он, пальцами ведя выше места, где заканчивались его поцелуи, — мы могли бы восполнить всё то, что упустили за эти полтора года.       Пальцы подобрались к тазовым костям; Джей отметил, что безразмерная футболка и ткань боксеров — единственное, что укрывало Яна от наготы. Пак пустил вторую руку по второй ноге, обводя ту в лёгком касании, а после обе остановились на боках. Он приподнял край футболки одним только указательным пальцем, зыркнул под ткань и обнаружил Чонвона возбуждённым не менее собственного.       — Нам определённо стоит, — промурлыкал в ответ Чонвон, а Джей и забыл, что Ян был способен на такие интонации.       Парень был прав: расстояние давалось слишком тяжело и стирало границы.

* * *

      Джей направился в клинику в тот же день, когда оказался на родной земле. Страсть стёрла усталость с его лица, вместе с тем избавила и от временных рамок, от которых Пак оказался так зависим. Он не желал покидать квартиру: хотелось остаться настолько, насколько бы позволила вечность; пролежать весь день с Чонвоном рядом в кровати, позабыв о собственных обязанностях, однако Яну удалось убедить его в том, что ему необходимо было явиться — не для себя, для новых подчинённых.       Сомнения омрачали его поездку до клиники. Тревожили тем, что Паку казалось чуждым всё то, чем это заканчивалось для него: официальное представление перед всеми врачами учреждения, новый статус, собственный отдалённый кабинет. Джей желал отдохнуть, однако в череде прогнозируемых событий, берущих своё начало ещё с момента получения официального письма с просьбой вернуться, факт подобного исключался.       Он чувствовал себя самозванцем, когда переступил порог клиники. В общей суматохе повседневной жизни всё оставалось прежним, менялись только детали. Ласковый тёплый свет зенитного солнца лился в коридоры главного корпуса из панорамных окон, обволакивал предметы и пускал причудливые тени на сад гортензий, расположившийся поодаль. Джей шёл коридором, тот казался ему протяжным и нескончаемым, отвечал на приветственные улыбки на лицах напротив лёгкими и частыми поклонами. Имён и половины ему не вспомнить, однако они знали и помнили его — Джей не спорил с порядками.       Пак остановился напротив матовой и оттого непрозрачной двери, трижды постучал и ждал, пока ответ не настиг его. Он отворил дверь, в комнату из коридора пробился конус солнечного света, поспешившего смешаться с тем, что лился из окна.       — Профессор Пак Джей, — мужчина, стоявший к двери спиной, развернулся на каблуках лакированных туфель. Его лицо озарила приветственная улыбка — не хуже тех других, которые Пак видел в коридоре, — а руки, ранее сложенные в карманы, взлетели вверх и развелись в стороны.       — Пожалуйста, не называйте меня так, — Джей не смущался, однако подобного рода тон его голоса собеседника подкупил.       Пак прошёл дальше в кабинет, вовсе не отрывая взгляда от мужчины напротив. Джей поклонился, а мужчина в своём пятом десятке лет одарил его оценивающим взглядом и подошёл ещё ближе. Он похлопал Пака по плечам обеими руками, в ответ подобному жесту Джей выпрямился и вытянулся, сконфуженный ситуацией, непонимающе бегающий глазами. Мужчина же снова засмеялся — так, как смялось безмятежное старшее поколение Кореи, сощурил глаза и вытянул правую руку.       — Так ведь в Америке делают, не так ли? — рассмеялся он снова, из вежливости Джей подхватил:       — Вы правы.       Пак пожал руку, придерживая собственную второй: внимание к деталям или дань традициям — что именно из этого, понять не было возможным. Они отошли друг от друга, мужчина прошёл к собственному столу, Джей же продолжил стоять напротив.       — Я рад, что ты смог приехать так быстро, — кивая в такт собственным словам, начал мужчина — директор больницы, как свидетельствовал его бейдж, господин Ким, как знал его Пак. — Было очень некрасиво просить тебя закрывать твою командировку так поспешно, но, ты должен знать, у нас не оставалось выбора.       — Я не могу сердиться на вас, — на выдохе и с выдрессированный учтивостью, ответил Джей. — Всё предельно ясно было изложено в письме, которое я получил.       — Обстоятельства и в самом деле таковы, что мы не можем медлить, — цокая, бубнил себе под нос мужчина.       Джей не желал, чтобы темп разговора оказался сбит постоянным бормотанием директора, именно потому поспешил взять инициативу на себя.       — Я должен спросить, господин Ким, — начал он, руки медленно спрятались в карманах халата, — почему я, а не кто-либо другой?       — Я знал, что в конечном счету это будешь ты, ещё с того момента, как ты пришёл в клинику для прохождения ординатуры, — мужчина сложил руки в замок и положил те на стол. Его ответ был абстрактным и не казался Паку исчерпывающим. — Светлые умы юного возраста — редкость нашего времени. Мы не молодеем, а тебе нравится пробивать себе путь вперёд. Ты сохранил верность собственным принципам и ясность ума, вместе с тем набрался необходимого опыта — в конечном счету ты, Джей, подтвердил мои догадки на твой счёт.       — Я не могу критиковать ваши суждения — да и поверьте, не стану, — смущённо бегая взглядом по фигуре перед ним, говорил Пак, — но я уверен, что в клинике ещё есть достойные кандидаты.       — Кто же ещё, как не ты? — директор снова развёл руками, мгновением позже поспешил вернуть их в былое положение на столе. — После ухода твоего предшественника мы оказались ограничены узким кругом кандидатур, да и твоя экспериментальная международная кампания повлияла на клинику, — он остановился и выдержал недолгую паузу, — в позитивном ключе, конечно.       — В клинике дефицит кадров, это так? — Пак поджал губы, новости доходили до него слишком поспешно и неизмеримо скомкано, приходилось узнавать информацию, выуживая её по крупицам, и даже так, он не был уверен.       — Боюсь, именно так и есть, — понуро сказал он. — Однако всё это постепенно решится, и я уверен, ты, Джей, также сможешь оказать нам посильную помощь. Мы рассчитываем на тебя.       Сделанное ударение на последних словах, разрезало слух. Надежда, а вместе с тем и тонкий шлейф возлагаемых обязанностей, звучавшие в голосе директора клиники, ярко отпечатывались в сознании, тяжестью отдавались в груди и неприятной горечью на кончике языка. Директор сделал это специально: одним только предложением разделил собственную ответственность между ними, вовсе не спрашивая об этом Пака. Впрочем, мнение Джея изменило бы ничтожно мало, правила были таковы, что ему попросту стоило согласиться.       Мужчина приподнялся со своего кресла, бросил краткий взгляд на часы за спиной у Пака, и Джей насчитал это третьим разом, когда директор обращал свой взгляд туда. Выражение понурого, пробирающейся старостью лица окрасилось лёгким спектром эмоций, и Паку этого было достаточно, чтобы понять, что мужчина до конца удостоверился в том, что его тревожило. Он обошёл стол, Джей проследил за движениями, отметил немного хромую походку, после же фигура директора снова возросла рядом. Мужчина остановился в одном шаге и, выдержав зрительный контакт, похлопал Пака по плечу. Ноги понесли его к матовой двери неровной походкой, когда тот через плечо окликнул Джея и сказал:       — Нам следует идти, в скором времени все соберутся.       Слова вынудили Пака развернуться на пятках и, держась позади директора, последовать за ним. Двери, напротив которых мужчина остановился, а секундой позже, которые он отворил, вели в небольшую комнату — слишком маленькую, как показалось Джею, для всего предположительного количества присутствующих сотрудников, достаточную, по мнению директора. Мужчина приземлился в одно из кресел, рукой указал на противоположное от себя и с лёгким приказом в голосе, сказал: «Присаживайся». Пак повиновался.       Комната заполнялась сперва неспешно. Сотрудники появлялись в дверях: когда по одиночке, когда небольшими компаниями, — кланялись директору клиники и переводили взгляд на Джея. В поклонах заходились лишь те, кто его узнавал: одаривали улыбкой и услужливо кивали в знак приветствия, Пак отвечал в той же манере. Позже, когда приближалось назначенное время, в помещении столпились люди, их лица не выражали недовольства, однако Джей считал, что если бы был на их месте, мог лишь думать о том, как бы как можно скорее уйти. Впрочем, проецировать собственные повадки на других не было необходимости.       Он понял, что пришло время начинать, когда директор Ким, отталкиваясь руками от коленей и потирая ноющие суставы, медленно приподнялся с места, на котором сидел, и Джей наконец-то смог избавиться от неуёмного чувства неловкости, вызванное, однако, тем, что он продолжал сидеть, когда другие сотрудники стояли. Пак никогда не считал образ бесстрастного начальника подходящим для себя, более ему нравились совсем иные модели поведения.       Джею удалось отследить, когда в ограждённой стенами комнате появился Сонхун. С первого взгляда тот показался Паку рассеянным, когда утомлённо бегал взглядам по присутствующим, когда сумел не заметить его. Тогда ему вспомнилось, что он поступил с другом не самым лучшим образом: уведомления продолжали приходить от него, но Джей не отвечал. В свою защиту хотелось говорить лишь то, что он был слишком удручён навалившимися делами и его внезапным возвращением. Впрочем, без того ему хорошо было ведомо, что Сонхун поймёт всё со временем и злиться долго не станет.       — Господа, — мужчина прочистил горло, тихий шёпот, заполнивший кабинет, смолк, — я не намерен задерживать вас долго, — директор клиники обратил свой взгляд на присутствующих, Джею хотелось затеряться в толпе, как в былые времена. В подобной идее Сонхун бы его поддержал. — Разглагольствовать долго не стану, а потому перейду сразу к сути. Главврач Чхве ушёл на пенсию, и мы остались без среднего звена. В больничной практике этот процесс привычен: люди приходят на должности, и после настаёт момент ухода — подобные события цикличны и прогнозируемы, однако главврач Чхве оставил нас под ударом: слишком неожиданно объявил о своей готовности выйти на заслуженную пенсию, — мужчина остановился, секундой позже добавил: — Мы его не виним.       Директор держал постоянный контакт с присутствующими, Джей же позволите себе подобного не смог. Ему оставалось немногое: смотреть в одну точку у всех за спинами, взглядом прожигая дверь, или же отыскивать в толпе макушку Пака и гадать, удалось ли Сонхуну увидеть его, либо это было только впереди.       Найти ответ на собственный вопрос ему удалось скоро. Тогда как директор клиники снова заходился новыми словами, неспешно собирая те в предложения, разводил руками и не часто хлопал стоящего рядом Пака по плечу, всё больше обращая внимание присутствовавших на него, Джею удалось поймать на себе сонхунов взгляд. Губы друга сомкнулись в тонкую линию у него на лице, глаза забегали вверх-вниз по фигуре Джея, когда Сонхун склонил голову на бок, а наконец остановившись взглядом на лице Пака, посмотрел на него настолько выразительно, что, сложив все подсказки в полную картину, Джей буквально мог слышать, что те взгляды, которыми они обменивались, со стороны друга были наполнены вопросительным «что ты тут делаешь?» Паку же оставалось немногозначительно вскидывать бровями, не желая разрушить и без того ещё не устоявшийся собственный имидж, и с разнящейся периодичностью кидать взгляды в сторону лучшего друга, пока директор продолжал:       — Мною не исключено, что среди вас могут оказаться несогласные с моим выбором, однако я должен заверить вас: руководство клиники поддерживает восходящее поколение и их светлые умы. Несмотря на это, мы уверены, что статус можно заслужить не прожитыми годами, а обретённым опытом, — он делал акценты на словах, и Джей чувствовал, какое именно выражение эти действия производили. Быть может, он в самом деле был достоин подобного представления. — По мнению руководящего состава, господин Пак Джей внёс непосильный вклад в развитие клиники, также нельзя закрывать глаза на его разностороннюю образованность, к тому же докторскую степень в сфере медицины.       — Почти докторскую степень, — исправил директора Джей, однако до ушей слушателей это не дошло: губы шевелились, но слова звучали невероятно тихо. Паку было хорошо ведомо, каким дурным тоном было бы воспринято его желание исправить вышестоящего в должностной пирамиде. Он не мог испортить всё в свой первый день.       — Какими бы ни были ваши истинные суждения, надлежащий указ о назначении Пак Джея главврачом уже подписан и вступил в силу, — подытожил директор. Только сейчас он оторвал взгляд от присутствующих и повернул голову в сторону Джея. Пак поймал его взгляд, посмотрел мужчине в глаза, когда тот спросил: — Хотите что-то сказать, главврач Пак? — мужчина выделил новое звание интонацией, а Джею по малообъяснимой причине стало не по себе.       Пак позволил себе выделить жалкую секунду на размышление. Отыскать верный смысл и значение всего происходящего ему так и не удалось, потому пришлось прибегнуть к стратегии, состоящей из ряда последовательных событий, которая бы определённо смогла положить всему этому долгожданный конец.       — На моё мнение, речь директора Кима была исчерпывающей, — он улыбнулся мужчине и видел, что подобное тому польстило, одарил лёгкой улыбкой и присутствующих врачей. — Не смею задерживать вас больше, возвращайтесь к своей работе, — завершил он, найдя успокоение в собственных словах.       Всё это закончилось, и Джей смог спокойно выдохнуть, когда помещение опустело. Он покинул комнату последним: врачи разбрелись по своим местам, директор же похлопал его по плечу и также поспешил удалиться, впрочем особо не объясняясь. Пак вышел из кабинета, но не смог уйти дальше дверного прохода. В коридоре его ждал Сонхун, и Джей точно знал, что подобное произойдёт. Друг облокотился на стену, сложил руки на груди и прикрыл глаза, смиренно дожидаясь Пака, и Джей не был удивлён обнаружить Сонхуна в таком положении: подобная привычка лучшего друга преследовала его ещё со студенческих времён.       Когда дверь за спиной всё же тихо закрылась, Сонхун открыл глаза и неспешно повернул голову в сторону Джея. Пак остановился поодаль и наблюдал за тем, как лучший друг оттолкнулся от стены и выровнялся. Его фигура возросла рядом, и Сонхун помедлил несколько секунд, прежде чем сказал:       — Ты не предупредил, что приедешь, — в его голосе не читался упрёк — только холодная констатация фактов.       — Так уж вышло, — поспешил ответить Пак.       — …и не ответил ни на одно моё сообщение, — закончил фразу Сонхун.       Джей тяжело вздохнул и закрутил часы на левом запястье, металлический ремешок нагрелся от тепла тела и теперь казался словно невесомым. Отрицать не хотелось, да и не было в этом нужды: Сонхун говорил фактами — Джей свою оплошность осознавал.       — Моя вина, — признался Пак, поджимая губы. — Меня вызвали в срочном порядке, я еле успел закончить все важные дела в Стэнфорде.       — Несправедливо они с тобой, — с иронией, проскользившей в тоне его голоса, заметил Сонхун; Пак не мог не согласиться.       — В какой-то мере.       Сонхун спрятал ранее сложенные на груди руки за тканью карманов белого халата, Джею удалось заметить, как друг сгорбил плечи, как понурил голову. В Паке Джею казалось что-то непривычным, указать, что именно, он не мог. Приходилось списывать всё на то, что прошло много времени с того момента, когда они виделись в последний раз. Расстояние слишком легко стирает чужие поведенческие привычки из памяти.       Джей одарил Сонхуна взглядом, недолгое молчание вклинилось в равязавшийся разговор, и Паку приходилось мысленно перебирать идеи, звучавшие в голове. Однако ничего из этого не потребовалось, когда друг заговорил:       — Рад твоему возвращению, — заметил Сонхун, и Джей одарил его блаженной улыбкой.       — Я рад быть на своём месте, — в такт другу, подхватил Пак, облегчение стало греть грудь в районе солнечного сплетения.       — И всё же, мог хотя бы намёк дать, что возвращаешься, — протяжно выдыхая, сказал Сонхун, и даже сейчас Джею не удалось расслышать упрёк в словах друга, в его голосе звучало только лёгкое негодование — ничего более, ничего менее.       — Я должен извиниться за это, не так ли? — Джею казалось, он понял, к чему всё шло. Мало он знал, что в сонхуновых словах не было обиды, не было и подтекста.       — Возможно, это так, — друг пожал плечами, кинул ещё один взгляд на Пака.       — Я заберу тебя после работы и отвезу в бар, это подходит? — спросил Джей и вскинул бровями.       — Будем пить за твоё повышение? — хмыкнул Сонхун и слабо улыбнулся. Паку подобная улыбка друга показалась натянутой, однако говорить что-то на этот счёт он не собирался.       — За что угодно, — Пак пожал плечами, Сонхун задумчиво усмехнулся.       Друг сделал шаг вперёд, подошёл чуть ближе былого и легко несколько раз похлопал Джея по предплечью. Сонхун встряхнул головой, тяжело выдохнул, и Пак заметил, как его взгляд потускнел.       — Хорошо, — на выдох сказал Сонхун, — зайди за мной в конце рабочего дня.       Друг прошёл мимо него в нескольких сантиметрах, его шаги стали раздаваться и эхом резонировать в опустевшем коридоре. Сонхун шёл неспеша и неторопливо, Джей сделал вывод, что приёма в ближайшее время у него назначено не было, а потом спохватился. Совесть взыграла в поспешных движениях, когда Пак торопливо произнёс:       — Жена не будет против тому, что я украду тебя? — повернулся Джей, кинутая фраза настигла удаляющегося Сонхуна. — У вас с Вонён не было планов на сегодня?       Сонхун остановился, когда отголоски брошенной Джеем фразы отбились от стен и настигли его. Пак счёл непривычным то, как друг замер и задержался в подобном положении дольше, чем казалось положено. Недоумение скоро нашло отражение у Джея на лице, однако он поспешил скрыть то за другими эмоциями, как только Сонхун повернул голову. Он смотрел на Джея, кидая взгляд через плечо; Джею показалось, он видел, как в переливающемся редкими тенями ярком солнечном свете, пробивающемуся через окна, лицо друга омрачилось тенью. Чем именно это было: истинными чувствами или простым прогнозируемым явлением — Пак точно узнать не смог.       Сонхун задержался в подобном положении не долго. Он в последний раз одарил Джея взглядом через плечо и наконец нашёлся, что ответить. Голос его прозвучал удручённо и в то же время спокойно, однако Паку не была известна природа этих интонаций.       — Навряд ли она будет против, — он остановился на секунду и после закончил: — Мы не строили планы на этот вечер.       Друг поспешил удалиться в глубине освещённого коридора и оставил Джея наедине в созерцании отдалявшейся фигуры. В голове Пака мелькали редкие мысли, возвращавшие его к лучшему другу и редко появляющимся — но всё ещё присутствовавшим — нетепичностям его поведения. Однако Джей с лёгкостью смог себя убедить в том, что Сонхун всегда был таким — спокойным в своей задумчивости. Потому, если и появлялись поводы думать, что что-то было не так, Пак гнал их как можно дальше, для себя такие решения объясняя недостатком весомых доказательств.       Джей ушёл в свой кабинет, прислушиваясь только к удаляющимся сонхуновым шагам и не чувствуя провожающего взгляда. Пройдя в кабинет, за закрытыми дверьми Пак удручённо упал на кожаное кресло. События прошедшего получаса больше не врывались в подсознание. От этих тридцати минут в памяти остался только неясный гул, словно с лёгкого похмелья, в который порой врывались чьи-то голоса — ненужные, чужие голоса, ничего не знавшие о том, каким тягостным всё это ему казалось. Только редко пробивался образ Сонхуна, его омрачённое выражение лица и лишённый эмоций голос, однако даже он с течением времени неспешно растворялся.