Там, где всему этому конец

      Тучи вокруг сгущались, подобно густому смогу, и казалось, что там — дальше за пододвигающимся к окнам горизонту — жизни более не было; она останавливалась, подобно неработающим часам, а время в своём эфемерном понятии казалось совсем не ощущаемым. Небо разливалось раскатами грома, безжизненного перекатывания капель дождя по поверхности, расходившихся неоднородным стуком, напоминающих ему азбуку Морзе — немой шифр, разгадывать который никто так и не желал.       Ночь отступала, и безликий день неторопливо брал своё, подгоняя мятежное утро, в котором смешивались разные настроения: гремящий гром заставлял кровь стынуть в жилах на неосознанные, однако казавшиеся необратимой вечностью мгновения; шёпот дождя перекликался с неспокойной душой, а надвигающиеся подобно стене плотные, безжизненные тучи давили на грудь собственной тяжестью, будто разом сброшенные неподъёмный груз. Не пробивающейся через плотные образования грозовых туч, свет раннего солнца не полз вдоль облицованных светлыми панелями, изредка чередующихся с графитно-серыми; он терялся где-то далеко — там, что верно было бы назвать «неосязаемым», в подобной ситуации оказавшемся непривычно рядом с «недосягаемым».       Дождливые дни Сонхуну были чужды.       Они не доставляли ему удовольствие, и причина крылась не в хмурой погоде, а в том, что она всегда предпочитала оставаться в стенах квартиры, продолжая заниматься работой над своим романом, не желая ехать в купленную Паком студию недалеко за городом, где царили умиротворение и спокойствие.       Сонхун не винил её. Более приятно было перекладывать вину на роман, который отнимал всё свободное время девушки, однажды став её прерогативой, отчего муж, а вместе с тем и счастливые семейные отношения, которые они обязывались строить, когда в день собственной свадьбы зачитывали от руки написанные клятвы на виду у дюжины людей, медленно отходили на второй план.       У Сонхуна не было доказательств, но он чувствовал, хотя и не мог объяснить, что лорд Арон Эфриан Бакстер, ранее, по словам писательницы, списанный с самого Пака, стал для Чан Вонён тем, с кем она в самом деле обращалась, как с собственным мужем. Сонхун до последнего боролся с едким чувством ревности к главному герою, вместе тем чувствуя, как горло сдавливала собственная никчёмность. Его соперник был до последнего абстрактным — чёртовым идеальным образом, созданным девушкой ещё в годы сладкой юности, — и даже так лорд Бакстер продолжал забирать у Пака его жену.       И Сонхун правда старался. Из последних сил желал угодить ей, подстроиться и стать для Вонён первым. Жалкие попытки лишь продолжали возвращать Пака к мысли, что этого было недостаточно; его было недостаточно для неё.       Пак Сонхун не любил дождливые дни, потому что перед тем, как отправиться на работу, ему приходилось видеть, как ранее любимая жена уделяла внимание другому, через плечо кидая, кажется просто приевшееся, «хорошего дня», даже не смотря в его сторону. Не любил, потому что продолжал думать о том, что как он вернётся, снова застанет собравшую шариковой ручкой волосы на затылке в незамысловатый пучок Вонён или лежащей на диване, с необъяснимой Паку внимательностью перечитывающей уже ранее написанный текст, или за барной стойкой на кухне, монотонно стуча по клавишам ноутбука длинными и острыми ногтями, улыбаясь собственным мыслям. Не любил всё это, потому что знал, что ему вновь придётся наблюдать за тем, как роман забирал её у него; ненавидел, потому что чувствовал себя ничтожно.       И в этот раз дождливый день пришёлся на его единственный полученный в клинике выходной.       Его утро началось рано — привычка, нежели желание. В просторной комнате было душно, кажется, даже жарко. Из-за дождя весенний день сменился лёгким знойным, но Сонхун всё ещё задыхался. Впрочем, именно так ему и казалось. Хотелось приоткрыть закрытые плотными шторами окна, пропустить в помещение немного прохладного свежего воздуха, но он знал: его жена не любила холод.       Вонён лежала рядом. Удобно устроилась на подушке, развернувшись к Паку спиной. Он не видел её лица. Мог наблюдать лишь за тем, как длинные тёмные волосы, разбросанные по белой подушке, путались меж собой, мог видеть лишь то, как подминалась светлая шёлковая ночнушка, обычно никогда не достававшая до колен стройных ног девушки, что ранее Сонхуну до невыносимого нравилось.       Точно так же, как они засыпали… Ничего не изменилось.       Сонхун и не помнил, когда в последний раз они засыпали вместе. Не помнил, когда прижимал хрупкое тельце девушки к своей груди и утыкался носом ей в макушку, наполняя лёгкие её запахом. Пак утратил воспоминания и о том, как давно он целовал Чан в лоб и желал спокойной ночи, на что девушка благодарно улыбалась и лезла пальцами под рубашку его пижамы, как делала часто, когда желала ласки.       Сонхуну казалось, что всё это закончилось вместе с их медовым месяцем, на деле же воспоминания просто стёрлись из памяти, словно ничего из подобного за три года брака никогда и не случалось.       Они больше не засыпали вместе. Сонхун допоздна задерживался на сменах, не в силах уйти с работы вовремя, словно последний трудоголик, а Вонён не ждала его — уставала от работы над своим романом и засыпала ещё задолго до того, как изнурённый Пак возвращался домой. Или не в такие дни, как этот, возвращалась из студии поздней ночью либо ранним утром, кралась в спальню, медленно отодвигала край одеяла и ложилась на свою часть кровати, не поворачиваясь к мужу лицом, вовсе и не подозревая, что переживающий Сонхун так и не мог заснуть до этого момента, но всё ещё не подававший вида.       Пак лениво перевернулся на спину, уставившись куда-то в потолок. Он тяжело дышал, чувствуя, как ранее появившийся малообъяснимый жар переставал окутывать тело. Кажется, он был в норме, но липкое чувство всё продолжало преследовать его. И он — медик по образованию — мало мог дать разумное объяснение этому.       Ему не хотелось нежиться в кровати — в этом не было никакого удовольствия. Сонхун тяжело вздохнул и кинул взгляд на электронные часы, слабым белым цветом на которых подсвечивались цифры, свидетельствовавшие о том, что было ещё слишком рано, чтобы будить девушку. Он аккуратно отогнул пуховое одеяло — теплолюбивая Чан настояла на том, чтобы не менять его до конца месяца, пока погода, по её мнению, всё ещё была недостаточно тёплой, чтобы стелить летнее лёгкое покрывало, — медленно выбираясь из-под того, чтобы не потревожить сладкий сон жены. Сонхун присел на кровати, чувствуя, как матрас подмялся под ним, когда медленно искал свои домашние тапочки, по невероятной случайности найти которые удалось лишь со второй попытки и вовсе не там, где обычно, а под кроватью.       Пак медленно поднялся, подхватил тонкими пальцами забытый на столе телефон, а после обошёл большую кровать. Он оказался рядом с Вонён секундой позже, всмотрелся в расслабленные черты лица, вновь убеждаясь в том, что девушка крепко спала. Сонхун мало заметил, как лёгкая — едва заметная — улыбка легла на его губы. Паку не часто доводилось видеть жену такой: расслабленной и столь домашней. Сонхун не позволил себе задерживаться на этих мыслях дольше, несмотря на то, что эта идея казалась приторно сладкой: он не желал тревожить мирный сон. Потому прежде, чем отстраниться, он лишь поправил пуховое одеяло, набрасывая то обратно на хрупкие, открытые тканью плечи.       Пак совсем тихо измерил комнату шагами, ступая по мягкому ковру, отодвинул застеклённую дверь, проскальзывая на балкон. Раздвижная дверь по инерции намеревалась самостоятельно закрыться, но Сонхуну удалось вовремя подхватить её, закрывая тихим щелчком. Лишь тогда, оказавшись на небольшом балконе, кажется, Сонхун смог вдохнуть полной грудью.       Его обдало прохладным воздухом, ветер защекотал кожу, а в нос ударил лёгкий запах сырости. Сонхун протянул руки и сделал ещё один шаг вперёд, в последующий миг руками упираясь в перила, ногами прислоняясь к стеклянной поверхности, всё ещё отделяющей его от падения с пятнадцатого этажа.       Голова Пака была пуста, когда он безмолвно устремил свой взгляд на город, затянутый лёгким туманом. Тучи сгущались, и было лишь только делом времени, когда каплями станет падать вода. Кажется, обещали ливень — Пак не уверен. Протяжный грохот грома по необъяснимой причине заласкал уши, а когда где-то вдалеке над рекой Хан заблестела молния, Сонхун нашёл в этом умиротворение, мысленно пожелав, чтобы это повторилось снова.       И всё же, он не любил дождливые дни, но тем не менее не мог отрицать, что в них было что-то чарующее.       Сонхун хотел потянуться к сигаретам, беспечно забытым на столике на балконе. Парламент переливался своей упаковкой, словно дразнился. Пак не нуждался в никотине постоянно, не был зависим и уж тем более хорошо знал, как пагубно это на него влияло, но всё ещё выкуривал сигарету тогда, как чувствовал себя паршиво. Курил лишь в такие дни, как этот. Он ведь медик, а не святой.       Трель коснулась ушей. Телефон, зажатый в руке, завибрировал, и сперва Сонхун желал откинуть тот в другой угол балкона, не желая в свой единственный выходной отвлекаться на работу. Мысль о том, что его снова тревожили с работы — да ещё и в шестом часу утра! — заставляла его поджимать губы и не желать поворачивать устройство экраном, дабы в самом деле несколькими часами после сказать «я не видел звонок». И всё же, как бы ни было велико его нежелание, он знал, что столь мелкая неосторожность могла обойтись ему слишком дорого — возможно, ценой чьей-то жизни.       Думать о том, что звонить мог кто-либо иной, а не находящиеся под его начальством работник отделения или практикант, Сонхуну по какой-либо причине не удавалось. А потому было объяснимо удивление, ненадолго застывшее у него на лице, как только с дисплея на него стало смотреть имя хоть и принадлежавшее одному из сотрудников, никак не относившее того к тем, над кем Пак имел начальство. Сонхун хмыкнул себе под нос и повёл бровью, отмечая для себя, насколько пессимистично он был настроен, как только дело касалось вопросов, хоть как-то связывающих его с работой.       Мысли зажать между губами сигарету испарились, как только большой палец коснулся экрана и провёл вверх. Устройство считало черты лица и разблокировалось, секундой позже экран разделила горизонтальная полоса, где в нижней части отображался сам Пак на фоне серого города, а сверху — парень, за спиной которого горели ночные огни. И всё же разные часовые пояса никогда ещё не казались настолько ощутимыми.       — Ты тревожишь меня в мой единственный выходной, — Пак прошептал и вовсе не знал почему. Находясь на балконе, он никак не мог разбудить Вонён, но всё продолжал переживать об этом.       — Приятно быть твоим первым, — в голосе отчётливо была слышна усмешка, и Сонхун понимал, почему парень по ту сторону провода смеялся над ним. — Разве не нашёлся ещё практикант, который в твоё отсутствие не может найти шариковую ручку у себя под носом?       — Сплюнь, Джей, — протянул Сонхун и зарылся рукой в нерасчёсанные и непослушные волосы.       Собеседник замолчал на время, а Паку лишь осталось то, что наблюдать за тем, как, поджав губы, друг бегал взглядом. Их разделяли тысячи километров, и даже так Сонхун чувствовал на себе изучающий взгляд парня, точно зная, что секундой позже тот уже придёт к ряду умозаключений, узнать которые Паку никогда не удастся.       — Я разбудил тебя? — голос Джея вновь коснулся слуха и показался Сонхуну ниже, чем было ранее. Игривость звучания пропала и быстро сменилась переживанием.       — Не твоя вина, — Пак несильно покачал головой из стороны в сторону, вовсе и не замечая, как на волосы стали падать мелкие капли влаги.       И всё же дождь пошёл намного раньше, чем парень предполагал и уж тем более хотел. Возможно, так был бы шанс, что Вонён захочет добраться до своей студии — сейчас же любой допуск этого пресекался на корню. Пак не желал видеть вновь, как лорд Арон Бакстер забирал всё её внимание; он не хотел снова чувствовать едкую ревность.       — Твоя бессонница прогрессирует, — на выдохе промолвил друг, и Сонхуну не потребовалось спрашивать, откуда Джей знал. Парень был не менее квалифицированным врачом, чем Сонхун сам, а оттого было ясно, как тот узнал: сложить то, что было видно так очевидно, сложным не предоставлялось.       — Я предпочитаю звать это профессиональной привычкой, — в этот раз Сонхуну всё же удалось рассмеяться: глухо и негромко, а также слишком уж подавлено, но всё же рассмеяться.       — Тебе не помешает пройти обследование, — слабо скрытый упрёк зазвенел на подкорке сознания.       — Всего пару неспокойных ночей. Это не убьёт меня, Джей, — тянул Сонхун, наблюдая за тем, как менялись эмоции в лице напротив.       Лучший друг замолчал. Кажется, Сонхуну в самом деле удавалось видеть, как крутились шестерни у того в голове, запуская неостановимый механизм размышлений. Менее всего Паку нравилось заставлять других переживать и уж тем более переживать о чём-то, что даже если косвенно, но всё равно его касалось. Сонхун знал, что Джею приходилось не легче, и именно потому не желал взваливать на лучшего друга и половины тех проблем, с которыми ему приходилось разбираться.       — Покажи мне вид, — кажется, внезапно даже для самого себя, сказал Сонхун, тотчас продолжив: — Ночной Стэнфорд с этой высоты, должно быть, выглядит чудесно.       Лучший друг не отказал в просьбе, лишь только усмехнувшись комментарию Пака. Джею хватило мгновения, чтобы тотчас переключить камеру и удовлетворить желание Сонхуна разглядеть ночной город. Пак задержался в этом миге ненадолго, позволив себе насладиться усеянным яркими огнями городом, а после на экране вновь появилось освещаемое слабым тёплым светом от настольной лампы лицо друга, в сведённых к переносице бровях которого так и читался ничем не скрытый вопрос «ну что, доволен?»       Сонхун был уверен, что Джей и без того догадался о том, что Пак в самом деле был этим удовлетворён. Взгляд забегал по небольшому окошку с видео, пока Сонхун подмечал детали, скрытые слабым светом.       — Профессор Джей Пак, — медленно и, кажется, одними только губами сказал Сонхун. Его внимание привлёк один из дипломов, обрамлённый в рамку и висевший у мужчины за спиной. Новое звание другу, Сонхун желал признаться, впрочем, подходило. — Когда ты возвращаешься? — Пак локтем облокотился на перила, ладонью подпирая щёку.       — Я не уверен.       — Не уверен? — переспросил Сонхун, и его тон был спокойным. Он недоумевал, но ошарашен не был.       — Есть ещё дела, с которыми нужно закончить, прежде чем я смогу вернуться в Корею, — Джей снял с переносицы очки и отложил те на стол, а после массажными движениями пальцами стал растирать виски в надежде снять напряжение.       — Ты не можешь разобраться с кучкой студентов? — Сонхун сказал это на выдохе, а ирония так и играла в его голосе. — Я должен сказать, Джей, это очень на тебя не похоже, — заключил Сонхун и вовсе не заметил, как усмешка сорвалась с губ едва уловимым хмыканьем.       — Не в студентах проблема, — Джей замотал головой из стороны в сторону. — Курс закроет сессию, и я привезу к нам в больницу умелого интерна. Проблема заключается в том, что я не знаю, когда смогу найти подходящего человека для работы под твоим началом.       — Разве цель оправдывает средства? — Пак резко вдохнул и медленно выдохнул, лёгкие вновь заполнил пахнущий лёгкой сыростью кислород.       — Это стоит того, — друг пожал плечами, а после поспешил добавить: — В долгой перспективе.       — Мне изначально не нравилась эта затея, — промычал Сонхун, и Джей всё же разобрал эти слова.       — Начальство больницы твоих мыслей не разделяет.       — Ты нужен мне здесь, Джей, а не в Стэнфорде, — тянул слоги Пак, вовсе не зная, чего добиваясь.       — Уж поверь, студентам я нужен намного больше, — друг вновь рассмеялся, а Сонхун не смог сказать ничего в ответ — поджал губы и отвёл взгляд в несогласии.       Они простояли в молчании недолго. И пока Сонхун продолжал наслаждаться завываниями ветра, щекочущего открытую кожу, и прислушиваться к тихим далёким раскатам грома, он вовсе не знал, какие мысли роились в голове друга. И хотя его лицо в этот момент мало выражало эмоций, Пак был уверен, что медленно терял Джея, пока тот отдавался собственным размышлениям.       Возможно, Сонхун нашёл бы подходящие слова, чтобы разорвать тишину и вернуть друга из пучины собственных мыслей, однако в этом не оказалось необходимости. Пак отчётливо слышал, как в дверь кабинета Джея постучали трижды, а по тому, как друг выпрямился и уставился куда-то в сторону, определённо смотря в сторону выхода, Сонхун понял, что к нему зашли. Ему не удалось расслышать, что же Джею сказали, впрочем, он бы и без того навряд ли разобрал и слова.       Паку лишь доводилось наблюдать за тем, как Джей вновь и вновь кивал головой, и слышать, как тот бросал короткие фразы, для самого Сонхуна ничего не значащие. И даже так, когда внимание друга снова вернулось к нему, Пак понял достаточно для того, чтобы, смотря в глаза собеседнику, не спеша сказать:       — Я уверен, тебе следует возвращаться домой.       — Я в самом деле должен, — Джей кивнул в знак согласия и вновь сгорбил плечи — Сонхун знал, что был не единственным до жути уставшим. — Это твой последний выходной в этом месяце? — вскидывая бровями в знак того, что он всё ещё был вовлечён в разговор, спросил Джей.       — Нет, — на выдохе покинуло сонхуновы губы. — Не последний, но я не думаю, что возьму ещё один в ближайшее время.       Пак, кажется, отчётливо видел в тёмных карих глазах друга то, что тот понял неоднозначность его слов. И мало знал Сонхун, что грело его душу больше: то, что Джей не спрашивал, или то, что всё ещё делал вид того, что не замечал, что происходило, не желая бередить ещё не затянувшиеся раны.       — Отдохни хотя бы сегодня, Сонхун, — напоследок бросил Пак. — Надеюсь, ты всё ещё не разучился делать это.       — Я приложу все усилия, — хмыкнул он последней фразе, так и не сумев найти колкость, какую бы мог кинуть в ответ.       Джей отмахнулся, вальяжно махнув рукой в воздухе, а после поднялся с места, и Сонхун заметил, как Пак подхватил пиджак со спинки стула. Прежде чем в одно движение погасить свет, Джей подхватил телефон в обе руки и в конце концов сказал:       — Я отключаюсь.       Сонхун взглядом встретился с надписью, оповещающую о завершении звонка, незамедлительно поспешив поставить телефон на беззвучный режим, чуть позже погасив экран. Пак протяжно выдохнул, поставил оба локтя на перила и уронил голову на руки, когда его взгляду открылся вид затянутого туманом города, а вместе с тем далеко внизу и редко появляющиеся точки, представляющие собой людей.       Он больше не вспоминал о сигаретах. И вовсе не потому, что пропало желание, а улетучилась необходимость зажать фильтр в губах, тем самым снимая стресс. Джей вероятно и не знал о том, что мог справлять на него такой эффект.       — На улице холодно сегодня, — Сонхун повернулся на голос.       Вонён несильно приоткрыла дверцу балкона и удерживала ту одной рукой, второй поспешно натягивая на плечи вязаный кардиган. Её волосы непослушно вились и ниспадали на плечи, так явно контрастируя с молочным цветом её кожи, с кремовым оттенком кардигана. Сонхуну не требовалось много времени для того, чтобы сказать, что Чан только проснулась и всё ещё желала вернуться в кровать. За неё говорили её привычки, и Пак за три года жизни в браке выучил каждую из них.       — И правда холодно, — согласился он, выравниваясь. Всего один шаг, и Сонхун оказался стоять рядом, всматриваясь в полуоткрытые глаза. — Давай зайдём, — руки легли на хрупкие женские плечи и в лёгком движении огладили те; Сонхун вовсе не вкладывал никакого смысла в этот жест, — ты слишком легко одета.       Вонён не протестовала. Она промычала в знак согласия, несильно кивнула и сделала шаг назад. Пак поджал губы, протяжно выдохнул и вскоре последовал за женой внутрь. Дверца балкона поехала по рейкам, и вскоре за спиной у Сонхуна послышался щелчок.       Когда он оказался в спальне вновь, мог наблюдать лишь за тем, как Вонён легко упала на кровать, чуть позже поспешив сбросить домашние тапочки. Секундой позже девушка скрылась за пуховым одеялом.       — С такой погодой я не поеду в студию, я планирую поспать ещё немного, — сонно прошептала она, и Сонхуну удалось её расслышать лишь потому, что он вновь оказался стоять рядом с кроватью.       — Отдыхай, — прошептал он и протянул руку в сторону девушки. Однако он так и не сделал того, что хотел. Желание провести по волосам жены в успокоительном жесте мгновенно сменилось остережением, зазвеневшем где-то глубоко в сознании, а оттого он лишь сжал руку в кулак и поспешил отпрянуть.       Они оба знали, что все эти мелкие жесты были лишними.       Пак не желал тревожить сон жены вновь, впрочем, её желание отдохнуть ещё немного он не разделял. Тихими шагами измерив комнату, Сонхун подошёл к шкафу, отодвинул дверцу в сторону, а после взглядом пробежался по выстроенным в ряд полочкам. Пальцы быстро подхватили сменную одежду, а вместе с тем и чистое полотенце из комода рядом.       Он прокрался в ванную — впрочем, именно так Паку и казалось. Порой в собственном доме он чувствовал себя гостем. Это чувство не преследовало его часто, однако в такие дни, как этот, это было именно тем, что продолжало занимать его разум. Как бы Пак в самом деле хотел, чтобы тёплый душ освободил его от этого.

* * *

      Готовить завтрак не было сонхуновой привычкой. Однако он посчитал этот день редким в череде его серой и однородной больничной жизни, чтобы несколькими часами после пробуждения всё же заняться приготовлением незамысловатого, но всё ещё завтрака.       Вонён проснулась к тому моменту, как половина трапезы была готова, что заставило Сонхуна несильно, но всё же поверить в то, что удача в кои-то веки хоть ненадолго оказалась на его стороне.       Когда Чан покинула ванную, Пак выставил на барную стойку две тарелки, выдвинул чашку зелёного чая для жены и чёрного кофе для себя. Вонён появилась на кухне тогда, когда Сонхун услужливо и с присущей аккуратностью раскладывал приборы? и заявила о своём появлении тогда, как Пак развязал непримечательный фартук и стянул его с плеч.       — Это что-то новое, — промолвила девушка, и Сонхун остановился на середине дела.       — Что же именно? — он усмехнулся, продолжив стягивать с рук лямки фартука.       — Видеть тебя в такой обстановке, — она пожала плечами.       Вонён не задержалась в проходе. Сонхуну не понадобилось приглашать её за стол, девушка поняла всё и без его слов, когда кошачьей походкой медленно подошла к барной стойке. Она помедлила, уделив время тому, чтобы осмотреть приготовленный завтрак, а после слабо, но всё ещё заметно усмехаясь собственным мыслям, вскарабкалась на барный стул. Противнее всего Сонхуну было лишь от понимания, что улыбка жены была вызвана его поступком лишь частично; Пак был уверен, что Чан обдумывала то, как можно будет расписать подобную сцену в своём романе — что-то в духе: лорд Арон Батлер подаёт главной героине завтрак прямо в постель.       Вонён подхватила чашку с элегантностью, кажется, присущей королевским особам. Ранее Пак находил это очаровательным. Прежде чем поднести фарфор к губам и сделать первый глоток, Чан чуть склонила голову набок и благодарно промолвила:       — Спасибо за завтрак.       Сонхун не ответил. Он поджал губы и кивнул, а после в молчаливом жесте указал на тарелку, отвлекаясь на то, чтобы аккуратно сложить фартук и вернуть его на положенное место. Когда он повернулся, Вонён поставила чашку на столешницу и повернулась в его сторону, ожидая Пака и не желая начинать в одиночестве.       Он расправил невидимые складки на своём свитере и закатил рукава, прежде чем сесть напротив и подхватить со стола палочки. Сонхун пробубнил себе под нос «приятного аппетита», замечая, как Вонён последовала его примеру и уже держала приборы в руках, а после уткнулся в еду, пробуя на вкус собственное творение, находя его на удивление сносным.       При их редких совместных завтраках они редко разговаривали. Сонхун не удивлялся тому, что они сидели в тишине и в этот раз, только изредка смотря друг на друга. Иногда Паку казалось, что и это происходило лишь потому, что они были отделены узкой столешницей барной стойки, и других причин для этого не оставалось.       — Погода просто ужасна, — Чан посмотрела в окно, Пак перевёл взгляд сперва в её сторону, после проследил за её взором. Его взгляд наткнулся на то, как по стеклу ритмично стучал дождь, а капли стекали вниз, в конечном счету срываясь с подоконника.       — Ты не поедешь в студию? — не знал Сонхун, насколько была слышна надежда в его голосе. Он спрашивал не потому, что забыл утренние слова жены, а потому что надеялся, что могло быть хоть что-то, что заставит Вонён передумать.       Он не выгонял Чан из дома; тем, кого он в самом деле не желал видеть тем дождливым днём и от кого желал избавиться, был лорд Бакстер.       — Говорят, дождь усилится к середине дня, — на выдохе слетело с губ жены, и она положила в рот ещё немного риса. — На выезде из города, вероятно, будут длинные пробки вечером, — продолжила она, проглотив еду. — Это слишком утомительно, — вздохнула Чан и покачала головой; локон тёмных волос сполз с плеча, и Вонён поспешила заправить его за ухо, чтобы тот не мешал трапезе.       — Нужно было найти тебе студию не так далеко отсюда, — бросил Пак, скрывая собственное сожаление. Неправильно было чувствовать себя подобным образом, но Сонхун мало мог совладать с собой, когда дело касалось жены и её романа.       — Я не это имела в виду, — Чан замотала руками в воздухе. — Расположение студии меня более чем устраивает. Она чудесна.       Чан свободной рукой схватила кисть Пака, лежавшую на поверхности стола, и Сонхун дрогнул. Он перевёл взгляд, и блеск обручальных колец в свете холодных ламп под потолком его заворожил. Иногда в такие моменты, как этот, Сонхуна всё же удивляло, как Вонён не сняла его; продолжала носить изо дня в день.       — Мы могли бы провести время вдвоём, — Паку пришлось сперва прочистить горло, прежде чем позволить губам зашевелиться и снять с языка то, из-за чего по малообъяснимым причинам его ладони вспотели, а щёки покрыл лёгкий румянец, словно он предлагал Чан что-то подобное впервые.       Вонён не поспешила ответить сразу. И Сонхуну этого было достаточно, чтобы понять, каковым будет результат его стараний. В глазах жены не заблестели искорки озорства, уголки губ не растянулись в лёгкой улыбке — не произошло ничего из того, что Пак желал увидеть. Вонён не сделала ничего из того, что дало бы ему возможность полагать, что хоть что-то могло бы быть в этот день по-другому.       — Сонхун, ты же знаешь, мне нужно работать над романом, — девушка тянула слоги, протягивая вместе с тем и слова.       Пак ожидал этого, и всё же слышать это вновь ему не нравилось. Мало кому понравится жить с постоянным напоминанием о том, что всегда останешься номером два, уступая первое место абстрактному образу главного героя, так рьяно забирающего всё свободное время любимой жены.       — Я понимаю, — Пак закивал, взглядом уткнувшись в тарелку.       — Редактор настаивает на том, чтобы к концу следующего квартала мы могли выпустить вторую книгу, — Чан повеселела. Её лицо озарила улыбка, и руки разлетелись в стороны в нетерпеливом жесте, под чистую выдавая её настоящие эмоции.       Она была воодушевлена. И опять романом.       — Мне нужно закончить ещё десять глав, прежде чем отправить в издательство, — Вонён продолжала рассуждать, медленно отправляя ещё немного риса в рот. — Этап проверки и вторичной редактуры занимает невыносимо много времени, — на выдохе измучено добавила девушка, — это так выматывает.       — Могу представить, — и Сонхун в самом деле желал поддержать жену этими словами, хоть и получалось, право, более, чем просто скудно.       — Поэтому сегодня мне нужно работать, Сонхун, — подытожила девушка, а после допила остатки чая.       Пак мог лишь вскинуть бровями и поджать губы, а после закивать в знак согласия словам жены, запирая глубоко в себе настоящие эмоции, где досада едко жгла внутренности.       Он закончил есть первым, однако дождался, пока с трапезой закончит и Вонён. Девушка кинула молящее «ты не мог бы помыть посуду в этот раз?», прежде чем скрыться за дверью спальни в поисках собственного ноутбука. Сонхун не протестовал. Какими бы ни были обстоятельства, он желал проявить заботу о жене, выражая ту в подобных мелочах. Сонхун всегда всматривался в детали, в то время как Вонён предпочитала смотреть на картину в полной её целостности. Возможно, именно поэтому их проявления чувств всегда разнились, и Пак вовсе не винил жену в этом.       Когда Чан показалась из-за дверей спальни, ногой прикрывая, но не захлопывая ту, в её руках уже был ноутбук. Сонхун, продолжая медленно натирать пенящимся средством тарелки, наблюдал за тем, как, зажав спирали блокнота в зубах, жена подцепила пальцами крышку ноутбука, как поспешила ввести пароль для его разблокировки.       Вонён легко приземлилась на диван в гостиной, откуда Пак хоть и частично, но всё ещё мог видеть её. Девушка подмяла под себя ноги, опустила на нос очки в прозрачной оправе и поспешила заправить выбившиеся пряди волос за уши, убирая те от лица, и выпустила блокнот из зубов, раскрывая тот на необходимой странице и раскладывая на журнальном столике напротив себя. Сонхун заметил, как мгновением позже девушка провела по правому краю сенсорной панели, вероятно, пролистывая заполненные текстом страницы.       Пак закончил с посудой быстрее, чем предполагал. И как бы то ни было, когда он сложил резиновые перчатки и промокнул руки об вафельное полотенце, лежавшее на столешнице, его ушей уже стало касаться характерное постукивание клавиш ноутбука. Чан Вонён острыми ногтями в поспешном, хотя и удобном для неё темпе набирала текст, медленно испаряясь и забывая об окружающем мире.       Сонхун не знал, что ему стоило делать, был в замешательстве, в который раз чувствуя себя гостем в собственном доме. Выходя из кухни несколькими минутами позже, вовсе не зная, куда направляясь, он снова кинул взгляд на жену. Вонён несильно горбилась, пытаясь сделать позу более удобной для работы за компьютером, и продолжала неотрывно набирать текст. Сонхун заметил, как рука девушки раз за разом продолжала тянуться к волосам, норовившим упасть на глаза. И хотя жена виду не подавала, Пак хорошо знал, что это её отвлекало, точно так же, как хорошо знал и то, что она не найдёт подходящего времени для того, чтобы их собрать до того момента, пока будет чувствовать, что может писать.       Пак выдохнул, мысленно отметив, насколько это было на Вонён похоже. Он подошёл к журнальному столику, в этот раз больше не беспокоясь о собственных шагах. Пальцы подхватили атласную резинку в одно движение, секундой позже она оказалась у Пака на запястье.       Он обошёл серого цвета диван за несколько шагов и остановился только тогда, когда оказался у Чан за спиной. Девушка была настолько сосредоточена, что, Сонхун мог предположить, и не заметила того, как он приблизился. Пугать жену Пак не желал, потому в лёгком движении сперва коснулся её плеча, несильно оглаживая то, а после потянулся к волосам.       — Не против? — спросил он, подхватывая ранее выбивающиеся пряди и отводя их от лица.       — Нет-нет, — Чан немного помедлила, прежде чем всё же ответила.       Сонхун продолжил собирать шелковистые, несильно вьющиеся волосы до того момента, пока каждая до единой пряди не оказались зафиксированы резинкой в низком хвосте у Вонён на затылке.       — Спасибо, — она подняла на Пака взгляд, как только он закончил и выпустил волосы из рук, в последствии делая небольшой шаг назад.       — Ты не против… — начал он, растягивая слоги последнего слова, — если я составлю тебе компанию? — руки машинально нащупали на тумбочке за спиной одну из книг и поспешили её подхватить, дабы секундой позже Пак, привлекая к ней внимание, несильно размахивал перед собой в знак собственных намерений.       — Ты не должен спрашивать, — Вонён слабо улыбнулась. — Это и твой дом тоже.       Пак прикусил нижнюю губу, и лишь оттого, что нашёл отклик собственных переживаний в словах жены. Это надавило на старую, но всё ещё не затянувшуюся рану, отчего та пустила кровь и снова ныла.       Вонён вскинула бровями, а после поспешила отвернуться, вновь концентрируясь на монотонном набирании текста. Сонхун не пожелал стоять так и секундой дольше, потому вновь обошёл диван и сел в кресло чуть поодаль. Пак дёрнул выключатель торшера, тот озарил комнату лёгким тёплым светом, несильно разгоняя серость пасмурного дня.       Он открыл книгу, следуя положенной ранее закладке, которой служила личная визитка одного из врачей больницы, имя которого в последствии долгого использования, к несчастью, стёрлось и стало едва разборчивым. В руках Сонхуна оказалась горячо рекомендованная Джеем книга Оливера Сакса, прочитать которую лучшему другу посчастливилось ещё в студенческие годы, и Сонхуну не удалось осилить даже по прошествии шести лет после выпуска.       Пак всматривался в слова, медленно скользил по предложениям, но смысл их улавливал мало. Сконцентрироваться ему никак не удавалось и приходилось по новой перечитывать абзац за абзацем, слово за словом, чтобы хоть на йоту внять смысл написанного. Сонхун чувствовал взгляд жены на себе и сквозь ресницы поглядывал в её сторону тогда, когда ему казалось, она смотрела менее всего.       А Чан Вонён поворачивалась в его сторону с частой периодичностью. Сонхун чувствовал, как жена смотрела на него какое-то время, несильно покусывая колпачок ручки, секундой позже спеша сделать быструю заметку в своём блокноте. Чуть позже Пак вновь слышал монотонное стучание ногтей по клавишам ноутбука. Через какое-то время это повторялось снова.       Сонхун не был уверен, как долго они просидели вот так: он — так и не сумев сосредоточиться на тексте и лишь для вида переворачивающий страницы; она — кидающая в его сторону малоразъяснимые взгляды, после снова отвлекающаяся на роман. На самом деле, на много дольше, чем Паку казалось.       — Если что-то тебя беспокоит, тебе следует мне об этом сказать, — Сонхун не выдержал игры в гляделки и вовсе не знал, как долго это продолжалось.       Он поднял свой взгляд, но не поднял голову, а кончиками пальцев продолжал держаться за край страницы, которую хотел перевернуть. Чан Вонён застали врасплох и поймали с поличным. Девушка так и замерла с едва ли приоткрытым ртом, клыком поддевая колпачок ручки, и молча смотрела в его сторону.       — Не то что беспокоит, — начала Вонён и выпустила ручку из зубов, вложила ту в блокнот и прикрыла его, откладывая чуть в сторону. — Я думала о том, как бы лучше описать сцену, — Чан отмахнулась, поджала губы и наконец-то выпрямилась, снова сложив руки на клавиатуру.       — Нужна моя помощь? — голос прозвучал отстранённо. Сонхуну не хотелось спрашивать, однако он всё же задал вопрос.       — Не бери в голову, — с тихим цоканьем промолвила она, и Пак проследил, как жена перечитала недописанное предложение, а после, выделив несколько секунд на раздумья, продолжила писать.       Сонхун знал, что имела в виду жена и был уверен, что часом позже в романе появится подходящая под случай сцена: лорд Бакстер будет увлечён книгой, а главная героиня продолжит смотреть на него украдкой, испытывая не то его терпение, не то самообладание. Вероятнее всего, именно второе, хотя Сонхуну точно знать не дано.       Разочарование вновь подобралось к горлу, и Пак мог лишь только хмыкнуть себе под нос, поджать губы, а после снова уставиться в книгу, вовсе не запоминая и слова из той. Глупо было полагать, что интерес жены был вызван чувствами, а не необходимостью, но Сонхун продолжал пытаться.       Пак не нашёл себе другого занятия, как по прошествии нескольких часов, проведённых в гостиной, вернуться в спальню, подобрать со стола документы, которые ему пришлось забрать из рабочего офиса, и под тёплым светом настольной лампы заняться их ознакомлением. Он работал в свой единственный выходной и желал этого меньше всего. Во всяком случае, даже это казалось ему не так обременительно, чем знать, что ненавистный Арон Бакстер продолжал приобретать сонхуновы черты.       Звонок раздался настолько неожиданно, насколько спасительно. Это заставило Сонхуна отложить бумаги, подхватить телефон и несильно приподнять, чтобы секундой позже встретится с именем интерна. Тогда разочарование побежало вверх по венам и сконцентрировалось на выступивших желваках. Возможно, было бы не так плохо, если бы звонило руководство и настояло на том, чтобы Сонхун немедленно приехал. Возможно, Сонхун бы согласился с этим.       Разговор был недолгим, и Пак мало ему отдавался. Он не удосужил подопечного больше, чем односложными ответами на интересовавшие его вопросы. После Сонхуну пришлось прослушать долгую речь о том, что интерну было жаль и ему не стоило тревожить Пака в его выходной, на что позже Сонхуну пришлось заверять парня об обратном, хоть и правды в этом было мало.       Одновременно с протяжным выдохом Пака телефон приземлился обратно на деревянную поверхность экраном вниз. Тихий грохот разрезал тишину, а после та вернулась вновь. Та окутывала его, а после неспешно поглощала, когда разум продолжал цепляться за реальность, выхватывая лишь отдалённый — сейчас казавшееся таким тихим — стук по клавишам ноутбука. Сонхун мотнул головой. Россыпь иссиня чёрных волос упала на глаза, секундой позже оказалась убрана. Прийти в себя это помогло мало, а потому он снова углубился в чтение, перелистывая скрепленные в левом верхнем углу степлером страницы и с редкой периодичностью грифелем карандаша круговыми движениями выделяя моменты, которые требовали того, чтобы Пак вернулся к ним позже.       Это продолжалось долго, впрочем, Сонхун не заметил. Не отследил он и того момента, когда звенящей тишине всё же удалось поглотить квартиру, а сумеркам — окрасить ту в ещё более серые тона. Отвлечься ему вздумалось только тогда, когда ранее казавшийся блеклый свет настольной лампы стал бить по глазам. Пак приподнял голову, которую поддерживал правой рукой у виска, и встретился со слабым собственным отражением. Свет от лампы преломляется в окнах, и теперь на Сонхуна смотрела его точная, хоть и слегка нечёткая копия.       Он слышал, как за окном трещали капли дождя. Те продолжали биться об подоконник приглушенным звоном, всё ещё напоминая об неутихающем дожде за окном. И Сонхуну всё же хотелось знать, почему дождливый день пришёлся на его единственный выходной.       Пак встал из-за стола, педантично сложив изучаемые бумаги стопкой у края стола, а карандаш отправляя обратно в подставку ко всей остальной небогатой для выбора канцелярии — Чан всегда предпочитала чёрные ручки синим, а Сонхун, из издержки выбранной профессии, никогда не брезговал предельной аккуратности с грифельными карандашами. Сонхун покинул спальню, вовсе не переживая о том, дабы прикрыть за собой дверь; полупрозрачная матовая конструкция сама поддалась и лишь прихлопнулась, создавая ранимую иллюзию завершённости подобного действия.       Пак медленными шагами пересёк метры, отделяющие его от гостинной, и зажмурился, когда яркий и холодный свет ламп под потолком защипал глаза. Ему понадобилось несколько секунд на то, чтобы унять неприятные ощущения и привыкнуть к освещению, теперь не казавшемуся таким ярким. Он зашёл в смежную комнату и смутился, не обнаружив Вонён на том месте, где она была тогда, когда ему удалось сбежать и прекратить вакханалию жены над эго мужа. Сонхуну понадобилось сделать ещё несколько шагов для того, чтобы обойти диван стороной и после взглядом встретиться с карей радужкой и бликом света в очках.       — Ты закончил? — Вонён смотрела на него снизу вверх и несильно приподнимала брови. Её лицо приобретало различимые черты эмоций, но Пак не мог уловить их все; возможно, ни одну из них.       Сонхун кивнул в знак согласия и промычал что-то несвязное в ответ. Взгляд скользнул по девушке, и теперь всё стало на свои места. Вонён не исчезла из квартиры, не поехала в студию, вопреки тому, что успел подумать Пак. Она лишь только сползла вниз по дивану, легла на живот, позволив себе положить ноутбук на серую подушку, а другую расположить у себя под боком и, обеими руками подпирая подбородок, держа его на одном уровне с устройством, перечитывать текст.       — Может, поужинаем вместе? — Сонхун кинул фразу невзначай; что-то заставляло тон его голоса звучать холодно в этот раз, и Пак не совсем был уверен, что именно. Возможно, он просто устал стараться.       — Ты голоден? — Вонён ответила вопросом на вопрос, и призыв к действию, скрывшийся в нотках, лизнул слух. — Не хочу готовить, — пояснила она, а он проследил, как тонкая девичья нога согнулась в колене и стала несильно болтаться вперёд-назад, стоило только жене вернуться обратно к ноутбуку. Сонхун остановился на том, как свободные шорты Чан от подобного действия чуть приподнялись на бёдрах, собираясь массивными складками.       Он не задержался на этом дольше, чем мгновением. Кадык подскочил вверх, когда Пак тихо прорычал, прочистив горло, и сглотнул слюну в попытке его смочить. Он подхватил сотовый, выудив тот из кармана штанов, и сделал ещё несколько шагов, прежде чем оказаться перед барной стойкой кухни. Сонхун взобрался на стул и положил руки на столешницу; прохлада той лизнула открытую кожу, но Пак не поёжился — эта незначительная деталь показалась ему благословением.       — Что бы ты хотела? — он не противился желаниям жены.       — Я откажусь, — через плечо кинула Вонён и чуть позже тише добавила: — Мне нужно закончить, осталось не так много.       Пак перевёл взгляд от жены, глаза проскользили по тёмному экрану сотового, зажатого в руке. Сонхун поджал губы и выпустил устройство из рук, то легло на поверхность барной стойки и завибрировало от пришедшего сообщения. Смотреть Пак не собирался.       Он поднялся с места, ноги самостоятельно понесли его за барную стойку. Сонхун оказался напротив выстроившихся в ряд ящиков и без раздумий рукой потянулся к одному из них. Пальцы поддели край светлой дверцы, нащупывая деревянную текстуру, и отворили её. Взгляд встретился с поблёскивающими в отражающемся свете тёмными бутылками, пока глаза забегали по этикеткам. Сонхун не задержался в раздумьях долго. Пальцы подхватили стоящую в середине первого ряда бутылку, крепко держа горлышко и ощущая шероховатость пробки.       Он бережно оставил непрозрачную бутылку покоиться на столешнице, мгновением позже отворил соседний ящик. Одной рукой он поднял с подставки два широких бокала, хватаясь за длинную тонкую стеклянную ножку, второй схватил штопор. Пробковое дерево не сопротивлялось, поддалось натиску штопора в сонхуновых руках и чуть позже выскочило из узкого горлышка, не наделав настолько много шуму, как могло. Сонхун чувствовал, как обоняние заласкал чуть кисловатый запах винограда. От этого по мало объяснимым причинам губ коснулась лёгкая улыбка, которая не посмела задержаться на лице Пака дольше положенного — нескольких мгновений оказалось достаточно. Он наполнил бокал вином лишь на треть, алая жидкость скрасила стенки и теперь играла и переливалась на свету, заставляя Сонхуна находить в этом что-то завораживающее.       Он не спешил выставлять бокалы на стойку. Пак кинул взгляд из-под ресниц в сторону жены: та всё ещё лежала в том же положении, в котором он застал её ранее, и качала ногой в такт перечитываемому повествованию. Сонхун усмехнулся — не знал, чему именно: тому, что продолжал поглядывать на жену издалека, или же тому, что снова почувствовал укол едкой безысходности собственного положения, продолжая давать больше и всё ещё боясь просить столько же в ответ.       Пак не задержался на этом дольше. Отвёл взгляд и вновь нашёл своим рукам занятие. Те подхватили небольшую картонную ёмкость, потянули края упаковки. В серости окружения красная клубника казалась яркой — под стать вину в бокалах — и выразительно контрастировала с белой тарелкой, на которую оказалась выложена.       Внимание Сонхуна вернулось к жене тогда, как ушей коснулся звук, характерный тому, как закрывалась крышка ноутбука. Он снова поднял взгляд и заметил, как Вонён, убирая устройство с подушки, приподнялась и секундой позже вновь оказалась сидеть на диване. Чан сняла очки и небрежно отбросила те, оставляя покоиться рядом с ноутбуком, зажмурила глаза и, выровняв спину, вытянула руки над головой. Сонхун был точно уверен, что девушка чувствовала, как мышцы спины изнывали от долгого нахождения девушки в однообразной позе, и точно знал, какое после этого следовало облегчение.       Чан Вонён протянула гласные, и Паку удалось собрать их в удовлетворённое «готово!», вырвавшееся у девушки из груди. Тогда Сонхуну понадобилось пара движений, чтобы выставить тарелку с клубникой на барную стойку и подхватить оба бокала. Вонён открыла глаза тогда, как Сонхун рассёк комнату шагами и стоял в нескольких метрах от жены. Девушка подняла на него удивлённый взгляд, и Пак видел, как удовлетворённая улыбка коснулась губ.       — За хорошую работу, — промолвил он и протянул один из бокалов. Алая жидкость зашевелилась и окрасила стенки, поспешив стечь вниз.       Вонён удовлетворённо промычала, провела языком по пересохшим губам и приняла бокал из сонхуновых рук. Раскрутив жидкость и рассмотрев её, сказала:       — Чудесное завершение вечера.       Она поднесла бокал к носу, потянула кислород и пропитала лёгкие лёгкой кислотой аромата. Отпрянув, Чан одарила Сонхуна взглядом, прочитать в котором Паку хотелось благодарность и, чуть склонив голову набок, протянула бокал к зажатому в сонхуновой руке. Тихий звон стекла наполнил комнату и разрезал давящую тишину, и голос Вонён прозвучал словно эхом:       — За хорошую работу.       Девушка поднесла бокал к губам, коснулась ими горлышка, секундой позже наклонила ёмкость, позволив алой жидкости упасть на пухлые уста. Сонхун долго не ждал — последовал примеру. Кислый и одновременно сладкий вкус спелого винограда коснулся языка, обволок нёба и поспешил исчезнуть дальше в горле. Небольшой глоток вина, кажется, вернул Пака из небытия, в котором ему казалось, он пребывал весь день с самого момента пробуждения.       Сонхун отставил бокал, оставив тот покоиться на журнальном столике, и проследил за тем, как жена, распробовав напиток, прильнула к бокалу ещё раз, отпивая ещё немного. Прежде чем упасть на мягкие подушки дивана, Пак вернулся за оставленной на кухне клубникой; ягоды продолжали всё так же ярко играть на контрасте, выделяясь.       Сонхун сел рядом с женой. Не настолько близко, как мог, но ближе, чем позволял себе за последнее время. Чан, всё продолжая придерживать бокал в одной руке, второй потянулась к пульту от телевизора. Несколько движений — комнату озарила едва слышная мелодия виолончели, играющая словно фоном. Сонхун не обращал на неё внимание.       — Ты работаешь на износ, — заметил Пак и мысленно усмехнулся: а ведь они друг друга в самом деле стоили, и Сонхун не был лучше — трудоголик, какого ещё сыскать надо.       — Ничего не поделать, — Чан замотала головой, ухватилась пальцами за стеклянную ножку бокала и отпила ещё немного.       — Можешь попросить издательство перенести дату релиза, — Сонхун рассуждал и не был точно уверен, нравились ли ему подобные рассуждения вовсе. Роман снова отбирал у него его жену — это Пак знал точно.       — Это ничего не изменит, — спокойно промолвила девушка и повернула голову в сторону Пака.       Сонхун замер, но не просидел так дольше, чем миг. Пальцы подхватили спелую ягоду, влага от промывки под сточной водой осталась на коже. Он подхватил зелёные листики и собрал те так, чтобы они больше не касались фрукта. Пак взглянул на жену, а секундой позже протянул руку, поднося ягоду к её губам, не считая, что в его действиях оставалась хоть какая-то двузначность. Пак внимательно смотрел на Вонён, продолжая держать клубнику рядом с её ртом, вовсе не зная, порозовеют ли его щёки или же нет. Впрочем, Сонхуну не стоило скрывать, что первый вариант вероятен не был, и всё лишь потому, что подобные чувства стали медленно отмирать.       А Чан вновь поступила по-своему. Её лицо не выражало никаких эмоций, когда она перехватила спелый фрукт своими пальцами, а после холоднее прежнего сказала:       — Не стоит, я сама.       Сонхун больше не настаивал.       Прошло более трёх наполненных и с успехом выпитых бокалов, когда Сонхун начал замечать за женой, что алкоголь всё же помог ей снять напряжение. Пак не отрицал, что тоже чувствовал, как блаженная нега медленно ползла по телу и окутывала его. Тогда, кажется, с телевизора уже не доносилась музыка. Ей на смену пришло что-то другое, на что пал выбор девушки — Сонхун не смотрел.       Он обратил свой взгляд на жену, когда заметил, как та с регулярной периодичностью то потирала кожу между плечом и шеей, то постукивала по мышце в надежде избавиться от тянущего чувства, доставляющего дискомфорт. Сонхун знал причину этому, но молчал, не желая поучать Вонён — они оба не любили это, и Паку хотелось уважать остатки подобных чувств, но закрывать глаза на последствия попросту не мог. Он не сказал ни слова, когда медленно приподнялся с дивана, а она даже не повернулась в его сторону в ответ на происходившее движение. Сонхун не стыдил её за это.       Ряд мелких шагов, и он снова оказался стоять у Вонён за спиной. Только тогда, ощутив его присутствие девушка вздрогнула, а Сонхун поспешил уложить обе свои руки на скрытые кофтой плечи.       — Тише, — прошептал он, вовсе не зная, для чего шепчет. Шёпот казался таким натуральным в сложившейся ситуации, и Пак вовсе не догадывался, почему.       Вонён протяжно выдохнула в ответ, и Сонхун почувствовал, как былое напряжение, ощущавшееся под пальцами, медленно сошло на нет, плечи девушки опустились и больше не подрагивали.       Пак начал с простого. Ладони забегали по девичьей шее, опускаясь к плечам в растирающих движениях, зная, что те согревали кожу. Сонхун был осторожен, мягок и нежен и не потому, что боялся сделать ошибку и причинить боль неосторожным движением, и даже не потому, что был немного пьян. Причину для себя он описывал просто — всё потому, что это была Вонён.       — Ты должна говорить, если не чувствуешь себя хорошо, — спокойно протягивал Сонхун, продолжая разминать мышцы.       — Я в порядке, — покинуло губы девушки, и Паку показалось, что он уловил нотки огорчения.       — Мы оба знаем, что это не так, — парировал он.       — Тебе не стоит беспокоиться, — девушка всё продолжала, но не заставляла его прекратить: не убирала силой сонхуновы руки, не пыталась избежать их.       — Именно мне и стоит, — что-то проскользнуло в тоне его голоса, от чего тот показался Паку не родным. Но Сонхун продолжал: — Мы супруги, и я всё ещё могу о тебе позаботиться.       После его слов Вонён замерла. Паку казалось: если бы он сейчас не оказался у Чан за спиной, то точно мог бы увидеть то, как девушка немигая уставилась в одну точку и приоткрыла губы — это было так на неё похоже. Девушка накрыла своей ладонью руку Пака, что расположилась у неё на левом плече и только-только выпустила кожу. Пальцы расслабились, и Сонхун, под стать жене, больше не двигался. Ему лишь удалось наблюдать то, как жена, всё не выпуская его руку, опрокинула голову назад, затылком касаясь мягкой спинки дивана.       Их взгляды встретились, и прежде, чем Пак попал в ловушку карей радужки, он проскользил взглядом по приоткрытым губам и заалевшим от алкоголя щекам жены. Вонён смотрела на него иступлено, а Сонхун забыл, что мог пошевелиться. Чан потянула вторую руку, и Пак почувствовал, как та легла ему на шею. Тонкими пальцами девушка выводила узоры у него на затылке, поддевала тёмные пряди, до которых могла дотянуться, и играла с ними некоторое мгновение, прежде чем это не стало надоедать.       Сонхун не говорил ничего, и на этот раз не потому, что не мог. Рушить момент не хотелось, не хотелось и останавливать жену.       Чан кончиками пальцев пробежала по шее вверх, очертила линию челюсти и остановилась на остром подбородке, всё продолжая держать зрительный контакт. Пак не заметил, как невольно подался вперёд, как сократил расстояние между их лицами. Вонён несильно поманила его на себя, имя прозвучало полушепотом, а после их бросило друг к другу.       Сонхун перестал видеть, прикрывая веки, перестал думать, испытывая от этого почти болезненное облегчение, когда пухлые девичьи губы коснулись собственных. Он прерывисто дышал и искал её, когда сама Чан определённо прогибалась в спине, линув ближе, и тянула Пака, притягивая за шею. В поцелуе их укрыл лёгкий сумрак похмелья, всё ещё ощущающееся лёгким привкусом вина на переплетающихся языках, расслабляя нервы и натянутые до предела струны души.       И для Сонхуна всё это длилось долго; не отступило даже тогда, когда девушка в поглаживающем движении убрала руку с шеи и отпрянула, раскрыв глаза, всё не сменив положения головы, смотря на него из-под приопущенных век.       — Почему бы нам…       Она начала водить узоры у него на груди, и Сонхун треклял собственное сердце за то, что оно поддавалось мимолётным ласкам. Ненавидел то, но не мог противостоять, когда по первому зову поддался навстречу, спеша обогнул диван и подхватил девичье тело на руки, ощущая тёплые уста у себя на шее. В такие моменты ему в самом деле всё ещё казалось, что меж ними всё ещё тлел огонёк былых чувств.       Казалось, что он всё ещё её любил точно так же, как три года назад.       Пак знал, что это была искра. Мимолётная, едва уловимая искра, которая в ней зажгла пожар, а в Сонхуне — ненависть к себе. Он не любил быть мягкотелым, но таял перед ней. Менее всего предпочитал поддаваться её уловкам, но всё равно угождал ей, шёл на встречу, уже наперёд зная, что в конце не получит ничего в ответ. И как бы то ни было, он продолжал твердить себе «мы ведь супруги», веря в то — и обманывая себя, — что эти слова всё ещё имели смысл.       Ранее не запертая в спальню дверь поддалась натиску, и комната встретила пару мраком. Пробивавшийся сквозь затянутое тучами небо свет полной луны стал причиной, почему Сонхун не пожелал включать освещение сразу. Он смотрел и видел, как серый, едва ли не голубой лунный свет играл на тёмных волосах девушки бликами, как при нём бархатная кожа казалась еще более молочной, и как блестели её глаза. Хотелось верить в то, что блеск не был отражением спутника в карей радужке, а проявлением светлых чувств, что когда-то их связывали.       Сонхуну нравилось обманывать самого себя.       Пак, будучи аккуратным в своих движениях, бережно уложил девушку на кровать, пока Вонён освободившимися руками подмяла под себя ранее ровно расстеленное одеяло. Сонхун навис над ней, расположил руки по обе стороны от её головы и прерывисто дышал. Прозвучало его имя, выбившееся у девушки из груди, и Сонхуна повело. Вонён подхватила ход игры и утянула его в поцелуй.       Её грудь прижалась к его, а губы, ощущающиеся по-новому тёплыми, припали к его, срослись и стали вырисовывать узоры, никому из них ранее не известные. Сонхун пьянился чувством собственного безысходности, бранил сердце, больше не бившееся так часто, как ранее при поцелуе, за то, что играло с ним злую шутку, и мысленно воспроизводил все те светлые чувства, что всё ещё копил в памяти.       Он пытался узнать, чем была та искра, захватившая Вонён пожаром, но ответа так и не находил.       Чан удалось отвоевать каждую частичку его сознания, испепелить оставшиеся мысли, эхом прозвеневшие в последний раз, а после завлечь в танец тел, в котором руководила она.       Сонхун не помнил, когда Чан расположилась у него на тазу, поочерёдно очерчивая пальцами выпирающие тазовые косточки и паутину вен, обрывисто скрытую тканью штанов. Он помнил, как она обнажилась, как высвободила и его из оков одежды и как позволила эмоциональному похмелью — а вместе с тем и алкогольному — охватить их обоих. Чуткие нервы натянулись до предела и вызвали чувства, избежать которых и противостоять которым невозможно, когда губы прильнули к губам, а грудь к груди.       Пак позволил Вонён вести. Позволил завладеть процессом. Разрешил завладеть и им, всё ещё надеясь, что тот огонь, который продолжал гореть в девушке, когда та постанывала и срывалась на тихий крик от удовольствия, седлая сонхунов член, сможет охватить и его, сможет разжечь в нём что-то, что без того давно угасло.       Иллюзии стали растворяться через время, когда девушке удалось дойти пика и, надавливая на сонхуновы бока и пересчитывая рёбра, раствориться в блаженстве. Стёрлись из реальности окончательно тогда, когда Чан ногтём вывела узоры на обнажённой сонхуновой груди и остановила Пака от нового соприкосновения губ. И окончательно исчезли, когда Вонён пальцами прочесала спутавшиеся волосы, а после на дрожащих ногах слезла и, поспешно натягивая одну только ночнушку, забралась под одеяло и развернулась к Сонхуну спиной.       Рассыпались все иллюзии, которыми Паку удавалось себя кормить.       В этом браке они угасали. И оба знали, что этот процесс им не обуздать и не остановить.