Разорви донельзя

      Время шло фанатически быстро. Быстрее они разве что съехались, потому что сам Дятлов четко решил, что с этим уж точно надо поспешить, не к чему было мелочиться. В его-то возрасте! Да и Полина была счастлива от такого предложения. Правда все квартиру выбрать не могли, в какой жить. Дятлов не хотел расставаться со своей библиотекой, а Полина…       — Толь, ну пойми правильно, — говорила она неловко. — Я тебя ни к кому не ревную и знаю, что ты любишь только меня, но…       — Но?.. — нетерпеливо спросил он. Дятлов понятия не имел, что ей не нравится в его квартире! Свою она обжить еще толком не успела, переехать ей труда бы не составило, а у него столько книг… Он, в общем, упираться в это не собирался, но пока не услышал ни одного довода, чтобы жить у нее в квартире.       Полина вздохнула и, глядя ему в глаза, сказал:       — Я не хочу спать на той же кровати, где ты спал со своей бывшей женой.       Дятлов медленно моргнула.       — Полина, ты сдурела? Последнее постельное белье в моей квартире, которое помнило женщину, уже давно было выкинуто из-за износа.       — А кровать-то на месте! И кухня… и ванная… Ты не понимаешь!       — Я и вправду не понимаю, — моргнул он растерянно, но догадывался, что для молодой девушки это может быть по-настоящему важно.       Полина надулась и бросила:       — Придется понять, что я хочу строить наше гнездо с нуля, а не… с гнезда, которое построила другая женщина!       Дятлов смотрел на нее долгие тридцать секунд и, может быть, Полина могла бы почувствовать себя неловко, но она была непреклонна в своей идеи. И, может быть, Дятлов мог понять, чему она так возмущалась. Да, для молодой девушки это, вероятно, в самом деле довольно досадно. Ей хотелось делать все с нуля, а, по ее мыслям, там все было устроено по нраву другой женщины.       В итоге он сказал:       — Но у меня трешка.       — И? — она приподняла бровь.       — Ну, мне кажется очевидно, что рано или поздно ты захочешь родить.       Она цокнула.       — Не будь ты таким, я бы тебе родила хоть сегодня, но сейчас я в этом не уверена! Все, что ты должен сделать сейчас — это уступить мне!       — Дорогая, — устало вздохнул он. — Я сам не люблю загадывать вперед и не ясно, как все сложится, но если сложится хорошо и мы захотим ребенка… Его надо будет где-то устраивать. Я придерживаюсь такого мнения, уж я-то насладился жизнью в одной комнате с родителями, и в прошлом браке, и, может, в будущем, так же буду на этом настаивать. И что тогда? Согласишься сразу же переехать в мою квартиру, с этой, где ты устроишь все так, как хочешь? А так можешь хоть всю мебель новую купить и поменять комнаты.       Полина поджала губы. Ей не нравилось уступать, но он был прав. Сама она трепетно хранила в душе идею брака с ним, идею завести с ним семью, родить ребенка, и… ну да, у нее всю жизнь была своя комната и будет хорошо, если у их ребенка тоже будет своя комната. И переезжать потом со своей к нему, беременной, когда у нее уж точно не будет сил и желания на все эти вещи…       Она вздохнула.       — Ладно, ты прав, — согласилась она без желания, и он мягко улыбнулся. Погладив ее по волосам, он поцеловал ее в лоб.       — Вот и славно. А дом устроишь так, как захочешь. И… Да, раз уж мы заговорили. Ты, кажется, настроена серьезно?       — А ты нет? — она посмотрела на него, вновь приподняв брови. Да, конечно, не то чтобы они были слишком уж долго в отношениях, но Полина чувствовала, что они сошлись идеально. Он не умел на нее злиться, она на него — обижаться. В большинстве вопросов он слушался ее и они делали, как хотела она. Они почти не спорили и Дятлов всегда был с ней нежен. Теперь даже на работе. Ей было хорошо с ним, лучшем, чем с кем-либо, она могла весь вечер молчаливо провести в его объятьях, пока он читал или, по своей дурной привычке, разбирался с бумаги с работы, таская их везде с собой. Еще… Он сфотографировал ее на поляроид — ранним солнечным утром, в белой ночнушке, с распущенными волосами, которые почти что светились от рассветного солнца, и бережно вложил это фото в свой кошелек. Да, она считала, что они оба были настроены весьма серьезно.       Дятлов посмотрел на нее и вдруг встал за сигаретами. Она проследила за этим, сев на диван с ногами. Окно было открыто, впуская уже прохладный сентябрьский ветер, закат наполнил комнату. Дятлов закурил, обернулся снова к Полине, осмотрев ее.       — Тогда ты должна уже сейчас отказаться от любой работы, кроме работы оператора.       Она моргнула, поджав губы. Полина знала, что ограничения ее рано или поздно коснутся, но…       Дятлов поспешил ее утешить:       — Это хорошая должность, ты знаешь, просто ни замеров, ни проверки оборудования. Я вижу, что ты похожа в этом на меня, но… Но если мы настроены серьезно, то тебе надо отказаться от этого всего. Хотя бы на какое-то время. Не навсегда.       Она без желания кивнула. Тут не могло быть места спорам, она и без него все прекрасно знала.       — И еще кое-что…       — Еще?       — Да. Понимаешь… — он вздохнул, смотря на сигарету. — Я такой человек: если мне что-то не понравится, если начальство встанет на дыбы — я не собираюсь идти на уступки. Я делаю так, как знаю я. И я рассматриваю вариант, что чудесным днем меня уволят и нам придется переезжать. Ты будешь к этому готова?       Полина облегченно вздохнула.       — Я думала ты скажешь что-то более неприятное.       — Ну, тебе ведь заново придется обустраивать гнездышко.       — Главное не после твоего прошлого брака, — цокнула она. — Об этой твоей черте я давно знаю, и все не понимаю, как тебя еще не уволили, — она хихикнула.       — Все просто. Я самый опытный ядерщик на ЧАЭС.       — Когда-нибудь это тебя не спасет.       — Ну, к тому времени… — он подошел к ней и мягко пощекотал под подбородком. Полина довольно мурлыкнула. — У меня, может быть, будет весьма видный тесть.       — От ты какой. Может ты только из-за моего отца, а? — прищурилась она.       — Разумеется, — ответил он с весьма серьезным видом и Полина рассмеялся, вытянув руки. Дятлов улыбнулся, убрал сигарету и склонился, поцеловав ее. Полина обняла его, целуя, растворяясь в этом. Такая ласковая и нежная.

*

      — Это что? — Полина посмотрела на пачку денег. Последнее время, как они переехали к нему, все, что она делала, так это закупалась обновками. Ей все нужно было поменять! Правда кровать ее все еще выводила из себя, и Дятлов все-таки согласился на новую, уступив ей. Это было большое облегчение.       — Моя зарплата, — хмыкнул он, снимая пиджак, вешая его на вешалку.       — Зачем? — не поняла она, отложив книгу. У них сегодня смены не совпадали, что случалось редко — график нынче всегда утверждался так, чтобы Дятлов и Гром уж точно были на одной смене. И далеко не только из-за желания самой Полины быть рядом с ним…       — Ну… я всегда жене зарплату отдавал, — хмыкнул он. — Часть отложил, конечно, все-таки и переезд возможен, да и на отдых, может, съездим когда, и…       — Погоди. Я все равно не понимаю. Я не твоя жена.       — Но мы живем вместе.       — И?..       — Ты ведешь быт. Конечно деньги должны быть у тебя.       — Если ты думаешь, что я одна буду драить эту трешку, то спешу тебя расстроить.       — Нет проблем. Деньги все равно пусть будут у тебя.       Полина снова уставилась на пачку. Она определенно ничего не понимала.       — Блин, Толь, объясни нормально… — она просто не знала, как к этому относиться! Как-то она не была готова к тому, что он придет одним днем и просто вручит ей почти всю свою зарплату!       — А что не так-то? Мне деньги особо не нужны, только тебе подарки покупать. А ты там… ну, для дома же что-то купить надо, продукты, все такое. Для себя тоже что-то прикупить.       У Полины просто мозг сломался в этот момент. Ему не нужны были деньги. В общем… ну, похоже на правду. Его интересовала только собственная работа и Полина. Все. Он покупал ей подарки, дарил цветы, оплачивал счета в ресторане, но тратился ли он как-то на себя? Она очень сомневалась.       — Я… я как-то не знаю, Толь, — пробормотала она.       Он понимающе улыбнулся и, поцеловав ее в лоб, сел рядом, погладил по голой коленке.       — Просто трать на свое усмотрение, вот и все. Я себе отложил немного: на будущее, ну и на мелочи всякие. Вот и все. Я всегда так делал, мне так привычнее.       Полина поджала губы, он видел, что ей было явно неловко, и Дятлов постарался ее приободрить:       — В конце концов, ты сейчас занимаешься всей квартирой, да и еду только ты готовишь…       — Мне не сложно, — пожала она плечами.       — Ну а мне не сложно отдать тебе зарплату, — он поцеловал ее в щеку и, вместе с тем, его ладонь скользнула вверх, плавно залезая под домашнее платье. Она улыбнулась, закусив губу.       — Скучал по мне?       — Я весь рабочий день тебя не видел, — вздохнул он, целуя линию челюсти, за ухом, лаская, обжигая дыханием. — Чертовски.       Полина довольно хихикнула и, повернувшись к нему, обхватила его шею, обняв и ближе притянув к себе. Дятлов с довольным выдохом подался к ней ближе, целуя шею и вырывая из нее слабые вздохи, пока ладонь плавно поднималась еще выше, пока не наткнулась на ткань белья. Он чуть покружил, а после потер пальцами меж бедер — Полина охнула и откинула голову назад, сама шире разведя ноги. Он довольно улыбнулся. Его отзывчивая девочка…

*

      Первое время, когда об их отношениях только узнали, то точно все языки счесали. Все поражались разнице в возрасте, тому, что Полина, такая юная и красивая, запала на такого деда! Особенно страдали молодые парни, которые положили на Полину глаз и теперь мучились от разбитого сердца! Кто-то предпринимал последнюю, отчаянную попытку позвать ее на свидание, но всегда получали вежливый отказ. Дятлова, которого половина персонала и так не любили за строгость и вспыльчивость, теперь стали не любить еще сильнее из-за зависти. Полина была очень красивой девушкой, такая юная и светлая, и он с ней! Были и сплетни, что он ее чуть ли не шантажом возле себя удерживает, а счастливый вид Полины и то, как он с ней был ласков строго игнорировалось. В общем, Полина и Дятлов просто не обращали на это внимания.       После, когда все улеглось и все смирились, что Полина Игоревна строго занята, все пытались использовать ее в своих корыстных целях — чаще всего в попытке как-то смягчить Дятлова, но чаще всего она отвечала отказом. Просто потому что обычно Дятлов вел себя, как Дятлов, и если она подойдет к нему, то он, конечно, уделит ей внимание и приласкает, но дальше будет вести себя, как и вел раньше. Потому что это Дятлов. Он требователен в работе и вспыльчив, другим он просто не бывает.       Но иногда… иногда она шла на такие шаги, чтобы успокоить его, когда она видела, что он явно вне себя. Когда начинал рявкать на всех без разбора и причин, когда ему ничего не нравилось, когда все, по его мнению, было неправильно. Зашел в диспетчерскую, всем дал по выговору за какие-то грехи сто летней давности, поругал за расчеты и ушел. Тогда кто-то из операторов умоляюще на нее посмотрел и она, вздохнув, встала, усадив на свое место стажера и велев другому оператору следить за ним.       Она нагнала Дятлова в коридоре, и тот аж дернулся, когда она его окликнула. Развернувшись, он раздраженно сказал:       — Полина, умоляю, не сейчас.       Она неуверенно на него посмотрела, замедлила шаг, но не остановилась. Он тяжелым взглядом наблюдал за тем, как она подходила, зная, что ничего с ней сделать не мог. Это Полина.       Она у него такая.       — Ты совсем дикий, — сказала она тихо.       Дятлов вздохнул и полез за сигаретой. Он затянулся, и в этот момент Полина подалась к нему и, глядя в глаза, нежно поцеловал его в ребро ладони. Дятлов не смог сдержать улыбку и погладил ее по щеке свободной рукой. Полина улыбнулся, потерлась щекой о его ладонь, и он вдруг ощутил, что тиски напряжения, наконец, ослабли в нем, и Дятлов склонился, чмокнув ее в губы.       — Ну вот. Так лучше, — она поглядела на него с нежностью. — Что случилось?       — Ничего особого, — он покачал головой. — Брюханов просто… — Дятлов раздраженно прикрыл глаза. — Я понимаю, что у него вечно горят сроки, которые верхушка ставит абы как, но мне что, разорваться?! Планы испытаний составить на коленке?! Приходить в гости к начальству и заставлять их его подписывать?! Все и так через жопу происходит, но мы на атомной станции!       — Я знаю, — тихо сказала она, сжав его руку в своей, нежно погладив. — Гни свою линию, Толь, если что — переедем. Не спеши. Я знаю, что ты прав.       Он посмотрел на нее и тихо вздохнул, найдя ее слова успокаивающими, что она поддерживала его и то, что он говорил, что она была на его стороне. Поцеловав ее в лоб, он погладил ее волосы и тихо сказал:       — Спасибо.       — Ты будешь свободен на обеде? — она прильнула к нему ближе, погладив по груди. — Поговорим, я тебя успокою… Хочешь массаж? Ты когда злишься, весь как каменный становишься, — ее руки поднялись выше, мягко сжали плечи, и Полина удивленно приподняла брови. — Стальные!       Он улыбнулся, гладя ее талию.       — Не знаю, чем я тебя заслужил. Ты чудесная.       Она смущенно улыбнулась и пожала плечами.       — Ты тоже чудесный. Буду ждать обеда, — и, поцеловав его в щеку, она ушла. Дятлов проводил ее спокойным взглядом и докурил сигарету. И до конца рабочего дня он оставался просто Дятловым, привычным многим.

*

      Полина почувствовала себя нехорошо. До конца смены оставалось еще четыре часа, и она думала, что дотерпит как-нибудь, виня в этом подгулявший кефир. А она говорила Дятлову, что он явно несвежий! Надо было выкинуть, но у него продукты не выкидывались. Она пошутила, что в следующий раз для него мясо закопает во дворе, раз он нынче, подобно овчаркам, стал поваден на тухляк. Он очень обвиняюще на нее посмотрел.       Живот ныл, подкатила тошнота, она чувствовала, что ей вдруг стало холодно, а, поерзав, она замерла. О Боги. Опять. Она сжала губы. Несколько месяцев ее ничего не беспокоило, а тут что?! Из-за радиации ничего подобного быть не могло, последние пару месяцев она сидела только в диспетчерской да в кабинете Дятлова, к тому же послушно повысила дозу йода. А тут… К счастью, хоть прокладки она распихала по всем своим сумочкам. И вообще… хорошо, что у нее с ними не было проблем — ей привозили с заграницы, при чем всю ее жизнь, когда она узнала, что другие девушки пользуются марлей да ватой пришла в искренний ужас.       Но все-таки сейчас одной прокладкой дело не исправишь, ей было плохо и стало тяжело следить за показателями, к тому же…       Она опустила голову и вздрогнула, сжавшись и закинув ногу на ногу. Нет уж, сейчас она точно с места не встанет! Она поерзала, убедившись, что пятна точно не было видно, и вся сжалась.       Хуже она себя еще никогда не чувствовала. Ей было больно и плохо, и тут, в помещении, полно мужчин, она даже не могла встать! Она чувствовала себя такой грязной. Она дернулась, осознав, что одежда же сдается в строгом порядке для очистки и… там увидят… Она чуть не заплакала от бессилия, ей хотелось удавиться или пойти прям так сброситься с окна. Полина понятия не имела, что ей делать! Никак не скрыть, не утаить…       И она сидела, бледная из-за боли внизу ее живота, и понятия не имея, что ей делать. Ей было сложно работать, сложно соображать и она злилась на себя за то, что обещала Дятлову, что не будет работать в таком состоянии! Но что она могла?       Ей казалось, что хуже момента в ее жизни просто не было. Пару раз у нее спрашивали, все ли с ней хорошо, подмечая ее больной вид, и она просто кивала.       Она вздрогнула, когда открылась дверь и, увидев Дятлова, впилась в него умоляющим взглядом. Он сразу заметил и кивнул ей, показывая, что сейчас подойдет. Сначала он проверил показатели, о чем-то переговорил с оператором и, наконец, подошел к ней, склонившись ближе. Он сразу заметил ее бледный вид и жутко испугался.       Она еле слышно прошептала ему на ухо, что случилось, и он кивнул.       — Хорошо, тогда идем.       — Я не могу, — тихо простенала она, глядя на него умоляюще.       — Почему? — он пораженно моргнул, а Полина поерзала.       Ей стоило больших усилий, чтобы едва различимо прошептать ему на ухо, что у нее запачкались штаны. Он устало вдохнул. Вот честно — был бы он простым оператором и, заметив кровь, просто бы сделал вид, что ничего не видел, или, если девушка не в курсе, просто сказал, что надо бы сменить форму. Все! Он уверен, что все его ребята — почти все женатые, кстати! — знают о таком процессе и просто бы предложили помощь. Но это Полина, юная девушка, и к вопросу своей физиологией относилась очень трепетно. Даже ему ей было сложно сказать, что у нее менструация!       — Понял, — он вздохнул и снял с себя рубашку, оставаясь в формовой белой футболке.       Операторы удивленно посмотрели на это и явно уж все поняли, когда Полина, неловко копошась, как мышь, обернула рубашку возле своих бедер, но все, как он и ожидал, в итоге отвернулись и сделали вид, что ничего не видели. Ну вот, молодцы.       Он провел ее к раздевалке, давая ей опереться о себя, и она замерла у входа.       — Толь… Ну как я пойду? Они же… увидят тогда…       — Да, точно. Давай отнесем, возможно, радиационную одежду домой и закопаем ее на заднем дворе.       — На моей форме нет радиации! Я дальше диспетчерской не ходила!       Он посмотрел на нее с сожалением. Бедная девочка, ей больно и плохо, она вся бледная, и все равно боится, что кто-то там что-то узнает!       — Форма подотчетна, дорогая. Идем, я все сам скажу и объясню. Пока иди переодеваться. У тебя есть средства гигиены? — дождавшись ее кивка, он погладил ее по спине. — Тогда хорошо, иди.       Вопрос крови на брюках вообще никого не удивил, но все поняли: молодой девушке это сложно, так что все всё поняли, а Дятлов вернулся к Полине, чтобы увести ее в мед пункт, где ей дали обезболивающее. Он велел ей отлежаться и, когда станет лучше, идти домой. Полина не стала спорить — к тому же выглядела она совсем плохо, и ей меньше всего хотелось оставлять ее одну, хотелось… приласкать ее, успокоить, но… Он посмотрел на нее и, выдохнув, ушел. Остаться он не мог, ему еще надо найти замену Полине. И ушел, надеясь, что о ней позаботятся.       Домой он непривычно спешил. Ему… ему было не по себе от того, как плохо Полине бывало в эти дни, до того, что все лицо у нее было белое и пот холодный на лбу. Он думал о враче, а следом: а что тот скажет? Может быть в Москве с этим получше, или в Киеве, а тут… Он покачал головой.       По дороге он купил пирожных и конфет для Полины. Ей вроде в первые дни ужасно хотелось сладкого, да и хотелось хоть чем-то ее утешить. Сам Дятлов в той же крови на брюках проблемы не видел и был уверен, что, обратись она к оператором, те бы ей помогли без задней мысли! Но это Полина. Юная девушка, ей боязно и не по себе, и что он мог с этим сделать? Ничего. Для нее все это было весьма интимно до той степени, что даже ему она говорила дрожащим голосом и со страшными глазами, будто бы он не знал, что у женщин есть менструация!       Он тихо зашел домой, вымыл руки и заглянул в спальню. Полина лежала на кровати и, услышав шум, приподняла голову. Волосы она завязала в хвост, который уже растрепался, лицо у нее все еще было больным, хотя намного лучше в сравнении с тем, что было на станции.       — Ну, солнышко, ты как? — он сел на край кровати, с нежностью погладил ее по лицу, и Полина тихо вздохнула.       — Уже лучше. Думаю через часик совсем пройдет… Уже не тошнит и в голове не звенит.       — До дома сама дошла?       — Подвезли… Медбрат попросил кого-то. Мне так стыдно, Толь, — сказала она жалобно, и он удивленно приподнял брови.       — Тут нечему стыдиться, милая. Тебе стало плохо и тебе помогли. Так же, как и ты помогла бы другому человеку.       — Но у него же… не такая причина! — сказала она жалобно.       — Какая разница? Тебе плохо — и это главное. И кто не захочет помочь девушке?       — Словно я немощная какая-то…       — Нет, словно тебе, как и любому другому человеку, бывает плохо. К тому же, как мы уже знаем, у тебя такое совсем не каждый месяц, — сказал он, и его рука скользнула ниже, погладила шею, плечо и, наконец, легла на чуть более мягкий, чем обычно, живот, нежно гладя, будто так он хотел как-то смягчить боль.       — Да… И то слава Богу. Интересно, в чем тогда причина? Я сейчас намного меньше радиации получаю, чем раньше.       — Может особенности организма какие? — спросил он, продолжая оглаживать живот, забравшись под домашнюю футболку и лаская голую кожу. Полина слабо улыбнулась.       — Вот уж особенности, — фыркнула она и сказал: — Приляг рядом, пожалуйста.       Он кивнул и без лишних вопросов лег к ней в постель, хоть и был все еще в уличном, но ей хотелось тепла и объятий, и он не мог ей в этом отказаться. Дятлов прижался к ней со спины, обхватил ее своими ручищами и нежно уложил ладонь снова на живот, гладя и лаская, согревая. Полина облегченно выдохнула и закрыла глаза. Дятлов испытывал к ней искреннее сочувствие. Так плохо из-за естественных процессов! Она даже не могла ничего с этим делать, никак предупредить. Конечно ей тяжело давалось принимать помощь, даже если она не могла от нее отказаться.       Вскоре она задремала и Дятлов, убедившись, что она спит, плавно встал. Завтра у них двоих выходной, они планировали в ресторан, но уже как-то не совпало. Пусть лучше дома полежит, отдохнет.       Он переоделся и принялся за ужин.       Проснувшись, Полине было многим легче, Она даже поужинала! Хоть и осилила только половину порции, зато вот торт и конфеты ей пошли за милую душу и, смотря в его объятьях какой-то фильм, она съела почти все конфеты и была теперь абсолютно довольной жизнью. Дятлов был рад видеть ее порозовевшее лицо и блестящие глаза.       Идею следующего дня никуда не идти она восприняла с энтузиазмом и, даже не переодеваясь из ночнушки, предпочла весь день лежать в кровати, есть сладкое и читать. Дятлов против такого досуга ничего не имел, так что сам с ней рядом нежно гладил ее по волосам, читая, наслаждаясь тишиной и покоем.       Полина вдруг отложила книгу и ткнулась лицом в его плечо, потеревшись. Дятлов улыбнулся и погладил ее по волосам — он привык, что порой на нее накатывали порывы нежности и все, чего она хотела, так это чтобы он целовал ее и гладил. И в этот раз, он думал, снова что-то такое, но…       — Полина… — прошептал он удивленно, когда она, сквозь ткань домашней футболки, поцелуями начала спускаться все ниже и ниже, и…       Она вздохнула и потерлась щекой о его живот, подняв на Дятлова взгляд.       — Я тебе не говорила, но… мне во время этих дней так хочется, просто с ума схожу. Я ведь могу… Ну, просто сделать тебе хорошо ртом? Мне хватит, — и с тихим вздохом положила ладонь на его пах, поглаживая. И взгляд у нее был такой молящий, румянец игривый.       Дятлов опешил. Он был уверен, что во время этих дней Полина скорее вся закрывается и ни о каком желании и речи идти не может! А тут…       Она вдруг почти что испуганно прошептала, отдалившись от него, как током ужаленная:       — Прости, если тебе противно, пока у меня…       — Глупости не говори, — прервал он ее грубо, разозлившийся. — Как ты мне можешь быть противна? Из-за наличия у тебя матки ты мне противна, по твоему? Это просто кровь, — и, заметив ее взгляд, чуть смягчился. Напомнил себе, что она не о нем говорит, а о самой себе. Это она себя… вот так воспринимает в эти дни. Он погладил ее по щеке, притянул ближе к себе, обняв. — Ты никак не поменялась, дорогая, и не поменяешься. О какой любви может идти речь, если мне было бы это противно? Ты в любых состояниях прекрасна и любима, поняла? А уж тем более сейчас. Я крови не боюсь и ничего такого в ней не вижу.       Она с сомнением на него посмотрела, поджав губы, но чуть успокоилась, расслабилась под его руками. Он поцеловал ее в лоб.       — Я просто… Я не могу так. Что ты мне что-то дашь, а я в ответ — ничего. Я так не могу, чтобы ты не кончила, — сказал он честно. Ну да, раньше, до нее, у него то получалось, то не получалось, и он уже принял это как норму. А тут, оказывается, он может по-другому! И теперь мысль, что Полина могла бы не кончить казалась ему идиотской! Для него сейчас вообще в сексе был главным ее оргазм, ее удовольствие. Иначе он не мог.       Полина смущенно потупила взгляд.       — Но как же ты так… — пробормотала она. — Сейчас никак, — добавила она уверенно.       Он рассеянно кивнул, а после спросил:       — Совсем никак?       — Толь… — прошептала она удивленно, глядя на него большими глазами, вся красная и смущенная.       — Ну просто… Там же только кровь, вот и все? Что в этом такого? А если тебе хочется сильнее, чем обычно, то… Ну, значит можно?..       — Я… — она заморгала, краснея. — Просто… кровь же, и…       — Ну, мы подложим полотенце? — он сам не ожидал, как зажегся этой идеей. Просто было в этом что-то, чтобы заняться с ней любовью, когда она в таком уязвимом состоянии, к тому же так сильно этого хочет. Он приободрил ее: — А если что-то будет не так — говори, мы остановимся. Мы просто попробуем, да?       Она замялась, чуть поерзав. От этого предложения желание в ней только усилилось, а оно и без того было ого-го, чего она вообще никак понять не могла! И то, что ему совсем не было противно, что он не брезговал ей в таком состоянии… Да, ей это было очень приятно и возбуждало только сильнее.       — Погоди, я помоюсь и полотенце принесу.       — Хорошо, — он кивнул, нежно поцеловав ее в лоб, и проводил ее взглядом. Сам встал за презервативами, решив, что в этот раз уж точно они нужны. При том дело было не в страхе, что он там себе что-то запачкает, на самом деле, он бы и отлизать ей мог, если бы она попросила, просто… Ему подумалось, что так будет лучше для нее.       Она вернулась из ванной вся красная и смущенная, немного зажатая, и он все взял все в свои руки. Забрал полотенце, разложив его на кровати, а после, взяв Полину за талию, нежно утянул ее на кровать, нависнув над ней. Она смотрела на него большими, не то напуганными, не то желающими глазами, и Дятлов нежно ее поцеловал. Рука сама спустилась к груди, мягко сжав, и Полина издала неясный стон, прошептав:       — Нежнее…       — Ого, редко от тебя такое услышишь, — он по-доброму улыбнулся, тут же ослабив хватку, ласково оглаживая ее.       — Просто… — Полина поерзала и тихо призналась: — Она чувствительная и немного болит, если честно.       — Понял, буду нежнее, — кивнул он, с удивлением обнаружив, что в этом состоянии она в самом деле намного уязвимее и чувствительнее. И он бы соврал, если бы сказал, что это не завело его только сильнее.       Целуя ее шею и плечи, он захватил подол ночнушки и потянул ее вверх, обнажая белое тело в россыпи веснушек. Откинув ее в сторону, он оглядел Полину и удивленно приподняв брови, заметив, что ее тело… ну, было немного другим. Грудь стала явно больше, очертания чуть мягче, живот не был привычно плоским. Она выглядела… очень хорошо. Он издал восхищенный вздох, довольный этими изменениями, и склонился, нежно обхватив сосок губами — Полина тут же издала почти молящий звук, вцепившись в его плечи. Да, такой с ним она еще ни разу не была…       Она отзывалась вдвойне на самую невинную ласку, изгибаясь и шепча «еще». Он сжимал в руках грудь, лаская, целуя и вылизывая, ласкал шею и плечи, ее бедра, разведенные для него, и каждая ее реакция была слаще предыдущей.       Наконец, он спустился рукой вниз, коснувшись ее меж ног, ощутив привычную влажность, на всякий случай он бросил быстрый взгляд, чтобы убедиться, что это смазка и, кивнув, накрыл двумя влажными пальцами клитор, массируя. Полина умоляюще застонала в его рот, заломив брови и откинула голову назад, заскулив. Дятлов прохрипел:       — Тут тоже чувствительнее, да?       — Черт, да, — захныкала она, ее грудь лихорадочно поднималась и опускалась от дыхания.       Дятлов осмотрел Полину в чистом восторге. И от него это годами скрывали! То есть он был искренне убежден, что в этот период женщинам тяжело и им хочется спрятаться, а тут такая красота! И чувствительность какая, немного потрогал — а Полина уже вся мечется, стонет, изгибается.       Он не сдержался, приспустив домашние штаны и, сев на колени, дрожащими пальцами принялся натягивать на себя презерватив — сто лет этого уже не делал! Полина посмотрела на него мутным взглядом, чуть сведя колени — Дятлов заметил немного крови, но это вообще никак не сказалось на его возбуждении и желании.       Наконец, разобравшись с презервативом, он взял ее за колено, отведя ногу в сторону, и устроился меж ее бедер. Она закусила губу и потянула его за футболку, снимая. Он мотнул головой, откинув футболку в сторону, и довольно вздохнул, когда Полина прильнула к нему своим телом, казалось, более горячим, чем обычно. Он накрыл ее рот своим и, помогая себе рукой, плавно вошел в нее. Она громко застонала, закатив глаза от кайфа, а, когда он сделал первый толчок, и вовсе вскрикнула.       Дятлов ощущал себя обворованным. От него уже как несколько месяцев скрывали такое! Конечно, он и ранее доводил ее до криков, но не за одно движение! Это была фантастика и он, довольно вздохнув, начал толкаться в ней, лаская ее грудь и наслаждаясь звуками, что она издавала.       Полина стонала, кричала, скулила и плакала. Она сжималась на нем, делаясь такой узкой, что стонов уже не мог сдержать Дятлов.       Еще никогда настолько дико она не вела себя в постели, а он даже не старался особо!       Да, это был чистый восторг. Как она молила его, выкрикивала его имя, царапала его спину и как двигала бедрами.       И то, с каким звуком она кончила. Да, такого у них еще не было.       Дятлов сделал последние рваные толчки и, зарычав, кончил, чувствуя, как Полина почти что растеклась под ним и сейчас даже едва дышала. Он ткнулся носом в ее волосы, вдыхая их запах и закрыв глаза. Да, это было очень хорошо.       Чуть придя в себя и отдышавшись, он приподнялся на локтях и, нежно взяв ее за подбородок, провел большим пальцем по нижней губе.       — И ты скрывала от меня такое сокровище? — его рука скользнула ниже, легла на грудь, мягко сжимая.       — Я сама не знала, что оно… вот так, — прошептала она удивленно, и Дятлов довольно усмехнулся.       Он плавно вышел из нее — крови натекло прилично, запачкала Полину, полотенце, но никакого отвращения или хоть каких чувств у него это не вызывало.       — Давай, отнести тебя в ванную? Или еще один заход?       — Ого, — она рассмеялась. — Тебе в самом деле понравилось.       — Не каждый раз ты такие звуки издаешь, — сказал он. — Сейчас вытру, выкину презерватив и продолжим.       Она довольно улыбнулась. Ей, определено, нравился такой досуг и она кивнула, уже намного меньшее стесняясь крови. Хотя бы потому, что Дятлов, определенно, был в восторге.       Второй заход вышел куда дольше и Полине казалось, что она вот-вот сознание потеряет от удовольствия, это был определенно новый опыт, от которого она была в восторге, и теперь жалела, что не сразу решилась попробовать. Зато после, когда они целовались, она смотрела на него с бесконечным удовлетворением и благодарностью за то, как он раскрыл ее. Дятлов под этим взглядом чувствовал себя Богом, никто еще прежде на него так не смотрел.       Он склонился, снова целуя ее.       Душ она предпочла принять отдельно, застирав полотенце, которое они здорово запачкали кровью и чудом не испачкали простыни. Настроение у нее теперь было выше некуда, она довольно улыбалась, чувствуя себя такой любимой и сексуальной, как никогда прежде.       Она вернулась к нему в постель, где он курил и, когда она зашла, посмотрел на нее сытым взглядом. Она мягко прильнула к нему под бок, и Дятлов скользнул рукой по спине, а после, без всякого стеснения, скользнул ей к груди, ласково сжав.       — А ты натрогаться все не можешь, — цокнула она.       — Ну… она чувствительнее и больше, — не утаил он своих главных заметок.       — А когда меньше, то сразу все, не нравится? — прищурилась она.       — И так, и так прекрасная грудь. Просто по-разному, вот и все, — и поцеловал ее в голое плечо, прежде чем снова затянуться. Полина влюбленно вздохнула и положила голову на его плечо, прикрыв глаза.       Ближе к вечеру ей снова захотелось сладкого, и Дятлов решил прогуляться, а то он сегодня из квартиры-то и не выходил! Для него это было что-то очень непривычное. Он закрыл дверь и столкнулся на лестничной клетке с соседом, кивнув ему и поздоровавшись. Тот задержал на нем взгляд, и Дятлов, заметив это, спросил:       — Что-то не так?       — Слушайте… Вот нам с женой стыдно, конечно, но мы как заметили, что вы с юной дамой начали жить задались вопросом, что же вы там с ней делаете? Теперь вполне ясно, что, — и в конце руку ему пожал, наградив полным уважения взглядом.       Дятлов сначала растерялся, не поняв, что к чему, а потом до него дошло. В этот раз Полина, кажется, была излишне громкой… К своему стыду, довольной усмешки Дятлов сдержать не мог. Приятно было оказаться даже в своем возрасте вполне себе мужчиной, с которым молодой девушке ой есть, что поделать.       Он вернулся с шоколадом и весьма хорошим настроением, и еще поделился тем, что теперь соседи тоже в курсе, как ей сегодня было хорошо, на что Полина в ответ смущенно крякнула и сказала, что теперь секс будет в тишине!       Дятлов хмыкнул, ставя чайник:       — Ну, может на три секунды тебя и хватит, милая.       Полина надулась и пнула его по плечу. Он ласково ей улыбнулся.

*

      Время шло дальше. Они отпраздновали вместе Новый год и Полина, когда они выбирали елку, просто чуть не расплакалась от осознания, что встречала этот год со своим любимым мужчиной! Это было невероятно. Дятлов глядел в ее блестящие счастьем глаза и сам глупо улыбался. Большого застолья ей не хотелось, хотя Ситников звал их к себе — и Полину хотел с женой познакомить, но Полина решила, что этот Новый год она хочет провести только с ним, а познакомятся они немного позже! Она спросила у него, а что насчет его родителей, и он только кратко сказал, что связи с ними не поддерживает. И от этого ей еще сильнее хотелось окружить его в этот день заботой.              Они готовили вместе под Иронию судьбу, и Дятлов, поглядывая на экран, сказал:       — Как по мне это трагедия, а не комедия.       Полина немного подумала.       — Согласна. Мне очень жаль главную героиню.       — Как будто бы в наших фильмах в целом не особо много счастливых героинь, — вдруг осознал он, вспоминая разные сюжеты. Ему казалось, что судьбу героини показывали, как счастливую, но, ставя в эту судьбу Полину, он только испытывал ужас. Нет, такого он ей не желал.       — Да, ты прав. У меня мама про это часто говорила, — она посмотрела на часы. — Я к ним поеду, ты со мной?       — У меня очень много работы, милая, — мягко сказал он, и она вздохнула.       — Ладно. Я рада, что на новогоднюю ты со мной, — и нежно поцеловала его в щеку.              На бумажке, которая вскоре сгорела в шампанском, Полина написала «крепкая семья с Толей», и улыбнулась так глупо, покраснела смущенно. Дятлов поднял на нее взгляд. Эту традицию с бумажкой он не поддерживал — то есть, верить никому не мешал, но сам не занимался. А в эту ночь, глядя, как Полина пила шампанское, про себя загадал: хочу, чтобы она всегда была самой счастливой. Раньше желаний он не загадывал. А теперь — захотелось.              Новый год в дальнейшем прошел, как у весьма молодых людей, о чем Дятлов уже забыл, что так бывает — то есть, пару минут из вежливости посмотрев на соседский салют, они тут же предались страсти. Сначала на столе, потом на диване, а после, наконец, доползли до кровати. И чей-то оргазм непременно приходился на взрывы салютов. В первый раз, когда это совпало с тем, как кончила Полина на его языке, он с самым серьезным видом встал, пожал ей руку и сказал: «поздравляю». Она громко рассмеялась.       Утром, первого января, они долго валялись в постели, целуясь, нежась и обнимаясь, пока Дятлов не опомнился:       — Дорогая… мы же забыли подарки подарить…       Полина хлопнула глазами и сказала:       — Точно.       Они переглянулись и рассмеялись. Ну да, в том порыве страсти у них был один главный подарок, и это — качественный оргазм. Полина встала, чтобы взять коробочку, а свой Дятлов достал из прикроватной тумбы. Полина вернулась в постель, убрав волосы и протянула ему коробочку, широко улыбаясь:       — С новым годом, любимый.       И, склонившись, поцеловала его в губы. Дятлов широко улыбнулся и мягко погладил ее по спину, приняв коробочку и протянув Полине ее:       — И тебя с новым годом, любовь моя.       Полина с горящим взглядом потянула ленточку и довольно вздохнула, открыв крышечку:       — Какие красивые, Толь…       Это был набор из сережек и цепочки с подвеской, камушки красиво блестели уже вот так, со своего места, работа была тонкой, почти кружевной, и она с восторгом их осмотрела.       — Под стать тебе, — кивнул он согласно и открыл свою коробочку, широко улыбнувшись. Часы. Красивые, массивные, не дешевые, он на такие смотрел недавно, и она запомнила. — У тебя глаз-алмаз, дорогая.       — Я старалась, — она довольно хихикнула. — А то у тебя такой пост, а ты какие-то скучные носишь!       — Я не привык что-то такое покупать, — хмыкнул он, надев часы и покрутив запястье, рассматривая. — Хороши. Спасибо. Ничего нет приятнее, чем часы, подаренные любимой женщиной, — и он потянулся к ней, поцеловав ее в щеку.       — Помоги надеть, а? — попросила она, показывая свою коробочку, и он кивнул. Полина, затаив дыхание, сидела, пока он надевал сначала сережки, а после застегивал на ней цепочку. Ей нравилось, когда он делал для нее такие небольшие, но важные ее сердцу вещи.       Он чуть отстранился, осмотрев ее самым серьезным взглядом, а после широко улыбнулся.       — Это не они тебя украсили, а ты их, — заверил он с щемящим от любви к ней сердцем.       — Толь… — она влюбленно вздохнула, погладив его по лицу и, прильнув ближе, крепко поцеловала. Чуть позже посмотрелась в зеркале, покрасовавшись. — Очень красивые, у тебя дар выбирать такие вещи. Сегодня в них к родителям поеду.       Он кивнул, нежно гладя ее плечи и рассматривая ее. Такая красивая и нежная, для него покупать ей украшения было невероятно-приятным делом. Он так трепетно к этому относился, так внимательно и бережно, а после с восторгом наблюдал, как на ней это смотрелось, гордый, что смог угодить.       В этот день у него была ночная смена, так что весь день они провели вместе, наслаждаясь друг другом, нежась, а после он проводил ее на поезд, крепко поцеловав перед посадкой, и она довольно выдохнула, глядя на него блестящим восторгом глазами.       — Жаль, что ты не смог со мной… Мне без тебя и день тяжело.       — Знаю, маленькая, зная, — сказал он, гладя ее лицо. — Мне тоже без тебя тоскливо. Уже скучаю.       Она вздохнула, снова нежно поцеловала его в уголок губ и без желания выскользнула из его объятий. Он провел ее взглядом и закурил, дожидаясь отправления и вглядываясь в ее купе. Свет загорелся и почти тут же появилось ее улыбчивое, светлое лицо, и Дятлов едва не задохнулся от восторга. Боги, если бы она только могла понять, насколько она красива, какой ангельской она красоты… Сейчас, во мраке ночи, в свете купе, грива ее волос, свет ее глаз, румянец ее щек и вся она, в которой кипела жизнь, любовь и желание. Она была чистым восторгом, и он смотрел на нее, влюбленный и пропавший в ней.       Полина видела его восхищенный взгляд и широко улыбнулась, подув на стекло и нарисовав сердечко. Он выдохнул дым, широко ей улыбаясь, и показал руками сердечко. Полина умилилась, послав ему воздушный поцелуй. Он словил его и влюбленно вздохнул.       Полина…              Его свет, его жизнь.       Как же он был благодарен, что встретил ее.       Поезд тронулся, и он помахал ей, и Полина махала ему. Он выдохнул теплый воздух и прикрыл глаза, чувствуя себя живым, как никогда прежде.       На станции, на перекуре с Ситниковым, тот спросил:       — Что это вы, с Полиной взяли разные выходные?       — Нет, она просто к родителям поехала на денек, навестить их.       — А ты чего не с ней? — изумился он. — С родителями бы познакомился. Не пора ли?       — Не знаю… — неуверенно сказал он.       — Я думал, у тебя серьезные на нее намерения? И ты с ней как-то… не знаю, помолодел, что ли, как легче стал, разве нет?       Дятлов поджал губы и сказал:       — Я кольцо уже купил. Хотел на Новый год предложение сделать.       — Не сделал? — уточнил Ситников, прищурившись.       — Я как-то… я хотел по красоте, чтобы салюты, полночь… И мы вот стояли, смотрели на салюты, я уже хотел, но она меня поцеловала и все как-то… Ну, в общем, не до предложения стало. Момент упущен был. А утром, когда вспомнили о подарках, я… я достал, посмотрел на него и назад положил. Что это за предложение такое, в постели в одиннадцать утра?       Ситников тяжело вздохнул.       — И к родителям забоялся ехать? Мог бы там и сделать.       Дятлов поджал губы и согласился:       — Да, забоялся. Я думаю, мне и предложение страшно делать. Все в возраст упирается, Толя. Страшно мне, что она меня хоронить будет еще очень даже молодой женщиной, что ребенок меня тоже юнцом похоронит. Родители… да, тоже страшно, что они подумают о том, что я уже в возрасте, и с их юной дочерью романы кручу. Но больше страшно за наше будущее.       Ситников поджал губы, не зная, что тут скажешь. Все будто бы по уму, разуму, не докопаешься. Он затянулся, покачал головой и сказал:       — С одной стороны ты прав. А на другой вариант событий ты смотрел? Что ты Полине в качестве альтернативы можешь предложишь? Расстаться? Тогда она будет счастлива? А ты?       — Она вполне может полюбить другого мужчину.       — Да, а перед этим пытаясь справиться с разбитым сердцем. Мы ведь оба знаем, что в каком-то смысле она… нестабильна. И если ты так с ней поступишь, я… мне страшно представить, в каком она будет состоянии.       Дятлов кивнул. Да, ему тоже было страшно даже об этом подумать. Она видела в нем Бога, была с ним безотказна и открыта, чувствительна и уязвима, и, если ее ранило его поведение в самом начале, когда между ними ничего не было, то расставание сейчас… Да, это просто изничтожит ее. К тому же он сам видел в ней всю свою жизнь и не представлял, как будет дальше, без нее, тем более не выйдет полагаться на мотив «ради нее», ведь он будет видеть, как она разбита.       Ситников сказал:       — А другого мужчину она вполне может найти после того, как ты кони двинешь.       Дятлов посмотрел на него и усмехнулся.       — Но это все о нас, о взрослых людях, и Полина тоже знает, на что идет, если согласиться выйти за меня. Тут… да, тут все решаемо. Но ребенок? Много радости ему будет хоронить меня под тридцатник в лучшем случае?       — Долго оправдываться будешь? — вздохнул он устало. — Многие пары, например, третьего рожают в весьма позднем возрасте. И что? Дятлов, выдохни и постарайся относиться к Полине не как к реактору. Это жизнь, она бывает разной, но не усложняй ее.       — Ты прав. Я просто… боюсь. Не знаю чего. Просто боюсь.       — Ну, перед предложением всегда страшно, это нормально, — он улыбнулся. — Собери яйца в кулак, в конце-то концов, сделай Полину честной женщиной перед Богом.       Дятлов рассмеялся и, затянувшись, кивнул. И вдруг сказал:       — Клянусь, она самая прекрасная женщина в мире.       — Тогда тем более торопись, пока кто другой это не разглядел. Тут желающих много.       — Да, ты прав. Спасибо, — он кивнул, выдыхая дым.       Осталось выбрать правильный момент и не упустить его.