Разорви донельзя

      Проблемы не могли не возникнуть.       Конечно, она пила таблетки и ходила к врачу, который мягко направлял ее, разговаривая с ней, и она сама заметила, как будто бы ей стало легче.       Но Полина — это все еще Полина. А Дятлов — все еще Дятлов.       Когда она вышла на работу, спустя несколько дней небольшого отпуска, в котором она много спала, готовила для него и разделяла с ним постель. Это было невероятно, она здорово расслабилась и на работу вышла расслабленной и довольной жизнью.       Но…       Через пару дней она спросила у Топтунова:       — Мне кажется, или он все еще слишком строг со мной?       Она старалась быть хорошей девочкой и держалась, ничего не говоря самому Дятлову. После работы, когда они встречались, она просто падала в его объятья и подставляла лицо под поцелуи. К тому же на обедах они всегда были у него в кабинете и он определенно был с ней весьма ласков и мил. Но просто… просто во время работы ей казалось, что он ведет себя не так, как раньше. Нормой для нее было то, как он относился к ней в начале, до того, как все стало меняться. Сейчас же… ну, он больше не называл ее «бестолковой», но и таким же милым, как раньше, больше не был.       Топтунов немного подумал, глядя на табло.       — Да, знаешь, есть такое… Ну, учитывая, как он на тебя тогда орал и как вел, и то слава Богу, да?       Она кивнула. Да, конечно, если не знать о событиях последних дней и их роде отношений, то все выглядело весьма даже мило на фоне всех тех его выступлений. Но он все еще был с ней строже, чем с другими. А она в общем-то надеялась на то самое отношение, которое было в самом начале! А это что? Ее это раздражало и ужасно-отвлекало, и к ужасным мыслям о том, что она плохой специалист, она не возвращалась лишь потому, что все еще пила таблетки и тревожность пока что не выскакивала из-за угла.       Но…       — Полин, я сейчас зайду к Брюханову и буду весь твой. Вот ключи от кабинета, скоро буду.              Она забрала у него ключи и кивнула. Ну вот, снова она Полина, снова он смотрит ласково и весьма мил с ней. И снова к ней вернулись сомнения насчет объективности своих претензий… Она одернула себя. Ну уж нет, она даже у Топтунова спросила! К тому же не так давно к ней подходил Ситников, спрашивал, как там у них все и она даже не пожаловалась ему! Хотя причина уж явно есть.       Уверенная в себе, она пошла к нему в кабинет и огляделась. За несколько дней тут уже не было поверхность, возле которой они бы не целовались. И, вообще-то, Полина была намерена осквернить их куда сильнее, просто Дятлов пока смущался идеи творить такое прямо посреди рабочего дня!       Она вздохнула: ну, сегодня у них будет серьезный разговор и им явно будет не до этого…       Когда дверь проскрипела, она обернулась, полная боевой уверенности.       Дятлов закрыл дверь, улыбнулся ей и, склонившись, поцеловал.       — Вот, это тебе.       Она опустила взгляд вниз и растерянно поморгала, глядя на сережки в красивой коробочке.       — Не смог до вечера терпеть. Сейчас их получил. Английские. Не одной у тебя связи с заграницей. Тебе нравится?       — Я… — она и дар речи потеряла, не ожидав подарков, тем более явно дорогих, тем более без повода! — Но в честь чего?.. — пробормотала она и спешно добавила: — Они очень красивые.       — Старался выбирать под стать тебе, — он улыбнулся, гордый тем, что смог угодить. — В честь того, какая ты красивая. Примеришь?       — Да… Да, конечно.       Она плавно взяла коробочку и, подойдя к зеркалу, принялась мерить их. На работу она, конечно, снимала с себя украшения, но на обеденный перерыв можно и надеть! Полина широко улыбнулась, разглядывая, как блестели камушки. Дятлов подошел со спины, погладил ее по талии и сказал, глядя в ее отражении в зеркале:       — Тебе очень идет.       Полина широко улыбнулся и развернулась к нему, глядя на него блестящими глазами и, потянувшись, обняла за шею, чмокнув в губы.       — Спасибо, мне очень приятно.       — Ну, сейчас это моя главная работа: делать тебе приятно, — сказал он, с нежностью гладя ее лицо.       — Ну, тогда сделай мне еще кое-как приятно, — она хищно на него посмотрела и, встав на носочки, жадно его поцеловала. Он довольно промычал в поцелуй и крепко сжал ее талию в своих ладонях, а после опустился вниз, лаская бедра и ягодицы.       Дыхание Полины сбилось, тут же внизу приятно потянуло теплом и теснее к нему прижалась, потеревшись своими бедрами о его пах.       Первым оказался опороченным диван.       (и Боги упаси кого узнать, как Дятлов кряхтел, что они снимают защитные костюмы не в установленном порядке!)

*

      Полина после их близости и с новыми сережками была в прекрасном настроении еще где-то хороших часа два. Пока…       — Гром, почему журнал не закрыт?       Она в возмущении повернулась, глядя на зашедшего Дятлова. Это было чем-то неописуемым, но Дятлов там, в его кабинете на обеде и сейчас — это два разных Дятлова. Полина понимала, что в моменты их близости она могла наблюдать его другую, мягкую сторону, человеческую. Было бы враньем, скажи она, что обе эти версии не возбуждают ее. Но вот эта… Да, она злилась, что он был излишне с ней строг, но как бы она хотела заняться с ним любовью, когда он был именно таким. Строгим, грубым. Ей порой в самом деле не хватало этой его части в постели.       И более мягкой в том, как он обращался с ней на работе.       Полина сказала:       — Откуда я знаю? Его должен был закрыть Зайцев.       — Нельзя было проконтролировать? — грубо спросил он.       — Извините, не помню, чтобы вы назначали меня начальницей смены, — огрызнулась она.       — Зубы спрячь, не будем начинать квартал с выговора.       Она устало застонала и отвернулась. Дятлов сверил показатели, расписался и ушел. Топтунов присвистнул:       — Выговор за чужие огрехи? Новый уровень.       — Не трави мне душу, — рыкнула она.       — Но ты стала куда лучше держаться, — похвалил он.       — Только это вообще ничего не меняет! — всплеснула Полина руками и снова вернулся к экрану.       Как же ей не хватало этого баланса… А поговорить сегодня абсолютно не вышло. Он был так мягок и нежен с ней, что она просто таяла, и с этим контрастом это обжигало ее жаром желания только сильнее. Но сегодня вечером диалогу быть! И за сережки она не собирается прощать ему все грехи!

*

      Она решила начать после ужина. К тому же у него стычка сегодня была с Брюхановым, о которой он весьма живописно рассказывал, и она видела, как ему это важно. Так что Полина выслушала его, поддержала, а в конце нежно поцеловала в лоб. Дятлов явно был доволен: сытый, услышаный, для полного счастья ему явно не хватало лишь немного ласки в постели, на что он уже явно намекал, гладя ее талию и, слушая ее, его взгляд вновь и вновь опускался к груди, обтянутой тканью прозрачного платья. Привычку Полины не носить нижнего белья он всецело поддерживал.       Она уже почти что растеклась в его руках, когда он мягко спустил лямку платья, но…       — Погоди, я хотела кое-что обсудить с тобой, — сказала она, торопливо поправив брительку.       — Да? — и все его внимание вернулась только к ее голосу. Это качество она в нем очень ценила.       — Я… Толь, я не жду, что ты будешь любить меня на работе…       — Именно сегодня я это и делал, — весело подметил он.       — Я не в этом смысле, — она ласково цокнула. — Просто… Толь, ты со мной строже, чем с другими. И это не только мое мнение. Журнал меня сегодня вообще из колеи выбил! Еще подойди спроси, почему Журавлев со второго блока сегодня в дурном настроении!       Он явно растерялся. Медленно моргнул, стал серьезнее, чуть нахмурился и кивнул.       — Ну, весьма может быть. Я бы просто не хотел, чтобы другие стали догадываться о нашем романе.       — Дорогой, по мнению всех единственный роман, который у тебя может быть — с РБМК. Даже если ты начнешь мне при них в любви признаваться, они все равно ничего не поймут.              Дятлов замялся, замешкался, поглядел на нее, а после, покачав головой, сказал:       — Прости, но это выходит за рамки рабочих отношений.       Полина медленно приподняла бровь. К сожалению, Дятлов не был знаком с ее матерью, или хотя бы с ее отцом — тогда он бы знал, что так же делала Петра Гром. И все знали, что это не сулит ничего хорошего.       — Ну, это тоже — вне рамок рабочих отношений, — сказала она, стряхнув руку со своего плеча и чуть отсев, выдерживая дистанцию.       Да, определенно он не был знаком с ее родителями и не понимал ни что значит ее тон, ни что значит этот взгляд, иначе бы он не рассмеялся, вызвав в Полине еще более стальную уверенность наглядно показать, что он ошибся.       — Милая, решила наказать меня отсутствием секса? Ну, не в моем возрасте.       — Увидим, — сказала она кратко, видя, как снисходительно он на нее смотрел.       Но Полина пошла в маму. А Игорь Гром не припомнит, был ли хоть один в спор, в котором его жена бы не выиграла…       Дистанцию она продолжала выдерживать и следующим утром, что уже его насторожило. Они были вместе не так долго, но отсутствия поцелуя в щеку и нежных объятий его здорово выбило из колеи. После, на работе, она сказал:       — Обед? У вас есть какие-то рабочие вопросы?       Это было последней каплей. Игорь бы ему еще поаплодировал: продержался шестнадцать часов.       — Ладно, черт возьми, ладно, — выругался он. — Давай обсудим этот вопрос. Может быть, я не прав.       Она посмотрела на него, будто бы обдумывая, стоит ли его мучить дальше, но больше Дятлов бы просто не выдержал! Без ее ласки и поцелуев он сходил с ума, и только что и думал о том, как жил раньше без этого? Просто появившись в его жизни, она заняла собой все пространство, стала незаменимой и жизнь без нее теперь казалась насилием.       Да, Полина Гром пошла в маму.       — Ладно уж, — смиловалась она и не сдержала улыбки, когда Дятлов издал облегченный выдох.       За закрытыми дверями, поставив перед ней конфеты к чаю, он сказал:       — Полина, милая, я готов допустить, что перегибаю палку в своем желании… не быть слишком мягким, но, признайся хотя бы себе в том, что даже если буду относиться к тебе ровно так же, как и к другим, тебя все равно не будет это устраивать?       Полина призадумалась, закусив губу. Немного подумав, она кивнула, вздохнув.       — Да. Я должна быть особенной для тебя.       — Ты и так особенная, — улыбнулся он, погладив ее по щеке. — Даже в белом костюме.       — Извините, что мини-юбку не подвезли, — цокнула она.       — После работы подвезут, — хмыкнул он. — Вернемся к вопросу и мы вынуждены обсуждать в рамках рабочей субординации, верно?       — Верно.       — И, что же у нас выходит… Ты ведь хочешь, чтобы я был к тебе нежнее тут, да? А я не могу. Я начальник сотен людей и они видят меня как профессионала, и я должен вести себя соответственно. Я могу быть с тобой чуть мягче, но лишь тогда, когда это необходимо. Как раньше. Если тебе будет плохо — я помогу. Но большего, увы, дать не могу.       Полина с тоской на него посмотрела. Она понимала, что он был прав. Он ведь… это было бы нечестно, если он начнет относиться к ней по-особенному, но другие варианты ее просто не будут устраивать! Даже если он станет с ней так, как раньше, она захочет большего, ведь только так она будет чувствовать себя по-настоящему любимой.       — Ты прав. Но просто когда ты ведешь себя так строго, я… Это ранит меня. У меня не получается разделять наши отношения.       Он сочувственно на нее посмотрел.       — Я боялся этого.       — Тогда… — она поморщилась. — Мне не нравится этот вариант, но он единственно-правильный. Может… мне стоит перейти на другой блок? Я понимаю, что мы так или иначе будем пересекаться, но не так часто, как на четвертом.       Он замер. Моргнул. Идея, что она будет где-то там, далеко, не с ним, показалась абсолютно дикой. Ему важно было иметь ее рядом, проведать ее в любой момент, следить за ней. У него и без того это выходило не слишком уж часто введу своей должности, а на другом блоке это будет еще реже!       — Ну уж нет, — ответил он резко, и она изумленно приподняла брови.       — Но это единственный вариант, где я не буду требовать от тебя особого ко мне отношения.       Он устало посмотрел на нее, остро осознав: он был зависим от нее так же, как и она от него.       — Лучше уж особое отношение, — вздохнул он.       — Ничего не понимаю… — пробормотала она. — Ты же только что сказал, что это непрофессионально!       Он развел руками.       — Кажется, только что я предал профессионала в себе.       — Толь… — она широко улыбнулась, вся как расплавилась от нежности, и ему подумалось, что ради этого выражения лица он вообще готов был предать всех и вся. Она прильнула к нему, крепко обняв. — Спасибо, — прошептала она в его шею, чувствуя, как его ладони нежно гладили ее спину. — Блин… а я ведь еще одну уловку придумала с этим «вне рабочих отношений».       — Ну… можно разыграть сценку, — рассмеялся он, продолжая нежно гладить ее спину.       Полина приподняла брови и улыбнулась. Черт возьми. Точно!       — Ну… тогда с меня реквизит, с тебя — качественно отыграть роль строгого начальника, — она посмотрела на него с хитрецой в глазах.       — Так, стой, это… что-то вроде ролевой игры? — пробормотал он смущенно, краснея.       Она облизала губы:       — Да. Подчиненная, нарушавшая правила, и очень, очень строгий и грубый начальник. Может быть… может быть он даже шантажирует ее?              И у нее аж глаза загорелись от этой фантазии.       Он приподнял бровь и прохрипел:       — Понял.       Она закусила губу и, подавшись вперед, поцеловала его. Дятлов выдохнул в ее рот и, скользнув руками ниже, сжал в ладонях ее ягодицы.       В этот раз был осквернен стол.

*

      Идеально было бы, будь на Дятлове белый костюм — почему-то именно его вид больше всего ее возбуждал. Вероятно от того, что именно в нем он чаще всего ее отчитывал… В общем, она нашла его позже и попросила заглянуть в кабинет где-то в половину шестого. А после плавно взяла у него ключи.       — Полин… Ну… прямо на рабочем месте?.. — пробормотал он смущенно.       — Ты мной всю поверхность стола сегодня протер, а сейчас внезапно засмущался? — цокнула она.       — Ну… одно дело просто заняться любовью, а другое…       — Ну, ты не успеешь выйти из роли строгого начальника, — Полина игриво ему подмигнула.       — Ладно, — вздохнул Дятлов, ещё с таким видом, будто секс с его женщиной его как-то притеснял! На самом деле, он думал о том, что надо будет как-то обязательно сменить костюм на чистый, как бы ещё объяснить это, зачем ему вторая форма понадобилась... И добавил: — Если не планируешь неловко потом снимать костюм, то смени на чистую форму, ладно?       Полина цокнула, но спорить не стала. Он был прав. Форма так или иначе могла быть заражена радиацией (хотя Полина сегодня из диспетчерской не выходила, да и Дятлова в зонах повышенного фона вроде сегодня не было), к тому же снимали они форму в самом деле крайне неловко, пока разберёшься со всеми слоями, а потом ещё хаотично руки мыть... Да, их секс на рабочем месте в самом деле был весьма неловкий, но меньше сексуального напряжения от этого у них не было. Она кивнула ему и ловко ушла, качая бедрами, хоть и знала, что грации в ней в этом костюме… Ну, Дятлову нравилось.

*

      На подготовку ушло мало времени и она была вся в нетерпении, чувствуя, что уже была мокрой. Она поправила на себе вверх от костюма — под ним было только белье, а рубашка от белого костюма едва прикрывала ее бедра. Волосы она распустила, нанесла красную помаду, надела каблуки, в общем — не по форме. Она села на стол, закинув ногу на ногу и лениво просматривала документы, которые лежали рядом. Услышав шум шагов, она подняла голову и только сейчас осознала, что зайти-то мог кто угодно! Она только дернуться успела, но, к счастью, зашел Дятлов. Она тихо вздохнула. Слава Богу…       Он замер, приподняв брови, явно не ожидав увидеть ее… такой… Да, в рубашке, которая едва ее прикрывала, нижнем белье, на каблуках… Еще и красная помада! Он никогда не видел на ней яркую помаду! И весь этот вид — он просто ослепил его. И какой беззащитной она при этом выглядела, какой… доступной.       — Товарищ Гром, как-то вы не по регламенту одеты, — вдруг похмурел он, закрыв дверь и повернув ключ.       Полина ощутила сладкую истому внизу даже от одного этого обращения. Боги, она в самом деле чувствовала себя в его власти, и это чувство было самым сладким, оно тут же отозвалось ниже, меж ее бедер.       — Да вот… Штаны запачкались, — прошептала она, плавно встав на пол, видя, как его взгляд, голодный и жадный, скользил по ней.       — А каблуки? А помада? — хмуро спросил он, подходя ближе. — Вы же знаете, что пришли сюда работать, а не мужикам глазки строить? — тон у него был привычно-суровый и грубый, и смотрел он на нее сейчас так, будто в самом деле видел лишь подчиненную, которая нарушила правила.       — А я не могу делать и то, и другое? — она закусила губу, невинно глядя на него из-под накрашенных ресниц.       Он приподнял брови и, опустив взгляд, мягко коснулся пальцами ее голого живота. Она вздрогнула, подалась назад, запахнув куртку.       — Вы что делаете такое? Я к вам сюда просто за… за сменной одеждой, а вы? — она театрально нахмурилась, изобразив крайнюю степень возмущения.       — А я думал вы пришли мужику глазки строить, товарищ Гром? — он приподнял бровь и потянул запах рубашки в сторону. Полина снова охнула, дернувшись.       — Вы что себе позволяете? — пробормотала она. — Это уж точно не по регламенту!       — Я бы на вашем месте сильно бы мне не перечил, если вы планируете и дальше работать в атомной энергетике.       Она охнула, а он с силой дернул запах, обнажая белое тело в веснушках, грудь, скрытую пока что за бюстгальтером и бледные бедра.       — Я на вас жаловаться буду, — пробормотала она, чувствуя, как меж бедер жар только нарастал. Она смотрела на него, кажется, будто бы он определенно весь и полностью вошел в роль, в этом белом костюме, хмурый, именно таким она видела его обычно на работе, и это заводило ее.       — О, как я на вас могу нажаловаться, Гром, вы не представляете, — он угрожающе над ней склонился, закрывай собой всю комнату, и Полина тихо вздохнула, чувствуя, как жар желания рос. — Я не знаю, смогу ли сделать вашу жизнь лучше. Но я определенно могу сделать ее хуже.       Полина сглотнула. Господи, он очень хорошо вжился в роль. Она видела стальной блеск его глаза, слышала легкую угрозу в его голосе.       — Так что вам лучше мне не перечить, а делать то, что говорю я. Понятно? — холодно спросил он и плавным движением отодвинул ворот рубашки, и та мягко соскользнула с плеча. Полина вздрогнула, по коже прошлись мурашки, она чувствовала, что каждый сантиметр ее кожи горел желанием к нему. — И сейчас, — продолжал он, — мне следует вам хорошо показать, что вы нарушаете протокол своим видом.       Она сглотнула, глядя на него большими наивными глазами, и этот голос, и то, что он говорил — это распаляло ее и она молилась, чтобы он был достаточно груб с ней. В конце концов, он, кажется, превосходно вошел в роль. Точнее, он из нее и не выходил… Это все еще был Дятлов, который пять минут назад, наверняка, возмущался, что кто-то где-то не так подышал.       — Я могла бы просто одеться… — пробормотала она и сделала попытку снова прикрыться, и он потянул ткань грубее, а второй рукой вдруг крепко сжал ее шею. Она пораженно выдохнула, удивленно на него посмотрела, щеки у нее загорелись. Дятлов чудесно видел ее реакцию.       — Вы могли бы слушать меня, а не выводить из себя, — пробасил он, и Полина заломила брови, чувствуя, что с каждой секундой ей становилось жарче, давление меж ног росло и она хотела уже сама себя коснуться, потому что эта мука становилась невыносимой.       — Да… Да, хорошо… Простите, — пробормотала она, тяжело дыша.       — Хорошая девочка, — прохрипел он, и Полина едва не захныкала, заломив брови. Он провел большим пальцем по ее нижней губе, и она послушно приоткрыла губы.       Склонившись, Дятлов поцеловал ее, и Полина показательно завырывалась, и он крепче сжал ее шею, ограничивая кислород — она охнула, широко раскрыв глаза, и затихла, замерев, давая ему себя целовать. Свободной рукой он сорвал с нее рубашку и крепко сжал в ладони грудь. Грубо, жадно, она захныкала в поцелуй, вцепившись пальцами в край стола.       — Товарищ Дя… — зашептала она, но он прервал ее, укусив за губу, а после, отстранившись, грубо повернул к себе спиной, жадно поцеловав ее шею. Полина охнула. — Вы что… Вы что делаете… — она заерзала, попыталась убрать его руки, все еще сжимающие ее талию, но он одернул ее.       — Руки на стол, — захрипел он. — Я не хочу причинять тебе боль, так что не вынуждай меня.       Она чуть замешкалась, но послушно оперлась руками о стол, чуть выгнувшись в спине. Дятлов довольно вздохнул и с нежностью очертил ее талию и бедра — хотелось по рукам ему дать, чтоб из роли не выходил!       — Умница, — прохрипел он. — Дальше в таком же темпе. Просто слушайся меня, будь послушной девочкой для меня.       Полина согласно мотнула головой, чувствуя, как его руки скользнули ниже и, крепко сжав ее ягодицы, шлепнул ее. Она выдохнула, переступив с ноги на ноги, и он тут же ударил по другой стороне. Шлепки были обжигающие, и от каждого в ней что-то сладко сжималось. Его руки поднялись вверх, погладили ее талию и, наконец, крепко сжали грудь — она не сдержала стона и потерлась о его пах ягодицами. Дятлов усмехнулся, жадно сжимая ее грудь.       — А строила недотрогу из себя, а? Может и брюки неслучайно потерялись?       Полина мотнула головой:       — Нет… нет, я не…       Он охнула, когда он сильно шлепнул ее по ягодице.       — Без вранья на рабочем месте, — прохрипел он на ухо и, потянув ткань бюстгальтера вниз, обнажил ее грудь. Полина издала тихий, молящий стон. Ей так хотелось большего, ей невероятно сильно этого хотелось, а Дятлов только сжал в ладонях голую грудь, сжимая соски, потирая их и Полина захныкала, потираясь о его бедра, чувствуя его желание.       Не сдержавшись, она прошептала:       — Сильнее…       Полина чувствовала, что уже была близка и понимала, что только если он приложит чуть больше усилий…       Дятлов рыкнул. Блять. Он думал, что уже делал все достаточно интенсивно, но ей определенно было мало. Он сжал грудь сильнее, продолжая сжимать потирать меж пальцев соски, на этот раз приложив еще больше усилий, и Полина сорвалась на такие сладкие, скулящие звуки — он пораженно выдохнул, впервые полностью осознав, что ей не больно от того, когда он прикладывает силу. Ей хорошо. Ей нравится.       Он выругался себе под нос.       Сглотнув, он втиснулся коленом меж ее бедер и Полина, застонав, чуть выгнувшись, чтобы крепче прижаться, начала тереться о него. Дятлов целовал и кусал ее плечо, ловил каждый стон, продолжая ласкать, почти болезненно, грудь.       Наконец, она склонилась еще ниже, сжала колени и мученечески выстонала его имя, вжавшись бедрами сильнее и, спустя несколько мгновений, отстранилась. Дятлов перевел дух, ткнувшись лбом в ее плечо.       Он не сдержался и выругался:       — Блять, Полина…       У него все еще стояло, но по ощущениям он получил разрядку вместе с ней. Она отдышалась, а после качнула бедрами, потираясь о его пах, показывая, что готова продолжать. Он шумно, хрипло выдохнул и поцеловал ее волосы, а после выпрямился, сняв с нее белье, с наслаждением следя за тем, как она переступала каблучками через него. Она пробуждала в нем такие странные, животные чувства, он такого не знал о прежде.       Сжав ее ягодицы, он смял их в ладонях, а после крепко шлепнул — так, что остался красный след от его ладони. Полина охнула и, прижавшись грудью к столу, выгнулась, и вид стал еще соблазнительнее.       Ну, определенно он больше не мог терпеть.       Дятлов спустил штаны и, обхватив себя, скользнул головкой меж мокрых губ. Полина захныкала, вильнув бедрами и Дятлов, хрипло выдохнув, толкнулся. Член вошел одним движением, почти до основания — Полина заскулила, жадно сжавшись на нем, и Дятлов невольно зарычал. Желание бурлило во всем его теле, ему так сильно ее хотелось, это просто сводило его с ума. Он схватил ее за затылок, сжал шею и чуть придушил, начав толкаться, сжимая свободной рукой ее бедро. Полина не то заскулила, не то застонала, сжавшись на нем тут же, стоило пальцам сомкнуться на тонкой шее.       Боги, ей в самом деле нравилось… Ей так нравилось…       Он входил до шлепка, слыша, как хлюпала смазка от каждого толчка, ноги у Полины дрожали и он, ослабив хватку на горле, резко сжал ее волосы, намотав на кулак и заставив откинуть голову назад — она вскрикнула, сжалась на нем и простонала громкое: «да!».       Он закусил губу, сжав ее волосы и наращивая темп. Она стонала, скулила, сжималась на нем и дрожала, царапала стол и сама поддавалась бедрами к нему. Он слышал скулеж и всхлипы — чем сильнее он наращивал темп, тем громче становился скулеж, казалось, в своих стонах она просто задыхалась.       Зарычав, он резко вышел и Полина тут же заскулила:       — Нет, прошу, не останавливайся!       Он взял ее за талию и быстро перевернул к себе лицом, усадив на стол, и открывшийся вид просто выбил из него воздух. Полина была лохматой, с мокрым от слез лицом, тушь потекла, помада размазалась, глаза — мутные, полные желания, ее грудь, живот, то, какая она была меж ног — покрасневшая от возбуждения, мокрая, больше всего хотящая снова ощутить его в себе.       — Толь… — заскулила она, чувствуя, что давление меж ног было невыносимым.       — Сейчас, куколка, сейчас, — запыхано прошептал он, сжав ее шею и заставив податься назад. Она всхлипнула и оперлась на локти, разведя ноги. Он помог себе рукой и толкнулся — оба долго застонали от того, что удовольствие сейчас стало еще острее.       — Да-да-да! — застонала она, надломив брови, чувствуя, как он сжимал ее шею, не полностью ограничивая кислород, а только частично, и это поддевало ее. — Господи, пожалуйста-пожалуйста, я сейчас… Еще, прошу! — она откинула голову назад, жмуря глаза.       Дятлов подался к ней ближе, схватив ее второй рукой за волосы и заставив посмотреть в глаза. Он прохрипел:       — Смотри на меня. Не отворачивайся.       Она согласно мотнула головой, сжавшись на нем. Вся в слезах от удовольствия, в потекшей туши, она выглядела… Он никогда не видел подобного, даже в собственных фантазиях. Да — она лучше любой фантазии.       Полина смотрела в его глаза, не отводя взгляда, вся красная, скуля и выстанывая его имя, прося еще, и ничего более возбуждающего они еще не делали. Дятлова уносило от этого, и он ускорялся. Подавшись ближе, он прошептал, целуя ее:       — Да, девочка, да… Давай… Сейчас.       Это было… это было что-то новое, но она в самом деле кончила, когда он попросил ее сделать это. Блять. Блять. Это оказалось слишком горячо, и он не сдержал удивленного, довольного стона.       Выйдя, он обхватил себя рукой, хотя больше всего хотел кончить в нее. И только одна эта мысль довела его до пика, и он кончил на низ ее живота, прохрипев в ее рот:       — Ты моя.       — Да, — отозвалась она тут же слабым голосом. Это то, что ей больше всего нужно было услышать, то, что давало ей чувство защиты.       Она тихо всхлипнула — ноги еще дрожали, жар от возбуждения пульсировал во всем ее теле, но постепенно сменялся истомой после оргазма.       Они побыли вот так еще немного, приходя в себя, и он с нежностью погладил ее спину, поцеловал в голое плечо.       — Ты в порядке? — спросил он, гладя ее волосы.       Она блаженно улыбнулась, глядя на него из-под ресниц.       — Лучше, чем когда-либо еще.       Он кивнул, чуть успокоившись. Все-таки… все-таки у него не было такого раньше и он боялся, что мог перегнуть палку, но, кажется, все вышло великолепно.       Он взял ее на руки и унес на диван, где первым делом вытер от смазки и спермы, после натянул на нее белье и, поднявшись выше, поправил бюсгалтер, поцеловав у ключиц. Ее одежда лежала сложенная в другом углу дивана и он помог ей одеться. Она улыбалась ему, казалось такой нежной и кроткой, поддаваясь на каждое его движения.       Смочив салфетки водой, он принялся утирать ее лицо от туши и помады. Вдруг он сказал с опаской:       — Я слышал, что когда тушь попадает в глаза, то очень щипет…       Она мягко ему улыбнулась, чувствуя, с какой нежностью он убирал разводы косметики.       — Это наша, советская. А я пользуюсь заграничной. Она совсем не щиплет.       — Слава Богу, — вздохнул он облегченно, и она тихо хихикнула. Так боится за нее. — Расческа есть? — спросил он, глядя на ворох ее спутанных волос.       — Да, в сумочке.       Он кивнул и, найдя расческу, сел позади Полины, принявшись с нежностью разбирать ее волосы. Полина не могла передать, как она была ему благодарна за это. Что он… он приводил ее в порядок, смыл с нее макияж, а теперь аккуратно, с нежностью расчесывал ее волосы, приводя в божеский вид. Полина улыбнулась, не зная, делают ли так все мужчины, но именно в нем она это очень ценила. Такой милый жест. В порно она такого и близко не видела… И тут, с ним, после близости она чувствовала себя любимой и драгоценной, даже несмотря на ту грубость и ту страсть, которые могли показаться слишком первобытными. Но все было ровно так, как она и хотела.       Тихо вздохнув, она подалась назад, улегшись на него, и Дятлов, поцеловав ее волосы, отложил расческу. Он позволил ей вот так побыть сейчас, оперевшись на него и расслабившись, играясь с ее волосами. Он… он почему-то чувствовал, что ей необходимо сейчас именно такое отношение. И, что самое главное, именно это он и хотел делать. Заботиться о ней. Показать, что, может быть он и был груб в их близости, но это никак не отменяет той бесконечной нежности к ней, что он испытывал.       Он перебирал пряди ее волос, сам не заметил, как, разделив их на три части, стал заплетать косу на правой стороне. Она тихо хихикнула:       — Умеешь плести?       Он пораженно моргнул.       — Просто видел часто.       — У меня есть резинка. Заплетешь мне косу?       — Боюсь, это будет крайне страшная коса…       — Я буду ее обожать, — вздохнула она влюбленно и, приподнявшись, достала из сумочки резинку и, протянув ее Дятлову, села к нему спиной, откинув волосы назад, и он принялся со всем своим усердием.       Вышло даже не так плохо, как ему думалось. Особенно для первого раза… Он аккуратно завязал ее и сказал:       — Ну… тебе все идет, Полиночка.       Она обернулась к нему и широко улыбнулась.       — Спасибо, — и, подавшись вперед, чмокнула в щеку. — Я теперь самая красивая.       — Ты всегда самая красивая, — вздохнул он влюбленно, убрав выбившуюся прядь за ухо, и она улыбнулась еще шире.       — Ладно, переодевайся и пошли домой, да? Я подожду тебя на улице, мне явно нужен свежий воздух, — Полина подмигнула ему и, встав, поцеловала его в щеку.       — Хорошо, скоро буду.       Она кивнула и, закинув сумку на плечо, легким шагом пошла к двери и, повернув ключ, открыв дверь, замерла, растерянно моргая.       — И как давно вы тут стоите?..       — Тут… отчет передать… — пробормотал кто-то из работников и, судя по его красному лицу, слышал он явно не только то, что Полина пользуется заграничной тушью.       Раздались шаги позади, Дятлов, взяв Полину за плечо, чуть оттеснил ее.       — Что происходит? — спросил он грубо, но, явно, пока не сложил два и два…       — Вот, отчет…       Дятлов забрал его, просмотрел и, приподняв бровь, сказал:       — Он должен был лежать у меня на столе еще в обед.       — Я…       — Завтра утром напишешь объяснительную. Свободен.       Пацан кивнул и спешно поспешил уйти. Дятлов вздохнул и положил отчет на стол. Заметив взгляд Полины, он приподнял бровь:       — Что-то не так, душа моя?       — Толь… Он же все слышал…       — Что слышал?.. — не понял Дятлов.       — Все, — пробормотала она, смущенно потупив взгляд.       Дятлов медленно моргнул и шлепнул себя по лбу.       — Черт!       Полина хихикнула:       — Ну вот, а ты так боялся, что кто-то поймет… Теперь точно поймет.       Дятлов испытывал… смутные чувства. Во-первых, ему не нравилось, что теперь… теперь знать будут все и наверняка. Второе… Его раздражал тот факт, что кто-то слышал ее стоны, ее мольбы! Это больше всего вывело его из себя, но он понимал, что ничего не мог с этим сделать. Работник ни в чем не виноват, неважно, дождался бы он, пока они закончат или нет, если он пришел и уже услышал… Дятлов раздраженно прикрыл глаза.       — Как меня выводит из себя мысль, что он слышал тебя…       Полина смущенно улыбнулась и плавно подошла к нему, обняв и поцеловав в плечо сквозь ткань.       — Главное, что не видел.       — Этого я бы уж точно не пережил, — он тяжело вздохнул, поцеловав ее волосы. — Ладно… ладно. Это бы рано или поздно случилось.       Она тихо хихикнула, пожав плечами, и он с нежностью посмотрел на нее. Да, она права — главное, что видел ее только он…

*

      Следующая их смена была ночной, и Дятлов почувствовал эти взгляды еще только когда обходил блок. О Боги… О Боги. И что он мог сделать? Ничего. Они не отпускали комментариев, работали, делали, что велено. Что он должен был сказать? Запретить им думать?       Его здорово все это разозлило и, к тому моменту, как он зашел в диспетчерскую, он был просто в отвратительном настроении. И, на самом деле, он готов был быть с ней максимально строгим, чтобы они засунули все свои слухи туда же, откуда их взяли!       Но…       Он зашел, закрыв дверь, и встретился взглядом с Полиной.       С его нежной, прекрасной Полиной, которая вовсе не была виновата ни в том, что их слышали, ни в том, что слухи — это в природе людей.       Полину, которой страшно представить, как будет больно, если он снова вдруг станет с ней грубым, хотя они не так давно обсуждали, что он будет с ней мягок, он пообещал это, они все решили. Обмануть ее только из-за того, что он в плохом настроении? Причинить ей боль?       Ни за что.       Он кивнул ее, сверил показатели, расписался и, игнорируя взгляды, которые они плохо скрывали, подошел к Полине, положив руку на ее плечо, нежно погладив.       — Ну, как дела?       — Отлично, — отозвалась она и даже звук ее голоса успокоил его. Вот что он должен делать, когда он зол. Прийти к ней и позволить Полине себя успокоить, а не срываться на нее. — Проверите расчеты? На всякий случай.       — Да, конечно, давай, — он склонился над ней, чтобы лучше разглядеть расчеты, и она улыбнулась, чувствуя тепло его тела, его запах. — Мг… Мг… Да, все отлично, умница, — он выпрямился, погладил снова ее плечо и спокойно ушел. И вдруг все взгляды перестали его волновать. Важным был лишь нежный, довольный взгляд Полины, когда он ее похвалил.       А рабочая субординация… Кажется, Полина за такое короткое время очаровала его куда больше, чем АЭС.       Точно русалка. А вместо смерти даровала ему покой и нежность.