Разорви донельзя

      Дятлов проснулся раньше будильника. Ну, он к этому привык — так у него всегда. Если перед сном хорошенько позанимался чем, потом крепко спит и легко рано просыпается. А он… Определенно позанимался. Дятлов посмотрел на спящую у него под боком Полину — волосы разметались по ее плечам и груди, она тихо сопела, такая нежная. Взглянешь и не подумаешь, что она вчера из него все соки вытянула. Дятлов даже допустил грешную мысль, что ей бы помоложе кого, кто вот точно с таким справится. Но с другой стороны… Ну, ему почему-то казалось, что ровесники ей просто не интересны. Все ее повадки в жизни и в постели, то, как она смотрела на него и как к нему относилась — как к Богу — ему было ясно, что ей нужен кто-то старше, опытнее, кто-то, у кого больше власти. Вот такая у него Полина.       Дятлов поцеловал ее в макушку и откинул голову назад, поглаживая ее плечо. По обычаю он вставал, если рано просыпался, занимался своими делами, но сейчас… Ну, это оказалось намного сложнее, чем обычно. Она рядом, такая мягкая, теплая и нежная, так вкусно пахла — и как ему ее оставить?! Он вздохнул, гладя ее волосы. Ну вот, тут же помягчел с ней рядом, размяк… Хоть на работе получалось с мыслями собраться, но вчера все равно то так, то сяк возвращался к ней.       И все-таки оставить ее в это утро он так и не решился…       Полина проснулась без будильника, кажется, по привычке. Сонно поморгала, потерла глаза и вздохнула, вскинув голову и посмотрев на Дятлова с широкой, сонной улыбкой. Она все нарадоваться не могла, что он в ее постели, хотя вчера… Ну, вчера он дал ей достаточно, чтобы эта мысль в ней укоренилась. Она и не ждала от него такого энтузиазма! И теперь она вспомнила эту ночь со сладким трепетом внутри и желанием повторить ее как можно быстрее.       — У тебя сегодня утренняя смена? — спросила она, потираясь носом о его щеку.       — Да.       Она вздохнула.       — Для меня вечерняя самая лучшая, если честно, будто бы времени больше остается…       — Как по мне, все одинаково, — хмыкнул он, гладя ее спину сквозь ткань ночной рубашки. Она у нее белая, как из сказок каких-то, в обрамлении кружевов. Ну, совсем как Полина — тоже нежная.       — Приготовлю тебе завтрак, — зевнула она, приподнимаясь.       — Я могу и сам, ты лучше поспи еще, отдохни.       — Я могу спать теперь хоть целый день. А вот выпить кофе утром с тобой могу только раз в день!       — Лучше чай, — попросил он, — а то потом не заснешь.       — Ты такой дед, — закатила она глаза и, чмокнув его в кончик носа, ловко встала. Он проводил ее довольным взглядом, глядя, как ткань ночной сорочки оформляла ее силуэт. Он довольно вздохнул — какая же она у него хорошенькая. Он думал такое только в журналах показывают да в фильмах, а тут она, реальная, родная. Дятлов довольно вздохнул и откинул голову назад, зарывшись пальцами в волосы.       Уже после он лениво встал, умылся, побрился, разобрался с волосами и оделся, уже чувствуя с кухни приятный запах еды. Он зашел в комнату, на ходу доставая сигареты и глянул на Полину, которая наливала для него кофе. Он посмотрел, как утренний свет падает на ее кожу, на ее волосы, спускающиеся по плечам, и широко улыбнулся, сделав затяжку.       Полина подняла взгляд и цокнула.       — Ты еще даже кофе не выпил, а уже с сигаретой?       — Привычка, — улыбнулся он, и Полина, глядя на него, заправила прядь волос за ухо.       — Почему ты так улыбаешься? — спросила она, сосчитав, что люди по утрам такими довольными не выглядят. Ну, на самом деле… она вообще впервые увидела его таким счастливым.       — Думаю, что я самый счастливый мужчина в мире.       Она дернулась, покраснела, смущенно потупила взгляд, и он рассмеялся. Полина фыркнула, поставила тарелку и налила для себя чая, все еще такая смущенная, такая маленькая. Он улыбнулся, поцеловал ее волосы и с радостью приступил к завтраку. Для него готовили завтрак! Сто лет ведь такого не было.       Полина плавно опустилась напротив него, и взгляд Дятлова скользнул по ее лицу, шее, по открытой зоне декольте, усыпанной веснушками. Такая нежная и волнующая, с ума сойти.       Она вдруг нежно улыбнулась:       — Так мой отец часто говорил, когда на маму смотрел.       Дятлов приподнял брови и улыбнулся и, протянув руку, взял ее ладонь в свою, нежно погладив костяшки большим пальцем.       — Ну, значит я все делаю правильно.       — Только мой папа маме концерты не устраивал в начале отношений, — она хитро прищурилась. — Но у них там сложная история. Мама к нему переехала, когда ей всего восемнадцать было, представляешь? А в девятнадцать уже забеременела мной…       Дятлов немного подумал, качнув головой.              — Ну, рановато, конечно, но, если она сейчас счастлива, то все было правильно. Так что…       — Так что нас они точно поймут, — хихикнула она. — И куда лучше, что я нашла мужчину в двадцать пять, а не восемнадцать. Думаю, отец бы этого не пережил, и даже не посмотрел бы на то, что сам маму рано замуж взял.       — Ну, если вот так сравнивать… Если моя дочь в двадцать пять найдет мужчину сильно старше, то это намного лучше, нежели она сделает это в восемнадцать, — он сказал это и на секунду перестал улыбаться. Будет ли у них ребенок? Если все зайдет дальше обычного романа? Полина, наверняка, захочет родить, это было ясно, но он… Он-то хотя бы доживет до того, чтобы его ребенку исполнилось двадцать пять? Впрочем… главное, чтобы ему вообще эти двадцать пять исполнилось. А доживет ли Дятлов это вопрос уже второстепенный…       Полина, к счастью, не заметила, как он замешкался на секунду.       — Ну вот, значит, у нас все не так плохо, — улыбнулась она. — Так что уже не так страшно знакомить тебя с родителями.       — Ну, может до этого и не дойдут. Вдруг тебе надоест через пару месяцев.       Полина недовольно фыркнула. Она понимала, что такое вполне себе может случиться. Окажется, что они вообще не совпадают характером, что не смогут вместе делить быт, да куча проблем может возникнуть, с которыми они не сладят.       Но она сказала:       — Попрошу не рушить мою идиллию своей рациональностью. Я хочу наслаждаться тем, что у меня есть сейчас.       — Понял. Прости, — он улыбнулся ей и, подняв ее руку, с нежностью поцеловал в тыльную сторону ладони. Она тихо, влюбленно вздохнула, ласково на это глядя.       С тяжестью она его провожала, обняв на прощание и поцеловав в щеку и погладив по волосам.       — Уже скучаю, — вздохнула она.       — Поспи лучше, если получится, — попросил он, гладя ее волосы, нежно перебирая их. — Ты очень устала за последние дни, — и, склонившись, поцеловал ее в лоб.       Она вздохнула и кивнула, а после тихо закрыла дверь. Ну вот, она теперь одна… Снова. Остается в самом деле разве что спать, чтобы не оставаться один на один со всеми этими мыслями. Когда они начинали вертеться в ее голове, когда она снова вспоминала, думала… С Дятловым это все отходило на второй план, и оставался только он. С ним было хорошо и безопасно, она чувствовала, что он может защитить ее от всего. Даже от нее самой.       Она вернулась в постель и укрылась одеялом, ткнувшись лицом в подушку, на которой он спал, и глубоко вдохнула его запах, чувствуя, что это убаюкивало ее и успокаивало.

*

      — Дятлов!       Он повернулся на оклик, посмотрев на Ситникова. Тот, хмурый, подошел к нему и сказал:       — Я второй день Полину найти не могу. С ней все в порядке?       — Да. Уже да, — он кивнул. — Вчера отправил ее по делам в город, сегодня у нее выходной. Парочку взяла, чтобы отдохнуть.       Ситников рвано кивнул, плохо понимая, что вообще происходит. Казалось бы — ничего, но он что-то чувствовал, и оно стояло в воздухе, кусалось.       — Я просто… хотел с ней поговорить. Она выглядела неважно в последние дни.       — Сейчас все нормально. И к врачу она пошла по моей рекомендации.       — К какому еще врачу? — моргнул он, ничего не понимая, а после… Он моргнул. — Это что, засос?       Дятлов дернулся и уставился на него тупым взглядом. Блять, точно… Это рубашка хорошо полинино творчество прикрывала, чего не скажешь о защитном костюме. Он неловко одернул ворот, и Ситников приподнял бровь.       — Это от Полины автограф? — Ситников усмехнулся.       — Да, — сипло ответил он. Не забыть бы Полину попросить пониже свои метки собственности ставить…       — Смотрю, у вас резко все наладилось? Хотя, по твоим словам, ты четко ей отказал? Настойчивая дама…       — Это я просто передумал. Она… приняла мой отказ, да.       — Чувствует-то она себя нормально?       — Не знаю. Ей таблетки выписали. Психотерапевт.       Ситников приподнял брови.       — Такая молодая, а уже с такими проблемами?       — Иногда это и врожденное. Но про нее не знаю… Может ее учеба довела до ручки. Или она сама по себе такая, — он думал о том, что Полина очень домашняя девушка, ей нравится покой и стабильность, ей нравится, когда она знает, что может опереться о того, кто сильнее ее. Сначала это был отец, теперь — он, Дятлов. Может быть весь этот взрослый, серьезный мир выматывает ее сам по себе. Ей нравится работа, но в размеренном, понятном ей темпе.       — Ладно… Ну, поздравляю тебя. Никогда не одобрял твою идею умереть в одиночестве, — он пожал ему руку с добродушной улыбкой.       — А Полине желаешь похоронить меня будучи еще вполне себе не старой женщиной?       Ситников растерянно моргнул. Он только сказал:       — Не будем заходить так далеко.       — Тоже верно.       В обед раздался звонок. Обычно Дятлов не задерживался в своем кабинете во время перерыва. Поел, заглянул документы просмотреть или взять что и дальше работать. Просто бесцельно ждать конца перерыва он не любил.       — Да?       — Привет!       Он глупо улыбнулся, услышав ее голос. Боги, его светлая, родная девочка… Он даже вздрогнул от того, как странно, в порыве этой теплоты у него сжалось сердце.       — Привет. Ты поспала?       — Да, проснулась где-то час назад…       — Вот и умница, — похвалил он ее. — Как дела?       — Без тебя грустно, — вздохнула она. — Я тут кое-что нашла… Хочу тебе показать. Ты на работе сегодня не задержишься?       — Думаю, нет. В половину шестого где-то буду у тебя. Что нашла?       — Это будет сюрприз, — она хихикнула. — Как дела на работе?       — Все отлично. Про тебя уже спрашивали. Скучают.       Она хихикнула.       — А ты? Скучаешь?       — Я же утром тебя видел, — изумленно сказал он.       — Глупыш, — вздохнула она. — Ты должен сказать, что скучаешь.       — Ну у меня как-то работы много, я не успеваю скучать, — все так же растерянно ответил он, и Полина устало застонала.       — Еще немного и я передумаю делать тебе сюрприз, грубиян.       — Ну, милая… я честен.       — В начале отношений не нужно быть честным, — вздохнула она. — Нужно быть влюбленным.       — Я и влюблен. И влияния этой любви мы чудесно испытали этой ночью, — он улыбнулся, когда она тихо, смущенно хихикнула.       — Тебе придется повторить этот подвиг сегодня ночью.       — Смотрю, придерживаешь анекдота про то, как следует отпускать мужа на работу?       Она громко рассмеялась.       — Перестраховаться никогда не мешает, — мурлыкнула она и тихо вздохнула, и даже эти вполне себе невинные звуки делали с ним что-то невероятное. — А что там с моим заявлением?       — Я забрал его.       — А если я не передумала увольняться?       — А что же ты собралась делать?       — Быть домохозяйкой.       — Ты правда этого хочешь?       Она немного помолчала, а в итоге тихо вздохнула.       — Я уже ничего не знаю, Толь. Кажется, что я только и делала, что совершала одну за другой ошибку.       — Это не так. Тебе ведь нравилось работать? Пока я не начал свои выступления.       — Да, нравилось.       — Тогда ты на своем месте. Тебе просто нужно отдохнуть, перевести дух, а я помогу тебе справиться.       — Спасибо, — мурлыкнула она. — Постараюсь не брать этого до головы.       — Умница, — мягко сказал Дятлов.       Они проболтали целый обед и Дятлов, посмотрев на время, изумленно моргнул. Ну да, в общем… каждый раз, когда они встречались на обед с Полиной, он проводил его от минуты до минуты у себя в кабинете.       — Все, солнышко, надо работать, отдыхай.       — Отдохну за нас двоих. Целую.       Он улыбнулся и положил трубку. И вдруг ощутил себя легче, веселее и как-то в целом мир стал ярче. К тому же он серьезно задумался о сюрпризе от Полины… Но за работой долго думать об этом не пришлось, его ум быстро занимался рабочими вопросами и он снова был Дятловым — строгим и часто хмурым, который нервно одергивал ворот костюма. Тональник, что ли, у Полины взять для следующего дня… А то совсем как-то это все неприлично.       По дороге к Полине все его мысли снова вернулись к ней, и он шел, с довольной улыбкой, вдруг в миг полегчавший от всех тягот. Да, ему было о чем подумать, в том числе о состоянии самой Полины, но… но все-таки его ждал сюрприз и он гадал, что же это? И сам поражался тому, как сильно его это оживило, как наполнило эмоциями.       Он открыл квартиру ключами, которые Полина ему вручила перед тем, как тот ушел. Открыв дверь он окликнул ее, чтобы она знала, что он пришел. Положил ключи на полку, отложил чемодан и скинул обувь. Обернулся на шум шагов и приподнял брови, разглядывая ее. Она стояла перед ним в непривычно-коротком халате — шелковом, что ли, или атласном, как-то с виду не разберешься.       Полина лукаво улыбнулась, держа его на запах и промурлыкала:       — Я вся извелась, пока тебя ждала. Даже… ну, один раз пришлось справиться самой.       Он покраснел — в голове ярко всплыла картина, как она ласкала себя пальцами, как доводила себя до оргазма… Как она себя трогает, как ей нравится? Черт возьми, ему очень захотелось это увидеть.       — Честно говоря, меня уже весьма впечатлила длина этого халата, — пробормотал он, рассматривая ее длинные, стройные ноги в веснушках.       — Тогда, думаю, то, что под ним поразит тебя даже сильнее, — и, довольно вздохнув, она распахнула его и плавно потянула вниз, с плеч.       Дятлов обомлел, разглядывая то, что оказалось под ним. Нижнее белье — такое красивое, которое он ни на каких картинках не видел, ни в каких журналах. Черное и все-все из кружевов — он видел ореолы сосков, проступающие через ткань. Черная ткань невероятно сочеталась с ее бледной кожей, делало ее фарфоровой.       — Когда я просила это купить… — она закусила губу, чуть оттянув лямку бюстгальтера — Дятлов вздохнул, — там были еще чулки и пояс для них, но я отказалась, думала, ну, мне же не для кого?.. А красивое белье просто для себя взяла. Знала бы я, — она поглядела на него из-под ресниц. — Но теперь я знаю… Тебе нравится?       — Ты и без чулков выглядишь неотразимо. Я о таком даже мечтать не мог.       Она широко улыбнулась, глядя в его темные от желания глаза и, плавно покачивая бедрами, подошла к нему ближе, обняв за шею и заглянув в глаза.       — А тебе не надо мечтать. Тебе надо только обладать, — она тихо, довольно вздохнула, когда ощутила его грубые, горячие ладони на своей талии. — Но в следующий раз я удивлю тебя еще больше, обещаю.       — Ты ж меня так до инфаркта доведешь… — пробормотал он, разглядывая ее и чувствуя, как стремительно в нем росло желание к ней. Что-то невообразимое и дикое.       — А ты таблеточку заранее выпьешь, — хихикнула она, следя за тем, как его взгляд опустился ниже, к ее груди, и он хрипло выдохнул.       — Дай хоть руки помыть, — пробормотал он.       — Только быстро, — она подмигнула ему и, виляя бедрами, отдалилась от него и плавно скрылась за дверью в спальню. Он перевел дух и потер лицо. Боги, она ж в самом деле его до гроба доведет. Такая красивая и дикая, такая сексуальная… Настоящий пожар.       Он наспех умылся, после сполоснул лицо холодной водой, надеясь сбить жар. Лицо горело, щеки тоже. А у нее там что-то еще поинтереснее есть! Куда уж тут интереснее?.. И так… уже на грани. Ни ткани же, только кружево, и все-все очертания видны, все самое интимное. А то, как она ласкала себя, пока была одна? Боги, он бы очень хотел это увидеть. Но просить о таком… Он сглотнул, вдруг остро осознав, что она сделает все, о чем он только попросит. Он уже знал: она была безотказна с ним и хотела всего, чего хотел он.       Дятлов выдохнул и вышел из ванной, заходя в спальню. Она ждала его, сидя на краю кровати, закинув ногу на ногу и, посмотрев на него, лениво погладила бедро. Он хрипло выдохнул, прикрыв дверь, и плавно подошел к Полине. Нежно взял ее за подбородок и чуть приподнял ее голову, заглянув в глаза. Она посмотрела на него, улыбнувшись. Ее волосы водопадом спустились по ее плечам, она смотрела на него с покорностью и непередаваемой нежностью. Погладив ее подбородок, он прохрипел:       — Ты очень красивая, Полина. Возможно, самая красивая женщина, которую я знал.       Она улыбнулась, румянец коснулся ее щек, и она прошептала:       — И твоя.       Это он тоже понял. Ей нравилась идея, что он обладал ей. Ей нравилось чувство принадлежности ему. Для нее не было в этом ни унижения, ни слабости, это лишь то, чего она хотела. И при этом ее желание принадлежать кому-то касалось, кажется, весьма узкого круга лиц. Только тех, с кем бы она могла почувствовать себя в безопасности.       — Моя, — прохрипел он и, сжав ее волосы на затылке в кулак, фиксируя, склонился, жадно целуя.       Она тихо застонала в его рот и потянулась вперед, крепко обняв его шею, отвечая на поцелуй, понимая, как страстно желала этого весь день. Он, все еще удерживая ее за волосы, спустился ниже, целуя ее шею и плечи, вылизывая, и Полина застонала, заломив брови. Такая чувствительная и отзывчивая, ему казалось, что ее крыло с каждого прикосновения, с каждого поцелуя.       Когда его свободная рука сжала крепко грудь, она охнула и подалась к нему ближе и поерзала, невольно шире разведя ноги. Он сжал грудь сильнее, и она откинула голову назад, застонав, когда вслед за этим он чуть оттянул ее волосы, и она шало зашептала:       — Да, пожалуйста.       — Не больно? — прохрипел он на ухо, мягко прикусив мочку уха.       — Просто… совсем чуть-чуть. Мне нравится, — прошептала она, тяжело дыша, чувствуя, как меж бедер становилось жарче, как сильнее она хотела к себе прикосновений, как все ее тело стало чувствительнее.       Он посмотрел ей в глаза, в мутные и желающие.       — Черт, девочка… Что в твоей голове?       — Ты, — она широко улыбнулась, выглядя абсолютной нуждающийся в нем.       Он качнул головой и, отпустив ее волосы, крепко сжал за талию, приподняв и подтянув ее выше. Она послушалась, подалась назад, и закусила губу, когда он, захватив резинку белья, спустил его вниз. Она приподняла бедра, после чуть дернула ногой, и белье оказалось на полу, а Дятлов, довольно выдохнув, опустил взгляд вниз, разглядывая ее. Этого она уже не смущалась — вчера он уж точно чудесно рассмотрел ее во всех местах, кроме того, эти взгляды определенно возбуждали ее и заводили сильнее. Чувствовать, как она открыта перед ним, как уязвима.       Он хрипло выдохнул и плавно опустился ниже, опалив дыханием нежную кожу меж ног. Полина вздрогнула, закусив губу и протянула руку, погладив его по волосам. Она отчего-то не ждала, что он будет щедр на такие ласки, а тут… Дятлову же просто голову сносило от ее запаха, от ее вида, от того, как блестела смазка, показывая, как сильно она его желает, как хочет.       Он прильнул губами и широко провел языком, слизывая смазку, и Полина тут же отозвалась сладким, долгим стоном, сильнее прижав его голову к себе. Ее запах, ее вкус — Дятлов, будь его воля, просто бы сожрал ее всю, но сейчас он мог съесть ее в другом смысле и с радостью это делал. Смазка хлюпала и стекала по подбородку, челюсть затекала, но то, как Полина ерзала и выгибалась, как стонала, как отзывалась на эти ласки — это стоило всего.       Сердце у него самого билось под глоткой, в паху приятно ныло желание, и он продолжал жадно ее вылизывать, изучать языком, выучивая, где ей нравится больше всего.       Он мягко прихлопнул по клитору, и Полина выгнулась, подавшись бедрами ближе к его лицу, отзываясь на ласку. Рукой он поднялся выше, сжимая в ней грудь, а второй смяв ее бедро — может быть, излишне сильно, но, он знал, это то, чего она так страстно-желала.       Полина кончила на его языке, выстонав его имя, выгибаясь, вспотевшая от желания и возбуждения. Сердце у нее билось в горле, взгляд был мутный и в никуда. Она пыталась отдышаться, пока Дятлов целовал внутреннюю сторону ее бедер, поднимаясь выше, по животу и, наконец, добравшись до груди, потянул ткань бюстгальтера вниз, обнажая нежную кожу. Полина судорожно вздохнула, а он вновь оглядел ее с таким восхищением, будто видел впервые.       Нашарив сзади застежку, он расстегнул ее и потянул лифчик вниз, откидывая его в сторону. С нежностью он огладил ее грудь, расцеловал ее и, приподнявшись, посмотрев Полине в глаза, прохрипел:       — И все-таки, в каком бы белье ты не была, без ничего ты самая сексуальная и красивая.       Полина смущенно улыбнулась и довольно сожмурилась, когда он убрал волосы с ее лица и поцеловал в щеку. Ее руки скользнули вниз и ладонь сжала его вставший член сквозь ткань белья.       — Ну вот, видишь, как у молодого парня! — хихикнула она, лаская его сквозь ткань.       — А тебе откуда знать, как у молодых? — усмехнулся он, гладя ее волосы.       — Видела, — прищурилась она и укусила его за шею, принявшись жадно расстегивать его рубашку, а следом — ремень и штаны.       Он поцеловал ее, стащив с себя брюки и, взяв за талию, перевернул ее на живот. Она охнула, но тут же прильнула грудью к кровати, а бедра приподняла выше. Дятлов как зачарованный скользнул взгляд с хрупкого разлета плеч по спине, к бедрам и ягодицам. Такая хрупкая, такая нежная, все в веснушках. Он с жадностью сжал в руке ягодицы, а после…       Она вскрикнула, вскинув голову, захлопав глазами, и Дятлов аж замер, пытаясь понять, ошибся ли он?       Чувствуя, как горела кожа на ягодице, она шало прошептала:       — Еще…       — И все-таки удивительные желания в твоей дивной головке, — прохрипел он ей на ухо, а после шлепнул по другой ягодице. Рука у него была тяжелая, и даже сравнительно несильные шлепки обжигали кожу, а меж ног снова нарастало напряжение и сладкое тепло.              Полина ткнулась лицом в покрывало, чувствуя, как он снова сжал ее ягодицы, а после потерся головкой меж мокрых губ. Снова — без презерватива. И она была весьма этому рада. Мысли о латексе сбивали с нее весь настрой, а когда было вот, без всякой преграды… Она качнула бедрами к нему на встречу, закусив губу и закрыв глаза, и он плавно в нее вошел — она шумно выдохнула, блаженно улыбнулась, ощутив, как он наполнял ее, как сладко это было. Дискомфорта больше не было, только сладкое, растущее давление меж ее бедер.       Дятлов толкнулся и, вместе с этим, шлепнул ее по ягодице — Полина довольно застонала, сжав в руках простынь и ткнувшись щекой в покрывало, тяжело дыша, жмуря глаза. Лицо горело, меж ног все было такое чувствительное, мокрое и желающее. И то, как он наполнял ее, как хорошо и правильно это было.       Дятлов задвигался в ней, склонившись ближе, сжав в одной руке грудь, а другой скользнул под нее, пройдясь по животу и, наконец, накрыв двумя пальцами клитор, лаская ее и начиная ритмично толкаться, слыша, как хлюпала смазка, как Полина начала тихо стонать, как заскрипела кровать. Блять, микс этих звуков делал с ним что-то невероятное, а еще чувствовать ее жар, ее хрупкое тело, прижимающееся к нему, нежную грудь… Это было что-то за гранью.       Он поцеловал ее шею, ловя каждый стон, каждый молящий звук, который Полина издавала, вдыхал запах ее волос и ее кожи, и не мог поверить, что это в самом деле — его. Что ему так повезло. Вот она, нежная, ласковая и желающая, подающаяся на каждое его движение, стонет и сжимается на нем.       Фантастика.       Она кончила, зажмурившись и крупно вздрогнув, так тесно сжав его, что он не сдержал стона и, качнув бедрами назад, плавно вышел, чтобы, обхватив себя, кончить на ее ягодицы. Полина, тяжело дыша, упала на живот, закрыв глаза. В теле разлилась приятная усталость и истома, и она блаженно улыбнулась.       Дятлов привстал, вытер ее и себя, и вернулся обратно, притянув ее к себе и поцеловав ее волосы.       — Значит, у молодых так принято? Встречать не ужином, а сексом?       — А ты недоволен? — она хихикнула, клюнув его в щеку. — Там есть еда, ты вчера наготовил, зачем лишнее делать.       — Незачем, — согласился он. — А ты не обедала?       Она посмотрела на него и тихо ойкнула, как опомнилась.       — Полина…       — Я не была голодна! Вот и все. Сейчас мы вместе поужинаем.       — Конечно поужинаем, — прищурился он и погладил ее по боку. — Ты очень худая.       — Стоит у тебя хорошо, значит, тебя устраивает!       — Я и не говорю, что ты мне не нравишься. Но куда больше ты бы мне нравилась, если бы хорошо ела.       — Ну, значит иди и найди себе ту, которая хорошо ест, — насупилась она и хотела отвернуться, обидевшись, но он не дал ей этого сделать. Крепко сжал плечо, прижал к себе, и она насупилась ещё сильнее, ерзая.       — Вот, ты хилая такая и даже отвернуться от меня не можешь.       — Это у тебя просто руки стальные! — сморщила она нос.       — Мне не нужен никто, кроме тебя, и ты это знаешь. Но мне, знаешь ли, было бы куда приятнее, если бы ты была хорошей девочкой и заботилась о себе. Я не могу следить за тобой каждый час.       Полина надула губы, а после подалась вперед, ткнувшись лбом в его плечо.       — Не злись, я не специально.       Он вздохнул, поцеловав ее волосы.       — Я не злюсь, но волнуюсь, вот и все. Пойдем поедим. Пока подогрей, я в магазин отскочу.       — Зачем?       — Чая потом выпьем, вместо обеда будет.       — В меня не влезет.       — Придется постараться для меня, — он поцеловал ее волосы, услышав ее вздох смирения и, дождавшись ее кивка, привстал, чтобы одеться и сходить в магазин за чем-нибудь сладким к чаю.       Полноценного приема пищи это, конечно, не заменит, но он плохо представлял, как бы заставлял ее съесть двойную порцию — насиловать он ее не хотел, а тортик к чаю есть тортик. К тому же сладкое она любила.       Накинув пиджак, он посмотрел на Полину — та лежала на кровати, обнаженная, и смотрела на него, надув губы. Волосы растрепались, нежная кожа в веснушках и вся она как целое искусство. Как из кружева сделанная, из солнечного света и любви. Он улыбнулся и склонился, поцеловав ее в висок.       — Скоро буду.              Она тихо вздохнула и кивнула, упав обратно на подушку и потянувшись. Он оглядел ее очарованным взглядом и вышел.       К ужину она надела на себя только тот халатик, короткий и шелковый, его декольте почти что полностью открывало грудь, но Дятлов, к своим годам, уже давно был выучен видеть женщин не просто как красивое тело, а как искусство, и так же он смотрел на Полину. Нечто красивое, тонкое и кружевное, что-то мягкое и нежное, волнующее его. Он довольно вздохнул.       Чай с тортиком она тоже добросовестно выпила, за что он ее и похвалил, и она довольно улыбнулась. По крайней мере она в самом деле хотела быть хорошей девочкой. Что ж, у нее получалось отлично.       В общем, это был чудесный вечер, в который он думал о том, как удивительно ему с ней хорошо — и молчать, и говорить. И было же о чем говорить! И ведь совсем не только о работе! По истине невероятная женщина.       — Ты пила таблетки? — спросил он, потянувшись к сигаретам. Полина обнимала его, потираясь щекой то о грудь, то о плечо, лезла целоваться и даже игриво кусаться. Он только тихо посмеивался, поражаясь ее тактильности.       — Да. И меня почти сразу вырубило! — возмущенно сказала она, глядя, как он затягивался сигаретой, а после плавно, явно наслаждаясь, выдохнул.       — Значит, пей их перед сном.       — Я себя шизофриничкой какой-то чувствую, — фыркнула она.       — Ну, дорогая, ты неврастеничка, это другое, — рассмеялся он, за что и получил укус в шею. Он усмехнулся, погладив ее по волосам, играясь с прядями, лаская. — Все в порядке, это просто временная проблема, ты справишься. У тебя раньше такие приступы были?       — Не говори со мной, как врач, — она цокнула, закатив глаза, и перевернулась на спину, вздохнув и посмотрев в потолок. — Да, были. Во время учебы. И… подростком тоже были.       Он покачал головой, глядя на нее. Дятлов был уверен, что это с ней сделал университет, но, вероятно, у нее просто было такое устройство психики, под которое надо было подстраиваться и с которым надо жить. Ну, что ж… Люди разные важны.       Дятлов мягко убрал волосы с ее лица, затягиваясь.       — Значит, ты просто такой человек. Нервный.       — А меня просто не надо нервировать, — огрызнулась она, нахмурившись. — Когда все спокойно мне хорошо. А всех этих волнений я не выношу. Кроме того, большая их часть происходит на голом месте.       Он немного подумал, продолжая играться с ее волосами, лаская кожу головы, поглаживая, видя, как она расслаблялась под этими касаниями.       — Согласен с тобой, милая, но такова жизнь и такова люди, — он склонился, поцеловав ее, прежде чем снова выпрямиться и затянуться.       Она подняла на него взгляд, поерзала и повернулся на бок, оперевшись о руку, согнув ее в локте.       — А ты к нему зачем ходил?       Дятлов нахмурился и будто бы в миг потяжелел. Он шумно выдохнул и затушил сигарету, тут же потянувшись к еще одной. Посмотрел на Полину — с распущенными волосами, халатом, который открывал ее грудь, и в этом не было ни пошлости, ни призыва. На нее было просто приятно смотреть.       Тяжело вздохнув, он подался к ней ближе и поцеловал в ложбинку у груди — она хихикнула, погладила его по волосам, а после прошептала:       — Я тебе не дам уйти от вопроса. Не я тут одна неврастеничка!       — У меня нет диагноза, если ты об этом, — он удобнее устроился на подушке, закуривая и смотря прямо перед собой. — Уже нет.       — А какой был?       — Нервный срыв. Депрессия. Я такого слова не знал, пока он не сказал. Я думал, мне просто грустно. Что я слабый человек. Но, знаешь, попытка утопить горе в бутылке была мне намеком, что я не справляюсь и плавно скатываюсь на дно. А тут такое умное слово есть, представляешь?       — А что это? — моргнула она. Полина в общем довольно сильно интересовалась европейскими исследованиями, но в целом только в области реакторов, в дебри психологии она даже и не думала лезть!       — Это когда человеку долго грустно, — хмыкнул он. — Ну, если умными словами, как он мне объяснил: у нас гормоны радости есть, благодаря ним мы живем нашу обычную жизнь.       Радуемся, ставим цели и достигаем их, занимаемся спортом и, главное, мы влюбляемся благодаря ним в том числе, — он перевел взгляд на нее и, выдохнув дым, провел пальцами по ее волосами, и она нежно, смущенно улыбнулась ему. — И при депрессии эти гормоны перестают вырабатываться. Оказывается, болезнь психики — то же самое, что болезнь тела. До этого я был уверен, что все это от безделья и лени. Но у меня было дело, и было его много, а я… — он вздохнул. — В начале я скептически отнесся к его словам, но он объяснил мне все научным языком, а науку я уважаю.       — И почему… почему эти гормоны перестали у тебя тогда вырабатываться?..       Дятлов ответил не сразу, поджав губы, он посмотрел на свою сигарету и снова сделал затяжку. Говорить было сложно даже спустя такое время.       Полина поерзала, сказав:       — Это связано… с твоим сыном?..       — Откуда ты знаешь? — изумленно спросил он, переведя на нее взгляд.       — Я видела фото мальчика у тебя в квартире. Подумала, что твоя детская фотография, но сзади была дата. Я сложила и получилось, что это скорее твой сын.              Он плавно качнул головой и усмехнулся:       — Тебя в сыщики надо, родная, а не в реакторщики.       — А у меня дед генерал московский, кстати, — хихикнула она. — По маминой линии.       Он присвистнул.       — Милая, так у тебя вполне благородная семья.       — С приданным, — кивнула Полина.       — Ну, повезло мне, — он поцеловал ее в лоб и снова откинулся на подушку, затягиваясь. — Да, с сыном. У нас с моей бывшей женой был сын. И, может ты знаешь, была у нас авария на моем прошлом месте работы. Наглотался я там не слабо радиации, дозу хватанул хорошую. Ну, на ноги поставили. А потом… спустя время после этого. Мой сын умер от лейкемии. Ему было девять.       Она вздрогнула и нерешительно подняла на него взгляд. Дятлов смотрел в потолок, куря, голос у него не дрогнул, но глаза блестели влагой, а дыхание было неровным. Повисла тяжелая пауза. Из Полины как весь воздух выбили. Она не представляла, каково это. Никто не может такое себе представить! И никто не может быть готов к тому, что ему придется хоронить своего ребенка. Ребенка… Такой маленький был, жить-то еще толком не начал.       Полина прильнула к нему, погладила по груди, глядя на него с сочувствием.       — Ты ведь понимаешь, что эти события никак не связаны? Что в этом нет твоей вины? — тихо спросила она.       Дятлов немного помолчал.       — Головой — да. Сердцем нет. Врач тоже пытался мне объяснить, я тогда его прервал вопросом: неужели вы думаете, что я, прекрасно понимая, как работает радиация, не знаю, что шансы, что я в самом деле заразил радиацией своего сына после лечения в больницы, не так уж и высоки? И вот в этом проблема. И ты тоже понимаешь. Шансы низкие. Но они не нулевые. Это девятилетний ребенок. Даже небольшая часть может оказаться смертельной.       Голос у него будто бы стал серым, без эмоций, но она видела, что все это разрывало его на части. Вина, потеря — он не пережил это. Научился с этим жить — да. Но не отпустил.       — Ты ведь знаешь… знаешь, что дети заболевает раком и без радиации?       — Знаю. Это ничего не решает, — ответил он. — У него-то отец был ядерщиком.       — Толя…       — Полина. Я не хочу это обсуждать. Я должен был тебе рассказать, понимаю. Ты должна знать. Но обсуждать… Прости, я это делал уже сотню раз с разными людьми. Это только усугубляет проблему.       — Но я… — начала она было, но резко оборвалась. Да, точно, врач, его близкие друзья, все пытались с ним говорить, что-то донести, но у них не вышло, глупо было бы решить, что она такая особенная и сможет вырвать из него сомнения с корнем. Она приподнялась и, взяв его лицо в свои ладони, поцеловала в лоб, прошептав: — Для меня ты не виновен и тебе просто пришлось пережить трагедию. Но в этом не было твоей вины.       Он тяжело вздохнул и, затушив сигарету, обняв Полину за талию, уткнувшись лицом в ее шею, устало прикрыв глаза. Она обняла его, гладя по волосам, целуя, успокаивая. В ней самой кровь стыла только от мысли, что ей бы пришлось пережить смерть своего ребенка. Это слишком. Она бы… Да, конечно, она бы прошла через это и жила бы дальше, но только от представления тяжести этой ноши, того, через что и по сей день проходил Дятлов… Она снова прижалась губами к его лбу, продолжая обнимать и гладить его по волосам.       — Сейчас все хорошо, — прошептала она, чувствуя, как его дыхание обжигало ее шею. Она мягко гладила его, будто бы убаюкивала в своих руках. — Мы можем не говорить об этом, если ты не хочешь, — сказала она.       — У тебя есть еще вопросы? — отозвался он.       — Вы… развелись с ней, потому что… потому что не смогли пережить потерю?       — Я не смог, — сделал он акцент. — Начал пить, топил горе в бутылке, она и без того сына похоронила, а тут еще на мою пьяную рожу смотреть… Мало удовольствия. Любая бы поступила на ее месте так же. Она… она сказала, как это страшно.       — Похоронить сына?       — «Выбрать неправильного отца своему ребенку».       Полина стихла. Это… да, теперь она понимала, почему он выбрал одиночество, почему винил себя до сих пор. Разве был другой выбор? Другой выход?       Она чуть отстранилась и, взяв его лицо в свои ладони, заглянула ему в глаза. Мокрые, но при том не выражающие ничего глаза.       — Все в порядке. Другая женщина и похуже бы выразилась.       — Я не виню ее и понимаю, — сказала она ровным голосом. — Но и ты должен понимать, что она лишь защищалась от боли. Это ничего о тебе не говорит и никак не описывает. Понимаешь?       Он вздохнул и, вместо слов, снова уткнулся лицом в ее шею. Полина вздохнула, понимая, что это все еще слишком свежая рана… Потерять ребенка в любом случае трагедия, но когда ты еще и винишь себя в этом. Видеть его лицо, притворно-спокойное, и при этом видеть в его глазах боль, которая она не знала и сбереги ее Бог когда-нибудь узнать.       Прижавшись губами к его макушке, она прошептала:       — Я уверена, что он был рад иметь такого отца, как ты.       Дятлов в ответ издал неясный звук и снова затих. И она просто осталась рядом, гладя его по волосам, понимая, что меньше всего он хотел говорить.       Так они и провели все время в молчании, пока совсем не стемнело. Когда комната окунулась во мрак, он включил торшер и снова взялся за сигареты. Она тихо вздохнула. И ругаться не выходило на эти сигареты треклятые хотя бы потому, что ей нравилось, как он курил, и сейчас она следила за тем, как он затягивался.       Наконец, слова нарушили тишину. Он сказал:       — Я рад, что встретил тебя. Может быть, я снова верю, что достоин чего-то большего, чем одиночества.       — Конечно! И второго шанса, и семьи, и… всего, что я вообще могу тебе дать.       Он приподнял брови и, усмехнувшись, поцеловал ее в макушку.       — Не знаю, Поль, хорошая ли это идея.       — Не начинай, — цокнула она. — Все в тебе хорошо, пока не начинаешь хандрить. И у нас все будет хорошо. Конечно, я не знаю, как у нас все будет, может и вправду лишь роман, может я тебе надоем, может… может ты мне. Или мы друг другу. Я не знаю. Но знаю, что ты хороший человек и не надо на себе крест ставить. Как бы эгоистично это не звучало, но у тебя сейчас есть я, — тихо сказала она.       — Да. У меня есть ты. Сама жизнь, — он улыбнулся, перебирая ее волосы и глядя в ее глаза. Для него она и правда само олицетворение жизни. Юная, яркая и такая разная. Нежная, ласковая, дразнящая, вспыльчивая, ранимая. Он влюбленно вздохнул. С ней он в самом деле оживал.       Она тихо хихикнула и, лукаво на него глядя, спросила:       — Примешь со мной душ? Потрешь спинку.       Он приподнял брови.       А еще — игривая, желающая, отзывчивая и страстная.       Черт возьми, какой же он везунчик.       — С радостью, — он потянулся к ней, мягко поцеловав и, встав, ловко схватил ее, взяв на руки и подбросив, от чего она вскрикнула, вцепившись в его плечи руками, а после рассмеялась.       — Я точно как принцесса.       — Или невеста?       Она покраснела, смущенно на него глядя.       И он, глядя на нее, подумал, что с этим тоже затягивать не стоит…       Может быть, он считал, что не достоин ее. Что не должен портить столь юную девушку. И что ничего хорошего от брака с ним ей не светит.       Да, Дятлов много об этом думал. Уставший работящий мужчина, который уже пережил смерть ребенка, разрушенный брак и, казалось, разрушенную жизнь.       Но в нем были и другие мысли. Новые мысли. Мысли мужчины, которого в нем пробудила Полина.       И это были мысли, полные желания обладать ей, сделать своей.       Как давно он этого не испытывал.       И как теперь страстно желал воплотить все это в реальность.       Определенно ему не стоит медлить.