Разорви донельзя

      У Дятлова нынче было достаточно пищи для размышления. Он, определенно, был в ужасе. Вот так, на свою сотрудницу, от одного взгляда! К тому же в его возрасте! Крест, в общем, в этом плане он никогда на себе не ставил, но в пятьдесят все это куда более предсказуемо: всегда в определенном настроении и с некоторым усилием. У тебя уже не может встать где попало от того, что ты увидел голые ключицы или острые коленки. Проблема была не в этом.       Проблема в том, что Полина — молодая девушка, и уже по определению ужасно-грязно, что он в своем возрасте… на нее! Он покачал головой. Бедняжка, если бы узнала, ей бы было, вероятно, неприятно. Ему было ужасно-стыдно перед ней, и он ужасно-боялся, что теперь это будет повторяться. И, что самое страшное, что теперь и на работе он будет видеть не товарища Гром, а Полину. Веселую и открытую, с нежной улыбкой и веснушками, скрытыми ее одеждой.       Это было невыносимо, хоть и в реальной жизни все вышло не так пугающе, как он себе фантазировал. О том, чтобы смотреть на Полину, как раньше, речи уже идти не могло, но, по крайней мере, один ее вид не возбуждал его, и то слава Богу. Главное было не думать о веснушках.       Сидя за расчетами, он то и дело поглядывал на нее. Пару раз она даже ловила его взгляд и в ответ обворожительно улыбалась. Он кивал в ответ — хмурый. Злился на себя за все те глупые чувства и мысли, не знал, куда от них деться. От работы они отвлекали не слишком, но один только взгляд на нее в один миг делал его рассеянным.       Такого поворота событий он никак не мог ждать, но стойко выдерживал субординацию. В первую очередь она — его сотрудница. И тут они должны хорошо выполнять свою работу. Даже будь они ровесники, Дятлов бы открестился от подобной связи на работе. Ему дурно было от мыслей, сколько хлопот она принесет, сколько обид и проблем. Вздохнул тяжело: вот влип на старости лет… Подумал: может, ему не хватает женского тепла? Может, нужно завести роман? В конце концов, брак ему всегда казался чем-то естественным, ему было хорошо с ней, с ними, и он знал — она бы пошла с ним до конца.       Но он не смог.       Думал, что справится один, а в итоге совсем головой пошел, истосковался по человеческому теплу и заботе. Вчера домой пришел и ему было еще хуже, чем прежде. Пусто. Холодно.       Он один.       Ему казалось, что с ним все еще был ее запах, и он так хотел услышать ее смех. Он стоял в мрачном коридоре, смотрел на тонкий луч света, идущий от окна, и сильнее прежнего ему хотелось удавиться.       Для всего было уже поздно. Он скинул обувь, поставил чемодан и включил свет.       Но светлее не стало.       Светло было только когда рядом оказывалась Полина, и еще сильнее он жаждал увидеть ее без белого костюма. Ее волосы — он много думал о ее волосах. Пушистых и воздушных, ее локоны, ласкающие ее спину и плечи. Ему казалось, что он завидовал ее волосам, но после одергивал себя. От мысли, что ее могли коснуться его руки — руки старого человека — ему самому становилось противно, и он запрещал себе о таком думать. Ему казалось, что даже этими мыслями он очернял ее.       Светлые чувства к ней смешивалась с отвращением к себе, и в последнее время ходил он в странном настроении. Полина едва ли замечала — да, он не улыбался ей в ответ, но, по правде, он вообще редко улыбался на работе. Он не был с ней груб, все так же хвалил, говорил, что она умница и всегда готов был выслушать. Она цеплялась, хотела углядеть в этом что-то большее. Она молила одним лишь взглядом о чем-то большем.       Он не понимал.       Дятлов выдерживал дистанцию, испытывая, прежде всего, стыд за то, что случилось у нее в квартире, но при этом позволял себе некоторые поблажки. Например, после работы он всегда оставался курить на выходе, внизу лестницы, смотря на двери — надеясь, что она вот-вот спустится, он увидит ее. Каждый раз он ждал ее, как самого желанного свидания, и каждый раз — ничего. Он уходил в смешанных чувствах. Радовался, что все на своих местах. И страдал, что снова уходил один. Так, как он всегда и привык…       А потом…       Солнце садилось, закат плавно опускался на город. Дятлов осматривал улицу в желтом свете, впитывая покой природы, пытаясь вспомнить собственный покой души и тела, но, увы, не находил. Теперь он будто был растревожен ее телом, запахом, ее взглядом и улыбками.       Он посмотрел вверх, на выход, и замер. Она спускалась, в летнем платье — облегающим ее грудь и талию, и спускающиеся струящейся тканью вниз — длинное и легкое, шло ей невероятно. Ветер трепал ее волосы. Их взгляды встретились — она вдруг вся оживилась, заискрилась и, окрикнув его, принялась спускаться, цокая каблуками. Он замер, глядя, как она спускалась к нему, словно божье благословение — нежная и легкая, летящая, то, как развивались ее волосы и ткань платья, и…       Ее нога подвернулась, с звонким вскриком она полетела вниз — Дятлов ужасно испугался, весь натянулся, как струна, кинулся к ней, успел перехватить, пока она лицом вперед не полетела, но полностью уберечь не смог — проехалась коленями по бетону. Он спешно помог ей встать, и самого его всего повело от жара и близости ее тела. Да, он помнил — тот первый раз, когда вел ее в мед пункт, какой она казалась легкой и теплой, но сейчас… Сейчас совсем другое. Его руки крепко сжимали ее талию, она прижималась к нему, такая теплая и нежная, и ее тело так волновало его, дыхание сбилось, сердце застучалось сильнее — так и в самом деле давление подскочит!       Она, схватившись за его шею, выпрямилась, пробормотав:       — Спасибо…       Он пришел в себя, тряхнул головой и чуть отошел. В руках фантомом ощущалась ее талия, и ему хотелось сжать ее в своих руках, прижать к себе, сделать это почти грубо, со всем этим напряжением, что копилось в нем, и, будто бы бомба, мерно тикало.       Полина осмотрела подол платья и вздохнула:       — Испачкала.       — Колени целы-то? — спросил он, вспоминая вполне ясный звук.       Она неуверенно приподняла подол, оголяя ноги в веснушках. На коленях кровящие ссадины — она поморщилась и одернула подол платья, будто бы ей стало противно.       Дятлов покачал головой:       — Пошли в мед пункт.       — Из-за такой мелочи? — изумилась Полина.       — Ну что ты? Не такая ты уже и низкая.       Она недовольно хапнула воздух, а он вдруг рассмеялся — и ей стало так легко и просто. Смеялся ли он раньше? Вот так? В любом случае, в этом она просто растворилась, и ей показалось, что она стала вдруг легче, проще, и весь мир стал светлее.       — Идем, — он взял ее под локоть, и это касание совсем ее поплавало. Кожа к коже. Она уже ничего не хотела, только чувствовать его ладонь на своей обнаженной коже. И ничего больше.       Дятлов открыл дверь в мед пункт, пропустил ее вперед и сказал:       — Мы снова истекаем кровью.       Полина дернулась, покраснела до кончиков ушей и, возмущенная, шлепнула его по плечу.       — Вы!.. — и, задыхаясь от смущения, яростно глядела, как он снова смеялся. — Вы ничего не понимающий дед! У меня коленки! — и гордо обнажила свои ноги, показывая масштаб проблемы.       У них сидел в мед пункте молодой пацан и он только от ее вида раскраснелся, а уж от вида Полины Игоревны в обычном виде, с ее распущенными волосами и голыми коленками, совсем его поплавило. Смущенный и неловкий, он провел Полину к кушетке. Дятлов хмыкнул, наблюдая за этим — вдруг захотелось курить и перехотелось смеяться. Он смотрел за тем, как он обрабатывал ее ранки и думал, что хотел бы сделать это сам. Хотел бы вот так касаться ее обнаженных ног, коснуться губами у ранки, приласкать… Он нахмурился, поджал губы.       Улыбался ей, спрашивал, как она так приземлилась. Флиртовал с ней.       Она была с ним мила, но не более. Это утешало Дятлова.       — Это все каблуки, — кивнул медбрат. — Они и для ног вредные.       — Но такие красивые! — вздохнула она, подняв ногу и вытянув носок.       — Да, но не каждый день же их носить. На праздники вот всякие, на свидания…       — Понимаю, — она кивнула, рассматривая туфли. А самой подумалось, что у нее сегодня как раз и свидание. Даже если Дятлов в таком виде на нее посмотрел всего пару минут, ей вполне хватит. — Но хочется быть красивой всегда.       — Вы и так всегда красивая, — улыбнулся он.       Дятлов не выдержал:       — Долго еще?       Пацан приподнял брови и засуетился. Заклеил ранку пластырем и кивнул.       — Ну все.       — Спасибо, — она встала, поморщившись. Вот угораздило же! Она, конечно, хотела падать в руке к мужчинам, особенно в руки Дятлова, но не таким же способом. Кивнув, цокая каблуками, она вышла из помещения. Дятлов закрыл за ней дверь. — Вы ведь могли меня не ждать.       Он растерянно на нее посмотрел, только сейчас осознав: ну да, мог не ждать…       — Чтобы ты снова с лестница свалилась? — в итоге только и смог брякнуть он, и Полина улыбнулась ему, явно довольная.       Мерно цокали каблуки, за Полной тянулся шлейф духов и ее шампуня — такой нежный запах, а на солнечной улице он будто еще слаще раскрывается. Перед лестницей он неловко выставил локоть, и она, приподняв брови, прильнула к нему, обняв за руку. Он снова ощутил тепло ее тела — такое нежное, такое желанное. Ему было хорошо с ней. Чувствовать запах, тепло, она такая славная, такая нереальная.       — Спасибо, — кивнула она, наслаждаясь этими мгновениями, когда она шла с ним, обнимая его за локоть. Это был лишь момент, но она запомнила каждую его секундочку. Чувствовать, якобы они что-то большее, чем сотрудница и ее начальник.       — Пойдем, провожу тебя, — сказал он неловко. Просто понял, что не мог пойти в другую сторону. Он не находил сил оторваться от нее. Это на работе легко — столько дел, столько предлогов, тут ни до чего. Ну а сейчас? Сейчас у него, казалось, было все время мира, и ни одного предлога, и он брал все.       — Ух ты, — она улыбнулась ему. Дятлов думал: неужели ей приятна его компания? Потом вдруг: а почему и нет? Он умный, вполне себе интересный человек, к тому же многого добился в ее сфере. Конечно ей с ним интересно! — Спасибо, мне приятно.       Он улыбнулся ей. Она все еще шла, обнимая его за локоть, и эта близость разливалась приятным теплом по его телу, грела его, как уже давно ничего не. Ее запах, голос и ее тепло — окутывали его, почти убаюкивали, и он мог бы так идти много-много километров, при том совсем не уставая. Порой он смотрел на нее, когда она что-то говорила — вот так, сверху-вниз — разглядывал ее профиль, как волосы лежали на ее плечах, как с ними игрался ветер.       Он завидовал ветру.       В какой-то момент он заметил, что идти они стали медленнее, говорить Полина стала так, будто ей это выходило с трудом, и походка у нее стала нетвердой.       — Гром? Все нормально? — он остановился, когда стал ощущать, что она невольно начала переносить на него свой вес. Ему вовсе не тяжело, но он хотел убедиться, что с ней все в порядке.       — Минутку, — она убрала свою руку и склонился. С шипением сняла туфлю — он опустил взгляд, приподнял брови.       — У тебя сегодня какая-то норма по количеству крови, которую ты хочешь предать земле?       Она не ответила, и он понимал, почему. Сняла вторую туфлю — он поморщился. Мозоли выглядели по-страшному, задник у туфли тоже запачкался кровью.       — Я слышал, что красота требует жертв, но чтобы так…       — Это просто новые, вот и натерли, — она выпрямилась и облегченно вздохнула, когда давление пропало с ноги. — Я пойду босяком. Земля теплая.       Дятлов удивленно посмотрел на ее ноги, на туфли в ее руках.       — Грязь же попадет в раны… — сказал он. В общем-то, ничего страшного, до ее квартиры оставалось не так много, а там промоет и всего, как ни бывало. Но было что-то противоестественное в том, чтобы позволить ей так идти.       — Ну а что мне остается? Я в этом и шага не сделаю, — она поморщилась, кивнув в сторону туфель, которые держала.       Он немного подумал, оглядел ее и сказал:       — Пожалуй, мне нужно побыть джентльменом.       — В каком смысле? — она не понимала, чего он от нее хочет: свою обувь предложить? Ну уж нет! Она не собирается ничего надевать на ноги до завтрашнего дня! И еще она хотела снова обнять его за локоть, прильнуть к нему — от этой близости ей было так хорошо и спокойно, а когда он начинал что-то рассказывать своим мерным, спокойным голосом, она и вовсе шла, прикрыв глаза, думая, что вот-вот задремлет от того, как спокойно и тепло ей было. Она мечтала лежать с ним в обнимку и слушать его голос, мечтала слышать ритм его сердце и его дыхание.       Вместо объяснения он просто вручил ей свой чемодан. Она неловко приняла его, растерянно поглядела.       — Вы хотите, чтобы помимо туфлей я еще ваши вещи несла?       — Было бы неплохо, — кивнул он, и Полина сконфуженно на него посмотрела и перестала понимать хоть что.       А потом… Она взвизгнула, туфлями взмахнув, едва не зарядив ими по башке Дятлова, прижала к себе чемодан и шало уставилась перед собой. Поморгала, вся красная, со сбитым ритмом сердца, и неуверенно посмотрела на него.       — Нормально? Идем.       И бодро, с ней на руках, зашагал.       Она так опешила, что первые минуты даже не знала, что сказать. Она просто вся сжалась, прижимая к себе туфли и рабочий чемодан, чувствовала, как ветер ласкал замученные ноги. Ее щеки горели, сердце билось быстро, а одна мысль суматошно перебивала другую.       — Вам не тяжело?.. — пробормотала она, просто не зная, что тут еще сказать!       — Нет. Ты пушинка.       Ей казалось, что ее сердце бьется уже где-то в горле и, еще чуть-чуть, и просто выпрыгнет. С трудом придя в себя, она, наконец, начала разбирать свое тело и его тело. Его руки, держащие ее, его тело — горячее. Она сама вдруг почувствовала себя такой маленькой, такой хрупкой. Ей было хорошо.       Боги.       Ей было очень хорошо в его руках. Она хотела положить голову на его плечо, ткнуться носом в шею, вдохнуть запах, но знала — не могла. Должна была наслаждаться тем, что имела — а имела она, по ее же мыслям, весьма много. Больше, чем в любой другой момент. Ее тело начало расслабляться, стало снова спокойно и хорошо. Полина огляделась. Пошутила:       — Спину сорвете.       — Как-то раз вот сорвал, но то в молодые годы. Картошку копал.       Она хихикнула:       — Это когда вас в колхоз вывозили работать?       — Нет, там не срывал. Это у тещи было.       И вдруг смолк, разве что не дернулся. Полина вскинула голову, посмотрела на него.       — Вы были женаты… — пробормотала она, будто бы в этом факте было что-то инородное. Разве не нормально? Он взрослый мужчина, вполне вероятно, что у него был брак. Мало ли по какой причине они расстались? Но по тому, как он резко смолк, как оборвался, она поняла — Дятлов не хотел об этом говорить.       Они снова замолчали.       Полина поджала губы, нахмурилась. Ей остро хотелось узнать: как давно? Почему развелись? А дети были? Но может это была больная тема? Если она умерла? Или еще что-то, о чем он не хотел говорить.       В любом случае, теперь она знала: Дятлов хотя бы примерно понимает, что такое женщина и что с ней надо делать…       В подъезде она полезла за ключами, протянула ему и он открыл дверь. Войдя в прихожую, Дятлов плавно опустил ее на пол. Она скинула туфли и поставила чемоданчик на тумбу для обуви. Дятлов растерянно посмотрел на это, кажется, хотел уходить.       — Я теперь вам обязана за такое спасение моих ног! Как минимум накормлю. Не булочками, — она улыбнулась. — Идите, отдохните.       — Да я… — он думал, что лучше бы уйти, не надо искушать судьбу, все это ведет черт знает к чему! К унижению себя самого, к оскорблению Полины собственными чувствами. Он должен отказаться. Но он сказал: — Спасибо.       — Вы ведь и не обедали сегодня, — с легким укором сказала она.       — Ну, как минимум четыре сигареты.       Она покачала головой.       — Никакого здоровья на ваши сигареты не хватит, — Полина клацнула зубами и пропустила его в ванную. — Только подождите меня немного, мне с ногами бы разобраться.       — Конечно. Нужна помощь? Ну… мало ли.       — Я справлюсь, спасибо, — она кивнула, заправив прядь за ухо, и Дятлов наблюдал за этим с самым блаженным взглядом. Она заметила и, закусив губу, посмотрела на него. Тот дернулся, как опомнился, и закрыл за собой дверь. Она вздохнула.       И чувствовала — между ними начинает что-то зарождаться!       Боги, неужели даже такой дед, как Дятлов, не в силах был устоять против ее женских чар? Ну, она была весьма горда собой!       И весьма воодушевилась, что, вероятно, не все было потеряно. Она даже подумала: ну да, как мужчине устоять перед молодой девушкой? Или, может, ее так воодушевил факт, что он был женат. До этого Полине казалось, что он просто не заинтересован ни в отношениях, ни в женщинах, но теперь!..       С ногами она разобралась шипя и тихо ругаясь — ужасно щипало, и ей было дурно от мысли, что завтра снова на работу с этой красотой. Ей уже страшно было, но делать было нечего. Вздохнув, она вымыла руки и пошла на кухню. Ей было приятно видеть его на ней. Приятно, что он будет есть ее еду — от этого всего ее сердце будто бы наполнялось какой-то странной нежностью, которую она не знала до этого.       — Вы едите курицу?       — Я сегодня не обедал, так что ем все, — он кивнул ей, и Полина снова осмотрела его с нежностью.       — Хорошо, я вчера курицу запекала с картошкой, и еще сейчас салат сделаю.       — Хозяйка. Давай помогу?       — Нет-нет, сидите!       — Это не я тут раненный.       Она рассмеялась и отмахнулась.       — Справлюсь.       Ей хотелось готовить для него. Ей очень этого хотелось. Салат она делала особо старательно, пробуя снова и снова, чтобы убедиться, что всего точно хватает! Они болтали обо всем — о работе, о неудобных туфлях, о еде. Ей казалось, что они могли говорить бесконечно.       — Я отойду на балкон покурить? — спросил он, уже залезая в карман за сигаретами.       — Ах, ну да, вы же пока шли ни одной сигареты не выкурили! Можете в форточку.       — Не хочется мешать.       — Вы не будете, — подмигнула она ему и Дятлов, кивнув, встал.       Он открыл окно, закурил и поглядывал на Полину. Уже второй раз он здесь и второй раз не может оторвать от нее взгляда. То, как она двигалась, как говорила, ее смех. Она собрала волосы в высокий хвост, чтобы они не мешались, и это делало ее такой домашней, такой уютной. Он хотел бы видеть ее такой каждое утро. Он хотел бы обнимать ее со спины, пока она готовит завтрак, вдыхать запах ее волос и кожи. Касаться, целовать. Ласкать и нежить, обращаться, как с самым хрупким созданием, хоть он и догадывался, что эта хрупкость — напускная. Внутри нее и сила, и стержень, и даже что-то пугающее — что-то иное.       — Кстати, вы ведь, наверное, знали моего отца?       — Пару раз, вероятно, пересекался, но вряд ли обратил внимание, — кивнул он спокойно, лишь смутно припоминая его лицо. Схожести никакой между ними он не находил — по крайней мере внешне.       — Меня всегда удивляло, какой вы. Вам вообще ни до чего дела нет, кроме работы.       — И всем того желаю, — Дятлов кивнул. — Меньше отвлекаться по пустякам.       — Нет, вы просто дед, — хихикнула она.       — Тогда я родился дедом.       — А мне про вас рассказывали, — подмигнула Полина, накладывая еду. Опомнилась и наложила Дятлову многим больше, чем себе — он же весь день на ногах, да и не обедал. — Что вы в колледже том почти что самый младший был, а еще — самый высокий. И самый самоуверенный.       Он вдруг улыбнулся от воспоминаний.       — Было время. Теперь я самый старый.       — Ну, не самый, — хмыкнула она, поставив тарелки. — Водочки к ужину не имею.       — Правильно. Нечего юной девушке такой хранить, — кивнул он и, затушив сигарету, выкинул окурок в урну. Полина подумала, что надо купить пепельницу. Для него. От одной мысли, что в ее доме могла бы быть вещь только для него, ее сердце наполнялось приятным трепетом.       — Зато есть чай. И кофе.       — Отлично, — он кивнул и, обходя ее, вдруг словил себя на таком невероятном желании поцеловать ее волосы, что с большим усилием сдержался. Почти на автомате, будто делал это сотню раз. Он тряхнул головой. Совсем с ума сошел. Только от представления, как бы её это испугало и как бы было неприятно, он наполнялся отвращением к самому себе.       Но ее запах кружил голову, один ее взгляд делал с ним что-то невыносимое. Нельзя же и дальше все сваливать на магнитные бури, ведь это происходит только рядом с Полиной. От мысли взять и решить все прямо сейчас ему было дурно. Зачем? Напугать ее этим, заставить смущаться на работе, а то и вовсе перейти на другой блок? Нет, это было ни к чему.       Он попытался взять себя в руки.       Еда оказалась очень вкусной и, главной, приготовленной не им. Просто вся еда автоматически становится вкуснее, когда ты не тратишь на нее усилия. Он даже очень активно похвалил ее, снова сказав:       — Твоему жениху повезет.       — Вы так меня хвалите, что я скоро сама начну завидовать своему жениху, — рассмеялась она, а у самой все сладко сжималось от мысли, что это ему могло с ней повести. Ему.       Полине вдруг показалось, что все к этому шло вполне ясно. Даже тот факт, что они сейчас сидели на ее кухне и ужинали, то, как он нес ее на руках и как смотрел на нее — разве это не говорит о том, что и она ему нравится? Все эти мысли наполнили ее таким трепетом и восторгом, что хотелось запищать, и еще прям так броситься на него, обнять целовать и… Она дернулась, покраснела, опустила взгляд.       Как многого ей хотелось.       На радость, он все доел и даже не отказался от кофе! Полина жадно цеплялась за любую возможность побыть с ним подольше, поговорить и они не понимала, почему он выдерживал эту дистанцию! Ей хотелось сесть ближе, прижаться к нему, заглянуть доверчиво в глаза… Разве ему не хотелось того же?..       Ей казалось, что в нем что-то поменялось, и смотрел он на нее жадно, было что-то в его взгляде едва уловимое, что-то, что делало его взгляд почти осязаемыми. Она чувствовала его на своей коже. Так просто знакомые не смотрят.       Он глянул на часы и Полина поджала губы. Она прекрасно знала, что это означает.       — Так, ну, пора… Не буду мешать готовиться ко сну.              Полина вымученно улыбнулась, хотела сказать, что он совсем не мешает, что они могли бы… Она с усилием встала, чтобы проводить, чувствуя, как все между ними искрилось, какое напряжение было — невысказанное, неясное.       Он взял чемодан, Полина подняла голову, глядя на Дятлова, почти умоляя. Он хотел что-то сказать, но почему-то тут же закрыл рот, растерянно на нее глядя. Ее взгляд сейчас просто зачаровал его, сделал его тело таким мягким, ему казалось, что теперь оно и вовсе больше ему не принадлежит. Оно принадлежало ей. И он готов был сделать все, что угодно. Все, о чем бы она ни попросила.       Полина глядела на него в ответ, ловила его взгляд, спокойный с виду, но она чувствовала в нем что-то большее. Чувствовала напряжение между ними, искры.       И молилась про себя: «сделай хоть что-нибудь. Хоть что-нибудь».       Щеки у нее горели, глаза блестели, и один ее вид сводил Дятлова с ума. Дыхание у него стало рваным, ему было жарко и ему хотелось что-то сделать.       Она вдруг резко чуть опустила голову, будто смутилась — пряди выбились на ее лицо, и он поднял руку, мягко заправив волосы обратно. Она вздрогнула, даже такое небольшое касание обожгло ее изнутри. Полина посмотрела на него, приподняв брови — такая красивая, такая желающая.       Он знал, чего. Боги. Он знал.       Дятлов чуть подался вперед, склонился к ней, она ощутила его горячее дыхание, ее забило мелкой дрожью, и она подняла руки, чтобы обнять его за шею — внизу приятно потянуло, сладкое давление меж ее бедер…       Он резко, будто бы в ужасе отпрянул, посмотрел на нее страшными глазами, что-то, извиняясь, пробормотал, и ушел, хлопнув дверью. Она осталась стоять, смотря перед собой, медленно моргая. Жар пропал, и ей сделалось холодно. Полина вздохнула.       Это было так близко. Если бы она оказалась чуть смелее! Может быть, он испугался, что она не ответила ему взаимность сразу, что замялась? В следующий раз она этого не допустит!       Переведя дух, она потерла щеки.       Ее сердце билось быстро, глаза лихорадочно блестели и она шало улыбнулась — так, что щеки сразу же заболели. О Боги. Если это в самом деле взаимно… Она едва не запищала! Значит, все у них будет, значит, ей ничего не казалось! Он правда что-то чувствует к ней! Полина даже ощутила какой-то приток самоуверенности. Ну конечно он чувствует! Разве могло быть иначе? Широко улыбнулась, едва не подпрыгивая во время ходьбы, она ушла на кухню. Всю ее било дрожью восторга, она задыхалась от него и с нетерпением ждала следующего дня. Они поговорят, она признается! И все… Дыхание у нее перехватило. И все случится! В следующий раз она точно не даст ему уйти!       Она не могла больше ни о чем думать и ничего хотеть, кроме завтрашнего дня, кроме момента, когда они снова останутся одни…       Руки у нее дрожали, мысли, хаотичные, путались, но она определенно была счастлива.

*

      Дятлов был в ужасе. Всю дорогу домой, все время перед сном он был в хтоническом ужасе. Что он хотел сделать? И, черт возьми, что она хотела сделать? Почему не оттолкнула? Испугалась, наверное… Дятлов о таком знает, просто реакция «замри» вместо «бей или беги». Не очень хорошо, но ничего страшного, он ведь пришел в себя и не дал случиться страшному. Он потер лицо, провел рукой по волосам.       И все-таки…       Дятлов закрыл глаза, усмехнулся. Он ошибся. Он очень сильно ошибся.       Изначально выделил ее на фоне других, кинулся во всем помогать. Да, это в его характере. Он всегда поговорит по душам, всегда выслушает и поможет решить вопрос, касающийся работы. Ему нравилось быть вовлеченным. Конечно, он был строг, порой излишне и даже категоричен, но он всегда искал баланс, и он его нашел.       Но теперь, с появлением Полины… Был ли он с ней строг? Ни минуты. А то, что он делал сегодня? То, что он себя позволил, даже то, как он донес ее до дома… из-за мозолей! Ладно она бы ногу сломала или сильно подвернула, конечно, это бы требовало от него понести ее на руках, но это просто мозоли. Сотни людей их получают в день и как-то справляются! И их начальники не носят их на руках! Он злился, он очень злился на себя, ведь он прекрасно понял, чего он хотел. Коснуться ее. И он это сделал. Нес на руках, прижимал ее тело к себе, чувствовал аромат его волос… Дятлов усмехнулся.       Он поступал просто непозволительно, нарушил любую субординацию. Он был с ней мил. Как товарищ, а не как начальник. Ни один из его подчиненных не был у него на таких условиях, на каких была она.       Дятлов плавно лег в постель, выключил свет и закрыл глаза — веки нервно дергались.       Ясно было одно: он совершил грубую ошибку и должен ее исправить.       Конечно, если она будет нуждаться в совете или добром слове он всегда ей в этом поможет, как и любому другому сотруднику. Но только когда это в самом деле нужно, а не каждый день, каждый обед и каждую минуту. И он будет с ней строг так же, как и с другими своими сотрудниками. Если он не выстроит границы сейчас, то потом будет слишком поздно.       Он чувствовал, что если просто попытается сгладить углы или лишь немного отдалиться, то это только усугубит его проблему, он все еще будет нуждаться в Полине, искать причину и повод.       Он не должен был идти на уступки даже с самим собой.       Он должен был только резко и одним движением выстроить те же границы, что выстраивал с другими.

*

      На работу она не шла, нет, она летела. Особенно долго и тщательно выбирала наряд — знала, что они снова уйдут сегодня вместе и, может, он, наконец, никуда не уйдет после, а останется с ней. Она долго мучилась между длинным летящим платьем и мини. В конце концов, она выбрала платье, но под него надела чулки — хотела его удивить. С удовольствием представила его лицо, когда она позволит его руке подняться выше колена, когда он коснется ее голого бедра. Полина понимала, что, может, для близости как-то рано, но, ради Бога, она очень этого хотела, чертовски сильно, а он — взрослый мужчина, и она не собиралась томить его всякими букетными периодами. Тем более их можно было совместить с более приятными действиями! Хоть отчасти она и боялась, что он подумает о ней превратно, но она была нацелена на него серьезно и, кроме того, она знала: он не тронет ее, если у него не будет таких же серьезных намерений. Боги, а как отцу рассказать?.. Даже и представлять страшно. Может хоть мама поймет?.. С другой стороны, все ее решение они порой и встречали с удивлением, но всегда принимали.       В это чудесное утро Полина построила их совместную жизнь на год вперед.       К несчастью она не знала, что в построениях планов участвую двое. Они оба не знали.       И, к несчастью, у Дятлова было куда больше власти, чтобы Полина могла хотя бы рассчитывать на выяснение отношений или поиск компромисса.       Полина ждала его в сладком предвкушении и оборачивалась каждый раз, когда в диспетчерскую кто-то заходил. Несколько раз ей сделали комплименты ее внешнему виду, и она была в восторге. Не зря старалась! Дятлову точно должно понравиться.       Услышав его шаги ее сердце сжалось, руки дрогнули, она обернулась, смотря на него с предвкушением и детским восторгом.       Он даже не посмотрел на нее.       Полина растерянно моргнула. Он заходил и первым делом находил взглядом ее, и кивал ей. А сейчас… Он сверил показатели, дал несколько поручений не ей и ушел. Ее плечи опустились, но она тряхнула головой и быстро пришла в себя. Очевидно, у него сегодня просто загруженный день, только и всего.       Но день шел и, когда он снова заходил, он только один раз кивнул ей. И все.       Полина напряглась. Чувствовала, что он злится, что ему не по себе… Может быть, что-то случилось — и она ощутила потребность помочь ему, разобраться. И с этой же готовностью выхватила его на обеде.       — Здравствуйте, — она широко улыбнулась ему, и он кивнул с таким видом, будто не понимал, чего она от него может хотеть. — Не хотите чаю выпить? — она глядела на него, словно ребенок, такой мягкий, ласкающий взгляд.       — У вас ко мне какие-то вопросы, товарищ Гром?       — Я… нет, никаких. Просто вместе выпить чая… — растерянно сказала она. Он никогда не нуждался в каких-то там вопросах! С каких пор для простой беседы ему нужны вопросы?       — Тогда вынужден отказать. Но если что-то возникнет — обращайтесь.       — Но… — она опешила, хоть и решила, что у него просто плохой день. Определенно, у него просто плохой день! — У вас что-то случилось? Я могу помочь?       Он удивленно на нее посмотрел.       — Товарищ Гром, занимайтесь своей работой.       — Я не понимаю… — пробормотала она, вдруг ощутив себя такой маленькой и беспомощной. Почему он отталкивал ее? Что она сделала не так? Как ошиблась?       Он вздохнул. Немного подумал и сказал:       — Мне жаль, но я совершил ошибку. И вчера — тоже сделал ошибку. И стараюсь вернуть благоразумие, чтобы больше такого не повторилось.       Он счел, что это ясное, вполне исчерпывающее описание ситуации, и уже развернулся, чтобы уйти.       Полина крикнула:       — Ошибка?! То есть я для вас какая-то ошибка?! И то, что вы хорошо со мной обращаетесь — это тоже ошибка?       Она не верила своим ушам! Как он мог вообще так говорить о них? Ошибка, черт возьми!       Дятлов обернулся и вздохнул.       — Приберегите свои драматичные речи для одногодок, полагаю, там они сработают.       И ушел. Она стояла, сбитая с толку, растерянная, чувствуя себя брошенной. Этот ответ ранил ее даже сильнее чем то, как гордо он нарек все это «ошибкой». Просто оттолкнул ее, бросил.       Не так давно раскрыл для нее объятья, был с ней ласков и внимателен, приласкал ее и утешил.       А потом оттолкнул и бросил, как неинтересную игрушку.       Она стояла, ничего не понимая. Почему он так с ней обошелся? Она задела его? Обидела? Как-то оскорбила? Полина не понимала, где и как она ошиблась, и просто стояла, смотря перед собой, хотя Дятлов давно скрылся за поворотом.