Из пепла

Tamer — Beautiful Crime

             — Как себя чувствуешь? — спрашивает Альбедо, когда Чайльд уходит на кухню попить и пережить инъекцию. — Хочешь что-нибудь?       Тяжело перевалившись со спины на бок, Кэйа утыкается ему в плечо.       — Остаток жизни с вами обниматься.       В его голосе столько усталости.       — В таком случае, наши желания совпадают, — с нежной усмешкой Альбедо целует его в ухо, отводит назад волосы, чтобы поцеловать в шею — и, нахмурившись, задерживает большой палец сбоку под челюстью. Пульс ненормально частый даже для того, кто несколько минут назад испытал оргазм, а кожа слишком холодная. — Кэйа, у тебя что-то болит? Голова кружится?       Кэйа утомлённо вздыхает в его объятиях.       — Всё хорошо, — тихо говорит он. — Может, немного проголодался…       В кофейне он так ничего и не выбрал, утром все слишком нервничали, чтобы думать о еде, а до того…       — Когда ты последний раз ел?       — Это важно? — Кэйа поднимает голову, чтобы посмотреть ему в лицо, притягивает его руку к губам, прикрывает глаза.       — Да. — Альбедо проводит большим пальцем по его нижнему веку; глубокая тень усталости заметна даже под лепестками метки. — Так когда?       — М-м-м… плохо помню… кажется, перехватил сэндвич в Сумеру… нечем было заняться на автобусной станции…       Он говорит всё тише, а Альбедо лихорадочно считает в уме. Ночной автобус из Гандхарвы в Ли Юэ отходит около восьми вечера. По самым грубым расчётам получается больше сорока часов…       — Не спи, — он гладит Кэйю по щеке, продолжая держать пальцы на пульсе, — хочешь что-нибудь?       — Чтобы ты меня до обморока затрахал. — Кэйа приподнимает ресницы, манит взглядом, но до обморока ему, кажется, и так недалеко.       — А из еды?       — Я не голоден.       Он проводит языком по губам; после поцелуев Чайльда они ярче обычного, на нижней несколько ссадин от зубов, и Альбедо поддаётся соблазну — целует его, царапает ногтями вдоль позвоночника. Член стоит так, что можно кончить, пару раз толкнувшись Кэйе между бёдер, но сейчас не время.       — Думал, вы уже трахаетесь, — разочарованно тянет Чайльд, остановившись на пороге, и берётся за пояс полурасстёгнутых джинсов. Альбедо за спиной Кэйи делает запрещающий жест, указывает на тумбочку с аптечкой. Чайльд меняется в лице: ленивое возбуждение сменяется на возмущение, потом на ревность, потом на разочарование и злость, потом на обиду. — Что? Я только что укололся. Или мне выйти?       Он не в том состоянии, чтобы понимать намёки.       С трудом разорвав поцелуй, Альбедо манит его к себе.       — Иди к нам. — Голос слушается плохо — у Альбедо уже заплетается язык от возбуждения, и Кэйа, льнущий к нему, ослабший, нуждающийся в защите, трезво мыслить не помогает. — Прямо сейчас.       Несколько секунд Чайльд с усилием пытается сообразить, чего от него хотят, потом всё-таки двигается с места. Как только он садится на край кровати, Альбедо тянет его к себе, прижимается губами к уху — и, не сдержавшись, облизывает мочку. Чайльд со стоном сжимает его бедро через приспущенные брюки.       — Трахни его, — хрипло требует он, — я хочу посмотреть.       — Чайльд, — шепчет Альбедо тихо-тихо, — Кэйе нужно поесть. Как можно скорее. Бульон или суп, лучше пюре, чтобы не пришлось жевать… — Его встряхивает, когда Кэйа обводит языком и прикусывает его сосок; головка члена становится влажной от предсемени. — Достань из аптечки ампулу с синей этикеткой.       Чайльд испуганно переводит взгляд на Кэйю, на пальцы Альбедо у него под челюстью, и тянется за телефоном.       — Как скажешь, детка, — отзывается он так нежно, что Альбедо бы и сам не заподозрил обмана. — Кто бы сейчас захотел делиться? Только посмотри, какой он мокрый.       Кэйа сдавленно вскрикивает, утыкается макушкой Альбедо под подбородок, обжигает дыханием влажную от пота шею: Чайльд просовывает в него два пальца и, несколько раз с силой двинув рукой, вынимает и медленно разводит их ножницами. Нити перемешанной со смазкой спермы растягиваются и неохотно рвутся на густые капли у Альбедо перед лицом.       Обычно Альбедо сохраняет ясность мыслей и во время секса, но сейчас его захлёстывает с головой. Он переворачивается на спину, затягивает Кэйю на себя; тяжело дыша, Кэйа снова наклоняется к его губам, опирается одной рукой на плечо, второй придерживает его член, пока садится удобнее. Альбедо расширенными глазами смотрит, как прозрачная капля смазки падает ему на внутреннюю сторону бедра, на лобок, и только потом чувствует влагу кожей.       Он нарисует это акварелью. Сегодня же, когда все уснут.       — Альбедо… — шепчет Кэйа и, опускаясь на него, закусывает губу. Его пошатывает, на выдохах слишком отчётливо проступают рёбра.       Можно ли любить человека сильнее каждый раз, как он позволяет увидеть ещё одну грань себя настоящего?..       Альбедо давит ему на бёдра, с силой толкается вверх. У Кэйи закатываются глаза. Желание кончить в него, даже если он упадёт в обморок, абсолютно антигуманное, но от одной мысли Альбедо коротит. Кэйа цепляется за его плечи, прогибает спину, позволяя себя трахать; стоны, рвущиеся из его горла, всё сильнее напоминают всхлипы.       Схватив за волосы, Чайльд поворачивает его к себе, жадно целует, языком раздвигает ему зубы, вкладывает между ними два пальца и так наклоняет к Альбедо.       — Давай, — шепчет он почти зло, — ну, отпусти себя… такому как ты на цепи не место.       В рот капает слюна, когда Альбедо пытается достать языком Кэйе до горла; Чайльд не позволяет им оторваться друг от друга, даже когда кончается дыхание. Рывками насаживая Кэйю на себя, Альбедо распахнутыми глазами смотрит, как меняется его лицо, как часто дрожат ресницы, чувствует усиливающиеся спазмы внутренних мышц. Время снова замедляется; последний миг перед оргазмом длится и длится; сознание становится кристально ясным. Альбедо сплетает пальцы с Чайльдом у Кэйи на затылке, тянет его руку вниз, на поясницу, второй обнимает Кэйю за талию, прижимает к себе ещё теснее, двигает бёдрами, — и чувствует, как у Кэйи напрягается до предела каждая мышца…       …и как с криком наслаждения его тело становится таким сладко расслабленным.       Пытаясь отдышаться, Кэйа снова утыкается лбом ему в плечо; он трясётся, а Альбедо, хватая ртом воздух, бьётся под ним в смеси блаженства и ужаса.       Оргазм такой долгий, что грозит закончиться, только отправив его в нокаут.       Кэйа обессиленно сползает на него, всё ещё дрожа; его спермы так много, что у Альбедо снова мутится в голове. Он тянет Кэйю за ягодицы, чтобы вынуть член, и ему на бедро снова течёт, ещё больше.       — Вот так, — усмехается Чайльд, медленно проталкивая пальцы Кэйе в зад, давит костяшками на растянутый вход. Кэйа вздрагивает всем телом, но двинуться и даже застонать у него не хватает сил. — Хорошо, правда?       Глядя Альбедо в глаза, он с сумасшедшей ухмылкой обсасывает пальцы — и свободной рукой открывает приложение доставки.       Требуется усилие даже чтобы сфокусироваться на поднесённом к глазам экране. Прислушиваясь к ровному дыханию уснувшего Кэйи, Альбедо с трудом пролистывает список бульонов, выбирает овощной со специями и без, процеженный мясной и, посомневавшись, добавляет острый крем-суп с курятиной. Возможно, последнее блюдо поможет Кэйе вернуть аппетит.       Чайльд быстро добавляет что-то ещё, нажимает кнопку вызова курьера, ложится рядом и целует Альбедо в шею.       — Десять минут, — шепчет он; Альбедо закрывает глаза, думая о том, что даже такой сильный оргазм не принёс удовлетворения. — Пусть пока поспит.       Он поворачивает Альбедо к себе, кусает за нижнюю губу — больно, потому что слишком возбуждён, чтобы сдерживаться, — притягивает его руку к своему члену, заставляет сжать под головкой.       — Ты бы себя видел, — бормочет он, зажмурившись, и толкается Альбедо в кулак, — детка… детка… ох… оттрахай меня так же, когда будешь готов… слышишь?       Его член становится настолько толще, что у Альбедо перестают сходиться пальцы.       — Слышишь? — стонет Чайльд и закусывает губу; сперма брызгает Альбедо в ладонь, стекает по пальцам. — Хочу так же под тобой отрубиться… чтобы ты мне лица от подушки не позволил поднять… и придушил… может… если тебе нравится…       Уронив голову на скомканную простыню, он с довольным вздохом смыкает ресницы. Во сне его лицо становится удивительно безмятежным; Альбедо редко думает о такой условной величине как возраст, но сейчас не может отделаться от мысли, насколько же Чайльд молод — и как много ему довелось пережить.       Он до последнего пытается удержать глаза открытыми, но сознание гаснет — и в коротком освежающем сне швыряет ему странное видение.       Далеко внизу зелёные луга и разноцветные квадраты возделанных полей; он летит навстречу ветру; поле его зрения слишком широкое для человека — в него умещается и марево над Пиком Виндагнира, и башни Мондштадта, и облака под пронзительно-синим куполом неба. Он свободен; его переполняет единственное чувство — радость быть, такая естественная для всех живущих. Такая восхитительная. Такая вдохновляющая.       Такая незнакомая.       Неужели при рождении этим чувством благословлён каждый? Тогда почему…       Мир ослепителен в своей красоте, но Альбедо хочется плакать.              ~              — Поверить не могу, что мы живём в одном доме! Всего-то в соседних подъездах! — Джинн смеётся так заразительно, что невозможно не присоединиться. Даже аль-Хайтам улыбается, хотя после долгого дня его переполняет усталость. — Итэр, ты же не против пригласить их на вечерний чай?       — Буду рад видеть вас обоих в любое время. — Удивительно, но Итэр сейчас кажется намного дружелюбнее, чем за прилавком кофейни. — Я уже говорил, что люблю гостей?       — Не в последние десять минут. — С нежностью старшей сестры потрепав его по макушке, Джинн уважительно кланяется Томе, потом смотрит на аль-Хайтама. Темноту разбавляет только одинокий фонарь над дверью, но её глаза сияют собственным волшебным светом, а воздух становится… слаще? — Можно?..       Аль-Хайтам не вполне понимает, что ей нужно, но не хочет отказываться. Не сейчас.       Он кивает. Джинн бережно касается его скулы, проводит кончиком большого пальца по нижнему веку.       — Подводка смазалась, — тихо говорит она; её улыбка, тёплая и сдержанная, лишена всякой двусмысленности. — Научишь меня красить глаза по-сумерски?       — Я в этом не очень хорош. — Аль-Хайтам прокашливается. — Но я постараюсь.       — Достаточно показать. — Джинн треплет его по плечу; обычно воины и наёмники встречают и провожают так лучших друзей, но аль-Хайтам никогда не принадлежал ни к тем, ни к другим. — Доброй ночи, аль-Хайтам. И Тома.       С Томой они целуются в щёки и напоследок обнимаются.       — Хорошего вечера, — кивает Итэр.       Стоит двери в подъезд закрыться, Тома приваливается к стене и закрывает глаза.       — Постоим так немного? — спрашивает он.       Тоже устал.       Почему-то сейчас у аль-Хайтама не возникает сомнений, нужно ли как-то отреагировать. Может, разговор с Джинн помог расставить по местам то, что раньше было свалено в кучу, а может…       Не имеет значения.       Он берёт Тому за руку и, подумав, прижимает его пальцы к губам. Они всё ещё пахнут шампунем.       В груди становится теплее.       — Иногда я так хочу домой, — тихо говорит Тома, — но больше не знаю, где мой дом.       Аль-Хайтам обнимает его, и они стоят так, пока не становится слишком холодно.              ~       

Simon & Garfunkel — The Sound of Silence

             — Думаешь, Дилюк уже спит? — шёпотом спрашивает Джинн, разуваясь прямо на пороге. Дальше она идёт на цыпочках, неся туфли в руке. — Тогда не буду шуметь.       Итэр решает её не разубеждать. Наблюдать за подвыпившими людьми — одна из его тайных слабостей.       — Пойдёшь спать?       — Да, пожалуй… — Джинн распускает волосы, с наслаждением трёт затылок. — Может, созвонюсь с Лизой…       Приткнув туфли рядом с сапогами Дилюка, она расстёгивает юбку, стягивает её через голову вместе с блузкой и в одном белье отправляется к себе. Итэр провожает её растроганным взглядом.       Кажется, у Джинн наконец получилось немного расслабиться.              Дилюк, разумеется, не спит.       — Можно к тебе? — спрашивает Итэр, тихо стукнув в дверь ванной, и переходит в Гидро: украшать встречу непрошеной электростимуляцией из-за пара в его планы не входит.       — Конечно, — раздаётся в ответ.       Итэр протискивается боком, чтобы не выпустить тепло, садится на край ванны.       — Как день?       — Весело. — Итэр опускает руку в воду, и Дилюк сразу берёт её в ладони. Вид у него неважный. — Поболтал с Альбедо.       У Дилюка дёргается уголок рта.       — Может, тоже стоило остаться…       Поглаживая его запястье, Итэр молчит. Даёт собраться с мыслями. Не торопить — вот весь секрет. Дилюку всегда нужно время. Может, больше, чем другим, но для Итэра оно давно не имеет значения.       — Если Альбедо был там, то… — Дилюк прикрывает глаза; из его голоса уходит звук, остаётся только хрип перенапряжённых связок. — Он тоже?       — Да.       Дилюк крепче сжимает его пальцы, с усилием делает глубокий вдох.       — Как он?       — Выглядел уставшим.       Отбросив назад мокрые волосы, Дилюк сползает в воду по подбородок.       — Я не знаю, — говорит он наконец. — Что я должен делать? Я ведь должен что-нибудь делать?       — Нет, — спокойно отвечает Итэр. — Не должен. Не тот случай, чтобы себя принуждать. Хочешь что-нибудь?       На этот раз Дилюк молчит ещё дольше. Кто-то мог бы подумать, что он спит, — но, даже если забыть, насколько для Итэра разительна разница между сном, оцепенением, обмороком или колдовским забвением… нет. Хватка Дилюка слишком крепкая. Он просто ищет внутри себя что-то, за что может зацепиться. Что-то, что поможет в очередной раз выбраться из тьмы.       — Чтобы ты расчесал мне волосы.       Вот как. Всё-таки хочет поговорить.       — Тогда обними меня.       — А ты? — расстроенно спрашивает Дилюк, когда Итэр кладёт его ладони себе на плечи. — Что-нибудь хочешь?       Всегда смущается, если не успел узнать первым.       — Расчесать тебя. Полежать рядом. Может, перекусить. — Итэр целует его в кончик носа, в сведённые брови, и про себя вздыхает с облегчением, когда Дилюк сам подставляет губы. Пока он помнит, что его можно любить, всё не так плохо. — Но для начала отнести тебя в спальню. Можно?       Он делал это тысячу раз, но продолжает спрашивать разрешения.       — …да, — сдаётся Дилюк после некоторых внутренних метаний.       Мысль, что такие жесты не являются демонстрацией слабости, даётся ему уже легче. Огромный прогресс всего за несколько лет.       Итэр подхватывает его под лопатки и колени, вынимает из воды и успевает поцеловать прежде чем Дилюк спрячет горящее лицо у него на груди.       — С меня опять натечёт.       — Хочу тебя в мокрой постели.       Дилюк глухо хмыкает — ему плохо, но мысли уже свернули к вещам более материальным: к поцелуям, объятиям, сексу и сну кожа к коже. Прикосновения нужны ему как воздух — он не умеет заземляться иначе, и большую часть жизни провёл в удавке, которую сам же затягивал всё туже, никого не подпуская ближе вытянутой руки.       Вслед за ними по коридору валит пар. Дилюк вздрагивает от смены температур — на контрасте с горячей водой ему становится зябко, а нервничая он всегда мёрзнет. Может, стоит на ночь перейти в Пиро…       Итэр ускоряет шаг и в спальне сразу заворачивает Дилюка в огромное полотенце, а сверху в тёплое одеяло.       — Ляжешь или посидишь?       — Лучше посижу. — Дилюк закутывается до бровей. Встав на колени у него за спиной, Итэр выправляет его кудри, несколько раз проводит по ним ладонями, пока сушит самым простым заклинанием — от любых других шевелюра Дилюка превращается в пушистое облако на сутки, не меньше. — Послушаешь?       — Всегда.       Итэр начинает с кончиков. В гребне с редкими зубцами больше нет необходимости — волосы у Дилюка перестали путаться вскоре после того как он отучился сжигать себе лицо. Ещё год спустя ломкие от сухости пряди стали шелковистыми и снова легли упругими волнами.       Дав волю воспоминаниям, Итэр подносит одну к губам. Всё, что связано с Дилюком, будит в нём чувства удивительно сильные для того, кто потерял половину себя.       — Я думал, если встречу Кэйю, не будет никого счастливее нас. Думал, скажу ему всё, о чём молчал с самой нашей встречи в детстве. Думал… — Он роняет голову в ладони, и яркий локон выскальзывает у Итэра из пальцев. — Думал, он всё ещё одинок.       Итэр собирает его волосы у затылка, с силой сжимает — и, подержав, отпускает, позволяет им снова рассыпаться по одеялу.       — Несправедливо говорить так, знаю, ведь у меня есть ты, но… вы с Кэйей и раньше были друзьями, — продолжает Дилюк, справившись с судорогой в горле. — Я не ревную, но… или… Разве у меня есть причины? И тем более право? Мы с ним никогда… никогда даже не говорили… не упоминали о…       Он снова замолкает, опускает подбородок на сложенные на коленях руки. Задумчиво разгладив седую прядь, Итэр мягко касается его виска влагой Гидро. Дилюк медленно выдыхает сквозь зубы — как всегда, старается не подать виду, что за воспоминаниями вернулась и фантомная боль в ожоге.       — И даже если бы говорили, — продолжает он надломленно, — если бы дали обещание… Любой на его месте выбрал бы Альбедо, а не меня.       Итэр улыбается. Ему всегда заметны нити приязни между другими людьми. Ту, что натянулась между Дилюком и Альбедо, не заметит только слепой… или тот, кто для собственного спокойствия притворяется слепым. Поэтому он продолжает водить гребнем и слушать.       — Может, будь на месте Альбедо кто-то другой… — задумывается Дилюк. — Я бы злился. Раньше… когда был молод… я был уверен, что Кэйа принадлежит мне. И Джинн тоже. Я доверял им. Считал их частью себя… может, самой важной частью. Я хотел получить их, хотя они уже были моими, и не задумывался, что… что ещё мне может быть от них нужно?       Отложив гребень, Итэр берёт со столика щётку из мягкой щетины. Смотреть, как кудри Дилюка строптиво выворачиваются из-под светлого ворса, — тоже своего рода секс.       — До тебя я сам не понимал, что вкладываю в понятие любви. — Дилюк тоскливо вздыхает. — Чего жду. Чего хочу. Что могу предложить тому, кого… захочу видеть рядом всю жизнь? Но они уже были рядом. Просто так. Потому что тоже меня любили.       «Пусть я и не заслужил», — говорит вся его поза даже через одеяло.       Итэр мягко прикасается подушечками пальцев к его голове, ведёт от лба к затылку, потом обратно. Раз за разом, пока Дилюк не перестаёт задыхаться.       — …не знаю, кому из них завидую больше… — убито заканчивает Дилюк. — И завидую ли… У меня уже есть больше, чем я мог бы желать. Я знаю, что Кэйа жив. Что рядом с ним те, кому он дорог. Разве этого не достаточно для счастья? Стоит ли касаться того, что так легко может сгореть…       Поделив его волосы на три части, Итэр начинает плести косу.       — Если бы не это… Итэр?..       — М?       — Тебе нравится Альбедо?       Итэр улыбается шире. Кажется, кое-кто готовится к прозрению.       — Конечно. Тебе тоже?       У Дилюка розовеют кончики ушей. Он стряхивает одеяло, пересаживается боком. Полотенце сползает, медленно открывая спину и грудь. Итэр невольно сглатывает: он успел соскучиться.       — Очень.       Закончив с косой, Итэр на самом кончике перехватывает её крошечной резинкой и укладывает Дилюку на плечо, а потом усаживается по-сумерски и подпирает голову ладонями.       — И ты его хочешь? — тоном искусителя спрашивает он.       Дилюк печально косится на него из-под ресниц.       — Я ветреный?..       — Ты? — Итэр смеётся и, обняв за шею, тянет его к себе, мягко целует в губы. — Ты само постоянство.       — И ты не расстроишься, если я скажу ему об этом?..       Итэр гладит его по щеке.       — Я люблю тебя, — тихо напоминает он. — Почему я должен расстроиться, если тебя полюбит кто-то ещё?       — Думаешь, полюбит?..       — Уверен, — шепчет Итэр и снова прижимается губами к его губам. Кожа на спине и груди от возбуждения становится влажной, и когда Дилюк обнимает его, от его пальцев поднимаются тонкие струйки пара. — К тому же таким как он твой огонь не страшен.       — Таким как он? — растерянно переспрашивает Дилюк. — Имеешь в виду, что он Гео?       Итэр усмехается.       — Да, — шепчет он и опрокидывает Дилюка на спину. — Очень сильный Гео.       Золотой чешуе не страшно пламя — но эта тайна принадлежит другому, и не Итэру проливать на неё свет.