Из пепла

Hoshi — Superstar

             Они сталкиваются прямо на пороге, когда Кэйа открывает дверь и отходит, чтобы пропустить остальных. Вместо того чтобы зайти в квартиру, Чайльд прижимает его к косяку, трётся лбом о висок, утыкается носом в волосы. В его шумном дыхании мешаются запахи травяного ликёра, чая, ванильных сухариков и огненной воды (когда только успел?), и у Кэйи ещё до первого поцелуя подкашиваются колени. Усталость кажется неподъёмной, но тем сильнее Кэйа хочет трахаться.       Положив руку Чайльду на затылок, он целует первый, легонько прикусывает губы. Чайльд расходится мгновенно — впивается зубами почти до крови, но сам же пугается, принимается зализывать ссадину.       — Прости, детка, прости… — шепчет он, шаря у Кэйи под курткой, — ты же не злишься? Скажи, что ты не злишься…       Он просит так, будто это вопрос жизни и смерти.       — Не злюсь, — успокаивает Кэйа,. — И вряд ли смогу разозлиться.       Чайльд сильнее вцепляется в майку у него на спине.       — Пожалуйста, не надо… — бормочет он, а потом, мучительно кашлянув, кидается бежать по коридору и заворачивает в ванную. Из-за открытой двери слышно, как его рвёт.       — О нет, — встревоженно говорит Альбедо и спешит на кухню.       Пытаясь справиться с возбуждением, которое переполняет тело, манит отдаться, соблазнить, утолить внутренний голод прямо сейчас, Кэйа снимает куртку и сапоги, скручивает волосы в жгут и заставляет себя сдвинуться с места.       Чайльд печально пускает слюни, повиснув на ободке биде.       — Извини, — сипит он и, кашлянув, сплёвывает, — перенервничал.       Сев на пол рядом, Кэйа гладит его по спине, накручивает на пальцы кончики встрёпанных рыжих вихров.       — Ещё тошнит?       — Не знаю. Вроде и нечем… — Он снова натужно кашляет. — Ненавижу это. Какого хера я пью столько успокоительных?! Чтобы из-за хуйни психовать?!       Альбедо возвращается с кувшином воды и двумя стаканами, один наполняет для Чайльда, второй для себя.       — Хочешь? — спрашивает он, подняв глаза.       Кэйа качает головой и приваливается к стене.       — Тоже тянет блевать? — обеспокоенно спрашивает Чайльд.       — Нет, — Альбедо невозмутимо делает пару глотков, — просто хочу пить.       Чайльд тоже немного отпивает — и его выворачивает в ту же секунду. Не меняясь в лице, Альбедо перехватывает его руку со стаканом и придерживает, пока не отпускают спазмы.       — Блядь, — Чайльд наливает немного воды в ладонь, чтобы вытереть губы, — почему теперь? Я же ничего такого не сде…       Тошнота беспощадна — видно, как у него западает живот.       — Надеюсь, вам рвота тоже кажется сексуальной, — бурчит он, тяжело дыша. — Иначе вы все откажетесь меня трахать, и я умру от истощения, пока буду на вас дрочить.       Альбедо усмехается и подливает ему из кувшина. Он необычно молчаливый, как будто не может решить, поделиться какими-то своими мыслями или нет.       — Я в Снежной часто блевал, — Чайльд вздыхает и отпивает совсем чуть-чуть, — думал, паршиво переношу огненную воду. Потом, когда уехал надолго, пил и больше, но было нормально. — Он снова вешает нос. — Оказалось, всё от нервов.       — Ты боялся Царицы? — спрашивает Альбедо, рассматривая Кэйю так внимательно, будто пытается найти десять отличий с ним же двухнедельной давности. — Она была к тебе строга?       — Нет, она отличная! Мы ладили! — отмахивается Чайльд, но тоска из его взгляда не уходит. — Был один… да что там. Я был влюблён как дурак. В другого Предвестника. Но сколько ни вызывал его на дуэль, он так и не согласился.       — Ты ему сказал?       — Конечно! Он каждый раз говорил, что мне не хватает боевого опыта! Прав был, но знаешь, как обидно?!       — Я имел в виду, что был в него влюблён. — Альбедо делает крошечный глоток, больше чтобы скрыть волнение, чем от жажды. Кэйа констатирует это почти безразлично: в голове после алкоголя и откровений приятно легко, нет сил ни на эмоции, ни на утомительную рефлексию, ни даже на поддержку. Он вычерпан до дна и пуст как пересохший сосуд; стыдиться этого… пройденный этап.       — Кто старое помянет, тому… — Чайльд почему-то косится на Кэйю, прежде чем закончить, — крапивой по жопе. Всё равно бы у нас не срослось. — Он махом выпивает полстакана, передёргивается всем телом и замирает, прислушиваясь к своим ощущениям. — Попустило, что ли…       Он ставит стакан на пол и снова скорбно облокачивается на биде.       Повисает тишина.       — Как думаете, что будет, если попить из краника? — задумчиво спрашивает Чайльд после паузы.       — Чайльд, нет! — вскрикивает Кэйа в один голос с Альбедо.       — Я просто спросил! — возмущается Чайльд, отдёрнув руку, и возвращается к созерцанию белого ободка. — Подумаешь, такая же вода, как везде!       — Просто не пей её. — Кэйа легонько толкает его коленом в плечо.       — Скажи ещё, что целовать меня не станешь! — Сердито зыркнув на него, Чайльд пару раз с усилием выдыхает. — Да что ж больше не блюётся?       — Момент, наверное, не слишком подходящий, — тихо говорит Альбедо; его взгляд становится расфокусированным, как часто бывает в глубокой задумчивости, — но я хотел задать ещё один вопрос. Просто вопрос. Не обязательно, что за ним что-нибудь последует. Может, вообще ничего. Мне только нужно знать ваше мнение.       — Выкладывай. — Чайльд тянется к стакану, но Альбедо останавливает его руку. — Нельзя? Эта вода тоже из какого-то неправильного краника?       — Что вы скажете, — Альбедо опускает глаза, стискивает в кулаке штанину на колене, — если я захочу поцеловать Дилюка?..       Побелев от бешенства, Чайльд набирает полную грудь воздуха, но в последнюю секунду стискивает челюсти.       — Я не стану этого делать, если вы против, — продолжает Альбедо совсем тихо, едва шевеля губами. — Тем более…       Он смотрит на Кэйю, ища ответ, но Кэйа чувствует… ничего, и после стольких лет невзаимной любви это почти обидно.       — Хорошо, — говорит он.       — И ты не приревнуешь?! — восклицает Чайльд, поднявшись на коленях, нависает над ним. Кэйа пожимает плечами. — Вообще?! Ни капельки?!       — Дилюк мне не принадлежит.       — Ты был в него влюблён! — Чайльд тыкает пальцем ему в грудь; поймав его руку, Кэйа прикладывает его ладонь к левой ключице, медленно ведёт к шее, прижимается щекой, целует внутреннюю сторону запястья.       — Да разве ты… Кэйа… — Обескураженный, Чайльд поворачивается к Альбедо, и тот сразу прячет взгляд.       — Прости, — сдавленно шепчет он, — это правда просто вопрос… правда. Я не стал бы. Это… глупо.       У него дрожат губы.       — Послушай, — не отпуская Кэйю, Чайльд хватает Альбедо за подбородок, задирает ему голову, — да мне плевать, с кем ты целуешься! То есть нет! Нет, мне не плевать! Но с Дилюком… блядь, да даже если с Дилюком! Если этот говн… мерзавец хоть волос уронит с твоей головы, я утоплю его вот здесь! — Он указывает взглядом на биде, а потом, передумав, на унитаз. — Нет, здесь! Чтобы было унизительнее! Я не шучу! — добавляет он яростно, а потом наклоняется к Альбедо, касается носом его носа, прикрывает глаза. Ресницы у него влажнеют; Кэйа целует его ладонь и кончики пальцев, прижимает их к губам. — И ты всё мне расскажешь, понял?!       Альбедо беспомощно смотрит ему в глаза и молчит.       — Ладно, хорошо, можешь не рассказывать! — взрывается Чайльд и, схватив под мышки, вздёргивает его на ноги. — Проваливайте отсюда, оба!       Кэйа вопросительно поднимает брови.       — Уйдите! — Чайльд пихает его в плечо. — Дайте мне пару минут, ясно?! Это, что, много?!       Он отбирает у Альбедо кувшин и жадно припадает к горлышку. Протянув Кэйе руку, Альбедо помогает ему подняться, тянет за собой и закрывает дверь.       В коридоре Кэйа снова прислоняется к стене, прочёсывает волосы пальцами, бездумно делит их на три пряди. Сейчас не помешал бы душ, горячий кофе и…       …секс. Сначала секс. Не лучший момент, но думать о чём угодно другом не получается.       — Прости, — тихо просит Альбедо, встав рядом, стискивает трясущиеся ладони, переплетает пальцы, потом, передумав, зажимает их под мышками. Драматические утробные звуки из ванной заставляют его вздрогнуть и глубже втянуть голову в плечи. — Мне не стоило…       Кэйа обнимает его за плечи, тянет к себе, но Альбедо упрямится, закидывает голову, чтобы посмотреть ему в лицо.       — Почему не стоило? — спрашивает Кэйа.       — Потому что ты хотел бы поцеловать его сам? — предполагает Альбедо.       Какое-то время Кэйа молчит, прислушиваясь к своим чувствам, но чувств по-прежнему нет. Он всегда гнал от себя мысли, каким будет Дилюк в постели с кем-то другим. И будет ли. Это и не его дело.       — Когда-то хотел, — говорит он медленно. — Сейчас… наверное, нет.       Чайльда снова душераздирающе тошнит, потом начинает шуметь душ.       — Я не хочу делать тебе больно. — Альбедо обнимает его за талию, утыкается лбом в грудь. Теперь Кэйа прижимает его к себе обеими руками. — Не хочу, чтобы ты думал, будто… я обошёл тебя? Получил то, чего ты не смог добиться? Я не знаю… не знаю, что нужно чувствовать, когда… случается так.       Погладив его по голове, Кэйа снова пытается найти в себе хоть что-то. Хоть одно, самое крошечное чувство, но ничто не отзывается из выгоревшей пустоты. Там только пепел, налипший слой за слоем, твёрдый как камень, безразличный к прошлому и настоящему.       — Говорят, любовь сильнее смерти, — произносит Кэйа медленно, и каждое слово отдаёт горечью, — но моя смерть победила.       Альбедо вздрагивает в его объятиях, скрипит зубами, но майка снова липнет к коже от влаги.       — Не плачь, — шепчет Кэйа, и эмоции включаются все разом. Печаль, сострадание, тоска по утраченному, злость на всё, что не вышло изменить, обида на сотни давно пережитых мелочей, такая жгучая, что под веками закипают слёзы, зависть к тем, кому дано было прожить годы, которые он провёл прикованным к капельницам, умоляя об избавлении от страданий. Он не хотел всего этого, и не хочет вспоминать сейчас. — Оно того не стоит.       Проглотив новый всхлип, Альбедо вцепляется в Кэйю крепче, встряхивает его, будто пытается привести в чувство.       — Не говори так. — Его тихий голос от злости становится незнакомо низким и глухим. — Не смей так говорить.       Он резко оборачивается на щелчок замка. Кэйа просто поднимает голову. Чувства, которые десяток лет назад растерзали бы его и вывернули наизнанку кровоточащее сердце, кажутся чужими, будто остались за стёклами палат, куда людям вход воспрещён.       Чайльд распахивает дверь так, что едва не сбивает с петель. Он без футболки, с волос льёт, джинсы до середины бёдер потемнели от воды. И даже сейчас, близкий к очередному помрачению, Кэйа хочет его так сильно, что рот переполняется слюной.       Ни о чём не думать. Как бы ему хотелось ни о чём не думать.       — Не мог при вас совать два пальца в горло, — говорит Чайльд устало и шмыгает носом. — Эй… детка, почему такое лицо?.. Ты расстроился?.. Ты же не думаешь, что я всерьёз? — Он шагает к ним, притирается к Альбедо, обнимает лицо Кэйи мокрыми ладонями. Глаза у него становятся огромными от испуга. — Да хоть обсоситесь со своим Дилюком… мне, что, мои тараканы дороже, чем ваше счастье?! Альбедо… — Он целует Альбедо в макушку, снова заставляет поднять голову. Альбедо жмурится, судорожно вдыхает, пытаясь успокоиться, и Чайльд торопливо целует его в лоб, в порозовевший нос, в залитые слезами щёки. — Нет, нет, даже не думай… что ты… Царица преподобная, можешь выебать его в нашей спальне, если Кэйа не против! Если дело только во мне, забей, я вообще чуть что блюю… да я твоего брата трахал, мне ли возбухать! Мне просто нравится ревновать, понимаешь?! Веду себя как ублюдок, чтобы ты говорил мне, как сильно меня любишь… ведь любишь?..       Он замолкает, переводит испуганный взгляд с Альбедо на Кэйю.       — Любишь? — повторяет он шёпотом, и кадык у него вздрагивает, как будто тошнота вот-вот подкрадётся снова.       — Люблю, — тихо говорит Альбедо, а потом дёргает его за ухо так сильно, что Чайльд ойкает и пригибается к нему. — Ты так много для меня сделал… так много раз меня спасал. Вы оба… разве о таком можно забыть?       — А ты? — требовательно спрашивает Чайльд, снова потянувшись к Кэйе. — Ты любишь? Вот прямо сейчас?..       Кэйа прижимается щекой к его щеке, шепчет в ухо:       — Оттрахай меня. Если поцелую сейчас, больше не отпущу.       Выдохнув сквозь зубы, Альбедо втирается бедром между его бёдер. Его член уже твёрдый, и у Кэйи от одного этого голова идёт кругом.       Чайльд опирается на стену у Кэйи над плечом, с широкой похабной ухмылкой зачёсывает назад мокрую чёлку.       — А ты и не отпускай. Всё, всё, — он тянет Альбедо на себя, обняв за талию и за плечи, — кое-кому пора в постельку.       Кэйа фыркает на это глупое словечко — а Чайльд, притиснув его к стене, сминает его губы поцелуем, подцепляет край майки, задирает до плеч, трётся грудью о грудь, прижимая затвердевшие до боли соски. Становится не до смеха; Кэйа стонет Чайльду в рот так исступлённо, что не узнаёт свой голос, толкается ему в ладони, пока он расстёгивает молнию на джинсах и стаскивает пояс на бёдра.       — Ну, — выдыхает Чайльд, вырвавшись из поцелуя; губы у него горят, глаза бешеные, и Кэйа, не в силах удержать себя в узде, тянется за ним, — иди сюда, накачаю тебя так, что из ушей потечёт.       Он стаскивает с Кэйи майку, взваливает его на руки, целует; обняв за шею, Кэйа снова и снова впивается ему в губы, царапает ногтями по затылку, пытается обхватить ногами, как только Чайльд вместе с ним падает на край кровати. Толкнув в колено, Чайльд переворачивает его на бок, грубыми рывками сдёргивает джинсы, снова опрокидывает на спину и сразу придавливает всем весом.       — Я первый, — с шальной улыбкой тянет он и закусывает губу. — А потом ты. Хочу посмотреть, как ты его трахаешь. Вот увидишь, какой он сладкий…       Опираясь коленом на постель, Альбедо расстёгивает рубашку. Кэйа так скучал по этому тёмному жадному взгляду.       — Смотри на меня, — требует Чайльд, повернув Кэйю к себе, и приподнимается только на секунду, чтобы расстегнуть ширинку, — сейчас ты мой. Только мой.       Кэйа скрещивает щиколотки у него на пояснице, широко открывает рот, впуская его язык почти до горла, приподнимает бёдра, позволяя просунуть в себя два пальца, и жадно двигается навстречу, пока Чайльд наполняет его зад жидкой смазкой. Он останавливается, только когда у Кэйи начинает течь по ягодицам, толкает внутрь член, но всё равно не получается сразу.       — Не зажимайся так, — просит Чайльд — и опять ойкает.       — Кэйа, — оттянув Чайльда за волосы, шепчет Альбедо, — посмотри на меня…       Он гладит Кэйю по щеке, пока нежно касается губами уголков его рта, потом поворачивается к Чайльду, и они целуются так торопливо, что несколько раз сталкиваются зубами. Глядя на них, Кэйа умирает от возбуждения — и, сам не заметив как, расслабляется. Чайльд, массирующий вход головкой члена, с удивлённым стоном входит сразу глубоко.       Скомкав в кулаках одеяло и брюки сидящего рядом Альбедо, Кэйа выгибается и ногами тянет Чайльда на себя, заставляет толкнуться ещё глубже.       Так хорошо и так недостаточно.       — Детка, — хрипит Чайльд и, намотав его волосы на кулак, закидывает ему голову, целует в горло. Стянутые напряжением, мышцы расслабляются так резко, что Кэйа вскрикивает и разводит колени шире. — С ума от тебя схожу… Кэйа… Кэйа…       Пустота в голове как нельзя кстати; подставляя лицо поцелуям, чувствуя, как Альбедо сжимает его руку, пропуская между пальцами мокрые волосы Чайльда, Кэйа чувствует только ничем не омрачённое удовольствие и желание, такое неутолимое, будто десятка оргазмов хватит, чтобы стереть из памяти годы отчаяния.       Может, и так; в любом случае, стоит попробовать.