Из пепла

      — Ксавье, — повторяет Чайльд, спускаясь по лестнице за Кэйей шаг в шаг, — подожди… это… Ксавье?! Тот самый Ксавье?!       — Тот самый? — Кэйа останавливается, и Чайльд, налетев сзади, цепляется за него и за перила, чтобы не скатиться на площадку. Альбедо удивлённо переводит взгляд с одного на другого.       — Ксавье! Клуб праздных мечтателей! Такой… — Чайльд теряется, не зная, как объяснить. — С задрипанным хвостиком! В шляпе!       — В целом похоже, — с сомнением соглашается Кэйа. — Он что-то говорил про клуб, когда мы приехали в студию.       — Ксавье! — В который раз за утро Чайльд принимается трясти Кэйю за плечи. — Он в мире порно… не знаю! Как… как Царица среди Архонтов!       Ни Альбедо, ни Кэйа, к его искреннему возмущению, не выглядят потрясёнными или хотя бы впечатлёнными.       — Его порно лучшее! — несколько угнетённый этим фактом, пускается в объяснения Чайльд. — Так больше никто не снимает! Я ему даже писал! Но мне тогда было семнадцать, а он приглашает на съёмки только после совершеннолетия! Да это… охуеть, мой парень снимался у Ксавье! Можно как-нибудь поторопить, чтобы прислал хотя бы рабочую нарезку?!       Кэйа только пожимает плечами:       — Всё, что я понял, — в творческий процесс лучше не вмешиваться.       — Ты прав. — Сунув руки в карманы джинсов, Чайльд двигается дальше. Какая-то несформированная мысль зудит у него в голове, но он не может понять, какая, пока…       Он снова останавливается, и теперь Кэйа не сталкивается с ним только чудом.       — Послушай, — выдыхает он, развернувшись на ступеньке, — неужели… тот, в водолазном шлеме…       Альбедо растерянно смотрит на него, и Чайльд начинает судорожно вспоминать пароль от своего премиум-аккаунта.       — Да нет, — разубеждает он сам себя, — голос другой… или всё-таки… нет, он трахается вообще иначе… или… а, постой… да нет, пизда только у того… что происходит… Кэйа!       — Что? — Кэйа будто бы начинает понимать, но признаваться не спешит. — Я никогда не слышал о Ксавье до той встречи.       — Почему я не сел в ту тачку с тобой! Да нет, — он хватает Кэйю за руку, — не может быть! Этот Д’Оратрис, у него же нормальная жопа! Тогда кто в шлеме?! Но он… нет, нет! То есть… тот, в шлеме, он на самом деле, типа, дублёр?! Они поменялись жопами?! Там, в полутьме, и не рассмотришь толком, какой твинк в главной роли! И Дориан на самом деле… Царица пресвятая…       Он плюхается жопой на ступеньку там же, где стоял, и закрывает лицо руками.       — Ты в порядке? — осторожно спрашивает Альбедо.       — Нет, — горестно отзывается Чайльд, — я сам того не зная выебал суперзвезду порно… и это твой обмудыш-брат… и всего один раз!!!       Альбедо присаживается рядом, похлопывает по спине.       — Послушай, — немного отрезвлённый этим, спохватывается Чайльд, — а ты… тебе норм? Что твой брат снимается в порно?       Задумчиво пожав плечами, Альбедо протягивает ему руку и встаёт.       — Если он нашёл род искусства, где может воплотить свою гениальность, я за него счастлив.       — Гениальность?! — Чайльд от гнева вскакивает со ступеньки и чуть не наворачивается. Альбедо и Кэйа ловят его одновременно. — Да он… гений из вас двоих — ты!       — Он тоже. — Альбедо отворачивается, показывая, что предпочёл бы закончить разговор. — Зайдём выпить кофе?       — Я вас угощу! — От мысли, что они наконец посидят на диванчике втроём, как раньше, за беззаботной болтовнёй, в груди становится тепло, даже эмоции с трудом пережитого утра как-то… отпускают. Становятся менее значительными. Жизнь продолжается — сейчас это ощущается особенно остро. — И давайте что-нибудь пожрём.              Входя в зал под приветливый звон колокольчика, Кэйа привычно ищет взглядом Тому, но за стойкой пусто, музыка тяжелее обычного, а к запаху молотого зерна и терпкого ягодного чая примешивается…       Нет. Нет, Кэйа не мог забыть этот… даже не запах, скорее, витающий в воздухе привкус, для восприятия которого у обычного человека нет органов чувств. Что-то из прошлого, каблуком вбитого поглубже в землю собственной могилы.       — Кэйа!..              — Кэйа! Кэйа!              Эта золотая вспышка и потусторонний хлопок, будто тысяча птиц разом поднялась в небо…              — Итэр так не похож на других…       — Шутишь? Конечно, не похож. Он, как минимум, не из этого мира.              Кэйа стискивает его так крепко, что кому-то другому побоялся бы сломать рёбра.              Дилюк отводит глаза. Каждый раз при упоминании Итэра он старается изобразить равнодушие, но разве он когда-нибудь умел скрывать свои чувства?       Только Итэру оказалось по силам покорить его сердце. Пора признать, Кэйе не тягаться с Сошедшим… и, наверное, десять лет назад он ударил бы себя по лицу за саму мысль, но он слишком устал сражаться за любовь, которой ему никогда не обещали. За любовь, которая из смысла жизни превратилась в призрачную вуаль на уродливом лице правды.       — Вы вместе! Повезло! — Итэр плюхается рядом, на укрытый плащом лапник у костра. Последнюю неделю тихо, но расслабляться нельзя, и Кэйа от этой мысли чувствует себя ещё паршивее. Дилюк и вовсе на взводе. — Я осмотрел границы. Пока никого. С той стороны тоже нет движения. Думаю, у нас есть пара часов на сладкий-сладкий сон.       Он потягивается, бесстыже выпячивая грудь под мокрой майкой. Кэйа прячет в кулаке улыбку: Дилюк заливается краской.       — Тогда я вздремну, — бурчит он и, завернувшись в меховую накидку, падает где сидел, перекатывается на другой бок, спиной к костру. — И вам советую отдохнуть.       Скорчив постное лицо, Кэйа громко шепчет:       — Вот так в Монде принимают гостей, слышал, Путешественник?       Поиграв бровями, Итэр вытаскивает из сумки свёрток колбасок и ещё тёплый хлеб.       — Сувенир из Ли Юэ? — смеётся Кэйа, но у него текут слюнки от одного запаха. — Достойная поддержка войск!       — Нужно подкармливать боевой дух! — Итэр разламывает хлеб на три части, колбаски тоже делит на всех. На плоском камне недалеко от огня лежат выструганные палочки, но Кэйа вгрызается в свою порцию сразу, даже солью не присыпав, и откусывает от куска белого хлеба. Армия Монда не голодает, но еда из городского ресторана — совсем другое. Вкус прежней жизни, которую Кэйа совсем не хотел терять.       Итэр поступает так же — и, жуя мелко нарубленное сырое мясо, они оба нанизывают на палочки куски, оставшиеся для Дилюка.       — Покурим? — спрашивает Итэр. — Отойдём подальше, чтобы никого не будить.       — Идём. К Дилюку точно никто незамеченным не подкрадётся.       — Может, даже мы, — подхватывает шутку Итэр.       Конечно, Дилюк не спит, но разоблачать его актёрскую игру — сердца не иметь.              Они отходят подальше, чтобы не было слышно с поляны, где разместился лагерь, садятся на поваленное дерево, закуривают — сегодня в роли зажигалки Итэр и его Пиро.       — Насколько всё плохо? — спрашивает Итэр, вдохнув полной грудью.       Кэйа дёргает плечом.       — Мы слишком гордые, чтобы просить помощи у других королевств. Монд заслонит собой весь Тейват. Если понадобится, в лице одного человека. Не будем показывать, какого.       Вздохнув, Итэр трёт лоб.       — Их будет становиться всё больше. И больше, и больше, и больше, пока они не сметут вас. Тогда они двинутся дальше. Источник их мощи… Я не знаю, что это. Но оно держит в плену мою сестру. Она не была такой. Даже Бездна не была такой до…       Кэйа обнимает его за плечи.       — Я прошёл семь королевств не для того, чтобы встретить ещё один апокалипсис, — с ненавистью шепчет Итэр. — Вдвоём мы с Люмин победили бы без всякой армии, но один я не справлюсь… даже если опустить факт, что я не хочу с ней драться и тем более не хочу её убивать. Она моя единственная семья.       Он вздрагивает. Кэйа прикуривает ему новую сигарету от своей.       — Венти знает способ пробраться на ту сторону, но даже он не дал ответа, как вернуться из Бездны. А я хочу вернуться. Я должен вернуться! И вернуть её!       — Жаль, не могу предложить услуги проводника, — зло хмыкает Кэйа, — вряд ли мне позволят дойти до конца даже в одну сторону.       Итэр приваливается к его плечу, глубоко вздыхает. Он не скрывает своих переживаний, и Кэйа думает: Дилюку нужен такой человек. Не стыдящийся страха, не прячущий слёзы, не кутающий любовь в покров тайны. Человек, который поможет ему стать по-настоящему свободным, просто оставаясь рядом.       — Однажды я познакомлю вас с Люмин. Она тебе понравится.       — Надеюсь, и я ей, — смеётся Кэйа.       — Придётся приложить усилия.       — Я готов!       В Фонтейне уже несколько месяцев утрясают бумажные вопросы, Сумеру пытается разработать защитный барьер, Натлан бурлит внутренними стычками, у Царицы, как всегда, своя война, не утихающая ни на день. Иназумские жрицы уже здесь — и во многом благодаря их усилиям потери не так велики, как могли быть. Что до Ли Юэ… Кэйа понимает, почему Цисин не торопятся с ответом. Не так много адептов осталось на древней земле, и большинство молоды. Кого из них отдать на растерзание? Не самое лёгкое решение.       День за днём, неделю за неделей Джинн получает письма с выражениями скорби, восхищения и поддержки — ничего кроме писем. Кэйа лучше многих знает, что помочь сможет только чудо, но обида точит сердце и вспаивает злость.       Неважно, будет их сотня или сотня тысяч, — если пророчество Итэра исполнится, сметут всех. Может, Дилюк и прав. Пока они справляются сами, к чему ставить под удар ещё больше невинных?..       Итэр, наверное, думает о том же. Возвращаются они молча, подавленные, и только у костра переглядываются с невольными улыбками.       На этот раз Дилюк действительно спит, а колбасок и хлеба как не бывало.              — Итэр, — выдыхает Кэйа — и немеет, когда задевает рукой выпуклые рубцы между лопаток.       Нет. Нет.              — Я столько раз видел этот сон. Как мы кружимся в небе, пока Люмин не отрубает мне крылья.       — Этого ведь не случится? — спрашивает Кэйа. Небо над перекрещенными ветвями угрюмое, в тон разговорам.       — Надеюсь, что нет. Хотя… — Итэр поворачивается, и от безумия в его ярких глазах Кэйе становится жутко. — Пусть лучше это случится со мной.       В ту ночь Кэйа спит с Итэром спина к спине, и уже на рассвете, растягивая последние минуты дрёмы, видит в жгучем круге полуденного солнца две крошечные фигурки. Они сражаются без всякой пощады, не медля, не отступая, не пытаясь заслониться от ударов, будто каждая частица их существ превратилась в воплощённую ненависть, — и так длится, пока один из близнецов не застывает в немом крике. Кэйа не видит взмаха меча — только тонкий завиток косы того, кто проиграл, и в тишине, охватившей весь мир, такой густой, что умолкают даже сердца, на землю сыплются и сыплются лезвия золотых перьев.              — Я это пережил. — Итэр с улыбкой прижимается щекой к его щеке, и Кэйа наконец ставит его на ноги. — Легче, чем боялся. Прости, не узнал у Томы, какой ты пьёшь кофе.       — Мокачино, — говорит Альбедо.       С трудом пытаясь вернуться в настоящее, Кэйа оборачивается на его голос — и ловит взгляд разгневанного Чайльда.       — Вы что, знакомы?! — восклицает он.       — Да. — Итэр пожимает плечами. — Альбедо, тебе латте с дополнительным шотом эспрессо, или есть ещё пожелания?       — С тёртым белым шоколадом. — Судя по лицу, он тоже ошеломлён.       — А мне… — начинает Чайльд, но Итэр улетучивается не дослушав. — Эй… Эй!       О нет. Игра в избирательную слепоту. Отсеивает слабых духом, доводит до бешенства всеобщих любимцев, превращает настырных поклонников в маньяков…       Чайльд, очевидно, последний случай — и Кэйе почти стыдно. Ему слишком хорошо знакомы все до последнего правила этой игры.       Потому что он ей Итэра и научил.              ~              — Побыть с тобой?       — Нет. — Дилюк вздыхает и, опомнившись, добавляет: — Спасибо, Джинн. Я… наверное, ещё не привык так много разговаривать.       — Понимаю. — Джинн ободряюще сжимает его плечо, а потом, заглянув в старинное зеркало на стене, обновляет помаду. Последние годы она так редко пользовалась косметикой, что успела забыть, как радуют яркие цвета. — Отдохни. Я, пожалуй, вернусь в кофейню. Поболтаю с Итэром или почитаю что-нибудь. Давно не проводила время так…       Не на работе и не дома.       Ей становится себя по-настоящему жаль.       Дилюк угрюмо смотрит на неё из отражения, и, сама того не желая, Джинн начинает злиться. Будь у неё столько свободного времени… как много она могла бы успеть! Может, даже повеселиться… Уж точно не торчала бы целыми днями в четырёх стенах.       — Напиши, если что-то будет нужно! — Испуганная собственными мыслями, она торопливо выходит из квартиры, прихватив только телефон. Оказывается, праздным людям совершенно не нужны ни сумки, ни портфели для документов…       На улице она делает крюк — заходит в торговый центр поглазеть на сувениры. Последние развлекательные поездки с Лизой и Барбарой были похожи на пытку: Джинн только и делала, что отвечала на звонки, пока толкалась в людных коридорах и около примерочных, и выматывалась вдвое сильнее, чем если бы осталась у себя в кабинете.       Вот так, в одиночку, в своём темпе, она не ходила куда-нибудь очень давно.       За разглядыванием иназумских книг к ней возвращается равновесие. Конечно, она злится на Дилюка, и на Лизу, и даже немного на Барб, но сильнее всего — на себя. Не будь она так занята переговорами, укреплением имиджа Мондштадта, восстановлением земель, помощью пострадавшим… может, у неё тоже нашлось бы немного свободного времени…        Она берёт со стенда лёгкий роман в симпатичной обложке, переворачивает, чтобы прочитать описание.       «Через пять лет после окончания войны одинокая жрица, потерявшая всю семью, волей шаловливой кицунэ переселяется в левую грудь Сёгуна Райдэн. И всё бы ничего, но незнакомка из правой груди Архонта кажется слишком похожей на её первую любовь… Что же будет, когда Сёгун в честь летнего фестиваля наденет корсет?!»       Что будет? — озадаченно думает Джинн и перечитывает сначала.       Через пять лет…       Сколько?..       Она оглядывает зал книжного магазина. Весёлые девушки у соседнего стенда с помощью считалки решают, кто будет платить за всех, степенный консультант помогает парочке туристов выбрать в подарок что-нибудь из классической поэзии, носятся вдоль шкафов оставленные без присмотра дети… Должно быть, они родились, когда на Утёсе Звездолова для очистки отравленной земли воздвигли первые сумерские вышки, когда в Монде снова запахло цветами, пусть и привезёнными издалека, когда на границе Драконьего Хребта только что выпавший снег так и остался лежать белым.       Война закончилась, а Джинн продолжала сражаться, тащить на себе бремя, которого не желала, и повторять, что в следующем году дел будет меньше. Или, может, через один…       Когда разъехались по новым семьям осиротевшие дети и животные? Три, четыре года назад? Бутылке первого пристойного вина стукнуло больше двух лет… Джинн и не заметила, как.       — Выбрали самый популярный роман? Не думайте, берите, прошлую партию разобрали за час. Две тысячи экземпляров! — Молоденький консультант кокетливо тискает футболку у себя на груди, всячески демонстрируя бейдж с именем. — Если успеете купить в ближайшие десять минут, получите в подарок тайную экстру для взрослых!       Джинн слушает из вежливости: какая разница, о чём книга, если… если…       — Да, — говорит она, — я куплю.       Она не готова выпустить из рук вещь, столь внезапно открывшую ей глаза.       Консультант услужливо провожает её к кассе, вкладывает между страниц код на скидку и с многозначительным видом протягивает ещё одну книжку, вдвое толще.       — Ваша экстра. Приятного чтения. Если захотите что-нибудь ещё для приятного вечера… я работаю до семи.       — Да, — кивает Джинн, не глядя на него, — всего доброго.       И уходит, не дослушав.