Спасение света.

Утро для Зейнеп началось с привычной суеты. Дом наполнялся лёгким запахом свежезаваренного чая, едва уловимым ароматом выпечки. Она ловко двигалась на кухне, стараясь приготовить завтрак вовремя. Вся её фигура, её движения казались одновременно сдержанными и уверенными. Она выбрала для готовки простое блюдо — яичницу, чтобы не задерживать Джунейда перед его делами. Свет из окна падал на её лицо, скользя по краям аккуратно завязанного платка. Она, слегка прикусив губу, сосредоточенно смотрела на сковородку. Каждый её жест был точным, будто она привыкла во всём быть осторожной. Но за её спиной, за столом, сидел Джунейд, который с самого утра не мог оторвать взгляд от неё. Он не обращал внимания на шум посуды, ни на треск масла на сковородке. Всё его внимание было сосредоточено на том, как она двигалась. Как её руки с лёгкостью управлялись с кухонной утварью. Как прядь волос иногда выбивалась из-под платка и щекотала её щёку. Её тонкие пальцы, осторожно переворачивающие кусочки хлеба, её лёгкая сутулость, когда она тянулась за тарелкой. Всё это завораживало его. В какой-то момент Зейнеп решила перевернуть яичницу. Она аккуратно взяла ложку и поднесла её к сковороде, но масло вдруг брызнуло сильнее обычного. От неожиданности она резко отдёрнула руку и тихо шипнула. Боль была короткой, но ощутимой, и она машинально схватилась за обожжённое место. Шум масла заставил Джунейда вздрогнуть, и он тут же поднялся со стула. Его взгляд стал серьёзным, а движения — быстрыми. — Тихо… Тихо. Подожди секунду, — сказал он сдержанным, но твёрдым голосом, подходя к шкафу. Он быстро открыл верхнюю полку и достал аптечку, проверяя её содержимое, затем направился к морозильнику. Лёд был первым, что он схватил, его движения казались нервными, хотя он изо всех сил старался не показывать это. — Покажи, где? — его голос звучал мягко, но настойчиво, и он уже тянулся к её руке. Зейнеп, всё ещё слегка растерянная, молча подняла руку. На её лице застыло смущение, смешанное с болью. Она избегала смотреть на него, лишь краем глаза следила за его движениями. Джунейд осторожно приложил лёд к обожжённому месту. Её кожа слегка покраснела, и он чувствовал, как она дёрнулась, когда холод коснулся ожога. — Всё ещё болит? — спросил он, внимательно следя за её реакцией. Зейнеп, не поднимая глаз, тихо кивнула. Пока он держал лёд, Зейнеп решила убрать сковородку, чтобы закончить начатое. Но её руки, то ли от волнения, то ли от боли, были слишком неуверенными. Сковородка соскользнула с её пальцев и с глухим звуком ударилась об пол. Брызги масла разлетелись в стороны. Одна из жирных капель угодила на его рубашку, оставив на светлой ткани тёмное пятно. Зейнеп в ужасе прижала руки к лицу, её щёки мгновенно покраснели. — О Аллах… Прости, пожалуйста! — воскликнула она, увидев, как масло попало и на его брюки. Джунейд бросил взгляд на свою одежду, но его лицо не выдало ни капли раздражения. Вместо этого он снова повернулся к ней. — Зейнеп, — произнёс он строго, но не грубо. — Забудь ты о рубашке. Это неважно. Он убрал лёд и проверил её ожог. Снова открыл аптечку, нашёл стерильную повязку и принялся аккуратно бинтовать её руку. Всё это время она молчала, лишь изредка украдкой смотря на него. — Посиди пока так. Я позову девушек, чтобы они убрались здесь, — сказал он, закончив с повязкой. — Нет, Джунейд. Не стоит. Я сама уберусь, — возразила она с неожиданной настойчивостью. Её голос дрогнул, но она попыталась сохранить твёрдость. Ей казалось, что сейчас её долг — исправить эту ситуацию, даже несмотря на боль в руке. Но он даже не ответил. Его лицо было спокойным, но решительным. Джунейд развернулся и вышел из кухни, направляясь наверх, чтобы переодеться. Зейнеп осталась одна. Она посмотрела на пол, где лежала сковородка, на его рубашку, оставленную пятнами масла, и почувствовала, как внутри поднимается тихая волна смущения и вины. Но вместе с этим было что-то ещё: ощущение, что он заботится о ней так, как она никогда не ожидала. ********* Джунейд быстрыми шагами поднялся наверх, оставив Зейнеп одну на кухне. Её настойчивость и упрямство, такие естественные для неё, сейчас только усиливали его беспокойство. Он чувствовал, как сжимается грудь, вспоминая её испуганный взгляд, когда её рука прикоснулась к горячей сковороде. Несмотря на её попытки скрыть боль, он заметил, как её губы дрогнули, а пальцы слегка задрожали. Войдя в свою комнату, он закрыл дверь, опершись на неё спиной. Несколько секунд он просто стоял, стараясь взять себя в руки. Слегка тяжело вздохнув, он начал снимать испачканную рубашку, на которой всё ещё виднелись пятна масла. Аккуратно повесив её на спинку стула, Джунейд выбрал другую, бежевую, из своего шкафа. Однако мысль о Зейнеп всё ещё крутилась в его голове. Он уже решил, что ей ни в коем случае нельзя заниматься уборкой, особенно с обожжённой рукой. Она, конечно, попытается настоять на своём, но он обязан был позаботиться о ней. Когда он поправил ворот рубашки и бросил взгляд в зеркало, его собственное отражение встретило его с долей укора. Выходя из дома, он направился в обитель. Он пошел в кабинет своего дяди. Тяжёлая деревянная дверь была приоткрыта, и внутри был слышен скрип пера, скользящего по бумаге. Сади, его дядя и наставник, сидел за своим массивным столом, заваленным бумагами. Тщательно выверенные строки соглашений и договоров о землях занимали весь его рабочий стол. Он всегда относился к своим обязанностям с вниманием и серьёзностью, что внушало уважение. Джунейд постучал в дверной косяк, давая понять о своём присутствии. — Входи, племянник, — спокойно сказал Сади, даже не поднимая глаз от документов. Джунейд вошёл, не спеша закрывая за собой дверь. Он остановился у порога, не садясь и сложив руки за спиной. Это напоминало поведение школьника, который пришёл за советом к строгому учителю. — Что-то случилось? — наконец спросил Сади, поднимая голову и внимательно глядя на Джунейда. В его взгляде мелькнуло лёгкое беспокойство. Он знал племянника слишком хорошо, чтобы не заметить напряжения в его лице. — Девушки, которые помогают на кухне в обители, могли бы прийти к нам? Там требуется небольшая уборка, — начал Джунейд, стараясь говорить спокойно и сдержанно. Сади нахмурился, слегка откинувшись в кресле. — Уборка? Что-то случилось? — переспросил он, внимательно изучая племянника. Джунейд слегка потер подбородок, словно пытаясь успокоить себя, прежде чем ответить: — Зейнеп… Она немного обожглась. И… мы оставили небольшой беспорядок на кухне, — признался он. Слова дались ему нелегко, особенно из-за воспоминания о том, как её рука вздрогнула от ожога. Сади тут же ахнул, его густые брови взлетели вверх. — Племянник, ты серьёзно? Как она? Всё ли в порядке? — его голос был пропитан искренним беспокойством. Джунейд кивнул, сцепив руки на груди. — Всё должно быть хорошо, дядя. Я обработал её ожог и забинтовал руку. Но он знал, что уверенность в его голосе была притворной. Картина, как лёд касался её нежной кожи, всё ещё стояла перед его глазами. Сади прищурился, пристально глядя на племянника. — Стоило ли тебе оставлять её одну после этого? — спросил он, немного смягчив голос, но не скрывая лёгкого укора. Джунейд ненадолго задумался. Его взгляд стал рассеянным, словно он снова вернулся в тот момент. Он вспомнил, как его руки дрожали, когда он бинтовал её ожог, вспомнил её покрасневшие пальцы и испуганное выражение лица. — Нет, не стоило, — честно признал он, его голос стал чуть тише. — Но… моё положение можно понять, дядя. Его слова прозвучали как попытка оправдаться, хотя он сам в глубине души понимал, что мог бы остаться рядом с ней дольше. Сади долго смотрел на него, затем внезапно улыбнулся. — Мне бы ваши проблемы, о Аллах, — сказал он, разведя руками с лёгкой усмешкой. Джунейд поднял глаза и сдержанно улыбнулся. В этой улыбке было чуть больше облегчения, чем он ожидал. — Хорошо, племянник. Я попрошу девушек убрать на кухне. Но в следующий раз, пожалуйста, будь осторожнее. Зейнеп — хрупкая девушка, и она, судя по всему, очень старается для тебя, — сказал Сади, его голос стал мягче, словно он хотел показать, что понимает племянника. Джунейд коротко кивнул. — Благодарю, дядя, — произнёс он, развернувшись и направляясь к выходу. Когда он закрыл за собой дверь, его сердце стало немного легче. Но воспоминание о её тихом шёпоте боли, о том, как её пальцы слегка дёрнулись от ожога, всё ещё не отпускало его. Джунейд знал, что спустится вниз и ещё раз убедится, что с ней всё в порядке. *********** Полуденное солнце заливало мир мягким, золотистым светом, касаясь крыши дома, где сидел Джунейд. Его фигура, устремлённая в сторону горизонта, словно становилась частью этого безмятежного пейзажа. Джунейд сидел на краю крыши, свесив ноги вниз, как будто он был ребёнком, но его осанка и взгляд выдавали в нём взрослого мужчину, познавшего жизнь. На нём был светлый льняной костюм, который красиво отражал солнечные лучи, подчёркивая его утончённость. Он выглядел как человек, который всегда знает больше, чем говорит. Зейнеп поднялась по узкой лестнице на крышу, тихо ступая, чтобы не потревожить эту хрупкую тишину. Её лёгкие шаги почти не были слышны, но Джунейд, не оборачиваясь, почувствовал её присутствие. Она несла с собой простую сумку, похожую на шопер, которая чуть покачивалась в её руках. Когда она подошла ближе, он слегка повернул голову в её сторону. Солнце било ему в глаза, и он прищурился, чтобы рассмотреть её лицо. Его взгляд был спокойным, чуть задумчивым, а на губах мелькнула едва заметная тень улыбки. — Ты пришла, — произнёс он тихо, его голос слился с дыханием ветра, который лёгкими порывами играл с её платком. Она ничего не ответила, только кивнула и прошла вперёд, выбирая место рядом с ним. Зейнеп села на краю крыши, но, в отличие от него, повернулась спиной к природе. За её спиной расстилались бескрайние поля, далёкие крыши домов и горизонт, затерявшийся в мареве тепла. Но её взгляд был обращён внутрь, к простому контейнеру, который она извлекла из своей сумки. Контейнер выглядел так же просто, как и она сама в этот момент, — скромный, но наполненный теплом и смыслом. Джунейд продолжал смотреть вдаль. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать, что она делает. Он услышал, как открылась крышка контейнера, и запах свежего хлеба смешался с ароматом летнего дня. — Простой хлеб, — проговорил он неожиданно, будто размышляя вслух. Его голос звучал спокойно, но в нём сквозила серьёзность, которая была не свойственна таким будничным моментам. — Так скромно, но так насыщенно. Иногда мне кажется, что именно такие моменты — и есть вся жизнь. Он взял кусок хлеба, медленно обмакнул его в соль, смешанную с перцем, и откусил, наслаждаясь этим простым действием, как будто это было нечто священное. Его движения были неспешными, наполненными каким-то глубинным смыслом. Зейнеп посмотрела на него чуть недоверчиво, словно пытаясь понять, не скрывается ли за его словами некая тайна. В её глазах мелькнула лёгкая тень сомнения, но она тут же исчезла. Через несколько секунд она повторила его действия: аккуратно взяла кусочек хлеба, окунула его в соль с перцем и отправила в рот. — Да… Ведь в них — благодать, — сказала она тихо, а затем подняла на него глаза. Её лицо оставалось серьёзным, но в уголках губ появилась тёплая улыбка. Солнце отражалось в её глазах, делая их глубокими, как озеро в безветренный день. Джунейд краем глаза заметил, как её движения становятся плавными, даже слегка замедленными, будто время на крыше текло иначе. — Девушки пришли убраться в кухне? — спросил он, небрежно бросив взгляд в её сторону. В его голосе звучала мягкость, почти нежность, несмотря на видимое безразличие. Его взгляд опустился на её бинтованную руку. Легкий ветерок шевельнул её платок, открывая чуть больше её лица. — Надеюсь, что всё хорошо же, так ведь? — добавил он, не столько ожидая ответа, сколько наблюдая за ней. — Да, пусть Аллах благословит тебя, Джунейд эфенди, — ответила она, её голос был таким же мягким, как лёгкий шелест листвы под ветром. Она улыбнулась, слегка прищурившись от солнечного света, который падал прямо ей в лицо. После этих слов между ними воцарилось молчание. Оно было глубоким, почти осязаемым, но совсем не тягостным. Оба смотрели перед собой, каждый думая о своём. Зейнеп вдруг повернулась и села так же, как он, свесив ноги вниз. Она ощутила прикосновение лёгкого ветра, который играл с её платьем, поднимая его края, но она не обращала на это внимания. Теперь перед её глазами открылась вся красота природы. Домики вдалеке выглядели крошечными, как игрушечные, а за ними тянулись поля, уходящие в бесконечность. Внизу крыши раздавались голоса детей, играющих во дворе, и чьё-то далёкое пение, которое сливалось с шелестом ветра. — Знаешь, — после долгой паузы сказал Джунейд, не отрывая взгляда от горизонта. — Иногда я думаю: если бы люди чаще делили хлеб, чем слова, в мире было бы меньше ран. Его голос звучал задумчиво, словно он говорил не с ней, а с самим собой, отдавая свои мысли во власть этого момента. — Слова обжигают, если их произносят неправильно, — тихо ответила Зейнеп, чуть качнув головой. Её голос был спокойным, но в нём слышалась мудрость, несвойственная её возрасту. — Хлеб же никогда не причиняет боли. Она снова повернулась к горизонту. В её руке всё ещё лежал кусочек хлеба, который она аккуратно держала, словно это была драгоценность. Её пальцы были расслаблены, но в этом жесте читалась невероятная мягкость. Джунейд молча наблюдал за ней. Его взгляд был сосредоточенным, внимательным, почти проницательным. Он смотрел на неё так, словно пытался прочитать невидимую книгу, страницы которой были скрыты от посторонних глаз. В её лице, в её движениях он видел что-то, что невозможно было выразить словами. Её простота, её искренность наполняли его душу покоем, который он редко испытывал. ************* Трапеза на природе уже подходила к своему зениту. Лёгкий ветер шевелил кроны деревьев, в которых пели невидимые птицы, а мягкий шелест травы дополнял картину умиротворения. Под раскидистой тенью платанов собрались семьи и гости: мужчины вели неспешные беседы, женщины раскладывали на покрывалах еду. В воздухе витали запахи свежей зелени, выпечки, и только что заваренного чая. Мерьем, как обычно, следила за порядком, уверяясь, что каждый гость доволен, но её взгляд то и дело метался в поисках дочери. Зейнеп не было видно уже несколько минут, что начинало её беспокоить. Хасна, Мьюессер и Фейза, сидя рядом с Мерьем, обсуждали что-то негромко, но весело. Фейза, однако, казалась чуть рассеянной. Её взгляд периодически скользил к мужчинам, среди которых был Джунейд, но там она его не находила. На её лице мелькнуло едва заметное беспокойство, когда она увидела, как к Зейнеп подошёл Бахадыр и что-то тихо сказал ей. Зейнеп кивнула, быстро взяла свою сумку и, с лёгкой улыбкой попрощавшись с девушками, направилась в сторону лестницы. Фейза сразу всё поняла. Джунейд звал её. “Куда это она?..” — мысленно спросила себя Фейза, её тонкие брови слегка сошлись на переносице. Она наблюдала, как Зейнеп исчезла за деревьями, и вдруг ощутила тягостное беспокойство, будто в её сердце заложили маленький, но растущий камень. “На крышу,” — догадка была ясна, как день. Она поднялась, оправила своё длинное платье и направилась к другой стороне дома, чтобы посмотреть, что там происходит. Мерьем, видя, как её дочь исчезает вдали, тоже не смогла остаться на месте. Она поднялась, вытирая руки о передник, и, бросив короткий взгляд на остальных женщин, пробормотала: — Пойду проверю, где моя Зейнеп. Её голос был полон заботы, но никто из женщин не придал значения этим словам. Все знали, как сильно Мерьем волнуется за дочь, особенно за её поведение рядом с мужчинами. Мерьем пошла совсем другой дорогой, чем Фейза, интуитивно выбирая укромную тропинку между деревьями. На крыше тем временем царило спокойствие. Джунейд и Зейнеп сидели молча, оба углубившись в свои мысли. Джунейд по-прежнему сидел на самом краю, свесив ноги вниз, словно беззаботный мальчишка, но его поза выдавала в нём уверенного и спокойного человека. Он смотрел на горизонт, который постепенно окутывался золотистыми красками заката. В его глазах светилась некая задумчивость, но лицо оставалось спокойным, как поверхность озера. Зейнеп сидела чуть позади него, спиной к видам природы. Её глаза иногда смотрели на него, но чаще — назад. Она немедля взяла свою сумку, сжимая его. Её тонкие пальцы, светлые от солнечного света, чуть крепче сжали ручку сумки, и она наконец нарушила молчание: — Мама, наверное, беспокоится. Я пойду. Её голос прозвучал тихо, но как-то особенно искренне. В этих словах не было попытки оправдаться или спросить разрешения, это было простое и честное заявление. Джунейд, не оборачиваясь, лишь кивнул, принимая её решение. Его лицо оставалось непроницаемым, а взгляд по-прежнему устремлённым вдаль. Он ни слова не сказал в ответ, и только лёгкий ветерок, будто играя с её платком, шевельнул его края. Зейнеп поднялась, на мгновение остановилась, глядя на его силуэт. Она хотела что-то добавить, но передумала. Её шаги, лёгкие и почти неслышные, увели её вниз. Её платье слегка шуршало, пока она спускалась по лестнице, а потом исчезло из поля зрения Джунейда. Вернувшись на поляну, Зейнеп обнаружила, что её матери там нет. Она выдохнула, оглядела место и, не найдя ничего странного, села на своё место среди женщин. Она была спокойна, но в душе чувствовала какое-то необъяснимое волнение. Тем временем Фейза уже была на крыше. Она поднялась туда с осторожностью, стараясь не издать ни звука. Её сердце билось чаще, чем обычно, от какого-то непонятного возбуждения. Когда она вышла на крышу, то увидела Джунейда. Он по-прежнему сидел на краю, будто застывший в своей бесконечной задумчивости. Фейза остановилась в нескольких шагах от него, прежде чем заговорить: — Мир вам, эфенди. Её голос прозвучал с лёгкой неуверенностью, но в то же время в нём чувствовалось почтение. Джунейд, услышав её, обернулся. Его взгляд, холодный и отстранённый, задержался на ней всего на мгновение. — И тебе мир, госпожа Фейза, — коротко ответил он, вернувшись к своему молчаливому созерцанию горизонта. Фейза прошла чуть ближе, её платье мягко касалось шершавой поверхности крыши. Она заметила контейнер, который стоял рядом с ним. Его крышка была неплотно закрыта, и из него доносился слабый запах хлеба и специй. Она чуть склонилась, чтобы взять кусок. Спрятавшаяся в кустах Мерьем с интересом наблюдала за ними. Она едва сдерживала дыхание, но, когда Фейза, наклоняясь, приблизилась к Джунейду, её воображение сыграло злую шутку. Она ахнула, закрывая рот ладонью, когда ей показалось, что Фейза… поцеловала его. На крыше Джунейд, заметив её движение, лишь слегка улыбнулся, но в его улыбке читалась насмешка. Он спокойно закрыл контейнер, не глядя на неё, и произнёс тихо, но с лёгкой язвительностью: — Я попрошу больше так не делать. Фейза замерла, чувствуя, как её лицо начинает пылать от стыда. Она выпрямилась, с трудом улыбнувшись, но не сказала ни слова. В её душе вспыхнула досада — на себя, на него, на эту ситуацию, которая, как ей казалось, выставила её в нелепом свете. ************** Тёплый воздух начала вечера постепенно охладевал, обволакивая окружающее пространство мягкой дымкой. Зейнеп сидела среди женщин, но её мысли были далеко. Лёгкая тревога поселилась в её сердце: мать всё ещё не вернулась, хотя ушла искать её почти полчаса назад. Вокруг неё звучали голоса, раздавались тихие разговоры и смех, но всё это казалось далёким и приглушённым. Зейнеп ловила себя на том, что отвечает механически, не вникая в разговор. Она поднялась, бросив взгляд на Хасну, которая, кажется, тоже начинала беспокоиться: Фейзы нигде не было видно. — Госпожа Хасна, — тихо обратилась Зейнеп, пытаясь скрыть волнение, — не видели ли вы мою маму? Хасна отрицательно покачала головой и с тяжёлым вздохом сказала: — Я сама беспокоюсь за Фейзу. Она исчезла так внезапно… Эти слова усилили беспокойство Зейнеп. Она кивнула, чувствуя, что не может больше сидеть на месте. — Пойду её поищу. Зейнеп направилась к тому самому месту, где недавно оставила Джунейда. На её плечах лежала лёгкая накидка, но несмотря на тепло закатного солнца, она вдруг почувствовала, как по её коже пробежал холодок. С каждым шагом её беспокойство усиливалось, будто сердце подсказывало, что она станет свидетелем чего-то, к чему не готова. Когда она вышла к крыше дома, её шаги замедлились. Вдалеке, за густыми кустами, она заметила знакомый силуэт. Это была её мать. Мерьем стояла, слегка пригнувшись, словно прячась. Её руки нервно сжимали передник, а глаза были устремлены на крышу, где находился Джунейд. Но он был не один. Зейнеп замерла, её взгляд остановился на фигуре Фейзы, которая, судя по всему, уже собиралась уходить. На лице девушки читалась смущённая улыбка, а её движения были торопливыми, почти неловкими. Она прошла мимо Зейнеп, даже не заметив её. Зейнеп подняла взгляд на мать, которая по-прежнему стояла за кустами, будто не решаясь выйти из своего укрытия. — Что случилось, мама? — голос Зейнеп был полон беспокойства. Она подошла к Мерьем, но та даже не обернулась. Её лицо выражало странное сочетание гнева и растерянности. — Ничего, — ответила Мерьем после паузы, но в её голосе явно звучало раздражение. — Ты мне лучше скажи, где ты была всё это время? Два дня, Зейнеп! — её голос стал резче, в нём звучал сарказм, но глаза оставались пристально устремлёнными на крышу. Зейнеп нахмурилась, растерянно глядя на мать. — Меня же украл Вахид, мама, ты же знаешь… Эти слова, произнесённые с непониманием, словно взорвали что-то внутри Мерьем. Она обернулась к дочери, её глаза блестели от гнева, который она больше не могла сдерживать. — Знаю? Да что я знаю, Зейнеп? Где был Джунейд, когда ты была у Вахида? Я же говорила тебе, что он не только болен, но и не способен никого спасти! — её голос звучал всё громче, в нём было больше горечи, чем злости. — А теперь посмотри на него! Как только пришёл в себя, сразу побежал к другой! Зейнеп отступила на шаг, не веря своим ушам. Гнев матери ошеломил её. — Мама… ты не права! — её голос был тихим, но в нём чувствовалась сдержанная твёрдость. — Он меня спас. Несмотря на свою болезнь, он поднял меня и своими руками отвёз в больницу. Ты хоть понимаешь, что он рисковал собой ради меня? Глаза Мерьем вспыхнули, но она промолчала. Она не ожидала такой уверенности от дочери. Зейнеп сделала шаг вперёд, её голос стал мягче, но не менее твёрдым. — А где ты была тогда, мама? У доктора Левента? Этот вопрос заставил Мерьем буквально застынуть. Её глаза расширились, а на лице промелькнуло странное выражение: смесь испуга и стыда. Она ничего не ответила. Вместо этого она развернулась и, ни слова не говоря, пошла прочь, оставив Зейнеп одну. Зейнеп осталась стоять на месте, наблюдая, как фигура матери исчезает среди деревьев. Её сердце гулко стучало, будто пытаясь заполнить тишину, которая повисла вокруг. Она посмотрела на крышу, где всё ещё находился Джунейд, но не пошла к нему. Вместо этого она сделала шаг назад, чувствуя, как её мысли переполняются чувствами, которые она ещё не могла понять. ************* День, начавшийся спокойно и размеренно, внезапно обернулся неожиданным испытанием. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом переворачиваемых Джунейдом страниц и лёгким перестуком посуды, когда Зейнеп убиралась в зале. Комната была залита мягким светом, который пробивался сквозь занавески, создавая уютную, почти домашнюю атмосферу. Джунейд сидел в кресле, окружённый книгами. Его пальцы медленно перелистывали страницы, взгляд был сосредоточенным, но временами он отвлекался, читая вслух особенно интересные фразы. Его голос звучал ровно, немного приглушённо, и это придавало словам вес. — “Человек, что живёт без веры в сердце, словно путешествует по пустыне без воды…” — задумчиво произнёс он, бросив короткий взгляд на Зейнеп, которая, склонившись, аккуратно раскладывала подушки. Зейнеп слегка замешкалась, её руки остановились. Она посмотрела на него, немного смущённо улыбнувшись. — Это красиво. Правда. Но… не кажется ли вам, что иногда вера — это и есть жажда, а не вода? — её голос звучал мягко, но в нём чувствовалась глубокая мысль. Джунейд прищурился, едва заметно улыбнувшись. — Возможно, ты права. Иногда стремление к истине — это самое важное. Но вода всё-таки нужна, Зейнеп. Без неё человек долго не протянет. Она кивнула, соглашаясь, но не сказала больше ни слова. В такие моменты она чувствовала себя одновременно смущённой и вдохновлённой. Слова Джунейда всегда звучали глубоко, проникновенно, словно обращались к чему-то внутри неё. Но прежде чем их разговор мог продолжиться, неожиданно раздался стук в дверь. Зейнеп замерла на месте, её руки замерли, а сердце вдруг ускорило свой ритм. Она бросила быстрый взгляд на Джунейда, но тот уже поднялся с кресла, отбросив книгу в сторону. В его взгляде не было тревоги — лишь лёгкое недоумение. — Кто это может быть? — тихо спросила Зейнеп, но её голос прозвучал неуверенно. Джунейд ничего не ответил. Он подошёл к двери, выровнял дыхание и открыл её. На пороге стояли двое мужчин в строгой форме. Их лица были серьёзными, а взгляды — холодными. — Джунейд Гюнеш? — спросил один из них, не утруждая себя приветствием. Джунейд едва заметно кивнул. — Да, это я. — На вас подано заявление. Мы вынуждены попросить вас пройти с нами, — мужчина говорил сухо, но вежливо. Зейнеп, стоявшая в стороне, почувствовала, как по её телу пробежал холод. В груди возникло странное ощущение, будто земля уходит из-под ног. Она быстро надела платок, скрывая волосы, и сделала шаг ближе к двери. — Госпожа Зейнеп, — обратился к ней второй полицейский, заметив её. — Если хотите, вы тоже можете проехать с нами. Джунейд обернулся к ней, и их взгляды встретились. Его глаза оставались спокойными, но в них читался немой приказ: “Останься.” Он не произнёс ни слова, но медленно протянул руку, чтобы взять джуббу с вешалки. Его движения были спокойными, даже уверенными, словно он был готов к происходящему. — Я пойду с вами, — сказал он наконец, закрывая за собой дверь. Как только они ушли, Зейнеп почувствовала, что её тревога достигла пика. Сидеть дома было выше её сил. Её руки дрожали, но она быстро взяла пальто, надевая его поверх платья, и достала телефон. — Алло, Мира? — она говорила быстро, выходя за дверь и закрывая её. — Я тут! — голос подруги прозвучал неожиданно близко. Зейнеп растерянно обернулась, и на противоположной стороне дороги заметила Миру, размахивающую руками. Девушка подпрыгивала на месте, явно пытаясь привлечь её внимание. Зейнеп не смогла сдержать лёгкой, нервной улыбки и поспешила к ней. Мира была одета в светлый свитер и джинсы. Её светлые волосы чуть растрепались на ветру, но глаза, как всегда, были ясными и внимательными. — Что случилось? — спросила она, не теряя времени. Зейнеп коротко рассказала о том, что произошло, её голос дрожал. Когда она закончила, лицо Миры изменилось: на нём отразились шок и негодование. — Госпожа Мерьем? — переспросила она, едва веря своим ушам. — Это она написала заявление? Да что происходит?! Зейнеп лишь кивнула, сжимая пальцами ткань платка, чтобы скрыть дрожь. Тем временем к ним подъехало такси. — Вот и машина, садись, — сказала Мира, открывая дверь. Они быстро уселись на заднее сиденье. Зейнеп нервно теребила край пальто, её сердце бешено колотилось. Ей казалось, что время замедлилось, и каждая секунда тянулась мучительно долго. Мира, заметив состояние подруги, тихо сказала: — Всё будет хорошо, Зейнеп. Мы разберёмся. Ты же знаешь, что Джунейд невиновен. Зейнеп подняла на неё глаза, полные тревоги. — Я просто боюсь, что… если мама сделала это из-за меня… Мира нахмурилась. — Это не твоя вина. Запомни это. Если кто и виноват, так это она. Весь путь они молчали. Только стук колёс по асфальту и приглушённый шум радио создавали фоновый звук. Зейнеп смотрела в окно, её взгляд был пустым, а мысли метались, словно птицы в клетке. ************** Небольшой, холодный кабинет прокурора был погружен в почти зловещую тишину. На столе громоздились аккуратно сложенные бумаги, рядом лежал стакан с водой, а над столом свисала яркая лампа, которая, казалось, только усиливала напряжение в воздухе. За столом сидела женщина — прокурор. Её тёмные, идеально уложенные волосы были строгими, как и выражение её лица. Глаза с холодным блеском пристально смотрели на Джунейда, который сидел напротив неё. Его лицо было спокойным, почти отрешённым, но в уголках губ читалась едва заметная тень усталости. — Джунейд, — начала она, её голос прозвучал чётко, без единого намёка на эмоции. — Только недавно сел ваш отец, а теперь, похоже, придёт и ваша очередь. Как так? Почему вы трогаете несовершеннолетнюю девочку? — её тон стал жёстче, словно каждое слово было рассчитанным ударом. — У вас не было официального брака. Или же вы не смогли дождаться никаха? Джунейд не отвечал. Его руки спокойно лежали на коленях, спина была выпрямлена, но в этом молчании ощущалась стойкость. Прокурор усмехнулась, глядя на него сверху вниз. — Молчите? Ну что ж. Хорошо. — Она подтянула к себе одну из бумаг, внимательно вчитываясь в строки. — В таком случае, согласно статье… — она на мгновение сделала паузу, глядя на него с леденящим выражением лица, — вам грозит до 25 лет лишения свободы. Эти слова повисли в воздухе, словно удар молота. Но Джунейд оставался спокойным. Он молчал. Тем временем, за пределами кабинета, в длинном коридоре полицейского участка, Мира и Зейнеп только что вошли в здание. Здесь было шумно: звонки телефонов, разговоры, приглушённые шаги сотрудников. Всё это сливалось в хаотичный фон, но для Зейнеп всё звучало словно издалека. Её сердце билось так громко, что, казалось, она слышала только его удары. Когда они подошли к нужной двери, Зейнеп вдруг замерла. Возле кабинета, где находился Джунейд, сидела её мать. Мерьем. В её осанке чувствовалась строгость, но глаза выдавали сомнения. — Мама? — голос Зейнеп дрожал. Она подошла ближе, глядя на неё. — Как ты могла? Почему ты не спросила меня? Мерьем медленно поднялась, её лицо оставалось спокойным, но слова звучали слабо. — Я сделала это ради твоего блага, дочка, — сказала она, словно пытаясь оправдаться. — Ради моего блага? — глаза Зейнеп наполнились слезами, её голос стал громче. — Мама, пожалуйста, откажись от жалобы! Если ты действительно хочешь блага для меня… Мерьем молча смотрела на неё. Она отвела взгляд, словно не могла вынести страдания дочери. — Нет, дочка. Нет. — Прошу, мама! — голос Зейнеп стал умоляющим. Она сделала шаг вперёд, пытаясь найти в глазах матери хоть намёк на жалость. Но ответа не было. Зейнеп почувствовала, как её дыхание сбивается. Она перевела взгляд на дверь кабинета. — Они там? — спросила она, указывая на дверь. Мерьем молчала. Не дожидаясь ответа, Зейнеп резко развернулась и вошла внутрь. Как только дверь открылась, Джунейд сразу понял, кто вошёл. Этот тихий, лёгкий шаг, такое он знал только у неё. Зейнеп. Он поднял глаза и встретился с её взглядом. Зейнеп уверенно подошла к столу прокурора. Её руки слегка дрожали, но голос звучал твёрдо: — Моя мама отказывается от жалобы. Ради Аллаха, прошу вас, не трогайте его. В уголках её глаз уже собирались слёзы. Они блестели, как роса на рассвете, готовая вот-вот упасть. Но она не позволяла им выйти, сдерживалась изо всех сил. За ней в кабинет вошли ещё двое: Мерьем и Мира. Мерьем смотрела на свою дочь, будто видела её впервые. Та смелость, которая звучала в голосе Зейнеп, поразила её. — Моя Зейнеп права, — сказала наконец Мерьем, делая шаг вперёд. Её голос был тише, но в нём звучало раскаяние. — Отпустите его. Эти слова повисли в воздухе. На несколько секунд всё замерло. Прокурор, прищурившись, посмотрела на мать и дочь, а потом сложила бумаги перед собой. — Можете уходить, — сказала она резко, не смотря больше ни на кого. Зейнеп облегчённо выдохнула. Её рука сама потянулась к сердцу, и она опустила голову, прикрыв глаза. Но напряжение, которое держало её всё это время, вдруг отступило, и она не сдержалась — тихие, но искренние слёзы начали стекать по её щекам. Она отвернулась, чтобы никто этого не увидел. Джунейд медленно встал. Он смотрел на неё, как будто ничего вокруг больше не существовало. Её дрожь, её слёзы — всё это разрывало его изнутри. — Зейнеп, пожалуйста, тихо… не плачь, — тихо сказал он, подойдя ближе. Его голос звучал мягко, почти шёпотом. Он осторожно коснулся её плеча, стараясь утешить. Его прикосновение заставило её вздрогнуть, но она не отстранилась. Он слегка наклонился, чтобы быть на одном уровне с ней. Мерьем и Мира внимательно наблюдали за этой сценой. Мерьем едва заметно нахмурилась, её взгляд задержался на руке Джунейда, лежащей на плече её дочери. Но сказать что-то она не решилась. Мира, напротив, смотрела с лёгким восхищением. — Я всё же не дошла до вашего дома, — вдруг заметила Мира, бросив кокетливый взгляд на Джунейда. Её голос прозвучал небрежно, но намёк был очевиден. Джунейд мельком взглянул на неё, но не ответил. Всё его внимание было сосредоточено на Зейнеп.