Все, что произошло в Илине останется там

Весь мир словно замер, пока мгновение тянулось за мгновением в ожидании, когда вновь то, что было присуще личности Второго Нефрита, вернётся к нему. Сдержанность, скромность и краткость. Мысли вновь собрались из осколков в здравый разум, возвращая ему всё человечное. Нет, всё произошедшее сделала не тёмная Ци, не то зло. Оно не управляло телом, вынуждая направить лезвие в чужое тело. Ванцзи сделал это сам. Голод казался настолько болезненным, страшным и невыносимым, что руки сделали выбор за него. Он помнил холод рукояти ритуального ножа в ладони, помнил то сопротивление мягких тканей, что чужая грудная клетка оказывала лезвию. Помнил, но игнорировал, чувствуя, что человечности больше в нём нет. Нет ничего, кроме голода. Когда же пустота ушла, собственные руки ощущались грязными от крови. Так мерзко. Но голод больше не мучил его. Тёмная Ци закончила жатву. Лань Ванцзи отвернулся ещё сильнее в сторону Вэй Ина, отказываясь смотреть на брата. Он не хотел его видеть. Только не сейчас. Сичэнь же смотрел на Вэй Усяня, ожидая его разрешения на разговор с братом. Всё это казалось странным. Старший Нефрит не обязан был спрашивать его о чём-то подобном или же ждать хоть какой-то благосклонности — ведь Усянь не был мужем его младшего брата или чем-то подобным. Вполне возможно, Вэй Ин вовсе не хотел этой семьи. Разве его не раздражал Ванцзи? Да и сейчас… Вэй Усянь на глазах старшего брата оттащил Лань Ванцзи за волосы, заставляя унизительно задрать голову, когда его тянули за хвост, намотанный на кулак. Сичэнь не хотел никого осуждать. Он, конечно же, никогда не поддержал бы эту страшную связь, но разве уже не поздно? Его брат не вещь, чтобы поучать его о семейных узах. — Ванцзи? — Первый Нефрит осторожно подал голос. Лань Ванцзи наверняка ответит ему. Даже если не хочет, даже если злится, даже если... Он ответит. — О чём старший брат хочет поговорить? — омега аккуратно поднялся, присаживаясь рядом с Сичэнем. Вэй Ин скрестил руки на груди, не собираясь никуда уходить. Его в меньшей степени волновала безопасность. Прежде всего казалось неправильным, что оба Ланя, чуждые этим местам, могут выставить хозяина дома с его собственного места. Нет. Это его обитель, и они будут говорить при нём... Или же он на самом деле волнуется за свою новообретённую семью? Как бы тьма ни чернила душу, любовь к семье была намного глубже. Те светлые чувства, что он хотел проявлять к своему будущему ребёнку, не изгнало и не извратило зло. Он любил этого ребёнка. Он любил Лань Ванцзи. Лань Сичэнь бросил взгляд на Вэй Ина. Его присутствие добавляло неловкости, как тень, нависшую над разговором, который и так был полон замешательства. Сичэнь медленно выдохнул, собираясь с мыслями. Его глаза блуждали то по стенам, то по тёмному заклинателю, то по полу, но никак не могли остановиться на брате. Взгляд Ланя будет смущать. Он не сможет смотреть ему в глаза. — Как ты себя чувствуешь? — Сичэнь решился пересилить себя и поднял взгляд, мягко улыбаясь своему близкому. — Если ты об этом... — Ванцзи попытался рукой убрать остатки крови с лица и шеи, стирая безумный вид. — Всё нормально. — Нет... нет. Я хотел спросить о другом, — они были рядом всю жизнь, но сейчас словно стали чужими, не находя правильных слов. Он так и не смог задать свой вопрос, переводя тему: — Как это произошло? Лань Ванцзи резко поднял глаза на Сичэня, чувствуя, как его сердце пропустило удар. Он замер, и его лицо слегка напряглось. На секунду он бросил взгляд в сторону Вэй Ина, прежде чем снова повернуться к брату, словно проверяя, не скажет ли тот чего лишнего. — Ты... — начал Ванцзи, его голос был тихим, но с явной ноткой растерянности. Над ним издевались? — Я не спрашиваю… об этом. Я понимаю, откуда берутся дети. Не нужно объяснять, — неловкий смешок вырвался из его уст, и Лань Ванцзи слегка отвернулся. Его обычно непроницаемое выражение лица сейчас было мягким, почти смущённым. Даже Вэй Ин, сидевший неподалёку, не смог сдержать усмешки, видя, как оба брата запутались в своих мыслях. — Я просто хотел понять… — продолжил Сичэнь, успокоившись и осторожно подбирая слова, чтобы избежать новой двусмысленности. — Ты уже был… беременным, когда был в Облачных Глубинах? Или это случилось после того, как ты ушёл сюда? Ванцзи выдохнул и коротко кивнул, наконец вернув себе самообладание. — Уже тогда. Этот короткий ответ повис в воздухе, и Сичэнь почувствовал, как напряжение усилилось. Он украдкой бросил взгляд на Вэй Ина, который продолжал внимательно следить за каждым словом. Сичэнь понимал, что любые осуждающие вопросы или высказывания могли привести к вспышке гнева. Он не был здесь на правах гостя или друга, скорее уж те вовсе не желали его присутствия. Но он был старшим братом и слишком долго искал часть своей семьи. Своей ли? — Прости, если я был бестактен, — мягко добавил он, его голос снова звучал осторожно. Ванцзи вновь посмотрел на Вэй Усяня, который, хоть и молчал, был слишком близко для подобных вопросов. Он ответил спокойно, но с явной границей, которую никто не должен был пересекать: — Не будем об этом. Лань Ванцзи так долго прокручивал в голове момент, когда он будет вынужден во всём признаться, что с каждым разом эта фантазия обращалась всё в более и более страшный кошмар. Орден запер бы его с ребёнком, перед этим казнив Вэй Ина. Орден казнил бы всю их семью. Орден ни в коем случае не должен узнать. А сейчас казалось, что ему дали разрешение сказать все слова мира. Он не будет оправдываться. В любом исходе Вэй Ин будет на его стороне или же… Лань Ванцзи будет на стороне Вэй Ина. Младший нефрит поднял глаза в каком-то истинном ужасе, пугая своего брата. Сичэнь же, в свою очередь, словно почувствовал жжение под ключицей. Неужели тот снова сочтёт его прекрасной добычей? Старший брат рефлекторно отклонился назад, увеличивая расстояние, вызывая растерянность у двоих хозяев владений. — Что ты будешь теперь делать? — поведение брата показалось Ванцзи в какой-то степени оскорбительным. Тот его за какую-то собаку счёл? Однако Сичэнь действительно выглядел так, будто на его вопрос был неправильный ответ. Вэй Ин стал подходить чуть ближе, заметив взволнованность своей омеги. Это напряжение могло перерасти в любой порыв. Он аккуратно присел рядом, обхватывая запястья Ванцзи. Нефрит мог ими свободно двигать, но при резких движениях легко тормозился. Лань Сичэнь только сейчас заметил то, что, казалось, было на его глазах всё это время. Руки тёмного заклинателя были неровные от множества белых рубцов, придавая им отчасти мерзкий вид. Он изуродовал свои руки шрамами. Это были далеко не те отметины, что красили воинов. Нет, это выглядело ужасно и в какой-то степени отвратительно. Изувеченные руки обнимали его родного брата. — Глава клана Лань, ваш брат говорит с вами, — Вэй Ин выдернул Сичэня из мыслей. — Прости, Ванцзи. Могу я быть столь наглым и остаться со своим братом хотя бы до завтрашнего утра? — вопрос был обращён к Лань Чжаню, но все прекрасно понимали, что последнее слово будет за Вэй Усянем. На отравленной территории работают его правила. На отравленной территории… Яд. Сичэнь перевёл обеспокоенный взгляд на живот Ванцзи, задумываясь о том, что ребёнок буквально поглощён тёмной Ци. Яд отравляет ребёнка? Кем родится это… существо? — Глава клана правда хочет остаться на ночь в этом месте? Прошу вас заметить, Лань Чжань точно так же однажды остался всего на одну ночь, — Вэй Ин странно рассмеялся своей, по его мнению, самой удачной шутке. Оба брата обернулись на него с осуждающим взглядом, неприятным до глубины души. Вэй Усянь мог понять, почему Сичэню это могло не понравиться, но от своей омеги он точно не ожидал обиды. Разве тот ещё мог его хоть как-то задеть? Душа Ванцзи искалечена, измучена и разорвана на части. Она потеряла все грани своей гордости. — И в чём я не прав? — смех приобрёл жуткие, искажённые ноты. Лань Сичэнь забыл о том, что имеет дело с теряющими рассудок заклинателями. Как бы ни было больно, он не мог забрать своего брата отсюда. Нет, конечно, мог, но насколько это имело бы смысл? Было больно. — В любом случае это остаётся на воле Лань Чжаня, — Вэй Ин будто отмахнулся от вопроса Сичэня, делая вид, что решает не он. Конечно же, он всё решил. Он не желал видеть на своих территориях главу клана Лань, но его омега явно оживился от вида своей семьи. Последние дни тот был сравним с умирающим цветком, который сох и осыпался от малейшего дуновения. Если компания старшего брата могла помочь его увядающей пассии, то он не видел смысла разделять их так скоро. — Ночь вы проведёте в поселении Вэней. В моём доме и так уже слишком много людей. — Я не буду против провести вечер с братом, — Ванцзи сдерживал свою взволнованность. Вэй Ин был нестабилен и мог в любой момент передумать. За непокорное поведение его самого грозились выставить с Мёртвых вершин. Конечно, Вэй Ин наверняка не позволил бы ему никуда уйти, но в порыве странного помутнения рассудка тот не раз пугал его. Лань Ванцзи ощущал напряжение в комнате, пока Вэй Ин тихо поглаживал его запястья, удерживая от порывистых действий. Взгляд Сичэня был пронизан тревогой, смешанной с внутренней борьбой. Каждый вопрос пропитан осторожностью, ведь он знал, что любая ошибка могла нарушить этот хрупкий баланс. Ванцзи отвёл взгляд, терзаемый собственными мыслями. Вэй Ин был его проклятием. — Если ты останешься, — вдруг заговорил Ванцзи, его голос звучал приглушённо, словно он не хотел произносить эти слова, — Я не хочу слышать отношение старшего брата ко всему этому. Вэй Ин, молча наблюдавший за нарастающим напряжением между братьями, внезапно решил нарушить тишину. В его глазах сверкнул огонёк зла, тлеющего внутри, питавшегося тёмной Ци, окружающей эти земли. У них было ещё немного времени, прежде чем Лань Ванцзи вновь не почувствует голод. Свежего мяса. Обычной крови уже было недостаточно, и его омега нуждался в охоте. Сичэнь поднял глаза, встретив настороженный взгляд заклинателя, но не сказал ни слова. Молчание, как всегда, было его лучшим союзником. Вэй Ин мягко поцеловал тыльную сторону руки Лань Ванцзи, а затем встал. Его взгляд метнулся к Сичэню, и в обманчиво дружелюбной улыбке мелькнула нотка злобы. — Будь осторожен, — прошептал он, понижая голос до пугающе мягкого тона. — В следующий раз, когда Ванцзи захочет есть, меня может не оказаться рядом. С этими словами Вэй Ин бросил последний взгляд на Лань Ванцзи, который молчал, погружённый в свои мысли, и, криво усмехнувшись, покинул обитель. Его фигура растворилась в темноте отравленных гор. Сичэнь проводил его взглядом, ощущая, как тишина становится ещё более давящей. — Что с тобой будет? — тихо спросил Сичэнь, снова обращаясь к брату. Лань Ванцзи медленно повернулся к нему, и его взгляд был пустым, как у человека, который давно потерял надежду выбраться из кошмара, в котором оказался. — Тебе не стоило приходить. — Я беспокоился о тебе. — Беспокоился, — повторил Ванцзи холодно, словно взвешивая, насколько действительно брат был обеспокоен. Сичэнь замолчал, чувствуя, как чужие слова ранят его. — Почему ты не попросил о помощи? — наконец задал он мучивший его вопрос. — Почему сбежал? Лань Ванцзи взглянул на брата, и его лицо смягчилось на мгновение, но в глазах осталась тень. — Мы бы нашли выход, — продолжил Сичэнь, но его голос дрожал от неуверенности. — Какой выход? — голос Лань Ванцзи сорвался, почти превратившись в шёпот. — Скажи мне, брат. Что бы ты предложил? — Ты правда считаешь, что такая жизнь лучше? — голос Сичэня задрожал от боли, и он наклонился вперёд, стараясь встретить взгляд брата. — Ванцзи, ты связал свою жизнь с человеком, который теряет рассудок, чья магия убивает людей и питает твой… — он запнулся, — твой голод. Вэй Усянь опасен для тебя. Он опасен для самого себя. Лань Ванцзи выдохнул, будто с трудом удерживаясь от того, чтобы не поддаться разъедающей усталости. — Ты думаешь, я этого не понимаю? — голос его стал резким, с нотками гнева. Он обвёл рукой темные стены вокруг. — Ты думаешь, я не вижу всего этого? Сичэнь всегда считал Ванцзи человеком, который остаётся рассудительным даже в самых абсурдных ситуациях. Но сейчас перед ним был сломленный человек, запутавшийся в собственных страхах и страданиях. — Всё это стоит того? — тихо спросил старший брат, и в его голосе было отчаяние. — Ты хочешь поговорить о цене? — резко ответил Лань Ванцзи, и в его голосе прозвучал истинный гнев. — Эта жизнь — не спасение, это медленная смерть. Сичэнь чувствовал, что что-то в его брате изменилось. Лань Ванцзи выглядел знакомым, но его сдержанная, холодная ярость, скрытая под маской внешнего спокойствия, была как никогда пугающей. Он всегда был сдержанным, аккуратным в своих словах, но сейчас он видел, что брат находится на грани — не из-за эмоций, а из-за чего-то более тёмного, глубинного, что словно разъедало его изнутри. — Я понимаю, что старший брат хотел бы сказать. Я знаю, что Вэй Ин наверняка не нравится тебе, уж тем более дяди, но сейчас я не вижу смысла это обсуждать, — начал Ванцзи, его голос был тихим, но в нём чувствовалась угроза. Сичэнь замер. Он пытался подобрать слова, но осознал, что за этими обвинениями стоит не просто злость. Что-то неуловимо изменилось в разуме его брата, и это пугало его больше, чем сама ситуация. Ванцзи говорил тихо, его слова текли как яд — холодный, расчетливый, но при этом острый, словно лезвие кинжала. — Вэй Ин мог бы выгнать меня или… Ему ничего не стоило просто оставить меня одного. И был бы прав, — что-то внутри Лань Ванцзи сломалось. Он никогда не славился многословностью, но сейчас любые скрепы, что тормозили его, сорвало, давая вырваться всему страху наружу. Он не мог сказать что-то подобное самому Вэй Ину, отчего-то боясь, что тот мог в очередном безумном припадке просто выставить его с могильных курганов. Страх владел душой сильней, чем тёмная Ци. Он заставлял ценить каждый момент, когда засыпая его держат в объятиях, ведь следующей такой ночи могло не наступить. — Это не его вина. Беременность не была проблемой, потому как в скором времени всё просто закончилось бы. Я был эгоистичен. Всё это — моя воля. Сичэнь смотрел на брата, и в его сердце постепенно росло чувство тревоги. Его разум никак не мог примириться с тем, что Ванцзи говорит. Разве его брат стал бы принимать такое? Разве мог бы мириться с грубостью и унижением? Но слова Лань Ванцзи звучали почти примирительно, он уже смирился с происходящим, всё это стало частью его реальности. Двое больных на голову человека болезненно срослись друг с другом душами. — Вэй Ин груб? Да, иногда. Пренебрежителен? Конечно. Но ты не понимаешь, — Ванцзи наклонился ближе, его глаза блестели странным, неестественным светом. — Он мог бы выставить меня из своей жизни, и был бы прав. Он не обязан был ничего делать для меня. Без него эта беременность оборвалась бы, и никакой проблемы бы не было. Его голос стал ещё тише, почти шёпотом, и в этот момент Сичэнь понял, насколько глубоко погрузился его брат в эту тьму. Если раньше ему казалось, что Вэй Усянь — безоговорочное зло во всём произошедшем с его братом, то сейчас отчётливо стало ясно, что эти двое разделили всё сумасшествие на двоих. Эти люди были потеряны, их было поздно спасать. Они были счастливы и обречены. — Я не слепой. Как бы тебе ни казалось, что всё именно так. Он защищает меня, даже если временами играет со мной свои мерзкие, безумные игры. И я терплю их, потому что знаю — я сам выбрал это. Он делает то, что я хотел, а значит, я должен это принимать, — порыв неконтролируемых слов иссяк, оставляя между двумя братьями пропасть. Сичэнь не знал, что сказать. Перед ним стоял его брат, но теперь в его словах, в его холодной, рассудочной манере, было что-то чуждое. Разум Лань Ванцзи тоже искажался, как и всё вокруг. Он больше не был прежним — ни тем, кто подчиняется воле клана, ни тем, кто бережёт себя. Вэй Ин груб, резок, словно наслаждается тем, как легко может манипулировать Ванцзи, причинять ему боль. Лань Ванцзи в его руках — связанный невидимыми оковами не только физической зависимости от места и обстоятельств, но и моральной. Но Вэй Ин не выставляет его. Не потому, что не хочет, а потому, что не может. Эта зависимость сильнее их обоих. Обречённость их связи не лишает её глубины, напротив — она делает её пугающе сильной. Обезоруживающей, проклинающей. Ядом. Эта привязанность оказалась ещё более сильным ядом, чем тёмная Ци. Осознание того, что Вэй Ин позволил его выбору осуществиться, делает боль терпимой, а унижения — приемлемыми. В какой-то извращённой реальности они оба знают, что эта связь — то, что им нужно. Они оба страдают, оба причиняют друг другу боль, но при этом находят в этой боли что-то похожее на счастье. Больные души. Они вместе и обречены — навеки запертые друг в друге. Сейчас вся ситуация казалась настолько страшной, что в голове старшего нефрита и правда промелькнула мысль, что лезть к больным людям было ошибкой. Знать, что твой брат погиб от рук общего злодея, казалось не так болезненно, чем то, что являлось кошмаром наяву. Сичэнь не мог избавиться от гнетущего ощущения тревоги. В его голове крутились бесконечные вопросы. Как они оба — Вэй Ин, который всё глубже погружался в безумие, и Лань Ванцзи, который, казалось, смирился с этой тьмой, могли воспитать ребёнка? Как в таких условиях можно было передать новому существу хоть что-то светлое, разумное? Сичэня страшило то, что он видел. Их связь была как заколдованная цепь — крепкая, но насквозь прогнившая, пропитанная ненавистью, зависимостью и тёмной силой. Лань Ванцзи уже не был тем человеком, которого он знал. Ему было больно видеть, как его младший брат теряет свою ясность, превращаясь в тень самого себя. Ванцзи был мрачен, но сдержан, его прежняя холодная отстранённость сменилась тишиной, наполненной скрытой яростью и подавленной болью. Он был готов терпеть грубость Вэй Ина, его пренебрежение, потому что считал, что сам заслуживает этого — за свой эгоизм, за желание сохранить ребёнка, за всё, что случилось. Но именно это и пугало Сичэня больше всего. Если Ванцзи смог так изменить себя ради этой ужасной связи, что ждёт их ребёнка? Разве он не станет жертвой того же безумия, той же тьмы, которая уже пожирала его родителей? Ребёнок вырастет в мире, где любовь будет переплетена с болью, где нет места ни здравому смыслу, ни стабильности. Сичэнь сомневался, что в таких условиях можно было вырастить разумное существо, не искажённое этой тьмой. И всё же, что мог он сделать? Разрушить этот мир было невозможно, даже если бы он попытался. Это создание — их ребёнок — уже проклято с самого рождения. Быть может, он сможет забрать ребёнка у родителей, чтобы вырастить его в ордене вдали от этого зла? Сичэнь не сразу нашёл, как ответить на тираду брата. Его ум, обычно полный мудрости и слов утешения, сейчас оставил его. Лань Ванцзи выглядел напряжённым, его тихая злость была явной, и Сичэнь, чувствуя это, понимал, что любое его слово могло лишь ухудшить ситуацию. Сичэнь протянул руку к голове брата, притягивая его ближе в объятья. У них так не было принято. Всё это казалось неловким и странным, но это было лучше слов. Лицо Лань Ванцзи смягчилось. Тишина не была давящей, как казалось раньше. Сичэнь нежно поглаживал волосы брата дрожащими руками, пытаясь собрать своё разбитое сердце вновь. Он словно рыба открывал и закрывал рот, пытаясь хоть что-то ответить, но не смог вымолвить и единого слова. Пока... пока не заговорил про орден. — Дядя водил молодых адептов ордена на ночную охоту. За целую ночь те так и не наткнулись ни на единого мертвеца, — его голос звучал так тихо, что Ванцзи сильно старался прислушаться. — Он заставил молодые умы написать огромный отчёт о том, почему они ничего не нашли. Даже в такой ситуации дядя не изменяет себе. Младший нефрит слегка улыбнулся, чувствуя тепло от воспоминаний. — Полагаю, он сходит с ума от того, что я так надолго исчез. — Конечно. Хрупкое равновесие вновь начало обретать силу. Разговор о доме медленно перетекал с темы на тему, заставляя разорванные узы семьи сплетаться вновь. Слова тянулись потоком речи, помогая забыть счёт времени. Закат. Ночь. Вэй Ин всё ещё не вернулся. — Тебе уже тяжело? — Сичэнь, уже давно отстранившись от брата, рассматривал его тело, пытаясь аккуратно оценить состояние омеги. — Ребёнок тяжёлый, — голос звучал так спокойно, будто ещё днем тот не срывался на крик, повреждая связки. — Но я ожидал, что будет хуже. Лань Ванцзи украдкой бросал взгляды в сторону входа, беспокойство росло на его лице, и его тело начинало сдаваться под тяжестью голода. — Голод... — его голос был почти шёпотом, но для Сичэня он прозвучал как гром среди ясного неба. — Тебе лучше уйти. Вэй Ин наверняка уже предупредил Вэней о твоём приходе, поэтому ты можешь пойти к ним. Сичэнь ощутил холод по коже от этих слов, понимая, что голод брата был не чем-то обычным, а страшной, почти непреодолимой тягой к плоти и крови. Но его внимание вдруг привлекла другая мысль, и он, немного поколебавшись, задал вопрос: — Когда Вэй Ин вскрывает себе руку, чтобы кормить тебя... Это должно быть невыносимо? Ванцзи посмотрел на него с раздражением, явно не желая обсуждать это. Его губы сжались в тонкую линию, но Сичэнь продолжил, несмотря на неловкость и собственные сомнения. — Я не могу сказать, что мне это всё нравится. — старший брат ступил в эту пропасть сам. — Твой каннибализм — это кошмар, который пугает меня. Но если это поможет тебе, я готов предложить тебе свою кровь добровольно. — Ты с ума сошёл. — Может быть, но это единственное, что я могу для тебя сделать.