Разведение инкубов для начинающих

Юань перевернулся в слоях теплой пушистой мягкости, которая напоминала солнечный день. Девочка, которую вырастила Сюя, получилась такой липучей, словно молочная конфета, и любимой, с горечью признавал он. Его собственная девочка напоминала ядовитого ксеноморфа. «Все в порядке, мам, — тут же потерлась носом Сю-эр, ощущая его сожаление. — Мне уже ничего не нужно». Всегда такая независимая… Прежде Юань считал это следствием второго рождения. А теперь думал, сколько в этом именно его вины. — Прости, а-Я, что тебе достался такой плохой родитель, — повинился он. Больно было признавать, что он действительно провалился на такой важной роли. В его защиту стоило признать, что он был… Он себя потерял тогда. Родившись в новом мире, ассимилировавшись в семье, Юань стал очень завязан на своих родных. На бабушку, на да-гэ, на мать… на свои семейные обязанности, которые сам на себя взвалил. Они помогали ему выживать каждый следующий день. Когда семьи не стало, от него остались только кровоточащие ошметки, которые он залил единственным бальзамом, что смог придумать — привязался к тому, кто проявил каплю неравнодушия, и вылил на него весь океан оставшейся бесхозной любви. Поначалу он ведь даже не любил Шень Цзю и дела ему не было до девушек в Павильоне. Он любил причастность и подобие контроля над своей жизнью. Это было искреннее чувство, но не любовь. Обдумывая случившееся, Юань больше даже не знал, а любил ли он вообще когда-нибудь самого Шень Цзю. — Но… — смешалась а-Я. Не поймите неправильно, Юань был счастлив с ним. И на горе он оставался не столько из-за того, что его тут заложником держали, сколько потому что выстроил действительно комфортную для себя жизнь… Но а-Цзю до сих пор оставался его опиумом, которым он глушил боль. Сладким и приятным бегством от жизни, на которое он регулярно полагался. «Мне жаль, что я не мог дать тебе любовь, в которой ты нуждалась, Сю-эр, — коснулся дочери инкуб. — Это меня не извиняет, но я любил тебя как только был способен». Даже если все, что он сделал для нее, — это родил не к месту и подкинул на образование шифу. Он отдал столько, сколько смог. Правда. Поэтому у него даже сожалеть особо не выходило. Он честно старался. «А с этим Цинцю ты жалеешь, что был не прав и сделал больно», — насупилась Байлянь, впиваясь своими крошечными коготками в соответствующие части его сущности. Она была такая кукольная, что даже не могла сделать больно, тыкая там, где больно. «Потому что я ранил его…» — начал инкуб и замолчал. Он пытался привести аргумент, что это была необязательная боль, но будто у Сюя боль была «обязательная». Он везде не постарался как следует и не сделал лучшее! Но ведь Юань именно что постарался сделать лучшее и тоже провалился. Он ведь целый год старался быть хорошим партнером, даже если Шень Цинцю назначили его надзирателем: не лез, куда прямо запретили, не возмущался, не ныл, хотя иногда было невыносимо в клетке просто потому, что это клетка… Настоящая правда была в том, что Юань тоже не знал, как делать правильно. Они все смотрели на него снизу вверх, ждали от Мадам решений и ответов, но он тоже не знал. Все хотели от него кусок. А ему тоже было больно, он пострадал, запутался и потерялся, и хотел домой. В гнездо. Потому что больше некуда идти было. На кого он мог положиться? На младших, что ли, где один другого меньше?! Байлянь из вредности пихнула его, заставляя свернуться вокруг нее перламутром. Сюя подхватила их точно раковина жемчужницы, и втроем они совсем растворились в волнах семейной песни. «Ты можешь положиться на нас», — звучала рефреном настойчивость Сюя. Юань честно сопротивлялся, но повторение пробилось в его толстый череп и позволило допустить мысль, что он может расслабиться и поделиться наболевшим. Хотя бы немного. Он, возможно, рассказал своим младшим о том, как жилось на горе… впервые озвучивая, как его задрал инфантилизм окружающих, выросших в строгости секты, где за тебя все старшие товарищи подумают. А полная неспособность горных владык вести себя как взрослые сознательные люди? Чистый пиздец! И это не упоминая, как всякий пятый человек считал возможным морду на демона скривить! Они прервали шушуканье, тревожно реагируя на звук — в дверь постучали. — Доброе утро! Могу я зайти? — послышался голос а-Цзю. Юань молниеносно приветливо чирикнул, выстреливая из постели… Правда, неловко прокашлялся, сначала виновато накинул три минимальных слоя, и только потом пошел пригласить диди в дом уже без лишнего энтузиазма. Сестры с громкими стонами тоже заворочались в сторону шкафа. Убранный по-простому а-Цин с коробочкой завтрака выглядел просто прелестно на пороге, и Юань, не спеша пропускать его в дом, облокотился на косяк двери, чтобы рассмотреть поближе. Хотел бы и поцеловать, но споткнулся мыслью и смутился. Потом умно придумал спросить: — Я могу тебя сейчас поцеловать? Мужчина явно втянул воздух не то от неожиданности, не то от возмущения, но подумал и смущенно кивнул. Юань с чистой совестью нырнул в близость с любовником и втянул в дом, подальше от чужих глаз. Поцелуй вышел чуть разгоряченный, будто после долгой разлуки. Они даже зачем-то хихикали. — Ты не возражаешь?.. — голос инкуба от волнения прервался. — Не возражаешь, если мы чуть позже сегодня поговорим? Или можем как-нибудь потом? Все-таки первые дни праздников… Сердце стучало в висках и под подбородком. Юань ощущал себя мальчишкой, приглашающим на свидание. Даже если свидание это — тяжелая и неприятная беседа, которая скорее всего закончит их отношения раз и навсегда. Или нет, но это не точно. А-Цин будто даже от облегчения сдулся. — Конечно! Все что угодно, а-Юань! — Точно ничего что в праздники? — а то они только и делали, что традиции нарушали. (И, совсем немного, он был бы рад отложить их беседу, чтобы как можно дольше об этом не вспоминать). — Я никогда эти обычаи не учил и не собираюсь начинать сейчас, — помахал а-Цин с флером высокомерия. — Сегодня день почтения предков, — улыбнулся Юань, принимая поражение. — Нам следует посетить храм, а потом можем сидеть дома, обниматься и отдыхать. — Звучит последовательно, — улыбнулся заклинатель. В полумесяцах его глаз плавало: «Поцелуй меня еще». — И не забыть про почтение Мадам, — остановила их Сю-эр, подразумевая служение не самого платонического образца. Парочка любовников подпрыгнула и выпрямилась. Мэймэй уже накинули простые платья и накидки от холода и были готовы к выходу. — Это вечером. В храм? И можем прогуляться по пику еще раз, — улыбнулся им Юань. — И, обязательно, зайдем в библиотеку! А то они уже тут несколько дней, а до сих пор там ни были! Катастрофа! А-Цин только посмеялся, не размыкая губ. Юань тоже — с ним, но протрезвел: он снова это делал, сбегая от реальности и неприятностей в семье в объятия своего опиума. Порешив на этом, они бросили сверток с завтраком дома, разве что украв по булочке с заварным кремом, и повели свой девичий отряд на экскурсию. Сю-эр любопытно косилась на обитателей пика, спешащих по своим делам. Второй день на Цинцзин был спокоен. Хоть и не устраивали фейерверков, уроков тоже не вели. Честно говоря, к суккубам на пике так привыкли, что даже не особенно оборачивались. А если и был интерес, то только к семье лорда в полном составе. Все же впервые Шень Цинцю показался не как сыч одинокий. Юань по дороге пересказывал все, что знал про традиции новогодних праздников, и позволил себе бесхитростно радоваться присутствию всей семьи. А-Цин относительно смягчился в своем публичном амплуа и даже не слишком прикидывался неприступной крепостью. А-Я же за пару дней без инцидентов акклиматизировалась в среде культиваторов и тоже чуть снизила агрессивную бдительность. Хорошим тихим утром все были тихие и миролюбиво не спешили. Только Бай-эр общему настроению покоряться отказалась и счастливо прыгала по снегу, выискивая нетронутые участки, чтобы оставить следы. Храм Цинцзин не произвел на Сюя ожидаемого впечатления, если честно. Демоница мельком поглядела на статуи вознесшихся, на то, как Шень Цинцю ставит палочки своему Учителю, и прохладно уточнила, собирается ли и гэгэ свалить на тот свет? Если да, то пусть делает это побыстрее и не мотает Юаню сердце. Вот и закончилось перемирие… Однако, а-Цин промолчал и лишь задумчиво окинул взглядом ряды предыдущих лордов, чьи самые старые «надгробные» статуи уже даже потеряли черты лиц. Архивы сохранили их имена, но что с того? — Полагаю, я не вижу в своем вознесении смысла, молодая госпожа Хэ, — тихо признал он. — Все, что мне нужно, уже здесь. Заклинатель положил узкую ладонь между лопаток Юаня и рассеянно пригласил всех проследовать в библиотеку. Инкуб промолчал, но в глубине его сердце эмоционально подскочило. Он проглотил свое облегчение словно пузырек. Сю-эр тоже слова брата удовлетворили, потому что она милостиво кивнула: — Не слышала об этом ничего хорошего. Библиотека привела в восторг Байлянь еще с крыльца. Она ворвалась внутрь, буквально вибрируя, и немедленно метнулась к стойке регистрации, где шепотом потребовала читательский билет. Ну хоть правила поведения в доме знаний Юань сумел ей передать, подумать только. Мастера же библиотеки, самоотверженно зачем-то работавшие в своем храме сегодня, явно не ожидали гостей. При виде толпы демонов они скукожились как улитки от соли. Увы, им пришлось делать простенькие жетончики для посетителей под взглядом самой большой змеи на этой горе. — Это теперь будет ее любимая игрушка ближайшие недели, — по секрету сообщила Сюя с усмешкой, наблюдая, как ее дочь занимается харассментом мастеров на тему, какие книги тут есть, и какие самые толстые энциклопедии про животных ей тут можно почитать. Юань вмешался, чтобы посоветовать один хороший сборник с иллюстрациями. — Этот лорд рад угодить уважаемым гостям, — судя по голосу, а-Цзю за его спиной польщенно моргал, лениво обмахиваясь веером. Дочь только возмущенно сопнула и отвернулась, хлестнув высоким хвостом. — Проваливайте на свою важную беседу. Мы тут застрянем надолго, — и удалилась вслед за Бай-эр и мастером зала знаний. «Прямо сейчас?!» — застыл в ужасе Юань, неловко выронив свое сердце на каменный пол, но расслабился. Однажды придется, так почему бы не завершить все сейчас. А-Цин на его взгляд вопросительно наклонил голову сам. Была не была! — Я могу занять минуту твоего внимания на личный разговор? — спросил Юань с замиранием. Идея поговорить с партнером о себе начистоту приводила его в первобытный ужас. Пусть они общались весьма цивильно, и Шень Цинцю не отправил его поджопником до сих пор с самой длинной лестницы, между ними сохранялся элемент неопределенности и чужеродности. И Юаню было реально страшно, что он эту шаткую конструкцию доломает. — Я… Да, у меня тоже есть, что сказать, — согласился а-Цзю, опуская уверенный взгляд. Они предупредили о своем уходе Сюя и выскользнули в ближайший парковый массив, что был разбросан по пику клочками. Вся гора утопала в бамбуке. Стоило сойти с улочки, как немедленно возникали тишина и покой. Они выбрали тот клочок зелени, где не было практикующих или играющих учеников, и отгородились барьером. Юань приготовился слушать, но а-Цин сделал тоже самое. Инкуб нервно рассмеялся и коснулся щеки любовника. Улыбка тотчас застыла на лице, и Юань одернул руку: — Извини. Ты говорил?.. — А… Давай ты первый, — неловко жестикулировал а-Цин. — Нет, давай ты, — покачал головой инкуб уверенно. — У меня терпит. Шень Цинцю, выглядя сомневающимся, кивнул и набрал воздуха. Сдулся. — Я бы хотел закончить мое лечение, — выпалил он, точно отрывая пластырь. — С тобой. Он выпрямился, расправляя нарочно плечи. Юань печально улыбнулся ушедшей эпохе и еще одной разорванной ниточке между ними. А-Цин это воспринял, как расстройство, потому что тут же бросился аргументированно объяснять, какое это взвешенное решение, и он уверен, что способен справиться дальше сам. Это не как в прошлые разы. Юань прыснул. Нашел, что вспомнить! Цзю пытался слиться с их терапии так давно, что, казалось, в прошлой жизни. А после всего, что они устроили, их терапия превратилась практически в издевку над настоящим лечением. Пластырь, которым они оба прикрывали свою трусость. Он хотел бы снова нежно коснуться щеки мужчины, впечатать губы в его скулу, но счел это излишне интимным и покровительственным. Вместо этого он протянул руку для рукопожатия. Данный жест был в мире немного другим: здесь хватались за предплечья почти до локтя. А-Цин с сомнением его принял. Юань хлопнул Шень Цинцю второй рукой, усиливая хватку. Он ощутил небывалый подъем и счастливо улыбнулся диди. — Я так счастлив за тебя, а-Цзю, — признал он искренне, заглядывая в глаза. — Ты так вырос, стал таким сильным и мудрым. Ты совершил такой большой подвиг! Я очень тобой горжусь! А к черту! Юань отбросил последние остатки формальности и обнял мужчину. Тот вжался в его объятия знакомо и плотно, как будто вернулся домой. Юань сжал его шею и получил ответное сжатие вокруг туловища. Он с облегчением вздохнул — наконец-то хоть немножко стало правильнее. Они расцепились. — Что ты хотел сказать? — неожиданно настороженно спросил а-Цин. Юань опустил взгляд и замялся. После своих мыслей о зависимости его желание казалось неуместным — желанием продлить привычную рутину. Но… если не а-Цзю, то, черт возьми, кто? Юань знал, что не пропащий, а в некоторых местах его с руками оторвут. Но из всех людей только а-Цин стал ему ближе и слаще всех прочих. Он был объективно и фактически лучше всех. Точка. — Я только хотел сказать, что хотел бы любить тебя, — как-то даже скромно признался инкуб. Негромко и без фанфар. И, наверно, поспешил с этим. Всего три дня прошло, как Юань в лужу крякнулся. Еще и сказал криво. Брови Шень Цинцю взмыли в непонимании. — Что ты имеешь в виду? Юань перевел дрожащее дыхание, ощущая как все внутри трепещет от ужаса, и тихо пригласил его за собой. Ему больше нравилось говорить на ходу, и смена местности была более уютна, поскольку они находились в более-менее публичном, хоть и уединенном месте. Убедившись, что а-Цзю последовал, но не глядя на него, Юань заговорил о том, как его чувства вообще появились. О пустоте в своей груди, которую он забил обожанием и заботой так сильно, что начал терять себя. Что это не было любовью к Шень Цзю лично. С тем же успехом Юань был готов любить Ло Бинхэ, когда тот появится. А не будь «ответственности за сюжет», вписался бы во что-нибудь еще. Обожал бы также искренне и со всей отдачей. Это была, без сомнения, самая жестокая и грубая правда. Но Юань сделал свою работу над ошибками о том, что а-Цзю надо держать только в теплом, темном и мягком. Кажется. Диди утверждал, что вырос. Что ему не нужны больше шоры, он готов вести равный диалог… Что ж. Правда была в том, что Юань был беспринципным человеком, который просто хотел, чтобы не болело. И не стеснялся использовать тех, кто под руку подвернется. — Вот в чем загвоздка, а-Цзю, — негромко сказал он в итоге, дрожа всем телом от внутреннего нервного напряжения, от страха. — Отношения, которые я с тобой построил были не равны и в большей степени отвечали на твои эмоциональные нужды, твои желания и планы, и… вот это все. Тогда как я лег ковром под твоими ногами, лишившись части себя. — Я знаю, — квакнул а-Цин, из последних сил стараясь не треснуть от слез. Юань спохватился и замотал головой, вытирая слезы любовника. Его руки тряслись, хотя он совсем не ощущал этого умом. Свободу и легкость в груди ощущал. Даже если все теперь рухнет — он правду сейчас честно выложил. — Нет, постой, милый, я не ругаю и не жалуюсь, — взмолился он. — Я хвалю! Это заставило а-Цина ошеломленно сморгнуть. — Хвалишь? — с непередаваемой ядовитой выразительностью переспросил он. — Да, — кивнул Юань, отказываясь менять свое мнение. — Ты показал себя феноменально порядочно. Позволь объяснить. Мужчина сопнул с цундерским акцентом, настаивая на объяснениях. — В начале нашей взаимной аферы с отношениями, — Цзю бросило в краску, он пригнулся, — ты совершенно не имел понятия, как здоровые отношения строятся. Тогда как я знал, но полностью этим пренебрег в угоду своим страхам и травмам. Вот и получилось, что ты, имея очень свежие моральные принципы, начал учиться весьма аморальным отношениям в одну сторону. Причем, в твою сторону. Это, надо признать, самые соблазнительные отношения, которые я могу представить, самые комфортные и щедрые. И это давал тебе я, тот, кого тебе в голову не пришло бы подозревать. Согласно всем созданным условиям, в твоей голове вообще не должна была зародиться мысль о моем комфорте. Это было столь же вероятно, как взлететь, прыгая с утеса. — Я заклинатель, я умею летать, — проворчал низко мужчина, пристыженный и возмущенный словами Юаня безмерно. Серьезно возмущенный сказанным. Инкуб легко и громко рассмеялся, любуясь своим грозно дующимся любовником… Можно ли их было считать уже бывшими? Хотя они даже не встречались официально. — Я баловал тебя, — указал он лукаво и ласково. — Очень опасно баловал, и с твоей стороны было бы более чем нормально ожидать от меня дальнейшего попустительства. Расслабиться и поддаться течению. Но ты, наевшись, озаботился честностью деления. Озаботился мной. Юань сморгнул прилившие слезы и сглотнул, разжимая горло. Ему было стыдно. — Ты показал мне порядочность, которую я не мог даже вообразить, и невероятное благородство, терпение и заботу, Шень Цинцю, — сказал инкуб прямо в черные радужки. — Такие, что я бы не постеснялся воспеть в какой-нибудь мифической балладе. И поскольку я чрезвычайно эгоистичное и бессовестное существо, я, разумеется, хочу оставить тебя себе. Именно тебя. Ты уже мой, технически, один из моих… Но я бы хотел тебя целиком. Всего без остатка. Я понимаю, что после того, что я сделал и сказал, веры в меня нет, но мне бы хотелось… остаться. Научиться любить тебя также, как ты любишь. Начать сначала и стать достойным твоего доверия и любви. Если ты дашь мне шанс. Лицо а-Цзю смягчилось, будто Юань немного нес чушь, и он привлек инкуба к себе ближе за протянутую руку. — Мне бы тоже хотелось тебя целиком, — сказал он хрипловато от эмоций. Но смотрел куда-то на перекрестия воротников Юаня. Прогладил один, самый крайний, пальцами, будто смотрел на красивый тортик за витриной, но денег не хватало. Сжал и выпустил руку, как если бы расставаясь. — Может быть, однажды, — мягко отказал а-Цин и наклонился к уху: — Это едва ли помешает нам иногда заниматься чем-то приятным до этого момента. Юань зажегся, как светофор, и тут закрыл красное лицо руками. Рукой. Второй зажал «зеленый сигнал» снизу. Какой стыд. О Гуаньинь. Они в публичном месте, Юаню тут еще жить! — Кто научил тебя так крышесносно флиртовать, а-Цзю! — шепотом обругал он смеющегося любовника. — Ах, был у меня один учитель… — циничным голосом бедной сиротки с улицы затянул Шень Цинцю. Юань храбро, как капитан судна, затонул в стыде и повис когтями на жестоком заклинателе, который зачем-то вырос большим и страшным волком. Таким сексуальным и злодейским в самом лучшем из смыслов. Как он мог быть просто опиумом, когда он так хорош сам по себе?! Юань лопнул от натуги, посылая любовнику телепатический сигнал с призывом к действию. И а-Цин наконец-то его поцеловал, повернув лицом к себе. Его касания, впрочем, были медленными и поверхностными, будто он трогал хрупкую фигурку из песка, которая могла осыпаться в любой момент. Юань растаял. Много ли ему было нужно. Расплакался безудержно, впрочем, чем удивил любовника. А-Цин его насилу успокоил, присев на поваленный бамбуковый ствол, чтобы было удобней заглядывать в глаза. Честно говоря, даже сам Юань до конца не понимал, почему плачет, но а-Цзю разрешал себя обнимать, и трудно было удержаться. Тем более, в конце концов, а-Цзю ему отказал. «До выяснения», конечно, но все равно отказал. Когда аппеляцию ему вообще разрешат подать? — Ву-ву-ву, последствия моих решений, пфе, — по-детски выкатил Юань губу и сложил брови домиком. Как смели они догонять его. Шмыгнул носом и свернулся потеплее на плече согласно хмыкнувшего шутке любовника. Вся эта драма на практике оказалась совсем не концом света. А-Цзю даже не рассердился. (То есть, конечно, рассердился, но не вынес это на Юаня и не выкинул все их гнездо к чертям собачьим с самого высокого обрыва). Инкуб привалился к родному плечу и глубоко вздохнул. Человек пах стрессом совсем немного. Собой пах. — Та-ак… Хочешь послушать про то, почему твой брат меня бесит, в подробностях? — неловко предложил он свою потаенную гадость, которую раньше не говорил. — Еще у меня есть про то, как я переживаю, что мне не хочется спать с м-м… потому что они моя семья, хоть и суккубы. И! Ик-ак… но я… Юань подавился рыданиями и чувствами, и только рука а-Цзю его прижавшая позволила ему не сдохнуть в ту же минуту по очередной нелепой причине. — Дыши, — велел тот, преувеличенно подавая пример, и Юань беспомощно послушался, снова начиная захлебываться слезами, только чуть более контролируемо. Рука а-Цина прогладила по всей спине. Мужчина его подсадил, чтобы Юань не стоял, к себе на широкую балку. Тот поджал пятки, чтобы удержать равновесие. Все также молча. Постепенно рыдания успокоились. — Я буду рад все услышать, а-Юань, — сказал Шень Цинцю тоном хоть и мягким, но возражений не терпящим. — Все, что скажешь. Мадам Хэ сомкнулся, понимая, что уже прокололся, сказав «А». Но говорить «Б» не хотелось. Особенно про то, что с появлением а-Цзю, с появлением настоящего романтического любовника, он начал испытывать неловкость в эмоциональной и интимной близости с родными. За год на этой горе он вспомнил, как жил человеком. Это было одним из факторов, что делали пребывание здесь все же комфортным. Но люди не спят с родственниками. Юань к тому же в целом не любил женщин так. Как, в таком случае, он должен спать с сестрами, и делать это искренне?! Его горло сжалось. Он Мадам. Мать. Как он должен был выбирать, какую из своих частей, человеческую или демоническую, проявлять? У него начиналась паника. — Юань, — настойчиво позвал его а-Цин, который все еще был рядом и наблюдал за метаморфозами на его лице. Слегка встряхнул. — Вслух, Юань-эр. Я не могу помочь, если ты не говоришь. Да, он обещал начать говорить, насильно набрал воздуха в грудь Юань и вернул контроль. Сердце колотилось. Он бросил неуверенный взгляд на партнера, но тот ответил своим — уверенным и спокойным. Его нервный запах говорил, что не так он спокоен, но Юань решил поверить лицу и раскололся. Если он запинался или жался, а-Цин терпеливо помогал ему продолжить. Проливал слезы вместе с ним от сочувствия. В какой-то момент Юань вылил достаточно своей боли, чтобы заметить, что они вообще-то устроились на каком-то мокром бамбуковом бревне! В снегу! Как два снегиря на ветке. На всей горе места, что ли, получше не нашлось?! Он сполз и утерся. Обтряхнулся независимо. Повернулся, чтобы стащить напарника с насеста, а тот его обнял. Тепло и крепко. Юань заново расслабился, обессиленный эмоциональной вспышкой. — Спасибо, что выслушал, — промямлил он. Пусть ему и сказали, что он может так делать, делиться собой было все равно неудобно. Все его проблемы звучали высосанными из пальца и неуместными. Секс-демон про секс хнычет. Сам закидался и теперь мечется. Юань чувствовал себя голым и мягким, как полинявшая креветка, чего не испытывал уже долгие годы. Практически, с рождения. Ему не нравилось. (Немного нравилось). Он вздохнул, приводя эмоции в порядок. Он не сделал ничего плохого, даже наоборот. Не за что чувствовать стыд или вину. — Я могу еще так делать? — вперед страха выпалил он. — Все в порядке, если нет! — Да, ты можешь, — нежно коснулся его а-Цзю. — В любое время. Юань разжал тесное горло и сморгнул слезы, зачем-то снова закапавшие из глаз. Вскоре он уже плакал навзрыд и жался к рукам названого брата, будто в поисках защиты. В какой-то момент он осознал, что делает, и устыдился. А-Цзю наверняка было неудобно все это терпеть. Уже даже не раз, а два подряд! — Прости, — квакнул он. Мужчина рядом с ним тяжело навзрыд вздохнул. Юань съежился в комочек и вжался лицом в чужую шею, чтобы не показываться. Худая ладонь легла между его лопаток и подтянула ближе. — Хватит извиняться за то, что тебе нужен комфорт, — мокро от эмоций приказал Шень Цинцю. — Ты всегда можешь попросить меня. Сколько раз ты держал меня, когда я так нуждался? Юань только облился новой волной стыда: — Ты не обязан… — Не обязан. Я хочу. Ты не причиняешь мне неудобства и не отталкиваешь. Если что, то это приятно: ты на меня полагаешься. А-Юань… ты ведь сам обещал исправиться. Вот же хитрый крокодил, за задницу заплыл и укусил, шмыгнул инкуб, вытираясь, втайне исключительно тронутый позицией любовника. Это позволило обмякнуть и поддаться усталому настроению. Заклинатель его еще целовал в лоб, брови, виски. Юань только сладко вздыхал и жался ближе, греясь. — Я хотел спросить, — заикнулся неуверенно а-Цин после продолжительного молчания. — Почему мы не говорили об этом прежде? Ты знаешь? Почему ты решил, что я не смогу выдержать? Не смогу ответить? Я ведь верно понял, ты боялся причинить мне лишнее неудобство, ведь я, как бы, оказался твоим тюремщиком и, одновременно, твоим защитником. Но… Сколько бы я не думал об этом, я не могу понять, почему ты решил, что я сломаюсь от… равных партнерских отношений. Ты ведь решил это уже тогда. До того, как… как тебя украли. Почему надо было подсуживать? Это сердит меня больше всего. Я не слаб. Я могу… Мужчина замолк и обиженно поджал губы. Юань только опустил голову со стыдом. Глаза застелила пелена влаги от одного лишь воспоминания, заново острая, несмотря на уже пролитые слезы. Он взял паузу — посчитал до десяти и обратно. Об этом он не хотел сейчас плакать. — В первую очередь мне нужно было это положение, — трезво и жестко сказал инкуб. — Я хотел неравенства, и я его сделал, ты там оказался постольку-поскольку не из-за каких-то моральных качеств или личных недостатков… — Почему?! — изумился а-Цин. Ему, кажется, в целом была непонятна жажда стать чьим-то сопливым платочком. Какая в этом выгода? Юань посмотрел на него практически с недоумением. — А почему ты сам набрал столько обязанностей в секте, сколько было физически возможно? Я хотел ответственность и контроль. От ключевого элемента не смогут избавиться, — отрезал он, пригвоздив партнера тяжелым взглядом. — Так что я сделал себя незаменимым. — Это другое, — покрылся защитными колючками Шень Не-Контрол-Фрик Цинцю. — Просто другой пласт жизни, — примирительно поставил точку Юань. — Желание контроля едино — это объяснимая реакция на потерю и предательство. Моя семья меня оставила. Так что я сделал ту, что оставить не сможет. Попытался. Ты не купился. Он устало выдохнул гнев через сомкнутые челюсти и расслабил их. Плечи отпустил. Кулаки разжал. — Кроме того… Я не знаю, помнишь ли ты, — сказал инкуб уже совсем другим тоном, — в каком состоянии ты был во время лечения. Как ты испугался всего, когда я только попал сюда. Это, наверно, уже отмазка, оправдание уже для меня, чтобы тискать тебя как игрушку и подкладывать подушку за подушкой, но было время, когда ты был настолько хрупким, что одно лишь неверное слово могло тебя убить. По-настоящему убить, не метафорически. Я… Я помню то время, когда боялся касаться тебя, чтобы не тревожить лишний раз. Когда ты трактовал любое похолодание в отношении как отторжение. Наверно, какая-то часть меня запомнила тебя таким. И оттого я всегда был с тобой подчас чересчур бережен. Потому что ты мог сломаться. Теперь ты вырос и созрел, и можешь держать вес многих обязанностей, я вижу, но это произошло куда позже, чем тебе нравится думать. И нынешняя эмоциональная зрелость не вперед тебя родилась. Твоя свобода в спальне тоже, смею напомнить. — Ах, — знающе согласился Шень Цзю и отвел глаза. На высоких скулах появился румянец. — В самом деле. Юань умиленно улыбнулся и рискнул протянуть руку к лицу мужчины, обхватывая ладонями щеки. — Было глупо думать, что ты не заметишь, как я пытался украсть твою любовь уловками и соблазнить на решительные действия, — мальчишески рассмеялся а-Цзю, прижимаясь к гладившим его большим пальцам. — Чт… Когда? — одернулся инкуб в шоке. Шень Цинцю немедленно сделал в сторону бесючее лицо младшего брата, которому приходилось терпеть вот такое на регулярной основе. — Главное, что красивый и милый, — снисходительно похлопал он Юаня по плечам. Спровоцированный демон не помнил, как бросился на него, сбивая с ног в снег и обкусывая со всех сторон. А-Цин громко смеялся, а как надоело, прижал Юаня весом ауры. Укусил сам в шею. Оба замолчали, тяжело дыша и глядя друг на друга. Поцелуй вышел мифически сладким и вкусным. Они прервались, когда появилась неуместная искра. Юань свернулся под любовником, положил щеку на подушечку мышцы у локтя. Было почти тепло и спокойно. Он устал, но это была хорошая усталость. — Нам пора возвращаться, пока твое потомство не развалило библиотеку, — посетовал а-Цин, не вставая из сугроба. Юань издал согласный звук и тоже не сдвинулся.