Разведение инкубов для начинающих

Будучи закрытыми круглый год в секте, заклинатели и ученики Цанцюн проводили полный круг мероприятий на традиционные праздники, чтобы никто не чувствовал себя обиженным. Каждый пик выбрал себе повод, чтобы устроить классический день открытых дверей для остальных пиков и гостей. Байджан, например, славился своими играми и турнирами, проводимыми на летний праздник драконьих лодок. Андин хоть раз сел на все стулья и праздновал все, устраивая большие ярмарки по любому поводу, приглашая торговцев из смертных и других сект, да позволяя членам Цанцюн обменяться своим товаром. Однако, они и работали на всех мероприятиях, как тягловые мулы. Цинцзин же выбрал своим днем торжественный и важный праздник года, зимнее солнцестояние Дунчжицзе, чтобы красиво и гордо демонстрировать свой павлиний хвост окружающим. Это символизировало победу света над тьмой и победу знаний над невежеством. Ученики второго пика организовывали огромную выставку работ: картин, стихов, сочинений. В конце дня, однако, многие образцы искусства планировалось принести в жертву прошлому году и предать огню, так что все спешили поглядеть в последний раз или даже выкупить экземпляры. Параллельно проводились разнообразные конкурсы и выступления, чтобы на других посмотреть и себя показать. Ставили спектакли и танцевали. Легко понять, что пик начал гудеть от предвкушения за месяц. А-Цин, хоть и потонул в заботах и отчетах в конце года, нашел время заказать у своей портной несколько нижних и «средних» слоев для Юаня. Внешний халат ханьфу он расписал и украсил сам, выбрав одну из своих заготовок. Необразованный в таких вещах попаданец подозревал, что материал там какой-то уникальный, но доказательств не имел. Все публичные наряды горного лорда варьировались качеством от «великолепного» до «запредельного». Юань откровенно боялся спрашивать, чтобы не узнать, что это какой-нибудь шелк божественной тысячелетней гусеницы, что собирают раз в миллениум. Окраска ткани была потрясающей для этого мира: градиент из нежных персиковых цветов, спускающийся к насыщенным фиолетовым и ночным синим цветам. А-Цзю вышил на одеянии серебряной и золотой нитью, маленькими камнями звезды. Практически весь Млечный Путь и созвездия изобразил. Юань в подобном наряде напоминал рассвет. Волосы любовнику перед выходом лорд тоже собрал сам, отобрав одну из своих неофициальных корон. Мурлыкал песенку, пока заплетал, и вообще порхал как бабочка по комнате. Инкуб наблюдал за партнером молча, опасаясь спугнуть настроение. Потом Юань помог им обоим с макияжем. Нанести себе сносно румяна всякий может, а вот сделать так, что у тебя лицо круглее покажется — это уметь надо. Себе он только подчеркнул имеющиеся черты, заточив скулы так, чтобы о них можно было порезаться. Глаза подчеркнул стрелками. Такие вот мелочи. Он любил то, какое у него лицо, до последней идеальной реснички. А-Цзю же получил полный марафет с противоположным эффектом: смягчивший черты, сделавший теплее цвета, скругливший лицо и увеличивший глаза. Шень Цинцю замер, глядя в зеркало на финальный результат. — Я никогда это не смою! — выпалил он. Юань мягко улыбнулся. — Посмотрим, как ты запоешь после праздника, — ухмыльнулся он. — Когда мы все смажем. Надо же в семейный праздник почтение старшим своим выразить. Глаза мужчины потемнели. Но у них была разных цветов помада, а у а-Цзю — комплекс перфекциониста. Так что этот вечер им предстояло воздерживаться от поцелуев всеми силами. Юань, как истинная говняшка, поклялся приложить все силы, чтобы соблазнить а-Цзю на совершение «табу». И Шень Цинцю, не будучи дураком, ясно это мог прочитать по широкой улыбке демона. — Никаких непотребств, — велел лорд Шень. — Как можно! — воскликнул Юань, сделав искренне шокированное «Ах!». Будто в мыслях никогда не было. А-Цин покачал с улыбкой головой. Он набрал воздуха, будто хотел что-то сказать, но не решился. После их разговора на Цаньцао с ним это случалось. Юань терпеливо притормозил. — Агх, после праздника, — отпихнулся любовник, стесняясь своей трусости достаточно сильно, чтобы Юань не пытался его ковырять по этому поводу. На том они вышли из дома в мир забот и оживления. Праздник и стенды на Цинцзин организовывали сами знаете кто — местные рабы на галерах с Андин. Мин Фань с Нин Иньин были поставлены ими руководить, как и небольшой «студенческий совет» внутренних и внешних учеников. Наставники пика также наблюдали и помогали своим подопечным. В целом, все мероприятие было большим шансом для учеников быть замеченными и получить приглашение на ступеньку выше или даже личное ученичество у мастера. На неделе прибывали и все бродячие мастера Цинцзин, которые числились в секте членами, чтобы оценить работы следующего поколения и подыскать себе помощников из старших учеников. Просто представьте, какой важной фигурой становился владыка горной вершины на этом сборище! Юань, признаться, немного нервничал. Его демоническая природа на этом этапе была секретом всем известным, но тут бы и человек задергался от перспективы встречать столько оценивающих взглядов. — Держись поблизости на всякий случай, — попросил а-Цин, когда они почти подошли к первым оживленным улочкам, где уже бегали студенты, достраивая все. — Будет много новых людей, которые мало времени проводят на пике. Всякая неожиданность может случиться. Юань кивнул. Это было понятно. Они раскланялись с гостями и мастерами пика. На удивление оказалось не так плохо. Да, глазели и шептались, но не больше обычного. Просто не дети, а взрослые. И, забавно, их умудрились перепутать! Юань, едва понял, почему к нему обращаются вперед горного владыки, спрятался за веером с облаками. Его глаза заискрились от фейерверков, которые устроили его черти. Разумеется, он поступил наиболее логично, как всякая здравомыслящая личность: постарался не выдать себя, благостно кивая в манере Шень Цинцю, даже вставляя комментарии. А-Цзю был настроен также. Кажется, Юань все же заразил его чем-то через постель! Потому что как иначе они бы разделили одну мозговую клетку?! Но факт был в том, что а-Цин притворился очаровательным инкубом (успешно), а Юань был вынужден отдуваться за него. Самое забавное, как обычно заключалось в том, что люди просто решили, кто из них кто, Юаню даже врать не приходилось. Он просто делал вид, что не понимает возникшего казуса. Его спрашивали про жизнь пика, он делился абстрактными новостями, легко избегая имен и конкретики. Это на самом деле было легко пропустить… Только один культиватор позволил себе бросить высокомерно-презрительный взгляд на а-Цина, а это не в какие ворота не лезло. Юань его быстро освежевал острым ироничным взглядом. Мол, я все видел, что ты думаешь, ты делаешь? Человек смутился и скрылся от греха подальше. Остальные стали аккуратнее. Шень Цинцю всех надрессировал прыгать через кольца и не задавать лишние вопросы. Они с собравшейся свитой перездоровались с остальными лордами и леди, которые пришли посетить мероприятие. Юань был на высоте с базовым этикетом и заработал парочку горячих одобрительных взглядов любовника. Ну еще бы, он что-то знает про вежливость! Ха-ха, глупец, мысленно щурился Юань, он знал все, он просто был бесстыдной скотиной, которой плевать на этикет большую часть времени! Другие горные владыки порадовали «коллегу» дежурными похвалами об организации мероприятия. «Инкуба» поприветствовали куда более сердечно и завалили комплиментами о хорошем настроении и внутреннем сиянии (это называется «жемчужная пудра», плебеи). И как же сегодняшний наряд ему к лицу. Словом, традиционный выговор любовнице лорда, которую приодели. «Я не так плохо выгляжу обычно, чтобы поливать комплиментами, едва меня Цзю умоет и причешет!» — возопил Юань в своем сердце. А-Цин же внезапно оробел и почти открыто смутился от такого внимания. Его собственный наряд, который он подготовил для себя, был куда скромнее и лаконичнее оного у Юаня, создавая ассоциации с грозовым или ночным небом. Элегантная, почти приталенная мантия по местным меркам в темных цветах шторма с синими акцентами нижних слоев. Цепочки из начищенного серебра подчеркивали черноту его волос и глаз, как сверкающие молнии, блистая на солнце. Все было очень просто и изящно, как он всегда и любил. Вообще Юань был рад, что красоту партнера оценили, но то, как незаметно поджался а-Цзю, было не хорошо. Инкуб аккуратно и довольно прохладно отбил комментарии о «своих» усилиях: за своевременное открытие нужно отдать должное Андин, и четвертый лорд заслужил больше признания за свою работу. А-Цин велеречиво, почти кокетливо согласился: воздавая почести цветам, следует помнить, что это стебли и корни питают их бутоны. Шан Цинхуа имел странное недоумевающее выражение, когда остальные признали и похвалили его усилия. Правда, большинство массовочных лордов, произнося положенные слова, имели такой же вид, мол, что вообще сейчас происходит? Цирк уехал, клоуны остались, в который раз вздохнул Юань. Им предстояла еще долгая дорога к согласию между горными вершинами. А-Цзю успел вернуть самообладание и отметил всех своих любовно пересчитанных птенчиков, которые помогали в устройстве выставки, оформлении и сортировке работ. Кажется, то, что его сочли Юанем, которого в жизни не клевали за выражение теплых чувств к детям, позволило ему на несколько минут приоткрыться и безопасно поделиться своей гордостью. Может, он счел, что от лица Юаня признание заслуг будет воспринято лучше. И, о, теперь инкуб увидел, как на него смотрят остальные. Как на чужого, но хорошо знакомого питомца, который иногда тычется дружелюбно носом и дает себя погладить. Такое приятное безопасное теплое существо — лишь на глаза попадется, как даже лицо разжимается и волнения отпускают. Можно обожать совершенно свободно, улучая минутку, чтобы побаловать зверька втайне от владельца. Тем более, тот сам часто приходит и клянчит маленькие подачки. При этом все заботы о содержании и расходы на владельце — о них даже думать не надо! Двойной профит! Юань мысленно посмеялся сравнению, помахивая веером перед лицом. А он сегодня, значит, косплеил владыку сего кота и его законного владельца. Ах, даже гордость за такого «кота» взяла! Не был бы в роли, сгреб бы а-Цина в охапку и расцеловал бы в щеки. По времени пришла пора начинать церемонию открытия. Ведущие начали призывать посетителей занимать места. Программа на сегодня была большая и плотная. Все ученики должны были продемонстрировать все шесть искусств и дополнительно выделиться. А это огромное количество материала. А-Цин извинился и поспешил к сцене, решить последние неурядицы и, собственно, открыть празднование. Половина свиты сломала себе мозг, пытаясь понять, что именно тут не так, а другая почти попадала, пытаясь вежливо остановить дурное животное, возомнившее о себе невесть что. Юань скрыл смех за веером. — Огурец? — воскликнул прозорливо Шан Цинхуа. — О не-ет, наше небольшое представление раскрыли, — пропел Юань, отнимая веер и показывая остренькие суккубские клычки. — Вы были так уверены, кто есть кто, что мы не удержались от соблазна. Хотя казалось бы, как можно перепутать при наличии официальной короны горного лорда на макушке. «У нас ведь даже цвет глаз и волос разный», — не стал безжалостно добивать апперкотом Юань. Лорды и мастера и так покрылись румянцем и спрятали взгляды. Они спешно «не-убежали» рассаживаться. Горным владыкам с сопровождением подготовили весь первый ряд. Юань устроился рядом с Самолетом и занял веером место для а-Цина. — Никогда не видел Шень-шисюна таким сияющим, — тихо признал друг, когда тот вышел на сцену, открывая представление речью. «Он просто не умел показывать», — снисходительно хотел сказать Юань. Его диди был вполне себе человеком с чувствами. Но передумал. Он вспомнил того остервенелого несчастного человека, который всегда пребывал в страхе и ненависти, высматривая угрозы, и опасался сомкнуть глаза на секунду. Уже несколько месяцев сон а-Цзю выровнялся. Всего несколько месяцев. И это внезапно потребовало большого обдумывания. Юань рассеяно кивнул приятелю и, как и все, принялся слушать речь а-Цина о пользе образования и красоты в жизни, но мысли уплывали в сторону того, сколько многое изменилось. Он изменил. Да, а-Цзю пахал больше всех. Юань все еще свято верил и будет верить, что диди сам вытащил себя за шкирку из болота. Если бы он не взялся, не сжал зубы, он бы выпилился еще два года назад. У него был меч все-таки. Но он был жив. Здоровее и румянее, чем когда-либо. Потому что Юань однажды его прикормил, отогрел и отмыл, решив сделать это усилие. Инкуб глубоко вздохнул и расправил плечи. Потом а-Цин занял место рядом с ним. Юань привалился к его плечу, и они слушали стихи, которые читали ученики всех возрастов. От внешних до внутренних и личных воспитанников мастеров пика. Перемежалось это очаровательное безобразие танцевальными номерами с веерами, мечами и лентами. Когда пришло время обеда, ученики дружно потянулись в «столовый городок». Высокопоставленным гостям накрыли в бамбуковой роще легкие закуски. Можно было устроиться на покрывале и насладиться видами в приятной компании. Все же бессмертные мастера, инедия… Многие и не стали бы есть полноценный обед, а вот парой легких десертов себя побаловать — это можно. Все легко общались и смеялись. Юань ощущал себя странно. Все было как обычно. Он шутил и присматривал, чтобы диди не обижали. Его не обижали и будто даже впервые заметили то, какой он потрясающий, когда не шипит мокрой летучей мышью на краю. На заднем плане появилось чувство. Инкуб не мог дать ему имя. Но оно было пугающим его лично. Как неприятное открытие, что вот-вот случится. Он ревновал? Он опасался, что станет не нужен? Он боялся чего-то? Юань не мог сказать с точностью. И не особенно хотел выискивать, страшась того, что найдет. И так было понятно, что ничего хорошего. Но а-Цин был здесь, рядом — пользовался статусом высокого начальства и хомячил сладости, имея свою собственную коробку для пикника, тогда как у остальных была общая. Даже у главы секты… Юаня не исключали, он участвовал… Он смеялся с друзьями. Таскал из коробки а-Цзю с его щедрого на то поощрения. Ощущал, что выпадает все равно. Как будто большой механизм продолжал работать, а он, маленькая гаечка, открутился и упал. Некому вернуть его на место, и сам он не знает как. Последнее время подобное настроение начинало отсекать его от реальности, и все труднее становилось его стряхивать. После обеденного перерыва открывалась выставка рисунков и каллиграфических баннеров учеников. Шан Цинхуа определено вдохновлялся функциональностью зигзагообразных современных стендов, потому что помещение было похоже на лабиринт: начиналось с работ внешних учеников и вело до внутренних. В начале выставлялись образцы, которые ученики решили сами презентовать, сочтя лучшими. Именно их собирались пожертвовать прошлому году. Гости также могли насладиться конными трюками на манеже и небольшой ярмаркой прикладного-поделочного творчества, если к высокому искусству не лежала душа. Это была более-менее свободная часть дня, чтобы пообщаться всем со всеми. Юань легко забыл про свои волнения и окунулся в атмосферу нервного оживления. Он знал мало внешних учеников пика, а вот внутренних выучил поименно. Его птенчики, охочие до похвалы, всегда приносили ему свои достижения в клювиках. И он, спросившись у а-Цина, ушел щебетать с цинцзинскими утятами о рисунках и музыке. Они все так нервничали, а-Цину было не до них, так что Юань взял на себя обязанность их приободрить. За несколько дней до праздника инкуб какое-то время колебался, должен ли блюсти приличия и не позорить партнера, или его совесть позволит изобразить того самого родителя, от которого собственные дети отворачиваются с красными щеками. В итоге, инкуб остановился на идее заготовленных «золотых» квадратиков одобрения. Да, это были просто квадратики желтой бумаги. Но он их сам вырезал! И не каждому дано было такой получить! Ученики сначала не поняли, зачем он подтыкает бумажки к некоторым картинам, а потом оживились, устраивая целые презентации своим полотнам. Таким образом, дело пошло веселее. Они всем стадом двигались между стеллажами в подобии экскурсии, забыв о беспокойстве. К ним начали даже подтягиваться прочие, желая послушать мысли авторов о своих работах. К середине дня начиналась самая желанная часть: открывалась выставка мастеров-наставников, где уже учителя пика выбрали самые достойные образцы этого года на свой взгляд. Разумеется, номинации различали внешних, внутренних и личных учеников мастеров. Но чьи работы выберут мастера-наставники, было сюрпризом даже для а-Цина согласно традиции. Чтобы он получил наиболее полное впечатление от лицезрения произведений, представляющих стремления нового года. Торжественное открытие второй галереи являлось гвоздем программы и завершало официальную часть праздника, после которой ученики могли спуститься на Андин и завершить вечер на их торговом фестивале. Провели отворение дверей с помпой — с плясками и хлопушками. Демон получил искреннее удовольствие от представления, даже если бывалый братан-трансмигратор сказал, что ничего необычного. Люди хлынули внутрь, и Юань вновь прибился к а-Цину, приготовившись насладиться, наконец, лучшими работами из лучших. Мастера уже были в своих залах, чтобы представить свой выбор… Инкуб замер, углядев свой каллиграфический баннер среди отобранных работ мастера Инь. Практически центральный. Он сглотнул. Кто ж знал, что его пописульки не так плачевны в глазах настоящего мастера… Ав, его талантливость укусила его за задницу! СОС. Хэлп. Никто не должен был узнать, что его научили красиво писать в прошлой жизни! — «Несправедливость за твоей спиной — все еще несправедливость», — даже прочел с выражением а-Цин фразу и, заинтересовавшись, поглядел на табличку с именем. Также сделали и остальные гости и ученики — все, что сегодня привлекало внимание лорда Цинцзин, становилось объектом обсуждения. Заклинатели с непониманием принялись оглядываться на изменения атмосферы. А она сильно начала смурнеть. Те, кто на пике жил, знали, как Юань постоянно ноет, что у него лапки. Его хныканье о том, что в пещерах демонам не дают хорошее образование, стало почти притчей во языцех. За него уже все автоматически делали. А тут такое… — Ах, так подлый демон на самом деле умеет красиво писать! — с искренним негодованием Юань внес контекст и сердито махнул веером на баннер. — Он просто использовал окружающих все это время! Следовало догадаться! Всем ведь прекрасно известно, как двуличны суккубы! Это должно было лишить настоящих расистов аргументации, которые бы постеснялись повторять за демоном. У окружающих же глаза на лоб полезли от такого примера фееричного лицемерия. Пока они не очнулись, Юань сделал попытку пройти дальше. Рука а-Цина поймала его за шкирку. То есть, за локоток. — Юань-эр, — шелково сказал он. Был бы котом, шерстка на загривке Юаня встала бы дыбом от угрозы, не выраженной ни в слове, ни в тоне. А так инкуб только обернулся, похлопал ресничками, рисуя картину невинности: — Да, дорогой? — Зачем? — только пожурил любовник. — Зачем прикладывать усилия, когда можно не прикладывать? — шкодливо переспросил Юань и спрятался за веером, сияя как начищенная монетка. А-Цин посмеялся в свой закрытый аксессуар и постучал им любовника по голове. Покачав головой, мужчина вернул внимание на вертикальный баннер. Отлично, он не обиделся. Юань выдохнул и позволил себе оценить положительно свою работу. Неплохо получилось ведь даже. Попаданец вообще немало помучился, чтобы сделать эту надпись. Еще дольше медитировал, чтобы выбрать, что написать. Что ему есть сказать. Именно за работой над этим элементом живописи к нему пришло понимание, что с Лю Цингэ придется однажды поговорить. Что он не может молча отпустить то, что должен. — Следующую неделю ты спишь на коврике, — а-Цин понимающе, но непреклонно похлопал по ладони инкуба, что автоматически нашла путь к нему на локоть. И, пока Юань вертелся и глотал шокировано воздух, раззявив рот, пошел дальше, посмеиваясь. — Бу-у, попался, плут! — не преминул воспользоваться случаем Самолет, проходя мимо. Юань шутливо отмахнулся от него. Они засмеялись. Его наставницу каллиграфии добрые люди уже просвещали, что, оказывается, ее не самый худший ученик всем говорил, что писать не умеет. Она громко ахала и хваталось за сердце. Она-то искренне хотела как лучше. И Хэ был ей за это благодарен. Не ее вина, что он такой хитрожопый. Демон скорчил виноватую рожицу и поспешил догнать а-Цина.