Другой взгляд

      Квартира Александра действительно была холостяцкой: полупустой, одинокой, малоприветливой и невероятно большой для одного человека.              — Чувствуйте себя как дома.              Катя сглотнула. Легко сказать.              Она всю дорогу посыпала голову пеплом и представляла, что она услышит, когда переступит порог родного дома. Стоило лишь представить недовольный голос отца, как все внутренности стягивались в тугой узел.              Нет, какой-никакой план действий у неё был, но… как достойно выйти из этого конфликта? Как донести более мягко свою позицию? Без лишних криков и упрёков – она не представляла. Не с тем запалом, что был у отца, когда они разговаривали.              — Спасибо.              — Вам некомфортно со мной? — по его голосу было понятно: его действительно это волновало.              — Мне никогда не было некомфортно с вами, — она замялась.              Справедливости ради они не так часто взаимодействовали, чтобы Катерина могла утверждать обратное.              — Я никогда не приводил сюда женщин. Вы первая, — прозвучало красиво, можно было даже сказать пафосно, но взгляд Воропаева выражал печаль, одному ему известную.              Мужчина провёл Катерину в гостиную. Большой массивный диван занимал половину комнаты, на который он любезно усадил Катерину, затем подошёл к окну, включил напольный светильник и сел на угловую часть дивана, чтобы не смущать девушку.              Каждый из них думал о своём. Катерине до ужаса было неловко находиться в такой ситуации, мозг упрямо отказывался выключить все беспокоящие её мысли, добавляя дров в топку и без того пылающей печки.              Она облокотилась на спинку дивана, подмяв ноги к груди и аккуратно поправив юбку, чтобы ничего лишнего не было видно. Александр же обратил внимание на открывшиеся его взгляду щиколотки. Довольно интимно.              — Я никогда не думала, что кто-то станет свидетелем ссоры с родителями, — тихо проговорила Катя, рассматривая своё отражение в выключенном телевизоре.              — Я бы, если позволите, не назвал это ссорой. Всё же это не отстаивание собственных интересов, а лишь их озвучивание. Ссоры ещё впереди.              — Вы не утешаете.              Александр хмыкнул. Он кинул взгляд на своё маленькое хранилище утешительных напитков, затем вновь посмотрел на Катерину и предложил:              — Как вы смотрите на пару бокальчиков перед сном?              — Не думаю, что это хорошая идея.              Воропаев цокнул: — И почему же?              — Потом…              — А! — воскликнул мужчина, опираясь спиной на подушки, которые он разложил себе для удобства. — Потому что так неправильно, так нельзя?              Катя хотела возразить, но через секунду поняла, что нечего. Она действительно отказывается не потому, что не хочет, а потому что родители говорили, что так нельзя делать, особенно в компании с незнакомым мужчиной.              Однако, собственно, что она уже могла потерять, если по словам отца «самое ценное уже отдала какому-то придурку»? Вся её ценность действительно сводилась к этому? Да и вряд ли такой мужчина, как Александр, посмотрел бы на неё с этой мыслью.              — Полагаю, что это так. Вы правы.              Воропаев, приготовившийся прыскать ядом, открыл рот и тотчас его закрыл. Он видел недоумённый взгляд девушки, наверно, он и сам выглядел так. Впервые за последнее время с ним кто-то согласился без лишних препирательств.              — И вы ничего с этим сделать не хотите? Вас устраивает отказ от пары бокалов в моей компании? Если бы я хотел с вами что-то сделать – уже сделал бы, — со всей серьёзностью говорил Александр, — ежели вас это не устраивает, то почему бы не устроить бойкот.              — Я не в том возрасте…              — Да плевать на возраст, Катерина Валерьевна, плевать! — взорвался Воропаев, — Если хочешь – делаешь, не хочешь – не делаешь. Все предельно легко и просто, только вы, зачем-то, выдумываете себе новые ограничения, которых в вашей жизни становится меньше. Я не предлагаю выпить ящик на двоих. Боги, если так страшно, могу сварить кофе, но признайтесь хоть себе, что вам удобно быть в ограничениях. Вы, когда с родителями встретитесь, тоже заднюю дадите и смиренно примите всё, что в вас будут кидать? Ещё скажите, что не разозлились, когда Кира Клочковой отдала ваш отчёт! Убедите меня в этом, моя дорогая, — Катя вздрогнула, но Воропаев, кажется, не заметил своего обращения, — вас это бесит и злит. И так должно быть. Должно, понимаете? Потому что у вас отобрали ваше. То, во что вы влили свои время и силы. Понимаете? Злиться – нормально. Нормально отстаивать свою позицию и не мириться с тем, что не нравится. В конце-то концов, гнев – это наша любовь к самим себе!              Воропаев замолк, толкнув речь, в духе той, которую он постоянно высказывал сестре. Но тут другая ситуация.              — Халявщица.              — Что?              — Говорю: халявщица! — гаркнула Катя, отталкиваясь от спинки дивана, — Клочкова эта! Нет самой сделать, в худой конец нанять знающего человека, нет… зачем! Сестрица ваша тоже хороша! Зачем привела в компанию кого-то столь бестолкового, да она даже кофе сварить не может! Андрей Павлович постоянно на неё жалуется и просит приготовить меня, тогда, спрашивается, зачем она вообще нужна? Но… — воодушевление потихоньку сменилось грустью, — понимаю для какой цели.              Александр умилительно смотрел на эти неуклюжие ругательства, он даже не стал спорить о сестре, ведь Катерина не в предвзятости Киру обвинила.              — И какой же цели?              — Не быть одинокой? — она хотела сказать другую причину, ведь за время работы уже видела, как Вика «следила» за Ждановым.              — Я очень часто захожу к Кире.              — Это не то, Александр Юрьевич, вы же мужчина, к тому же брат.              Протянув звук «м-м-м», Воропаев медленно поднялся с дивана, открыл дверцу шкафчика и достал бутылку с янтарной жидкостью.              — Всё же, думаю, он нам не помешает.              Вернувшись, мужчина предложил снифтер и смиренно ждал, когда же его гостья попробует.              — Это? — поинтересовалась Катя, рассматривая как переливается цвет жидкости из-за куска льда.              — Коньяк. Французский.              Катерина кивнула, словно понимала в этом что-то помимо того, что он из Франции. Сделав глоток, она почувствовала, как жидкость обжигающе потекла по гортани и пищеводу. Необычное чувство.              Что бы сказала мама, если бы узнала, что она пьёт алкоголь в доме мужчины, которого толком не знает? А отец?.. И думать страшно.              И чего, спрашивается, она себе настроение портит подобными мыслями?              — Нравится?              — Неплохо, я пока не разобралась, — искренне призналась Катя, а Александр хмыкнул.              — Не пейте быстро.              — Боитесь, что начну странно себя вести?              — Смотря как. Быть может некоторые ваши «странные» действия придутся мне по душе, — мягко промурлыкал Александр, чем смутил девушку.              Она сделала ещё один глоток.              — Чем вы любите заниматься в свободное время?              — Читаю книги. Иногда вяжу.              — Вяжете? — удивился Александр.              Она кивнула, а затем спросила: — А вы?              — Люблю ходить в театр, кино, но, к сожалению, делаю это крайне редко в последние годы.              Ей не нужно было объяснение, она поняла, что пряталось между строк.              Катя не заметила, как с течением беседы пила коньяк. Приятная нега растеклась по всему телу, словно то стало лёгким как пёрышко. Она не забыла о проблемах, нет, они словно ушли на дальний план, и видеть их можно было сквозь запотевшее стекло.               — Кажется, вам пора ложиться, Катерина Валерьевна.              Его голос звучал непозволительно мягко.              — Нет-нет, я… мне интересно… — ей действительно было интересно слушать о студенчестве Воропаева, которое прошло в Гарварде.              — Я продолжу свои рассказы, только стоит немного поспать, м?              Ей это предложение казалось и хорошим, и нет.              — У вас есть друзья?              Пока она дремала и пыталась сформулировать свой вопрос, Александр уже уложил её голову на подушку и укрыл тёплым пледом.              — Разумеется.              — Вы расскажете о нём?              — Конечно, могу даже познакомить… — веки Кати уже закрывались, — а у вас?              — Не… м-м…              ***              Катя проснулась утром, намного раньше обычного. Вопреки рассказам, которые она слышала от сокурсников в ту эпоху, когда она вникала в их разговоры, никакой головной боли не было.              Ну, разумеется, не десять же литров она выпила.              Воспользовавшись заочным разрешением хозяина квартиры, она приготовила себе кофе.              Кухня выглядела так, словно её никогда не касалась человеческая рука. Холодильник практически пуст, столовых инструментов на одного человека, даже микроволновки нет. Хотя зачем такому человеку она, если он может себе позволить и Лиссабон, и Ришелье, и даже личного повара.              Всё происходящее казалось ей сюрреалистическим сном. Её снова запер Жданов, спас Воропаев, она нагрубила родителям и отказалась ехать домой, переночевала у малознакомого мужчины, с которым ещё и распивала алкоголь.              За окном моросил дождь, под стать её настроению. Включить телефон она не решилась, хоть и понимала, что отец, в том его настрое, мог пойти в милицию и написать заявление о пропаже человека, но, насколько знала Катя, оно принимается, если человека нет трое суток. Но всё могло измениться из-за того, что её отец бывший военный.              «Что вы будете делать, если родители не пустят вас на порог?»              Катя не дала чёткого ответа, ведь у неё его не было. Единственное решение, которое придёт в голову – собрать вещи и уйти. А лучше даже ничего не забирать.              «Иногда, Катерина Валерьевна, нужно полностью себя разбить, чтобы собрать заново».              Разбить, чтобы собрать. Звучит, конечно, красиво, вот только на практике всё куда сложнее. И куда её всё это приведёт? Сейчас Воропаев помог, а дальше что? Не будет же он всё время тебе помогать.              От мыслей её отвлёк внезапно заурчавший желудок. Катя нашла недопитое молоко, пару яиц и нарезанный батон.              ***              —Вот уж не думал, что меня с утра будут ждать французские тосты, — сонно пробормотал Воропаев, почёсывая затылок.              — Простите, но это единственное, что я смогла придумать из тех продуктов, которые у вас были.              Воропаев на мгновение завис. Закрыл глаза и снова открыл.              — Боже, прошу прощения…              — Ничего страшного, я всё равно собираюсь домой.              Воропаев метнул взгляд полный недоверия. Так быстро сдалась?              — Вы думаете, это лучший вариант? — его сонный голос был ниже обычного. Такой волнующий и глубокий. Катя внутренне ёжилась от его звучания и, на долю секунды, ловила себя на мысли, что этот голос ей нравится.              — Ну, не в вашей же одежде мне ходить. Если по дому – одно, то вот на работу…              Александр кинул взгляд на Катю, которая сидела в своей старенькой одежде, которая, несмотря на свой вид, всё же подчёркивала её фигуру.              Так стоп.              Волосы были распущены, что было непривычным, но понятным, но что-то было не так.              — Что-то не так? — обеспокоенно спросила Катя.              — Да.              — И что же?              Он и сам не мог понять: что. Ровно до тех пор, пока не столкнулся с ней взглядом.              — Где?              — Что где? — непонимающе переспросила Катерина.              — Ваши очки.              Катя на автомате коснулась виска, где обычно была оправа.              — На журнальном столике.              — Вам не нужны очки?              — Чтобы сделать кофе? — она улыбнулась, — Не особо.              Воропаев завис во второй раз.              — Какое у вас зрение?              — Оба по полтора, на одном астигматизм, но это совершенно не значит, что без очков, я ничего не вижу.              — Так, я пон…              Раздался звонок телефона. Воропаев удивлённо посмотрел на оставленный вчера на кухне телефон и удивился тому, чьё имя увидел на экране.              — Жданов, какими судьбами в девять утра в субботу? Кого? Пушкарёву? Это кто? Ах… ну да. Мне-то откуда знать, где твоя вторая секретарша. Я тебе, конечно, сочувствую, что её отец тебя разбудил ни свет ни заря, но, во-первых, не от всего сердца, а во-вторых, меня это никоим образом не касается.              Сердце Кати ухнуло куда-то вниз. Всё хорошее настроение мигом пропало.              — Ну так ты же должен знать, что твоя секретарша делала, только если тебя не отвлекли чем-то более интересным. Ой, рассказывай эти сказки Кире, не мне, знаю я какими делами ты был занят. Жданов, твои сотрудники – твои проблемы, какого хрена я должен что-то об этом знать? Ну так и звонил бы Малиновскому.              Катя перестала вникать в суть разговора, которая с её отца плавно переключилась на личные темы.              Пушкарёва поникла, роняя голову на ладони, она понимала, что помимо решимости, нужно ещё и умение столкнуться с последствиями. Отец уже был в Зималетто, нет никакой гарантии, что он не придёт на работу в понедельник и не устроит представление там. А если устроит, то, что сказать? Подруг-то у неё толком нет, никто не прикроет. А вплетать Александра в семейные проблемы казалось совершенно отвратительной затеей. Да ещё и в компании, где какая-нибудь Мария Тропинкина узнает и всё… пиши пропало.              Думай, Пушкарёва, думай.              — Катерина Валерьевна, — она подняла на него взгляд, — с вашего позволения?              — Конечно-конечно, угощайтесь.              Скорее всего Жданов и её набирал; Катя горько усмехнулась. Интересно, когда отец ему звонил и спрашивал её, он понял о ком речь? Или поправил отца, назвав её Клавой? Впрочем это никак не делало ситуацию лучше.              — Переживаете, что отец устроит на работе?              — Я… — она замялась, заправила волосы за ухо и тихо проговорила, — устала от этого. Я ведь… не делаю ничего плохого. Мне просто хочется тишины и свободы.              Плечи девушки опустились, словно на неё лёг невыносимо тяжелый груз.              — Всем нам это нужно, но редко когда это даётся легко и без боя, — усмехнулся Александр, отпивая кофе.              Самое тяжелое, как ему казалось, это то, что у неё толком и нет поддержки. Нет подруги… никого, кроме её семьи, которая ей всю жизнь талдычила свою истинно верную позицию, и которая совершенно не готова была принимать другую дочь.              — Да…, да я знаю это и понимаю, что «потеряла» то время, когда это можно было делать. Я всегда думала, что родители так делают от большой любви и, безусловно, это так, только они не видят, что я от неё же начинаю задыхаться.              Её проблема была ему понятна, но в душе всё равно сидела горькая мыслишка, что такие родители всё равно лучше лежащих в земле, но говорить он ей об этом не стал. Да и он был уверен, что нашлись бы те, кто оспорил бы этот тезис.              — Если вы не хотите говорить с родителями сейчас напрямую или, того хуже, встречаться с ними в рабочее время, то, как насчёт того, чтобы передать им информацию через кого-то?              — Передать информацию?              — Например: мама, папа, со мной всё хорошо. Я провела ночь у муж… — он увидел её взгляд, — ладно, согласен, у друга? Всё хорошо, поговорим позже.              — Если я скажу, что ночевала у «друга», то отец повесит и меня, и друга.              — Вы взрослая девушка. И то, что вы спите с мужчиной – не делает вас хуже.              Катя прикусила губу, вспоминая одну из брошенных не так давно фраз отца: — «Ты на неё посмотри! Взрослая она. А как замуж позовут, что мужу скажешь? Извини, дорогой, я бэушный товар?».              Говорить это в слух было отвратительно.              — Что? — глухо спросил он и, кажется, это был риторический вопрос, потому что Катерина просто пожала плечами.              — Я понимаю, насколько всё это странно звучит, но… страшно. Страшно перестать быть удобной.              Она была с ним откровенна и честна, причём совсем ненавязчиво, словно они давно знакомые друзья.              Воропаеву льстило. Весьма.              — А если у мужчины было несколько девушек до свадьбы, то это почётно, такая логика? — она пожала плечами, — Что ж, я не удивлён, но вы не должны думать об этом, как о бэушности, прости господи, это ваш жизненный опыт. Хороший или плохой – другой вопрос. Мне бы, если бы я был вашим другом или братом, конечно же хотелось бы, чтобы плохого опыта в этом плане у вас не было.              — Тогда почему вы позволили Кире Юрьевне получить такой опыт? — Воропаев удивлённо выгнул бровь, — Бросьте, вы уже неоднократно сказали, что знаете.              — Вас беспокоит моя сестра, которая предвзято к вам относится?              — Так это не обо мне. Не я, а ваша сестра так ко мне относится, не буду спорить, мне неприятны некоторые её высказывания, но по-женски мне её жаль.              — И за какие такие заслуги вы Жданову достались?              Катя вздрогнула и перевела взгляд с окна на него. Его карие бездонные глаза излучали жуткое любопытство. Они смотрели глаза в глаза друг другу, но никто не говорил ни слова.              Минуты медленно тянулись.              — Могу я позвонить с вашего телефона? Если включу свой, то сразу же начнутся звонки, — Воропаев успел улыбнуться, как она продолжила, — я верну деньги за звонок.              Улыбка померкла; он цокнул: — Вы ещё предложите мне деньги за то, что переночевали у меня.              — Кстати об этом…              — Катерина Валерьевна! — гаркнул Воропаев, отчего Катя чуть не подпрыгнула на месте. — Ещё хоть раз упомянете деньги – выпишу такой чек, что до конца жизни будете расплачиваться.              Воропаев протянул телефон Кате, а когда она его забирала, словно случайно, он коснулся её пальцев своими на что она не обратила внимания.              Набрав по памяти номер Коли, Катя приложила телефон к уху и смиренно слушала гудки.              — Алло? Алло, Коля это я. Кто-кто я? Пушкарёва! По голосу что ли не узнал? Нет, не новый номер. Да я уже поняла, что и тебя подняли. Слушай, ты не мог бы передать моим родителям, что со мной всё в порядке, вечером в понедел… Да, в понедельник, я буду дома и мы с ними поговорим. Со мной всё хорошо. Я у… хорошего человека. Ой, какая разница мужчина этот человек или женщина. Коль, ну ты как, выкрутишься? Вот же… Да не буду я твою Клочкову расспрашивать… Коля-я-а, выручай.              Когда Катя закончила с уговариванием Коли и пообещала узнать у Клочковой, каким только способом она не знала, что ей нравится, она вернула телефон Воропаеву, который поднялся налить себе ещё кофе.              Вставая из-за стола, Катя зацепила ногой ножку стула и повалилась вниз, крепкие руки Александра удержали её. Только сейчас её попа была прижата к ребру столешницы, а сам мужчина обнимал за талию и прижимал к себе.              — Прошу прощения, Александр Юрьевич. Я не специально.              — Да уж понятное дело, не впервые же, — и искренне заливисто засмеялся.              Если бы она попробовала флиртовать с ним благодаря своей неуклюжести, Александр бы не сопротивлялся.              — Николай это?              — Друг.              — И у вас с ним?              — Братско-сестринские отношения, — тут же отрезала Катя. Уже не раз было, когда Кольку за жениха принимали.              Александр продолжал держать в объятиях Катю, которая, как ему казалось, совершенно была не против такой невинной близости.              Боже, Воропаев, прогресс на лицо. Глядишь и на свидание согласится пойти:              — Как насчёт прогулки в ближайший ТЦ? Купим вам одежду на понедельник, м?              ***              Катерина доверилась вкусу Александра. «Бабушкин стиль», как когда-то ей сказала Виктория, её уже и саму не устраивал.              Она и сама понимала насколько странно то, что человек, работающий в сфере, связанной с одеждой, одевается не под стать месту.              Воропаев сказал, что заплатит за одежду и всё в Кате сразу же взбунтовалось. Как это он заплатит за то, что нужно ей? Да и не в тех они отношениях… вернее они ни в каких отношениях, чтобы он так себя вёл.              «Ещё хоть раз упомянете деньги – выпишу такой чек, что до конца жизни будете расплачиваться».              Что ж, Катя старалась запомнить цену всего, что примеряла.              В основном все вещи, которые она меряла были одного типа – строгие брючные костюмы, но последний лот был блузкой и юбкой до колена.              До. Колена.              Она никогда юбки выше середины голени не носила. Какое ещё колено?              Но, стесняясь и зажимаясь, Катя отдёрнула шторку и показалась Александру.              — Покрутись, — скомандовал он, а затем показал указательным пальцем, словно Пушкарёва не услышала его.              Но она услышала. И офигела. Александр рассматривал её всю от кончиков волос до пят таким взглядом, которым до этого на неё никто не смотрел. Проникновенным, глубоким и… опасным.              Она осторожно, чтобы юбка не поднялась, покрутилась.              — Прекрасные ножки, — Катя не поверила своим ушам. — Почему прячете?              Воропаев нежно посмотрел на девушку. Ему казалось, что он слышит все вопросы, которые появлялись в её голове со стремительной скоростью.              Подойдя ближе, он наклонился к её уху и тихо прошептал:              — Вы всё правильно услышали, это был комплимент не от меня, как главного акционера, а как от обычного мужчины. Думаю, этот и тот, что вы меряли первым вам отлично подошли.              — Вам не кажется, что это неподходящий комплимент?              — Отнюдь. Дело ведь не в моих словах и действиях, Катерина Валерьевна, а в том, как вы на них реагируете. Вас выбивает из колеи не внимание, а то, что вы не знаете как на это реагировать и ждёте подвоха, которого нет.              — Вы преувеличиваете.              Саша мягко улыбнулся и заправил прядку волос Кате за ухо: — Видите ли я могу ещё раз повторить: у вас прекрасные ножки. Да и, чего греха таить, фигура тоже, и глаза, и улыбка, — Катя видела, как девушки-консультанты смотрели в их сторону, — я говорил, но повторю: у вас ровные зубы, пора бы снять брекеты. Подумайте об этом. Сколько ещё вы собираетесь прятать себя-женщину, которую могут и будут хотеть мужчины? Облачиться в старое тряпьё и защищать себя им – можете сколь угодно, моя дорогая, — Катя снова вздрогнула и заметила его лукавую улыбку, — но меня это никак не остановит. Я заметил вас в этой одежде, а будете вы потом одеваться в Заре или будете передо мной вообще голой ходить – мне без разницы. Знаете же, как говорят: если мужчина хочет женщину – ему не важно, что на ней надето, ведь всё это он снимет с неё.              Воропаев отстранился, видя в какой шок повергла его речь его спутницу, и уже более ровным тоном сказал:              — Этот и первый костюм вам идут больше всего.              Она быстро задвинула шторку и прижала руку к уху. Она слышала, как он хмыкнул. Слышала, как он обратился к девушке консультанту. А также отчётливо слышала своё сердце, которое билось, как сумасшедшее.              Катерина совершенно забыла, что он приглашал её на свидание. А… на такое мероприятие обычно зовут тех, кто нравится, верно же?              Или тех, кого хотят использовать, — шепнул внутренний голос.