Другой взгляд

      На ватных ногах Катя плелась к машине, не замечая происходящего вокруг: только спина Воропаева впереди, потрёпанная ветром рыжая шевелюра и эхом звучащие в ушах его слова, которые проникли под кожу и залезли в самые потаённые уголки её души.              Она понимала, не дура же она в конце-то концов, что мужчина с ней флиртует и более того, постепенно набирает оборот в этом. Но какой от этого толк? Чем ему это выгодно? Помощь ему не нужна, свои люди у него есть в Зималетто, помогать Кире? Но как? Да и вряд ли она примет эту помощь.              Заведя машину, Александр включил обогрев и вышел покурить. Снова. Он снова ненавязчиво позаботился о ней. Не даёт ей замёрзнуть, не даёт дышать табачным дымом.              С каждой секундой Катя всё больше проваливалась в собственные мысли.              Фигура. Брекеты. Очки.              Воропаев за всё время ни разу не сказал ей плохого слова о её внешности. Только акцентировал на том, что вкус у неё – родителей – странный. Она и сама знала, как выглядит.              «Дело ведь не в моих словах и действиях, Катерина Валерьевна, а в том, как вы на них реагируете. Вас выбивает из колеи не внимание, а то, что вы не знаете как на это реагировать и ждёте подвоха, которого нет».              Которого нет, — эхом пронеслось в голове. Она ведь уже реагировала на подобное и не ждала подвоха, а в итоге…              Мыльный замок из её фантазий рухнул и разбился на множество мелких осколков, исполосовавших её душу.              Она понимала, что сравнивать Дениса и Александра — значит оскорблять второго этим. Даже без налёта всей этой около любовной темы было видно насколько они разные.              Вот только на словах это легко понять, другое дело чувства. Тревога медленной патокой растекалась по телу, унося мысли в самые тёмные уголки её сознания, где не было места доверию.              Успокойся, Пушкарёва, если бы его действительно волновало только это, ты бы уже вчера была в той степени опьянения, что позволила бы ему делать с тобой всё, что он захотел.              Но он не стал. А наоборот – поддержал.              Хлопнувшая дверь привлекла Катино внимание. Девушка только хотела повернуться в его сторону, как лицо Воропаева оказалось в сантиметровой близости к её.              Она вжалась в сидение, упираясь пятками в пол автомобиля, и хотела схватить ремень безопасности, которого не оказалось.              Мужчина довольно хмыкнул и пристегнул Катю.              — Я вас не съем, — миролюбиво сказал Воропаев, отстраняясь. А затем добавил, словно издеваясь, — пока что.              — Я не вкусная, — ляпнула Катя, не подумав, а Воропаев искренне рассмеялся.              Она, словно завороженная, смотрела не отрываясь.              — Хотите, чтобы я проверил?              Он тоже пристегнулся и снял машину с ручника. А Катя подавилась своим же несказанным ответом. Пушкарёва, ты серьёзно собиралась сказать чёртово «да»?              ***              Она и понятия не имела, что творилось в голове у мужчины, который балансировал между чисто приятельскими отношениями и напористым флиртом.              Ладно, она привирала.              Ей, что называется, и хочется, и колется. С одной стороны у Кати не было ни одного повода усомниться в добропорядочности Воропаева, если не учитывать слухи и постоянное перетирание костей Ждановым и Малиновским, а с другой прошлый неудачный опыт настолько подбил её и без того хрупкое доверие мужчинам, что всерьёз относится к ухаживаниям ей было тяжело. А Александр вовсе не обязан разубеждать девушку и находить причины своей заинтересованности в ней, чтобы успокоить Катину тревожность.              Он мог просто желать этого на физическом уровне. Ладно, Пушкарёва, ты перегнула.              Проблем добавлял отец, который при каждом удобном, да и не удобном тоже, случае попрекал её ситуацией с Денисом. Катя уже трижды прокляла тот день, когда рассказала родителям и столько же, если не больше, бранила себя за свою наивность в прошлом.              У девушки не было привычки верить словам, но даже действия мужчины говорили сами за себя. Всё показывало ей, что здесь может быть безопасно и комфортно, но что-то не давало ей покоя, что-то мешало…как противный маленький камешек, который попал в обувь.              Пушкарёва отвлеклась от мыслей и сразу же напряглась, когда поняла, что по времени они уже ехали дольше, чем добирались до торгового центра из его дома.              — Куда?              — Лиссабон, — беззаботно ответил Воропаев.              — Вы… вы с ума сошли?! — с ужасом выкрикнула Катя. Он не в своём уме, точно. Мало того, что флиртовал с ней, так ещё и…              — Пока что нет, но не думаю, что вам стоит беспокоиться об этом. Если я всё же сойду с ума то, будьте уверены, вы не пострадаете.              Пушкарёва фыркнула: — Вы понимаете, что там будут те, кто обязательно узнает об этом. И обязательно это дойдёт до Андрея Павловича и Киры Юрьевны!              — И кто из этих двоих вас пугает? — иронично поинтересовался Александр, поворачивая руль одной рукой.              А у Кати в голове промелькнула мысль, а если бы он был просто в костюме… или лучше с закатанными рукавами и…              Пушкарёва, алло. Приходим в себя.              Она прокашляла и продолжила:              — Вы ведь понимаете, что я имею в виду.              Катя заметила, каким мягким взглядом Воропаев смотрел на неё, изредка отвлекаясь от дороги.              — Понимаю. И? Я должен отказать себе в удовольствии провести вечер с женщиной, которая меня интересует, единственно потому, что какой-то Жданов подумает о нас? — в его голосе звучала твёрдость, словно ничто не могло изменить его решения.              — Но Кира Юрьевна…              — Кира – моя сестра, которой, если будет необходимо, я донесу мысль, что мои отношения – не то, куда ей стоит лезть. Вы беспокоитесь, что Жданов вас в чём-то заподозрит?              Они остановились на светофоре. Александр повернулся к ней и мягко улыбнулся.              — Эгоист, — с укором.              — Не без того, — с улыбкой.              — Жданову звонил мой отец, который не мог меня найти в субботу утром. Этой же субботой мы были с вами в Лиссабоне. Не думаю, что он вообще осознаёт, что запирал меня на работе, поэтому первое и единственное, что он предположит, основываясь на своём опыте, — тише буркнула Катя и продолжила, — что мы с вами… имеем более тесные отношения.              — Мне плевать.              Вот же скала нерушимая.              — А мне – нет. Прошу вас, Александр Юрьевич… в понедельник, только выяснений со Ждановым о вас мне не хватало, — умоляюще прошептала Катя, надеясь уговорить Александра.              Он молчал, постукивая пальцами по рулю. Долгих несколько минут, которые, казалось, тянулись вечность.              — Варианты?              — Мы можем поужинать дома…              — А ещё можем в какой-нибудь забегаловке в Марьино или, может быть, в подвале, где нет ни света, ни людей? Я не стесняюсь вас, Катя, и мне глубоко плевать, кто там нас увидит и какие слухи пойдут.              — А я? — вполголоса сказала Катя, теребя пуговицы на своём пальто, а Воропаев крепче сжал руль.              Он повернул к ближайшей парковке, которую увидел по навигатору.              Катя опустила плечи и выглядела очень поникшей. У Воропаева проснулось дикое желание вырвать эти чувства и мысли из неё с корнем.       — Вы отказываете мне из-за…              — Не отказываю, — резко перебила Катя, поворачиваясь к мужчине, — я согласна пойти с вами на свидание, но сейчас неподходящий момент.              Воропаев цокнул.              — И когда же он будет?              — А вы куда-то спешите? — неожиданно спросила Пушкарёва, в миг погрузившись в воспоминания, когда Денис тоже…торопился.              Воропаев низко рассмеялся, позволяя хрипотце овладеть его голосом. Мурашки по ней прошли от затылка до поясницы.              — Хотите сказать, что мне не хватает терпения?              Девушка выдержала его взгляд.              — Я повторюсь: вы куда-то спешите? Честно, мне приятно ваше внимание и то, как открыто вы показываете, что вас ничего не смущает, но могу я вас попросить сбавить эгоизм? Сейчас… у меня голова забита мыслями о разговоре с родителями, объяснением со Ждановым, поиском квартиры для снятия. Вы – новая переменная, требующая большего количества моего внимания, чем я могу сейчас предложить. Я, безусловно, понимаю, к какому общению с женщинами вы привыкли, но, — Катя облизнула губы, собираясь с мыслью. Ведь всё, что она сейчас говорила, могло и наоборот оттолкнуть его, — не всем нужен такой подход. У меня всё сложно в плане отношений с людьми. И я имею в виду абсолютно все отношения, а не только романтические.              — Думаете, что я хочу вас на одну ночь? — Пушкарёва вспыхнула и хотела отвести взгляд, но в последнюю секунду передумала.              — Если бы вы этого хотели, то вчера бы напоили и воспользовались положением, — она увидела, как скривилось его лицо, — либо же упрекнули долгом и потребовали бы платы. Либо же просто включили всё своё невероятное обаяние и харизму, чтобы у меня и шанса не осталось.              — Я… подумаю над вашими словами, Катерина Валерьевна, но не даю никакой гарантии, что ваша выдержка, назовём это так, долго продержится, если я, как вы сказали, включу своё невероятное обаяние и харизму.              — Но вы тоже мне интересны, — призналась Катя. — И уверена, моей выдержки хватит.              Она говорила так уверенно, что какая-то часть Воропаева восприняла это как некоторый вызов.              ***              Катя просматривала почту, постукивая ручкой по столу. Выходные прошли быстро, оставляя за собой непонятное послевкусие.              Воскресенье девушка провела в мысленном построении диалога с отцом, где учитывала абсолютно все векторы, которые только может зацепить отец. А утро понедельника встречала за одиноким завтраком на кухне мужчины.              Катя читала письмо снова и снова, слушая параллельно Тропинкину, которая рассказывала последние новости, а именно то, что судебные приставы у Клочковой отобрали машину.              Сконцентрируйся, Пушкарёва, — приказала она себе, но упрямый мозг всё равно воспроизводил сегодняшнее утро.              Она уже оделась, чтобы убежать на работу, но сонный Воропаев цапнул её под локоть и хриплым, снова боже, голосом проговорил на ухо:              — Подожди меня, переоденусь и подвезу.              Катя застыла и, кажется, забыла, как дышать.              Они не переходили с «вы» на «ты». Хоть несколько раз во время разговора он переключался, но всё равно возвращался к прежнему обращению.              Она настолько удивилась, что даже не попыталась возразить.              Трёп Тропинкиной не знал конца, ровно до одной фразы:              — Ой, девочки, кажется, Жданов пришёл.              Значит, скоро ей оправдываться перед ним, почему же её отец подорвал его бедного и несчастного субботним утром.              А всё, о чём могла думать Катя, так это о том, что если Александр всё же перейдёт с ней на «ты», то хвалёная выдержка, которую она сама себе придумала, падёт смертью храбрых. Пока Воропаев обращается на «вы», Пушкарёва может удерживать и себя в некоторой дистанции, позволяя ходить по грани.              — Жаль, что вы надели вариант с брюками, — разочарованно проговорил Воропаев уже в машине.              — Вы бы хотели посмотреть на мои прекрасные ножки подольше?              Она говорила ему сбавить эгоизм, но не говорила о том, что будет держать язык за зубами и не попытается бить его же оружием.              Александр метнул на неё такой взгляд, от которого хотелось прикрыться руками.              Катя уже понимала, что не сможет остановить эту игру и будет до последнего находить в закромах памяти причины и оправдания, которыми будет от него «защищаться». Сближаться с ним опасно.              Ведь он уже показал, что его нахождение в жизни – непременно ведёт к самым разным переменам в жизни.              — Девки, если что – прячьтесь. Кажется, он не в духе.              Катя прикусила палец. Нужно было пресечь такое поведение Жданова. Это была не её зона ответственности, что отец позвонил ему. Она вообще не должна отчитываться и быть виноватой за чьи-то действия. Пушкарёва чётко сказала, что в порядке и когда придёт домой. Что толку было тащиться к ней на работу, выискивать номер начальника…              Стоп. Это, получается, они уже в курсе того, кем она работает? Отец решил позвонить до того, как узнал или после?              Воропаев заехал на парковку. А Катя поняла, что это значит.              Твою налево.              — Переживаете, что о нас подумают, когда увидят вместе? Вы ведь так старались избежать этого в субботу. Бедная Катерина Валерьевна оказалась в лапах ужасного Александра Воропаева, — хмыкнул он, отстёгивая ремень безопасности.              — Я никогда не считала вас ужасным.              — Взаимно. Я тоже никогда не считал себя ужасным и нисколько не переживаю, что кто-то меня с вами увидит, — повторил Воропаев. — Вот только посмотрите на время. Едва семь утра, кто в здравом уме приедет на работу так рано?              — Тогда мы можем посидеть поговорить полчаса?              — Я ещё не уехал, а вы уже по мне скучаете?              — Как будто вы не из-за этой причины встали, чтобы подвезти меня.              — Я же говорил, — удовлетворённо хмыкнул Александр, — вы меня прекрасно чувствуете.              — Катя! — гаркнул Жданов, едва войдя в кабинет. Дверь с грохотом ударилась об стену.              Дымка прекрасных воспоминаний рассеялась, возвращая её в реальность.              — Да, Андрей Павлович, звали? — невинно поинтересовалась Катя.              Жданов удивлённо вскинул бровь, мол, ты ещё спрашиваешь?              Неужели он всерьёз думал, что она сразу же падёт ниц и будет вымаливать прощение? Это он ещё не знает, кто её на работу привёз.              — Не потрудитесь ли объяснить почему ваш отец решил меня набрать в субботу утром? Почему я должен был выслушивать сумасбродные вещи по типу тех, что я с вами сплю? Вы что же не можете объяснить, что были с мужчиной и прекрасно проводили ночь, м? — Малиновский хохотнул, а затем прокашлял. Кате не нужно было объяснение его поведения, — Почему я должен отвечать на вопросы и отчитываться перед ним за вас?! — у Жданова ноздри раздувались от гнева.              Кажется, Кате в коньяк Александр подлил их семейный воропаевский яд.              — Так вас это не устроило? — деланно виноватым голосом спросила Катя, облокачиваясь на дверь в свою коморку. Жданов удивлённо переглянулся с Малиновским.              — Да, Катя, не устроило! — завёлся мужчина, ударив кулаком по столу. — А меня должно устроить то, что через меня ваши родственники пытались узнать, где вы, с кем вы и так далее?              — А меня, по-видимому, должно было устроить то, что вы заперли меня в кабинете? Хм-м, — ядовито поинтересовалась Катерина, — понимаю, ваш рот в тот вечер был очень занят животрепещущими темами, которые вы обсуждали с моделью… Может, стоило решать эти вопросы вне рабочего времени или, в конце концов, не в своём кабинете? Или попросить меня уйти в другой кабинет? Я понимаю, что вы меня, как человека, едва замечаете, ведь я у вас где-то между записной книжкой и телефоном, но всё же неприятно быть свидетелем подобного… Или вы думали, что я смогу выбить дверь после того, как вы всё «обсудите»?              Жданов бледнел с каждой сказанной Катей фразой, Малиновский потерял весёлость и смотрел настороженно на девушку.              — Я вас запер?..              — Нет, я сама себя закрыла, чтобы с удовольствием послушать вас! — съязвила девушка.              Жданов хлопал ресницами, затем снял очки и потёр переносицу.              — А вы, Роман Дмитрич, — Катя перевела взгляд, — следите за своим поведением. Понимаю, вам тяжело поверить, что у меня есть личная, а тем более интимная, но это так. Показывать своё отвратительное поведение мне не нужно, я и так его знаю. Если это всё, — она снова обратилась к Жданову, — я могу вернуться к работе?              — Д-да…              ***              Нет, ну какой же Жданов…              «Мудак», — подбросил воображаемый Воропаев.              Даже не извинился, более того, сделал вид, словно ситуации вообще не было и больше ни разу не упоминал её отца.              Но всё же несмотря на всё, Катя была собой довольна. Она не стала терпеть насмешки Малиновского и жёстко ответила Жданову, который собирался спустить на неё всех собак. Он уже понял, что Клочкова из себя представляет, поэтому все вопросы решала именно она, Катерина. Викторию же он не трогал чисто из-за Киры.              Катя шагала строевым шагом по направлению лифтов. Она задержалась, старательно корректируя расписание Жданова, в которые он внёс новые мероприятия.              Нет, она не спешила домой и, была б её воля, а вместе с тем и съёмная квартира, она бы намного позже пошла бы к родителям.              В офисе уже давно никого; Жданов упорхнул с любовницей, Малиновский поехал утешать Клочкову, которая лишилась своего автомобиля.              Проходя к бару, Катя остановилась на месте.              — Кира Юрьевна? — тихо позвала девушка, но не получила ответа.              Она сделала шаг к ней, а Воропаева в это время двинула рукой, стоящая рядом бутылка полетела на пол, разбиваясь вдребезги.              Их взгляды встретились.              Катя увидела; поняла по-женски. Взгляд Киры, полностью разбитый и униженный, приковал к себе всё внимание.              — Кира…              Она истошно начала смеяться, а затем закрыла лицо руками содрогаясь всем телом.              Чувство безысходности медленной лавой начало растекаться по телу. Кате стало дискомфортно, словно чужие чувства смогли её обжечь. Словно это она, а не Кира, испытывала ту гамму эмоций, которые обрушились на невесту.              Ужасно.              Ужасно то, что она просто закроет на это глаза и ничего не изменит. Вынесет ему мозг, потратит свои нервы и будет делать вид, что всё хорошо, что они счастливы.              Девушка подошла ближе.       Воропаева попыталась встать с барного стула, но оступилась и полетела вниз. Пушкарёва едва успела подхватить её, прежде чем они вместе рухнули на пол.              Боль сразу же прострелила в ногу.              Вблизи было хорошо видно заплаканные глаза Киры, потёкшую тушь, которая оставила мелкие дорожки, рубашку, мокрую от слёз.              Вот стоило оно того? Стоил он того?              — Вам нужна помощь, Кира Юрьевна? Может вызв…              — Нет, я в порядке.              Катя удивилась внутренней силе Воропаевой. Несмотря на своё состояние она старалась сделать вид, что с ней всё хорошо. Выглядело это паршиво, но то другой вопрос. Пушкарёва не до конца понимала степень её опьянения, а потому не знала, как ей себя нужно вести.              Девушка помогла подняться Кире, затем только поднялась сама. Одна коленка ужасно заныла, и Катя рефлекторно согнула ногу, что, кажется, заметила Кира.              Штанина была мокрой от жидкости, но, кажется, ткань не порвалась. Больше всего Кате было жаль Киру, затем новую одежду и только потом себя. Сама же решила поймать, чего уж жаловаться-то.              Хоть вся ситуация была до банального смешной. Воропаева её ни в грош не ставит, а она, дура, ей помогает.              Воропаева обняла себя за плечи и содрогалась от собственных всхлипов.              Не одно, так другое.              — Кира Юрьевна…              — Как часто? — перебила, — Вы же понимаете, о чём я, Катя. Прошу… по-женски…              — Вам станет легче, когда вы узнаете? — вопрос в пустоту, — Нет же, вы просто снова сделаете вид, что не знаете. Простите, что говорю так, но… это многие понимают.              — Он… нет… он просто…              Как ей помочь?              Даже если Катя скажет как часто Жданов оставался с моделью, а иногда и моделями, сейчас Воропаевой она не поможет. Это не первая их ссора, которую видела Катя. Из раза в раз одно и тоже. Жданов косячит, Кира устраивает истерику, а затем они мирятся.              — Что он?              Кира убрала руки от лица и посмотрела на девушку. В её взгляде не было ничего, кроме сочувствия.              — Вам не понять.              Катя цокнула: — Куда уж мне.              Телефон завибрировал. Кира перевела взгляд в пол, а слёзы снова потекли по щекам. Пушкарёва обречённо вздохнула и посмотрела на экран.              Это был Воропаев.              Один звонок. Второй.              Ну не оставлять же её тут одну?              — Не ответите? — Кира молчала, а Катя ответила на звонок.              — Кирюш, мне тут позвонила Маргарита, сказала, что приглашает на семейный ужин…              — Простите, это не Кира.              Воропаев прокашлял и уже более серьёзно ответил:              — Катерина Валерьевна, что-то случилось?              — Да, Кира Юрьевна… я не знаю, сколько она выпила. Но она плачет и никак не успокаивается, я предложила помощь, но она сказала, что в порядке. Я не знаю, как она будет добираться домой. Может, вы её заберёте? Или мне вызвать такси?              — Я буду через двадцать минут.       ***              Катя дождалась Александра, сама же, сославшись что что-то забыла в коморке, сделала вид, что вернулась к себе. Она прекрасно понимала, как неловко Воропаевым за эту ситуацию и не стала её усугублять своим обществом. Мужчина же не обратил на неё практически никакого внимания и сразу же ушёл с Кирой, оставляя девушку одну.              Пушкарёва вдыхала холодный воздух в лёгкие и медленно выдыхала.              Ноги еле плелись по знакомому маршруту от остановки до дома. Сердце колотилось, во рту было сухо, а в голове мысли не прекращались ни на секунду.              Вся уверенность, подкреплённая словами Воропаева – таяла, как снег весной. Может, не стоило всё это начинать?              Нет, нужно продолжать, как бы тяжело и страшно не было. Худшее, что может произойти – её выгонят, но даже так, она найдёт способ выкрутиться. Оставался Коля, который бы позволил переночевать, а там за несколько дней, в теории, она бы нашла квартиру. Туговато было бы, но не критично.              Дрожащими пальцами Катя держала ключи и всё не решалась вставить их в замочную скважину.              Дыши, Пушкарёва, дыши.              В квартире было привычно. Всё также неустанно работал телевизор, мама копошилась на кухне, пахло вкусной едой, но кое-что всё же отличалось.              Атмосфера.              Всё ей казалось неприветливым.              Катя поплелась на кухню, чтобы поздороваться с мамой, но отец вышел из гостиной раньше, чем она дошла и начался её персональный ад.              — Явилась.              Всё пренебрежение, на которое он был способен, сочилось из тона его голоса. Отец, в привычной ему манере, скрестил руки на груди и грозно смотрел на дочь.              — Как и говорила.              Влияние Воропаева всё же было на неё оказано.              — И где шлялась?              — У подруги.              Это оправдание придумал Колька, который позвонил в субботу на номер Александра и вкратце всё рассказал. Катя сняла пальто и повесила его на вешалку. Стоило повернуться, как взгляд отца, прикованный к ней, сменился на ехидный. Мама, стоящая в проёме между коридором и кухней, прижала руку к груди. Кажется, у них было собственное видение ситуации, и они не нуждались в объяснении.              — Так ты, оказывается, секретутка у нас, — её внутренне передёрнуло.              — Секретарь, — поправила.              Отец смерил её взглядом, полным презрения. Катя ожидала от него такой реакции.              — А это, — он рукой кинул на её одежду, — ещё что за тряпки?              Катя непонимающе выгнула бровь.              — Тряпки?              — Ты на неё погляди, — хмыкнул отец, обращаясь к жене, — она ещё делает вид, что не понимает. Как ты только в это нарядилась?              А, вот он о чём.              Иногда нужно себя разбить, чтобы собрать заново, — звучали в голове его слова.              — Катенька, как же ты так… — принялась щебетать мама.              — Во-первых, это деловой костюм. Во-вторых, это проблема, что я купила себе одежду за свои деньги?              Отец хмыкнул, почёсывая затылок:              — Видишь, Лен, я же говорил, что на неё это место плохо влияет. Вот. Смотри!              — Кать, у тебя же столько одежды, зачем тебе?..              «Вы, когда с родителями встретитесь, тоже заднюю дадите и смиренно примите всё, что в вас будут кидать?»              — Моя одежда – это проблема?              — Она даже не понимает! — взъелся отец.              — Я и дальше буду покупать себе новую одежду. Я буду одеваться так, как хочу я.              — Эти тряпки ты…              Катя перестала слушать. Это то, что любезно выбрал для неё Александр. Она молчала о том, насколько тяжело ей было решиться надеть другую одежду, ведь сегодня все обратили на это внимание. Кто-то просто косо посмотрел, кто-то сделал комплимент, но это был её маленький шаг к новым, более глобальным изменениям.              — … давай-ка, увольняйся, мы с мамой найдём тебе другую работу.              Катя стояла в шоке; её полностью выбило из колеи.              Она начала заламывать пальцы и стоило коснуться тыльной стороны руки, как вспомнила прикосновение Александра и его беззвучное «умница».              Собрав всю волю в кулак, Катя выпалила:              — Я не собираюсь увольняться.              — Ты на неё посмотри!              — Если это всё, то я пойду. Я устала.              — Что за подружка? — вспомнил отец. — И давно родителям врать начала? Откуда у тебя друзья-то, кроме Кольки?              — Я…              — У мужика была, а он откупился этими тряпками? Мы, знаешь ли, не вчера родились.              Бессмысленно продолжать этот никуда не ведущий разговор.              — Это всё?              — Что?! — гаркнул отец.              — Это всё, что ты мне хотел сказать? Я поняла, что я не могу иметь подруг, не могу носить одежду, которую хочу и выбирать работу сама. Я вообще без вас ничего не могу? Ни жить, ни думать, ни решать?              — Я чё-т…              — Валер, Валера…— жена подхватила мужа под руку и начала уводить. — Договорите в другой раз, уже позднее время.              Катя ушла в комнату, выслушивая потом ещё полчаса какая она непутёвая дочь, раз устроилась работать секретаршей, так ещё и непорядочная, раз спит с начальником.              После душа, Пушкарёва принялась мониторить аренду жилья.