Любовь в Липовке

Такемичи стоял в стороне, наблюдая, как участники банды разбрелись по домам после окончания собрания. Тяжелая тишина висела в воздухе, словно никто не мог смириться с тем, что произошло. Уход Баджи наложил на всех свой отпечаток, и даже после слов Майки о том, что встреча закончена, все казались подавленными и молчаливыми. Когда последний человек скрылся из виду, Ханагаки глубоко вздохнул и направился к ступенькам, где сидел Майки. Тот выглядел странно спокойным, но в его взгляде читалось нечто, что выдавало внутренние переживания. Глаза его были устремлены в пустоту, словно он искал ответы в далеком горизонте, но не мог их найти. – Майки? – тихо позвал его Такемичи, подходя ближе. Он не был уверен, как именно начать разговор, но что-то внутри подсказывало, что лидер Токийской Свастики нуждается в поддержке. Такемичи опустился рядом с ним на ступени, стараясь не нарушить хрупкое равновесие тишины, но при этом желая дать понять, что он рядом. Майки не сразу ответил. Он сидел, сгорбившись, с локтями на коленях, голова его чуть опущена, как будто груз невидимых мыслей давил на него. Его лицо, обычно скрывающее эмоции, сейчас было мрачно, но все еще не показывало всей глубины переживаний. – У меня есть просьба, Такемичи. Выслушаешь? – голос Майки был необычайно тихим, но в нем чувствовалась странная сила, которая заставила Ханагаки насторожиться. – Конечно, – ответил Такемичи, слегка удивленный тем, что Майки хочет чего-то от него в такой момент. Майки помолчал, будто собираясь с мыслями, затем продолжил: – Мы были детьми, жили в одном квартале. Но плохо ладили и постоянно дрались. Такемичи попытался представить маленького Майки, дерущегося с другим ребенком, и эта мысль заставила его невольно улыбнуться. Смешок сорвался с его губ, и он почувствовал, как напряжение в его груди на мгновение ослабло. – Он ударил сегодня Кисаки, – продолжил Майки, не замечая реакции Такемичи. Такемичи сразу понял, о ком идет речь, но все же решил уточнить: – Это был Баджи? Майки кивнул, слегка нахмурившись. – Да, мне всегда было сложно понять, что у него на уме. Он мог избить кого-то просто за то, что был сонным. А если был голоден, то мог, не задумываясь, поджечь машину, облив ее бензином. Такемичи чуть вздрогнул от этих слов. Он всегда знал, что Баджи был жестким и непредсказуемым, но эти примеры выходили за грань его понимания. – Ого... – промямлил он, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Майки сделал небольшую паузу, его взгляд вновь ушел в сторону, будто он на мгновение потерялся в воспоминаниях. Затем он заговорил снова, но его голос стал более серьезным, как будто каждый следующий шаг в разговоре давался ему с трудом. – Баджи... он был одним из основателей Токийской Манджикары. Я, Доракен, Мицуя, Пачин и он – мы создали Томан, когда еще учились на первом году средней школы. Такемичи почувствовал, как его сердце заколотилось быстрее. Он знал, что Баджи был важной фигурой для Майки. И сейчас, когда Манджиро говорил об этом с такой глубокой искренностью, все стало казаться еще более значительным. – Вы были впятером? – спросил Ханагаки, чувствуя, что не может просто молчать. – Ага, – Майки повернулся к нему, его взгляд стал более проницательным. Он внимательно посмотрел на Такемичи, словно пытаясь понять, насколько тот способен справиться с тем, что он собирается сказать. – Возможно, это прозвучит грубо с моей стороны, но я прошу тебя об одном: верни Баджи из "Вальхаллы". Я очень люблю этого парня. Эти слова прозвучали в ночной тишине как удар грома. Такемичи почувствовал, как в его груди вспыхнула смесь эмоций – от шока до понимания. Майки смотрел на него с такой глубокой надеждой, что отказать ему казалось невозможным. Такемичи наблюдал за Майки, чувствуя смешанные эмоции. Внешне он сохранял спокойствие, но внутри омега буквально разрывался от сострадания к лидеру, а его внутренняя омега тихо скулила, мечтая прижаться к Манджиро и поддержать его. Однако Ханагаки сдержал этот порыв, понимая, что это было бы неподходяще, особенно сейчас. – Я постараюсь сделать всё, что в моих силах, Майки, – наконец ответил он с решимостью в голосе. Услышав это, Майки чуть улыбнулся, его лицо немного расслабилось, хотя тень грусти оставалась в его глазах. Он кивнул и посмотрел куда-то вдаль, туда, где тёмные силуэты деревьев скрывали окружающий мир. Через мгновение Манджиро резко встал и, с хитрой усмешкой на лице, громко крикнул: – Мицуя! Ты подслушивал нас? Я вижу твою голову, выглядывающую из-за дерева. Выходи давай! Откуда-то из-за ближайшего дерева раздалось тихое шуршание, и на сцену вышел Такаши Мицуя, нервно улыбаясь. Он явно не ожидал, что его поймают на подслушивании, но держался уверенно, словно это была всего лишь шутка. – Спалили меня, – признался он, потирая затылок. – Я просто искал уборную и случайно услышал вашу болтовню. Майки усмехнулся, глядя на него, но явно не был зол. Вместо этого он поднялся на ноги и сказал с видом, словно всё шло по плану: – Ты как раз вовремя, Мицуя! – Он обернулся к Такемичи, слегка прищурив глаза с довольной улыбкой. – Такемичи теперь в твоём отряде. Оба парня замерли от шока. Лицо Такемичи мгновенно побледнело, а Мицуя выглядел так, словно ему только что сообщили самую неожиданную новость за весь день. – Чего?! – удивленно вырвалось у обоих одновременно. Мицуя медленно подошёл к Майки, пытаясь осмыслить услышанное, но лидер Томана продолжал смотреть на Ханагаки с хитрой улыбкой. – Добро пожаловать в ряды "Свастонов", Такемичи! – Майки похлопал его по плечу, довольный тем, что этот переход произошел именно так. Ханагаки, пытаясь осознать, что только что произошло, глубоко поклонился перед Мицуей, чувствуя смущение и некую неловкость. – Позаботьтесь обо мне! – голос его был тихим, но решительным. Мицуя вздохнул, смотря на всю эту сцену с легкой улыбкой, но в глубине души он явно был озадачен. – И почему я решил их подслушать? – пробормотал Такаши себе под нос, еле слышно. Несмотря на недовольство от внезапного назначения, в нем не было явной злости. Такемичи ему нравился – тихий, скромный парень, но постоянно влипающий в неприятности. Слабый, тощий, он привлекал к себе проблемы, словно магнит. Более того, было очевидно, что он каким-то образом связан с Ханмой, что только усугубляло ситуацию. Все в Томане задавались вопросом, как именно их пути пересеклись, но никто не решался спросить напрямую – это казалось неправильным и бестактным. Когда Майки наконец удалился, оставив их вдвоем, Мицуя подошел ближе к Ханагаки, задумчиво глядя ему в глаза. – Тебя подвести, Такемичи? – его голос был мягким, но в нем ощущалась легкая забота. Он явно не хотел, чтобы парень шел домой один в такую позднюю пору. – Не стоит, – покачал головой Ханагаки, пытаясь казаться уверенным. – Я сам дойду. Спасибо, увидимся ещё. Попрощавшись с Мицуей, Такемичи направился домой, но, как только оказался один, чувство тревоги захватило его. Он шел по узким улочкам деревни, где ночью темнота сгущалась, словно что-то зловещее скрывалось за каждым углом. Ветер холодил кожу, а тени деревьев тянулись к нему, словно пытаясь захватить. Вокруг царила полная тишина, нарушаемая лишь его шагами, гулко отдающимися в ночной тьме. Проходя мимо одного из деревьев, взгляд Ханагаки зацепился за небольшой фиолетовый мешочек, валявшийся на земле у дороги. Он остановился и поднял его, с интересом разглядывая необычную находку. – "Может, кто-то обронил?" – мелькнуло в его голове. Открыв мешочек, он обнаружил внутри старую фотографию. Это была не просто любая фотография – это был снимок тех самых людей, которых он знал. На черно-белой фотографии, выцветшей от времени, стояли дети. Майки, Доракен, Мицуя, Пачин и Баджи – все в черной форме Томана с золотой вышивкой. Перед ними лежала ткань с эмблемой Токийской Манджикары, вышитой золотыми нитями. Но больше всего привлек внимание ещё один человек на фотографии. Он стоял рядом с Баджи – парень с черными волосами, зализанными лаком, золотистыми глазами и татуировкой на шее. Под его левым глазом была небольшая родинка, что придавало его лицу дополнительную выразительность. – "Кто это? Майки ведь говорил, что основателей было пятеро…" – пронеслось в голове Такемичи, вызывая новую волну вопросов. Теперь, держа в руках эту фотографию и амулет, омега медленно продолжил свой путь домой, чувствуя, как напряжение вновь нарастает внутри. Дорога по деревне, освещённая лишь редкими уличными фонарями, тянулась бесконечно, а темные ночные силуэты деревьев лишь усиливали его тревогу. Каждая тень, каждый шорох заставляли его нервничать, но он упрямо двигался вперёд, мысленно ругая себя за то, что не принял предложение Мицуи. – "Вот я дурень, надо было соглашаться", – мелькнула в голове мысль, когда он наконец увидел вдалеке свой дом.

***

Такемичи, закрыв за собой калитку и зашедший в дом, сразу почувствовал привычное тепло. Его тут же встретила Сора, громко мяукая и потеревшись о его ноги. Улыбка мгновенно озарила лицо омеги. — Привет, милая, я тоже по тебе скучал, — сказал он с нежностью, подняв котёнка на руки и поглаживая его мягкую шерстку. — Ты скучала по мне? Сора тихо мурлыкала, успокаиваясь в его руках, а Такемичи отправился в свою комнату. Положив котёнка на кровать, он быстро переоделся в пижаму — простую, но удобную хлопковую, в тёмно-синие полоски. Он не забыл проверить окно, убедившись, что оно плотно закрыто, помня о том, как однажды к нему неожиданно вломился Ханма. Теперь эта привычка стала для него необходимой мерой безопасности. Когда он уже собирался лечь в кровать, перед глазами неожиданно всплыл школьный дневник, и омега вспомнил о том, что не сделал домашнее задание. — Вот чёрт, — пробормотал он себе под нос, осознавая, что это может повлиять на его оценки, а вместе с этим и на отношения с матерью. Весь его табель регулярно отправляли родителям, и он не хотел выслушивать упрёки от матери, которая и так его часто критиковала. С тяжелым вздохом он снова сел за письменный стол, включив настольную лампу. Легкий желтоватый свет залил учебники и тетради, придавая комнате уютный, но рабочий вид. Первым на очереди была физика — одна из тех дисциплин, которые всегда давались ему тяжело. Разобраться в формулах и физических законах было сложнее, чем пережить очередное собрание Тосвы. Сегодняшнее задание касалось темы "Электромагнитная индукция". Такемичи внимательно развернул учебник, прочитал параграф и достал тетрадь. Он старался сосредоточиться, но мысли всё время возвращались к недавним событиям, и сосредоточиться было не так просто. Линии формул и теорий путались в голове, но он знал, что ему нужно сделать это. — Закон Фарадея… — пробормотал он, записывая в тетради формулы, стараясь разобраться, как вычислять электродвижущую силу, индуцируемую в контуре. Он чувствовал, как усталость накатывает с каждой строчкой, но не мог себе позволить расслабиться. Тетради медленно заполнялись расчётами, перемежаемыми короткими комментариями о направлениях магнитного поля. Затем был ещё один блок — химия. Здесь всё казалось чуть проще: тема была о реакциях окисления-восстановления. Он быстро написал уравнения реакций, балансируя их с помощью коэффициентов, и проверил ответы, убедившись, что все верно. Каждое новое задание казалось маленькой победой, но силы уже на исходе. Последним стал краткий пересказ по литературе. На этот раз нужно было прочитать рассказ и записать основные мысли. Он пробежал глазами текст, делая краткие заметки в тетради. Пальцы уже слегка ныли от долгого писания, но он старался не жаловаться и двигался вперед. Закончив домашние задания, Такемичи наконец с облегчением собрал учебники в рюкзак, аккуратно складывая тетради и бумаги. Ещё раз проверив, что всё на месте, он встал и потянулся, чувствуя, как мышцы затекли от долгого сидения. Сора уже спокойно лежала на его кровати, нетерпеливо ожидая, когда он вернётся. — Всё, я свободен, — прошептал он, усаживаясь на кровать. Котёнок тут же уютно устроился на его груди, тяжело дыша и мурлыча. Это тепло и тихий звук успокаивали его, словно защищая от всех тревог. Такемичи погладил её пушистую спинку и, закрыв глаза, наконец позволил себе расслабиться. Его голова всё ещё была полна событий сегодняшнего дня, но усталость взяла верх. Сора устроилась рядом, свернувшись клубком, а Такемичи тихо заснул, прижимая к себе мягкое тело котёнка. Завтра был новый день, и он должен был быть готов к школе, но сейчас самое главное — отдохнуть, восстановить силы и забыть обо всех тревогах хотя бы до утра. Следующий день для Такемичи начался относительно спокойно. Уроки шли своим чередом, и, несмотря на нервное напряжение, он чувствовал себя уверенно. Физика, литература и математика — всё прошло на удивление гладко. Его несколько раз вызывали к доске, и каждый раз он справлялся, решая задачи и пересказывая параграфы. Учитель даже похвалил его за усердие, что заставило омегу почувствовать лёгкую гордость за себя. За этим успехом, однако, стояла поддержка Хинаты. Она весь день была рядом, улыбалась ему и подбадривала. — Ты молодец, Такемичи! — прошептала она после того, как он вернулся на место после ответа у доски. Её тёплый, доброжелательный взгляд вселял в него уверенность, которой иногда так не хватало. Он краем глаза заметил, как Кисаки, сидя на другом конце класса, неодобрительно посмотрел на него. Омега тут же отвернулся, закатывая глаза. — Опять этот Кисаки, — пробормотал он про себя, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Теперь, когда Кисаки стал частью «Тосвы», его отношение к Такемичи стало ещё более напряжённым. Раньше они обменивались колкостями, но теперь Кисаки просто игнорировал его, как будто он не существовал, но всё равно хмуро наблюдал за каждым его движением. *** После уроков Такемичи решил остаться немного дольше, чтобы подготовиться к домашнему заданию и обдумать последние события. Но не успел он сделать и нескольких шагов по коридору, как его окружили Аккун, Макото и остальные. — И когда ты собирался нам рассказать, что стал частью «Тосвы»? — спросил Аккун с доброй улыбкой, хлопнув его по плечу. Такемичи немного замялся, неловко почесав затылок. Он знал, что рано или поздно придётся всё рассказать друзьям, но ещё не придумал, как сделать это правильно. — Я собирался рассказать вам сегодня, после уроков, — признался он. — Моё вступление в «Тосву» было… скажем так, довольно фееричным. — Фееричным? — переспросил Макото, заинтересованно прищурив глаза. Такемичи глубоко вздохнул и продолжил, стараясь припомнить все детали. — Капитан первого отряда разбил нос новому представителю третьего, а потом заявил, что уходит в «Вальхаллу». — Баджи Кейске?! — воскликнул Аккун, широко распахнув глаза от удивления. — Да, он. Я до сих пор не понимаю, почему он так поступил, — сказал омега, покачав головой, вспоминая хаос того собрания. — Он ушёл потому, что ему не понравился новый капитан? — громко прокомментировал Макото, явно недоумевая. — Но новый капитан — это же Кисаки Тетта, человек из «Мебиуса»! — Так как он оказался в рядах «Тосвы»? — в недоумении спросил Аккун, переводя взгляд на остальных. На этот раз в разговор вмешался Ямагиши, который, как всегда, знал всю подноготную. — Ладно, просвещу вас, — начал он с важным видом. — После случая с Пачином место командира третьего отряда по праву переходило его заму, Пэяну. Но вы все помните, что произошло между ним и Доракеном. — Он устроил западню Доракену! — воскликнул Макото. — Именно. Поэтому Пэян добровольно отказался от главенства и перешёл во второй отряд под командование Мицуи Такаши. Место капитана третьего отряда осталось вакантным, и вот тут на сцену вышел Кисаки, — Ямагиши говорил с таким видом, словно раскрывал нечто чрезвычайно важное. — После поражения «Мебиуса» Осанай ушёл, распустив группировку. Но многие люди последовали за Кисаки в «Тосву». И теперь «Мебиус» фактически раскололся: часть людей осталась с Кисаки, а часть ушла с Ханмой, который создал «Вальхаллу». Сейчас у них около трёхсот человек. — Чего? Трёхсот?! — воскликнул Макото, его лицо было полным удивления. Такемичи, слушая всё это, чувствовал, как его разум постепенно захлёстывает новое понимание. Теперь было понятно, почему Ханма стал реже выходить с ним на связь. Его внезапное отсутствие, постоянные недомолвки — всё это теперь обретало смысл. Такемичи внимательно слушал Ямагиши, пытаясь переварить информацию. Ханма — представитель «Вальхаллы» и «номер два», а Казутора Ханемия — их «номер три». Всё это звучало пугающе и ещё больше запутывало ситуацию. То, что «Вальхаллу» называли «ангелом без головы», означало, что у них не было официального лидера, и это давало им определённую свободу, но одновременно делало их крайне опасными. — Спасибо, Ямагиши. Ты, как всегда, в курсе всех дел, — Такемичи улыбнулся, похвалив друга, и тот, кажется, немного возгордился, хотя старался не показывать это. Но тишину, возникшую после их разговора, неожиданно нарушил звук хлопнувшей двери. Вздрогнув, все взгляды устремились к порогу класса. На входе стоял молодой человек с хаотичной причёской, где желтые пряди контрастировали с чёрными. Он выглядел эксцентрично: татуировка тигра на шее и родинка под правым глазом бросались в глаза сразу. Парень спокойно осматривал собравшихся, его взгляд был холодным, но в то же время каким-то задумчивым. — Уроки уже закончились? — мягко произнёс он, его голос был тихим, почти как шёпот, но в пустом классе он прозвучал отчётливо. Макото, не задумываясь, вышел вперёд, пытаясь защитить друзей: — Ты кто такой, урод? — резко выпалил он, выставив вперёд подбородок, явно не впечатлённый внешностью незнакомца. Тот едва заметно нахмурился, но голос оставался спокойным. — Это невежливо. Зачем грубить? — его тон был мягким, но в нём сквозила угроза. — К тому же, я старше тебя. — И что? — огрызнулся Макото, не отступая. — Макото, стой! — Ямагиши, узнав татуировку на шее, быстро вмешался и толкнул друга в бок, понимая, что сейчас не время для ссор. — Вы знаете Ханагаки Такемичи? — спросил альфа, слегка склонив голову набок. Его взгляд был сосредоточен и цепкий, как у хищника, высматривающего добычу. Ямагиши выдавил из себя ответ, почти заикаясь от страха: — Это… это Ханемия Казутора. Номер три в «Вальхалле». Услышав своё имя, Такемичи напрягся. Он шагнул вперёд, обходя своих друзей, которые, хотя и старались закрыть его собой, понимали, что против такого противника шансов у них нет. — Это я, Такемичи Ханагаки. Зачем тебе меня искать? — спросил он, стараясь сохранять спокойствие, хотя в груди начало быстро колотиться сердце. Казутора внимательно осмотрел парня перед собой, будто оценивая его с головы до ног. Его холодное лицо внезапно озарилось тёплой улыбкой. — Рад, что нашёл кого-то из «Свастики». — Не успел Такемичи опомниться, как Казутора преодолел расстояние между ними за мгновение и обнял его, прижимая к себе так близко, что их плечи соприкоснулись. От неожиданности омега замер. Запах альфы тут же заполнил пространство вокруг него — пряная медовая ваниль. Он был неожиданно приятным, и, несмотря на весь страх, Такемичи на мгновение почувствовал себя спокойнее. Но тут же всё изменилось, когда Казутора, не отпуская его, сказал: — Мы идём в «Вальхаллу». Его рука легла на запястье Такемичи, сжав его так сильно, что омега невольно поморщился от боли. Его худое запястье оказалось в плену тяжёлой хватки альфы. Он пытался вырваться, но понял, что это бесполезно — Казутора был гораздо сильнее. — Всё в порядке, — проговорил Такемичи через силу, стараясь успокоить своих друзей, которые стояли в полном замешательстве. Он не хотел, чтобы они вмешивались — это могло закончиться плохо. — Я нашёл его, идём! — крикнул Казутора через плечо. Двое парней, прислонившихся к окну, тут же обернулись. Они выглядели пострадавшими: оба с костылями, гипсом и пластырями на лицах. Их взгляды задержались на сцепленных руках Казуторы и Такемичи, но они тут же отвернулись, когда Казутора бросил на них суровый взгляд. — Это мои друзья, — проговорил альфа, заметив, что Такемичи тоже посмотрел на них. — Я сделал это с ними. — Ты сломал им ноги? — спросил Такемичи, не в силах сдержать удивление и возмущение. — У тебя проблемы с Казуторой?! — грубо выкрикнул один из раненых парней, шагнув вперёд, но его тут же остановил тяжёлый взгляд альфы. — Умолкните, — произнёс Казутора холодно, и в его голосе прозвучала опасная угроза. Запах медовой ванили стал сильнее и плотнее, будто давил на всех вокруг. — Да! — испуганно выкрикнули оба парня, резко отступив назад, явно боясь разозлить своего капитана. Такемичи, чувствуя напряжение, вдруг понял, что их руки всё ещё сцеплены. Он попытался осторожно освободить свою руку, но Казутора удержал её, словно не хотел отпускать. Этот странный контакт вызывал в омеге смешанные чувства. С одной стороны, он ощущал страх перед этим альфой, но с другой — в его хватке было что-то странно утешительное, как будто Казутора находил в этом какое-то удовлетворение. «Почему он не отпускает?» — мелькнула мысль в голове Такемичи, но ответ пришёл сам собой, когда он почувствовал, как альфа, будто в задумчивости, слегка потёр его ладонь своими пальцами, чувствуя мягкость его кожи. Такемичи, изо всех сил стараясь держать себя в руках, оглядел Казутору. Ему было тяжело поверить в то, что этот спокойный на вид альфа так спокойно говорил о своем прошлом, будто это было что-то обычное. Однако слова Казуторы задели его за живое. — Ты никогда не посещал школу… — пробормотал Такемичи, стараясь придать своему голосу твёрдость, хотя внутри все сжалось. Казуторы он в школе никогда не видел, и это казалось странным, ведь он, по сути, был участником одной из самых известных банд Токио. Альфа остановился на полпути, останавливая и омегу, и на мгновение их взгляды пересеклись. Казутора пристально смотрел на него, словно решая, стоит ли ему вообще объяснять. — Я был в исправительной колонии, — наконец ответил Казутора, и в его голосе не было ни намека на сожаление или стыд. Это прозвучало буднично, как будто он просто рассказывал о незначительном событии. Такемичи замер, чувствуя, как сердце застучало быстрее. В его глазах промелькнул испуг, но Казутора, всматриваясь в лицо омеги, заметил что-то ещё — грусть. Эта реакция показалась ему неожиданной, но он не придал ей особого значения. Альфа продолжил путь, словно ничего не случилось, а Такемичи, тяжело вздохнув, пошёл следом, уже погружённый в свои мысли. Идя дальше в полной тишине, они быстро достигли заброшенного здания. Это был старый игровой центр, давно оставленный своим прежним владельцем и теперь служивший укрытием для «Вальхаллы». Здание выглядело мрачным и угрожающим — фасад обшарпан, окна заколочены, но всё ещё узнаваемый символ банды красовался на роллетах, как напоминание всем о том, кто здесь правит. Огромный рисунок — ангел без головы — был нарисован свежей краской из баллончика, и его блестящая поверхность добавляла картинке ещё больше мрачной эффектности. Такемичи на мгновение замер, осматривая зловещее место, и быстро прикрыл нос рукой, когда его ударил резкий запах табака. Воздух был густым и тяжёлым, пропитанным запахом дыма и чего-то ещё неприятного, чего он не мог точно определить. Атмосфера внутри здания была удушливой — она буквально давила на психику. Каждый шаг омеги сопровождался ощущением, что за ним наблюдают, и это не было лишь паранойей. Люди, которые собрались внутри, откровенно сверлили его взглядами, но, стоило им увидеть Казутору, как они тут же опускали глаза, отступая в сторону. Они пересекли зал, и Такемичи начал различать звуки, которые наполняли помещение. Эти удары были глухими и резкими, словно кто-то бил кулаками по чему-то мягкому. Его тело напряглось, и он повернул голову, чтобы понять, откуда исходит этот шум. Когда его взгляд упал на происходящее в центре зала, Такемичи с трудом сдержал всхлип. На голом бетонном полу, среди разбросанных вокруг бутылок и мусора, Баджи стоял над безжизненным телом. Его кулаки были окровавлены, а на лице застыло выражение жестокой сосредоточенности. Он снова и снова бил человека под собой. Это был Чифую, его светлые волосы стали грязными, из-за крови они слиплись, лицо было покрыто ссадинами и синяками. Кажется, он потерял сознание от боли, его тело безвольно лежало на холодном бетоне. «О боже…» — только и успел подумать Такемичи, сердце замерло от ужаса. Это зрелище казалось невозможным. Его друг, Чифую, с которым он столько раз говорил и смеялся, сейчас лежал перед ним, избитый до полусмерти. Такемичи инстинктивно потянулся к карману своих брюк, где у него был спрятан перцовый баллончик. Он судорожно схватил его, понимая, что это единственное, что у него есть, чтобы хоть как-то защитить себя. Но этот жалкий кусок пластика в руках казался таким бесполезным перед лицом всей той жестокости, что развернулась перед его глазами. — Что он делает? — тихо прошептал омега, не отрывая глаз от сцены насилия. Казутора, который всё это время молча наблюдал за происходящим, улыбнулся, и в его улыбке было что-то мрачное. — Это проверка на верность, — произнёс он, словно речь шла о чем-то вполне обычном. — Парня, которого он избивает, — это его зам. Эти слова ударили Такемичи, словно холодный ветер. Проверка на верность? Избивать своего подчинённого до полусмерти — это то, что они считали нормальным? Омега ощутил, как его ноги дрожат. Картина перед ним вызывала страх и отвращение, но он был бессилен что-то изменить. Зал наполнился напряжением, когда знакомый голос прорезал воздух. Это был Ханма Шуджи, временный глава «Вальхаллы». Его слова заставили Баджи замереть на месте, остановив жестокие удары по Чифую. В этот момент все взгляды были устремлены на Ханму, чей тон, несмотря на приказ, звучал расслабленно, словно он не отдавал серьёзные распоряжения, а просто разговаривал с друзьями. — Достаточно, Баджи. Казутора, приведи ко мне Такемичи, — сказал Ханма, и его голос был таким спокойным, что в нём чувствовалась опасность, спрятанная за маской беззаботности. Такемичи, услышав это имя, поднял глаза и увидел, как Шуджи сквозь толпу наблюдает за ним. Омега замер, почувствовав холодок в груди. Хищная улыбка на лице Ханмы вывела его из равновесия — это был взгляд человека, которому доставляет удовольствие видеть, как другие боятся. Такемичи сжался от страха, но быстро подавил эту эмоцию, пытаясь сохранять спокойствие, хотя внутри всё кричало от ужаса. Он сжался ещё сильнее, когда Казутора бесцеремонно потянул его за руку, волоча вперёд к ногам временного главы. Хватка альфы на его запястье была железной, и боль от этой силы ощущалась на каждом шаге. Но, несмотря на это, омега не пытался сопротивляться — он понимал, что Казутора не отпустит его. Он хотел остаться с Чифую, который лежал без сознания на полу, но, понимая, что не сможет помочь ему сейчас, подчинился. Ханма стоял расслабленно, наблюдая, как его подчинённый привёл омегу к нему. Его глаза мерцали каким-то зловещим огоньком, когда он встретился взглядом с Такемичи. В этот момент Ханма пристально вглядывался в лицо омеги, словно изучая каждую черту его внешности. Слегка прищурив глаза, он наклонился ближе, чтобы ещё внимательнее рассмотреть его. — Новый член «Свастонов» — Ханагаки Такемичи, — протянул он, словно пробуя эти слова на вкус, и на его губах появилась хитрая улыбка. — Мы снова увиделись с тобой. Сейчас ты участник «Тосвы», не так ли? — добавил он, и в его голосе прозвучала лёгкая издёвка, которая заставила омегу напрячься. Ханма снова ухмыльнулся, его взгляд блуждал по фигуре Такемичи, и он сказал с хриплым шёпотом: — Как жаль, что на тебе нет того зелёного кимоно. Оно тебе очень шло. Такемичи ощутил, как его лицо мгновенно заливается краской. Эти слова прозвучали так интимно и нахально, что он едва смог скрыть своё смущение. Внутри него закипела ярость, но он с трудом удерживал себя от того, чтобы не закричать. — Отвянь, — с трудом выдавил он из себя, сквозь сжатые зубы. Его голос прозвучал слабее, чем он хотел, и это разозлило его ещё сильнее. Ханма усмехнулся, и этот звук наполнил омегу тревожным чувством. В следующее мгновение альфа слегка обнял его со спины, обвивая руки вокруг плеч Такемичи, и омега моментально замер от ужаса. Холодный, медленно растущий страх сковал его сердце. Такемичи с трудом контролировал дыхание, понимая, что любое неправильное движение может усугубить его положение. — Итак, давайте начнём допрос свидетеля, — заявил Ханма, обращаясь ко всем вокруг. — Верхушка «Свастонов», Баджи Кейске, хочет вступить в «Вальхаллу»! Его голос взорвался в помещении, вызвав волну оживлённых обсуждений среди собравшихся. Шум нарастал, и воздух вокруг омеги стал ещё тяжелее. Толпа была взбудоражена, и все взгляды теперь были прикованы к Баджи. Шум усиливался, создавая невыносимое напряжение. — Но перед тем, как принять его, я должен убедиться, что он не шпион, — продолжил Ханма, вновь привлекая к себе внимание. — Для этого Казутора привёл свидетеля. Такемичи застыл на месте, когда почувствовал, что все взгляды теперь обращены на него. Это было как под светом прожектора, только вместо сцены перед ним были хищные глаза, которые с жадностью ожидали его ответа. — Ханагаки Такемичи, что сказал перед уходом Баджи Кейске? — спросил Ханма, и его слова прозвучали, как приговор. Альфа стоял слишком близко к омеге, его тёплое дыхание касалось уха Ханагаки, заставляя его ещё сильнее напрячься. Такемичи сжал кулаки, отчаянно пытаясь сохранять спокойствие, хотя внутри него всё было готово взорваться. Его сердце билось так быстро, что он едва мог слышать свои собственные мысли. — «Я ухожу в Вальхаллу. Теперь я враг Свастонов», — тихо ответил омега, стараясь, чтобы его голос не дрожал. Он посмотрел прямо на Ханму, хотя каждый нерв в его теле кричал от страха. — Казутора, что думаешь? — Ханма обернулся к парню с серьгой, продолжая удерживать Такемичи возле себя. Казутора, нахмурившись, оглядел помещение. Его взгляд был отстранённым, словно он анализировал ситуацию. — Думаю, что этого достаточно, — наконец ответил он. — Мы можем воспользоваться не только силой Баджи, но и его знаниями о «Свастонах». Даже если он шпион, его информация всё равно будет полезной. Казутора был явно не до конца уверен в том, зачем Ханма проводит подобные допросы. Ему стало немного интересно, почему временный глава уделяет так много внимания омеге. Брюнет казался ему хрупким и уязвимым, но в то же время Казутора не видел причин для такого поведения Ханмы. В этот момент Баджи, медленно поднимаясь на ноги после боя с Чифую, наконец произнёс, тяжело дыша: — Я одолжу тебе свою силу, Казутора. Мы уничтожим «Тосву», а затем убьём Майки!! Эти слова вызвали бурю эмоций в толпе. Люди начали кричать, их лица светились злорадством и восторгом. Они были в предвкушении предстоящих событий, и радость от того, что Баджи теперь их союзник, захлестнула всех. — Отлично, — сказал Ханма с довольной ухмылкой. — Сегодня Баджи Кейске стал членом «Вальхаллы». В этот момент толпа взорвалась криками радости. Громкий шум эхом разнёсся по всему помещению. Это было как взрыв — крики, смех, аплодисменты. Такемичи, чувствуя, как его окружает этот оглушающий гул, инстинктивно поднял руки к ушам, пытаясь хоть как-то заглушить этот оглушающий шум. Как только оглушающие крики начали стихать, и радость в толпе понемногу угасала, Такемичи почувствовал, как ослабевает давление со всех сторон. Он убрал руки от ушей, но звон в голове всё ещё остался. В этот момент вся атмосфера вокруг казалась ядовитой. Жуткое место, полное неуправляемой жестокости и ненависти, заставляло его чувствовать себя чужим и потерянным. Каждая секунда нахождения здесь казалась пыткой, но омега знал, что должен действовать. Едва успев перевести дух после этого кошмара, Такемичи сразу же направился к Чифую. Его тело двигалось на автопилоте, в голове было пусто, только одна мысль: "Унести его отсюда, как можно дальше." Подойдя к бессознательному другу, омега с трудом опустился на колени рядом с ним. Его пальцы слегка дрожали, когда он коснулся плеча Чифую, проверяя, насколько тот повреждён. Раны были глубокими, кровь сочилась с головы, испачкав светлые волосы парня. Такемичи без слов огляделся по сторонам — никто не спешил помочь, да и не стоило ожидать чего-то другого. Все вокруг были поглощены тем, что произошло. Они смаковали предательство и безумие, забыв про тех, кто лежал на полу. — Прости меня, Чифую... — тихо прошептал Такемичи, чувствуя волну вины, которая захлестнула его с головой. Он понимал, что не может вернуть всё назад, но хотя бы унести друга в безопасное место было в его силах. Сделав глубокий вдох, омега, несмотря на свой маленький рост и незначительную силу, осторожно подцепил тело Чифую. Сначала было тяжело, но Такемичи использовал всё, что у него осталось, чтобы аккуратно перевернуть его и положить себе на спину. Каждое движение было медленным и осторожным — раненый друг казался хрупким, словно мог развалиться от малейшего неправильного прикосновения. Спина омеги мгновенно отозвалась болью, но он не останавливался. Всё его тело словно кричало от напряжения, но он зажал зубы и пошёл вперёд. Чифую висел на нём, как безжизненный груз. Кровь продолжала капать, оставляя следы на земле за ними, но так или иначе, Такемичи всё-таки поднял его и начал медленно уходить прочь от этого места. Зал постепенно наполнялся шёпотом и перешёптыванием. Некоторые наблюдали за тем, как омега, пошатываясь, уносит своего друга прочь. Казалось, что никто из них не собирался вмешиваться или помочь — это не их дело, это не их игра. Но один человек всё-таки выделялся среди этого молчаливого зрелища. Ханма стоял неподалёку, молчаливо наблюдая за происходящим, его глаза были прикованы к каждому движению Такемичи. Он не вмешивался, но взгляд его был острым, будто он видел больше, чем было на поверхности. В глубине его глаз блестела какая-то задумка, неразгаданная мысль, которая затаилась где-то в темноте его разума. Это выражение было непроницаемым, но его улыбка, чуть приподнявшая уголки губ, говорила о том, что ему нравится эта ситуация. Возможно, он нашёл что-то в этом омеге, что привлекло его внимание больше, чем он изначально планировал. Такемичи не заметил этого взгляда, его разум был сосредоточен только на одном — вынести Чифую подальше. Ноги омеги медленно двигались, словно каждая клетка его тела боролась с последними остатками сил, но он шёл. Шаг за шагом, вперёд, к выходу из этого мрачного места, которое уже давно казалось ему адом на земле. Когда они наконец-то оказались снаружи, холодный вечерний воздух ударил в лицо, освежая и очищая его мысли. Такемичи остановился на мгновение, пытаясь поймать дыхание. Его сердце бешено колотилось в груди, а тело болело от усталости. Но он не собирался останавливаться. Этот мир был слишком жестоким, чтобы можно было дать себе слабину. Теперь ему нужно было найти безопасное место для Чифую, где они смогут перевязать его раны и привести его в чувство.