(𝙞𝙣)𝙘𝙤𝙧𝙧𝙚𝙘𝙩 𝙢𝙚𝙢𝙤𝙧𝙞𝙚𝙨

      — Малышка, ты меня слышишь? Незнакомо-знакомый голос отдаленно доносится до сознания совсем слабой девушки на тошнотворно-белой больничной койке. «Больно, как же адски больно…» — только одна мысль проскакивает в раскалывающейся голове, пока сама Астория безуспешно пытается хотя бы немного приоткрыть свои зелёные глаза, чтобы определить такой надоедливый источник шума. Попытка будто бы изначально является провальной, она моментально жмурится от боли, натыкаясь лишь на чересчур яркий свет потолочной лампы и непроизвольно стонет, прорезая мимолётную тишину. Гул в голове в разы громче, чем что-либо, что блондинка могла вспомнить, но проблема была именно в этом — она вообще ничего не помнила, от чего и так резко распахнула глаза в полном ужасе, моментально натыкаясь на высокий мужской силуэт. Липкий страх и паника моментально распространились по всему телу, теперь вдоволь покрытому фиолетовыми синичками и ранами, бережно скрытыми в слоях стерильного бинта. Последнее, что осталось в памяти у юной Блэк, — это чувство резкого падения вперёд и звук удара капота её машины, о металлическую ограду долгого шоссе. — Астория, эй, ты в порядке? — бархатный голос Собослаи, что раньше вызывал табуны приятных мурашек по молочной коже (она отчётливо это помнила), теперь вносил в слабое девичье сердце лишь отголоски какой-то смиренной тоски и автоматическо-лёгкой злости. Парень сидел совсем близко к ней, на самом краешке больничной койки и нервничал, похоже не меньше её самой. Всё те же карие глаза смотрели с мягкостью и волнением, пока длинные пальцы осторожно наматывали белоснежные прядки на себя, в попытке успокоить, но что-то точно было не так. Англичанка это безоговорочно ощущала, пока шестое чувство внутри яростно кричало. — Тебе что-нибудь нужно? — Воды…просто воды, пожалуйста, — собственный голос казался ей совсем чужим, а реальность, будто бы совсем неподходящей. Пресные стены, удушающий воздух, полностью пропитанный едкими медикаментами, полная темень за окном и многое другое. Внутри себя она находила тысячи причин почему не должна была быть здесь, но реальность отрезвляла. Несмотря на странные желания и внутренние ощущения, сейчас она была в его руках, что бережно приподнимали на кровати и усаживали, осторожно придвигая маленький стакан. — Спасибо, но что ты тут делаешь? — Я примчался к тебе сразу, как мне позвонили из приёмного отделения, — полные губы футболиста слегка дрогнули в подобии улыбки, которая будто бы, так и не дошла до карих глаз. Одно мгновение и вот, их руки уже крепко-накрепко соединены на тёплом одеяле, а он размерено продолжает повествовать, словно читая уже давно заученную речь: — Ты очень сильно напугала меня, csecsemő, больше так не делай, иначе я поседею раньше тридцати, а нам обоим это точно не нужно. Свадебные фотографии ведь должны быть шикарными, чтобы наши дети смотрели на своих счастливых родителей и … — Тридцати? Свадьба? Дети? Что? Я вообще ничего не понимаю. Почему ты здесь, Доминик? — сухость горла делала каждый звук болезненным, даже после нескольких глотков воды, но паника всё продолжала нарастать. Астория сама того не понимая, перешла на истеричный крик, уже не сдерживая горьких слёз: — Мы же расстались около года назад… Я отчётливо помню, как ушла от тебя в новогоднюю ночь, потому что ты изменил мне, и мы больше не пересекались. Было лишь парочка сообщений от тебя и, — резкость, ужас и целая уйма сомнения. Блэк в полном отчаянии прикрывает свои зелёные глаза, с трудом дыша и потирает виски, в надежде унять невыносимо-нарастающую боль и вспомнить. Вспомнить, хоть что-то ещё. — И я арендовала новую квартиру в Ливерпуле, перевелась на заочное и было что-то ещё… Но я не помню. Я не помню, что или может даже «кто»? Но не ты, точно не мы. Нас не было… — Ты правда не помнишь нас? — голос брюнета дрогнул на последнем слове, в то время, как руки аккуратно опустили её на спину, хоть немного облегчая хрупкое состояние. Мир, итак шаткий, начал кружится перед глазами девушки на трёхкратной скорости, заставляя сглотнуть ком нарастающей тошноты в горле и тихонечко прошептать ему «чуть тише, Доминик». — Не помнишь, как мы сошлись по новой, и я сделал тебе предложение? — Нет. Я ничего не помню, я… — её итак хриплый голос срывается, тело бесконечно ломит, а кровоточащие раны принимаются адски болеть, наконец-то ощущаясь на измученном теле, даже под воздействием обезболивающих препаратов. Зелёные глаза Блэк умоляюще сталкиваются с карими глазами Доминика, пока сердце совершает будто бы финальный удар, принимая новую судьбу. Новую реальность, в которой она не знала и не помнила ничего, кроме смутных очертаний него. Она была вынуждена ему довериться. — Что случилось в последние месяцы? Куда пропали мои воспоминания и почему я вообще тут? Расскажи мне, хоть что-нибудь, умоляю. Я по-другому не смогу… — Эй, малышка, спокойно. Тебе нельзя нервничать, — уверено выдыхает Собослаи, как-то нервно поправляя подушку под её головой и буквально на мгновение касается мягкой щеки, на данный момент наполовину скрытую пластырем: — Я с тобой, мы справимся, я помогу тебе вспомнить «нас», но пока отдохни. Наберись сил и поговорим вечером, а пока я отъеду на тренировку. Буду ближе к девяти. Их глаза вновь сталкиваются и сотни счастливых воспоминаний, что казалось, были попросту обязаны проскользнуть между ними, разрушаются в пух и прах вновь, оставляя за собой лишь руины страстных моментов, что когда-то их связывали. Она не могла сказать ему «да», это какой-то бред. Просто невозможно! — Ладно, то есть хорошо… — нежный голос блондинки подрагивает, снижаясь до удручённого шёпота. Блэк совершенно опустошённая, прикрывает свои зелёные глаза, желая лишь одного, побыстрее всё вспомнить. Вспомнить что-то или кого-то, что поменяло её жизнь за последние месяцы настолько сильно, что шестое чувство так яро давало о себе знать, даже не балансируя на совместных моментах или аргументах. Это было слишком важно для неё самой, а значит стоило ему доверять, вопреки всему. Но почему тогда ей уже казалось, что венгр лжёт? — Тогда я буду ждать тебя, Доминик. — Вот и славно, Астория. Я рассчитывал на твоё благоразумие, — следует краткий поцелуй в её бледный лобик, который не несёт за собой совершенно ничего и мягкое прикосновение к поцарапанной ладони, которая так и оставалась мертвенно-холодной. Ни теплоты, ни эмоций, абсолютно ничего, лишь гулкая пустота, что душила и чувство неправильности в груди. — Просто верь мне и всё будет хорошо. Ты вспомнишь всё то, что нужно, я гарантирую. — он подхватывает куртку с рядом стоящего кресла и покидает пределы её личной палаты, с какой-то слишком подозрительно-хитрой улыбкой на губах, но её расплывчатое внимание на этом не зацикливается, ведь сама по себе девушка слишком слаба. Она совсем плавно поправляет под своими руками одеяло, срывая с губ умоляющий стон. Каждое малейшее действие причиняло адскую боль, голова раскалывалась и ей, как воздух был попросту необходим крепкий сон. Спустя какое-то время, Блэк сама не заметила, как уснула, утонув в липкой тишине больничной палаты. Впрочем, сон её был прерывистым и беспокойным — обрывки воспоминаний всплывали и тонули в сознании, как светлячки в густом тумане. Лица, голоса, образы мелькали, но распознать их она никак не могла. Астория видела чьи-то глубокие карие глаза и чуть влажные после душа шоколадные волосы, чью-то улыбку — не Доминика, но такую знакомую, что сердце болезненно сжималось в груди, а разум снова предавал её, отказываясь выдавать хотя бы малейшую подсказку. Она будто бы попала в лабиринт, где знала выходы, но всё никак не могла подобрать финальные шаги. Когда блондинка очнулась вновь, в крохотной палате уже было темно, лишь слабый свет луны пробивался сквозь полупрозрачные занавески, винтажно обрисовывая контуры мебелиидобавляя какого-то своего магического шарма. Настенные часы, расположившиеся совсем недалеко от старенького телевизора, показывали около восьми часов вечера. Прекрасно, у неё был ровно час до прихода Собослаи. Нужно было морально подготовиться, только вот как? Тишина в помещении была чересчур густой. Она нехило так давила на итак вымотанную девушку, что моментами вообще казалось, Астория могла разрезать её ножом, но в любом случае, что-то нарушало этот покой. Парочка секунд и вот, в углу уже послышался едва уловимый скрип, будто кто-то двигался. Блэк моментально напряглась, пока её неровное дыхание в конец сбилось. Так, главное, соблюдать спокойствие. — Тори? Прости, я разбудил тебя? — мужской голос прозвучал тихо, с лёгкой хрипотцой, от которой её сердце вдруг екнуло. Это не могло быть просто так, это было знаком. Блэк резко повернула голову к тому самому креслу у окна, на котором буквально несколько часов назад лежала куртка Доминика и болезненно хмыкнула, моментально жмурясь и тем самым пытаясь прогнать надоедливые искры перед глазами, возникшие от поспешного движения шеей. Там, в тени, стоял парень, совсем не Собослаи, а кто-то другой. Его силуэт был почти неразличим, но, когда он робко шагнул к ней ближе, лунный свет моментально озарил его красивое лицо. Те самые карие глаза, что огоньками мельтешили в полусне, полубреду, теперь были напротив, заставляя табуны мурашек разбежаться по рукам. Тёмные брови, острые скулы и такая тёплая, чуть растерянная улыбка, что-то молниеносно меняла внутри, принося спокойствие и умиротворение. — Кто вы? — спросила Блэк совсем неуверенно, чувствуя, как её голос предательски дрожит: — Почему вы…и что вы? — Что? Ты меня не помнишь? — казалось, что её слова ментально ввели его в ступор. Краткий шумный вдох, его пальцы зарываются в шоколадную шевелюру, и он всё же делает ещё один шаг вперёд. Как-то ломано, будто в страхе, но с нежной уверенностью. Свет луны мягко касается его лица, и её моментально охватывает странное чувство. Пугающе знакомые силуэты и картины мельтешат перед глазами. Видела ли она когда-то его в таком же свете, только при других обстоятельствах? Более искренних и любовных? Казалось, что определенно да. — Педри… Меня зовут Педри, Педро Гонсалес, мы…мы знаем друг друга. Помнишь, колесо обозрения прямо перед центральным парком, твои слёзы и бутылка виски на двоих? Я тогда с трудом вспоминал английский, а ты по-доброму смеялась с моего акцента и постепенно возвращала себя. По мере поступления воспоминаний и их хрупких очертаний, Астория хмурилась всё больше и больше. Желание просто расплакаться перекрывало собой все остальные чувства, ведь какой же жалкой она себя сейчас ощущала. В голове было пусто, а липкий страх в груди только и делал, что шептал: «а можно ли вообще ему доверять?».Она переводит свой сломанный взгляд на Педро, чувствуя, как сердце болезненно сжимается. Парень стоял напротив неё, едва заметно ссутулившись, будто бы пытался стать меньше, незаметнее. Его взгляд был сосредоточен только на ней одной, такой внимательный, изучающий, но не давящий. Он явно искал в её глазах хотя бы намёк на узнавание, но не находил и от этого становилось лишь больнее.       — Я прошу прощения, но я… Я тебя не помню, — наконец, проговорила блондинка, чувствуя, как слова застревают в горле. Её голос был совсем тихим, полным растерянности и вины: — Я не помню нашего общения и не помню первого знакомства, только пустота внутри. Прости, но я не смогу сразу же довериться твоим словам, — Блэк на мгновение замолчала, переведя разбитый взгляд на свои чуть дрожащие руки, так нервно сжавшие края больничного одеяла. — Ты… ты ведь тоже ведёшь к тому, что мы могли быть вместе, да? Как Доминик? — голос блондинки еле заметно дрогнул, но она всё же подняла глаза, чтобы вновь встретиться с его взглядом. На долю короткого мгновения лицо Педри омрачилось. Астория не смогла не заметить, как его челюсти крепко сжались, а глаза мимолётно закрылись, будто бы моля Бога о помощи, но всё же брюнет смог быстро взять себя в руки и вновь вернуть всё своё внимание к ней, хоть и его руки всё так же сжимались в крепкие кулаки. — Доминик был здесь? — спросил Гонсалес, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно, но в нём всё же слышалась едва уловимая напряжённость. — Да, — ответила она, чувствуя, как бесконтрольная дрожь пробивает её где-то изнутри: — Он сказал… сказал, что мы помолвлены уже какое-то время и что я смогла полюбить его вновь. Он сказал, что мы были счастливы до аварии и что свадьба должна состоятся в ближайший срок. На последних словах Педро моментально замер. Его взгляд неминуемо стал в разы холоднее, пока в самой его глубине вспыхнуло что-то похожее на адскую боль и даже лёгкие оттенки удушающей паники. — А ты… ты ему поверила? Так быстро? - голос парня прозвучал чуть громче, чем он, вероятно бы, хотел, но сразу же смягчился, при виде такой же растерянности и смеси страдания на её симпатичном лице. Астория растерянно провела ладонью по лбу, пока хрупкие плечи сами собой поникли. — Я … я не знаю, Педро, — пробормотала Блэк, пытаясь найти хоть какую-то опору в этом хаосе. Его глаза, такие глубокие и тёплые. Смотря в них, чувствуя их энергетику, англичанке сразу же хотелось выложить всё то, что так болело на сердце и в душе: — Я ничего не помню. Вся моя жизнь, за одно лишь краткое мгновение, стала похожа на какую-то чёрную дыру. Есть очертания, есть персонажи, но я не помню самой игры. Всего сюжета, а он… Доминик говорит правильные вещи, которые имеют место быть, хоть и порой внутри меня всё кричит и сжимается от неправильности происходящего. Голос девушки затихает, и в такой неуютной, почти что бездушной комнате повисает тяжёлая тишина. Гонсалес делает шаг ближе, но почти моментально останавливается, заметив, как блондинка почти инстинктивно напрягается. — Доверяй этому чувству, Тори, — его голос становится гораздо мягче, почти умоляющим. Брюнет смотрит ей прямо в зелёные глаза, и в его взгляде читается лишь одно — неподдельная искренность, почти что болезненная, что может запросто свести их обоих с ума. — Поверь мне, просто поверь, что оно не обманет тебя. Её брови слегка дрогнули, она попыталась переварить его слова, но это казалось будто бы невозможным. — Ничего не понимаю, — тихо прошептала блондинка, её голос был едва слышен. Толи усталость расщепляла его на крупицы, не давая повысить, толи Астория просто хотела хотя бы каплю спокойствия и умиротворения с Педри наедине, потому что парень напротив казался почти магически необходимым. — Вас двое, воспоминания сохранились лишь о Доминике, но почему я хочу верить только тебе? Аккуратные губы испанца дрогнули, будто бы он вновь хотел улыбнуться, но физически не мог. Педро отвёл взгляд буквально на мгновение, собираясь с мыслями, а затем вновь посмотрел на неё и со всем болезненным откровением, почти что прошептал: — Потому что однажды ты уже доверилась мне, и я не подвёл, — слова, такие простые, но такие искренние моментально ударили прямо по сердцу девушки, проливая на свет несколько слезинок, что сразу же хлынули из зелёных глаз. Не имея возможности остаться неподвижным, брюнет осторожно подошёл к кровати, робко присев на самый край и совсем нежно коснулся её чуть тёплых пальцев своими. Краткое прикосновение вызвало моментальную приятную дрожь, при чём для обоих: — Поэтому что бы не случилось, я завоюю твоё доверие и внимание вновь, — кареглазый сделал недолгую паузу, пока доставал из кармана своей пуховой куртки небольшой конверт и уже после, бережно вложил его прямо в руки непонимающей блондинки: — А пока просто медленно начну помогать тебе вспомнить. Я не хочу давить на тебя или нагружать информацией, просто, когда будешь готова, прочитай... — он делает будто бы неумолимый шаг к ней навстречу, легонечко сжимая миниатюрную ладошку в своей и с придыханьем, продолжает, пока та разглядывает потёртый конверт: — Это… это все наши воспоминания на бумаге, Астория. Это всё то, что было между нами и что было так трудно описать обычными словами. Если ты вспомнишь хоть что-то или просто захочешь увидеть меня, то просто позвони, и я сразу приеду. Так сентиментально карие глаза Гонсалеса неминуемо тонут в её светло-зелёных, пока за окном начинается самая настоящая снежная вьюга. Рождество неизбежно приближалось, пуская в ход все свои самые типичные ассоциации. Пушистый снег, покалывающий мороз и теплоту в душе. Последнее полностью принадлежало Педри с недавних времён, Астория потихоньку начинала чувствовать себя безопасно. Ему почти естественно хотелось доверять, вопреки словам Доминика. Он будто бы был самым правильным решением в её прежней жизни. Мимолётное, но такое мучительное мгновение в тишине, кажется почти вечным. Как в замедленной съёмке, брюнет поднимается с кровати, напоследок хрупко проводя ладонью по её руке и направляется к двери. Он будто нехотя открывает её, совсем не желая прощаться с любимой девушкой, даже несмотря на возникшую пропасть между ними, поэтому и застывает прямо в проёме. Холодный свет из коридора мимолётно озаряет палату, пока его высокий силуэт расплывается, становясь частью мерцающего света. Вдох-выдох, Блэк заботливо сжимает в руках такой ценный конверт. Гонсалес на мгновение оборачивается, мечтая лишь об одном, встретиться с ней взглядом. Это выходит и глаза моментально говорят в тысячу раз больше простых слов.              «Моя нежная» — это точно был его бархатный голос в её больном сознании. Как часто в жизни он её так называл? Вероятнее всего слишком часто, ведь когда дверь затворилась, всего, чего Блэк так сильно желала, было просто его нежно поцеловать.