Не ходите к нему, сэр!

      Проснулась Гермиона около полудня.       Первая ее мысль была: «Как хорошо выспалась!»       Вторая: «Что же это я разоспалась, дел полно!»       Следом пришло с волной усталости и раздражения: «Да ну и ладно!»       Потом уже более спокойное: «Если бы была нужна, меня бы разбудили!»              Немного повалявшись, что ей вообще-то не свойственно, Гермиона неспешно привела в порядок постель, комнату, умылась, с помощью магии почистила одежду и белье и пошла вниз.       На кухне кто-то насвистывал мелодию популярной до всех беспорядков и до войны рекламной песенки. Джордж?! Стоит у плиты над кастрюлей, из которой идет пар, и свистит! Ну надо же! Здорово!       Видимо, услышал, как Гермиона пришла, повернулся к ней.       — Привет, засоня! Садись, кормить тебя буду!       — А где Джинни? — оторопело спросила Гермиона.       — Отправилась с Гарри в Гринготтс, потом пройдутся по Косому переулку. Сегодня я за хозяйку!       — Не знала, что ты умеешь готовить!       — Ты много что обо мне не знаешь! Садись давай, не болтай!       Подал ей тарелку — рис, тушеный с какими-то кореньями, отдельно сухие тонкие лепешки, зеленый соус...       — Что это, Джордж?       — Отрава! Ешь! Корень — сельдерей, нашел в дальнем углу в огороде. Прошлогодний, на удивление неплохо сохранился, и никто его не сожрал, ни мыши, ни садовые гномы. Соус — тушеная зелень, приправленная мукой. Лепешки — вода, подсолнечное масло, соль, мука.       Налил Гермионе кофе.       Было вкусно.       — Ты все знаешь, Грейнджер, вот объясни мне, почему Джинни так заводится, что готовить приходится? Мне так в охотку! Ничего сложного!       — Ничего сложного, Джордж, когда это один раз в охотку, а не каждый день по несколько раз, и так изо дня в день, и все считают, что ты обязана это делать по умолчанию, не восхищаются твоим подвигом, и даже если говорят спасибо, это дежурное спасибо, несоразмерное усилиям. И это занимает все твое время, ни на что свое тебя просто не хватает. А если ты это дело не очень любишь, а делаешь, только потому что кто-то решил, что ты обязана...       — Ну, а как... Она же девушка, готовка вообще-то женское дело!       — Ты прости меня, Джордж, ты чем сейчас еду готовил?       — В смысле, не понял?       — Руками?       — Руками и волшебной палочкой!       — Точно не членом?       — Ээээ...       — Вот и Джинни готовит не гениталиями! А руками. Которые, представляешь, у людей обоих полов одинаковые!       — Ну ты и завернула!       На это Гермиона отвечать не стала. Не хотелось ничего объяснять. Смысл? Все равно ее не поймут. Зачем им ее понимать? Чтобы взять на себя дополнительные обязанности ради того, чтобы Джинни могла заняться собой и сосредоточиться на своей мечте? Они даже и не знают наверняка, что Джинни хочет от жизни, и даже не представляют, скорей всего, о чем их сестренка мечтает... Гермиона тоже не знает, но они с Джинни никогда не были близки. А они-то ей семья.       Как бы Гермиона ни была оскорблена поведением Джинни по отношению к себе, она все же не могла не реагировать на несправедливость по отношению к Джинни. И не могла никак перестать думать об этом. Неправильно все это, так не должно быть!       «Как перестать думать о Джинни?!» — застонала про себя Гермиона.       Любопытно, как они будут жить, когда Джинни 1 сентября уедет в Хогвартс?       Надеются, что Молли в себя придет?       Или?... Или что?       Ох, что-то не нравится Гермионе это «или что»! Точнее, «или кто»...       Да уж. Матримониальные планы Рона (о которых, кстати, постоянно говорят с ней другие, а сам Рон ей предложения не делает) все более и более выглядят как-то... Не очень про любовь?       Внутри билось и билось непонимание. Точнее, глухое и злое понимание, которое так неприятно ощущать! И с которым так хочется ошибиться! Гарри настаивал на том, чтобы Гермиона приехала, потому что Джинни тяжело и ей нужна помощь, при этом, кроме Джинни, готовить умеют Гарри и Джордж, которые, судя про тем дням, что Гермиона здесь, не очень-то заняты. Вот как так?       И они все видели, что Джинни сходит с ума, но ни один из них даже не подумал ей помочь, пока Гермиона их не организовала! Как не подумал предоставить свое плечо, чтобы она поплакала... Как не подумал спросить «как ты, сестренка, ты живая?» Был ли у Джинни хотя бы один свободный день после возвращения домой? Поговорил ли с ней хоть кто-нибудь о том, что она пережила в последний год в Хогвартсе? О том, как она переживает гибель брата и то, что ее мама больше не ее мама, не родная властная строгая крикливая Молли, а неизвестно кто?       Вряд ли... Сколько Гермиона уже здесь? Неделю? О, Мерлин, Гермиона даже счет дням потеряла! Так вот за это время они о чем-то говорили только однажды, когда допрашивали ее, Гермиону! Да Гарри еще рассказывал, что они проговорили всю первую ночь дома. И все?       Что случилось с Уизли? Почему произошедшее их так сломало? Они же всегда были горой друг за друга!       И вдруг Гермиону обдало одновременно холодом и жаром. А были ли? Были ли они когда-то горой друг за друга?       Вспомнились насмешки, которыми близнецы всегда мучили Рона. Вспомнились свитера, которые Рон терпеть не может, но ему их дарят и дарят, соусы, которые Рон не любит, но ему всегда кладут их в сэндвичи и в тарелку. Перси вообще всеобщее посмешище. А Флер, за спиной которой строили рожи и злословили? Да та же Джинни, которая в первый же год в Хогвартсе нашла утешение в чужой тетрадке, которая разговаривала с ней по-человечески, в то время как рядом было сразу четыре старших брата?       Неудивительно, что Перси ушел из дома, как только закончил школу и устроился на работу.       И ведь все знают, что Перси сидит в камере в заключении в Министерстве магии, потому что был помощником Министра при Воландеморте, но его хоть раз кто-то там навестил?       И неудивительно что Билл увез Флер отсюда!       Получается, в доме всегда был кто-то, кого выбирали на роль мишени для нападок? То Перси, то Рон, то Флер... И вот теперь она, Гермиона?       Нет, это нельзя так оставлять! Надо все менять! Раз Молли не в состоянии быть главой семьи, этим займется Гермиона. Больше никто не будет ни на кого нападать! И на кухне будут дежурить все по очереди! Кроме Чарли, он дом строит, и мистера Уизли, он на работу ходит. Даже если им с Джинни придется руководство этим взять на себя, все равно пусть готовят каждый по дню и посуду моет! Рон не умеет ничего, пойдет в пристежку к Гарри и к Джорджу. А она будет дежурить в паре с Джинни.       Да, так будет справедливо!       Гермиона улыбнулась своим планам и снова обратилась к Джорджу.       — Джордж, а где остальные?       — Мама в саду, Чарли и Рон готовят площадку под дом. Я сейчас приберу тут и пойду к ним. И, Грейнджер, спасибо тебе... Если бы ты со мной не разговаривала, я бы, наверно, в самом деле уже к Фреду отправился. А после нашего разговора подумал, что, наоборот, должен за двоих жить. Не для того он умер, чтобы и остальные все поумирали. Смысл тогда был бороться, если все сдохнут из солидарности с теми, кто погиб? Ну и, в конце концов, кто-то же должен воплотить мечты Фреда. Мы с ним кучу новых штучек придумали за последний год, непростых, со сложными рецептами, много что пришлось тщательно просчитывать, а протестировать не успели, не до того было. Ты спросила, вот приду я к нему, и что скажу? А он ведь в самом деле спросит, ну как, верны наши расчеты? А я и не пытался проверить... Это неправильно!       Джордж ходил по кухне, прибирая продукты, посуду, протирая стол, плиту, и рассуждал.       — Кстати, я видел твои вопросы к экзаменам. Где ты их раздобыла? Впрочем, неважно. Хотел сказать, что если тебе нужна помощь с зельеварением, обращайся! У меня в магазине есть лаборатория, можешь приходить варить, что там надо, без практики ЖАБА по зельям не сдать. У нас там еще книги есть редкие про ингредиенты, тебе понравятся! Вообще можешь приходить к нам туда заниматься, а то тут тебя заездят. Что? Не смотри на меня так! Тебе учиться надо, ты умная, а сколько раз за эти дни ты садилась за подготовку к экзаменам? К тому же я далеко не бескорыстен! На полдня я тебе сдаю нашу лабораторию и кабинет со столом и книгами, а пару часов после этого ты мне помогаешь, некоторые составы надо вдвоем готовить. Ли Джордан еще не знает, вернется он в магазин или нет, у него родители ранены, в Мунго, а на руках маленькая сестренка. И, кстати, пока ты в магазине, кормежка, так и быть, за мой счет! Я думаю, на это я смогу заработать, как только начну работать! Людям сейчас, как никогда, нужно веселье. Подумай. А пока отдыхай, вот прямо забей на все сегодня и отдохни! А я пойду к Чарли с Роном. Захочешь еще поесть, бери сама, не жди нас. А, кстати, наш Сычик вернулся! Неизвестно, где он был, а сегодня утром прилетел. А где твой кот?       Еще одна боль Гермионы... Живоглот. Он остался в Норе, когда они с Гарри и Роном сбежали прошлым летом. Что с ним и где он, никто не знает. Вот бы кто сейчас ей помог... Он умел, когда Гермионе грустно, утешить. Ластился, урчал, давал себя гладить. В обычное время до всякой невозможности независимый и самостоятельный, а если что-то случается, очень добрый и преданный. Как тебя разыскать, Глотик?

...

      Гермиона с силой сжала голову руками, вдруг поможет проснуться, избавиться от наваждения, от ощущения, что она не живет, а наблюдает свою жизнь со стороны, и что она не она, а лишь место, отведенное ей кем-то. И даже тоска по маме с папой и мысли о Живоглоте уже тупые, ноющие, а не живые, не острые.       Почему она не может, как прежде, радоваться солнцу за окном, хорошему кофе (а Джордж, оказывается. прекрасно варит кофе!), наступившему наконец миру! Почему даже учеба ее не радует? Почему ей плохо от того, что Рон смотрит только на нее, мечтает только о ней? Никаких Лаванд, только она, Гермиона? Почему она не ждет с нетерпением Гарри из Гринготтса, зная, что он должен принести ей деньги на поездку в Австралию? Как хорошо, что есть Гарри, который никогда ничего не жалеет для близких... Как бы она сейчас без него?              Что ей со всем этим делать? С этими своими странными ощущениями, с чувством, что она не она? С этой глухой тоской, в которую ее затягивает?       Не найдя ответов на свои вопросы, Гермиона села писать ответ Невиллу. Писать было лень, но ответить надо.       Лень... Совсем не свойственное Гермионе состояние!       «Да что со мной такое!» — в сердцах воскликнула Герамиона.       Написала, что все нормально, Уизли строят дом, она им помогает, готовится к ЖАБА, но это не очень получается, много дел. Была рада, очень рада его подробному рассказу про Хогвартс, но самой рассказать нечего. Пиши еще... Еще такие же длинные письма. От них пахнет жизнью...       Про жизнь, конечно, писать не стала, только подумала.       Поймала Сычика и отправила письмо.       Вышла во двор. Солнце летнее, ни ветерка, хорошо. Но почему это хорошо никак не ощущается?       Пошла к Молли в сад. Устроилась рядом обрабатывать кусты смородины. Надо вырезать сухие ветки и ветки с вредителями, выполоть вокруг кустов траву, взрыхлить землю, полить.       Молли почему-то таскала воду на полив ведрами. Непонятно. Чем агуаменти не годится?       Поужинала вдвоем с Молли и сразу поднялась наверх к себе. Слышала, как вернулись Гарри и Джинни, но не спустилась. Не хотелось.       Расстроилась, что, когда были в магазине, не купила крем для лица. Обветренная и опаленная солнцем кожа высохла и болела. Можно использовать растительное масло, но для этого надо спускаться в кухню...       Интересно, можно на лице использовать мазь, которую она втирает в шрам?       Попробовала чуть-чуть мази на щеке. Сразу стало легче. Решилась, размазала немного между ладонями, похлопала по лицу. Да, хорошо! Гарри завтра вроде собирался снова в супермаркет, надо попросить его купить крем. Написать ему название. Мама таким кремом летом пользовалась, и Гермиона его у мамы таскала на каникулах. Мама, мама... Продается ли в Австралии твой любимый крем?       Как искать родителей в Австралии? Неизвестно. Но надо с чего-то начать... Но завтра, завтра... Сегодня уже не хочется никого видеть. Хочется ни о чем не говорить, ни о чем не думать, ничего не чувствовать...

...

      Проснулась Гермиона от голоса Рона.       — Ну наконец-то ты здесь, Гермиона! Я тебя заждался, каждую ночь ждал!       Гермиона не успела ничего ответить, как Рон навалился на нее, захватил ее рот и засунул в нее свой язык...       Гермиону словно парализовало. Она не могла ни пошевелиться, чтоб сбросить с себя Рона, ни даже двинуть головой, чтобы высвободить нос и не задохнуться. Ни даже понять, осознать, назвать то, что сейчас происходит.       Но все же клочком заблокированного шоком разума она отметила, что пахнет от Рона зеленым соусом из зелени с мукой и подсолнечным маслом...       Рука Рона меж тем забралась ей под футболку и мяла, тискала, сжимала грудь.       Простонав что-то, Рон съехал немного вбок, чтобы открыть себе доступ к второй груди, и Гермионе стало чуть легче дышать. Подергав и покрутив сосок, Рон задрал футболку, сдвинулся вниз и присосался. С силой затягивал сосок в рот, покусывал его, и это было остро, очень остро, почти до потери сознания. Чуждое, странное ощущение, почти как когда Беллатриса первый раз провела кинжалом по ее руке. Но и не совсем так. Сейчас, в отличие от тех пыток, хотелось просто отключиться и ничего не чувствовать, не знать. Хотелось не быть. А тогда Гермиона была зла.       Не отрываясь от груди, Рон спустил руку вниз, на ягодицу, на бедро, в трусы.       — Да ты совсем сухая! Гермиона, ты чего! Ну ничего, сейчас я тебе помогу!       Пальцы Рона жестко потерлись о ее промежность и резко, больно вошли внутрь.       — Рон, ты с ума сошел! — от острого приступа боли Гермиона пришла в себя.       — Что? Тебя надо возбудить, а то насухо больно будет, когда до главного дойдем!       — Возбудить?! Для этого непременно надо ковыряться во мне?!       — Не, чё, все девчонки начинают течь, когда их пальцами... это... стимулируешь!       — Все девчонки?!       — Ну, как хочешь, давай сразу попробуем, если тебе пальцы не нравятся!       Гермиона попыталась что-то сказать, но Рон уже не слушал, снова взгромоздился на нее, снова захватил ее рот своим, и, о ужас, она ощутила, как меж ее раздвинутых рукой Рона ног тычется что-то толстое и твердое.       Гермиона не знала, как это произошло, она просто хотела избавиться от этого твердого и толстого, от этого языка, от этого запаха еды, от этой душащей ее тяжести на ней... Вспышка света, и Рона отбросило от нее и ударило спиной о стену комнаты.

...

      — Акцио!       К Гермионе полетели ее вещи, она судорожно заталкивала их в сумочку, подряд, не разбирая, потом схватила кроссовки и побежала вниз.       Выскочила во двор босиком, в сдвинутых вбок между ногами трусах и футболке.       Бррр, холодрыга какая. Но она сбросила с себя белье и футболку.       — Агуаменти!       Направила на себя палочку. Хотелось кричать от холодной воды. Но смыть с себя мерзость хотелось сильнее.       — Гермиона?       На нее с изумлением смотрел Джордж.       — У тебя кровь между ног! Рон был неаккуратен?       Вдруг на его лице появился ужас.       — Да блин жеж! Агуаменти калидум!       На Гермиону направилась струя теплой, почти горячей воды.       — Мойся, я почти не смотрю! Чистая одежда есть?       — Есть...       Гермионе было все равно, смотрит на нее Джордж или нет. Даже наоборот, с ним как-то спокойнее... Одна она боялась бы, что выскочит Рон и снова набросится на нее. А так она не одна, значит, мир не рухнул, она жива, она не потеряла сознание, ей есть за кого держаться. Даже если это Джордж, брат Рона. Все равно кто. С ним безопаснее. С ним не так страшно. А было страшно, очень страшно.       «Страшно, страшно, страшно!» — твердила про себя Гермиона.       Страшно, что она никогда не сможет очнуться от всего того, в чем она тонула, задыхалась последние дни.       Как она вообще здесь оказалась?!       Что она вообще здесь делает?!       Вымывшись, Гермиона, дрожа, извлекла из сумочки свежее белье, свою вторую новую футболку, джинсы... Оделась. Отошла к лавочке, стала обуваться.       Джордж подошел к ней, снял с себя свитер с буквой F на нем, помог ей одеть его на себя.       — Прибери тут! А я за защитный купол, там вообще-то МакГонагалл меня ждет. Прислала патронуса, что сейчас придет, попросила встретить. Ты ей зачем-то нужна. Заждалась уже, наверно.       — Я?       — Экспекто Патронум! Уже иду!       Гермиона смотрела, как серебристая сорока улетает в сторону рощи, еле видной в рассветной дымке и в мареве защитных чар.       Потом вздрогнула, направила палочку на лежащие на земле окровавленные трусы и на футболку со следами крови от пальцев Рона, и белье с тихим пхыком взорвалось.

...

      МакГонагалл? К ней, к Гермионе? Ночью? Зачем? Что случилось?       Надо бы встать и пойти навстречу, но сил нет совсем.       Гермиона продолжала сидеть на лавочке в свитере Джорджа, от которого наконец стало тепло, и смотрела, как к дому приближаются две фигуры.       Запыхавшаяся Минерва МакГонагалл окинула Гермиону критическим взглядом, покачала головой.       — Вы в порядке, мисс Грейнджер? Впрочем, не до того сейчас. Спасибо, мистер Уизли, что уже разбудили Гермиону! Мисс Грейнджер, вы мне нужны! Северуса арестовали. У вас же есть доступ в его комнаты? Мне надо, чтобы вы меня туда проводили! Возьмите с собой, что вам может понадобиться, и пойдемте! Я вас надолго не задержу!