Не ходите к нему, сэр!

      Гермиона чувствовала себя странно. Прошло всего полмесяца после того, как они с Гарри и Роном пришли в Хогвартс, втроем, держась за руки, не разорвать, с абсолютной уверенностью друг в друге. И вот она уже не хочет им ничего рассказывать и чувствует себя с ними беспредельно одиноко...       Невилл сказал однажды в те несколько безумных дней, что она жила в Хогвартсе после свержения Воландеморта, что у нее отходняки. Наверно, так и есть. Но какие-то они непонятные, эти отходняки. Что с ней не так, раз она перестала доверять самым близким ей людям?       И почему ей так стыдно перед Гарри и Роном, и перед всеми Уизли? Почему она чувствует себя виноватой перед ними?       Как ей исправить то, что она невольно, совсем не желая этого, сломала в отношениях с ними? Как ей помочь Джинни перестать обижаться на нее?       Как сложно.       Джинни... Жалко, как ее жалко! Поначалу казалось, если помогать ей по дому, как на том настаивал Гарри, ей станет легче. Но нет, не стало.       От них от всех с гибелью Фреда словно отрезали по куску. Они не могут пережить свое горе... Разве что Чарли держится. И более-менее Рон. Гермиона понимает Джинни, на самом деле. Джинни хочется кричать от боли, а кричать, получается, не на кого, кроме как на Гермиону...       Она и на мальчиков срывается, вообще-то. Только Рон пожимает плечами и уходит. А Гарри улыбается, как блаженный, и в ответ на все только обнимает и целует Джинни. Конечно, хорошо, что Гарри ласковый, добрый. Но Джинни-то нужно другое...       Бедная девочка...       Но что во всем этом делать ей, Гермионе?       Наверно, да, надо для начала с ними объясниться. Не может же ее вина перед ними быть неизбывной, неискупимой? Может, они поймут, что она не собиралась их предавать, и простят ее?       Предательство — один из самых страшных грехов. Как же он давит ей на плечи, на грудь... Предательница, предательница, предательница — пульсирует в ушах голосами Рона и Джинни.       И стыдно еще и из-за того, что она никак не поймет, в чем именно она их предала. Впрочем, предатели редко признают себя предателями, они всегда находят себе оправдания. За исключением Снейпа, пожалуй. Тот всю жизнь несет на себе вину и искупление...       Она не хочет, как Снейп!       И снова приступ стыда. Жгучего стыда из-за того, что она не хочет ничего искупать, а хочет сбросить с себя все это, хочет, чтобы все просто было спокойно и хорошо.       И снова, снова стыд, уже из-за этого желания, он накатывает, как волна за волной. У Уизли уже никогда не будет хорошо. Они сломаны потерей. Стыдно мечтать о радости, когда единственные близкие люди, которые тебя знают и помнят, несчастны.       — Гермиона? Ну ты будешь рассказывать?       — Да, сейчас!       Гермиона вздохнула. Опустила глаза к столу, за которым сидела, и начала говорить. Негромко, немного сдавленно, словно подбирая слова.

...

      — Я не была с вами первый день, потому что весь день провела с ранеными, до ночи. Вы видели, я помогала профессору Снейпу лечить людей. Это было необходимо. Я умею делать перевязки, умею поить зельями даже тех, кто без сознания. Те, кто в сознании, и родители раненых мне доверяют, а это важно. Я помогала...       — Ну, допустим... — Джинни отвлеклась от покупок и смотрела на нее, стоя посреди кухни и сложив руки на груди.       — На следующий день я долго спала, потому что на меня на ночь наложили усыпляющие чары. Я не отправилась с вами сразу в Нору, потому что профессор Снейп считал, что я тоже нуждаюсь в лечении и оставил меня в больничном крыле под наблюдением. Да, Джинни, не надо махать на меня рукой, да, я не сказала об этом сразу, растерялась! Представь себе, я тоже могу растеряться! Что со мной было? Профессор Снейп сказал, у меня очень сильное истощение. Я пью питательный раствор по его назначению.       — Истощение? Ну надо же, болезнь какая! — фыркнула Джинни.       — Джинни, пожалуйста! — вдруг несчастным голосом взмолился Гарри. — Гермиона голодала вместе с нами несколько месяцев, дежурила по ночам, чтобы сберечь мои силы и я мог поспать, потому что я тогда был важнее, и все это под воздействием темного артефакта, я же рассказывал тебе! Рон вообще не выдержал этого, а Гермиона выдержала! Она пережила пытки! И если Снейп решил, что ей нужно быть в больничном крыле, значит, ей нужно было там быть!       — Но тебя он почему-то не оставил в больничном крыле! Хотя именно ты убил Воландеморта! И тебя считали погибшим! Знаешь, что я пережила в те несколько минут, когда он сказал, что ты мертв!!!       — Джинни, дорогая!.. Я тебя понимаю... Но причем здесь Гермиона?       Джинни уже истерично кричала.       — Да притом, что вы жили вместе в одной палатке и даже вдвоем, а потом ты такой заявляешься, и «Джинни, дорогааааая, любииииимая!» Рон говорит, что дико ревновал Гермиону к тебе! И потому и ушел от вас, что был лишним! Вероятно, был повод для ревности?! Да?! А теперь ты заступаешься за нее!!! Ненавижу ее! Ненавижу!       Гермиона смотрела на Джинни в изумлении, ничего себе поворот!       Гарри смотрел на нее перепуганно.       — Джинни, Джинни! Ничего не было! Джинни! Я тебя люблю! Тебя! Только тебя!       — Только меня?! А с чего ты тогда ей белье сегодня купил?! Я в чеке из магловского магазина видела! Два комплекта женского белья, прокладки и презервативы! Нам с тобой презервативы не нужны, я зелье пью! И вернулись вы такие весеёооолые, довоооольные, за руки деееержитесь!       — Гарри, ты покупал Гермионе белье?! — вдруг подал голос Рон. — Что вы опять от меня скрываете?!       — Гермиона, прости... — Гарри с мольбой смотрел на нее. — Скажи ей! Объясни им, почему я купил тебе трусы! Гермиона, помоги мне! Я не могу потерять Джинни из-за этого!       «Так, Гермиона, возьми себя в руки, они тут с ума посходили с горя! Но ты не сходи! Надо только все объяснить, и они успокоятся!» — уговаривала Гермиона сама себя.       — Хорошо! — снова заговорила Гермиона размеренно, устало. — Гарри купил мне два комплекта белья, две футболки и еще кое-что, потому что мне нечего носить, все, что у меня есть, на мне. И денег у меня нет. Когда мы попали в плен, егеря выгребли из моей сумочки все, кроме книг. Когда я закончу школу и устроюсь на работу, я верну Гарри деньги. Так получилось, что...       — Гермиона, ты с ума сошла! Что значит верну! Ты нас с Роном несколько месяцев за свои кормила! И мы еще должны будем, помнишь, купить тебе новые джинсы и обувь! — перебил ее Гарри.       Джинни смотрела недоверчиво.       — Это правда? Но почему тогда ты мне ничего не купил! — закричала уже на Гарри.       — Ты не просила! Кроме того, с тобой Флер поделилась одеждой, тебе есть, что носить! Но если тебе это так важно, Джинни, давай, когда в следующий раз отправимся за продуктами, я возьму тебя с собой и куплю тебе все, что ты захочешь! Правда! Джинни, не сердись... Я не подумал о тебе, прости...       И снова Гермионе:       — Не обижайся на Джинни... Она еще не отошла от гибели Фреда...       — Она еще ни от чего не отошла. От всего года в Хогвартсе не отошла, — вздохнула Гермиона. — И вы еще тут ее заездили!       И к Джинни:       — На самом деле Гарри думал о тебе! Среди продуктов есть отдельный пакет со сладостями для тебя, красивенький такой. Знаешь, как Гарри выбирал! Ходит такой по отделу со сладостями и бормочет: «Хочу, чтобы Джинни это попробовала! Интересно, а вот это ей понравится?»       Она улыбнулась.       Но Джинни ее не слышала. Через ее крики уже начали пробиваться рыдания:       — Ты! Ты! Ты не знаешь, чрез что мы прошли! Ты не знаешь, что значит потерять родного человека! Не знаешь, что значит потерять дом! И когда негде жить и нечего есть! Ты, ты... Отсиживалась в Хогвартсе на всем готовом, пока мы тут!...       Миссис Уизли безучастно глядела в одну точку.       Джордж опустил глаза.       Артур смотрел на Джинни растерянно.       Рон отошел в темный угол, и его почти не было видно.       Чарли стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на происходящее спокойно, словно ждал, пока стихнет буря.       А Гарри держал Джинни со спины, пока та пыталась рваться к Гермионе, прижимал ее к себе одной рукой, а другой гладил ее руки, шептал ей что-то успокаивающее, утешительное...       «Да, несладко ей пришлось», — думала как-то отстраненно Гермиона, слушая все более бессвязные крики Джинни. Жуткая обстановка в школе, сопротивление Пожирателям смерти, нехватка еды у тех, кто прятался в Выручай-комнате, и страх, дикий страх за Гарри и за Рона, за всю семью. А потом Воландеморт приходит в школу и объявляет, что Гарри Поттер мертв, и сердце разрывается от боли, невыносимой, нестерпимой боли! И погибает брат. И она, Гермиона, которую все уже считают частью семьи, ходит за ненавистным им человеком, проходит мимо них, оплакивающих Фреда, даже их не замечая, спит до обеда, когда они не могут спать рядом с уснувшим навеки братом и сыном, и не приходит, когда они так нуждаются в ее помощи. Бедная, несчастная, перепуганная, очень храбрая и верная, измученная девочка, которую некому поддержать! Нет ничего удивительного в том, что она кричит.       У Гермионы разрывалось сердце — от жалости к Джинни, от понимания, какие ужасы та пережила в последние месяцы, от острого чувства несправедливости по отношению к ней в семье, когда все восприняли ее как замену Молли, да еще ревность, съедающая ее ревность.       Гермиона прикрыла глаза. Подозрения в связи с Гарри ошарашили ее.       «Да что же такое-то... Что же меня то и дело подозревают в связи с кем-нибудь!» — чуть не застонала она.       За странствиями и войной Гермиона уже забыла, что когда-то, на 4, на 5, на 6 курсах в Хогвартсе все только и делали, что искали себе пару и сплетничали, кто с кем гуляет, целуется и у кого с кем «химия»... И ревновали, отчаянно ревновали. Слишком далека сейчас Гермиона от той, обычной, мирной жизни. И ее ревность к Лаванде Браун, с которой Рон лишился девственности, и ее первые в жизни поцелуи с Виктором Крамом тоже остались где-то там, словно и не было.       И, конечно, Гермиона уже не помнила, что до того, как Джинни бросилась Гарри на шею после победного матча по квиддичу, она не была одна, что каждый месяц у нее был новый мальчик. В памяти осталось только то, что Джинни всю жизнь, с дня знакомства любит Гарри. Только Гарри. А Гарри много месяцев провел с ней, с Гермионой...       Гермиона открыла глаза и посмотрела на Джинни. Как так вышло, что единственной девочке в семье, самой маленькой среди Уизли, их вроде бы любимой дочке и сестренке даже не с кем поплакать!       Она встала и подошла к Джинни, взяла ее за плечи, потянула к себе... Та высвободилась из рук Гарри, уткнулась в плечо старшей подруги, от которой так долго чего-то ждала, и разрыдалась.       Рыдала долго, натужно, с подвываниями, рвала пальцами рукава свитера Гермионы, вытирала об него же нос... Но это не имело значения.       Постепенно затихая, начала, поскуливая, звать: «Мама, мамочка!»       Никто не заметил, как Молли тяжело поднялась с дивана и подошла к Гермионе и Джинни. Обняла их молча...       «Ну наконец-то!» — подумала Гермиона, высвободилась из объятий Молли, передав ей дочь, и отошла в сторону.       Ей уже даже не пришло в голову, что на самом-то деле Молли встала утешить обеих своих девочек — родную Джинни и ту, кого уже давно приняла в семью, Гермиону...       

...

      Все молчали. Слышны были только утихающие всхлипы Джинни и горькие вздохи Молли, обнимающей свою дочь.       Гермиона оглядела всех, наколдовала воды в чайник, вскипятила ее с помощью волшебной палочки, бросила заварки, расставила чашки, нашла в куче еще не разложенных продуктов на столе сахар кусочками, разлила заварившийся чай по чашкам. Чашки были немного неровные. Из чего их, интересно, Чарли трансфигурировал?       И вдруг ее снова осенило.       — Гарри! В доме на площади Гриммо огромное количество нормальной посуды! И постельное белье есть! И полотенца! И подушки с одеялами! Можно же принести это все сюда! Все равно там никто не живет!       — Точно, Гермиона! Как я сам не догадался! Завтра с Роном сгоняем! И ты давай с нами, а то мы не умеем уменьшать предметы!       — Я с вами схожу, — сказал Чарли, — я умею!       — Ну и здорово!       Гермиона крутила в руках пустую чашку. Наставила на нее волшебную палочку... Фините! Чашка превратилась в пучок жухлой травы.       — Чарли, — спросила она, — а насколько надежен дом из трансфигурированных материалов?       — Не знаю. Ты давай аккуратней с фините! Я дом на скорую руку построил. Чтоб было где перекантоваться первое время. Как появятся деньги, возведем с Роном и Джорджем нормальный дом рядом, из нормальных стройматериалов. Надеюсь, к осени получится сделать. Я без зарплаты, но Билл обещал помочь и отец что-то получит, Джордж в магазине порядок наведет, тоже должны быть какие-то деньги. И Гарри, может, поучаствует, когда гоблины его до сейфа допустят. С тебя, я так понимаю, взять нечего.       Гермиона кивнула. Села. Положила в рот кусочек сахара, запила уже и так сладким чаем. Почему ее так тянет на сладкое? Раньше вообще почти без него обходилась.       — Гермиона! — снова подал голос Рон из своего угла. — У вас с Гарри, правда, ничего не было?       — Достал уже, — устало проговорила Гермиона. — Рон, у меня вообще еще ни с кем ничего не было!       — В смысле? Ты что, девственница?!       — Да!       — Ух ты!       — Ты дурак, Рон! — простонала Гермиона в ответ, прикрыв голову руками.       И это помешало ей услышать, как Рон тихо говорит сам себе:       — Круто! С целкой у меня еще не было!       — Гермиона, правда, не было? — это уже голос Джинни, слабый, робкий.       — Правда, Джинни... Честно. Гарри тобой все эти месяцы бредил.       Успокоившаяся было Джинни снова заплакала, прижавшись к матери, которая гладила и гладила ее по голове.       Жутко хотелось есть. Не допив чай, Гермиона прошла к плите. Готовой еды нет. Джинни было не до ужина, и никто даже не подумал, что надо бы приготовить еду. Гермиона вздохнула и начала доставать хлеб, масло, готовое мясо, свежие овощи, купленные ими с Гарри в магловском магазине.       Никто не встал помочь ей это нарезать и разложить на большое блюдо. А просить кого-то о чем-то у нее не было сил. Что-то подсказывало ей, что вечер еще не закончился.       Рон пересел к столу.       — О, Гермиона, это гораздо вкуснее, чем то, что ты нам с Гарри скармливала в палатке! Но ты не переживай! Джинни научит тебя готовить! А я пойду работать с Джорджем в магазин, и мы сможем иногда покупать что-то готовое, как сейчас, чтобы ты иногда отдыхала от кухни! Гарри, спасибо!       Гермиона опустила голову... И это тоже ей придется пережить, и к этому придется приспособиться.       Позже, вспоминая свое пребывание в Норе, она пыталась понять, что с ней случилось, что она разучилась стоять за себя? Почему она так смиренно, опустив голову, приняла отведенное ей место? Место девочки для битья, место обслуги, всеобщей мамы, впрочем, без уважения, какое оказывалось когда-то Молли, место будущей жены Рона. Место человека, который за все отвечает. И которого все призывают к ответу. Почему она позволила им на себя кричать, упрекать себя в чем-то, в чем-то обвинять? Как так получилось, что она согласилась с этим местом и, всегда способная постоять за себя, сдалась?       Подсказку ей давали слова МакГонагалл, которые та произнесла, когда забирала Гермиону из Норы: «Мисс Грейнджер, неважно, почему вы решили, что дом Уизли — ваш дом, а семья Уизли — ваша семья, но то, как вы жили в Норе все это время — точно та жизнь, о какой вы мечтали?»       Но чтобы понять и, главное, принять то, что сказала ей пожилая ведьма, нужно было время... И зачем-то нужно было пережить то, что Гермиона сейчас переживала. И что еще переживет здесь.       А в тот момент, в тот вечер, в те дни Гермионе казалось, что она должна, должна объясниться! У семьи, которую она считает своей, горе, она бросила их в горе одних, и они вправе обижаться на нее и спрашивать с нее!

...

      — Грейнджер, — вдруг начал Чарли, когда все поели, — с чего ты вообще взялась спасать Снейпа? Он же мерзавец!       «На-чи-на-ет-ся!» — проговорила про себя Гермиона.       — Я не только его в ту ночь спасала. Могла — и спасала, — сказала спокойно вслух.       — Ладно, имеешь право! Но не в нашей семье рассказывать о спасении Снейпа и вообще говорить о нем! — он покосился на Джорджа, потерявшего ухо от заклятия Снейпа, когда тот был в маске и плаще Пожирателя смерти.       — Так ты сам спросил! Не я начала разговор о нем!       — Чарли, я уже говорил, что он случайно попал в Джорджа, он целился в Пожирателя, который летел рядом с ним! — встрял Гарри.       — Гарри, ты можешь верить во все, что тебе хочется, но мы, — Чарли подчеркнул это мы, — будем относиться к нему так, как считаем правильным для нас.       На лице Гарри появилась растерянность. И Гермиона его поняла. Чистый, искренний, любящий, как родных, всех Уизли (разве что кроме Перси), готовый все им отдать, считающий, что теперь, когда Воландеморта больше нет, все в его жизни будет наконец хорошо, Гарри уже считал себя неотъемлемой частью их семьи, а его вот так, раз, и подчеркнуто отделили от них...       — Ладно, — спокойно и прохладно продолжил Чарли, — тогда второй вопрос. Как именно ты спасла Снейпа? Рон рассказывал, что у него вся шея была разворочена и что он потерял очень много крови. А в Большой зал он заявился сильным, здоровым, без ран, шрамов и в относительно чистой одежде! Точно без следов крови на мантии. Что ты сделала?       — Я рассказала, ты слышал, ты был на поминальном ужине! — ответила напряженно Гермиона. Ей даже не пришло в голову, что она может отказаться отвечать на расспросы, может вообще ничего не говорить про Северуса Снейпа.       — Я тебе не верю! — отчеканил Чарли.       — Расскажи им, Гермиона! — снова сказал Гарри.       — Хорошо... — вздохнула Гермиона. — Я использовала магию. Но какую именно магию, я рассказать не могу, потому что она не разрешена Министерством.       — А почему ты не могла применить эту магию к Фреду?       — Потому что я применила ее к еще живому Снейпу! А Фред умер сразу! Я вообще Фреда видела последний раз, когда Орден Феникса пришел в школу, больше не видела.       — Гермиона, я хоть и работаю с драконами, но вообще-то был в Хогвартсе первым учеником и умею обращаться не только с драконами! Что это была за магия?       Гермиона растерялась.       — Я не могу рассказать! — она не знала, что ей делать. — Если это где-то всплывет, у меня могут быть серьезные проблемы!       Чарли сложил руки на груди, потом подпер одной рукой подбородок. Смотрел задумчиво.       — Как-то все это похоже на игры со временем... Ты применила магию к еще живому Снейпу... А вы с Роном и Гарри оставили его в Визжащей хижине уже мертвого...       У Гермионы сбилось дыхание.       — Хватит, Чарли, — вдруг оборвал брата сидящий рядом с ней Джордж. — Оставь ее. Кого могла, того и спасла. Не может рассказывать, значит не может. Продолжай, Грейнджер!       Чарли поджал губы и отступил вглубь кухни. С Джорджем в семье сейчас никто не спорил.       — Что продолжать? — удивилась Гермиона.       — Ну ты же, очевидно, не все рассказала о том, почему задержалась!       — Потом я ждала, когда профессор Снейп, да, я снова его упоминаю...       — Как-то слишком часто ты его упоминаешь, Гермиона! — сально хохотнул Рон в углу. — Влюбилась в черноволосого долгоносика? Тебе же такие нравятся! Крам тоже был черный, худой и носатый!       — Заткнусь, Рон! — прикрикнул его Джордж. — Что ты ждала?       — Пока профессор Снейп приготовит мазь для моего шрама. Мазь готовится индивидуально и небыстро, мне приходилось спускаться к нему в лабораторию два раза в день, чтобы он подбирал специально для меня ингредиенты и их концентрацию.       — Снейп лично для тебя делал мазь?       — Что за шрам?       Сразу несколько голосов одновременно.       — А, да, Гермиона, — вспомнил вдруг Гарри, — как твой шрам-то?       Гермиона встала, сняла джинсовку, задрала рукав свитера...       — О магия! Что это! — Джинни с ужасом смотрела на вырезанные на руке Гермионы буквы mudblood.       И вдруг снова рванулась к Гермионе, схватила ее и снова зарыдала, сжимая и сжимая ее в объятиях, а потом все больше и больше прижимаясь к ней, цепляясь за нее...       — Прости, прости меня, Гермиона... Прости, прости, я дура...       — Конечно, Джинни...

...

      Когда Джинни снова успокоилась, на нее и Гермиону уже никто не смотрел. Все слушали Гарри и Рона, которые, как показалось Гермионе, уже не в первый раз рассказывали, как попались егерям, как их привели к Малфоям, как они помчались из подземелья наверх, когда услышали крики Гермионы, и как доблестный эльф Добби вытащил их, храбро обманув своих бывших хозяев, так им, Малфоям, и надо! Ах, да, падающая люстра чуть не придавила Беллатриссу Лестрейндж! Вот было бы здорово, если бы придавила! О том, что вместе с Беллатриссой люстрой придавило бы и Гермиону, уже как-то позабылось.       Наверно, так и спасают люди себя, превращая страшное пережитое в сказку, легенду или анекдот, — думала Гермиона. Посмеешься, и уже не так страшно, и вроде бы уже и не было страшно тогда, просто приключение. Вот только клеймо на ней, хоть и поблекнет со временем, никогда никуда не исчезнет.       О том, почему никто не рассказывает, как про забавное приключение, как свой шрам получил Гарри Поттер, она не подумала. И никогда не подумает.       Джинни наконец отлипла от нее. Смущенно глядя ей в лицо, неуверенно спросила:       — Мир?       — Мир!       Что еще Гермиона могла ответить?       К ней подошел Рон. С любопытством посмотрел на ее затягивающуюся рану, ткнул в шрам пальцем.       — Гермиона, круто! Шрам заживает! Он же был совсем кровавой раной!       — Да, благодаря мази!       — Проклятие? — это уже Джордж.       — Нет, пронесло, обошлось без проклятия, просто шрам.       — Повезло!       — Гермиона, ты это... Ну... — Рон мялся, глядя на нее. — Короче, мы дураки. Неважно, как ты спасла этого ублюдка Снейпа и почему не сразу приехала, никто не хочет, чтобы Министерство прижало тебя за запрещенную магию. Иди ко мне...       И Рон обнял ее.       И Гермиона сдалась. Уткнулась в его плечо и заплакала. Наконец-то сама заплакала по-настоящему. Так, как плакала Джинни. Плакала в теплых, заботливых, любящих, утешающих объятиях дорогого ей человека.       Рон гладил ее по голове, по спине, по плечам. Говорил ей что-то ласковое, доброе...       Когда она наконец проплакалась, они с Роном были уже одни.       Миссис Уизли увели спать Джордж и мистер Уизли.       Покупки так и валялись кучей на столе, Джинни прибрала в магический холодильник только то, что могло испортиться.       Гермиона, с какой-то незнакомой ей злостью отмахнулась от мысли, что все продукты вообще-то надо распределить по дням, чтобы хватило надолго, откопала в куче пачку печенья, которого было куплено на несколько чаепитий, на раз по пачке раздать всем по две печеньки, и шоколад, заварила нового хорошего чаю, который Гарри взял, чтобы все попробовали, какой интересный бывает у маглов чай, разлила его по чашкам, которые при этом предварительно вымыла, потому что после ужина никто о мытье посуды не позаботился.       Чай пили молча. Съели пачку печенья и плитку шоколада.       Когда все доели и допили, Гермиона вымыла всю посуду и заварочный чайник. Рон ждал, когда она закончит, потом обнял ее за талию и повел ее наверх.       Даже не раздеваясь, Гермиона упала на нерасправленную кровать, положила голову на плечо Рона и мгновенно уснула.

...

      Проснулась Гермиона на рассвете от всхрапа рядом с собой. Рон лежал рядом на спине с открытым ртом и то всхрапывал, то как-то странно всхрюкивал.       Она слышала его храп несколько месяцев. Почему же сейчас он ее так раздражает?       Рука Рона лежит в области паха.       Гермиона вздохнула, и выбралась из кровати, стараясь не потревожить Рона. Вышла во двор.       Ну конечно. Джордж. Не спит. Сидит, сгорбившись, на лавочке.       Подошла, села рядом.       — Грейнджер, это же был маховик времени?       — Что?!       — Магия, с помощью которой ты спасла Снейпа? Чарли сказал, что это похоже на игры со временем. Вы оставили Снейпа мертвым с кровавыми ранами, ты спасла его еще живым, и от ран нет даже следа. Я и подумал... Мы с Фредом знали, что у тебя в один год был маховик времени. Даже хотели у тебя его выкрасть, но потом решили, что тебе за это влетит от МакГонагалл, и оставили это дело. Так сильно подставлять тебя мы не хотели. Маховик — очень редкий и дорогой артефакт, тебя бы запросто исключили из Хогвартса, если бы ты его потеряла. Ты же использовала маховик, чтобы вытащить Снейпа, да?       Гермиону словно парализовало.       — Ладно, не отвечай! Хотя я никому не скажу. Я специально перебил Чарли, он очень умный. Но если бы он сказал про маховик вслух, тебя бы растерзали. Стали бы требовать, чтобы ты других вытащила.       — А ты не будешь требовать? — глупо спросила Гермиона.       — Нет, я не буду. Вмешательства во время очень опасны, мы с Фредом даже не пытались экспериментировать с временем. Вам со Снейпом еще прилетит, не сомневайся. Перенос человека — это тебе не между уроками прыгать. Но это не мое дело.       Джордж помолчал.       — Но я хочу, Грейнджер, чтобы ты просто перебросила меня туда, к нему. К Фреду. В битву. Если не смогу его прикрыть, останусь с ним...       — Нет, Джордж!       — Жаль! Хотя все равно. Я и другой способ найду пойти к нему. Не имеет значения, какой.       Гермиону охватило холодом.       Джордж заметил, как ее передернуло, решил, что она замерзла, снял с себя невнятного цвета старую куртку и набросил ей на плечи.       — У тебя правда нет одежды?       — Правда, нет!       — На площади Гриммо в комнатах мамашки Сириуса осталась женская одежда. Старушка Блэк была покрупнее тебя, и платья ее ты точно носить не будешь, но мантии хорошие там есть, перчатки, шарфы, шали. Когда Орден Феникса там обитал, мы весь дом облазили. Скажи Гарри, сгоняйте туда, может, выберешь себе что!       — Не переводи тему, Джордж!       — Почему?       Гермиона задумалась. Что она должна сказать Джорджу?       Вдохнула, выдохнула, и заговорила, по наитию, не зная, во что вообще выльется ее речь. Но не говорить было нельзя. Почему она не профессор Снейп, который всегда умеет подобрать нужные и уместные слова!       — Потому что когда ты заявишься к Фреду, он тебя не узнает. Будет спрашивать, что с тобой, братишка? Ты же сам на себя не похож, Джордж! Подумай, если бы под проклятие попал ты, а Фред выжил, ты бы обрадовался Фреду вот такому, какой сейчас ты?       — Я бы Фреду любому обрадовался...       — Даже если бы он пришел к тебе раньше времени, бросив все, что вы делали с ним вместе? Разучившийся балагурить? Более мертвый, чем ты?       — Ну ты скажешь, Грейнджер!       — Что вижу, то и говорю, Джордж...       — Да уж!       — А потом Фред спросит, как там наш магазин, братишка?       — Грейнджер, ты, что ли, моей совестью заделаться решила?       — Нет. Просто поболтать вышла.       — Пойдем в дом... Сейчас Джинни уже встанет, надо будет помочь ей с завтраком, что ли. Ну и навела ты тут у нас шороху! На самом деле правильно. Кстати, я на Снейпа зла не держу. Сгорело все дотла в ту ночь. Мне пофиг, прости за грубое слово. Я уже привык без уха. Это придает мне шарму, как сказал недавно Фред. Только разговоров о Снейпе больше не хочу. Ты уже извини.       И ушел в дом.       А Гермиона снова не могла понять, что происходит. Они сами спрашивают ее о Снейпе, а когда она отвечает, говорят, что не хотят о нем говорить.       Хотелось кричать, казалось, крик поможет сбросить какое-то не понятное ей наваждение, накрывшее ее.       Но как кричать, если все спят? А внутри защитного купола чары неслышимости не возведешь. Они общие вокруг дома стоят.       Гермиона вздохнула и пошла вслед за Джорджем. Домашние дела никто не отменял, и ей еще надо наконец начать готовиться к ЖАБА. И съездить домой. Если от ее дома что-то осталось...       Хогвартс, профессор Снейп, странная связь с ним и Малфоем остались где-то очень далеко позади, словно в прошлой жизни, которая случилась даже не с ней, а с какой-то другой Гермионой Грейнджер.