Corvus corax

Каждый день в Хогвартсе был полон сюрпризов. Каждое мгновение казалось волшебным, загадочным и наполненным тайной. Невозможно было не увлечься этим загадочным миром, не открыв для себя что-то новое. Школа словно окутывала ореолом тайны. Её хотелось расколоть, как грецкий орех, и узнать, что скрывается внутри, как начинку пирога. Но пока что юная Кроусгроу больше преуспевала в том, чтобы находить новые проблемы. И в этот раз всё было так же. После недавнего случая с клыкастой геранью Кроусгроу вновь привлекла к себе внимание в Хогвартсе. Хотя никто не обращался к ней напрямую, она чувствовала, как мысли окружающих о её поступке преследуют её, не позволяя забыть о случившемся. Любопытство, интерес, страх… Переменчивые чувства рождали множество мыслей: от насмешливых до тревожных, а порой и до жалостливых. Эти мысли вызывали у девушки раздражение, и её нижняя губа слегка подрагивала. Не нужна ей чужая жалость. Не нужна. Спустя пару дней профессор Снейп принёс мазь, которая должна была помочь при укусах. Оказалось, он приготовил её ещё в тот день, когда девушка получила рану от клыков волшебного цветка. Однако зельевар не мог сразу отдать её, так как оно должно было настояться и застыть, превратившись в густую массу. Фемида была очень благодарна профессору. Мазь действительно облегчала боль от укусов, если её наносить три раза в день против часовой стрелки. Вскоре Кроусгроу заметила, что её раны начинают заживать, оставляя лишь небольшие шрамы на руках, которые тоже должны были когда-нибудь исчезнуть. Из-за этого шепотки со стороны других факультетов стали более приглушёнными, за исключением презрительного отношения к ней Сандерсон и некоторых ребят из Слизерина, с которыми она обычно проводила время. В стенах же своего факультета Кроусгроу столкнулась с безразличием сокурсников. Они были шокированы её поступком по отношению к Луне и потеряли к ней прежний интерес. Лавгуд, с её странным поведением, взглядом и манерами речи, странным образом отталкивала людей, и любое проявление сочувствия к ней словно ставило на человеке невидимый ярлык. Фемида тоже могла видеть этот таинственный поток сознания юной когтевранки. Вскоре она начала понимать, что мысли людей могут быть такими же разными, как и они сами, и в точности соответствовать их характеру. С Лавгуд было то же самое. Она видела в мире больше, чем остальные, и её рассуждения отличались от тех, что были у других. На Когтевране, где каждый второй был одарённым учеником, ценились ум, индивидуальность и способность мыслить не так, как все. Но Луна прыгнула выше этой планки. Поэтому и присвоила себе титул «чудачки» даже в стенах родного факультета. Проблема заключалась в том, что Фемида не считала её странной. Да, она отличалась от других своим мировоззрением, но для Фемиды это было не более чем пять центов в кармане — ровно ничего. Фемида и сама переживала подобные ситуации. Она видела взгляды детей со своего двора, слышала их голоса и часто обижалась на них до слёз. Теперь, став более взрослой, она смогла преодолеть свои обиды, но изменилось ли её отношение к подобным ситуациям? Конечно, нет. Люди могут быть необычными. Они имеют право быть такими, потому что, если быть честными, каждый из нас хоть немного, но отличался от других. Иногда эта необычность была почти незаметна. По крайней мере, эта ситуация привела к тому, что Лавгуд больше не подвергалась нападкам со стороны своих однокурсников. Внезапно все шутки и попытки подшутить над девочкой прекратились, и Кроусгроу даже перестала замечать их мысленно. Было ли это следствием того, что Флитвик устроил своей команде выволочку после произошедшего, или же появление Кроусгроу на пороге общей гостиной заставляло школьников трепетать — оставалось загадкой. Однако, стоило Фемиде встретиться взглядом с кем-то из своих сокурсников, как его охватывала нервозность. Его и без того хаотичные мысли путались, и он словно забывал обо всём. Фемида, несмотря на все события, не могла сказать, что они с Лавгуд стали подругами. Девочка всегда оставалась немного замкнутой. Кроусгроу не жаловалась на это, ведь она и сама была такой же. Хотя теперь её часто можно было увидеть рядом с ней за столом в общем зале. Луна лишь изредка делилась с Фемидой своими мыслями, и даже с помощью способности слышать чужие, речи Лавгуд казались ещё более загадочными, чем раньше. Кроме того, девочка часто давала ей газеты под названием «Придиры», которые, судя по её мыслям, были особенно любимы её отцом, редактором этого издания. Однако, на взгляд Фемиды, в этой газете не было ничего полезного. «Придира» напоминала сатирический журнал с элементами чего-то нереального и даже несуществующего. Там можно было найти рассуждения о внеземной жизни и даже о существовании Атлантиды. Которая, как ни странно, судя по разговорам и мыслям волшебников, действительно существовала. Кроусгроу не высказывалась о газете, которую ей приносила по утрам второкурсница Лавгуд. Она спокойно читала её в перерывах между занятиями, где приходилось заучивать огромное количество информации от других учителей. Иногда Луна спрашивала её мнение по какой-либо теме в газете, и Фемида, не особо разбираясь в тонкостях волшебного мира, высказывала свои предположения. Лавгуд проявляла живой интерес к разговору и иногда даже давала понятные объяснения, если видела, что Фемида запуталась. Можно ли сказать, что между ними зарождалась дружба? Нет. Скорее, это было первое достижение Фемиды за долгое время: она наконец-то нашла человека на своём факультете, который не относился к ней с крайним недоверием. Но это не означало, что на этом её испытания закончились. Всё началось в один прекрасный день. Во время перерыва между занятиями Фемида, погруженная в изучение учебника по трансфигурации, сидела за столом. Она внимательно рассматривала темы, которые им предстояло освоить вместе с МакГонагалл. Напротив неё, держа в руках учебник по зельеварению, сидела Луна, напоминая Фемиде о необходимости повторить несколько зелий, одно из которых профессор, возможно, попросит её приготовить. В общем зале было довольно много людей, хотя и не так много, как ожидала Фемида. Она предпочитала тишину, чтобы лучше усваивать материал, но, куда бы она ни пошла, до неё всегда долетали отголоски чьих-то мыслей. Кроусгроу постепенно привыкала к этому и старалась сосредоточиться на учёбе, несмотря на шум вокруг. Она повторяла за Снейпом во время занятий окклюменцией, стараясь быть дисциплинированной и не отвлекаться на посторонние вещи. Фемида почти достигла успехов в этом, всё больше погружаясь в изучение материала учебника. Голоса доносились словно из-за каменной стены, но она старалась не обращать на них внимания. Однако внезапно в её голове промелькнула едкая и насмешливая мысль, которая нарушила её сосредоточенность. «Мать Тереза здесь…как приятно…сейчас.». Сандерсон. Фемида вздрогнула, но не оторвала глаз от учебника, лишь краем глаза заметив приближающийся к ним с Луной плащ. Всё внимание Кроусгроу, словно стремительная река, перетекло к Сандерсон, которая, следуя за некоторыми девочками со Слизерина, с неизменной усмешкой смотрела в сторону их стола, словно змея, готовая выпустить свой яд. Фемида крепко сжала пальцами корешок своей книги, готовая в любой момент защитить Луну от проходившей мимо слизеринки. Но прежде чем она успела что-либо предпринять, Сандерсон, взмахнув волшебной палочкой, заставила книгу Лавгуд взлететь в воздух, поймав её одной рукой. С усмешкой на лице она показала книгу другим девочкам, и те, довольные, захихикали. Это было похоже на беспечное веселье, но Фемида заметила, что некоторые люди, в том числе и её однокурсники, подняли головы, увидев происходящее, и, почувствовав себя неловко, снова опустили их. Никто не хотел связываться с Сандерсон. Говорили, что она вспыльчива и мстительна, а её магия, создаваемая с помощью волшебной палочки, обладает мощным эффектом. Теперь, когда её отец занимал высокий пост в Министерстве, все и вовсе не хотели вставать у неё на пути. Фемида, не зная об этом, совершила ошибку ещё в первый день на поезде. И теперь ей оставалось только пожинать плоды собственной беспечности. Кроусгроу бросила взгляд на Луну, чей взгляд оставался равнодушным, хотя и выражал постоянное удивление. Правда, слегка сомкнутые губы девочки всё же немного выдавали её отношение к происходящему. Она потянулась к вазе с фруктами, которые всегда появлялись во время перерывов в волшебном замке. Лавгуд схватила яблоко и начала хрустеть им, словно ничего не случилось. Но этот звук словно разбил на части её безмятежность и терпение. Однако Кроусгроу сохраняла спокойствие и произнесла: — Отдай ей книгу, — эта фраза прозвучала точно в спину уходящей Сандерсон, и она тут же остановилась и повернулась к Фемиде. На её лице появилась довольная улыбка. Конечно, она ведь ждала именно её реакции. Луна лишь выступила в роли посредника, чтобы спровоцировать Кроусгроу на конфликтный разговор. Всё это было ясно обеим девушкам, которые сейчас смотрели друг на друга. А все остальные в зале так же не сводили с них глаз. — А что, если я не отдам? — произнесла Сандерсон с вызовом, крепко сжимая в руке учебник, который ей не принадлежал. На губах её царила усмешка, а мысли так и кричали. «Ну давай!.. Давай…! Ответь!..». Она явно ждала конфликта, но Фемида не любила драки, предпочитая отшучиваться в ответ на выпады своих оппонентов. — Тогда спрошу, что ты собираешься делать с чужим учебником, который к тому же относится к курсу, который ниже твоего? — произнесла она, глядя прямо перед собой, не спеша вставать с места. Это была провокация, и нужно было быть полной дурой, чтобы поддаться на неё. По крайней мере, сейчас не стоило реагировать на пустую издевку. Но Сандерсон, конечно, злилась и раздражалась, что заставляло её искать более изощрённые способы добиться своего. — Например, можно замочить его в туалете. Думаю, плакса Миртл будет в восторге от новой компании, — произнесла Сандерсон. Кто-то из сидящих рядом поморщился, и Фемида, прислушавшись к чужим мыслям, осознала, что упомянутый Сандерсон призрак не пользуется особой любовью у ребят. Например, сэр Николас, известный как Почти-Безголовый-Ник, был более популярен среди них, чем кто-либо другой. Даже Фемида, как и многие другие ученики, не особо жаловала Пивза. Однако Сандерсон блефовала. Она просто высказала первое, что пришло ей в голову, и не собиралась выполнять свои угрозы. Она не была готова рисковать, находясь в туалете, где обитало злое привидение, которое могло бы окатить её водой в отместку за нарушение своего покоя. Сандерсон не станет рисковать своей жизнью ради того, чтобы доставить кому-то неприятности. — Ты не сделаешь этого, — уверенно произнесла Фемида, заметив, как дрогнула книга в руках Сандерсон, - и перестань заниматься такими вещами, в них нет никакого смысла. Сандерсон лишь хмыкнула в ответ, её нижняя губа вытянулась вперёд в презрительном выражении. Она словно задумалась, но не надолго. Её взгляд блеснул, и Кроусгроу напряглась. И не зря. Мия открыла учебник Лавгуд, словно демонстрируя свои способности. Взяв один из листов в пальцы, она потянула его на себя. Раздавшийся скрежет отрывающейся от переплёта страницы, как импульс, как выпущенная стрела, зарядил в сердце Кроусгроу заряд, заставив её резко встать. Стул под ней с лёгким скрипом отодвинулся назад, пока она уверенно шла к Сандерсон, развивая по дороге свою мантию. — Отдай, — проговорила девушка, вытянув руку, но слизеринка, резко захлопнув одной рукой книгу, отвела её подальше от девушки. — Нет. Думаешь, всё так просто? Фемида, прищурившись, осознавала, что всё не так просто, как ей хотелось бы. Однако эти столкновения с Сандерсон не входили в планы Кроусгроу. Она понимала, что стоит лишь однажды открыто выразить свои мысли и убеждения, как неуверенный в себе человек сразу же начинает считать тебя своим врагом. — Непросто. Но ты добилась своего. Не стоит впутывать в эту ситуацию постороннего человека, — произнесла Фемида, погружаясь в мысли Сандерсон, словно пытаясь преодолеть прибой гнева и недоумения. Её гнев был подобен сражению с бурей, и Кроусгроу, привыкшей держать свои эмоции в узде, казалось, что он может сбить её с ног. И что же её так разозлило? То, что она не дала ей насладиться триумфом издевательства над Невиллом в купе? Неужели? — Откуда в тебе столько самомнения, сквибовая грязнокровка? — жёлтые глаза Сандерсон, казавшиеся змеиными, особенно сейчас, блестели от раздражения, которое нарастало, словно прибой, каждый раз, когда она видела Кроусгроу. Все вокруг тоже мысленно подскочили в возмущении. «Ах, она!.. Да как.! Разве можно?.. Хах, она этого точно заслуживает…» «Интересно, у неё слюна тоже становится ядовитой от злости?» — размышляла Фемида, не обращая внимания на произнесённое оскорбление. Она не осознавала всей глубины нанесённого ей оскорбления, и даже то, что ученики Хогвартса пришли в волнение, не заставило её задуматься о значении этих слов. В поезде слизеринка использовала это прозвище в отношении Грейнджер, которая, если Фемида не ошиблась, является волшебницей, чьи родители были обычными людьми. Возможно, именно в этом и заключается суть? Однако, если это так, то ни одно из этих прозвищ не могло соответствовать ей. Она не была сквибом, поскольку её от магического мира защищал некий барьер. Кроме того, девушка не имела представления о своих родителях, возможно, они также были чистокровными волшебниками. Но Сандерсон не заслуживала того, чтобы тратить время на объяснения. Фемида заметила, как в зал вошли несколько гриффиндорцев. Среди них она узнала некоторых своих товарищей по путешествию на поезде, таких как Джинни и Невилла, но не придала этому значения. Вдруг из-за стола вскочил её сокурсник-когтевранец, известный как «внук Саламандра». Он громко воскликнул, выхватив палочку и готовясь к чему-то: — Не смей так говорить о ней! Это грязно! — рыжий мальчик был настроен решительно, его светло-карие, почти ореховые глаза горели от негодования, — как ты смеешь! — Замолчи, Нюхрель, — раздражённо произнесла Сандерсон, обращаясь к когтевранцу, который от обиды едва не выронил палочку. Девушка бросила на него холодный взгляд через плечо, негромко рассмеявшись, — радуйся, что тебя не исключили из школы ещё на первом курсе, как когда-то твоего деда. «Внук Саламандра» вздрогнул, его рука с палочкой задрожала, словно он собирался направить её на Сандерсон, стоящую рядом с Фемидой Кроусгроу. Однако светловолосый парень, сидевший неподалёку, дёрнул его за руку, стараясь успокоить. Кроусгроу поморщилась: слова слизеринки разбудили настоящую бурю в и без того неспокойном юноше. «Змеюка… самая настоящая склизкая змея… Ненавижу…». Кроусгроу заметила, что многие когтевранцы, сидящие рядом, напряглись, возможно, вспомнив тот инцидент. Фемида нахмурилась, увидев усмешку на губах Сандерсон. Последняя, казалось, наслаждалась происходящим, слыша подбадривающие смешки девушек со своего факультета. Однако Кроусгроу было безразлично, что и кому Сандерсон демонстрировала сейчас. — Удивительно, что за тебя заступаются, — прошептала она негромко, склонив голову и наблюдая за каждым жестом Кроусгроу. Та внимательно следила за движениями руки слизеринки, державшей в руках учебник, — или твоё положение «матери Терезы» по отношению к неудачникам даёт тебе какие-то привилегии? Рука Сандерсон, державшая учебник, на мгновение застыла в воздухе, пока её мысли крутились вокруг изощрённого способа причинить боль и вызвать раздражение в груди Фемиды. Вместо этого Фемида стремительно схватила учебник Луны и потянула его на себя. Сандерсон инстинктивно дёрнулась за ним, но Фемида, опередив её, ладонью оттолкнула, сумев вырвать книгу из рук. Ей были не нужны эти светские переговоры, шепоты и попытки вывести друг друга из себя. Она не выросла в семье интриганов и не умела так искусно играть на чужих чувствах. — У меня нет никаких привилегий, Сандерсон, — Фемида обернулась к ней на мгновение через плечо, и в её взгляде мелькнуло растерянное выражение. Оно было лишено обычного холодящего блеска превосходства, и Фемида совсем не ожидала увидеть подобное для неё. Она хотела бы поздравить её с этим первым успехом, но вместо этого лишь произнесла: — поэтому тебе следует заняться чем-то другим, а не тем, чем ты занимаешься сейчас. И с этими словами она спокойно вернулась на своё место, протянув Луне книгу и тихо шепнув губами «извини». Ведь если бы она вмешалась раньше, то один из листов книги остался бы целым. Однако Лавгуд, похоже, не собиралась обижаться на Фемиду за позднее вмешательство. С недоверием приняв учебник в руки, она открыла его на порванной странице. Луна слегка зажмурила глаза, боясь прочесть что-то лишнее из той программы, которая у них будет, и Фемида не смогла сдержать лёгкий смешок. Иногда эти детские мелочи в поведении столь неоднозначной личности, как Лавгуд, заставляли вспомнить, что она всё ещё ребёнок двенадцати лет, даже ещё не вступивший в подростковый возраст. И хотя Фемида могла бы слегка улыбнуться, наблюдая за этой сценой, чужие мысли, словно иглы, вонзились в неё, заставляя напрячься. «Опять она… Опускает меня… всех… Грязная… грязнокровка… со скивибовым происхождением… спесь. поубавить… сейчас…». Кроусгроу не понравилось последнее слово, которое она услышала от Сандерсон. Она потянулась к карману за палочкой, и как раз вовремя — Мия стремительно бросилась к ней, явно намереваясь оттащить её от стола. В этот момент кто-то громко вскрикнул, кажется, это была Джинни. Для Кроусгроу это стало сигналом к действию. Обернувшись и вытащив волшебную палочку, словно шпагу, Фемида наставила её на подлетевшую Сандерсон. В зале поднялась суматоха. Мысли окружающих, полные восхищения, страха или презрения, словно стрелы пронзили её, едва не сбив с ног. Мия отпрянула, не желая лишиться глаза или получить удар палочкой в шею. Её гнев на мгновение утих, но затем снова вспыхнул, о чём свидетельствовали сжатые кулаки. Однако Фемиде было всё равно. — Не смей нападать на меня из-за спины, да ещё таким низким способом, — произнесла Фемида, направляя на неё палочку. Кроусгроу не знала ни одного эффективного боевого заклинания, но её палочка, казалось, была достаточно острой, чтобы вызвать лишь видимость угрозы. Сандерсон заметила это и, прищурившись, отступила на шаг назад. В её янтарных глазах что-то блеснуло, словно яркая идея внезапно озарила голову слизеринки. «…Прижать к стене…!» — Ты смеешь направлять на меня свою палочку? — спросила Мия с угрожающим спокойствием, и Фемида, стиснув зубы, выдохнула, выпустив часть воздуха. Мороз прошёлся по коже. Надо было срочно уходить. — Как и ты можешь нападать на меня со спины. Думаю, мы квиты, — Кроусгроу убрала палочку во внутренний карман мантии и, развернувшись, положила учебник в сумку. Кажется, на её лбу выступил пот. Луна, взглянув на неё, слегка сжала кулачки, словно почувствовав тревогу Фемиды. Ей совсем не нравилось то, во что оборачивалась их стычка. — Ты куда-то спешишь, Кроусгроу? — спросила Сандерсон с мягкой улыбкой, словно кошка, обнаружившая на полке лишние запасы молока. В то же время все в зале с тревогой следили за развитием событий, словно опасаясь, что ситуация может стать ещё более напряжённой. — Да. Фемида больше не хотела вступать в диалог, игнорируя все мысли, как свои, так и чужие. Инстинкт самосохранения настойчиво подсказывал ей, что нужно бежать. Но было уже слишком поздно. Как только Фемида попыталась отойти от стола, Сандерсон, словно вспомнив о былой ситуации, схватила её за запястье (Кроусгроу ранее так же схватила учебник), подняв его на уровень их лиц. У Мии была крепкая хватка, и рука Фемиды сразу же заныла от боли. Девушка сжала зубы, чтобы не вскрикнуть от резкой боли. Её серые глаза, полные кипящего раздражения, встретились с ясным янтарём, сверкающим в свете яркой комнаты. Кроусгроу сразу заметила этот взгляд и самоуверенную позу, понимая, что дала Сандерсон повод для её трагического унижения и уничтожения. — Не спеши, Кроусгроу, — голос Мии был подобен ядовитому мёду, который проникал в вены, ослабляя мышцы и лишая способности двигаться, — твоя волшебная палочка, брошенная в мою сторону, стала вызовом для меня. Поэтому я предлагаю тебе честный поединок. Только справедливый бой заклинателей может рассудить нас. «…Что?! Магический дуэль?!..» Общая мысль, мелькнувшая у всех разом и почти в одном тоне, едва не оглушила девушку, что, не сдержав тонкого смешка, выдала: — Честный бой с той, кто только недавно начал палочку держать? Умно, — её короткое замечание вызывало лишь смех, как в лице слизеринских девушек, так и у самой Сандерсон, что проговорила в ответ: — Будешь знать, где и когда открывать свой рот, а так же направлять свою палочку, — она резко толкнула Кроусгроу в плечо своим длинным пальцем, добавив: — я сбавлю с тебя спеси, магглорожденная, — и, обернувшись, громко произнесла, будто зазывая всех на шоу, — сегодня вечером, в момент проведения еженедельных обучений в Дуэльном клубе, я и наша новая ученица с третьего курса, проведем для вас магический дуэль. Ровно в семь! — Мия указала рукой на одну из девушек, стоящую в толпе слизеринок, — Пэнси, не станешь моим секундантом? Темноволосая девушка с чуть грубоватыми чертами лица кивнула в знак одобрения. В рядах слизеринцев царили восторг и радость. Очевидно, не так часто им удавалось так унизить кого-то с «птичьего факультета», а тут эта груша сама угодила в собственную ловушку. Фемида могла слышать мысли окружающих — от безумного удовольствия до сожаления и… жалости. Кроусгроу почувствовала отвращение к себе и к сложившейся ситуации. Она знала, что всё началось с той истории в поезде, когда она позволила себе заступиться за Лонгботтома. Жалела ли она об этом сейчас? Нет. Но, возможно, ей следовало быть более осторожной в своих словах. Ведь Невилл сейчас лишь стоял в стороне, его лицо покраснело, словно он находился на распутье, не зная, что делать. Фемида и не ждала от него решительных действий. Ей не требовалась чужая защита или покровительство. Сейчас она получала только разочарование от родительской защиты, сталкиваясь с проблемами, с которыми должна была быть знакома с детства. Ей не нужно ничего от этого волшебного, но отвратительного мира. Кроусгроу снова дернула руку на себя, вырывая её из ладони Сандерсон, которая резко разжала пальцы. Запястье Фемиды вспыхнуло огнём, но она подавила это чувство, решительно направляясь к выходу из Общего зала. — Кроусгроу, в твоих же интересах прийти сегодня вечером на дуэль, иначе всё будет гораздо хуже! — слышался вслед голос Сандерсон. — Фемида! Подожди! — это уже кричал Гарри, который только что вошёл со своими друзьями в зал с другого входа замка, узрев происходящее. Но Фемида лишь ускорила шаг, оказавшись на лестнице, словно взлетев на неё. И только когда парящая лестница снова стала менять направление, девушка позволила себе слегка облокотиться на неё, не боясь даже падения, и провела тыльной стороной руки по взмокшей щеке с левой стороны. Слезы непроизвольно брызнули сами с глаз, выражая все чувства девушки. Её боль, обиду и тоску.

***

— Ты серьёзно ничего не собираешься делать?! Фемида услышала этот вопрос перед ужином, когда она читала учебник по зельеварению, сидя в дальнем уголке общей гостиной на диване. Учёба не имеет границ, и Фемида продолжала заниматься, даже несмотря на то, что в будущем ей придётся столкнуться с унижением. Весь день Кроусгроу не замечала взгляды учеников в Хогвартсе — от мала до велика. Они уже были в курсе предстоящей дуэли между ней и Сандерсон. Их мысли, наполненные любопытством, восторгом и злорадством, то и дело обволакивали Фемиду. Девушка понимала, что, хочет она того или нет, ей придётся принять вызов. Если она проигнорирует его, то в будущем это может привести к гораздо более серьёзным последствиям Сандерсон стремилась унизить её, чтобы удовлетворить свою гордость, которая была уязвлена ещё с той ситуации в поезде. Кроусгроу долго не замечала растущую ненависть со стороны слизеринки, отражая её словесно. Однако в итоге её прижали тем, в чём она действительно не была сильна — магией. Для неё магия пока что была лишь словом из другого мира, а не способом взаимодействия с ним. Она знала лишь пару заклинаний, которые ей показал Люпин, и одно из них — «протего». Но вряд ли одно лишь защитное заклинание могло бы выдержать магическую битву… Фемида осознавала, что не в силах справиться в данный момент. Поэтому ей ничего не оставалось, как позволить Сандерсон сделать то, чего она так давно желала. После этого слизеринке станет скучно, и она переключится на кого-нибудь другого. Просто позволить. Сцепить зубы, сжать ладони в кулак, и вытерпеть то, что сегодня произойдёт. Снова смешаться с толпой, стать никем, примириться с происходящим, как она это делала раньше. Как делала всегда. — Ты серьёзно ничего не собираешься делать?! И этот вопрос. Он словно застрял в горле, мешая дышать. Фемида подняла глаза на возмутителя спокойствия. Это был тот самый «внук Саламандра», который вступился за неё, когда Сандерсон оскорбила её. Тот, кого слизеринка в ответ назвала «Нюхлером». Его ореховые глаза смотрели на неё с гневом и раздражением, как будто она, сидя в этом месте, совершала что-то непростительное. Руки парня были сложены на груди, и его поза напоминала позу надзирателя, что заставляло Кроусгроу чувствовать себя неуютно. Фемида весь день пыталась избежать этого разговора. Сначала она пыталась учить уроки в уединённых уголках замка, но Пивз постоянно следовал за ней, а там, где был он, вскоре появлялся Филч. После нескольких безуспешных попыток укрыться от призрака, Фемида решила вернуться в гостиную своего факультета. На улице было слишком холодно, даже в тёплой кофте, и Кроусгроу не рискнула выйти. В комнате же было много девочек, которые обсуждали свои дела, иногда переходя на шёпот, когда речь заходила о предстоящей дуэли. Чтобы избежать лишних вопросов, Фемида проскользнула с комнаты в общую гостиную и, маневрируя между старшекурсниками, забилась в дальний угол. Там она сидела, спрятавшись за учебником, в ожидании того момента, когда её публично унизят, используя то, в чём она пока не была сильна. В знаниях о магических заклинаниях. Но её всё же нашли, и, не пытаясь уклониться от ответа, девушка сказала: — Ничего серьёзного, — в карих глазах рыжего парня заплясало пламя, словно Кроусгроу подлила в него керосина, — материал по новому зелью сам себя не изучит, а краткий список трансфигурационных материалов не заполнится. И да… — она вздохнула, перелистывая страницу, — параграф по истории магии и новая тема по защите тоже не могут остаться без внимания. Вот так. Фемида не собиралась говорить резко, но накопившееся раздражение из-за произошедшего всё же вырвалось наружу в виде краткой вспышки гнева. Однокурсник же нахмурился ещё сильнее и навис над ней, отчего Кроусгроу вжалась в кресло. Такая близость была ей неприятна. — Не стану отрицать, что это важно, но сейчас от этих теоретических знаний не будет никакого толка! — громко возмутился он, глядя на девушку, — особенно в магической дуэли, где эта змеюка Сандерсон не будет состязаться с тобой в зельеварении… — Вот именно, что не будет. У неё есть опыт в применении боевых заклинаний, который она приобрела за годы учёбы на первых курсах. А что есть у меня? У той, кто здесь без году неделя? — отрезала Фемида, прикрыв учебник по зельеварению рукой. Ей не нравился этот разговор, этот немой упрёк в её сторону. Хотя парень и попытался её защитить, она не нуждалась в излишней опеке. Она могла позволить такое только отцу, и только ему. С нажимом проговорила: — ничего нет. Я знаю всего пару заклинаний, и у меня почти нет времени, чтобы изучать новые для магической дуэли. Я их просто не освою. Иногда в некоторых моментах стоит спокойно и смирно принять своё поражение, и тогда это пройдёт намного безболезненнее. Девушка снова уткнулась в учебник, но голова неприятно гудела, и дело было не только в чужих мыслях. Её раздражало всё происходящее сейчас: невозможность отстоять себя и эта напористость однокурсника, который на мгновение застыл, ошеломлённый её словами. В его сознании царил хаос, и Фемиду слегка покачивало от нахлынувших эмоций парня. Она не успевала следить за его мыслями, которые казались ей беспорядочными. Но прежде чем её однокурсник успел что-либо ответить, рядом раздался ещё один голос: — Рольф, не стоит оказывать на неё давление, она ведь права, — Кроусгроу вновь подняла голову, испытывая лёгкое раздражение и непонимание происходящего. Не привыкшая к такому пристальному вниманию, девушка чувствовала себя вдвойне неловко. К ней всегда относились настороженно, не общались и старались держаться подальше. Но стоило лишь упомянуть о дуэли между учеником со Слизерина и Когтеврана, как неожиданно всем стало интересно, собирается ли она что-то предпринять, чтобы не опозорить их коллектив. Кроусгроу тихонько фыркнула, радуясь, что её врождённая способность к легилименции позволяет ей слышать множество деталей в чужих головах, хоть и вызывает раздражение большую часть времени. Девушка взглянула на трёх молодых людей того же возраста, что и Рольф. Среди них она узнала только светловолосого Энтони, к которому часто обращались на курсе. Он и его друзья Терри и Майкл аккуратно устроились неподалёку. Фемида сразу почувствовала, как взгляды толпы обращаются к ним, и ощутила неловкий зуд по всему телу, ещё больше вжимаясь в диван. «Спокойно же себе сидела!», — мысленно выругалась девушка, когда Энтони мягко проговорил: — Не беспокойся, никто из нас не стремится к победе. Сандерсон поступает нечестно и подло, вызывая на бой того, кто ещё не до конца постиг тайны магии, — произнёс Энтони с глубокой искренностью в голосе. Однако взгляд Кроусгроу оставался холодным и суровым, а пальцы крепко сжимали учебник. Рольф, к удивлению, тоже был мрачен. Он скрестил руки на груди, а в его глазах и мыслях… Девушка заметила проблески беспокойства, которые прорывались сквозь хаос, царивший в его душе. И это её… Сильно удивило. — Никто не просит? — переспросила она, прищурившись и склонив голову набок, словно пытаясь разгадать парня с помощью одного лишь взгляда, — тогда с чего такая опека? Терри фыркнул, явно недовольный таким вопросом, но Энтони, напротив, оставался спокойным, даже немного виноватым. Он почесал затылок и пробормотал: — Опека?.. Ах, извини, это не опека… — Энтони с пониманием посмотрел на неё, — я понимаю, как это выглядит со стороны. Мы не так близко общались всё это время, но это не значит, что мы, когтевранцы, игнорировали тебя. Вовсе нет. Мы просто присматривались к тебе как к человеку. И видим, что ты неплохая девушка. «Да? А как же Луна?» — хотелось спросить Фемиде. Она знала, что Лавгуд, в отличие от неё, чаще становится объектом насмешек. Но она и так уже знала ответ на свой вопрос. В глазах окружающих Лавгуд была ещё более странной, чем она сама, и поэтому к ней относились соответствующим образом, которое нельзя было изменить. — Да, на нашем факультете может показаться, что все держатся отстранённо друг от друга, но на самом деле, когда возникает реальная угроза или в целом, мы всегда готовы сплотиться, — с мягкой улыбкой сказал Энтони. Однако Фемида лишь прищурилась и произнесла не совсем дружелюбно: — Я заметила это в ситуации с Лавгуд и ботинками, — сказала Фемида и краем глаза увидела, как Рольф, смутившись, отвернулся. Улыбка Энтони исчезла, и он, откашлявшись, произнёс: — Слушай, ну в здравом уме никто не рискнёт вырывать из зубов клыкастой герани ботинки… Да и Лавгуд больше нравится собственная позиция одиночки. «Разве это позволяет унижать её вам и другим факультетам? Или вы думаете, что, не вмешиваясь в проблемы Лавгуд, вы не задеваете её? Игнорирование травли — всего лишь её невидимая поддержка», — Фемида сурово посмотрела на троицу парней, которые подошли к ней, чтобы направить её на борьбу в магической дуэли. Ей не нужна была их мнимая поддержка. Эти попытки завязать тёплые приятельские отношения, связанные с будущим проигрышем факультета. Лучше бы они и дальше продолжали настороженно относиться к ней. Это хотя бы было искренне. — Ребята, я всё понимаю, вы хотите подбодрить меня, чтобы я могла дать отпор Сандерсон и не закончила дуэль сокрушительным поражением, — Кроусгроу подняла взгляд на всех них, стараясь сосредоточиться на материале учебника, а не на предстоящем бое, хотя все вокруг думали только о нём, — но это маловероятный сценарий. К тому же, в этом бою всё против меня… — Не всё, — вмешался Рольф, который, хоть и действовал грубо и напористо, сейчас говорил спокойно, — у тебя тоже есть секундант. — И кто же это? — Я. Фемида удивлённо взглянула на Рольфа, всё больше удивляясь происходящему. Сначала он заступается за неё, несмотря на то, что в ответ прилетает гадкая кличка, затем заставляет её не сидеть, сложа руки, ожидая своей участи, а теперь оказывается её секундантом. К тому же, внезапное участие ещё троих ребят и без того приводило Кроусгроу в недоумение. Казалось, что сегодняшнее событие стало своеобразным рубежом, который Фемида смогла преодолеть. — Что? Но почему? — Фемида была в полном замешательстве, её пальцы крепко сжимали уголки учебника, до боли в суставах. Рольф, казалось, растерялся от этого вопроса, и на него ответил другой парень: — Потому что, если честно, у когтевранцев тоже есть гордость, и мы не готовы полностью опускаться в грязь, — с легкой насмешкой произнес Майкл, глядя на Фемиду, чьи голубые глаза сверкали в предвкушении битвы, — мы бы хотели показать слизеринцам, кто здесь главный, но ты сейчас не в том состоянии, чтобы это сделать… — Но щёлкнуть их по лбу мы всё же можем, — Терри, прерывая речь своего друга, также обратился к Фемиде, вытащив из внутреннего кармана мантии волшебную палочку, — мы немного обсудили произошедшее между собой, и Дэвис, — он указал кивком головы на сидящего в кругу других когтевранцев, привлекательного юношу со старших курсов, который обращал на себя внимание мягким игривым баритоном и приятной внешностью, Дэвис приветливо кивнул их компании, находившейся в углу. Терри же продолжил: — рассказал нам об одном заклинании, которое может здорово обескуражить Сандерсон. Возможно, если это сильно выбьет её из колеи от неожиданности, ваша магическая дуэль может завершиться ничьей. Или даже твоей победой. Фемида с интересом наклонила голову, осматривая взгляды парней. В них читались восторг, волнительное ожидание и полная уверенность, что всё будет хорошо. Их боевой дух был наполнен решимостью в силе заклинания, а мысли обращались к ней, умоляя согласиться. С тяжёлым вздохом девушка закрыла учебник и спросила: — И что это за заклинание? Терри довольно улыбнулся, протягивая ей руку, чтобы помочь встать. Фемида приняла её и поднялась с места: — Мы тебя ему научим! — воскликнул Майкл с восторгом, и его друзья, стоявшие рядом, были полны энтузиазма поддержать его. В этот вечер Фемида впервые за долгое время почувствовала себя частью компании.

***

Вскоре, в семь часов вечера, Фемида, как главная гостья магической дуэли, стояла на арене. С другого конца её уже ждала ухмыляющаяся Сандерсон со своим секундантом. Рольф, который стоял позади Фемиды, напряжённо дышал. Его мысли метались от ненависти к слизеринцам к заботе о безопасности Фемиды, что лишь усложняло ситуацию для Кроусгроу. — Что ж, да начнётся магическая дуэль! — с радостью провозгласила Сандерсон, на её лице сияла счастливая улыбка. Большинство слизеринцев уже собрались здесь, но и другие факультеты начали подтягиваться к сцене, с затаённым интересом ожидая захватывающего зрелища. Фемида поморщилась. Как объяснил ей Голдстейн, «Дуэльный клуб» существовал уже около года с тех пор, как его основал Локхарт — преподаватель, который раньше вел тот же предмет, что и Люпин сейчас. После того как учитель покинул школу, клуб продолжил свою работу, и ученики использовали его как еженедельную забаву, а также для того, чтобы практиковаться в новых магических приемах с оппонентом. Однако в её случае не было и намёка на веселье. — О, у тебя появился секундант? — с насмешливым прищуром произнесла Сандерсон, и в её голосе прозвучала издёвка, — неужели не нашлось никого лучше? — Не нашлось, — отрезал Рольф, даже не дав Кроусгроу возможности вставить слово. Он с ненавистью смотрел на слизеринку, — сразу говорю, что бой будет идти не до смерти или первой крови. Паркинсон возмущённо фыркнула, покачав головой, словно недовольная таким решением. Но Сандерсон, уже чувствуя себя победительницей, спросила: — И до чего же вы хотите тогда? Фемида и Саламандер обменялись взглядами (его фамилия оказалась действительно Саламандер, а не придуманное для него прозвище). Они кивнули друг другу, вспоминая слова Энтони о стратегии, которую они должны были использовать в этой магической битве. Рольф, повернув к ним голову, с лёгкой усмешкой на губах произнёс: — До первой выбитой волшебной палочки. Эта ставка показалась им нелепой, и они были уверены, что Сандерсон никогда не согласится на такие условия. Слишком просто, слишком по-детски, но Фемида едва не выдала себя, прочитав мысли Мии. Слизеринка была настолько самоуверенна, что для неё такое предложение означало лишь одно: бой закончится слишком быстро, даже не успев начаться. Однако их маленький союз, который готовил Фемиду к битве, так не думал. И плечи Рольфа слегка опустились в облегчении, когда они услышали, что слизеринцы согласны на их условия. Вскоре они обе заняли свои позиции, предварительно поклонившись. Толпа в зале замерла в полной тишине, словно прислушиваясь к дыханию двух дуэлянтов. Спокойное дыхание Сандерсон и напряжённое, прерывистое Кроусгроу, которая совсем не была уверена в своей способности победить слизеринку. Но Фемида знала, что в зале есть люди, которые надеются на неё: её однокурсники, а также… Она бросила взгляд в сторону, где неподалёку стоял Саламандер, внимательно наблюдая за ситуацией. «Она сможет, она точно сможет… Если она с клыками герани справилась, то и это…». Рольф незаметно поднял вверх палец и с лёгкой улыбкой на лице кивнул. И Фемида, не удержавшись, улыбнулась ему в ответ, снова обращая взгляд на ухмыляющуюся Сандерсон. Даже в такой простой поддержке Саламандера чувствовалось что-то искреннее и бережное, словно ему было важно не поражение факультета, а то, чтобы… Сама Фемида не ощущала себя опозоренной. — Эверте Статум! — воскликнула Сандерсон с такой силой, словно рубила воздух ножом. Битва началась с резким звуком, похожим на звон невидимых часов. Фемида, не раздумывая, взмахнула палочкой, пытаясь отразить атаку. — Протего! — произнесла она, но её голос, слишком тихий для такого напряжённого боя, не достиг своей цели. Девушка почувствовала, как что-то невидимое ударило её в грудь, отбросив назад. Она перевернулась в воздухе и с громким стуком упала на пол, с трудом удержав волшебную палочку в руке. Фемида стиснула зубы, все ещё слыша отголоски своего падения в ушах и ощущая болезненный гул в теле. Рольф обеспокоенно двинулся к ней, но остановился. Согласно правилам, вмешательство секунданта засчитывало другой стороне победу. Слизеринцы же восхищались мастерством Сандерсон как вслух, так и мысленно. А вот мысли студентов с других факультетов метались от жалости и беспокойства до порой откровенного презрения. Даже студенты с её родного факультета не могли оставаться равнодушными. «Ей нужно говорить громче!.. Почему она так тихо!..» Фемида уловила мысли Энтони и его друзей, вспоминая их наставления, которые они давали ей в течение часа, когда обучали тому самому заклинанию и поведению на магической дуэли. Эти советы были действительно ценными, но Кроусгроу ощущала, что ей не хватает опыта, чтобы применить их на практике. К тому же, она едва успела подняться с колен, как услышала насмешливый голос Сандерсон, которая уже мысленно праздновала победу: — Что, у тебя ещё есть силы держать палочку? — с издевкой спросила она, снова вскидывая свою палочку, — давай, я их из тебя выбью. Баубиллиус! На Фемиду вновь полетело заклинание, напоминающее выстрел молнии. Кроусгроу почувствовала, как её тело охватывает дрожь, но, собравшись с силами, она взмахнула палочкой и с трудом произнесла: — Протего! Фемида закрывает глаза, но на этот раз она не чувствует ничего необычного. Она открывает глаза медленно, словно опасаясь того, что увидит перед собой. В её поле зрения едва заметно мерцает щит, похожий на тот, который когда-то снял с неё Дамблдор… Это зрелище приводит в движение всех остальных в зале. Со стороны других факультетов слышатся подбадривающие свистки, а Слизерин начинает недовольно гудеть. Жалостливых мыслей становится меньше… Кроусгроу ощущает что-то похожее на восторг от происходящего. Она сбрасывает с себя заклинание и замечает изумленный взгляд Сандерсон, которая крепче сжимает палочку в руке. В её мыслях вспыхивает злоба, но голос остаётся холодным и высокомерным: — Как мило, что твоё единственное заклинание начало действовать, — с насмешкой произнесла девушка, вытягивая палочку вперёд. — Но одного защитного заклинания недостаточно, чтобы победить в дуэли. Слагулус Эрукто! — Экспеллиармус! — незамедлительно воскликнула Фемида, прежде чем Мия успела закончить своё заклинание. Это было то самое заклинание, о котором ей рассказывали парни, утверждая, что оно способно выбить почву из-под ног слизеринки. В течение часа они повторяли это заклинание, отрабатывая движение руки и произношение. Нельзя сказать, что у Кроусгроу получалось идеально: палочка не вылетала из рук, но вот человека отбрасывало в сторону. Как объяснил ей Энтони, «экспеллиармус» предназначен для того, чтобы отбросить любой предмет из-под рук волшебника. Однако в основном оно направлено на магическую энергию и чаще всего отталкивает именно её. Поэтому «экспеллиармус» может действовать как обезоруживающее заклинание, а иногда даже отталкивать самого волшебника. Почему Голдстейн так подробно объяснял ей это? Потому что теперь Фемида понимала, почему её заклинание, достигнув Сандерсон, оттолкнуло её. С направлением силы у Кроусгроу пока были проблемы. Но этот приём всё же оказался эффективным! Слизеринка, не ожидавшая столь открытой атаки от Фемиды, отлетела назад и упала на пол. В этот момент её волшебная палочка, выскользнув из руки, с глухим стуком ударилась о пол. В наступившей тишине раздался ещё один звук — на пол с громким стуком упала ещё одна волшебная палочка, вызвав удивление у всех, кто был свидетелем этой сцены. И всё потому, что Фемида не могла смириться с нечестной игрой. Пусть Сандерсон и пыталась воспользоваться тем, что Фемида только начала осваивать азы владения волшебной палочкой, и потому вызвала её на дуэль, но Кроусгроу ведь тоже не оставалась в стороне. Она использовала заклинание, которое явно было изучено либо на более позднем курсе, либо в этом году, но чуть позже, чем ожидалось. Хотя ей и хотелось одержать победу и тем самым поставить на место высокомерную слизеринку, Фемида понимала, что на самом деле не стремится к этому. Вымученная победа могла бы привести к новым проблемам, поэтому она решила, что либо проиграет, если заклинание не сработает, либо… оставит этот поединок ничейным, якобы случайно уронив свою палочку во время падения палочки Сандерсон. Она не хотела больше проблем. Ей хватало их и без ненависти Сандерсон, возникшей к ней. Фемида наблюдала, как девушка, потеряв равновесие, упала назад и, ошеломлённая, попыталась встать. Её секундант, застывшая в немом шоке, не спешила помочь ей. Лицо Сандерсон было бледным как мел, а её глаза, казалось, остекленели от непонимания, как такое могло произойти. Она посмотрела в сторону, на палочку, лежавшую рядом. «Я… проиграла?». — Сандерсон, наш поединок завершился ничьей, — произнесла Кроусгроу, заметив, как Мия резко повернула к ней голову, а её кулаки сжались. Фемида же демонстративно развела руками, чтобы убедить Сандерсон, что у неё нет палочки, — предлагаю оставить все разногласия за пределами этого поля и больше никогда к ним не возвращаться. Мы по-разному смотрим на многие вещи и… — Не надо делать мне одолжение, магглорожденная… — хрипло бросила слизеринка, и её янтарные глаза ярко вспыхнули, словно в них зажгли огонь. «Думаешь… так просто. можно растоптать?.. Ответишь, за всё ответишь». Фемида стремительно отступила назад, опустившись на колени и поспешно поднимая палочку. В этот момент все остальные в зале смотрели на неё с недоумением, ведь они не знали, о чём думала Сандерсон. Она стремилась отомстить за новое унижение, вызванное дуэлью. — Послушай, бой прошёл честно, как ты его и планировала, — произнесла Кроусгроу, ощущая, как страх волной прокатывается по её телу, оставляя за собой испарину на лбу. Дрожь охватила её, словно у неё начала подниматься температура. Тем временем, Сандерсон, вскочив с пола, даже не потрудившись отряхнуться, резко направила палочку в сторону соперницы и воскликнула: — Ну раз ты такая умная, как когтевранцы, то отбейся от этого! — её голос, словно рупор, огласил зал, который затаил дыхание от ужаса, — инсендио црепитус! — Что ты делаешь, дуэль же закончилась! — воскликнул Рольф, когда яркая вспышка огня, стремительно приближаясь, неожиданно взорвалась. Защита, установленная Фемидой, не выдержала напора заклинания, и она лишь успела прикрыть лицо, ощутив обжигающее прикосновение к рукам и странный запах гари в носу. Зажмурившись, она сильнее сжалась. — Я устраиваю новый поединок, ведь ваша грязнокровка отлично справляется! — с каким-то странным энтузиазмом произнесла Сандерсон, и, громко захрипев, вновь воскликнула: — инсендио црепитус! «Да как она смеет.!» «Сандерсон съехала с катушек…» «Вся в отца…» «так и надо этой грязнокровке.». Голоса звучали в её голове, мешая сосредоточиться, а тело оцепенело от страха. Она уже была готова смириться со своей судьбой, как вдруг… — Протего Максима! Фемида вздрогнула от громкого и уверенного голоса над ухом, открыв глаза. Перед ней, выставив плотную защиту, которая рикошетом отскакивала обратно, стоял Саламандер. Повернув к ней голову, он воскликнул: — Беги! Она, кажется, сошла с ума — беги! Этот взволнованный голос и взгляд ореховых глаз, излучавших живое беспокойство и волнение, стали для Кроусгроу чем-то вроде святилища, что всколыхнуло что-то в её душе. Фемида кивнула, насколько это было возможно, и, стараясь не обращать внимания на задеревеневшие конечности, рванула в сторону учеников внизу, готовая спрыгнуть к ним. — Инсендио црепитус! — Протего Максима! — Локомотор Мортис! — в бой вмешалась секундант Сандерсон, Паркинсон, взмахом палочки заставив юношу с грохотом упасть на пол сцены, выронив свою палочку. Фемида не увидела этого, потому что уже спрыгивала вниз, в толпу, услышав лишь грохот и тяжёлый вздох. Она ощутила, как бешено стучит её сердце. Как бы ей хотелось помочь… Но на неё саму была начата охота. Правда, спрыгнула девушка не совсем удачно: она приземлилась в толпу, которая расступилась перед ней, и больно ударилась коленями об пол. Колени сразу же заныли, а из глаз брызнули слёзы. Время шло на секунды, но сил, чтобы встать и бежать, как будто не было… — Давай! Тебе нужно встать! — раздался знакомый голос, полный силы, хоть и слегка дрожащий. В нём была такая поддержка, что Кроусгроу, несмотря на жжение и боль в коленях, вновь вскочила с места и побежала прочь из зала. И это было правильно, потому что за ней, словно дикое эхо, повторялись слова Сандерсон: — Инсендио црепитус! Инсендио црепитус! Инсендио црепитус! — голос Сандерсон звучал звонко, передавая всю её ненависть, злость и отчаяние. Однако Фемида почему-то лишь слышала, как страх стучит в висках юной слизеринки, постепенно перерастая в ярость. Страх? Кроусгроу, не обращая внимания на эти странные ощущения, поспешила покинуть зал. К счастью, остальные ученики дружно отступили к стене, и взрывы и отголоски пламени, которые следовали за ней, не причиняли вреда другим. Фемида, крепко зажмурив глаза и не обращая внимания на боль в ногах и руках, почти добралась до выхода из зала, где проходила дуэль. Внезапно что-то схватило её за шкирку и подняло в воздух. Кроусгроу издала протестующий крик. — Инсендио црепитус! — Эванеско вестьюгиум, — раздался знакомый мрачный голос над ухом Фемиды, заставив её замереть в воздухе, удерживаемая за ворот мантии. Звуки битвы прекратились, и наступившая тишина давила на уши. Внезапно тот же самый голос с ледяными нотками произнес: — Надеюсь, вы все сейчас же объясните своё безобразное поведение в стенах школы. Что у вас за игра в охотников и жертв? Ну, конечно, это был Северус Снейп. Фемида открыла глаза и увидела, как расширились очи Сандерсон и Паркинсон, которые не ожидали увидеть своего декана на пороге дуэльного клуба. — Мисс Сандерсон, прошу прощения за вопрос, — с явным сарказмом в голосе произнёс Снейп, а Фемида, даже если бы и хотела, не могла бы издать смешок, потому что её крепко держали за шкирку, словно котёнка, — но мне хотелось бы узнать, почему мисс Кроусгроу убегала отсюда, словно загнанный в ловушку кролик? По залу пронеслись смешки. Видимо, кому-то эта шутка показалась забавной. Сандерсон, спустившаяся с арены дуэлей, вся бледная и запинаясь на словах, проговорила: — Кроусгроу… Это… Мы всего лишь тренировали заклинания… в боевом режиме, — Мия громко вздохнула, отводя взгляд. Кажется, прямой и практически чернеющий взгляд Снейпа невольно заставлял робеть даже самых дерзких. — Но Кроусгроу… Кажется, она испугалась наших заклинаний… Сами понимаете, магглорожденные они такие… Снейп лишь усмехнулся. Было ли в этом смехе насмешливое или пренебрежительное отношение, Фемида не смогла определить, потому что его следующий вопрос был о другом: — Заклинание, которое вы использовали, разве оно упоминается в учебниках? — строгий голос Северуса звучал так громко, что заглушал все остальные шумы в голове Фемиды, словно воздействуя вибрациями, направленными на неё. Сандерсон же замялась, что показалось подозрительным. — Нет… Это идея моего дяди, — ответила она. Фемида почувствовала, как будто её ударили поддых, выбивая весь воздух из лёгких. И она ещё злилась на неё за нечестную дуэль? Серьёзно? — И вы считаете, что подобное допустимо в учебном заведении? Сандерсон, сжав кулаки, произнесла: — Кроусгроу тоже использовала заклинание… — Это заклинание входило в учебную программу! — громко воскликнул Майкл, удерживаемый Энтони и Терри, — ты, не умеющая признавать поражение, грязная змея! Вы с подружкой заколдовали нашего однокурсника! Использовали заклинание, которое никто из нас не знает! Вы… — Успокойтесь, мистер Корнар, — отчеканил зельевар, и в его голосе появились металлические нотки, которые неприятно заскреблись в сердце Фемиды, — минус семь очков с Когтеврана за вашу несдержанную речь, — по толпе пронёсся гул, пока Северус продолжал: — мы ещё разберёмся, кто и в чём виноват. А сейчас, расходитесь все. Он отпустил Фемиду, и она грузно опустилась на пол, чуть не упав на колени. Но чья-то рука подхватила её за плечо, не дав упасть. Когда Кроусгроу подняла взгляд, она увидела перед собой суровое лицо Люпина. За ним стояли Флитвик, МакГонагалл и другие преподаватели, с тревогой наблюдавшие за сценой, где собрались ученики и возвышался Снейп. Фемида опустила глаза, ощущая легкое жжение в руках и коленях. Она услышала тихий голос Римуса: — Идём к мадам Помфри. Он бережно повёл её за собой, продолжая поддерживать за плечо, чтобы она не упала. Кроусгроу следовала за ним, стараясь не споткнуться и не упасть. Она не видела взгляды учеников, но слышала их мысли, которые эхом звучали в её голове. Особенно отчётливо она различала мысли одной девушки, которая едва не убила её заклинанием. «Не так просто… Профессор никогда бы…» «Она ещё ответит мне за эту дуэль». От этих мыслей Кроусгроу бросало в дрожь.

***

Глубокий вдох, мнимая сосредоточенность. Казалось бы, ничто не отвлекает от мыслей. Лесная чаща, окружающая замок, дышала уютом, не предвещая никакой опасности. Внезапно раздался шелест, а затем лёгкий треск сухих веток. Сердце замерло, а затем забилось чаще. Треск становился всё громче, и тело словно оцепенело, не готовое к борьбе. Медленно, словно затухающий фитиль свечи, угасали все чувства, сосредоточившись на звуке, исходящем из-за кустов. Секунда, ещё одно мгновение. Звук, казалось, нарастал, как и хриплое дыхание стоящего. Сердце билось в непрерывном ритме, грозя разорваться на сотни мелких кусочков. Казалось, что жизнь покинула тело. Не осталось ничего, кроме глупого страха, который тукал в висках тугой болью, а тело содрогалось, словно от лихорадки. Страх рос, а шум усиливался, пока не знаменовался окончательным раскрытием в тот миг, когда из-за кустов выпрыгнуло что-то фиолетовое и большое, заставив человека отшатнуться. Шумный вздох прорезал его лёгкие, и дерево замерло, слегка накренившись в сторону, словно готовое ударить. — Прыгучая луковица, кажется, Мерлин меня… Ох… — юношеский голос, словно охваченный тревогой, звучал надломленно. Тёмная чёлка, упав на лоб, скрывала карие глаза. — Какой же я трус… Лонгботтом, а это был именно он, сейчас выполнял домашнее задание Люпина, находясь в лесной местности, прилегающей к Хогвартсу. Он записывал информацию о том, как возникают «блуждающие огоньки» и как с ними можно бороться, особенно в условиях леса. Профессор рекомендовал не выходить за пределы окрестностей Хогвартса, чтобы не привлекать внимание дементоров, которые могли бы бродить поблизости, и лучше представлять себе методы борьбы с ними. Для Невилла одинаково тягостно было и сидеть за столом, склонившись над пергаментом, и стоять здесь. Он не отличался высокими оценками, часто забывал о своих обязанностях и всегда нервничал по пустякам. Это задание стало для него очередным испытанием, несмотря на все его усилия и представления о борьбе с таинственными существами. Но какая борьба? Невилл испугался обычного цветка, что было нелепо для волшебника. Он закусил губу, мысленно ругая себя за эту слабость. Как можно бояться простого магического растения? Уж ему-то точно не стоило бы этого делать. С конца второго курса он увлёкся травологией настолько, что интерес к другим предметам несколько угас. «Слышал?» — говорил Финниган Томасу вечером перед сном, когда они готовились ко сну. Невилл же старался делать вид, что спит, не желая ни с кем разговаривать, — у когтевранцев произошло что-то экстренное с той новенькой, которую сразу отправили на третий курс, — Лонгботтом, услышав эти слова, непроизвольно напрягся, — говорят, один из бывших выпускников вырастил в гостиной в шкафу клыкастую герань, а потом кто-то забросил туда ботинки Полоумной. И вот эта новенькая их достала. Правда, говорят, руки у неё были в крови… Интересно, как она будет продолжать учёбу?» Невилл тяжело вздохнул, осознавая, что эта девушка не знает страха. В поезде она держалась уверенно и независимо, а во время ссоры со слизеринкой… Невилл с любопытством наблюдал за прыгучей луковицей, которая ускакала прочь. Им ещё предстоит изучить эти луковицы, но любопытство переполняло его, заставляя следовать за необычным растением. В его голове тем временем мелькали мысли, обрывки разговоров, воспоминания… «- Так вы знакомы? — удивленно спросила Джинни, когда они столкнулись с Гарри и его друзьями после поезда. Невилл плелся позади, чувствуя себя неловко в центре оживлённой толпы, — ну… С той девушкой?» — Она моя соседка, — добродушно ответил Гарри, пока Лонгботтом с удивлением смотрел на него, — живёт напротив. Недавно она с родными переехала на нашу улицу. Неплохая девушка, хотя и немного скрытная». Вскоре он узнал её имя, услышав шепотки настороженных когтевранцев. Фемида Кроусгроу. Девушка, о которой он подумал что-то не совсем умное. Девушка, чей взгляд заставил его смутиться. И девушка, чей характер, казалось, был твёрд, как сталь, несмотря на все трудности, с которыми ей приходилось сталкиваться. Невилл некоторое время наблюдал за ней во время общих трапез в Большом Зале. Его поражало её спокойствие и независимость от больших компаний. Это восхищало его, ведь Лонгботтом не любил быть один и не хотел казаться одиночкой, хотя на самом деле таковым и являлся. А ей, казалось, было всё равно. Она словно не интересовалась магическим миром и не испытывала восторга от него. Её реакция пробуждала в нём любопытство, подобное тому, что охватывало его сейчас. Фемида… Невилл где-то слышал, что у магглов это имя богини. Какой именно, он не знал, но ему бы очень хотелось это узнать. Казалось, что это знание могло бы помочь ему лучше понять девушку, которая заступилась за него в поезде. Фемида действительно была необычной и отличалась от многих учеников Хогвартса, которых он знал. Прыгучая луковица, которая только что перепрыгивала с одного места на другое, внезапно остановилась и замерла, словно готовясь к удару. Невилл тоже замер, не зная, как справиться с этой неожиданностью, и надеясь, что опасность минует его. Однако вскоре он заметил, что луковица наклоняется совсем в другую сторону. Он медленно повернул голову и увидел девушку, которая сидела в нескольких метрах от него под деревом. Она сидела, прислонившись спиной к дереву, и держала в руках учебник. Кажется, это был учебник по Истории Магии за первый курс, поскольку обложка была ему очень знакома. Невилл Лонгботтом сразу узнал девушку по пепельным волосам, которые слегка прикрывали её, вероятно, сосредоточенное лицо. Это была Кроусгроу. При виде неё в его душе натянулась невидимая струна, и он замер, словно боясь потерять эту картину перед глазами, такую далёкую, но в то же время совершенную. Фемида отчего-то казалась ему удивительной картиной. На общих переменах, когда она иногда появлялась в Зале, чтобы повторить конспекты или сделать домашнее задание, он замечал её сосредоточенность. Хотя он и видел только её спину, его взгляд невольно задерживался на ней и Невилл восхищался её упорством. От других он не слышал ничего подобного о ней и немного удивлялся, что никому это не показалось странным. Однако, когда он смотрел на неё, то видел в ней нечто, напоминающее статую, и это вызывало у него смущение. Ведь раньше… Невилл никогда и ни о ком не думал в таком ключе. Сейчас же он стоял, не решаясь нарушить покой Кроусгроу, и наблюдал, как она читает. Её пальцы неторопливо листали страницы учебника, и иногда до него доносилось непонятное бормотание. Невилл покачал головой. Надо было уходить. Но как только Лонгботтом собрался отвернуться, его взгляд зацепился за перебинтованные руки Кроусгроу. Ранее он уже видел её в бинтах после встречи с клыкастой геранью, но не успели ей их снять, как она снова оказалась в них. Сердце Невилла болезненно сжалось, когда он вспомнил недавнюю дуэль между Кроусгроу и Сандерсон, слизеринкой, которая умело издевалась над многими учениками с других факультетов. Невилл присутствовал на дуэли и наблюдал за происходящим. Он видел, как девушка, полная напряжения, отбивалась от Сандерсон, и как её взгляд из испуганного становился более уверенным. Он также заметил, как Кроусгроу намеренно выпустила палочку из рук, когда её уронила Сандерсон. Однако ее благородный поступок вызвал лишь гнев у слизеринки, хотя позже Сандерсон уверяла всех, что её заклинание не могло причинить серьёзных повреждений. Лонгботтом не помнил, как кричал девушке, чтобы она вставала, понимая, что более ничем не может ей помочь. Позже он весь вечер пил тёплую воду, осознавая, что сорвал голос, когда кричал. И это всё? Это всё, на что был способен он, сын Лонгботтомов, что, не боясь, бросались в бой с самыми опасными людьми из магического мира? Похоже, что так. Ведь эта девушка, которая казалась хрупкой, как стеклянная статуэтка, обладала стальным стержнем внутри. А он… Он стал причиной её нападок. Если бы она не заступилась за него… Если бы он сам… Об этом не хотелось думать. Невилл никогда не был особенным. Никто в него не верил. Даже его родственники, в семье которых он был единственным молодым волшебником, считали, что их надеждой является Фрэнк, его отец. А Невилл… Разве может быть надеждой тот, кто открыл в себе магию всего за полгода до поступления в Хогвартс? И то, если бы не поступок дяди Элджи… На первом курсе Невилл попытался постоять за себя, подрался с Малфоем и его друзьями. Но это только вызвало насмешки со стороны слизеринцев. А на летних каникулах к ним приехал Люциус Малфой, и юноша вновь был опозорен перед взрослыми. Он — Невилл Лонгботтом, одиночка, который, несмотря на все свои усилия, так и не смог стать частью коллектива. Его образ жизни напоминает жизнь Луны Лавгуд, которую, по словам Сандерсон, «сердобольная» Кроусгроу защитила так же, как и его. Из жалости… Послышался хлопок книги. Лонгботтом вздрогнул, заметив, что на него смотрит сама Фемида. Её стальной взгляд серых глаз оказывал на него эффект, не уступающий воздействию Столбенеющих заклинаний. Лонгботтом сглотнул, невольно делая шаг назад. Это было слишком сильным испытанием для него. Из-за своих мыслей Невилл совсем забыл, что следовал за Прыгучей луковицей. И этот хлопок пробудил в застывшей луковице тревогу и чувство опасности. Она двинулась в сторону Фемиды, угрожающе шелестя стеблями и листьями. Лонгботтом понял, что растение собирается напасть, и почувствовал, как паника охватывает его. Но неожиданно он крепко стиснул зубы, схватил первую попавшуюся ветку и, не надеясь попасть в луковицу, кинул её с криком: — Не смей! Но, как это часто бывает, удача отвернулась от него, и ветка, обладая удивительной лёгкостью, попала прямо в луковицу. Растение, получив удар, заелозило стеблями, развернулось в сторону Невилла и, словно скачущая лошадь, помчалась в его сторону. — Лонгботтом! — раздался крик Кроусгроу, и Невилл, охваченный страхом, замер, зажмурившись и готовясь к любому удару. И вот удар уже настиг его, словно кто-то с силой толкнул его в бок, заставив потерять равновесие и упасть на холодную траву. Невилл охнул, пытаясь закрыть лицо руками, но… больше ничего не произошло. С трудом приоткрыв глаза, Лонгботтом увидел лишь светлое небо над головой и услышал вдали удаляющийся шелест Прыгучей луковицы. Похоже, более она не собиралась нападать. Молодой человек глубоко вздохнул. Но тут же замер, услышав быстрые шаги. Его сердце чуть не остановилось, когда он увидел перед собой лицо Фемиды. Она с тревогой смотрела на него. Её серые глаза внимательно изучали Невилла, и он, поджав губы, чтобы скрыть свои зубы, ощутил странное смятение от происходящего. Вблизи Кроусгроу не выглядела такой отстранённой, как издалека. Её пепельные волосы, свисающие до самой земли, создавали иллюзию шатра, словно укрывая от посторонних взглядов. Тусклый блеск в её глазах стал ярче, словно солнце, вспыхнувшее в тумане. В целом, черты её лица казались более живыми и плавными, чем острыми, а голос звучал спокойнее, без привычной резкости и сарказма: — Ты как? — А-ага, — пробормотал он, совершенно не зная, что сказать. — Встать сможешь? — спросила она. Невилл кивнул и уже хотел подняться, но тут заметил протянутую руку девушки. Он замер, с удивлением глядя на Кроусгроу, которая с уверенным выражением лица снова протянула ему ладонь, предлагая опереться. Стараясь скрыть смущение, парень взялся за её руку и встал с земли. Ладонь Фемиды была мягкой, но твёрдой. Она уверенно помогла ему подняться, удерживая его одной рукой. Приятное тепло окутало его, и Невилл почувствовал, как по его коже побежали мурашки. Он поспешно отдернул руку и прошептал: — Спасибо. Фемида кивнула, проговорив: — Пожалуйста, — она осмотрела его, словно снова что-то искала, и показала пальцем на голову, словно указывая на что-то. Невилл покраснел и, чувствуя себя глупо, начал отряхиваться. Фемида внимательно наблюдала за ним, слегка улыбаясь или насмехаясь, — что ты здесь делал? — Ах… Это задание профессора Люпина, — произнёс парень, стараясь не встречаться взглядом с Фемидой, и, отряхнув голову от листьев и грязи, продолжил: — он попросил нас исследовать местность на предмет возможных способов борьбы с «блуждающими огоньками». Это такое существо… — Я знаю, профессор как-то упоминал о них, — Кроусгроу склонила голову, глядя в сторону исчезнувшего растения, и её взгляд наполнился любопытством: — а это что?.. — Ах, это Прыгучая луковица, — с лёгкой нервозностью произнес Невилл, засунув руки в карманы штанов. Он не мог поверить, что общается с той, чьё появление наделало столько шума, как и появление Гарри Поттера три года назад на пороге Хогвартса. Девушка, которая защитила его и поделилась шоколадкой, сейчас была ближе, чем все эти фантомные разговоры о ней, — мы… мы её ещё не проходили, но профессор Спраут немного рассказывала мне о ней. Но… я не знал, что она так агрессивно себя ведёт, не хотелось бы, чтобы она… Ну… — Ничего, я привыкла, — произнесла девушка бесцветным тоном, и её серый взгляд потускнел, когда она пожала плечами, — у меня не сложилось взаимоотношение с растениями. — Не все растения такие агрессивные, — возразил Невилл, заметив, что Фемида с интересом его слушает. Не растерявшись, он продолжил: — например, есть кусты, которые всегда дрожат, даже когда нет ветра… А ещё есть паффод — если это растение бросить на пол, то оно… — Лонгботтом поймал на себе пристальный взгляд Кроусгроу и почувствовал, как кровь прилила к щекам. Запинаясь, он продолжил: — оно… тут же… рассыплется на новые цветы… Кроусгроу кивнула, словно действительно пытаясь запомнить его слова. Она не выглядела равнодушной, хотя… Если честно, по ней было сложно что-либо понять, ведь она не проявляла открыто свои эмоции, ведя себя довольно сдержанно. Возможно, он помешал ей заниматься в тишине. Она хотела побыть одна, а тут он, луковица… Невилл сделал шаг назад, собираясь попрощаться, но Кроусгроу внезапно заговорила: — Не веди себя так, будто виноват передо мной, — Девушка внимательно изучала его оцепеневшее выражение лица. Невилл снова почувствовал, как забилось его сердце. Как она?.. — я не жалею, что защитила тебя перед Сандерсон. Никто не имеет права говорить то, что она говорила, — Кроусгроу шагнула вперёд, сокращая расстояние между ними. Вблизи Фемида была ниже его, но не настолько, чтобы это его сокрушало. Однако её приподнятый подбородок и строгий взгляд заставляли Лонгботтома теряться и забывать, кто он такой, — скорее, я зла, что ты сам себя принижаешь. Невилл ощутил, как его сердце замерло, а глаза расширились, когда он увидел девушку. — Что…? — Ты закрыл дверь перед носом Сандерсон в поезде, ты крикнул мне вставать, когда я упала, ты не побоялся признаться в своём страхе и победил боггарта, — да, история о том, кем являлся боггарт Невилла, разлетелась довольно быстро, и даже сейчас парень смущённо опустил взгляд на свои ботинки, — ты продолжаешь ходить на занятия к своему главному страху, несмотря на то, что едва можешь дышать рядом с ним. И при этом ты продолжаешь считать себя недостойным, неспособным и жалким? Готов мириться со своими неудачами и с отношением к себе? Не так ли? В голосе Фемиды прозвучала суровость, словно удар хлыста, обжигающий лицо Лонгботтома, и он зажмурился от боли. Было тяжело признать, но это была правда — жгучая и настоящая, пульсирующая в висках, словно колокол. — Разве… что-либо можно изменить? — прошептал парень, чувствуя, как перехватывает дыхание, словно грудь пронзили острой иглой. — Я считаю, что всё можно изменить, — произнесла Фемида, взмахнув головой и откинув волосы за спину, — долгое время я даже не подозревала о существовании магии, жила в ограниченном пространстве и… где я сейчас? — она окинула взглядом окружающее пространство и глубоко вздохнула, издав шумный выдох, — думаю, это очевидно. Но, Лонгботтом, — она вновь обратилась к нему, заставив поднять глаза на её уверенный взгляд. В её серых глазах сквозила странная уверенность, словно проникая в самую душу Невилла, — для этого тебе нужно стать немного увереннее в себе. «Легко ей говорить», — подумал Невилл, прикусив губу и ощущая, как отчаяние подступает к горлу, — «я и уверенность — это как две противоположности, которые никогда не смогут слиться воедино…» Но вслух он ничего не сказал, лишь кивнул. Объяснять что-то о себе, говорить о своей жизни, о том, как сложно стать уверенным, когда всё вокруг против тебя, когда никто не верит в твои способности — было выше его сил. Или когда на тебя возлагают большие надежды, сравнивая с достижениями другого человека — например, твоего отца. Фемида прищурила глаза, словно внимательно наблюдая за изменениями на его лице — от удивления до привычной сдержанности. Внезапно она подняла взгляд чуть выше его лба, и на губах появилась лёгкая усмешка. Девушка привстала на носочки и слегка наклонилась к нему. Невилл был ошеломлён, вдыхая странные, но ароматные нотки кедра, исходящие от Фемиды. Лонгботтому показалось, что он задыхается. Но Фемида лишь вытащила жёлтый лист, застрявший в его тёмных волосах, и бережно удерживала его в кончиках пальцев. Невилл вспыхнул от смущения, а Фемида заговорила: — Конечно, это не будет легко и сразу, но любой путь всегда сложен и тернист, — она повертела листочек в руках, вздохнув, — уверенность… это такое чувство, что всегда находится где-то в глубине, и если ты не заглянешь в самого себя, не разгадаешь загадку собственной души и не задашь правильные вопросы, то… Никогда не сможешь найти к ней дорогу. Пробудить её внутри себя. Фемида уронила листок, а Невилл, погружённый в её слова, ощущал, как её мягкий голос проникает в его сознание. Она кивнула ему и произнесла: — Ладно, прости за эту лекцию. Удачи с заданием профессора Люпина. Невилл кивнул. Наваждение, охватившее его во время разговора с Фемидой, исчезло, как только она отошла. И какая-то странная, непонятная ему часть, в которой порой просыпалась неведомая храбрость, заставила его произнести: — Кроусгроу! — девушка повернулась вполоборота, а Лонгботтом, воодушевлённый, продолжил говорить, — это… это… если у тебя будут проблемы… ну по гербологии… опять с растениями, задания Спраут… ну можешь обращаться… Фемида издала смешок. Лёгкая улыбка прорезала её губы, мгновенно сменившись на спокойное выражение лица. — Спасибо. И девушка снова отправилась в сторону замка, держа в руке учебник. Впервые в жизни Невилл ощутил странный восторг, который не могли заменить даже те «спасительные» десять очков для Гриффиндора, которые он когда-то получил. Потому что в глазах Кроусгроу, когда она смотрела на него, не было ни капли жалости.