Corvus corax

Вам доводилось сталкиваться с ситуациями, когда одна случайная новость могла кардинально изменить ваш взгляд на мир? А если это череда случайных событий? Тогда есть риск потерять рассудок. Примерно в таком состоянии находилась юная Кроусгроу. Фемида была в полном шоке. Слова отца вызывали у неё отторжение и недоверие. Ей хотелось закрыть глаза и молча молиться, чтобы всё это оказалось неправдой. Пусть у неё будет просто шизофрения, а Лиззи не хотела её отравить мышьяком. Она не ездила с Поттером на странном автобусе и не разговаривала ни с министром магии, ни с Альбусом Дамблдором. Пусть бы не было этого всего. Не было бы этого кошмарного дня. Но он был. Девушка сидела за кухонным столом, держа в руках письмо, которое написала родная мать достаточно давно, а рядом с ней сидел её приёмный отец, которого Фемида долгое время считала родным. Ещё немного — и она точно потеряет сознание от происходящего с ней. Кроусгроу вздохнула и взглянула на отца. Джерри внимательно наблюдал за ней, замечая, как медленно она проходит через стадии отрицания, осознания и постепенного принятия того, что с ней произошло. Увидев в глазах дочери готовность слушать дальше, он продолжил свой рассказ: — Я знаю, что не рассказывал тебе об этой работе. Даже Лиззи не в курсе, — он виновато поднял руки, будто тот факт, что даже её мачеха не была в курсе, мог как-то смягчить то, что её отец не говорил ей ничего о своей прошлой работе на протяжении всей её сознательной жизни. — Как мило, — не смогла сдержать легкой язвы Фемида, вызвав у отца грустную улыбку. В тот же миг она прикусила язык, осознав, что её слова могут только усилить чувство вины, которое и так гложет его, — прости. — Не переживай, дорогая, ты имеешь полное право злиться. Это важная часть твоей личности — твоё прошлое, о котором я не позволил тебе узнать. Фемида кивнула, придвинула стул поближе и приготовилась внимательно слушать родителя, ведь ей предстояло узнать о своём необычном прошлом. — Это произошло тринадцать лет назад, в тысяча девятьсот восьмидесятом году, — начал свой рассказ Джерри, нежно поглаживая дочь по плечу. Он всегда так делал, когда хотел успокоить её, — моя тётя попросила меня после учёбы немного поработать в детском приюте её подруги в Мелтон-Моубрей в качестве замены медицинского работника, так как они не могли найти подходящего человека. И я, конечно, согласился, — отец вздохнул, погружаясь в воспоминания. Фемида могла слышать, как он пытается справиться с охватившим его страхом, и это заставило её нахмуриться, — осенью… Не помню точно, был ли это октябрь или сентябрь… Неважно, — продолжил он, — мы с директором нашли тебя возле дверей приюта. Ты лежала в кроватке, твоё одеяльце, которое я тебе дал, было в крови, а на шее виднелась открытая рана, которая кровоточила. Фемида, услышав слова отца, сразу же вспомнила о своём шраме, который, как он сказал когда-то, она получила, упав с дерева в детстве. Она осторожно коснулась его, заметив, как Джерри внимательно наблюдает за ней. Он спокойно произнёс: — Я не мог найти другого объяснения тому, как у тебя появился этот шрам. К тому же, я не знаю, как ты его получила, — вздохнул он, с тревогой глядя на неё, — мы обыскали все близлежащие улицы в поисках тех, кто мог оставить тебя, но… Всё было напрасно. Мы пытались найти твоих родителей, но и это не дало результатов. Правда, через несколько месяцев к нам пришёл человек, который утверждал, что он… твой отец. — Что? — удивленно произнесла девушка, слегка наклонившись вперед, словно не могла поверить в услышанное. Джерри только кивнул на её слова. — Да, он утверждал, что он твой отец, но, знаешь, когда мы искали твоих родителей, о нём не было никаких сведений. Он появился словно из ниоткуда и представился… Ох, я даже толком не помню, как он представился… — отец покачал головой, словно пытаясь стряхнуть застывшие на чердаке и покрывшиеся пылью воспоминания, — он спрашивал, не попадал ли к нам ребёнок странным образом, и мы тогда ответили, что да, есть одна воспитанница. Он поинтересовался, не девочка ли это, и, узнав, что девочка, стал утверждать, что он твой отец и ему надо тебя забрать. На наши вопросы, как так получилось, что тебя нам подбросили, он не давал ответа. Нам это показалось очень странным, и мы ответили ему, что надо провести разбирательство, что мы уже искали твоих родителей, но никто не отозвался. Он с нами согласился, но взгляд у него был… тёмный, неприветливый. И нас это здорово напугало. — И что же было дальше? — с любопытством спросила Фемида, словно ощущая, как тревожно ворочаются мысли отца, когда он вспоминает взгляд того мужчины в тот день. Холодный, мрачный, угрожающий. Девушка прекрасно осознавала страх своего отца. Она догадывалась, что этот мужчина явно пришёл из волшебного мира. Возможно, это был и не её отец вовсе? — И тогда нам с директором пришло в голову проверить, не обращался ли он с такими же вопросами в другие детские учреждения. И, к нашему удивлению, он действительно делал это, — Джерри провёл рукой по волосам, явно взволнованный. Он заново переживал те события, хотя надеялся, что они навсегда останутся в прошлом, — даже в соседние города, будто не мог представить, где ты могла бы быть. Мы осознавали, что это довольно странно, особенно учитывая письмо… Мы не знали, почему тебя отдали в детский дом, но, основываясь на увиденном в тот вечер, могли предположить, что в твоей семье произошло нечто ужасное, и кто-то из близких пытался спасти тебя. — Вероятно, так и было, — прошептала Фемида, охваченная волнением и ощущая, как по коже пробегает холодок. Она ничего не знала о своей настоящей семье, но тот факт, что её принесли в приют с раной и в окровавленных вещах, говорил о многом. Это было ужасное время. Возможно, если бы её отдали тому мужчине, который называл себя её отцом, её ждала бы смерть. Кроусгроу закрыла глаза, представив себе эту картину, и почувствовала лёгкое головокружение. Её воображение никогда не подводило, всегда рисуя чёткие образы всего, о чём она могла только мечтать. — Мы тоже пришли к такому выводу. И тогда, в тот день, словно что-то внутри меня изменилось. Я не такой стойкий, каким хотел бы быть, иначе мы бы жили в более роскошных апартаментах, — мужчина обнял Фемиду за плечи, стараясь утешить и поддержать её, — но тогда я смог убедить директрису приюта помочь мне удочерить тебя. Сам не знаю, почему я решился на это. Я был молод и не был готов к детям, но… почему-то я всё же сделал этот шаг. С улицы донеслось громкое карканье, и на ветке дерева, расположенной недалеко от окна, уселся знакомый серо-чёрный ворон по кличке Диаваль. Фемида не могла сдержать улыбку. Несмотря на своё ворчание и порой возникающий страх перед этой птицей, она всё равно любила его, как самого верного друга с детства. Отец, также услышав возвращение знакомой птицы, улыбнулся и произнёс с лёгкой иронией: — Эта птица появилась примерно через месяц или два после того, как ты оказалась в нашем приюте. Когда началась вся эта история с твоим «недо-отцом», он вела себя очень беспокойно, и это только усилило мои подозрения. Возможно, именно его поведение подтолкнуло меня к принятию решения. После того, как я увидел, как эта птица неотступно следует за нами, я всё больше убеждался, что в истории твоего появления на пороге приюта есть какая-то загадка. Но я тогда мало что знал о магии, чтобы полностью ей верить. Джерри нежно погладил её по плечу, и Фемида, не в силах сдержать эмоций, уткнулась в его тёплое и сильное плечо. — Ты полагаешь он может быть фамильяром моей семьи? — спросила она шёпотом, вызвав улыбку на лице отца. — Не знаю, дорогая, всё может быть. Но я очень рад, что он всегда был рядом с тобой. Иногда он своим карканьем предупреждала меня о том, что ты, в силу своего юного возраста, снова куда-то влезла, — они оба рассмеялись от облегчения, чувствуя, как напряжение покидает их. Но ненадолго, ведь Фемида попросила отца продолжить свой рассказ. Глубоко вдохнув и нахмурившись, он начал говорить: — Ну, дальше особо рассказывать нечего. Мы успешно завершили операцию по твоему удочерению, и я решил на время уйти из приюта и уехать в другое место. Я хотел переждать там какое-то время, потому что чувствовал, что над тобой нависла опасность, — Джерри нахмурился и нервно потёр носок домашней тапочки об пол. Он не знал, почему так думает, но у него и директора приюта было это ощущение, — кроме того, мы были встревожены тем, что твой «названный отец» до сих пор не объявился. И вот я уехал, никому не сказав, куда именно. Я взял тебя с собой и пообещал вернуться, как только вероятности этой опасности исчезнет. Фемида внимательно слушала отца, но, услышав слова «пообещав вернуться», подняла голову. Она посмотрела на него, и в её глазах отразилось беспокойство. Отец выглядел немного измученным, словно воспоминания давались ему нелегко. Его свободная рука, которой он не обнимал Фемиду, снова потянулась к коробке, и девушка решила задать вопрос: — Но… разве ты вернулся, папа? Мы жили с тобой в Лидсе, пока не переехали в Гилфорд… — девушка не стала упоминать о том, что их путешествие закончилось в маленьком городке Литтл Уингинг, где они сейчас находятся. — Мне просто некуда было возвращаться, — он вытащил из коробки старую пожелтевшую газету, развернул её на столе и сказал нежным голосом: — это я прочёл спустя неделю после того, как мы с тобой уехали из Мелтон-Моубрея в Лидс… Фемида, подавив лёгкое отвращение от неприятного запаха бумаги, наклонилась, чтобы прочесть. Однако уже после первой строчки её сердце забилось от ужаса, а в ушах, словно от какого-то искусственного аппарата, послышалось неприятное писклявое звучание.

«Страшное убийство в Мелтон-Моубрей!»

Ночью, 27 января 1981 года, в детском приюте «Гудсмэн» произошло ужасное преступление. Преступники ворвались в здание, где находились директор Оливия Смит, охранник Джордан Тэрри и воспитанники приюта. В результате все они были жестоко убиты.

Сейчас правоохранительные органы выясняют все обстоятельства дела. Однако уже установлено, что преступники что-то искали в детском учреждении. Возможно, это связано с деятельностью Оливии Смит…»

Фемида не стала читать дальше. Осознание того, что пришлось пережить её отцу, обрушилось на неё как гром среди ясного неба. Сначала она появилась неизвестно откуда, а затем на пороге возник «отец», который требовал вернуть ему «его дочь». А после того, как её приёмный родитель ушёл, произошло страшное… Директора приюта, который помогал её отцу удочерить её, убили. Возможно, это был тот самый человек, который хотел её забрать. Возможно, он собирался сделать это той ночью. Теперь Кроусгроу ясно осознавала, почему отец не хотел говорить ей об этом, чтобы не вызывать у неё беспокойство и страх. Ведь это было бы слишком страшно — осознавать, что кто-то охотится за тобой, кто-то ищет тебя. Её, безусловно, искали. Каждый день её приёмный отец Джерри жил в страхе, что их могут найти и напасть на них, а он не сможет дать отпор. Девушка могла представить, как эти мысли терзали его, ведь даже сейчас она слышала их отголоски в его голове. Отец испытывал страх. В его мыслях он занимал первое место, затмевая все остальные тревожные переживания. А учитывая, во что Фемида ввязалась по собственной инициативе, его страхи умножались в три раза. Девушка понимала Джерри. Она чувствовала, как ему хочется обнять её и спрятать от всего мира. Фемида, осознав всё это, прильнула к груди отца, дрожа от осознания того, что ей стало известно, и от страха, что она сама… открыла дверь в волшебный мир, от которого её скрывали родители и защищал приёмный отец, хотя она и не осознавала этого до конца. Если человек, который пытался до неё добраться, узнает о её появлении в мире магии, то ей не жить… Диаваль, сидя за окном, издал печальный крик, словно сочувствуя отцу и дочери, которые обнимались за столом. Фемида, пытаясь унять дрожь, медленно осознавала, что ей придётся освоить искусство магии, чтобы защитить себя и своего отца от опасности, которая уже давно нависла над ними.

***

Конечно же, Альбус Дамблдор сдержал своё обещание и прислал человека, который должен был помочь ей собраться и подготовиться к школе Хогвартс. Этим человеком оказался довольно необычный мужчина средних лет, возможно, ровесник её отца. Его взгляд был каким-то отстранённым. Когда Фемида впервые увидела его, она успела лишь услышать: «Она…» Но тут его мысли мгновенно унеслись к какой-то странной считалочке, которую она почти не понимала, — про волшебные колпаки.

«Раз колпак, два колпак — на тебе есть мантия,

Вот колпак, ещё колпак — не забудь про палочку,

Опять колпак, ещё колпак — собирайся в школу…»

Какая-то очень не складная считалочка у него выходила. Он появился в их доме, представившись Римусом Люпином, который был направлен к ним по просьбе Дамблдора. Отец благоговейно кивнул ему в приветствии, но на предложение выпить чаю Люпин отказался. Он бросил почти волчий взгляд на неё, ответив, что за две недели до начала учёбы в Хогвартсе им предстоит заняться серьёзными делами. От перечня, который они подготовили, у Фемиды голова пошла кругом. Учебники, котлы, волшебная палочка и всё остальное. Римус, наблюдая за ней, испытывал лёгкое раздражение, которое вскоре сменилось на уже раздражающую девушку считалку про колпаки. Отец пытался оказать поддержку, конвертируя их деньги в магическом банке в волшебную валюту. Их верным спутником был Люпин, который всегда был готов подсказать, куда идти и что делать. Фемида была ему благодарна, понимая, что это требует больших усилий. Она также понимала его раздражение, когда ему приходилось постоянно окликать чету Кроусгроу, которые замирали от удивления при виде новых чудес то в одном месте, то в другом. Фемида лишь однажды была в Косом переулке, и то глубокой ночью. Тогда она не успела как следует рассмотреть его, но сейчас она заметила, что днём здесь царит настоящий хаос во плоти. Вокруг неё мелькали люди в мантиях и необычных одеждах, а также разнообразные магические предметы. Перед собравшейся толпой показывали фокусы с фейерверками, горящими и ослепительно сверкающими искрами с удивительными изображениями. За свои четырнадцать лет уединённого существования Фемида и представить не могла, что увидит нечто подобное. В воздухе словно витали ароматы: от пряных до сладких, ванильных. Можно ли сказать, что в воздухе царило волшебство, притягивающее к себе внимание? Конечно, можно! Девушка ещё никогда в жизни не была так очарована ни одной улицей, на которой когда-либо была. Эта же улица была чарующей, загадочной и вселяла в тебя радость. На мгновение Фемида даже забыла о своём недовольстве тем, что ждёт её в школе колдовства, настолько она была увлечена происходящим. Она выбирала котлы и искала книги. Римус значительно упростил им жизнь, найдя учебники прошлых курсов по низкой цене, а некоторые из них, которые были слегка испорчены, достались бесплатно. Как сказал сам Римус, эти учебники не понадобятся ей больше, чем на год. Девушка была с ним согласна, глядя на его слегка взлохмаченную одежду, на которой кое-где были криво поставленные заплатки, а некоторые из них уже успели разойтись. Фемида подумала, что помощникам Дамблдора, судя по их неряшливому виду, наверное, платят не так уж много. Однажды девушка не выдержала и попросила Люпина остаться на чай. Она надеялась, что так сможет исправить то, что, возможно, сам мужчина и натворил. Он долго отказывался, но Джерри поддержал её решение, добавив, что это их благодарность за оказанную помощь. Кажется, это немного растопило сердце их не очень разговорчивого волшебника. И он согласился. Единственное, о чём беспокоилась девушка, это о Лиззи. Она вернулась на следующий день после разговора между отцом и дочерью. Однако, не сказав никому ни слова, женщина собрала вещи и уехала в Лондон, чтобы погостить у своей матери. Джерри не рассказывал о конфликте между ними, но Фемида и так знала, что их отношения сильно накалились. Временное отсутствие Лиззи продлится до сентября, пока отец не отправит дочь в школу. Было неясно, как он объяснит её отсутствие Лиззи в будущем и как будут развиваться их отношения. Теперь отец и дочь были одни, и это помогало им во многих делах. Фемида, например, с удовольствием читала учебники первого курса, стараясь понять, о чём там написано. А ещё она могла пригласить Римуса на чай, что тоже было здорово. Правда, с растрепанными волосами, с понурым лицом, на котором не было и тени радости, а лишь безмерные страдания, Римус словно находился вне досягаемости жизни, что кипела вокруг. Однако уже за первым чаепитием стало ясно, что Люпин может быть весьма дружелюбным, в меру улыбчивым и добродушным. Возможно, это было связано с её отцом, который, как человек своей профессии, умел находить подход к каждому. Фемида, стараясь отвлечься от мыслей о будущем, занялась шитьём одежды. Для девушки это занятие было чем-то вроде успокоительного — заниматься ручной работой, которая требовала сосредоточенности и внимания. В это время её отец беседовал с Люпином, мысли которого, казалось, постоянно скакали от одной темы к другой: от считалочки — к происходящей ситуации и обратно. Фемида осознавала, что Люпин был в курсе её способностей легилимента. И подобно тому, как Альбус старался заглушить свои мысли, представляя стрекотание речных птиц, Римус пытался отвлечься, повторяя про себя детский стишок. Однако это не всегда помогало, и его истинные мысли всё равно прорывались наружу. Однако Фемида ничего на это не говорила, лишь улыбалась, стараясь не выдать, что обнаружила эту уязвимость в его броне. Ей было интересно узнать больше о школе из уст человека, который, как она понимала, сам учился там. Она задавала много вопросов о факультетах, упомянутых в книге, о том, как происходит распределение, и что представляет собой Хогвартс в целом. — Не беспокойся, — сказал Люпин, внимательно наблюдая за тем, как Фемида подшивает его плащ, — Это учебное заведение — просто великолепное, но чтобы это осознать, нужно, разумеется, его посетить. Поскольку это место наполнено магией, я должен предупредить тебя, что здесь могут быть как положительные, так и отрицательные стороны. — Верно, — с пониманием произнесла девушка, глядя на Римуса и заканчивая пришивать последнюю заплатку из серой ткани, — я это знаю. Иначе я бы жила в волшебном мире и не беспокоилась о своей семье. Вы не знаете, есть ли какие-нибудь предположения на этот счёт? Римус застыл, его взгляд стал пустым и отрешённым. Фемида почувствовала, как его мысли соскользнули с «десятого колпака» на… — Не стоит ковыряться в моих мыслях, — раздражённо произнёс он, встряхнув головой, словно пытаясь избавиться от девушки. — Это так заметно? — спросила Фемида, удивлённо остановив своё шитье. Отец, сидевший рядом с ними, слегка напрягся, готовый вступиться за дочь, хоть и не совсем понимая, в чём дело. — Возможно, ученики в Хогвартсе и не заметят, как ты скользишь по их мыслям, но для более опытного мага, твое настойчивое проникновение, будет очень болезненным. Как будто кто-то пытается вскрыть твой череп, — произнёс Люпин, едва справившись с эмоциями. — Ой, — воскликнула девушка, осознав, что пыталась насильно проникнуть в мысли Люпина, — прошу прощения. Римус кивнул, снова глубоко вздохнул и посмотрел на Фемиду спокойным взглядом своих светлых глаз. Казалось, что его недавняя нервозность исчезла, уступив место более лояльному отношению к ней. — Не стоит беспокоиться. Легилименция — это удивительный дар, который открывает множество возможностей. Я полагаю, что в будущем ты сможешь не только читать мысли, но и делать гораздо больше. Например, видеть чужие воспоминания и даже создавать вымышленные образы в сознании других людей… — мужчина, видимо, не хотел развивать эту тему, поэтому быстро добавил: — но я прошу тебя не использовать свой дар в плохих целях. Фемида тихо рассмеялась, на мгновение остановив взгляд на окне, за которым обычно сидела её ворона Диаваль. В последнее время Диаваль почти не появлялся, лишь изредка прилетая по вечерам. И девушка вдруг задумалась: защищает ли её эта птица даже в магическом мире? Последует ли она за ней в Хогвартс? Ей ещё только предстояло это выяснить, а пока она могла лишь дать ответ: — В этом мире мой дар принёс больше проблем, чем пользы. Я бы с радостью отказалась от него, если бы это было возможно, — Фемида говорила искренне, ведь ей действительно было трудно справляться с такой способностью. Эти голоса, которые всегда сопровождали её, словно невидимые спутники. Фемида никогда не была одна, не могла остаться наедине с собой. Казалось, она всегда слышала других людей: их заботы, проблемы, раздражение и злость. Это… угнетало. Люпин, кажется, понимал её и, покачав головой, произнёс: — Не волнуйся, профессор Снейп обязательно тебе поможет. Он опытный легилимент, хоть и не родился таким, как ты, но, я уверен, знает, как заглушать чужие мысли, — увидев интерес в глазах девушки, он с улыбкой добавил: — профессор Снейп — это профессор зельеварения и декан факультета Слизерин. Он, конечно, довольно своенравный человек, но, я думаю, к нему можно найти подход. Фемида, подняв бровь, уловила в тоне Римуса нотки неуверенности. Сможет ли он действительно помочь ей с возникшей проблемой? Похоже, ответ на этот вопрос она сможет получить только во время уроков с профессором. Отец, держа чашку чая двумя руками, с любопытством спросил: — А вы, мистер Люпин? Я думал, вы тоже профессор. Римус с лёгкой улыбкой на лице вдруг заговорил с нотками гордости, и его взгляд стал более… счастливым? — В этом году я буду преподавать. Меня приняли на должность профессора по защите от тёмных искусств. Как любил говорить наш преподаватель, это очень важный предмет в жизни каждого волшебника. Люпин на мгновение задержал взгляд на Фемиде, и она почувствовала его напряжение, но не стала пытаться прочитать его мысли. Тем временем его глаза обратились к её отцу, который внимательно слушал его слова. — Похоже, прежние преподаватели не смогли справиться с нагрузкой. Не знаю, насколько меня хватит. Римус с добродушной улыбкой на лице продолжал говорить дальше, но Фемида ощущала в каждом его слове фальшь. Она заметила, что «дурацкая считалочка о колпаках» почти постоянно прерывается, словно говоря о том, что Люпин знает больше, чем показывает. И в этом он не отличался от большинства взрослых. Однако Фемида всегда могла правильно оценивать ситуацию и вести себя осторожно, пока её юная душа не начинала бунтовать. Она не желала прерывать возникшие дружелюбные отношения с будущими преподавателями, осознавая, насколько одинокой будет чувствовать себя в стенах волшебного учреждения, ведь она опоздала с поступлением на целых три года. К тому же, она всё ещё хотела узнать больше о своих родителях: кто они и что с ними произошло. Как известно, сговорчивый взрослый более откровенен. Фемида была убеждена в этих истинах до последнего дня лета, когда они, в компании отца и Люпина, отправились к Олливандеру за волшебной палочкой. Она занимала почти самое первое место в списке, но по какой-то причине Римус решил взять её в последнюю очередь. И, кажется, Фемида вскоре поняла, почему. Всё было спокойно, когда она вошла в лавку вслед за взрослыми. Её окутали ароматы различных деревьев и трав, наполняя воздух волшебством. Люпин, едва войдя в лавку, сразу же обратился к старику, который стоял в стороне от прилавка и, очевидно, был занят своими делами. Фемида тоже собиралась поздороваться, когда пожилой мужчина обернулся к ним. Однако… Мысли старика при виде неё были настолько противоречивыми, что Кроусгроу почувствовала, как ее тело словно покачнулось под их тяжестью, как от сильного шквала ветра. Выражение лица старика соответствовало тому, о чем он думал в этот момент. «Она?» «Так похожа» «Кажется… всё кажется» «Похожа…» Фемида нахмурилась, чувствуя, как от чужих мыслей у неё начинает болеть голова. Именно поэтому в начальных классах ей было так сложно учиться: постоянный шум голосов, обрывки фраз, не всегда ясные мысли — всё это сопровождало её повсюду, сбивая с толку. Но мысли и не должны быть чёткими, как в книге, ведь человек — это живое и непредсказуемое существо, и не всегда понятно, что у него на уме. Фемида, с тех пор как начала изучать свой дар, научилась улавливать общий смысл из этого потока бессвязных мыслей. Сейчас она также осознала одно. Он узнал в ней кого-то, но кого именно? Это оставалось неясным. Из чужих мыслей было трудно понять что-либо конкретное, особенно когда Люпин, заметив, как Фемида с застывшим взглядом смотрит на удивлённого старика по имени Оливандер, чьи глаза были широко открыты, а рука прикрывала открытый рот, сразу же окликнул его, попросив выбрать волшебную палочку. Однако Кроусгроу уже не так сильно занимала та самая палочка, как та крошечная деталь, которую она обнаружил в мыслях Олливандера. Было очевидно, что она унаследовала черты своих предков. Её внешность всегда привлекала внимание окружающих, но не всегда в хорошем смысле. Пепельные волосы, словно туман, изредка отливающие серебром, серые глаза, в которых, казалось, совсем не текла жизнь — настолько спокойной была Фемида в детстве. Не то что теперь, когда одним вечером за несколько часов после выхода из дома она успела нажить себе столько неприятностей, что их хватит на несколько лет вперёд. Вот и сейчас девушка надеялась, что её уникальная внешность вызовет у магов идеи о том, на кого она может быть похожа. Фемида была готова жадно ловить каждое сравнение, в котором могли бы содержаться отголоски её корней. Однако мысли Олливандера были слишком заняты шоком, чтобы он мог осознать происходящее. К тому же Люпин, который непрерывно говорил о чём-то, вспоминая свои учебные годы, ещё больше сбивал старца с толку. При том, что у самого в голове крутилась дурацкая считалочка, которую он повторял и снова и снова. Фемида обиженно шмыгнула носом, уже и так понимая, что Люпин всеми силами старается не дать ей узнать о своих корнях. Но почему? Что в этом такого? Может быть, старец Дамблдор запретил ему это? Что за заговор тут происходит?! Отец же не обращал внимания на странности происходящего, с интересом рассматривая палочки, которые Олливандер любезно протягивал ей. Фемида, чей энтузиазм уже угас, видела в глазах старца проблески узнавания. Кого? Кого он в ней узнал? От неправильно выбранной палочки лопались цветочные горшки, а книжные полки слетали с петель. Вздрагивая от каждого взрыва и возвращая неправильную палочку, Кроусгроу с решимостью думала о том, что Олливандеру стоило бы создать ещё одно помещение для неудачных попыток использования палочек. Но, конечно, она не стала говорить это вслух. — Неужели так необходима волшебная палочка? — произнесла Фемида вслух, пока сам старец рассматривал недавно принесённые варианты, которые ей не подошли. Его грозный взгляд с осуждением скользнул по ней («Такая же высокомерная»? Что?!), но Римус, мягко похлопав её по плечу, ответил: — Волшебная палочка — это инструмент, который помогает тебе контролировать и направлять свои силы. С её помощью ты можешь более или менее уверенно колдовать, — увидев недоверчивый взгляд Кроусгроу, Люпин продолжил: — конечно, существует и невербальная магия, то есть колдовство без палочки. Но… это очень сложно, особенно когда твоя сила ещё не полностью подчинена тебе. Не у каждого есть талант к этому виду магии, и не каждый способен достичь в нём успеха, проявляя своё упорство. Фемида, услышав это, печально вздохнула, осознавая, что в мире магии, как и в обычном, есть свои ограничения. Эта мысль вызвала у неё лёгкий страх: а что, если для неё не найдётся подходящей палочки? Конечно, она не считает себя особенной, но всё же… Вдруг в лавке раздалось знакомое громкое карканье, заставившее всех вздрогнуть, словно этот звук предвещал что-то пугающе тяжёлое. Но, увидев возле открытой оконной рамы серо-чёрное оперение, Кроусгроу едва смогла сдержать радость. — Диаваль! Она подбежала к ворону, которой каким-то образом смог пробраться к ней. Фемида сильно сомневалась, что птица сможет следовать за ней даже в волшебный мир. Однако, по всей видимости, ворон действительно была каким-то фамильяром и, скорее всего, принадлежал к миру магии. Однако в этот раз его присутствие не вызывало у неё никакого недовольства. Лишь только радость. Однако Диаваль, похоже, не собирался задерживаться надолго. В его клюве девушка заметила странный бутон белых аккуратных цветов. Но стоило Фемиде протянуть руку, чтобы его взять, как он тут же выронил его. Птица быстро взлетела и снова скрылась в небесах. — Что это? — спросил Люпин, когда Фемида подняла бутон нежных белых цветов, аккуратно сложенных, словно произведение искусства. Она догадывалась, с какого дерева мог сорвать их Диаваль, но где же он сам достал их?.. — Это наш ворон, почти ручной. С самого детства он рядом с Мидой и оберегает её. Мы уже привыкли к его постоянному присутствию. Он как член семьи, — с улыбкой произнёс старший Кроусгроу, пока Олливандер медленно приближался к Фемиде, разглядывая сорванные с ветки цветки акации. Девушка почувствовала, как в голове старика мелькнула догадка, и он поспешил в глубь своей лавки. Фемида посмотрела ему вслед, совершенно не замечая мрачного взгляда Люпина, который появился после слов её отца. «Значит, она всё-таки…». Однако, стоило Фемиде обернуться, как Римус улыбнулся ей с теплотой, а в его мыслях по-прежнему крутилось одно и то же незамысловатое: «Раз колпак, два колпак — на тебе есть мантия…» Если кто-то ещё в Хогвартсе будет использовать эту считалочку, она обязательно даст этому человеку по голове. Фемида раздражённо вздохнула, когда возле прилавка вновь появился Олливандер. Счастливый и вдохновлённый, он нёс в руках ещё одну коробку с палочкой, которую открыл прямо на ходу. Небольшая, но изящная и светлая, эта палочка привлекала к себе все взгляды. Отец с надеждой и восторгом следил за воодушевлённым старцем, который торопливо начал говорить: — Совсем забыл об этом материале, у меня его совсем немного. Он редко кому достаётся, потому что бывает сложно с ним совладать, — с этими словами он протянул палочку Фемиде, и она осторожно взяла её. Внезапно её охватило странное головокружение, а палочка показалась намного тяжелее, чем виднелась в чужих руках, — благородное дерево, акация, прочная, в сердцевине сердечное жило дракона, что необычно для этих палочек. Мой эксперимент, — произнёс Олливандер с лёгкой смущённостью, — поэтому получилась такая небольшая, пять с половиной дюйма. Как она тебе? Чувствуешь что-нибудь? — обратился он к ней с лёгкой надеждой, словно искренне веря, что именно эта палочка станет её спутницей. Фемида так и не могла избавиться от странных ощущений, которые возникли у неё при соприкосновении с палочкой. Она была вынуждена согласиться на просьбу старца, который учтиво попросил её ещё раз взмахнуть волшебной палочкой. Девушка с опаской приняла просьбу, но… Впервые за последние полчаса не произошло никакого взрыва. Её аккуратный взмах лишь создал лёгкий ветерок, который пронёсся по лавке, подняв ворох бумаг, лежавших на столе бедного Олливандера. Позже им пришлось вместе собирать эти бумаги. Вскоре Фемида покинула лавку Олливандера в компании своего отца и Люпина. Она ощущала, как её новая волшебная палочка приятно согревает внутренний карман недавно купленной учебной мантии. В этот момент её охватило позабытое ненадолго чувство причастности к огромному миру чародеев и волшебников. Захваченная своими мыслями, девушка не заметила, каким тяжёлым взглядом провожает их владелец лавки. Он наблюдал за изящной фигурой Фемиды, которая шла между мужчинами, и в его памяти всплывали давно забытые образы двух девочек, когда-то пришедших к нему за волшебной палочкой. Гаррик помнил их серые глаза, так похожие на его собственные, но в то же время он знал женщину, которая наделила их таким уверенным взглядом, словно отлитым из свинца. — Мне, наверное, показалось, Кэтрин, — тихо произносит Олливандер, вглядываясь в угол своей лавки. Там он видит потускневший от времени портрет молодой девушки с нежной улыбкой и уверенным взглядом. В её руке, крепко сжатой, была волшебная палочка, как будто она всё ещё была полна решимости. Время от времени она как будто продолжает шептать что-то, в то время как старец бормочет что-то себе под нос, — их больше нет… И никого больше нет… А эта девочка… Она лишь похожа… Просто похожа

***

И вот настало время отправления. Первое сентября. Фемида никогда не думала, что этот день станет для неё особенным. Осознание того, что она станет ученицей таинственного Хогвартса (хотя пару раз ей так и хотелось назвать его «Шмогвартсом», но она сдерживалась в присутствии Люпина), заставляло её сердце биться в тревоге, а кончики пальцев неметь от волнения. Наверное, она боялась. Да, она боялась. Боялась выйти из своей зоны комфорта, когда столько лет жила в привычном окружении. Она боялась покинуть свой уютный дом. Боялась новых знакомств, ведь почти не общалась со сверстниками, погружённая в мир школьных знаний. Она всегда держалась особняком. Словно за непроницаемым барьером. Но этот барьер не был волшебным. Она была полна чужих предубеждений, и это отталкивало даже сильнее, чем любые заклинания, которые Фемида успела вычитать в книге по магии. Однако пришло время перемен. Настало время для нового начинания. Ранним утром, всё в том же составе, они отправились к железнодорожной станции. Там Римус указал на проход на платформу девять и три четверти, который был скрыт от глаз магглов. К счастью, в присутствии её родителя Люпин не использовал это слово, предпочитая говорить «для обычных людей». — Я, наверное, не смогу часто писать тебе письма, — с сожалением произнесла Фемида, когда они стояли у стены, ведущей на таинственную платформу. Джерри, мягко улыбаясь, понимал, что их проблема связана с финансами: в этом году они не смогли приобрести сову для отправки почты, — я постараюсь, но… — Не волнуйся, — утешил её Джерри, подводя к стене, — я постараюсь накопить денег на сову, чтобы ты могла купить её в следующем году. К тому же, возможно, тебе придётся много учиться, и будет не до писем. Однако в этот разговор вмешался Люпин. Он искренне сопереживал отцу Фемиды и предложил свою помощь в отправке писем через него. Кроусгроу, хоть и была немного раздражена тем, что её ситуация с родственниками оставалась в тайне, не могла не почувствовать к нему симпатию после этих слов. Всё же своего приёмного родителя она любила и ценила больше, чем своё прошлое, которое оставило после себя лишь вопросы без ответов. Фемида предполагала, что её отец последует за ней, но он тихо попрощался с ней у загадочной стены, через которую им с Люпином предстояло пройти. Джерри немного волновался, возможно, опасаясь, что не сможет преодолеть это препятствие, и явно не стремился проверять свои силы. Шутливо назвав отца «трусишкой» и тепло обнявшись с ним, Фемида и Римус шагнули через стену на платформу, где их уже ожидал поезд. Даже в этом месте царила атмосфера волшебства. Школьники, прибывшие раньше, спешили попрощаться с родными и занять свои места в поезде, который издалека казался бесконечным. Люпин сообщил, что они будут ехать на поезде целый день и прибудут в Хогвартс только вечером. Фемида, которая всегда путешествовала на машине, была ещё больше заинтригована происходящим. Провести целый день в поезде — это просто мечта, особенно когда слышишь тихое постукивание колёс и смотришь на проплывающие мимо пейзажи природы и, возможно, какие-то поселения. Однако, оказавшись впервые за несколько лет в окружении школьников, Фемида снова почувствовала, как на неё давит хаос мыслей, наполняющий головы учеников и их родителей. Это заставило её поморщиться. Заметив её состояние, Люпин осторожно положил ладонь на плечо девушки, словно поддерживая её и опасаясь, что она снова может потерять сознание, как это было в первый день, когда они оказались в заполненном Косом переулке. — Возможно, тебе стоит научиться медитировать? — предложил он, когда они подошли к вагонам, — если ты будешь показывать своё плохое самочувствие, у окружающих могут возникнуть вопросы. И, на мой взгляд, лучше не раскрывать твою врождённую легилименцию. Не думаю, что это будет полезно для тебя. Его слова звучали как непреложная истина. Разумеется, Кроусгроу не собиралась делиться своим секретом со всей школой. В детстве она столкнулась с неприятием и отчуждением, когда люди узнали, что она слышит чужие голоса. А в волшебном мире вряд ли будут рады, если среди них появится тот, кто может без труда проникнуть в их сознание. Фемида, конечно, не знала о судьбе людей, рождённых легилиментами, но интуитивно чувствовала, что в их жизни было мало ярких и счастливых моментов. Ведь обладание таким даром — знать все сокровенные мысли окружающих, включая тех, кого любишь, — это, несомненно, было тяжёлой ношей. Нет. О таком она болтать точно не станет. — Ох, Римус! — раздался старческий женский голос, который вывел Фемиду из задумчивости. Она с трудом справлялась с наплывом чужих, отрывочных мыслей, — как же я рада видеть тебя! К ним быстрым шагом приближалась пожилая женщина в весьма необычном наряде. Кроусгроу, приподняв бровь, с удивлением рассматривала её большую высокую шляпу с чучелом грифа, зелёное длинное платье и светлый палантин, накинутый поверх. Фемида впервые видела столь необычный и даже несколько карикатурный образ. Даже в мыслях Люпина она уловила долю смеха. За женщиной, деловито направлявшейся к ним, едва поспевал мальчишка, который с трудом успевал за своей шустрой родственницей. И это неудивительно, ведь он нес пару чемоданов, клетку с совой, а в одной руке, судя по всему, пытался удержать соскальзывающую жабу. Жаба? В качестве домашнего питомца? Интересный выбор. — Ох, Августа, здравствуйте! И тебе привет, Невилл, — с добродушной улыбкой произнес Люпин, словно прекрасно знал этих людей, которые подошли к ним. Темноволосый мальчик просто кивнул, не поднимая головы, поскольку был занят своими вещами. На его мантии тускло блестел криво пришитый значок со львом. — Как поживаете? — спросил Римус, получая удовлетворительный ответ от Августы, чьи мысли были быстры, как стрелы, и Кроусгроу не могла их уловить. Люпин бросил короткий взгляд на растерянную Фемиду, которая металась от желания уйти, и вскоре добавил: — кстати, Фемида, поздоровайся. Это семейство Лонгботтом. Фемида вздрогнула от резкого тона Люпина и, произнеся приветствие, пробормотала что-то невнятное. В это время в её сознании пульсировала до боли знакомая и уже когда-то услышанная фамилия этой семьи. Невилл Лонгботтом. Точно! Её же Поттер произносил! Так вот, значит, откуда она исходит. Фемида с прищуром серых глаз взглянула на юношу, который, держа в руках все свои вещи и жабу, тоже смотрел на неё. Кроусгроу, как и раньше, не могла понять, почему Гарри выбрал именно это имя для прикрытия. Слегка полноватый мальчик с круглым лицом, он смущённо прикрывал свои зубы. Непослушные, кудрявые тёмные волосы падали ему на лоб, скрывая карие глаза. Фемида не обращала на него особого внимания, уже отвернувшись, пока Августа интересовалась, не родственница ли она Люпину. Тот беззлобно ответил, что она дочь его знакомого маггла, в которой открылось волшебство. Увидев плотно сомкнутые губы старушки после этого, она явно составила о ней не самое лучшее мнение. «Сквиб». «Магглорожденная». «Как так возможно…».

«Она словно сверкающая ледяная скульптура… такая утончённая, но в то же время такая холодная».

Эти мысли были едва различимы на фоне других, которые она слышала, но, услышав их, Фемида ощутила, как её охватили необычные странные эмоции. Её никогда не сравнивали с чем-то прекрасным. Комплименты от отца были для неё обычным делом, но, как оказалось, в глазах окружающих она выглядела не лучше мыши. Стоит вспомнить хотя бы то, как Мардж назвала её глаза «дохлыми». Внезапно она почувствовала, как её охватывает тепло. Это было так неожиданно, что если бы Фемида услышала это от кого-то другого, то наверняка бы потеряла дар речи. Но даже сейчас она не могла не удивиться, взглянув на того, кто вызвал у неё такие мысли, — на Невилла Лонгботтома. Невилл, поймав её прямой взгляд, покраснел, как помидор, и стал жадно хватать ртом воздух. Казалось, этот откровенный взгляд девушки смутил его, и в его мыслях промелькнула паника. Но в этот момент на её голову опустилась рука Люпина, заставив девушку уронить взгляд вниз и сосредоточиться на своих ботинках. До этого он с пожилой Августой делился воспоминаниями о прошлом и о её сыне, который был старостой факультета, а затем и школы. Августа с сожалением отмечала, что Невиллу пока не хватает подобных талантов, чтобы пойти по стопам своего отца. И всё бы ничего, но, заметив странную переглядку между двумя подростками, Римус решил вмешаться. — Что ж, мы пока зайдем в вагон, ведь учеников становится всё больше. Не хотелось бы привлекать лишнее внимание, — с улыбкой сказал Люпин, заведя растерявшуюся Кроусгроу в вагон поезда, — удачи вам. Увидимся на занятиях, Невилл. Мальчик что-то невнятно ответил, а бабушка, повернувшись к нему, снова начала отчитывать и без того смущённого внука, который покраснел ещё сильнее. «Опять позорит…» Что? Это она так о своём внуке? Но за что? Вдали мелькали чужие мысли, пока Люпин, провожая её в первое попавшееся свободное купе, проговорил: — Если ты будешь смотреть на всех с таким выражением лица, то люди сразу поймут, что ты читаешь их мысли, — сказал он, закрывая дверь купе и усаживаясь возле окна. Фемида, положив свои вещи рядом, устроилась напротив своего будущего учителя. Кроусгроу, слегка покраснев, кивнула, осознавая, что рискует раскрыть свой секрет. Но это было так неожиданно и приятно, когда её впервые сравнили с чем-то прекрасным. Разве это могло не восхищать? Люпин, тяжело вздохнув, протянул ей одну из упаковок шоколадок, которые, кстати, он вчера с большим усердием выбирал в обычном магазине. Фемида, мысленно посчитав Люпина любителем сладостей, даже не попыталась понять, о чём он думал в тот момент. Он собрался поделиться с нею одной? Фемида уже собиралась открыть упаковку шоколадки, как вдруг услышала строгий голос: — Ещё рано, не смей. — В каком смысле рано? — спросила она, с досадой пряча предложенный шоколад в карман. Люпин же откинулся на спинку сиденья и накрылся плащом. — Узнаешь, когда придёт время. Но будем надеяться, что тебе не придётся её открывать, — ответил Римус, слегка прикрывая глаза и кутаясь в плащ, — лучше отдохни немного. В Хогвартсе тебя ждёт много нового. Фемида кивнула, соглашаясь с Римусом. Он был прав. В Хогвартсе её ждёт множество открытий, а пока она обладает лишь поверхностными знаниями, чувствуя себя не более чем новичком. Ей почти ничего не известно об этом месте, кроме того, что она успела прочесть в книгах. Но этого недостаточно! Разве может она стать настоящим волшебником, обладая такими скромными знаниями? А что, если преподаватели не оценят её усилий? Вдруг это всё окажется зря и она лишь напрасно потратила время? Фемида почувствовала, как её нервы снова начинают трепетать, словно оголённый провод без защиты. Она постаралась успокоиться, наблюдая, как Римус погружается в сон. Затем, не в силах больше терпеть, она открыла упаковку и откусила дольку шоколада, наслаждаясь его нежным молочным вкусом. Люпин, безусловно, знает толк в шоколаде. Хотя он и говорил, что ещё рано вскрывать упаковку шоколада. Но как можно устоять, когда кажется, что ещё немного — и тебя начнёт трясти от собственных переживаний? Несмотря на все свои старания казаться серьёзной и стойкой, Фемида всё ещё оставалась подростком, и это не могло не сказаться на её состоянии. Но после пары долек шоколада на душе у девушки словно стало легче. Волнения отступили, и теперь всё казалось не таким страшным и ужасным, как несколько минут назад. Это немного успокоило её. Фемида собиралась на время углубиться в учебник по Истории Хогвартса, который ей дал сам Люпин, как вдруг дверь купе резко распахнулась. Не успела она поднять голову, как была оглушена чужой мыслью, смешавшейся со звонким и знакомым голосом, который недоверчиво воскликнул: — Ты?! Ты здесь?! Фемида, глубоко вздохнув, склонила голову набок, наблюдая за знакомым взглядом зелёных глаз. Гарри Поттер. И это, как говорится, классика жанра. Случайных встреч избежать невозможно.