Corvus corax

Лето 1993 г., Англия, Литтл Уингинг

«Как же это всё надоело» «Жара» «Проклятье» Её крепко зажмуренные глаза, словно занавешенные плотной шторой, слегка приоткрылись. Девушка лениво оглядела местность вокруг, её тело медленно осознавало происходящее. Она словно находилась в старом автомобиле, где запах машинного масла был настолько сильным, что перебивал все остальные ароматы. «Надоело» «Сил нет» Веки снова затрепетали, тело, занемевшее от долгого сидения, покалывало, словно пытаясь намекнуть, что пора вставать, но девушка не спешила. Она не обращала внимания на шум в голове, устремив взгляд вперёд. Между креслами она заметила широкую спину мужчины, а рядом с ним — чуть более хрупкую и уязвимую женскую. Девушка улыбнулась. Долгая дорога утомила её, но осознание того, что путешествие близится к концу, придавало ей сил, особенно в те моменты, когда… «Наконец-то» — Эй, моя маленькая богиня, пришло время проснуться, — произнес мужской голос, не оборачиваясь. Он сидел на переднем сиденье, управляя машиной. И девушке, конечно, ничего не оставалось, как подняться с нагретого, пусть и совершенно неудобного сиденья. Она оказалась между двумя другими пассажирами — мужчиной и женщиной, с которыми заговорила с теплотой и дружелюбием. — Доброе утро, па, — произнесла она, целуя в щеку темноволосого мужчину, который усмехнулся в ответ на её ласку. Затем она взглянула на сидящую рядом женщину и нежно чмокнула её в висок, добавив, — доброе утро, Лиззи. «Мерзость» «Проклятая девчонка» Женщина с ярко-светлыми кудрями, которые забавно торчали в разные стороны, улыбнулась ей. Светлые глаза Лиззи блестели, когда она заговорила: — И тебе доброе утро, Мидди. Наконец-то мы почти на месте. Уже скоро будет Тисовая улица. Отдохнём в нашем новом доме, ты счастлива? — голос Лиззи был подобен звону колокольчиков, и это заставило девушку улыбнуться в ответ. «Всё это из-за тебя, мерзкая девчонка» — Я была счастлива и в старом доме, — произнесла она, глядя в окно на улицы, застроенные одинаковыми, как близнецы, зданиями, и на мгновение запнулась, — но… я буду счастлива с вами, где угодно, — с воодушевлением добавила девушка, заметив улыбку Лиззи, которая нежно потрепала её по щеке. «Сгинь уже поскорее… счастливая…» — Как твои голоса? Всё ещё шумят в голове? — с тревогой спросила женщина, глядя на девушку, которая тут же кивнула, — ох, бедняжка, и никакие лекарства тебе не помогают. Нам нужно что-то делать, да, Джерри, милый? — обратилась она к мужчине, пока девушка наблюдала, как её отец паркуется в их новом дворе, не обращая внимания на причитания Лиззи (или Лиз). Фемида Кроусгроу, полное имя которой Фемида Ирис Кроусгроу, вновь за свои четырнадцать лет переезжала из одного города графства Суррей в тихий и неприметный Литтл Уингинг. Нельзя сказать, что в их прежнем городе им было плохо, но отец семейства, Джерри Кроусгроу, увидел в этом свою возможность. Он хотел, как и в предыдущие несколько лет, оставить Фемиду на домашнем обучении. И не потому, что девушка не справлялась с учебной программой. А всё из-за того, что с раннего возраста, примерно с пяти лет, Фемида начала слышать голоса, которые казались ей странными и непонятными. Сначала они были похожи на голоса её воображаемых друзей, но с годами стали более отчётливыми и выразительными. В этих голосах не было никакого смысла или призыва к действию — лишь бесконечный поток слов и предложений, которые не имели к Фемиде никакого отношения. Обеспокоенный отец, на тот момент ещё не встретивший лучезарную Лиззи, сразу повёл её по врачам. Несмотря на то, что сам Джерри был частным психологом, но такого феномена, он не видел ещё никогда. Спустя какое-то время, Фемиде поставили диагноз шизофрения в лёгкой форме, несмотря на то, что сама младшая Кроусгроу не особо подходила под данную классификацию. На вопросы о её матери, отец всегда качал головой, отрицая какие-либо психологические заболевания. Ситуация была довольно странной, учитывая, что Фемида не испытывала сильной тоски по матери. Она умерла во время родов девушки, и в доме даже не было её фотографии. Джерри, отец Фемиды, с грустной улыбкой объяснял это тем, что их брак был неожиданным, и единственным связующим звеном в нём оказалась сама Фемида. И когда женщина умерла, Джерри понял, что вся ответственность теперь на нём. Фемида всегда переживала после, когда отец на её седьмой день рождения решил раскрыть эту тайну, что отец её просто терпит, потому что их брак с матерью был не по любви. Но Джерри раз за разом показывал Фемиде свою любовь, и даже когда в его жизни возникла Лиззи, он не отгородился от неё. А Фемида была безумно счастлива за отца, несмотря на то, что голоса в голове отчего-то приобрели негативную окраску. Лиззи была чудесной женщиной, или, как говорила матушка Агнесса, «хорошенькой». Фемида с отцом любили ходить на вечернюю службу к матушке Агнессе, и вскоре повстречавшаяся им Лиззи оказалась одним из самых приятных людей, которых они встречали. Лиззи была очень светлой, дружелюбной и доброжелательной. Она словно источала аромат цветов и ягод, и казалось, что к ней слетаются звери и птицы. Даже в самые трудные моменты Лиззи всегда улыбалась, и благодаря этому Фемида чувствовала, что обрела маму. Последние четыре года были очень счастливыми для девушки, несмотря на шум голосов, который сильно усиливался, стоило ей оказаться в толпе. А сейчас они, наконец, переехали в новый совместный дом. Первое, что сразу же порадовало Фемиду и Лиззи, — это то, что дом был двухэтажный. Он был небольшой и неприметный, как и многие другие в этом районе, но с двумя этажами. Мачеха девушки уже давно мечтала о расширении, готовясь сообщить Фемиде радостную новость о скором появлении брата или сестры. Однако пока что долгожданное событие не наступало. Фемида же верила, что всё обязательно получится, нужно только подождать. Войдя в дом, девушка обнаружила аккуратный гостевой зал, смежную с ним кухню и ещё одну пустую комнату, рядом с которой находилась лестница, ведущая на второй этаж. Фемида осторожно прошла внутрь и огляделась вокруг. Светлые обои бросались в глаза, а в воздухе витал аромат чего-то старинного и забытого, но… Юная Кроусгроу была полностью поглощена тем, что, кажется, это место станет для них настоящим домом, где они будут жить в радости и спокойствии. По крайней мере, она на это надеялась.

***

ЙЕ-ХЕ-ХЕ, ЙЕ-ХЕ-ХЕ…

КУ-КУ…

Тс-с… тише-тише. Тс-с.

А-а-а… А-а-а…

Фемида резко проснулась, в панике вскочив с постели. Её сердце бешено колотилось, а глаза пытались привыкнуть к темноте, чтобы разглядеть хоть что-то. Прохладный воздух, который обычно успокаивал и навевал глубокий сон, сейчас казался пугающим и вызывал неприятные мурашки по телу. Девушка с трудом перевела дух, стараясь мыслить логически. Голоса, которые весь день не давали ей покоя, отчего-то стихли, и тишина стала безмолвной, неприятной и отталкивающей. Удивительно, но ночью голоса её не беспокоили. Почти не беспокоили. Фемида вздохнула, с трудом разжав зубы и скорчив гримасу боли. Она знала, что это было — ночной кошмар, самый страшный, но при этом довольно частый гость в её ночных видениях. Фемида почти ничего не видела: всё казалось мутным и неясным, словно она смотрела сквозь грязную толщу воды. Однако странные звуки, которые она слышала во сне, заставляли её напрячься. Это был какой-то необычный сон, похожий на воспоминание, но не являвшийся им. Он пугал её тем, что она не могла понять, что в нём происходит. И не хотела понимать. Фемида встала с кровати. Мягкий ковёр под ногами нежно коснулся её пяток, заставляя расслабиться. Она подошла к окну и взглянула в висящее рядом зеркало. В его отражении она увидела, что из-под шёлкового ночного платья выглядывает длинный шрам на ключице, который слегка переходит на шею. Фемида быстро поправила воротничок. Этот шрам был старым и остался ещё с детства, когда, по рассказам отца, она упала откуда-то и чуть не сломала себе шею. Но всё закончилось лишь неприятным шрамом. Девушка выглянула в окно. Вокруг царила безмятежность, всё словно замерло в ожидании скорого наступления утра. Фемида вновь удивилась тому, насколько одинаковой и ничем не примечательной кажется эта улица. Она даже задумалась о том, как будет отличать их дом от множества других. Нужно будет как-то его выделить. Кроусгроу лениво зевнула, осознавая, как сильно скучает по уютным домам её старого района, по их разнообразию и неповторимому стилю. Её улица, где были как большие, так и маленькие дома, даже ночью оставалась шумной, и от этого голоса в её голове не затихали до глубокой ночи. Здесь же… «Авис… Это заклинание… заклинание… создание стайки канареек, да… » Фемида нахмурилась. В её голове раздался тихий и отдалённый голос, который заставил её напрячься. Она уже начала надеяться, что эта ночь принесёт ей долгожданную свободу от странных голосов, которые так часто мешали ей жить. Да, Фемида больше всего страдала не от отсутствия друзей и социальных контактов, а от постоянного шума голосов в голове. Особенно от таких странных и навязчивых, как этот. Фемида уже собиралась вернуться в постель, растеряв все положительные эмоции, которые у неё были, когда громкое карканье заставило её подпрыгнуть от испуга. Кроусгроу чуть не выругалась, прижав ладонь к груди. — Да что же это такое… — произнесла она, испытывая ужас. Сердце её билось всё громче с каждым ударом, словно колокол, звенящий в груди. Эта мелодия страха и ужаса была настолько сильной, что, казалось, заглушала все остальные звуки. Фемида обернулась и заметила на ветке дерева птицу, чей серо-чёрный окрас идеально сливался с ночной местностью. Птица расправила крылья, довольно щёлкнула клювом, словно приветствуя её, и её громкое карканье, казалось, охватило всю улицу Тисовую. Девушка почувствовала, как по её телу пробежала дрожь, а зубы сжались до скрежета, чтобы сдержать разбушевавшиеся эмоции. Но за всю ночь ей так и не удалось это сделать. Ведь это проклятие сопровождало её всю жизнь.

***

На следующий день её отец и мачеха уже были в курсе о возвращении ворона, который постоянно находился рядом с девушкой. Если Джерри открыто смеялся, говоря, что «еë защитник снова здесь», то Лиззи находила это пугающим. Появление этого ворона, который исчезал на целый месяц, пока они переезжали, не вызывало у Фемиды особого восторга. Это в детстве было забавно играть с ним, представляя, что он друг и всё понимает. Однако с возрастом его пристальное внимание и то, как он словно отслеживала каждый её шаг, стали вызывать беспокойство. Фемида словно ощущала на себе вороний взгляд, когда выходила из дома. Теперь же неприятное карканье сопровождало её повсюду. Её отец, считая это забавным совпадением, не понимал, как можно воспринимать это всерьёз. Сама же Фемида молила высшие силы сжалиться над ней и перестать подбрасывать ей на пути всякие странности. Особенно теперь, когда они наконец-то переехали в новый дом на улице Тисовой. Лето всё ещё было на пике своего величия, и это стало настоящим подарком для них. Они с радостью взялись за ремонт и с энтузиазмом преобразили каждую комнату, наполнив её новыми, яркими и королевскими красками. Лиззи всегда любила насыщенные цвета, и здесь она не жалела их, стремясь создать в доме атмосферу уюта. Фемида была в восторге от своего нового жилища и жизни в целом. Каждый вечер она с радостью проводила время с семьёй, которые принимали её такой, какая она есть, не обращая внимания на её странности. И даже отсутствие друзей-сверстников и постоянное карканье вороны за окном не могли омрачить её настроения. Даже соседи, которые могли показаться странными и необычными, на взгляд семьи Кроусгроу, были в целом приятными людьми. По крайней мере, Фемида не испытывала к ним особого раздражения, хотя обычно она не обращала внимания на окружающих, кроме тех, кто был ей дорог. Тем не менее, Кроусгроу всегда старалась соблюдать элементарные правила вежливости и неизменно получала положительные ответы. Арабелла Фигг же казалась Фемиде очаровательной и приветливой пожилой женщиной. Возможно, её симпатия к Арабелле была обусловлена слухами, которые ходили по Тисовой улице о том, что бедная женщина сошла с ума. Уже при первой встрече Фемида почувствовала что-то общее с Арабеллой и, когда та куда-то шла, могла остановиться рядом с ней, чтобы спросить о чём-то или предложить помощь. С другими соседями отношения тоже сложились совсем неплохо. Особенно плотный контакт был установлен из дома напротив, в котором жили Дурсли. Фемида, как и Лиззи, с любопытством рассматривали худосочную блондинку с утончёнными чертами лица. Её длинная шея, казалось, могла бы вытянуться ещё больше и достать до другого конца дома. Переведя взгляд на свою мачеху, Фемида отметила её пышные формы, ямочки на щеках и милую улыбку. Она не могла не признать, что Лиззи выглядела гораздо красивее этой женщины. Однако, когда Фемида увидела мужа миссис Дурсль, все вопросы о том, кто создал этот брак, сразу же отпали. Этот полноватый мужчина, который смотрел на новых соседей исподлобья, заставлял Фемиду постоянно отводить взгляд, особенно когда она слышала визги их сына Дадли. Фемида, сдерживая презрительное поджимание губ, познакомилась с ним. Его усмехающийся оскал вызывал у неё ощущение, что он замышляет что-то недоброе. Единственный, кто заставлял её слегка щуриться, присматриваясь в оконные рамы чужого дома… Это… был племянник семейки Дурслей. В первый же день, когда Дурсли увидели семью, вышедшую из дома напротив, они подошли к ним, чтобы познакомиться. Именно тогда Фемида заметила его — мальчика примерно тринадцати лет, который стоял у входа в дом. У него были чёрные, слегка вьющиеся волосы и ярко-зелёные глаза, с удивлением смотревшие на новых соседей. — Это ваш сын? — спросила Лиззи, с приветливой улыбкой глядя на мальчика, который замер у двери. Вернон, обернувшись и, по всей видимости, сделав грозное лицо, заставил юношу скрыться в доме. Затем он ответил: — Племянник. Его родители погибли… Давно… В автокатастрофе. Мы — единственные родственники, которые могли бы его приютить, — слова Вернона звучали громко и раскатисто, в то время как Фемида слышала их лишь тихо и отдалённо. «Заставили, как идиотов… Кормим лишний рот… А ответа никакого» Фемида приподняла бровь, никак не отреагировав на слова Вернона, пока её голоса в голове взялись за извечные оскорбления неизвестно кого. Петунья Дурсли, как выяснилось позднее, с интересом оглядывала отстранённую Фемиду, видимо, сравнивая её с Лиззи, вскоре проговорив: — Это ваша дочь? Такая ми… — Лиззи с лёгкой улыбкой, но достаточно резко оборвала миссис Дурсли: — О, нет, Мидди моя падчерица, — с ослепительной улыбкой произнесла Лиззи, нежно обнимая Фемиду за плечо. Её слова вызвали у той лёгкую улыбку. — Но я люблю её, как родного ребёнка. «Мерзкая проклятая девчонка… Придушила бы её». «Не родная? Явно никакой любви». «И выглядит такой же странной, как наш чудак». Фемида игнорировала чужие голоса. Игнорировала, делая вид, что странная шизофрения и вовсе не преследует её. Даже несмотря на то, что говорила она с ней сейчас голосами Лиззи и новыми соседями Дурслями.

***

В целом, Фемида быстро привыкла к своей новой жизни. Её привычный ночной кошмар, который раньше беспокоил её раз в несколько ночей, пока больше не появлялся. Также она перестала бояться темно-серого ворона по кличке Диаваль, который тот получил давным-давно. Однако её внимание привлекли Дурсли. Они смотрели на неё с каким-то странным выражением, будто ожидали от неё неприятностей. Девушка игнорировала постоянно что-то кричащего Дадли, что вечно бросал ей вслед какие-то слова о том, что она чудачка. Фемида просто не понимала его слов и не считала себя чудачкой как таковой, хоть и болела шизофренией. Она ведь не нападала ни на кого, не слушала голоса и просто игнорировала их существование. Однако они, казалось, были в бешенстве, и Фемиду постоянно окружали крики о чудачке (вероятно, они повторяли слова Дадли), а также о том, как они хотят избавиться от какой-то девчонки. Фемида предполагала, что речь идёт о ней, но за последние четыре года она привыкла к этим угрожающим голосам, которые возникали из ниоткуда. Поэтому Фемида не считала себя чудачкой. Странной, да, вполне. А кто не был странным? Взять того же племянника Дурслей. Явственно худой, слегка грязный от вечной работы, которой его загружали Дурсли, он всегда что-то бормотал неясное. Фемида из интереса пыталась завязать с ним разговор, но Гарри (как выяснилось позднее) не очень-то и шёл на контакт. Он отвечал, но говорил односложными предложениями, не особо пытаясь завязать дружескую беседу. Гарри говорил с ней, но мыслями, как будто, был где-то далеко. Фемида сразу всё поняла и больше не пыталась с ним заговорить. Она не относилась к тому типу людей, которые легко заводят друзей, да и не стремилась к этому. Единственное, что ей нравилось в Гарри, это то, что, несмотря на все свои странности, он вёл себя с ней гораздо вежливее и не задевал её так, как Дадли или его родители. — Этот негодник учится в школе имени святого Брутуса, — заговорил как-то Вернон, увидев, что Фемида, возвращавшаяся с продуктами, остановилась возле Гарри с целью поздороваться, — лучше тебе быть по-аккуратнее, милочка. От его «милочки» Фемиду чуть не вывернуло, а Гарри весь сморщился, но Лиззи отчего-то оценила шутку, проговорив, что, возможно, дядя знает своего племянника гораздо лучше них и потому заботится о новых соседях. Девушке же порой казалось, что Вернон и Петунья просто отыгрываются на своём племяннике за что-то. Возможно, за то, что он гораздо симпатичнее их сына? Фемида видела эти свирепые, враждебные взгляды, направленные на Гарри, словно он исчадие ада какое-то, а не тринадцатилетний парень, каким был и их сын. — А ты где учишься? — спросила её как-то Петунья, до этого с гордостью рассказав, что их сын Дадли учится в частной школе Смелтингс. Это название не говорило Фемиде ничего, но она честно ответила: — Ни в какой. — Как это? — миссис Дурсль часто-часто захлопала серо-зелёными глазами, словно пытаясь восстановить реальность происходящего. — Ты вообще не учишься? — Почему это не учусь? Учусь. Я на домашнем обучении просто, — отозвалась девушка, пока шум в голове ещё больше кричал «чудачка», «как это странно», «она больная?», — у меня есть некоторые проблемы, по которым мне разрешено обучаться дома. И знаете, я совсем не отстаю от учебной программы. — Ох, ну это хорошо, — произнесла Петунья с благодушным видом, но в её глазах светился совсем недобрый огонь. С этого момента, женщина не позволяла Фемиде пересекаться с её сыном Дадли, явно оберегая мальчика от странной соседки. Фемида же с удовольствием смогла дышать свободнее, обрадовавшись, что теперь никто не кричит ей вслед. «Нужно было раньше об этом сказать», — подумала Фемида, глядя на уставшего и бледного Гарри, который работал в саду. Лёгкое чувство жалости охватило её, сжало сердце и подступило к горлу. Она искренне порадовалась, что у неё не было такого опыта, как у Гарри, и что она жила в другом месте, с другими людьми. Но, видимо, её радость была слишком велика, и в этой бочке мёда нашлась своя ложка дёгтя.

***

Это был один из тех вечеров, которые Фемида проводила за учебниками. В отсутствие друзей новые знания стали для неё лучшим развлечением. Она любила подчёркивать важные моменты, узнавать что-то новое и делать записи о своих открытиях. По крайней мере, это помогало ей чувствовать себя умнее тех, кто не сталкивался с постоянным шумом голосов в голове, как это было с ней. Но в этот вечер девушка упорно не замечала то, о чем болтают ей голоса, сосредоточившись на решении уравнения. Она слегка щурилась, нервно покусывая кончик ручки. Сегодня Фемида много помогала по дому и чувствовала себя слишком уставшей, чтобы нормально соображать. Она нервничала из-за того, что не могла быстро решить задачу. Хотя Фемида привыкла оставаться в тени, для себя она старалась быть лучшей. Она понимала, что может делать больше и лучше, пусть даже никто этого не замечает. Как… «Добавлю ещё немного ей. Может, наконец, не проснётся» Фемида застыла в изумлении. Голос, звучавший в её голове, был чётким и напоминал голос Лиззи, но при этом казался сухим, скрипучим и неприятным. Однако не это её поразило. Никогда прежде голоса не призывали к каким-либо действиям. Возможно, она просто не обращала на это внимания, но сейчас Фемида осознала, насколько это необычно. «Так, где на этой кухне, я его положила? Ага, внизу, под крайним ящиком в углу. Отлично. Как же надоело ждать… Отравлю и дело с концом, и меня даже никто не заподозрит. Она ведь сумасшедшая». Фемида нахмурилась. Ей это вообще не нравилось. Слишком подробно. Чересчур. Девушка встала. Она аккуратно вышла из комнаты, спустившись вниз, скользя по лестнице так тихо, насколько это было возможно. Сердце её стучало от непонятного чувства тревоги. Неужели она впервые реагирует на голос? Неужели её шизофрения прогрессирует? Фемида сжала зубы и решила просто посмотреть, что будет делать Лиззи, как услышала грохот посуды. Она на кухне. Фемида почувствовала, как её сердце пропустило удар, а ноги стали ватными. Вероятно, это было лишь совпадением, не более того. Она прошла на кухню, где Лиззи замешивала что-то в большой чашке. Услышав тихие шаги, Лиззи обернулась и с ласковой улыбкой произнесла: — Прости, малышка, ужин ещё не готов. Ох… — её взгляд изменился, став более испуганным, — Мидди, милая, ты вся бледная. Что-то случилось? Приступ? Фемида поспешно покачала головой, осознав, что её охватила лёгкая дрожь, вызванная голосами в голове. Однако она не хотела пугать мачеху. — Нет, всё хорошо, Лиззи. Просто у меня немного болит голова. Есть ли у нас лекарства? — спросила Фемида, украдкой взглянув на крайний ящик в углу, где хранилась мусорка. Нехорошее предчувствие шевельнулось у неё в груди, пока Лиззи, засуетившись, искала для неё лекарство. Что это? Обман, иллюзия или… реальная угроза? И от кого? От Лиззи, которая в ней души не чает? Бред. Самый настоящий бред. Лиззи протянула ей таблетку, и Фемида, не поморщившись, проглотила её. Запивая, она ощутила лёгкую горечь на языке. Уже собираясь развернуться и уйти, чувствуя вину за то, что поддалась на уговоры голосов, она вдруг уловила тонкий аромат чего-то пряного. Обернувшись к Лиззи, она встретилась с её взглядом, и та, мягко улыбнувшись, произнесла: — Я поставила штрудель для тебя, милая, — ответила она, проговорив, — даже несмотря на то, что мы с твоим отцом, не особо его едим из-за его аллергии и моей полноты, но я знаю, что ты его просто обожаешь. Верно, малышка? Фемида кивнула, стараясь унять дрожь в пальцах. Она уже успела успокоиться, увидев, что ужин будет общим для всех. Ведь Лиззи, которая несколько минут назад высказывала опасения своим поведением, не стала бы добавлять в еду что-то опасное. Но как же теперь этот штрудель, который мачеха приготовила для неё? Лиззи часто пекла, как для отца, так и для Фемиды. Но чтобы вот так, без повода? В последний раз она готовила что-то подобное только на их новоселье. Почему она это сделала сейчас? Почему? Хотя, конечно, никаких доказательств о том, что Лиззи могла вылить отраву в пирог, не было. Учитывая, что шизофрения, как болезнь, была способна на многое. Даже обмануть сознание человека. Фемида старалась не думать о плохом, но почему-то в этот раз ей отчаянно хотелось заглянуть под дно нижнего углового ящика. Она не знала, как отвлечь Лиззи и заставить её выйти из комнаты. — С тобой всё в порядке? — нежно спросила мачеха, оглядывая её, — ты выглядишь потерянной. Может, что-то случилось? Ты можешь мне всё рассказать, ты ведь знаешь «Расскажи что-нибудь перед тем, как ты отправишься на тот свет». Фемида вздрогнула. Ей это совсем не нравилось. Она уже привыкла к голосам, которые угрожали ей смертью, но сейчас это было настолько очевидно и сильно, что ей захотелось убежать с кухни и спрятаться где-нибудь в комнате от множества вопросов, которые возникали в голове. — Да нет… Всё в порядке, просто устала, голова болит, — пробормотала Фемида что-то, дабы не вызывать подозрения у мачехи, — может… Помочь? — Ну что ты, малышка, не стоит беспокоиться, — Лиззи одарила её яркой улыбкой, но Фемида почему-то не смогла ответить тем же, — отдохни, я всё сделаю сама. Лиззи уже собиралась вернуться к приготовлению ужина, а Фемида — снова попытаться отвлечь мачеху, чтобы посмотреть, что находится под ящиком, как вдруг… Послышался треск телевизора, и в это же время раздался громкий стук по стеклу. Это был тот самый темно-серый ворон, который уже стучал по стеклу на кухне. Он стучал очень настойчиво и энергично, словно пытаясь привлечь внимание к тому, что происходило в гостиной. «Диаваль!» — радостно воскликнула про себя девушка, отметив, как вздрогнула Лиззи, услышав вновь. «Проклятая птица! Что за чертовщина тут происходит?!». Фемида вновь ощутила, как её сердце забилось быстрее, когда Лиззи, обернувшись к ней, произнесла: — Присмотри за пирогом, я сейчас вернусь, — сказала женщина, отставляя чашку в сторону и направляясь в зал. Фемида, лишь слегка кивнув, проследила за тем, как полная фигура Лиззи исчезает в гостиной. Ворон, сидя за окном, смотрел на неё так, словно спрашивала: «Чего же ты ждёшь?» Его чёрные глаза, казалось, светились озорным весельем. Однако Фемиде было не до смеха. Она быстро подбежала к самому дальнему угловому ящику на кухне, опустилась на колени и, засунув руку в пространство между ящиком и полом, неожиданно что-то нащупала. Сердце снова пропустило стук. Фемида, с трудом сдерживая нервозность, дрожащими и влажными пальцами достала небольшой бутылёк. Он был тёмным и загадочным, и его содержимое не вызывало у неё никаких ассоциаций. Может быть, это мусор, оставшийся от прежних владельцев? Девушка осторожно открыла бутылёк, постоянно поглядывая назад, чтобы не пропустить возвращение Лиззи. Она слегка встряхнула его, и по стенкам разлилась жидкость. Фемида осторожно вдохнула его, опасаясь, что может потерять сознание. Но… ничего не произошло. Эта странная жидкость не имела ни запаха, ни каких-либо других необычных признаков. Возможно ли…? Стук ворона в окно гостиной заставил Лиззи выругаться. Она бросилась к окну, чтобы прогнать пугающую птицу. В это время Фемида, услышав шум, внезапно поняла, что делать. Она открыла духовку, в которой пекся пирог, и осторожно просунула руку с бутылочкой внутрь. Не углубляясь слишком сильно, она почувствовала, как неприятно нагревается рука. Вскоре девушка убрала её, услышав, как Лиззи ругается на ворону, которая продолжала стучать в окна. Однако этих драгоценных минут было достаточно, чтобы Фемида успела вытащить руку с бутылочкой и закрыть духовку. Она уже знала, что не будет есть пирог, и снова принюхалась к бутылочке. И тут, уловив едва заметный аромат чеснока, она почувствовала, как её сердце замерло от страха. Фемида, словно в трансе, закрыла бутылочку и убрала её на место, не замечая, как Лиззи, отряхивая руки, вошла в комнату. — Ох, прости, что задержалась. Я так и не поняла, что с телевизором, нужно будет показать его Джерри. А ещё эта ворона чуть не разбила стекло! — с улыбкой произнесла Лиззи, в то время как Фемида ощущала глубокую печаль. А в голове тем временем шептало. «Как всё не вовремя. Но ничего, совсем немного осталось потерпеть. Терпи, терпи». — Эй, с тобой всё в порядке? — вновь спросила Лиззи, пристально глядя на неё, а юная Кроусгроу почувствовала, что хочет убежать от этого внимательного взгляда, словно спасая свою жизнь. — Да, наверное, ты права, я, пожалуй, пойду и… Отдохну. Лиззи мягко улыбнулась, соглашаясь с ней. Фемида едва выдавила из себя улыбку, слыша в голове… «Наконец-то ушла. Какая она всё же странная. И эта ворона… Надоело». Фемида осторожно обернулась и взглянула на спину Лиззи, которая снова готовила ужин для их семьи. Она заметила, как женщина поджимает полные губы, погруженная в размышления. И, кажется, Фемида теперь понимала, о чём она думает. Знала об этом все эти четыре года. Потому что в той бутылочке, что стоял под угловым ящиком, был мышьяк.