Щенки

Инуяша пробирался к нему сквозь белые лилии, качающиеся на ветру. Цветы были ростом с ханьо, но его ушки всё равно торчали поверх бутонов. Из леса доносилось посвистывание птиц, а из деревни — квохтанье кур. Припекало солнце. — Что ты делаешь, братец? — Инуяша сел рядом, любопытно глядя на оружие в руках Сэссёмару. Пахло супом — видимо, ханьо снова поел (пятый раз на дню). — Это нагината Кайгара. Мы искали её. — А-а-а! — протянул Инуяша, приглядываясь, но уже без особого интереса. — Обычная какая-то… — Не всё такое, каким кажется, Инуяша. — Пошли лучше купаться, а, братец? Смотри, как озеро блестит! Оно выглядит тёплым — и точно тёплое! Хе! Сэссёмару хотел отказаться, но передумал. План был готов и был идеален — не стоило колебаться. — М.

***

Инуяша плавал, как собачка, потом бултыхался, пытаясь ловить рыбу, затем нырял и отряхивался, попадая брызгами на брата, сидящего на берегу. Было видно, что мальчишке хорошо, и это было странно — никто бы не принял Сэссёмару в позорном образе. Даже мать наверняка не пустила бы его на порог, а Инуяше было всё равно. Мальчишка был рядом, будто ничего не произошло, спал на Сэссёмару, давал гладить уши, ходил, прилипнув… Ничего, совсем ничего не изменилось! Ханьо вылез из озера, только когда посинел, и с хулиганистым лицом приложил мокрые ладошки к предплечью брата. Сэссёмару, разогретый на солнце, вздрогнул. — Что ты делаешь? — Замораживаю тебя, хе-хе! Сэссёмару хмуро прищемил складочку на детском животе, Инуяша взвизгнул, засмеялся, а потом плюхнулся сверху — старший брат откинулся на траву от неожиданности. — Хе-хе-хе! Голый и весёлый, путающийся в своих волосах и бякающий, с подрагивающими ушами, ханьо был воплощением беззаботности. Сэссёмару настолько размяк, что ничего не сказал. Не воспротивился. Не отругал. Напротив, он обхватил лицо Инуяши и притянул к себе: лбом ко лбу (полумесяцем к полумесяцу). Мальчишка густо пах речной водой. Он довольно кхекнул и тоже закрыл глаза… а затем вдруг опрокинулся назад и забросил на Сэссёмару ножки, вымазанные в песке и траве. — Хе-хе, я испачкал тебя, братец!.. Они лежали так, греясь на солнце, тихо и долго. Сэссёмару иногда опускал руку, прикрывая ей горячий лоб Инуяши и его горячие ушки. Ханьо не шевелился — его очень быстро разморило, и он, недолго думая, уснул. Маленькие ноздри сужались и расширялись, пузо ходило вверх-вниз, дёргались ушки. Сэссёмару, щурясь, смотрел на небо. Ни облачка. Ни намёка на то, что завтра будет гроза.

***

Вскоре старший брат поднялся, аккуратно взял Инуяшу на руки, чтобы не разбудить, подхватил с песка его одежду и нагинату. — Пора, — вечером сказал он старухе. — Время пришло.