Щенки

Луч солнца упал через оконце. Инуяша сидел, повернув к нему лицо, подняв носик и зажмурившись, — видимо, ему очень надоело быть дома, но от брата он так и не отходил. — Иди погуляй. — Ага… — Давай в деревню сходим — надо купить кое-что, — подхватила бабка. — Я не пойду. Сэссёмару слабо поднял руку, схватив мальчишку за ухо. — Принеси мне данго. — Данго, братец? — оживился Инуяша, широко распахнув глаза и наклонившись над Сэссёмару. Ему явно понравилось это задание. — М.

***

Инуяша не съел ни единого кругляшка — как только они вошли в дом, ханьо тут же подбежал к Сэссёмару и плюхнулся возле его головы. — Держи, братец! Сэссёмару тяжело приоткрыл глаза. Выглядел он уже лучше, но всё ещё много спал, мучаясь от слабости и боли. Инуяша снял с палочки один шарик данго и бесцеремонно впихнул его в рот старшего брата. Тот поморщился, но прожевал пирожное. Медленно, снова закрыв глаза. — Ну как? Ещё будешь? — Нет. Можешь доесть. Уши Инуяши тут же поникли. Он сел на пяточки, внимательно осматривая данго, затем снова глянул на брата, который тяжело дышал, видимо, пытаясь уснуть. На лбу у него блестели тяжёлые капли пота. Инуяша откусил пирожное без удовольствия, хотя всю дорогу едва держался, чтобы не съесть его. Наконец, в дом вошла бабка — она не поспевала за Инуяшей. — Не беспокой его, дурачьё. — Ладно… Но мальчишку невозможно было оторвать от Сэссёмару. Что бы Инуяша ни делал, он возвращался к брату каждые пять минут.

***

Сэссёмару снова резко проснулся, но на этот раз тёплая ручка Инуяши лежала поверх его лба. Солнце косо падало на татами сквозь окно под потолком, было слышно, как по-утреннему заливаются птицы: вот прошла и ещё одна ночь. Мальчишка сидел рядом, и его глаза казались чересчур обеспокоенными, взрослыми. — Тебе снился кошмар, братец, — сказал он уверенно, а потом отжал тряпку в бамбуковый таз. — Я знаю, отото. — Не бойся. Со мной тебе ничего не страшно! Инуяша был в этом уверен, и его уверенность, как и само желание защитить брата, растапливало сердце. Сэссёмару вскинул на него уставший, но ласковый взгляд. Помолчал немного, прежде чем сказать: — Дурак. Инуяша кхекнул, нежно прищурившись, затем снова положил на лоб брата прохладную тряпку. — Бабка ушла за травами. Она посмотрела рану и сказала, что тебе уже лучше. — Мне лучше, — успокоил его Сэссёмару, закрывая глаза. Дайёкай не врал: он уже привык к боли в этом теле, и тошнота подкатывала гораздо реже. Тем не менее, сил у него хватало только на редкие движения: посмотреть в окно — как шевелятся густо-зелёные листья гинко, сделать глоток воды, которую поднёс Инуяша, пошевелить затёкшими ногами. Сэссёмару не хотел понимать людей, но теперь ему приходилось это делать. Через некоторое время мальчишка унёсся на улицу и прибежал обратно с цветами, принеся на себе запах свежего утра. Молча сунул букет в руку Сэссёмару, затем, передумав, положил его на грудь. — Я ещё не умер, Инуяша. — Я собрал их для тебя, братец! И потом ханьо таскал ему ещё всякие мелочи — ягоды, камешки, пуговицы. Он раскладывал их вокруг брата, как вокруг алтаря. Когда вернулась бабка, она на мгновение застыла на пороге: Сэссёмару был похож на спящего бога, которому делали подношения. Тем не менее, дайёкай не спал — первым делом он спросил у мико: — Сколько у людей заживает такая рана? Старуха, кряхтя, сняла котомку с плеч у очага. — Думаю, через месяц всё зарастёт… — неуверенно заключила она. — А встать сможешь через несколько дней, не раньше. Услышав это, Сэссёмару нахмурился, однако ничего не сказал. Инуяша тем временем отвлёкся от своей игры и бросился с интересом разбирать котомку, которую бабка принесла из леса. — Расскажешь, что это такое, дурачьё? — спросила мико, с любовью пригладив вихор на голове Инуяши. Ханьо плюхнулся на попу и принялся перебирать травы, любопытно навострив уши. — Подорожник, софора… а это я не знаю, бабка. — Тимьян. — Учишь его? — послышалось из угла: Сэссёмару даже не повернул голову и не открыл глаз. — Конечно. Вдруг тебя не станет, и меня тоже… — Братец не может умереть! — вставил Инуяша с жаром. — Он так слаб, потому что так мал. Когда Инуяша подрастёт, демоническая кровь сделает его намного крепче людей. — Но ты никогда не знаешь, где найдёшь свой конец, верно? — Кхе! Старуха принялась связывать травы в пучки. Ханьо тем временем зарылся в котомку глубже, чихнул, и на ухе у него повис одуванчик. Старший брат больше ничего не сказал — в глубине души он знал, что мико права. Его чёрные волосы были зализаны, слиплись от пота, на губах образовались корки. Выглядел он совсем не так, как положено дайёкаям. И теперь не мог обещать, что Инуяша не останется один.