Щенки

— Пахнет людьми — ты уверен, что нам туда, братец? Уши Инуяши любопытно стояли стоймя. Сэссёмару предпочитал не отвечать на его глупые вопросы… даже если они не были такими уж глупыми. — Ты же не хочешь их убивать, да? — обеспокоено спросил Инуяша, топая следом, стараясь не наступать на мех брата. — Ты ведь не такой, правда? Ты не убиваешь просто так. — Ты не знаешь меня, — предупредил Сэссёмару колко. Инуяша, почувствовав выплеск ёки, смолк. Он ещё ни разу не видел брата в демонической форме, но чувствовал, что тот опасен. Это, правда, не повлияло на его молчаливое беспокойство, постепенно перерастающее в страх — чем ближе они подходили к деревне, тем больше воздух вокруг Сэссёмару напитывался кислотой. Запах страха похож на запах металла — Сэссёмару прекрасно это знал. — Прекрати, — приказал он, не оборачиваясь. — Я не трону их. Сзади послышался облегчённый выдох. Сэссёмару и вправду не хотел убивать людей: было ниже его достоинства — обращать внимание на такую мелочь. Его цель — в другом. — Ками-сама, демон! — Демон! Люди бросились врассыпную, едва увидев, как Сэссёмару вышел из леса. Предсказуемо. Не поведя даже бровью, Сэссёмару прошагал по заснеженным грядкам, а затем вошёл в деревню. Инуяша схватился за его мех сразу, как только местные выбежали из домов, держа перед собой неуклюжие мечи. — Что тебе нужно, чёртов демон? — Уходи прочь! Сэссёмару занёс руку — опасно блеснули когти. Взмах — из какого-то крестьянина брызнула кровь, но дайёкай не дал ему осесть на землю: схватил за шиворот и поднял над головой. Инуяша тем временем вцепился в его одежду: — Нет, ты же обещал, братец! Если бы не острый слух Сэссёмару, он бы не расслышал его среди криков крестьян. — Отведите меня к вашей жрице, — поморщившись, демон отбросил мужчину в сторону. Тот отделался лишь вспоротой рукой. — Тогда вы все останетесь в живых.

***

Старуха наконец заметила Инуяшу, любопытно выглядывавшего из-за мокомоко Сэссёмару. — Ками-сама, это что, полукровка? — вырвалось у жрицы невольно. — Да, и что с того? — огрызнулся Инуяша, насупившись и тут же прижав уши к голове, словно пытаясь их спрятать. — Ничего, малыш. Просто ни разу не видела ханьо, хотя давно живу на свете. Так что тебе нужно, демон? Судя по всему, ты не тот, кто обращается к людям… и не тот низкородный ёкай, что нападает на них. Сэссёмару слегка ухмыльнулся: — Тебе не стоит задабривать меня, старуха. Я сказал, что никого не убью, если ты поможешь мне — я держу слово. — Да, старуха, мой брат не обманщик! Сэссёмару всё же схватил Инуяшу за ухо и задвинул обратно. Тот, громко ойкнув, насупился, однако не посмел перечить. Старуха поняла. Это было видно по её подобревшему взгляду. Она поднялась, скрипнув коленями, и приглашающе махнула к очагу. — Братья, говоришь… ну что ж, значит, хочешь, чтобы я лекарства тебе дала для мальчика. — Нет, знания, — отрезал Сэссёмару. — Мне не нужны твои готовые зелья — расскажи, как их делать, старуха, и для чего они нужны. Даже не видя Инуяшу, Сэссёмару почувствовал, как тот запрокинул голову и уставился на него. Пускай и полудемон, но не такой уж глупый. Щенок, но всё же соображает кое-что. И пусть. — Ну, садитесь тогда. Разговор будет долгим… и непростым.

***

Инуяша клевал носом. Он уже давно выполз из-за спины Сэссёмару поближе к очагу, и если вначале внимательно слушал рецепты, озвучиваемые старухой, то потом сдался — он не обладал демонической памятью, позволявшей ухватить всё с первого раза. Когда солнце закатилось, уши мальчишки привычно поникли, как поникают головки цветов, засыпая, а глаза его начали слипаться. К тому же, старуха накормила ханьо горячим бульоном, какого Инуяша не ел с тех самых пор, как покинул людей, — это было гораздо вкуснее, чем полусырое мясо или пережаренная на костре рыба (Сэссёмару, конечно, не готовил, и Инуяша неуклюже познавал всё сам). Наконец, мальчик сдался и уснул, подложив под голову мокомоко. Так Инуяша контролировал, что брат не оставит его одного. — Я не нуждаюсь в комментариях, — предупредил Сэссёмару, заметив косой взгляд жрицы. — Продолжай — ты ещё не всё объяснила. Но бабка расслабилась — она уже не верила, что демон может кого-то убить. Как и Инуяша, она пребывала в иллюзии, будто Сэссёмару не любит пускать кровь. — Я всего-то хотела сказать, что непросто ему будет в этой жизни. Полудемонов нигде не любят, но это ты, наверное, и без меня знаешь. — Молчи, старуха. — Да ты и сам ещё юн. Жалко вас. А дети — везде дети: и у нас, и у вас. В неярком свете очага блеснули когти, но прежде, чем Сэссёмару вцепился ими жрице в горло, она протянула ему пучок какой-то травы. — Это софора. Если сделать из неё настойку… Когти неприятно втянулись обратно. Чёрт с ней. Слишком низко это — мараться о человеческую женщину. Жаль, отец этого не знал. Та ночь была звёздной и напряжённо-тихой — для местных, сидящих с мечами в кустах, но не для Инуяши. Он спал крепко и даже сладко, лишь изредка просыпаясь, долго не слыша голос брата. Тогда он одним глазком проверял, где Сэссёмару и где старуха, скользил взглядом по пару, поднимающемуся над котлом, затем — снова смотрел на ночное небо, повисшее, как картина, за окном. И его уносило в дальние дали, пахшие душицей, как мамины волосы, её кимоно… и перламутровые когти старшего брата. В ту ночь даже беспокойные уши Инуяши опустились к голове и затихли. Ведь щенок понял: всё это Сэссёмару делает из-за него. И для.